Ultimo Ratio. (последнеее средство. лат.)

Автор: atoss66 Всю свою сознательную жизнь Эдуард Неустроев отчаянно и терпеливо мечтал о чуде. Он верил в это абстрактное явление свято и нерушимо, как не каждый святой отец верит во второе пришествие Христа. Однако, в чём заключается чудо именно для него, Эдик пожалуй бы не поведал даже перед трибуналом страшного суда. Его представление об этом с возрастом менялось, но состояние ожидания не покидало никогда.

В детстве он нетерпеливым взором кладоискателя обозревал окрестности двора в надежде, что кто-нибудь из детей забудет в песочнице игрушку, торопясь на призывный клич родителей с балкона:
— Стасик, в школу я за тебя буду вставать?!
Позже он уповал на то, что чудеснейшим образом из всего многомиллионного города, торопливый утренний трамвай переедет именно математичку Агриппину Сократовну, и контрольную по алгебре перенесут на неопределённое время. Единственная инстанция, от которой Эдик не ждал чуда, называлась военкоматом. А потому, смиренно стоптав три пары сапог в абсолютно не курортном Приамурье, он благополучно вернулся домой и опять чудеснейшим образом женился на чудесной (как ему поначалу казалось) девушке. Но с возрастом наши взгляды отчего-то сильно меняются. Через три года оказалось, что жена к сказочным феям не относилась и, окончательно потрепав нервы беспрестанно мечтающему Неустроеву, оставила его мечтать в одиночестве. В новом состоянии заниматься делом всей жизни стало проще, хоть и приходилось отвлекаться на бытовые проблемы, которыми раньше самоотверженно занималась жена.

А вообще-то, Эдик был добрым мечтателем. В случае вдруг свалившегося на него чуда, он мечтал осчастливить если и не весь мир, то хоть по крайней мере, людей его окружающих. Правда в последнее время его представления о чуде довольно устойчиво сформировались в навязчивые видения небольшого кейса, содержащего в своих недрах ни больше ни меньше, как миллион заветных долларов. Наверняка подобная конкретика была навеянна на мечтателя голливудскими боевиками, где каждый встречный поперечный норовил стащить у сильных мира сего. Оно конечно сомнительно, что Эдик осмелился бы обидеть таковых, но при не слишком рискованных обстоятельствах чемоданчик стащить попытался бы.

Каждый день, по дороге на работу и обратно, Неустроев рисовал себе картины, как он вдруг становится очевидцем погони при криминальных разборках. Удирающая сторона выбрасывает из окна машины в укромный кустарник у дороги пресловутый кейс. Догоняющие, не подозревая подобной подлости со стороны оппонентов, продолжают погоню. А в это время случайный свидетель Неустроев, благополучно извлекает подарочек судьбы из кустов и…

Будьте уверены, что все возможные версии погони были не одну сотню раз продуманны, и разве что не отрепетированы предусмотрительным мечтателем. Уж он-то всё бы сделал для того, чтобы сохранить деньги для себя. Ах, каким бы он был щедрым, внимательным и компанейским по отношению к окружающим. Не то, что нынешние снобы из финансовой элиты. Но разве фортуне до справедливости? Готовясь к чему-то великому, Неустроев был непритязательным в быту и молчаливым в компаниях. Он, как хранитель великой тайны, известной только ему, снисходительно относился к людям, чувствуя себя несравненно выше. Настолько выше, что даже не считал нужным вслушиваться в детский лепет своих собеседников, если таковые находились.

Религию, искусство и любовь Эдик считал чисто коммерческими предприятиями и не то, чтобы отвергал всё это напрочь, просто откладывал до момента свершения чуда.
Однако, когда минуло ему тридцать годочков, и некоторые вещи стало откладывать уже некуда, решил Неустроев поискать помощи у бога. Нет, не то, чтобы Эдик стал завсегдатаем церквей или фаном сектантских разноцветий. Просто изредка обращался в мыслях к создателю с просьбой осчастливить его чудом, но непременно в твёрдой валюте. Неизвестно, получала ли небесная канцелярия сообщения от корыстного раба своего, но исполнять их пока не торопилась. То ли в силу нематериальности своего существования, а то ли ещё по какой причине. Правда, Эдик был абсолютно уверен в том, что материальность — это всего лишь удобная форма доставки и продолжал крепко надеяться на разумное распределение благ небесами.

