КОЛОБОК (Глава 11)

Автор: Максат Манасов
Тот значимый для меня день дискуссии с Бариновым и Пантелеевичем канул в прошлое, также как и застольный разговор с братьями Дагаевыми вечером того же дня. Но экстракт всего этого остался в моём сознании, как слоёный пирог разных точек зрения по многим вопросам, главным из которых был всё же момент моей принадлежности к магометанской вере. И к осмыслению этих двух бесед я периодически обращался в повседневной жизни, чтобы находить подтверждения или же напротив опровергать мысли, высказанные моими собеседниками.
Переосмысление целого ряда событий прошлого и того нового, что появлялось в моей жизни, сделало меня более задумчивым и несколько закрытым. У меня появилось неколебимое желание иметь больше, чем я обладал. Не ограничивая себя лишь материальным планом, без лишнего пафоса я принялся искать развития и в духовном плане, тем более что для этого созрели необходимые внутренние и внешние предпосылки.
Вспоминая и анализируя события не только своего прошлого и настоящего, но и своих земляков и Родины в целом, ничего утешительного в их положении я пока по-прежнему не находил. После «тюльпановой» революции 2005 года в Киргизии практически ничего не изменилось, поменялись лишь имена первых лиц государства и их родственников, прекрасно болтающих о прекрасном будущем. Приукрашивая действительное положение дел и людей, они закрывали глаза на реально бедственную ситуацию: как побирался народ, так и продолжал побираться, как не было социальной защищённости, так и оставалось, как здил эшелон гастарбайтеров в Россию, так и продолжал ездить. При этом языком народной мудрости в появившейся поговорке стала метко подмечена разница вредоносности от деятельности сыновей бывшего и нынешнего президентов: «Пьяный Айдар был лучше трезвого Максима». Если судить по этому сравнению, то там, где мой дом и моя родня, грабёж и бесчинства не только не остановились, но и того хлеще – они откровенно прогрессировали.
Моё общение в Москве с представителями других экс-союзных республик позволяло делать вывод о том, что подобным образом происходило не только Киргизии. В других СНГосударствах правители продолжали также ударно морочить голову, что жить надо лучше, жить надо веселее, при этом обязательно порознь. Именно принцип «разделяй и властвуй» продолжал поддерживать комфортное существования для власть предержащих и приближенных к этому родственников и кланов. Зато примером противоположного положения дел, своего рода ретроспективного объединения, наподобие Союза, служил наш многонациональный коллектив «Голиафа». Наблюдая за его жизнеспособностью, можно было сделать вывод, что фактически это выполнимо и, более того, необходимо. И именно в наши дни здесь была создана маленькая модель найденного взаимопонимания, общего языка и, соответственно, база для решения общих задач. Разговоры о национальных особенностях или различиях безусловно имели место. Но как только они переходили допустимые рамки и становились попросту петушиным трёпом о превосходстве одних за счёт унижения других, то эти моменты пресекались, и порой, достаточно жёстко. Естественным образом и как бы изнутри создавалась особая цензурная атмосфера, где националистические моменты обнаруживались, наподобие вирусов, и помещались в изолятор или же попросту удалялись с «компьютера» предприятия. С неисправимыми любителями потрепаться о белой кости расправлялись сурово и справедливо: они изгонялись за ворота, лишаясь работы, хлеба и крова, оставаясь лишь с возможностью продолжать трепаться и далее.
В раздумьях и делах, таким образом, пролетел ещё один месяц. Ход времени постепенно начинал утихать, будто шестеренки его увязали в октябрьской грязи из-за обильных дождей, буквально наводнивших столицу. Дни стали тянуться, как свинцовые тучи, ползущие по небу, а не сменять друг друга, как это было в пору «бабьего» лета. В такие дни меня особо настигала ностальгия, ведь если тут в Москве люди ходили в утепленных куртках, или скорее дефилировали в сезонных нарядах, то в Киргизии была ещё достаточно тёплая пора. Там и солнце, казалось, ближе, и простор был шире, а душа не упаковывала себя, спрятавшись от толчеи спешащих по делам иль бездельно слоняющихся людей.
За прошедшее время мне удалось рассчитаться с последним долгом. При этом помощь матери и сёстрам осталась регулярной, и для Киргизии она была достаточно ощутимой. После решения долговых проблем у меня впервые появилась возможность иметь и пользоваться свободными деньгами, что стало весьма кстати. Я продолжал встречаться с Леной у неё на квартире и фактически уже переместил туда своё тело и некоторые вещи. Это, по сути дела, могло означать, что теперь это моё новое более-менее постоянное место житья-бытья. Не желая числиться в приживальщиках, я оплачивал коммунальные услуги, забивал холодильник запасами, а также и нашу жизнь необходимыми мелочами и развлечениями.
Однако то зудящее ощущение, что я пришлый, гость или, того неприятней, примак с азиатских равнин, меня не покидало. Факт этого давил на мою макушку, делая чувство гордости довольно «сутулым».
