Зоопарк

Автор: Павловский “Подкласс: Звери”
—из научной классификации человека разумного





И тут я понял, что на войне действительно нет и не может быть атеистов. Когда безысходность ситуации чёрным дымом заволакивает небо у тебя над головой, и не продохнуть, и до слёз страшно. В такие моменты хочется верить. В высшую справедливость; в то, что кто-то, намного сильнее тебя, сейчас вмешается, потому что так просто нельзя, это неправильно, это не должно происходить.
Наверное поэтому так популярны истории про супергероев. Они говорят нам с американским акцентом: «Keep calm and wait for Spidey to save your ass». Они стараются убедить нас, что когда ситуация станет критической, прилетит мужик в железном костюме и возьмёт всё на себя. Ещё и пошутит.
И до последнего мы верим. Молимся, ждём и верим, что вот-вот, уже скоро мелькнёт знакомый плащ.
Вот только, кажется, в этот раз никто нас спасать не собирался.
Где ты, Бэтмен?

—Блять, она застряла, Жора, спасай!
—Я отошёл на десять минут. Десять!

Нам пиздец. Где ты, Бэтмен?


Утром того же дня

Григорьевич был из той военной породы дедушек, что беспорядок ставит наравне с детоубийством или продажей родины. Попробуйте поудобнее развалится на стуле во время обеда, или, чего хуже, заговорить. Попробуйте, я отвечаю.
В эту тёплую майскую субботу он стоял на залитой солнцем пыльной лестничной клетке. Обутый в протёртые тапки, кряхтел и ковырялся отвёрткой в дверном звонке. За окном белым золотом горели панели этажей. На подоконнике стояла набитая окурками древняя банка из под кукурузы и бесчисленные дохлые мухи. Лучи солнца пробивались сквозь грязное стекло так ярко, что на блестящую золотом лысину Григорьевича было больно смотреть. А ему самому было невыносимо жарко.
Он достал из широкого кармана брюк затасканный платок и протёр лоб.

Если вы спросите Григорьевича про наркотики, скорее всего услышите гневную речь о том, что вся эта зараза пришла с запада, и что это подлые америкашки травят русского человека. Раньше, жили и ни о чём таком не слышали. При Сталине такого не было. В чём разница между дезоморфином и мескалином? Всё одна отрава.

Было около девяти утра, Григорьевич уже как часа два был на ногах, несмотря на то, что спешить ему было некуда. Он успел сделать зарядку, помыться, сходить в магазин, приготовить завтрак, почитать газету. И теперь уже заканчивал с починкой звонка.
И вдруг, настолько пронзительно и громко, что даже закалённый военной службой и годами Григорьевич от неожиданности выронил отвёртку, из соседней квартиры раздался вопль.
—Ебать, меня впёрло!
Сразу вслед за этим, тяжёлым сабвуфером по тонким стенам ударила музыка.
You are so fucked! So fucking fucked!
Yea-yea-yea-yeaaah!
Придя в себя, Григорьевич тут же решительным шагом направился к соседской двери. Но не успел вдавить кнопку звонка, как музыка пропала, и он так и остался стоять с протянутой рукой. А в следующую секунду дверь распахнулась, крепко уебав его по носу.
Вслед за этим из квартиры вывалились двое молодых людей в солнечных очках. Уставились на застывшего в шоке с разбитым носом Григорьевича.
—Нихрена у тебя башка светится, старик!
И поспешно скатились вниз по лестнице.

Хлопнула дверь подъезда.