По прошествию некоторого времени, когда робкие попытки обрести веру растворились, как утренний туман, стал он поглядывать в совершенно противоположную от бога сторону. Единственный момент, который смущал Эдика при этом решении, — незнание условий перехода в адепты к дъяволу. Что ему можно предложить взамен? Это ведь не альтруист из Назарета…
Хорошо было бы, если он банально потребует душу, которой Неустроев как раз и не очень-то дорожил. А как придумает что нибудь поистине дъявольское? Главное — трудно будет не поступиться чем бы то ни было ради достижения такой долгожданной цели.

Не долго думая, наш мечтатель обратился за помощью к литературе соответствующего содержания, посещая библиотеки и книжные рынки. Однако, даже на его дилетанский взгляд, всё предлагаемое широкой публике чтиво по различным магиям и сатанизму не представляло собой никакого практического значения. Так, шизофренический бред тяготеющих к чему-то инфернальному неучей. Ещё немного и Неустроев отчаялся б совсем, но… В жизни полно всяческих «но», которые порой переворачивают всю нашу жизнь и действительность с ног на голову.

Непонятно откуда, но как-то вечером, обнаружил герой нашего повествования на своём балконе мятую бумажонку со странным готическим текстом:
Proffessio tacita. *** внутренний договор с дъяволом *** (лат.)
Aglon Tetagram Vaycheon Stimulamathon Erohares Retroesammathon Clyoran Icion Esition Existein Eryona Onera Erasyn Moyn Meffius Soter Emmanuel Sabaoth Adomai… *** вызывание дъявола в ритуалах чёрной магии (лат.) *** и в конце странная приписочка: — Целую.
" Наверное ветром занесло..." — Разгладил бумажку на колене Неустроев, не ожиданно чувствуя растущее уважение к её древней желтизне. Лист покорно распрямился, притягивая внимание извивающимися угловатыми змеями букв. Что-то говорило ему о том, что сложенная из букв странная формула, непременно приведёт к чему-то. К чему?..
Но вот только странная приписочка от руки синей ручкой не давала Эдику покоя, разбавляя затлевшую вдруг надежду сомнениями. Он ещё раз поднёс текст к глазам и тут же резко отдёрнул, принимая для себя решение.
— Эх, была не была! — Громко произнёс Неустроев вслух, и принялся переписывать текст в русской транскрипции.

Из лёгкого ажура готики слова превращались в непроницаемые смысловые глыбы, тяжело ворочающиеся в сознании. Он явно улавливал их огромное значение, но не понимал сути. Зазвонил старенький, треснувший телефон. Это была одна из тех не многих барышень, которые изредка посещали жилище Неустроева после развода. Они не столько скрашивали одиночество, сколько напоминали о полной бессмысленности существования. В аудиенции прелестнице было отказано в виду того, что сегодняшний вечер Эдик собирался посвятить общению с нечистым.
Едва дождавшись наступления полной темноты он, в совершенно пустой комнате, которую не пользовал за ненадобностью, расставил множество свечей в форме пятиугольной звезды и сел в её центре, лицом к двум расходящимся в стороны лучам. Комната, освещённая дрожащим пламенем, приобрела и зловещий вид. Неустроев неверными руками, развернул многообещающую бумагу и сомневающеся шмыгнул носом.
«Девственность два раза не теряют, а потеряв, по простыне не плачут.» — неожиданно пришла ему в голову, где-то услышанная поговорка. Махнув рукой на все условности, он поднёс текст к глазам и стал неспешно читать в слух:
— … Сотер Эмануэл Сабаот Адомаи… — тяжело повисли в воздухе последние слова заклинания. Он втянул в себя тёплый, пыльный воздух, пытаясь по появлению запаха серы обнаружить присутствие нечистого.

Никаких намёков на его появление. Глубоко вздохнув, Неустроев прочёл текст ещё два раза. Огляделся по сторонам, поднял взгляд к потолку. Ни шороха, ни запаха.
Бред, какой-то… — тоскливо потёр он подбородок и вновь зашевелил губами, повторяя уже почти запомнившийся набор абстрактных для несведущего слов.

Что-то неуловимо изменилось в небольшом пространстве комнаты. Легко качнулось пламя свечей, метнулась по стенам неясная тень, как будто имеющая объём. Незаметно, словно плесень, он отделился от стены и вызывающе шагнул в сторону Неустроева.
— Ты меня даже не достал, а извлёк. Как мораль, — ворвался в сознание его энергичный, приятный голос. Подобным тембром и интонациями пользовались киношники для озвучивания Джеймса Бонда.