Как было замечено мною уже при первом появлении в квартире у Елены, ремонт был мастерски сделан на должном уровне лишь в ванной, туалете и прихожей. Кухня, спальная и гостиная комнаты были лишь освежены обоями и некоторыми элементами мебели. Контраст был ощутим и, сам того не заметив, я ляпнул в шутку моей спутнице, что у неё, видимо, закончились деньги на продолжение обустройства, отчего ей пришлось самой этим заниматься. На эти замечания Лена, вспылив, провокационно заявила:
-- А тебе слабо исполнить получше? — и тут же сквозь смех с некоторым вызовом она добавила, — Любишь проживаться – люби и цементик повозить!
Конечно, повозить цементик я мог бы. Наверное, и доделать ремонт получше – также. Вопрос тут и не встал бы даже, но встал бы он в другом аспекте: а кто вместо меня в это время будет зарабатывать деньги. Поэтому лучше это дело вверить сторонним строителям, на услуги которых, естественно, потребуются немалые деньги, включая и стройматериалах. Но при всём нежелании заниматься обустройством непринадлежащего мне имущества, меня всё же сильно задело её замечание, ведь это был своего рода вызов. При этом я сам его спровоцировал и, в конечном счёте, принял его как необходимость доказательства ей своих серьёзных намерений. На этом наш разговор был закончен, а уже на следующий день начался процесс выискивания пути решения моей новой проблемки.
Есть удачное выражение «дежурного по стране» Жванецкого: ремонт нельзя завершить, его можно только остановить. Соответственно этой формуле мне нужно было определиться, на каком этапе я начну движение в сторону улучшение жилищных условий и на каком этапе мне следует это остановить. Сей важный момент должен был предотвратить от погружения в зыбучие пески долговых обязательств и защитить мои финансовые возможности от московского натиска в этой сфере. Таким образом, на моё желание ступить в эти лабиринты ремонта могло эффективно повлиять наличие действительно свободных денег, а не тех, что у меня тогда ежемесячно появлялись во время зарплаты. Ибо мои можно было назвать пока лишь условно освобожденными.
Эта мысль подгружала меня изо дня в день, на плечах камень за камнем вырастала гора раздумий, снимая тем самым улыбку с моего лица даже в моменты успешного ведения дел на работе. Но как это часто бывает в жизни, навязчивые мысли имеют склонность к материализации, и если проблеме правильно задать вопрос, ответ может придти неожиданно скоро. Деньги на ремонт нашлись спонтанно и пришли они с той стороны, откуда я особо и не ожидал этого — со стороны братьев Дагаевых. За это время у нас установились доверительные отношения ввиду достаточно частого общения. Вместе мы ещё раза два посетили Джума-намаз в мечети, да и помимо этого места культа мы также виделись далеко на раз, например, в их «диаспоровом» ресторанчике чеченской «слободки». Там мы постепенно перешли на откровенные разговоры, делясь нашими проблемами, мыслями, ностальгией по родным краям, отношениями с людьми, отношением к политике, и прочее. Из этих бесед я много чего узнал о них самих. Как оказалось, они были из ачхой-мартанского селения, многие их друзья полегли в чеченские войны, другие же стали на сторону федералов, и братья также были раздираемы теми же противоречиями, которые породило то буйное время. Такая судьба и меня в чем-то сближало с ними. Особенно это заключалось в том, что им довелось уехать из родных краёв, и в том, как нелегко им приходилось заново обживаться на новом месте, именуемом Москвой. Тут-то я и упомянул о своей проблеме: нехватки денежной пружины для начала проталкивания ремонта в квартире моей девушки. Ахмат был более любопытен в вопросах финансов, чем Руслан, поэтому это он осведомился, сколько же мне нужно для ремонта, доллар, два, сто?.. Двадцать, тридцать или сто тысяч долларов? Я не знал точно, сколько, ведь это Алик и Малик занимались закупками, но предположил, что пятнадцать тысяч – это потолок для стандартного ремонта части квартиры. На моё удивление, минут через пять-десять, ничего не сказав, удалившийся Ахмат вернулся с необходимой суммой.
-- Это тебе, брат, — сказал он, особо подчеркнув обращение, — без процентов, вернёшь по частям, как сможешь, полгода-год, неважно, главное, чтобы вернул, а не забыл. Покажи своей женщине, какой ты мужчина и какие у тебя друзья.
Плотненький конвертик скользнул по столу в направлении моей правой ладони, лежащей на скатерти. Под ладонью он притаился на пару-тройку секунд, а после, будто со стороны, я увидел, как моя правая ладонь автономно от моего сознания и его сигналов берёт да и кладёт этот беззащитный конвертик во внутренний карман моей куртки. И вот там ему стало очень комфортно, в этом защищённом от света месте, в кармане, который был ближе к телу.
