Гейзерих, король Вандалов.

Автор: космополит Игорь Владленович Ткачев, не любил коммунистов. Его отец, став жертвой своего идеологически подкованного папы, носил имя Владлен (Владимир Ленин), и передал его, как водится, в виде отчества своему сыну. Высказать свое негодование деду, Игорь не мог, так как тот, трагически погиб при попытке к бегству из Беломоро-Балтийского лагеря, в июле 1933 года, не дотянув до открытия одноименного канала, который он своими руками построил, всего месяц. Отказаться от отечества Игорю ничего не стоило, и он постоянно мечтал иммигрировать в страну с более высоким уровнем жизни, чем в Украине, благо таких стран немало. Но отказаться от отчества он не мог, хотя паспортный стол и оказывает такие услуги, но это было бы настоящим предательством.
Игорь работал кассиром-директором в кинотеатре «Красногвардеец». Работа ему нравилась. Во-первых, потому что в Феодосии не так много рабочих мест, и потому каждому обладателю подобного места, оно естественно нравится, а во-вторых, загрузка залов была нулевая, и как следствие нагрузка на плечи кассира, так же была не очень. Когда начинался курортный сезон, принципиально ничего не менялось. Игорь, подобный бизнес провал, связывал с разгулом интернета. Пока до провинции докатывались премьеры, они уже давно находились в сети. Причем в более лучшем качестве. Техника в кинотеатре была старая.
Сомнительная рентабельность смущала директора. Ткачев, как кассир понимал, что уже четыре года обшарпанный, никому не нужный кинотеатр, работает в убыток. Однажды, он поднял этот вопрос перед приехавшим из Симферополя начальством. Босс ничего ему не ответил, а только прибавил зарплату. Теперь уже вопросов никаких задавать не требовалось, все стало ясно. Кто-то в Крымской столице отмывает через них бабки. Игорю претило учувствовать в мутках, нечистых на руку дельцов. Именно из-за того что всякие мудаки уклоняются от налогов, у нас в стране не только кинотеатры обшарпанные, но и больницы со школами. Но ежемесячная, недавно повышенная зарплата с одной стороны, и перспектива отсутствия оной, с другой, быстро затыкали совесть, оставляя государственную медицину и образование на произвол судьбы.
Капиталистов он так же не любил.
Зимний вечерний дождь, умывал Феодосийские улицы, угрожая уже ночью, превратится в гололед. Капли стучали по жестяной крыше кинотеатра, и стекали потоками по оконному стеклу Игоревой рабочей подсобки.
Его «кабинет» был полностью обклеен афишами былых кинопоказов, причем уже не первым слоем. Вдоль стены, упираясь в большой шкаф, стояла секция из пяти кресел, с убирающимися сидениями. У окна находился белый, пластиковый, прямоугольный стол, какие часто используют в летних кафешках, под зонтиками. Так же было два стула, из того же набора, на которых расположились Игорь и его друг Виктор. Под шум дождя, они играли в подкидного и пили кофе с виски.
— Интересное дело, — сказал Игорь, тасуя карты после очередного проигрыша – под знаком свастики было совершено много зла, и этот символ был объявлен вне закона. – он почесал висящую бородку колодой, так как козлиная сильно зудела, а потом почесал, опять же колодой, за ухом, в густых длинных патлах, на удачу, и начал раздавать. – под знаком серпа и молота преступлений было намного больше. Ведь правда же?
— нарушение прав человека, это не соревнование – сказал Витя, поправив очки – неважно, сколько человек расстрелял диктатор одного или тысячу. И то другое недопустимо. – а потом добавил – заканчивай там своих блох гонять, мы же этими картами играем.
— Справедливо – согласился Ткачев, по поводу репрессий, но никак не по поводу своего ритуала призывающего карточное счастье – так почему же, если я нарисую на стене немецкого орла, то меня забросают нахуй камнями, а если намалюю серп и молот, то мне слова никто не скажет. Это ж блядь, двойные стандарты.