-- И будто нет причин для беспокойства,
И не случилось ничего. Всё так же.
Но, кто же дал душе такое свойство,
Отчаяно готовиться к продаже. — продолжил появившийся непостижимым образом гость, и небрежным броском руки, включил свет.

Ни рогов, ни копыт, ни тем более хвоста Неустроев у него не заметил. Копыта возможно и имелись, но были задекорированы шикарными туфлями, со стильными золотыми пряжками в виде хищно изогнутого американского доллара. Пытаясь сосредоточиться, Эдик довольно равнодушно пробурчал «здрасьте» и стал методично гасить свечи, быстро смыкая на тонких шейках фитильков трясущиеся пальцы.
— Та-ак, — разочарованно протянул гость, — значит задушевного разговора при свечах, плавно переходящего в ужин — не состоится. Давай тогда хоть познакомимся? Впрочем, мне твоё имя, как ты уже наверняка догадался, — известно. А самому представляться глупо, это так же верно, как у семи нянек — четырнадцать титек. Не молчи, словно ты по колено в шоке. Это даже, как-то не прилично, позвал в гости, а теперь обращаешь на меня внимания не больше, чем на собственную тень.
— Погоди ка, дай в себя прийти, — стёр холодный пот со лба Неустроев. — Не каждый день приходится переживать подобные визиты.
Не обращая внимания на неоправданную фамильярность личных местоимений, гость по свойски похлопал хозяина по плечу и приглашающе повёл взглядом:
— Ну, пойдём, поведаешь о своих проблемах. Насколько я разбираюсь в людях, ты мне сегодня роль золотой рыбки уготовил?
— А, чем плоха мысль: помогать людям? — по хозяйски мотнул головой Эдик на обшарпанное кресло, предлагая гостю присаживаться. — Тем более, что после они будут чувствовать себя такими должниками-терпилами.
— Когда за человека постоянно решают его проблемы, у него постепенно разжизжаются мозги, — снисходительно улыбнулся гость, — И вместо того, чтобы чувствовать себя обязанным, он точно следует инструкциям классика: подмять под себя дающую сторону, и заставить служить у себя на посылках. — Удобно закинул ногу за ногу нечистый, срезая кончик сигары «Monte Kristo» золотистыми ножницами, — вот, так-то раб божий Эдуард.
— Не играйте словами, ничей я не раб, — недовольно поморщился Неустроев, комкая в руке пустую пачку из-под " Примы".
— А я и не играю. Я только счёт веду, — растянул в улыбке, только одну половину рта собеседник — и ещё: от помощи — недалеко от милосердия. Лично мне больше по душе слово контроль.
— И, что ты называешь контролем, что контролируешь?
— Ну, возьмём хотя бы твой случай. Хотелось бы, конечно, чтобы ни одно живое создание не стало жертвой собственного бессилия. А собирание душ за оказанные услуги… Я давным давно бросил это глупое хобби. Нынче это божеская прерогатива, у него есть кому их пасти в раю.
— Хм-м… — не смог не улыбнуться Неустроев утешающей новости относительно души, — это, конечно цинично, но с юмором.
— Цинизм без юмора, вообще ужасная вещь, — назидательно покачал пальцем в воздухе нечистый — это я тебе, как долгожитель заявляю. Ты, кстати не бессмертия захотел? — смешно, как-то по карлсоновски сложил он домиками свои кустистые брови.
— Да нет, я довольно скромен, и хотел бы ограничиться всего лишь материальным благополучием, — с акцентированным аскетизмом, потупил свой взгляд в ветхий палас Эдик. Он с непередаваемым волнением ожидал ответа.
— Чтоб, я сам себя побрал, — разочарованно всплеснул руками гость, — какая же у вас людей бедная фантазия! За столько веков, вы не придумали ничего нового. Ну в прочем, на то вы и смертные. — Нечистый с нескрываемым пренебрежением окинул взглядом съёжившуюся тут же фигурку опонента.
— А тысяча лет, это долго? — Не удержался Неустроев, заинтересовавшись не ожиданно вопросами бессмертия.
— Долго ли, коротко… Всё в мире относительно, особенно время. " Семнадцать мгновений весны", считается в Бразилии короткометражкой. А вообще-то время река быстрая, если конечно эпоха интересная.