Согласно понятию о подверженности грехам рода людского, существует семь пагубных крючков, на которые практически любой человек может попасться. С помощью этих пресловутых семи смертных грехов можно руководить скрыто или явно большинством населения Земли, главное, нащупать в человеке, какой у него грешок больше остальных выпирает. Впрочем, их может быть два или даже три, но если существует комбинация семи – это уже полная моральная патология. Подобная категория населения будет мало интересна манипуляторам, ибо такие люди скорее всего уже находятся в местах лишения полного удовлетворения своего душевного разложения, то есть в тюрьмах и психбольницах. А вот людей обычных с умеренно выпирающими слабостями цепляют на крючок с чётко подобранной греховной наживкой, заставляя их поступать так, а не иначе. Делается всё таким образом, чтобы антидоты этих грехов, как например, смирение или, положим, кротость и умеренность были заблокированы, а от этого запретный плод начинает особо источать свой чарующий аромат услады. Сначала я хотел подключить эти антидоты, показав скромность, или что я там хотел обнаружить в себе, но никак не находил, ибо логика даже не подсказывала, а велела: «Брать-брать-брать». И ввиду грамотного влияния на рычаги управления моими действиями со стороны Ахмата совершенно гладко и незаметно деньги из одной руки перетекли в другую. Классический подход в передаче денег закончился успешно по двум причинам, во-первых: было давление на гордость, то есть деньги на ремонт я нашёл, я добытчик, я молодец, и во-вторых: был точный пас и гол в ворота алчности, ибо проценты возвращать в обязательство мне не ставилось. Но, естественно, что бесплатный сыр бывает только в душеловке, ибо с мышью я себя сопоставлять никак не хотел.
В течение пары дней полученнные деньги не давали мне покоя, но я не спешил сообщать Лене о том, что они у меня появились. Я всё ещё раздумывал, заваривать ли подобную «кашу» или пойти на попятную и вернуть наличность. Но, как это часто бывает в жизни, случается непредвиденный эпизод, который толкает тебя в область событий, откуда нет уже ходу назад. Когда романтический вечер был продолжен постельными утехами, то, к несчастью, именно в этот момент с грохотом рухнул карниз в спальной. Это неожиданное событие вызвало у Лены выброс смешанной энергии: испуга, негодования и смеха. Естественно, я попытался вернуть карниз на место, но, в силу обстоятельств, тот сломался ещё в двух местах. Подобная тщета вместе с курьёзностью ситуации подвели меня к эмоциональной черте, которую я переступил своим заявлением, что могу лишь выбросить этот карниз к чертовой матери, ибо как раз хотел сказать, что нашёл деньги на ремонт оставшейся части квартиры. Эта новость чудодейственным образом привела к тому, что Елена стала ещё прекрасней, и тут же не преминула восторженно повиснуть у меня на шее. И помимо восторга, замечу, в этом было ещё и нечто символическое, я имею ввиду выражение «повиснуть на шее».
После этого гротескного эпизода, когда искра возбуждения (у Лены от ремонта, а у меня от Лены, возбужденной ремонтом) несколько угасла, настало время просто дейстовать. На следующий день я решил так, что моя миссия выполнена, деньги найдены, а всё остальное по большому счёту не моего ума дело, и это самой хозяйке квартиры командовать, в каком русле будут проходить работы и кто решит эту задачу. Умудрённый опытом в этой области, я не хотел клеить на себя мишень «козла отпущения», если ремонт даст крен, как неверно нагруженный корабль. Причиной тому могло быть следующее: надувательства со стороны исполнителей ремонта, как это было в случае Алика и Малика, затягивание ремонта по срокам, недостаточное качество выполненных работ, непредвиденные растраты и прочее, и прочее. Не то чтобы я собирался сделать крайней Лену, но подстраховаться был просто обязан. Таким образом, мы заключили с ней устное соглашение по поводу того, что все организационные хлопоты она возьмёт на себя.
Хозяйка квартиры не стала затягивать с поиском мастеров, мысль, укрепленная мечтой, довести ремонт до конца просто была поставлена на паузу, и как раз сейчас пришло время нажать на кнопку «play». Позвонив исполнителям прошлых ремонтных работ, она получила ответ, что они сейчас вполне свободны и готовы приступить хоть завтра. В это же «завтра» во время завтрака приехал бригадир по имени Альгимантас, чтобы выполнить предварительную калькуляцию затрат. Альгимантас напоминал анекдотичного прибалта, говорил с акцентом, забавно растягивая слова, чем превращал свою речь в вальяжное бухтение. Несмотря на различия строителей-организаторов, есть в них всё же особая стереотипность поведения, выразимая пословицей: «Кому что, а вшивому баня», ибо от предстоящих денег у них начинается зуд и нервные подёргивания. Он принялся осматривать комнаты с ковырянием в носу и ушах, почёсыванием затылка, шеи, не касаясь лишь ягодиц и причинного места, что видимо было благодаря присутствию женщины. При виде наиболее проблемных зон интерьера он с видом смиренного призрения давал понять, что он, дескать, пластический хирург, а не патологоанатом. Он «охал», «фукал», скорбно вздыхал, но волевым усилием приходил к выводу: «Все в наших силах», непрерывно повторяя его: «…все в наших силах, все в наших силах, все в наших силах…», наподобие припева к некоему гимну. И если все было в их силах, то силы им придавало то, что было в наших руках – и он сказал:
-- Десять тысяч зелёных.
