Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Прежде чем никогдаПрежде чем никогдаАвтор: Чхеидзе Заза Когда новоприбывшего в воинскую часть №(…) Ленинградского военного округа, рядового Лохума Беспантыева попросили подтвердить данные о его гражданской специальности «компрессорщика отбойного молотка», он почувствовал себя и гордым и задетым за живое одновременно. Ни слова не говоря, стоял он перед капитаном кадровиком, с грустными, туманными, отдающими черным перламутром глазами.Потом малосольным салагой, его приставили к натасканному в деле, дослуживающему последние недели сибиряку, для труда в кочегарной. Незнание языка не стало помехой для закидки угля в топку, а также, плетения аксельбанта, резки шеврона, загиба погон и выточки надфилем латунных буков СА, с целью благоукрасить парадную форму дембеля. В те редкие дни, когда он высовывался из своей морилы, за одичалый внешний вид его обязательно останавливал какой-нибудь офицер, приказывая подстричься в ближайшие полчаса. Стригся он сам на сам, а за докладом о выполнении приказания обычно следовали бранные тирады: - Кто же тебя ебть сзади так обкорнал?! Да ты поверни кумпол и посмотри… За время службы, в коробе его головы сколотилась куча непонятых фраз: «Извилка дорог», «Селедка под шубой» или «Ладонь ко лбу — увидел, торцом к уху — услышал, ко рту приложил –доложил…». По причине непонимания сему подобного, Лохум эмоционально перенапрягался, отчего во сне сильно потел и потому сползал с обитого дерматином топчана, но на копченой коже ссадин было не видно. Даже дневной паек ему приносили на место. Поэтому изучил он всего- то полста русских слов, хотя понимать приказы он со временем кое- как научился. Дослужив до декабря девяностого, вспомнил Лохум, что вскоре и его уже ждала дембельская дорога. Отдав свой воинский долг, и сказав особисту ата, уехал парень в родной Ашт целым ефрейтором. Но даже в воинской части жизнь была интереснее. Потому выменял он древний дедовский Коран на Американскую визу и ушел без шума. Года тревог, года растерянностей… Немало странных профессий перепробовал он по всему миру. Общение с разными людьми стало доставлять ему радость. Поэтому всегда и везде, где он пребывал, стремился поскорее устроиться на службу в местах многолюдных — типа гостиниц или увеселительных заведений. Через некоторое время, после прибытия в Соединенные Штаты, на чердаке Мемфисского отеля, Лохум устроил птичницу, где разводил хаки-кемпбельских уток и каждое утро, организовывал церемониальное шествие птиц по отелю, — от самого верхнего пятого этажа до пруда во дворе. На постоялых дворах Индии, его работа заключалась в том, чтобы отгонять многочисленных обезьян от находящихся за трапезой туристов. На одном из Виргинских островов, он занимал должность инженера по «антиореховой» технике безопасности — с длинным, брезентовым сачком в руках, следил за тем, чтобы падающие с деревьев кокосы не разбили голову постояльцам прибрежных кафе. Работал Лохум даже «запаховедом», в занимающейся производством дезодорантов Черногорской компании. Там, его обязанностью было нанесение дезодоранта на тело участвующих в эксперименте отдыхающих и в течение дня отслеживание того, как запах пота перебивает аромат антиперспиранта. Но обанкротившийся хозяин фирмы вколотил ему фальшивые евро и в результате, он потянул такого локшА, что едва собрал сумму на авиабилет до Санкт-Петербурга. Захотелось ему осесть в северной столице, чтоб не только построить мечеть о трех минаретах, но и организовать перевод на таджикский язык книг Пелевина и Стругацких… Для этого он, прежде всего, должен был сам научиться грамотно петрить на местном наречии. Не забывал он и назидание деда, тайного молы Тюфты ибн Беспонты, который родился с четырмя клыками и знанием персидского языка, что никому не будет дано понимание того смысла, к которому человек еще не готов. При поиске наставника, который бы ввел его в высшие тайны предмета, Лохум не страшился трудностей, ибо встретил он в городе, – и весьма торжествовал по этому поводу, – великолепную терпимость людей к приезжим. Терпимость