Нет, определённо, Эдик находил своё новое знакомство занятным. Жалел ли он он о том, что ему удалось всё-таки связаться… Да, что там связаться — лично встретиться с шефом самого инфернального учереждения. Это вам не собеседование при поступлении на работу пройти. Ни о чём он не сожалел и сознательно подгонял события.
— Наша эпоха интересная?
— Мутная она какая-то. Ничего не случается у вас «просто так». Вы живёте в стране причин. Если что-то происходит, то не «потому, что...», а «в следствии того...». Простые несчастные случаи непременно объясняются чьим-то злым умыслом. А так как к подавляющему большинству несчастных случаев я абсолютно не причастен, то даже завидую тому, кто в процентном соотношении опередил меня в «злых умыслах». Кто бы это мог быть? — Нечистый обличающе поднял вверх узловатый в суставах палец, — у меня, только один конкурент, обладающий таким мощным потенциалом. Но он не по тем делам. Вроде.

Да, так вот, нехватка чего-либо — объясняется событиями в Ираке. А экономическое отставание — еврейским заговором. Где собака зарыта, знаешь?
— Любопытно…
— Просто некоторые не делают разницы между понятиями: войти в историю и влипнуть в неё же.
— Всё меняется, — снисходительно усмехнулся Неустроев — демократия, словно болото поглащает в себя всю вчерашнюю причинность.
— Неужели? — С покровительствующими интонациями рассмеялся нечистый.
— А чем ты тогда объяснишь появление демократически настроенных генералов? — привёл Эдик очень важный по его мнению довод.
— Генерал — демократ, это примерно тоже самое, что еврей — оленевод. Только ещё смешнее. Возьмём ещё не забытого генерала Лебедя. Большую жизнь прожил, — побывал и сверху и снизу, но демократией так и не забеременел. Однако, это всё слова, не имеющие для меня никакого смысла. Давай перейдём лучше к сути нашей с тобой встречи. Я хоть и нечисть, но высоко моральная, а потому — денег тебе не дам. Однако могу одарить некоторыми способностями. Обладая определённой фантазией, иронией и здоровой долей цинизма, можно эти способности обернуть в неплохой капиталец.
— Подробнее можно? — зазвенело напряжённое любопытство в голосе просителя. Он тут же представил себя невидимкой, слоняющимся по банковскому хранилищу с мешком. В этом случае мешок нужен даже больше, чем в сельском хозяйстве.
— Как ты отнесёшься к добыванию денег прямо из карманов сограждан? — ехидно прищурился искуситель. Лучше не получилось бы у самого Берии.
Неустроев пренебрежительно повёл плечами, всем своим видом показывая, как он относится к — подобному предложению
— При отношении наших людей к воровству в общем, и законодательству в частности — это верная смерть. — разочарованно вздохнул он, вспоминая сюжетец из детства, когда на автовокзале одного маленького южного городка, толпа до смерти забила пойманного карманника.
— То, что гусеница считает смертью, философ называет перерождением — жирно расплылся в улыбке гость — я же не посылаю шарить тебя по карманам ротозеев в вечерних троллейбусах. Так что успокойся и внимательно слушай идею предложения.

С видом ученика — фанатика, Неустроев энергично закивал туго соображающей башкой. По его крайне не продвинутому разумению вся эта ситуация, очень походила на приём у психиатра. Оставалось только определится, кто из них пациент.
— Ты, наверное обращал внимание на то, как много в городе людей с деньгами? Я не имею в виду их явные и тайные банковские счета. Я говорю только о карманных деньгах, которыми набивают до отказа свои бумажники и имеют на них свои виды. Кто-то торопится поскорее отнести свои кровные под зазывные огни казино. Кто-то мучается проблемой, где раздобыть совершенно ничтожную сумму на лекарства для больного ребёнка. Некоторые каждый вечер вносят свою струю в и без того полноводную денежную реку комплексно-гостиничного либо сауновского порнобизнеса. Кто-то уже который день просто хочет жрать, и ради достижения сытости готов уложить все перечисленные выше категории на одну полочку в морге. Я же, не будучи моралистом, могу себе позволить помогать всем. Ну по крайней мере иногда. — Вдохновлённо вещал нечистый, — могу я попросить чашечку кофе?
— Что, слабо щёлкнуть пальцами и получить её, не утруждая хозяина? — хмыкнул в ответ Эдик, всё же поднимаясь с дивана и на ходу соображая, хватит ли остатков кофе на приличную по крепости порцию.

