Охотники где-то рядом...

Автор: Ирма Пролог

Я смотрю на этот город с высоты птичьего полета. Большой муравейник оживает в ровно отмеченное время. Для земных дел я выбрала образ женщины-вамп, и сегодня все окрашу в красное.

I

«Так, мусор вынес, рыбок покормил, холодильник разморозил, инет пополнил, за «качалку» заплатил, в четыре дочку заберу и к ребятам. Блин, не удалил порнуху из истории. Ничего. Вечером Лялька за комп не сядет. А деньги я из заначки взял Димке на юбилей или у Димки уже был юбилей? Тогда, штрафанули за парковку. Да отмажусь. Прокатит. Она мне всегда верит» — такие нехитрые мыслишки мелькали в голове Петрова в очереди за «Докторской». Каждую пятницу он покупал вполне съедобной соевой колбасы не меньше двух килограммов. И кормил бездомных собачек. Щедро и с продуманным размахом. Он трепал безродных дворняжек, бесхребетных болонок и гордых сук по шерсти, особенно его, умиляли щенята – такие неуклюжие карапузы, они доверчиво лизали ему руки и трогательно писались. Сначала с опаской, потом с жадностью набрасывались на его нехитрое угощенье, отталкивали своих собратьев, старшие оттаскивали за холку младших, каждый кусочек «манны небесной» мог стать на сегодня и последним. Улица приучала к перманентному чувству голода, благодетелей было мало, собачье чутье не видело подвоха в этом упитанном розовощеком очкарике. Редкие прохожие с мещанским одобрением смотрели на Петрова, поддакивали «какой молодец» и «так жалко собачек», как только вся колбаса была съедена, Петров смотрел на часы и считал секунды до действия изониазида*.

Судороги одинаково беспощадно сотрясали тельца щенков и матерые бока взрослых особей, кровавая пена шла из расщепленных пастей, смешиваясь с рвотой, из глаз лились ручьем слезы, капкан боли разламывал, разрывал, дробил кости, сухожилия, мышцы, выворачивал наизнанку нутро. Остатки жизни припечатывались к асфальту, слабые попытки подняться накрывались новой волной спазмов, петля удушья затягивалась все сильнее, противоядия не существовало, смерть неспешно курила из-за угла, секунды-минуты-часы ползли со скоростью улитки, Петров созерцал и наслаждался. Никогда ожидание не было таким приятным и волнительным. Уже поздно ночью он вернется сюда и сделает последние снимки. А на утро выложит на сайте свой кровавый трофей, пусть его город знает, какой он герой, дочка может играть на детской площадке спокойно, ни одна четвероногая тварь не появится рядом с ней на расстоянии десяти метров, на любимую Ляльку не выскочит из подворотни свора голодных собак.

II
Сначала это была просто экстремальная игра, в которую запрещают играть родители. У Марины сосало под ложечкой от страха и какого-то чувства вины перед опять же папой-мамой, когда приходится врать, что идешь в клуб, а сама устраиваешь собственное шоу, настоящий трэш, который так не любят предки. По первой у нее дрожали руки как от абстинентного синдрома, все тушки нужно было свалить в одну кучу, полить бензином и поджечь. Ничего сложного. А вдруг кто-то из тварей все же остался жив и укусит за руку в предсмертной агонии или того хуже по-настоящему оживет и тогда она, а не эта ошибка природы станет жертвой? В глубине души Маринка была жуткой трусихой.
— Детка, просто зажги спичку! Ну же! – вывел ее из оцепенения голос Хьюго. И она зажгла. Запах паленой шерсти и горелого мяса действовал как дурман. Они горели! Горели! Это был самый лучший АД, расплата за ее Алиску!
Мир без людей? Тупая реклама! Мир без собак!
- Я хочу еще! Почему их так мало! Давайте найдем еще! – Марина как маленькая трясла Хьюго за руку, клянчила, истерила, плакала. Никто уже не сомневался в ней, не называл глупой мажоркой, смазливой бесполезной подружкой, она была своя: такая не предаст, не подведет, команду, сумеет запутать следы. Днем староста потока, активистка студенческого движения «Мой город без сигаретного дыма» — Марина С. встречалась со спонсорами, кормила беспризорников и обменивала на главной площади столицы сигареты на шоколадки, была волонтером каждую среду в доме престарелых. Никто никогда не поверит, что этот голубоглазый ангел – живодерша.
III
Викторович жертв специально не искал, у него была иная метода.
Недавно ощетинившаяся сука с уродливо обвисшими сиськами и тощими ребрами, с зажатой в зубах связкой сарделек, перебегала, кишащую авто дорогу. Возле гаражей в картонной коробке ее ждало четверо голодных щенков. Бонка так звали дворовую болонку, со всех лап неслась к своим детенышам, материнский инстинкт — сильнее страха.