На тот момент закинуться мухоморами и отправиться в зоопарк втыкать в зебр казалось хорошей идеей. Мы в конце концов не дети, и держать себя в руках под веществами умеем.
Чаще всего.
Кроме, может, того случая, когда Лёха бегал полуголый по историческому музею, размахивал связкой сосисок и орал, что не потерпит произвола со стороны властей. Я его еле поймал. Он так и не рассказал потом, чем он так упоролся. Но я уверен, это был тарен.
Но в это злосчастное утро, как только тошнотворный отвар прокатился по пищеводу, я почувствовал, что-то пойдёт не так. Мы обязательно вляпаемся.
—Это добром не кончится,— пробормотал я сидя на кухне и часто сглатывая, пытаясь не выблевать грибной яд.
И тут же, словно в подтверждение моих слов, из гостиной донеслось бульканье бонга.
—Чтобы мухоморчики не так скучно ждать было,— улыбаясь с дивана пояснил Лёха, когда я вошёл в комнату. Пахло жестоко. Моё предсказание обещало сбыться с невероятной скоростью и точностью.
Решив, что от судьбы всё равно не уйдёшь, я сел рядом и забрал у начавшего сползать на пол друга бонг. Забил. Поджёг.
Затянулся...
—Охуеть, ты где такой ядерный стафф достал?— наконец сипло выдавил я, прокашлявшись.
—Эмм… А это мне знакомый моряк из Африки привёз.
—Их что, не проверяют, когда они на борт возвращаются?— я всё ещё щурился, горло драло.
—Мне почём знать?— Лёха уже сидел на полу.
—И впрямь, забей… Ох!
—Что?
Накрыло резко и мощно. Я дико выпучил глаза, не в силах выдавить ни звука. Зря я всё-таки спросил, откуда пришла эта дурь. Потому как теперь в углу комнаты мне замерещился гепард. Я с силой потряс головой. Не помогло.
—Жора, всё хорошо?— кажется, даже накуренный Лёха заподозрил неладное.
И тут я снова обрёл голос. Чтобы во всю глотку завопить.
—Ебать меня впёрло!
Я рванул к компу и включил случайный трек, предварительно до упора выкрутив ручку громкости.
You are su fucked! So fucking fucked!
Yea-yea-yea-yeaaah!
Ёбнуло так, что Лёха подскочил, опрокинув бонг, в мгновение ока очутился возле меня и пнул кнопку выключения.
—Жора, сколько ты сдолбил?— он вкрадчиво заглянул мне в глаза, и, словно увидев в них всю пролитую кровь еврейского народа, отшатнулся,—всё ясно, сваливаем.
На недоступной моему пониманию скорости он нацепил мне на нос затемнённые авиаторы и, так как мы уже были одеты, выпихнул на лестничную клетку. Следом, тоже напялив очки, выскочил сам.
На залитой майским солнцем лестничной клетке, держась за нос, с охуевшими глазами стоял пенсионер. Под палящими лучами его лысина блестела так ярко, что у меня невольно вырвалось:
—Нихрена у тебя башка светится, старик!
После чего Лёха, закрыв квартиру, утащил меня вниз по лестнице. Где мои ноги буквально подавились количеством и скоростью пляшущих ступенек. Четыре пролёта вдруг превратились в сотню. Я даже успел начать волноваться, когда они кончились. С облегчением я наконец толкнул обшарпанную деревянную дверь, оглушительно треснувшую по стене.
И выкатился в чудесный светлый день.
Лучше бы остался дома. Поиграл в иксбокс, заказал пиццу, подрочил.
Пусть даже упал бы на этих бессчётных ступеньках и сломал ногу.
Так, по крайней мере, мы бы не добрались до зоопарка.