Тут же в воздухе прозвенел щелчок, и на прожжёном журнальном столике возникли две дымящиеся чашки и чертовски изысканная деревянная коробка с сигарами.
— Материализовать можно всё, что угодно, сынок. Вот только напиток забодяженный на адских костерках, выходит не таким ароматным.
— Ад существует? Ну… где он находится — то? — подозрительно понюхал Неустроев предложенную ему чёрно-маслянистую жидкость.
— Не бойся, не заразно, — заржал гость — всё дезинфицированно в пламени адской СЭС. Ад всегда существовал, но только в людских душах. Каждый представляет его по своему. Чем извращёнее твои фантазии, тем неуютнее твой собственный ад. — Гость провёл ладонью над обезображенной временем поверхностью столика, и она вдруг вспыхнула жирным блеском, став вновь гладкой и по-дорогому ореховой. — Посмотри, как смешно выглядит благородная древесина в безвкусной несуразности данной модели. Не правда-ли?
— Не вижу связи.
— Так же смешно и аду иметь свою координационную точку в пространстве. Даже при моих возможностях, дороговато было бы содержать на исправлении всех грешников мира. Ещё гляди бунт поднимут. А обслуга?! Одним словом, это совершенно не коммерческий подход. Мне бы вот телек, кофеёк, сигару потолще, да молодость вспомнить… Какие были дела на заре развития человечества! Никаких тебе знаний, одни сплошные предрассудки. Какие дела вершились, не то, что нынешняя возня мышиная… Опять, я отвлёкся, одиночество знаешь-ли, поговорить не с кем. Кстати, ты не смотрел новый польский…
— Я, по польски не в зуб ногой. Хотя если в зуб ногой, то запросто могу и по польски.
— О, великий и шипучий польский язык, — покачал своей импозантной сединой нечистый, напоминая Неустроеву старенького учителя истории из далёкого и не совсем безоблачного детства. — итак, как я уже говорил, ты можешь извлекать деньги прямо из карманов. Можешь массово, можешь выборочно — как пожелаешь.
— А поподробнее, можно? — нервно сглотнул Эдик.
— Куда уж… — радостно оскалился в ответ гость — одно лишь только твоё желание, намёк на желание, и ты вдруг чувствуешь, как… Словом, не в моём это стиле живописать остроту человеческих ощущений. Слишком разнится наша эмоциональность. Но запомни, что три неверных шага с твоей стороны и…
— Я потеряю приобретённый дар?
— Нет, душу.
— Ты же говорил, что не занимаешься подобными глупостями.
— Непонимание момента, — снова щёлкнул пальцами гость, убирая со стола и возвращая ему первозданную пошарпанность. — это только для убийцы выражение «отдать душу» — уже почти не метафора. Не могу же я беспричинно заниматься утилизацией невинных душ. Тут даже мне нужны для этого веские основания, отчётность знаете-ли… Да и мне это ни к чему. Я, если хочешь знать, вообще занимаюсь всей этой лабудой только из чувства соперничества, равновесия и гармонии в природе. Это у Бога идея фикс сохранить все души, однако извините, тут и пространство не безразмерно. Приходится заключать договора на жёстких условиях с населением. Как правило, не привыкшие себе ни в чём отказывать типы, вроде тебя, всё же совершают три неверных шага.
— Это, я уже слышал. А что же я всё-таки не должен делать? — вынужден был Неустроев остановить красноречие гостя. Всё вышеуслышанное его конечно пугало, но остановиться он уже не мог.
— А ты тут как минёр, милай! — диким мерином заржал, и разве что не взлягнул на радостях чёрт — правда в отличае от минёра, тебе три раза ошибаться дозволенно. Прощай, может и не увидимся больше.
— Подожди, подожди! — вскочил со своего стула Неустроев, в попытке получить дополнительную информацию от гостя.
Однако, тот стал мутнеть и расплываться в задымленном пространстве комнаты, что-то напевая пьяным голосом колхозного тракториста: —

Ой цветёт калина
В поле у ru.чья – ничья…
Парня – мало,
Дога полюбила, я…

Продолжение