эта, однако, способствовала досадному распространению, ходивших соболем преступных лиц кавказской национальности и прочих силодеров, чьи отвратительные наскоки не однажды доводили его до горючей слезы. Будучи уверенным, что мысль материальна, Лохум стал делать динамические медитации, произнося особые мантры, которым обучил его в свое время, живший под Брно, некий предсказатель Виталик — единомышленник и близкий друг тех самых Абая и Мирзабая, что проходили по делу убийства артиста Талгата Нигматулина. Давала знать о себе и проблема с жильем. За выходившую прямо на лестницу, грязную и тесную как вагонное купе Лиговскую квартиру, куда никогда не заглядывало солнце, платили 200 долларов в месяц на четверых. По причине обычного просачивания пара из батареи, обои давно отклеились, обнажив дореволюционные газеты «Нижне-Кубанский казачий отдел» и рекламные афиши «От Богородского хутора». Окна были наглухо забиты и заклеены скотчем. В помещении кишмя кишели тараканы, и часто, жертвами его бытового утюга были мелькавшие на стене, безвестные для самого аллаха клопы. После девяти с половиной месяцев бесплодных поисков русского гуру, в один прекрасный, солнечный день, прогуливаясь по мосту им. Лейтенанта Шмидта повстречал он пожилого мужчину, в очках на роговой оправе, державшего руку в шкарняке белоснежных брюк и читающего на ходу журнал «Уральские нивы». Сравнявшись с Лохумом, он вдруг притормозил, к чему -то принюхался, и блуждающим взглядом осмотрелся вокруг напевая под нос: -Свое дело сделав, Алексей Ефремов, ищет виноделов, Если подоспеет, вдруг какое чЕло — жеваная тема, Здорово подонки, здорово ублюдки… Потом он прикурил БЛК от «крикета» из протянутой руки Лохума и сказал: - Тебя что оправдали старина? А ведь я должен тебе полсотни зеленых! Несмотря на удивленное лицо азиата, мужчина вдруг достал из кармана бумажник. - Ты, разумеется, думаешь, что я забыл! — Бодро продолжил он.- Никак нет! Я не забываю своих долгов! Незнакомец порылся в бумажнике и вывернул его на¬изнанку. - Увы! Полтинник всего, — продолжил он вздохнувши.- Ни один лапотник не может быть более дыряв, чем мой. Вот сам убедись... Потом выяснилось, что мужчина обознался, так как оказывается, внешность Лохума имела сходство с находящимся в розыске грузинским вором — городушником Иасоном Mургулия… В последнее время в городе были частые рейды, поэтому ищущему кладезь премудрости гастрабайтеру и так приходилось избегать пасечников в форме ОМОН. Конечно же и он был не прочь стащить при покупке в супермаркете, пару пачек сигарет, или плоскую чекушку спиртного, но чтоб дурмовое из кармана покупателя, никогда. Ровно через двадцать минут, Лохум и нисколько не бегающий водки солидный мужчина сидели в близлежащем кафе. Представился он священнослужителем, сложившим с себя обязанности Митрополита островов Онежской губы и профессором медицины, Алексеем Сильвестровичем Ефремовым. Закусывавший исключительно жареными цыплятами Алексей Сильвестрович явно клонил к тому, что именно Русский язык является ключом истинных плодов знания, обретающим все большее и большее значение в тот век, что сейчас начинается. Высказывал, что книгу Достоевского нужно читать дважды, — до того как читатель моложе, а потом старше одного из героев по фамилии Свидригайлов. И что это единственный язык, содержащий проникнутое бесстрашием слово (КОНТРВСПЗДНУТЬ), где один за другим чередуются целых девять согласных букв. Изъяснял он, что информация есть предтеча смелости, количество которой в мире постоянно, но неравномерно распределяемо между всеми живыми существами. А безвестность и страх, после изгнания человека из рая, схожи с коллективной гардеробной, из которой извлекаются разнообразные одежды, ибо люди узрели свою наготу перед лицом вселенского хаоса. Принялся он также тщательно расспрашивать Лохума, собирая гору разных сведений о его прошлой жизни. Порядочность и ненадменный слог Алексея Сильвестровича подталкивали Лохума как к нехоженым в человеческое ухо вопросам, так и раскупорке все новых банок. Рассказал он Владыке, как дедушка мола водил его в Душанбинский цирк, на