Лёгкая неадекватность среди молодого поколения сегодня явление настолько обыденное, что едва-ли кто обратит на это внимание. Если вы начнёте шуметь, все решат, что вы просто напились. Человек, незнакомый с психоделиками, скорее подумает, что странный прохожий просто не от мира сего, чем упоротый в щи. Не спалиться, даже при минимальном уровне самоконтроля очень легко.
Но мы смогли.
Ехать решено было зайцем, потому как мы не догадались заранее посмотреть цены на билеты в зоопарк. А обнаружить у самой кассы, что нам не хватает денег войти, очень не хотелось.
Решение это в нашем состоянии привело к дурным последствиям.
Чтобы не попасть в лапы контролёрам, я постоянно напряжённо вглядывался в разноцветную толпу на каждой остановке, выискивая синюю униформу врага. Господи, я был готов собственноручно задушить каждого мудака, одевшего синий в это злосчастный день. А таких было много. К третьей остановке меня начала брать измена.
Я в панике повернулся к Лёхе, надеясь, что его убило не так сильно, и он поможет мне, заняв мой пост дозорного. Но на его месте справа от меня вдруг оказалась симпатичная мамаша с грудным ребёнком на руках. Я икнул от удивления, решив, что мухоморы впёрли раньше намеченного, и что не стоило мешать их с травой. Наклонившись к младенцу, я одной рукой немного опустил очки, и поверх тёмных линз уставился на толстощёкое создание. С минуту мы с интересом изучали друг-друга. А наивная мамочка всё улыбалась и даже сказала своему чаду помахать дяденьке ручкой. Очевидно, даже не подозревая, какого цвета у дяденьки глазки. Меня всегда удивляло, что любого парня старше шестнадцати мамы в разговоре со своими маленькими детьми называют дядей. Сама ты, блять, тётя.
Спустя ещё минуту, когда малой признал во мне друга и начал радостно улыбаться, я тоже признал в нём друга. И удивлённо изрёк:
—Нихуя тебя сплющило, Лёха!
И вдруг. Тишина… И пара десятков охуевших глаз.
—Жора, я тут!
Я наконец заметил его. И сразу стало ясно, Лёха был совсем не в том положении, чтобы помочь мне.
Потому что он висел вниз головой, зацепившись ногами за поручень. И бесконечно глупо давил лыбу.
—Жора, я думаю, мы спалились.
И широченная улыбка.
Теперь его увидела и мамаша. Чей материнский инстинкт сразу смекнул, я – далеко не самая лучшая компания её сыну. Или всё-таки дочке? Карапузы. Они все одинаковые. Серьёзно, никогда не понимал людей, с восторгом вопящих: «Смотрите! У него папины глазки, у него мамин ротик!». Был бы у мамы такой ротик, как бы она делала папе минет? Но это уже пошло.
И в этой мучительно тянущейся тишине Лёха наконец ёбнулся на пол.
Осознание ситуации нервирующим холодком пробежало по позвоночнику и стянуло спину. Или это ганжа? Я уже ни в чём не был уверен. Вполне возможно, что мухоморы уже начинали впирать. И если это так, нам стоило свалить прямо сейчас. Когда ты имеешь дело с таким количеством мусцимола помноженным на ядерную дурь из Африки, любые контакты с людьми стоит свести к минимуму. Потому что с того самого момента, как эти вещества начинают завладевать твоим мозгом, ты уже не один из них. Ты не homo sapiens и тебе не место среди них, среди этих скучных обыденных рож.
Поэтому мы пошли в зоопарк. Дикие звери среди диких зверей. В теории это звучало вполне разумно. В теории.

К счастью, не успели пассажиры прийти в себя, как двери с шипением разъехались, я схватил тщетно пытающегося подняться Лёху и выскочил из проклятого автобуса. Вдогонку нам кто-то успел крикнуть:
—Пьянь!
Я показал ему средний палец.
—Жора, мы в пизде,— заявил поднявшийся на ноги Лёха,— а нет,— добавил он осмотревшись,— мы на месте.
Я посмотрел на название остановки.
—Мы одну не доехали,— возразил я.
—Ну и к чёрту её, зоопарк уже тут начинается,— показал он на стену, тянущуюся вдоль всей улицы.
—Но вход… Да ладно, чувак! Ты серьёзно?
Но стена была не особо высокая. А сомнения в том, впёрли уже мухоморы или нет, улетучились, когда вдруг тело захлестнула волна дикой энергии. Я сразу вспомнил викингов и почувствовал, как с невиданной прытью начала расти борода. И с яростным воплем бросился вслед за Лёхой.
Два отморозка штурмующие стену городского зоопарка. Забавное должно быть зрелище со стороны.
Но, вопреки ожиданиям той маленькой незатуманенной части мозга, которая трезво оценила препятствие, мы сходу преодолели стену и упали на твёрдый песок уже по ту сторону. Лёха тут же вскочил, схватил меня за плечи, и с сумасшедшим лицом буквально выплюнул мне в лицо:
—Клёво мухоморчики приложили, а?
Я хотел что-то ему ответить, но вместо этого только открыл рот и замычал, показывая пальцем ему за спину. Он понял меня на удивление быстро. И с криком «Стоять, сукины дети!» в один прыжок развернулся на месте. И тоже онемел.
В десяти метрах от нас стоял слон.