-- Хорошо, — сказала Лена.
-- Срок? — спросил я.
-- К Новому году.
-- Отлично, — сказала Лена.
-- Предоплата? — спросил я.
-- Две тысячи.
-- Не вопрос, — сказала Лена.
-- Смета? – спросил я.
Тут лоб этакого Деда Мороза размежевался вертикальной морщиной, и огонёк в его глазах куда-то пропал.
Я добавил:
-- Хотелось бы взглянуть двумя глазками на эти ноты, от которых вы так залихватски заливаетесь соловьём.
Глядя в мои раскосые азиатские глаза своим невозмутимым нордическим взором, он принялся что-то витиевато ввинчивать мне про особые скидки, которые возможно получить, если всё сделать без лишних бумаг, типа сметы, чеков и всего прочего, усиливающего давление на мозг прибалта. Однако Лена стала на его сторону, и, покраснев, отвела меня в кухню, которую как раз сделали мастера под началом этого бригадира. Ей было неудобно за меня, потому как она уже могла доверять этому Альгимантасу. Не желая выглядеть в испепеляющих глазах любимой женщины жмотом, я сказал:
— Ладно, две тысячи, не две тёщи, не так страшно, — и умудрёно добавил, — Но ещё есть два весёлых гуся, кои жили у бабуси, с которых вода сходит и взятки гладки, поэтому возьми у него хотя бы расписку, а мне пора на работу.
Моя стратегия предполагала ещё и следующий момент: своей драгоценной я сказал, что мне удалось добыть не пятнадцать, а двенадцать тысяч. Когда я услышал от бригадира «десять», по моему опыту, это означало примерно пятнадцать, потому как предварительные подсчёты никогда не сходятся с окончательной расплатой. Так бывает всегда, если дело касатеся прощелыг, пускающий пыль в глаза.
Пыль полетела в глаза уже на следующий день, но это была не иносказательная, а вполне материальная субстанция, ввиду демонтажа и зачистки в квартире. Получив предоплату, исполнители взялись за дело скоро, работа спорилась, и Лена отзывалась о них, как о хороших строителях, что у меня вызывало ироничную ухмылку. Я-то уже знал определение «хорошего строителя»: он как настоящий казанова – быстро начинает, и очень долго потом не заканчивает.
На фоне благоустройства, которое элемент за элементом вырисовывалось в уже знакомую мне картину, я пребывал в состоянии дежавю, и периодически натыкался на неприятные эпизоды из моего строительного прошлого. Пример тому — новый бригадир Альгимантас, исполнявший старый недобрый «танец с саблями», как делали это Алик и Малик.
Масло в огонь моего умеренного гнева подлила та расписка, которую я попросил Лену взять с бригадира за полученную предоплату. Легким, непринужденным почерком неандертальца на бумаге были выведены корявые письмена, свидетельствовавшие о том, что деньги на ремонт в размере двух тысяч он взял. И всё. Ни сроков окончания, ни обязательств, ни перечня услуг или материалов, которые он собирался приобрести, там не значилось, да и по духу расписки не могло занчиться.
Поэтому, когда спустя десять дней после начала работ нашему вниманию был предоставлен «танец с саблями» в исполнении Альгимантаса. Его «танец» был перенасыщен заманивающими и вымогающими «па», по которым можно было разгадать, что ему необходима новая доза денег. Он стал грамотно и активно давить на Лену, в результате чего ему удалось втянуть её в полную солидарность с ним. Я понял, что пора выходить из себя. Пригласив его в другую комнату, я решил подобраться к инородному телу бригадира, чтобы мануально воздействовать на его правое подреберье. Сначала я объяснил ему, чем занимался в Москве по прибытии, а после этого доразжевал, почему красть нехорошо.
-- Две тысячи, может и не такие большие деньги в Москве, — сказал я, — но мои земляки живут на зарплату в разы меньше чем эта сумма, и мне как-то неловко, что я позволяю какому-то хлыщу себя обирать.
Как ни старайся по-иному, но для нахождения понимания с подобными людьми срабатывает как раз международный язык жестов. И если уж не доходило через голову, дошло через печень. Он написал новую расписку, где была включена информация об условиях, которые должны быть выполнены за эти деньги.
-- Далее будем работать так: утром смета, — сказал я напоследок, — вечером деньги, вечером смета, утром деньги.
После этого столкновения «танца с саблями» с «танцем с волками» работа пошла не так напористо, как это было вначале, но и пыль во всех смыслах этого слова стала реже попадать в глаза.
