Любовь и хулиганство

Автор: Йож Несмотря на свой еще незрелый возраст, Ромка Блинов или попросту Блин был уже вполне состоявшимся хулиганом. Связаться с ним мог отважиться только взрослый парень или самый настоящий псих, потому что Блин был прыток и неуязвим настолько, что казалось и не человек он вовсе, а упущенная ртутная капля. Предела он не знал, страха не ведал, а из всех людей слушался (иногда) только свою бабку, которая за драки и прочий «бандитизьм» порола его нещадно. Тогда Ромка залезал через чердак на крышу, где занимал удобную площадку перед слуховым окном и ревел, только об этом, конечно, никто и не смел догадываться.
Чистеньких и примерных одноклассников Блин тузил для профилактики, троечников презирал за халдейскую перед ним угодливость, второгодников справедливо относил к «дефектам». Только вот Мишка Бакушкин – футболист и фанатичный собиратель солдатиков не попадал ни в одну из перечисленных категорий, потому и был выбран Ромкой для дружбы. К тому же еще у Мишки отсутствовало целых два пальца на левой руке (сунулся под бензопилу), но даже это обстоятельство не превратило его в зазнайку. Словом нормальный был пацан…
Жил Блин в красивом высоком доме на улице Солянка и очень гордился, что из окна их с бабкой комнаты виды и кремлевские звездочки, и блестящие купола соборов, и кусочек набережной, и даже синагога (такая специальная еврейская церковь). Вторая их комната принадлежала Ромкиной матери и стояла под замком, потому что мать жила с новым мужем в его квартире в Черемушках. Как говорила бабка, она «устраивала жизнь». Отец же его, если хотите знать, был капитаном и плавал на голубом ледоходе. Только вот, к сожалению, Ромка его никогда не видел, но отца ему очень не хватало. А еще ему не хватало любви. Так что наш рассказ будет как раз о любви, а не о хулиганстве, как может показаться сначала.
Аллочка Ставницер переехала в дом на Солянке уже давно. До того давно, что даже успела закончить на новом месте младшую школу и перейти в четвертый класс, однако во дворе друзей она так и не завела. Может быть, виною тому были ее нечастые прогулки, ведь нужно было успеть и в музыкалку, и в изостудию, и на танцы, но, скорее всего, дело заключалось в дяде Боре, который, по выражению бабушки был «от рождения страдалец». Конечно, станешь страдать, если в твою взрослую телесную оболочку заключить разум трехлетнего ребенка. А заодно с дядей Борей мучилась и Аллочка, которой приходилось его выгуливать. Нет, не подумайте, он был таким же добрым и тихим, как и любой из семьи Ставницер, только все равно нелепые дядиборины забавы, некоторая его неопрятность и выражение лица слишком уж выделялись на общем фоне. Стоило выйти на улицу, как бестактные мальчишки начинали с гиканьем носиться вокруг, кто-нибудь непременно норовил потыкать несчастного палкой или попугать собакой. Хорошо воспитанных мальчишек от чего-то во дворе не водилось, а девочки при виде Аллы шушукались, обидно хмыкали и высокомерничали...
В тот нежный апрельский вечер, идеально подходящий для любовного томления, Блин ощутил предчувствие. В его груди там, где, по мнению многих, располагается душа, что-то кувыркалось и посасывало, но не так тревожно, как это случается перед неизбежной поркою, а иначе. Словом, не объяснишь; только от этих внутридушевных кульбитов ему даже захотелось спеть популярную песню про сиреневый туман. Напевшись всласть, он затолкал корявую картофелину в выхлопную трубу белой «Волги», но от беспокойства чуть не засыпался и, опасаясь мести автовладельца, укрылся на крыше, откуда и наблюдал дальнейшее развитие ситуации. Лежать на пузе было холодно, сидеть – опасно. Блин ерзал, пытаясь приудобиться, и как раз в этот самый момент из дверей второго подъезда вышла нечеловеческой красоты девочка. В душе хулигана зазвучали фанфары.
Мелкие подробности с крыши, конечно, не улавливались, но ему хватало и того, что удалось разглядеть (воздушный сарафан, кудри, бант и все такое). Только вот за руку с принцессой следовало несуразное, кулемистое существо, трусливо жавшее жирное свое тело к подъездной двери. Тут-то Ромку и осенило, что это и есть тот самый знаменитый дворовый чекнутый, пошвыряться камнями в которого он уже давненько собирался. Да! Такой шанс судьба предоставляет не всякому! И наскоро, без души, плюхнув вниз наполненный водою молочный пакет, Блин устремился во двор…
Дядю Борю травили по стандартной схеме. Те, кто помладше нарезали вокруг него круги и завывали страстно и надрывисто, будто в цыганском театре: «Крети-ин! Идио-от!», кто-то подбирался с тылу, насадив на палку громыхающую консервную банку, но тщательнее других к встрече подготовился Бакушкин, который с выражением триумфатора пер от подвальных дверей дохлую крысу. Дядя Боря стиснул хрупенькую ручку своей племянницы. Девчонки приостановили игру «в резиночку». Аллочка плакала, а Блин роскошно развязным шагом неспешно ступал через двор. Он чувствовал себя Робин Гудом или еще лучше Зорро.