Фары ослепили перепуганную до смерти Бонку, клаксоны оглушили пасторальным маршем, заграничная морда машины смотрела в упор какие-то доли секунды, хрупкие как стекло косточки рассыпались на посмертное надгробие асфальта, связка сарделек отлетела на обочину, колеса шлифонув, оставили за собой сочный кровавый след, машина с шашечкой поехала вперед. Улыбнувшись своему отражению, Викторович, как и все люди, спешил на работу, день начинался с позитива. К вечеру он продолжит утренний рейд. Да поможет ему Бог! Ведь Бог всегда на стороне правды, а правда на стороне добра — зло, мрак, бедность, бомжи и бездомные собаки пусть останутся за чертой этого добра. Кто как не он — добросовестный работник таксопарка, заботливый муж и любящий отец семейства защитит своих роднуль от блохасто-лишайных вредителей с бешенством в крови, что расплодились на каждом углу? Власть-то госденьги на стерилизацию и прочую бесполезную херню тратит, нет, чтобы поймать всех животин одним махом, да перестрелять к чертовой матери. Гуманность блядская! Окно в Европу? Как же! В черную жопу!

IV

Когда-то это было для Олега только хобби: выбраться за город и посбивать на пустыре жестяные банки, съездить с друзьями в тир, пригласить девушку в «пейнтбол-клуб», запустить «стрелялку». Но все это было как-то мелко и не по-настоящему, понарошку, всегда не хватало реальных эмоций, экстрима и неизменно оставалась тупая неудовлетворенность. Нет, он не был психом, готовым палить в живую толпу и совсем не хотел человеческих жертв, да и военные действия никогда не поддерживал, он и не особо разбирался в огнестрельном оружии. Но любая даже самая бутафорская «пушка» оживала в его руках: четкий глазомер вперялся в нужную цель, задержка дыхание, снова выдох, несколько секунд, и он попадал неизменно в «яблочко», его завораживало это чувство превосходства над всеми остальными соперниками, игра с кровавым финалом, среди всех его друзей ему не было равных.

Был промозглый ноябрь. Рыжая собака прыгнула на Олега, словно из неоткуда, и если бы ни его мгновенная реакция, агрессивная псина изуродовала бы все лицо, тогда он забил ее тупо ногами; 40 инъекций от бешенства, шрамы и вонючая стерильность больницы. Теперь он точно знал, кого будет убивать, не зная жалости и состраданий. Скоро его город станет совсем чистым. У человека может быть один друг – он сам. Его любимый трофей – рыжие доминантные суки.

V
— Ребята, приезжайте скорее. Они прямо на заднем дворе. Я им кинула подкормку, чтобы не ушли. Спят паскудники.
Несмотря на значительный минус обоих глаз, ни одно событие многоэтажки не проходило мимо Любови Васильевны. Заядлая кошатница целыми днями просиживала на своем «наблюдательном пункте», вязала внукам носки и слушала радиоточку. Хотя перчику в жизнь добропорядочной старушенции добавляли отнюдь не самые свежие сплетни с соседней лавочки, а собственная деятельность. Любовь Васильевна была самая настоящая «наводчица», «подсадная утка», даже без зазрения совести регулярно сообщавшая одной солидной фирме точное место нахождения собак всего района. Прибавка к пенсии не так грела душу, как сама идея почти «бескорыстной помощи хорошим людям».