Так потянулись эти резиновые дни ремонтного помешательства. Когда днём шли работы, мы были на предприятии, вечером же моей возлюбленной приходилось ползать вниз головой и совершать влажную уборку. В таких декорациях и событиях настроение не поднималось выше уровня «удовлетворительно». Помимо перечисленного, дело тут заключалось ещё и в следующем. Вот это зарождающееся благополучие, казалось мне чем-то застойным, будто я становлюсь вещью для вещей, тратя время на растрату жизни, что, в сущности, называется страшным словом «бытовуха».
Отчасти по этой причине и по факту долгового бремени я стал чаще видеться с Дагаевыми, тем более, что после финансирования ремонта они стали ещё навязчивей предлагать свою компанию. Я заметил, что наши разговоры обычно проходили в двух странно совместимых аспектах. Первый, это ислам и сопряженные с этим Дагаевские толкования его истин, которых следует придерживаться. Второй же аспект, это моя деятельность, её тонкости, её грубости, её прибыль и приобретенные мною знания, как организовать циркуляцию денег в ремцентре так, чтобы не было напрасных вытеканий средств. Они умело переключались с одного аспекта на другой, а со второго переходили на первый. Замечу также, что в пнимании ислама мне оставалось опираться лишь на толкования на Коран и хадисы. И именно эту литературу мне как раз и навязали Ахмат и Руслан. Они познакомили меня с таким учением, как ваххабизм, призывавшим вернуть ислам к его первоначальной чистоте.
Всю подобранную литературу я читал дома, не смотря на недовольство Лены. Она говорила, что это опасное чтение и лучше бы переключиться на литературу более прикладного характера, например, ту, где сказано, как добиться успеха в бизнесе. Тратя деньги на Елену и понимая при этом, что долговые обязательства от меня никуда не уходят, невольно я задумывался, есть ли у нас с ней будущее. Со стороны дамы сердца я часто слышал укор в том, что мне необходимо больше думать, как обеспечить дополнительный приток денег. И либо она не понимала, откуда берутся деньги, либо она продолжала верить в сказку о легко приходящих деньгах, в которые главное просто верить. Либо, войдя в раж, она по инерции уже распоряжалась шкурой неубитого медведя. Ей вдруг захотелось после окончания ремонта съездить в холодное время года в жаркую точку планеты, а это не могло не подгружать мою голову. Плюс к этому, с искусностью сверла она упрекала меня в замкнутости при общении с её друзьями, что я мало говорю и мало улыбаюсь, себе на уме и так далее. Я старался, но ушатанный заботами, мне приходилось всё больше молчать, поскольку вымученная общительность мне претила. Их разговоры я не мог непринужденно поддерживать, просто потому что мы были из разных миров.
Постепенно я выбрал тактику дистанции от бытовухи в наших отношениях с Леной, «беременной» улучшением жилищных условий, который не давал ей покоя и влиял на смены её настроения и состояние нервов. Я с головой ушёл в дела, а после окончания рабочего дня виделся с Ахматом и Русланом. По их просьбе мы несколько раз ездили в авторемонтный центр их родственника, чтобы там на месте я оценил ситуацию и помог с вопросом номер один. То бишь, как грамотно организовывать дело, чтобы оно могло приносить дивиденды, а не только приливы самолюбования для владельца автомобильного сервис-центра.
Уже ближе к Новому 2009 году стало совершенно очевидно, что декор-работы закончить мастера не успеют. Деньги требовались новые, но, как ни крути, вопиющего подвоха со стороны бригадира Альгимантаса я обнаружить не мог. Однако чувствовал, что но точно был. Это могли быть и липовые чеки, и повторы в сметах, копаться в которых и дотошно их выверять у меня не было сил.
По моим подсчетам, в десятку мы уже не вкладывались, и это обстоятельство не могло радовать Лену, поскольку ремонт обязательно следовало довести до конца, чего бы это не стоило. При этом стоило именно мне, что, соответственно, не могло радовать уже конкретно меня. Она не знала о всей сумме, и та заначка в три грина продолжала находиться под грифом «секретно», как бы на черный день ремонтного абсурда.
Подоспевали праздники, и дух Нового года, пропитавший собою все сущее, вторгся и в наши отношения, отогревая зимнее похолодание между нами. Казалось, что многое изменится, если мы встретим его вдвоём дома, в романтической обстановке, не смотря на бедлам в квартире, с которым мы уже свыклись. Подготовка к встрече Нового года проходила со всеми атрибутами этого празднества, главным из которых было, конечно же, преображение новогодней ели, к чему мы вместе с Леной и приступили.
Помимо того, что мне не хватало родных в преддверии такого праздника, так ещё и Лена вела себя, как «неродная». Как нюансы определяют успех предприятия, так и мелочи в отношениях имеют играют такую же роль. Дело в том, что я купил ёлку в последний день, пришлось выбирать из остатков, которые были не так уж и сладки, и «ёлочка-красавица» не очень-то понравилась ей. Когда мы её наряжали, она обвинила меня, что сначала я не нашёл времени купить вечнозелёную заранее, а после, будто пожалел денег на хорошую ёлку, а эта – так вообще из категории «отдам в хорошие руки». Конфликт нарастал как снежный ком, и мы оба подбрасывали в него снег, охлаждающий то, что ещё теплилось между нами. От себя в её адрес я заметил, что праздничный стол больше напоминает реквием по кулинарии, а не новогодние изыски.