Витя Огурцов был человеком совершенно аполитичным, и гордился тем, что ни разу не ходил на выборы. Рассуждения Владленыча он счел логичными, но отсутствие козырей его сейчас волновало куда больше, чем красный террор. Игорь же наоборот все больше распалялся, на его щеках вспыхнул румянец, возможно от того что карта не шла, а возможно от обостренного чувства справедливости, которое вполне обоснованно числилось среди Игоревых добродетелей.
— Неужели в Дахау, было страшнее умирать, чем в ГУЛАГе – сказал Ткачев и, посмотрев на стекающую по стеклу воду, отхлебнул из чашки. – Витек, можно попросить тебя о помощи?
Витя посмотрел на своего друга, который стал неожиданно хмурым и серьезным.
— Все, что в моих силах.
— Да для тебя это сущий пустяк. Мне нужен на пару часов автомобильный кран.
Огурцов удивленно поднял брови. Он работал в ЖЭКе, инженером, и естественно имел выходы на технику.
— Тебе зачем?
— Да тут такое дело. – замялся Игорь – ты только не смейся.
— Ничего обещать не могу, я слишком давно тебя знаю. – сказал Витя и выкинул последние карты, оставив оппонента с приличным веером на руках.
— Короче, ты видел на фасаде кинотеатра, прямо над колоннадой, советский герб? – Он говорил медленно и осторожно, как будто ступал по хрупкому льду.
— Ну допустим. – протянул Виктор. Улыбка уже медленно начинала касаться краешков его губ.
— Вот, ну я решил это, короче демонтировать его.
— Да ты гонишь! – расхохотался Огурцов, выплюнув обратно в чашку только что сделанный глоток – на кой хер он тебе сдался?
— Мне он не нужен, просто ему там не место. – сказал Игорь как можно серьезнее, надеясь что его строгость уймет Виктора. – пойми, это важно для меня. Это мои взгляды.
— Ай, не могу – Витю сдавливал смех. Чем больше серьезности напускал Ткачев, тем больше это веселило его друга. – Гейзерих, король Вандалов блин. Да ктож тебе позволит с фасада чета там снимать? Дурик.
-Я звонил в главный офис. – Серьезно заявил Игорь – Там сказали что можно.
-Неужели так и сказали? – не поверил Витя.
-Ну не совсем. Они сказали, что бы я больше не звонил им по всякой херне. Но я думаю, что это можно расценивать как твердое согласие с моим планом.
В подтверждение своих намерений, он встал и открыв створки шкафа, представил на всеобщее обозрение лежащий там круглый гипсовый барельеф, до метра в диаметре, изображающий девушку в греческой тунике и венке, опирающуюся локтем на старую пленочную камеру.
— не Микеланджело Буонарроти конечно, но довольно мило. – оценил Витя, так же встав и подойдя поближе – оригинальный ход. Это я так понимаю вместо герба?
— Да вместо.
Витя еще улыбался, но выбора у него уже не было. Слишком далеко в своем архитектурно-политическом протесте продвинулся патлатый Владленович. Дружба это не только когда ты помаешь в необходимостях, это, наверное, и помощь в глупостях.
— купишь мужикам промочить горло, наши жековские на сухую не работают.
— спасибо тебе Витек.

На следующее утро, когда серую сырость пробивали лучи восходящего солнца, а ветер с моря, гнал по небу тяжелые темные облака, на площадь, перед кинотеатром, громыхая и фыркая выхлопами, подкатил автомобильный кран «Кировец» на базе КАМАЗа. На стреле была зафиксирована корзина для подъема людей на высоту. Развернувшись, машина сдала задом, и остановилась прямо у ступенек парадного входа.
Сразу за краном подъехал на своей красной копейке Витя.
Игорь, подойдя к КАМАЗу, вручил водителю пакет, звенящий тарой. Водитель, мужик средних лет, со смуглой кожей и седеющей стрижкой «ежик», принял пакет и передал его напарнику, невысокому старичку сидящему рядом, предварительно заглянув внутрь. Напарник так же заглянул в пакет и одобрительно закивал.