Хорошие люди приезжали на рассвете, в камуфляже и темных масках как герои блокбастеров, очень осторожно подходили к собакам и стреляли, уже бездыханные тела бросали внутрь машины и вывозили за город. Капли крови в детской песочнице, на траве, зассанных стенках гаражей через несколько дней высыхали, особо яркие следы Любовь Васильевна как настоящий конспиратор собственноручно стирала.

VI
Деньги не пахнут, жалость могут позволить себе лишь трусы и слабаки. Человек — высшая ступень эволюции, разум, а не чувства должны быть на стороне тех, кто правит миром. Вадим был правильным мужиком и жил по простым понятиям, никогда не сдавался перед трудностями. Разжалованный военный, нюхнул пороху похлеще остальных. А на гражданке превратился в списанный товар: диплом высшей военной школы, золото медалей и наград валялись раритетным хламом и грели лишь тщеславие. Время героев прошло, подвиги стали бесполезны. Долбить гранит военруком? Плясать под дудку очередного Буратино, охраняя его нимфоманку Мальвину? Тянуть жилы за бугром?
Подходящая работа сама нашла Вадима. Предубеждений у него не было. Мук совести и подавно. Противник сдавался без боя. Собак он почему-то с детства недолюбливал. Да перестреляй он их всех на Земле, все равно останется половина. Жене и сыну Вадим говорил, что работает инкассатором в очень солидном банке. Гибкий график и социальный пакет, минимум усилий: приехал, выпустил очередь, забрал улики и следующий объект. Ну, да приходилось иногда повозиться, гоняясь за ними по всему городу как шестнадцатилетнему еблану, запихивать в машину дворняг, от их досадливого лая чертовски раскалывалась контуженая голова, тогда он оглушал их прикладом, иного физического воздействия он не применял. Неоправданная жестокость не входила в его правила. Вадим просто выполнял работу.

Эпилог
Алая комната с бархатными шторами и музыкой Анджело Бадаламенти, шесть стульев, шесть прочных веревок, шесть безвольных тел, шесть извилистых ниточек к их пустым сердцам, я добавлю цифру шесть в список своей значимости.
Я не читаю мораль, не отпускаю грехи, не ношу нимба, не дарую чуда, не исцеляю — я, молча, наблюдаю. В руках у меня не сила небес, не древние заклятья, не золото всего мира, а всего лишь шесть поводков, на поводках гарцуют и брызжут пенной слюной не демоны ада, а вполне земные питбули. Двенадцать глаз: в них мольба и ужас загнанных животных, наконец-то эти цветные стекляшки впустили в себя настоящее, они фотографируют меня на долгую память. Я выжидаю ровно пять минут (на Земле это время почему-то символично), распускаю клубки поводков и говорю: «ФАС!» Шесть мощных челюстей синхронно клацают, врезаются, вырывают, поглощают кусочек за кусочком, всасывают, обгладывают, наматывают на себя сухожилия, разрывают мышцы, полосуют нейлон кожи, делают за меня самую грязную работу; шесть резиновых кукол забавно трепыхаются, дрожат, стенают, драматично падают на пол, бьются черепными коробками, закатывают орбиты глаз за горизонты иной реальности, моя комната становится безупречно алой, питбули сыто рыгают, мой земной рабочий день подходит к концу…

*Изониазид (тубазид) — лекарственное средство, противотуберкулёзный препарат (ПТП), гидразид изоникотиновой кислоты (ГИНК). Показан для лечения туберкулёза всех форм локализации. Высокотоксичен для собак и кошек.