Однако, сама предновогодняя атмосфера, как ни крути, подстёгивала к радушию, и тёмные пятна в это светлое время как-то легче растворялись. Я подумал о своей матери, своих сёстрах, которым я позвонил заранее, и мысленно поздравил их, пообещав, что в этом году будет новое счастье. И пусть мы с моей пассией из-за ремонта и прочих обстоятельств натянули взаимотношение, как струну, но перед боем курантов нечто праздничное порядком ослабило её. Нам обоюдно захотелось помириться, поэтому когда Кремлёвские часы боем стали возвещать о начале нового дня нового года, выпив шампанского, мы обнялись и поцеловались. Праздник продолжался ещё около получаса, потом настал черёд «полураспада». Это было связано с тем, что её друзья заехали к нам по пути в клуб и предложили вместе оттуситься там. Я отказался за нас двоих, что вновь привело к натягиванию «струны» до такого состояния, что она попросту лопнула. Взбеленившаяся Лена заявила, что ей скучно со мной не только сейчас, но и вообще моя компания в последнее время просто душит её.
-- Ты так же скушен, как вид калмыкской степи! – сгоряча сказала она, — Или откуда ты там, где не умеют развлекаться?
-- Может я и оттуда, где не умеют развлекаться, — ответил я, — зато там не принято словесно поливать отработанным маслом близкого человека.
После этой перпалки она накинула на себя шубку и уехала с этой ватагой гуляк на свою новогоднюю вечеринку. Вопрос, на кой чёрт я затеял с ней серьезные отношения, не давал мне уснуть вместе с доносящимися с улицы взрывами петард и салютов, а также пьяными и радостными криками «С Новым годом! С новым счастьем!».
После такого Нового года находить общий язык с Леной получалось с большим трудом. Это обострялось затяжным ремонтом и тем, что продолжать платить я особо не торопился, ведь сумма уже перевалила за десятку. Отдавать ещё две тысячи при таком отношении ко мне со стороны Лены я не желал, и меня не интриговало после возвращать эти деньги братьям Дагаевым. Однако как бы я не был загнан в угол, не поступать, как мужчина я не мог, и расставаться с дребеденежками всё же приходилось. Шелестя друг о друга париками и накрахмаленными воротниками американские «президенты-кочевники» переходили от одного хозяина к другому, а от другого уже и к третьим лицам.
Вообще моя жизнь стала напоминать фантазию доктора Франкенштейна, ибо еще одно существо, словно притянутое к жизни злым гением доктора, не давало мне покоя. Ремонт начал представляться мне в образе живой твари, делающей неживым все, к чему прикасается и полуживым того, кто его кормит. Это чудовище с серной кислотой вместо слюны способно было переваривать материю в виде материальных средств на раз-два – и в ноль. Следует заметить и некоторые перемены со стороны прислужников этого создания. Сметы предоставлялись мне уже не Альгимантусом, а лично Леной, и она же настойчиво предлагала мне выдать наличные, чтобы ремонт, в свою очередь, был налицо. Наши отношения поразительно переменились, опустившись из чувственной сферы в материальную плоскость, и я уже небезосновательно начал ощущать себя квартиросъёмщиком, оплачивающим аренду за проживание.
За это время я приметил, что с Леной происходит что-то подозрительное. Были звонки по телефону, которые она отключала, были отлучки, например, когда я приезжал домой после встречи с Дагаевыми, её не было на месте, и лежал только мусор, оставленный строителями. Попытки поговорить с ней приводили лишь к «пилораме» в мой адрес о том, что я недостаточно выделяю денег на ремонт, поэтому он не может никак закончиться, и приходится продолжать терпеть его. Но это была отговорка, это был уход от сути разговора, и я уже предчувствовал неладное.
Отношения между мужчиной и женщиной, основанные на потребительской платформе, можно разделить на четыре этапа: период желания, насыщение, пресыщение и, наконец, отвращение. Если принять такой расклад, то мы находились где-то в промежутке на грани двух последних периодов. Лена почти получила, чего хотела, но это было засорено такими нюансами, что напрочь отравило удовольствие. Чего-то нового я дать ей пока не мог, и это обстоятельство, видимо, толкало её на поиск очередного желания и насыщения его где-то ещё и с кем-то ещё.
При этом вопрос возврата денег всё также висел на моей шее. И предоставленный мне на столь выгодных условиях «сыр» уже стал попахивать арматурой и натяжным механизмом «мышеловки». Ахмат и Руслан чуть ли не каждый день поджидали меня у места работы, чтобы уломать поехать в их «родовой», как я его называл техцентр, дабы поэксплуатировать мой опыт и знания в подобных делах.