Выслушав основную задачу и проведя рекогносцировку местности, работяги приступили к установке крановых опор. Витя и Игорь стояли рядом, облаченные в страховочные пояса с карабинами и оранжевые каски.
Водила дал вира, и корзина взмыла вверх, поднимая разрушителей символов социализма над площадью. Игорь, бережно придерживал гипсовое изваяние, которому было суждено сменить на посту старое.
Закипела работа. Ткачев орудовал перфоратором, загоняя отбойник прямо под снопы колосьев окутанных лентой. Его узкие глаза горели пламенным огнем, низвергателя скверны. Он чувствовал себя, так как будто он лично тянет за трос, срывая с постамента памятник железному Феликсу, или разрушает собственноручно берлинскую стену.
Витя же напротив, флегматично курил, пуская кольца, котрые на ветру получались довольно хреновые. Ему было совершенно фиолетово какое изображение висит над кинотеатром. Но особая пикантность процесса, немного его веселила. Он, облокотившись на железный борт корзины, наблюдал как по мокрому асфальту с трещинами, снуют фигурки людей, обходя лужи. Вид сверху был интересен.
Наблюдая за происходящим, он увидел как одна сгорбленная фигура, одетая в коричневый плащ и с серым пуховым платком, укрывающим голову, подошла к работягам и начала оживленно жестикулировать. Женщина лет шестидесяти на вид, узрев подобный вандализм, не могла пройти мимо. Доносившиеся до Вити, обрывки фраз, явно свидетельствовали о накале обстановки. Во избежание дальнейшей эскалации конфликта, и не сильно доверяя дипломатически способностям сотрудников ЖЕКа, Витя крикнул с высоты:
-Что происходит гражданочка? Вы почему в зоне крановых работ без каски?
-Вы что делаете гады? – хриплым, срывающимся голосом завопила бабушка. – Немедленно прекратите.
- Извините, прерваться можем только на обед. График.- ответил Виктор.
- Я тебе покажу обед – кричала старушка, пытаясь привлечь внимание прохожих – Да что же это делается товарищи, не уж то никто не вступится?
И не дожидаясь помощи из вне, она довольно проворно, для своих лет, залезла на подножку возле кабины управления краном, и начала дергать за рычаги, до которых могла дотянуться. Стрелу крана повело резко вправо, корзину качнуло. Витя испуганно уцепился за поручни.
- ты че делаешь, старая блядь? – закричал короткостриженный, роняя сигарету и хватаясь за рычаги. Именно он управлял краном, а потому нес непосредственную ответственность за находящихся в корзине людей.
Игорь, понимая что скандал может существенно затормозить все дело, прибавил усилий, не отвлекаясь на крики и опасные маневры корзины.
Начал собираться народ. Скучающие зеваки, окружили КАМАЗ. Группа школьников старших классов, открыв с шипением пивные банки, расположилась на ступенях кинотеатра, весело подбадривая старую заступницу. Элегантно одетый мужчина, в костюм с галстуком и черный плащ, явно встал на сторону рабочих.
- Я бы еще и Ленина с привокзальной площади снес. У нас в Москве он уже давно нигде не стоит.
- У вас в Москве, он до сих пор лежит. – весело подколола его молодая девушка с ребенком.
В довольно сжатые сроки, на площади перед кинотеатром собралось прилично народу. В большинстве своем это были падкие до уличных скандалов ротозеи, но были и активные участники диспута. Ядром спасения герба, были женщина зачинщица, Зоя Марковна, и появившийся как по тревоге, организатор и духовный вдохновитель Феодосийского горкома КПУ (коммунистическая партия Украины) Малинин Егор Егорович.
Малинин залез на крышу газели, на которой он приехал, и через громкоговоритель обратился к сидящим в корзине.
-Раз… Раз… Требую немедленно прекратить рабготы.Молодые люди я к вам обащаюсь.
- Не позорьте ваших отцов – крикнула Зоя Марковна.
