Ирма

Человек-пейджер передаёт приветы на шлакоблоке.
После пятого из него выходят все соки.
Цельнометаллическая оболочка в ремейке.
О времени взрыва спроси канарейку.
Пятьсот приседаний со жгутом.
Штурм одноногого и одноглазого. Крайний дом –
Портал в прошлое из фотографий и книг,
Шкаф в проёме окна....

Азовские фьорды. Нет ресурсов на простуду,
Ходит к психиатру гаруда.
Считалочка смерти в поддерживающем чате.
Говори о манкирующем боге, не о расплате.
Не выбирай меня, не выбирай.
Ветровку на лоскуты и прочий раздрай.
Завидуешь алкашам с тревожной печенью,
Знаешь, что после себя оставить нечего....

Палатный сплин, фабрика метастазов.
В сундуке морфин и промедол,
Пришельцы прилетели за экстазом,
Давид Бовие взрывает танцпол.
Успение. Картечью крошится август.
Близорукие иглы не находят вен,
С этого потолка неправильный ракурс,
Полутруп с тремя трубками везут на рентген....

Сохранилось: «В моей смерти прошу винить Клаву К.».
Третий день во дворе нет дворника.
Запил, проигрался, подженился,
В мутной передней самоубился.
И пока смолит лодку нетрезвый Харон,
В полночь я выйду на скользкий понтон.
Мёртвые ласточки, лягушечий пруд,
У колдуна в сердце спит каракурт....

Тая уже спала с Кириллом, но ещё не ушла от Вани. Два месяца встречалась с двумя. С первым истерила, играла в целку, со вторым была развратной и милой. Очень гордилась собой. Она перечитывала «Мастера и Маргариту» в каждый день своего рождения, называла мужской орган «динь-динь», воровала столовые приборы и рюмки из кафушек....

Ну, что расскажешь, старый хант?
Облака, как дырявый пуант.
В небе ни гвоздя, ни жезла.
Многие хотят, чтобы я исчезла.
Грибная пора, кедровый Урал,
Папа ругает, что взяла самопал.
Бараки окуклились, в печке «Сторожевая башня»,
Не ловит мышей кот бумажный....

Жара обрушилась как приговор,
Не ходи к воде, когда солнце в зените.
Я живу давно наперекор,
Вопреки. Во здравие врагов на репите.
Не вопи, не осеняйся, Калигула не абонент.
Купальни в раю стали кровавой баней,
Беспроигрышная лотерея в долине лент....

– Да он же меня приворожил! – говорит Полина Аркадиевна и осеняет себя крестным знаменем.
На девяностом году жизни с ней приключилась любовь.
Любовь эта лишила старушку последнего ума, спокойного сна, но не аппетита: ест бабуля за двоих молодых, чтобы силы на любовь были, и всё равно не в кобылу корм....

Старая дача напоминает склеп,
Я не была здесь много лет.
Пыльная могила, родной мрак,
«Нет любви» играет «Буерак».
Крестики-нолики, церковный чад.
Будь гостем, принимай мой ад.
На чердаке есть три ящика вместо меня,
У Иисуса глупо просить огня....

Ковалев Таню бросил. Комиссовался и вернулся с другой. Прочитав о его тяжелом ранении, но еще не зная, что он женился, Таня готова была все простить: запои, обещания больше никогда не ходить на войну, измены, нежелание создать семью, придирки в быту. Она подстриглась и покрасила волосы, сделала маникюр, надела не по сезону короткое платье и замшевые сапоги на шпильках, испекла мясной пирог и пополнила бар....