В это предприятие по классической безалаберности были кинуты немалые деньги от четырехсот до шестисот тысяч долларов. И как я понимал, за эти деньги кому-то придётся после держать ответ, ведь они пока не были приведены в надлежащее движение и лежали таким же бременем, как и моя «пятнашка», только в разы весомее. Именно тогда я уже стал догадываться, что моя «пятнашка» была своего рода инвестиционным проектом, в меня попросту вложили деньги, чтобы я пособил в циркуляции материи побольше, потраченной на техцентр. Но так неумело была сделана эта трата на предприятие, с таким холостым понтом, что мне приходилось чувствовать себя реаниматологом для этого лежачего бизнес-пациента, подающего лишь признаки жизни, наподобие поглощения пищи.
С приходом весны ремонт искусственно приходилось сводить на нет, исходя из моего ставшего регулярным выражением «денег нет». Заявленные деньги уже изошли, а заначенные три тысячи еще оставались, но трогать я их не собирался. Последние полтора месяца, часть февраля и март, я выплачивал из своей зарплаты, что было существенно меньше необходимого.
При этом я находясь и в постоянном прессинге со стороны братьев Дагаевых. Безысходность ведения дел в родовом бизнес-инкубаторе заставила Ахмата и Руслана поставить вопрос ребром, и мне навязчиво предлагалось перейти на службу в автоцентр их родственника Адама, где зарплата у меня будет такая же, но треть долга они мне спишут.
-- Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны, — сказал Адам, намекая на перемену места работы.
Не смотря на то, что мои советы дали необходимый толчок, многое всё же очень хромало, ввиду ошибок в исполнении и недостаточном контроле над теми нюансами, которые делают погоду и приносят урожай зелени. Братья по исламу как раз разжевывали мне, сколь выгодно будет перейти в лоно этого техцентра, и что доля доходов, получаемых предприятием потечет в нужном русле на помощь истым муслимам и правому делу, и вот именно в этот момент, следуя закону парных случаев, жизнь подкинула мне следующее.
Обстановка постоянно накалялась, и в конце концов мне был задан конкретный вопрос, готов ли я в ближайшие дни перейти к ним на работу. И именно в этот момент мне пришла эсэмэска от моей благоверной, но пришла она не по адресу, вот в чём соль. Эта ошибка раскрыла собою тайну Мадридского двора, или, что ближе к реальности, Лениного подворья. Сообщение было следующего содержания: «Привет, мой ясноглазый Котя, не терпится уже запустить свои коготки в твою спину. Ну что – там же в 6?» Ясно было, что писалось это отнюдь не мне. Дело было в обеденный перерыв, Дагаевы привезли меня специально, чтобы Адам поднажал на моё сомнение и получил ответ в кратчайший срок. После этой «мэсаги», мне стало так безразлично, меня наполнило равнодушие ко всем этим разговорам о единой вере и о правом деле, потому как опрокинутое только что такое же высокое чувство дало мне четко понять, как подобными высокими «телегами» перевозятся низкие выгоды. Я сказал Адаму, что мне срочно нужно вернуться на работу, иначе я влечу в денежку, а по поводу его предложения я подумаю в течение недели. Понятно, что такой ответ их не устроил, но я в полной отрешённости просто встал и вышел на улицу, где поймал машину до работы.
Приехав на место, я заглянул к Баринову и сообщил, что так, мол, и так, но требуется помощь в жилье на небольшой срок.
-- Так-так, — сказал Баринов, — ну что, снова здорово! – и громко засмеялся, — Что, Бакытик, опять в родную пещерку решил вернуться?
-- Да, — ответил я, — в гостях хорошо, а в других гостях еще лучше.
Хоть я особо и не оброс вещами и придерживался максимы кочевника «все свое ношу с собой», однако требовалась машина, чтобы собрать все вещи за один раз. Поймав необходимое авто, я метнулся в квартиру, чтобы совершить перевоз шмотья. В это время Альгимантас, совершенно не ожидая моего появления, любезничал с проституткой на тахте, временно переставленной в кухне, пока два его узбека занимались плинтусами в спальной. С девушкой я расстался вежливо, заставив бригадира заплатить ей сполна, как по факту, хотя до самого факта так и не дошло, а вот самого Альгимантуса я решил спустить с лестницы. После этого я собрал свои вещи и написал гвоздём прощальную записку на свежевыкрашенной стене с текстурными обоями: «Желаю тебе долгого, как ремонт, счастья».
Последующие дни мы с Леной не виделись даже на работе. То ли она боялась попадаться мне на глаза, то ли взяла отпуск за свой счет, но видеть её мне не довелось. При этом в один из последовавших дней меня настигло ещё одно событие, меняющее статус кво в моей жизни.