Завидев Ромку, мальчишки замерли. Вот сейчас начнется настоящий спектакль! Бакушкин был уже готов поделиться с другом трофеем крысолова, и с сияющей рожей метнулся к нему на встречу, но к величайшему своему удивлению получил такую тяжеленную плюху, что неуклюже рухнул на асфальт. Никто ничего не понял, конечно, кроме девчонок, что будто по команде возобновили прыжки, топая не в пример громче обычного. Аллочкина чистая шея в этот момент вызывала у них ненависть.
Дядя Боря зарыдал. Ошарашенные пацаны молча расступились, а Блин истошно вопил: «Дурак! Козел! Че, не видишь, человек ваще больной…» — и метался, будто в припадке. Блин понимал, что выглядит довольно глупо, однако остановиться уже не мог. Единственным, что поддерживало его в эту дьявольски сложную минуту, было сияние Аллочкиных эмалевых глаз.
…Как всякий внезапно осчастливленный человек, Блин был страшно возбужден и долго не мог уснуть. В голову лезло всякое. Например, как он, в общем то, обыкновенный Ромка Блинов тащит, то есть несет на руках самой разнебесной красоты невесту в фате(Аллочку Ставницер), а на капитанском мостике стоит бородатый человек в белом кителе и машет ему рукой… Ромка думал еще много о чем-то прекрасном, только вот мысли о завтрашнем дне были словно ложка дегтя. Дело в том, что исполненная благодарностью Аллочка пригласила его на свой день рождения, а прийти в такой дом без подарка он не мог никак. Блин терзался. Занять было не у кого — единственный друг безвозвратно потерян (а если бы даже и было у кого, то, как отдавать?). Продать тоже нечего, и времени осталось всего ничего. И вот, когда часы пробумкали три раза, Блин решился. Он выгреб остатки бабкиной пенсии, что была незатейливо припрятана среди латаных панталонов и чулок, в среднем ящике темного от времени комода.
…На дне рождения Аллочки Ставницер собирались дети, с которыми родители рекомендовали ей дружить. Нет, нет. Никто никого не заставлял. В этой интеллигентной семье вообще насилие было совсем не в чести. Просто девочку ненавязчиво так направляли, а она всегда слушалась взрослых, потому, что была ребенком разумным. В дом, обычно приходили те, общение с которыми Аллочку духовно обогащало, а именно Гриша и Миша из музыкальной школы, Вика Кантор из изостудии и Машенька с Катей – подруги по классу. Гости были развитыми и воспитанными детьми, потому говорили умно и тихо, не пихались и конфеты брали по очереди. Родители же старались развлечь компанию игрой в лото, где на картинках были изображены сплошь одни поэты и композиторы, устраивали викторины для эрудитов, словом не какая-нибудь вам эстафета с картошкой на ложке. Гости делали вид, что очень увлечены и активно боролись с зевотой. Всем в тайне хотелось побегать.
На сей же раз, больше всех мучилась сама хозяйка. Во-первых, Аллочке показалось, что ее рассказ о мужестве и благородстве «одного мальчика», произвел на родителей, и в особенности на бабушку совсем не то впечатление, на которое она рассчитывала, а потом девочка очень боялась, что Рома может заскучать от всех этих нудных, если честно, забав. Или вот возьмет, да отметелит противного Гришку, что бы тот не умничал и не задавался. Это будет конечно справедливо, но совершенно не уместно. Аллочкина душа была сметена.
Время шло, гости уже успели сесть за стол, свечки были задуты, толстая и неуклюжая Катя опрокинула чашку на нарядную скатерть. А его все не было. Пожалуй, так Аллочка не нервничала даже на экзамене по сольфеджио. Каждый громкий звук заставлял ее вздрагивать, язык стал сух и как-то по особенному шершав, точно нос у больной собаки. Во время лото она была совсем невнимательна и даже перепутала Мусоргского и Глинку, а потом, чтоб отвлечься спросила у Вики: «Как ты думаешь, почему среди поэтов, ну там Пушкин, Лермонтов, Есенин меньше бородачей, чем среди писателей?». «Они не успевают отрастить бороду, потому что умирают молодыми» — ответила мудрая Вика, и Аллочке стало так грустно, что тоже захотелось умереть молодой.
На прощание победителям викторин бабушка раздала призы – тоненькие книжечки о лекарственных растениях, остальные же просто получили утешительные шоколадки. Призерам стало обидно.
Аллочка вместе с папой вышла проводить гостей до ворот и во дворе добросовестно вертела головой, надеясь все-таки встретить его. Бедняжка не знала, что на площадке перед слуховым окном пируют двое — Ромка Блинов и Мишка Бакушкин. Осоловевший от обжорства Блин отправлял пальцами в рот очередную тяжелую масляную розу с разграбленного торта, а Мишка никак не мог налюбоваться на сказочно прекрасный набор малюсеньких ковбойцев – миротворческий подарок лучшего друга.
Ночь впервые за всю весну выдалась теплой. Легкий ветер нес запах новорожденной листвы в открытые форточки, а в небе благодушно улыбалась луна. Ей было невдомек, что в красивом доме на улице Солянка горько плачут двое: Ромка – после порки и Катенька Ставницер – от разочарования. А по морям сновидений все так же плыл чудесный голубой ледоход…