Услышав об отцах, Владленович, еще упорнее налег на инструмент, заканчивая обработку по периметру, добивал последние сантиметры.
С другой стороны активно вступил в дискуссию Иван Гречков, двадцатисемилетний учитель труда в средней школе. Иван размахивал руками, шутил и иронизировал, собирая вокруг себя слушателей-приверженцев. Увидев своих учеников, он, пытаясь сохранить лицо, выклянчил у учащегося 11-А класса Ленского Сени, банку пива. Сеня нехотя угостил своего учителя, и когда Гречков немного отошел, тинэйджер шепотом обозвал его «конченой мразью» и «ублюдком»
Витя смотрел на это столпотворение с грустным презрением. Его немного пугала возможная огласка. Кран все-таки был взят нелегально.
Мерзко пища сиреной, на площадь, сигналя ворвался милицейский УАЗик. К транспорту блюстителей порядка сразу же прильнули представители сторон, желая как можно раньше донести до сведения патрульных, свое видение ситуации.
Здесь уже стало не до шуток, Огурцов начал поторапливать контрреволюцию.
- Давай шевелись. Менты прикатили.
- Сейчас, еще немного. – ответил запыхавшийся Ткачев. Он уже снял герб, и положив его на дно корзины, возился теперь с закреплением нового барельефа. – подай шуроповерт.
Закрепив «девушку с камерой», на уголках, Игорь критически осмотрел работу
— нужно еще конечно алебастром замазать, но это уже потом, я сам займусь.
- да уж будь добр. – ответил Витя, махая крановщику.
Когда корзина, под шипение гидравлической системы, опустилась и двое товарищей ступили на землю, пытаясь укрыть лица, от взявшего их в прицел объектива, журналиста местной газеты, к ним подошел старший лейтенант милиции Ротко. Тучного милиционера, с могучей красной шеей, окружала большая свита из сторонников и противников акции. Небрежно взяв под козырек, он голосом наглого рэкетира из девяностых осведомился у Ткачева:
- Ты директор?
- Я – ответил Игорь, вытирая руки. — А что случилось, товарищ старший лейтенант?
- А то ты не понимаешь? – крикнула Зоя Марковна.
- Не мешайте следствию – заступился за следствие Гречков.
- Так! А ну тихо всем! – рыкнул старлей.
- А вы нам рот не затыкайте – серьезно и с достоинством заявил Малинин. – Я представитель КПУ, я член горсовета.
- Вы как член горсовета, должны знать о процедуре организации массовых собраний.
Началась перепалка. Вообще ничего незаконного не случилось. Администрация частного кинотеатра может делать любой ремонт на ее собственный вкус. И поэтому милиция, которая поле небольшого разбирательства и выяснения, заняла сторону Ткачева, сразу попала под огонь народного гнева. Но милиции не привыкать, поэтому пригрозив самым горластым обезьянником, она, предупредив народ об ответственности за нарушения общественного порядка, уехала восвояси.
Народ начал расходится. Игорь, предложил желающим забрать герб, который лежал все это время в корзине. Но желающих, тащить домой метровый гипсовый круг, было не много. Малинин, свалил сразу после того как уехала милиция, он сказал что у него дома уже есть один герб, и призвал всех голосовать за комунистов, пообещав собравшимся защищать все завоевания октября, восьмичасовой рабочий день и детей от влияния улицы. Дети, сидящие на ступеньках кинотеатра, только хмыкнули. Зоя Марковна, еще не ушла, она озиралась по сторонам, надеясь на какое-то чудо, но постояв немного она грустно опустила глаза и тоже сначала медленно, а потом более уверенно, начала уходить по направлению к набережной, кутаясь на ходу в платок.
Герб забрал себе водитель крана. Сказал, что повесит его в гараже.
Спустя два дня, начальник ЖЭКа, до которого докатилась информация, о левом использовании казенной техники, вызвал к себе Виктора, и потребовал что бы тот, написал «по собственному желанию», в противном случае пригрозил увольнением по статье.