До сих не могу сказать наверняка, была ли это нога судьбы, или подтверждение поговорки, что шило в мешке не спрятать, но на той же неделе, Баринов пригласил меня съездить с ним и оценить, как идут дела у новоявленного конкурента, находящегося неподалёку. Имелся ввиду, не так давно открывшийся автоцентр,. Баринов, сообщил, что судя по сайту этого заведения, на который он наткнулся, денег там не пожалели, и ему стало любопытно, оправдано ли это. Стоит ли говорить, что дорога, которой мы добирались до места назначения, была мне знакома до боли и то, что я испытывал, можно было выразить лишь словосочетанием «дурное предчувствие».
-- Я не могу пойти с вами внутрь, — сказал я в машине, когда мы подъезжали к тому самому «родовому» автоцентру, где я не раз бывал с братьями по исламу, давая консультации — Позже я все объясню, но сейчас мне не стоит составлять вам компанию.
Баринов припарковался и испытующе посмотрел на меня.
-- Для объяснений потребуется время, — ответил я на его безмолвный вопрос.
-- Ну, как знаешь, Бакыт, — сказал Баринов, открывая свою дверцу, — Когда я вернусь, не хочу слышать переваренную «лапшу на уши», поскольку я уже отобедал, так что изволь приготовить блюдо из правдивой реальности.
Вернувшись через полчаса, Баринов сел за руль и заведя двигатель сказал:
-- Плохие художники копируют, хорошие художники крадут. Там поработал неплохой «ваятель», Бакыт.
-- Спасибо, — вырвалось у меня.
-- Гляди, как ты сам себя «выкупил», Бакыт, — засмеялся Баринов, — Ну ладно, дальнейший разговор будет в кабинете.
В кабинете Баринова я рассказал ему о долге, его сумме, его подводных камнях, о вынужденной отработке путём заимствования идей в организации труда техцентра. А также о том липком предложении Адама перейти под его крыло. В общем я всё выложил на чистоту как есть, и мне стало легче. Баринов задал вопрос, хочу ли я сменить место работы?
-- Нет, — ответил я.
-- Хочешь, я освобожу тебя от общения с Дагаевыми?
-- Да, — ответил я.
-- Хорошо. Если у тебя остались три тысячи, то тебе это обойдётся в тринадцать пятьсот, и каждый месяц ты будешь не досчитываться трети зарплаты, пока не погасишь долг, идёт, Бакыт?
-- Едет, — ответил я.
На следующий день Баринов наказал мне пригласить Ахмата и Руслана в «Голиаф», чтобы расставить всё на свои места, но при этом избежать расстановки в противоположные углы ринга.
Братья Дагаевы, почуяв, что меня собираются выкупить из-под их влияния, сразу начали гнуть происламкую линию, чуть ли ни о том, что раз уж я принадлежу мусульманскому миру, они как мои поводыри и последователи чистого ислама вправе направлять меня к цели посредством учения Ваххаба. Они достаточно много втирали про то, как мне лучше и полезней будет работать на них. Баринов внимательно выслушал их, а после этого сказал:
-- А вы не забыли спросить у главного виновника событий? Во-первых стал ли он последователем Ваххаба, представители которого взрывают мечети, захватывает заложников во имя Аллаха, пользуясь самоличной уверенностью в том, что действует от Его имени? Те, что уничтожили, конкретно, могилу матери пророка Мухаммеда? И во-вторых, где и как он хочет работать? А, Бакыт?
-- Я хочу работать там, где я начал свой трудовой путь, — ответил я, — а не там, где кому-то кажется, что мне будет лучше.
-- В таком случае, — подводил итог Баринов, — нам надо разобраться с деньгами, чтобы я больше не видел никого из вас, за исключением моего земляка Бакыта. Как я понял преславутая пятнашка на ремонт была дана безпроцентно. У меня тут на столе пятнадцать пятьсот, чтобы разойтись, не привлекая старших.
-- Деньги мы возьмём, но нам нужен ещё и Бакыт, сказал Рустам, — отпусти его к нам на время, а потом мы его вернём.
-- Нет, — парировал Баринов, — и восточный базар я тут устраивать не хочу. Значит, будем решать через старших.
-- Каких старших?.. — с большим скепсисом спросил Ахмат, – Кого из старших ты можешь поставить на свою сторону?
Баринов уже набирал телефон.
-- Алло, Шариф, это я опять. Они в моём кабинете, удобно сейчас?.. Хорошо, — сказала Баринов и передал трубку Рустаму.
-- Рустам Дагаев говорит… – сказал он, — Я не… Да мы… Он сам… Я понял, — после паузы ответил он и передал трубку Баринову, долго глядя ему в лицо.
-- При таком раскладе только пятнашка и всего хорошо.
После того, как Ахмат быстро пересчитал деньги, вдвоём с братом они вышли из кабинета, а заодно и из моей жизни.
-- Ну что Бакыт-колобок, — сказал Баринов, когда мы остались наедине, — ты от Ленушки ушёл и от братушек ушёл, а от меня уйдёшь — я тебя съем.