представление Игоря Кио, где еще до антракта мужчины в черных костюмах вежливо попросили их тихонько покинуть зал, объяснив это тем, что старик мешает выходу из гипнотического транса, уже полчаса прыгавшего на арене как кенгуру, зрителя добровольца. И о том, как хохотал предок, в чайхане Юсуфа, выпив на компенсированную в пятикратном размере сумму билетов, арак с кумысом. После этой части беседы, Алексей Сильвестрович убедил Лохума подарить ему виднеющуюся из под рубахи, совсем новую балтийскую тельняшку, презентовав ему в свою очередь визитку с указанием адреса и телефона рабочего кабинета. Конец 1-ой части Теги:
1 Комментарии
#0 21:02 01-06-2012Ирма
Добротненько Ну чо, с рубрекой тя Дорогой! Текст подан хорошо, с самых первых буков вазникает интерес читать далее. Жду вторую часть.Еще раз паздравляю! чо то нипонятно ничего Заза-архив, чем дальше — тем интереснее. хз, мне как-то совсем не пошло.Слог такой вязкий. Все эти «ибо», «сего», обилие громоздких имен и терминов, типа «хаки-кемпбельских уток», россыпь лишних запятых. Все это мешало воспринимать текст. плюсану и соглашусь в общем с Рабиновичем. Прочитал первый и второй абзацы только. Громоздко как-то и нелегко ложится. Имхо, конечно. Автор, позже непременно вернусь и попытаюсь прочесть. Там и каммент оставлю. Ну. А с рубрикой, да, поздравляю. Не люблю в текстах вычурно-юродивые фамилии. Выглядят они выпукло и мешают верить в суть происходящего. Нормально Римантасс – Я пасу когда Ширвинд на вахте, у него рука хоть и тяжелая но мне прет. Постараюсь не облажаться. SPARKY- хотя фамилия может сказать о герое больше, чем 2 литра Сивухи, в данном случае соглашусь. Я прошлое воскресить… Когда был курсантом в Минском авиаучилище, там в моей роте был один взрослый крутой хохмач из Мары –Игорь Губарев, который азиатов некоторых всеремя звал Ибн беспонтовый. И все же не откажусь привлекать к ролям Мерцхалов Мерцхаловых, Канатов, Мантузов, Жигули и т.д. Rabinovich – ( понял )я тоже курей предпочитаю… утки, гуси, бррр… а индюка нужно на пару готовить, долго и нудно, а то как солома получается… Ч.К. –Понимаешь же, мрет много бывалых людей. Целые энциклопедии уходят. Всем поклон, спасибо бесценные… 2 литра сивухи мда так то неплохо.запутался в запятых. и вот тут: «Ни слова не говоря, стоял он перед капитаном кадровиком, с грустными, туманными, отдающими черным перламутром глазами.» у кого были грустные глаза можно понять двояко. про Талгата Нигматуллина зато есть. дервиш -да! так одна запятая может исказить действительность. И название хорошее. Еше свежачок В заваленной хламом кладовке,
Нелепо уйдя в никуда, В надетой на шею верёвке Болтался учитель труда. Евгений Петрович Опрятин. Остались супруга и дочь. Всегда позитивен, опрятен. Хотя и дерябнуть не прочь. Висит в полуметре от пола.... Синее в оранжевое - можно
Красное же в синее - никак Я рисую крайне осторожно, Контуром рисую, некий знак Чёрное и белое - контрастно Жёлтое - разит всё наповал Одухотворёние - прекрасно! Красное и чёрное - финал Праздник новогодний затуманит Тысячами ёлок и свечей Денег не предвидится в кармане, Ежели, допустим, ты ничей Скромно написал я стол накрытый, Резкими мазками - шифоньер, Кактус на комоде весь небритый Скудный, и тревожный интерьер Чт... Любовь моя, давно уже
Сидит у бара, в лаунже, Весьма электризована, Ответила на зов она. Я в номере, во сне ещё, Пока закат краснеющий, Над башнями режимными, Со спущенной пружиною, Вот-вот туда укроется, Где небеса в сукровице.... Среди портняжных мастерских,
Массажных студий, и кафешек Был бар ночной. Он звался «Скиф». Там путник мог поесть пельмешек... За барной стойкой азиат, Как полагается у Блока, Химичит, как лауреат - И, получается неплохо. Мешая фирменный коктейль, Подспудно, он следит за залом, Где вечных пьяниц канитель, Увы, довольствуется малым.... Она могла из брюк червонец стырить
и плакать, насмотревшись чепухи, не убирать неделями в квартире, но я прощал ей все её грехи. Она всегда любви была доступна - простой, без заморочек и тоски и мы с ней максимально совокупно от жизни рвали вкусные куски.... |