Если мать с отцом работают, либо же просто хотят слетать на Крит и в голос заниматься любовью, то детей, естественно, оставляют на бабушек и дедушек.
Бабушка была в санатории. А потому на эти выходные Григорьевич остался в компании восьмилетней Маши и шестилетнего Миши. Так как дома у дедушки внуки начинали стремительно сходить с ума, он решил их куда-нибудь сводить. И хоть настроение было не на высоте, и болел разбитый нос, взяв в руки газету, дед начал шуршать страницами, бубня себе под нос. Цирк закрыт на ремонт, для аттракционов маленькие ещё слишком, в театре детских спектаклей сегодня нет, в кино одни глупости… Миша, положи это, где взял.
—Мне скууучно, деда,— протянула старшая, дёргая старика за клетчатую рубашку.
—Ну хорошо, чего ты хочешь?— он наклонил голову вниз, глядя на внучку поверх толстых стёкол очков.
—Я хочу, чтобы меня укусил ядовитый паук, чтобы я пулял паутиной из рук! Пяу, пяу!— подскочил Миша.
—А я хочу посмотреть на пони.
Решение было очевидным. Неугомонные, словно дикие звери, дети среди таких же диких зверей.
—Значит идём в зоопарк!— под радостный вопль внуков Григорьевич сложил газету и кряхтя поднялся. Знал бы он, что скоро пожалеет, что фантазии мелкого о человеке пауке так и останутся фантазиями.
Пожалеем и мы. Не придёт новоявленный Паркер ни спасать нас, ни ловить за задницу.

Первые полчаса в зоопарке прошли как нельзя лучше. Смеясь над тем, как Миша перетрусил при виде пауков, Григорьевич даже позабыл об утреннем инциденте и взбесившем его хамстве. Маша же была в полном восторге, когда пони предпочли есть именно с её рук.
—Деда, смотри, я им нравлюсь!— кричала она, когда животные, толкаясь мордами и упираясь в изгородь, фыркали и тянули сено у неё из рук,— кушайте, хорошие, кушайте,— приговаривала она, скармливая очередной букет травы,— вам всем хватит, голодненькие мои! Деда, а их что, не кормят? Почему они такие голодные?
—Осторожней, не скорми им свои руки.
—Они не станут меня кушать, смотри, какие они добрые!
—Я про твою бабушку так же подумал, когда её первый раз увидел,— пробубнил он себе под нос,— Ладно, Маша, пошли,— сказал он, взглянув на старые часы,— Нам надо ещё посмотреть на слона.

Посмотреть на слона собралась необычно большая толпа. Человек семьдесят восторженно кричало, свистело и аплодировало. Какой ажиотаж! Любопытство тянуло всё новых зрителей к вольеру.
Поддавшись на хнычущие уговоры внуков, Григорьевич покрепче взял их за руки, приказал держаться и вклинился в плотную массу людей. Словно «Ямал» грузный дед советской сборки прошёл сквозь толпу с Машей и Мишей на буксире. Подвёл мелких к ограде и довольно показал:
—Вот вам слон.
И словно «Титаник» напоролся взглядом на открывшуюся картину.
Пробоина. Течь. Разлом. Пиздец.
Григорьевич опешил, не в силах поверить в увиденное.

Потому что действительно сложно поверить в то, что твои соседи объебосы оседлали слона в центральном городском зоопарке на глазах у сотни человек. Сорвав бурные аплодисменты. И теперь катались на нём с криками:
—Хуй вам, а не Карфаген, скоты имперские!
Животное оказалось на удивление послушным. Может дети, звери и торчки действительно мыслят на одной волне? Их разум не затуманен условностями и стереотипами цивилизованного общества. Им на всё плевать, они делают, что им нравится. Может Тайлеру пришлась бы по душе кислота? И вместо мыла он варил бы чистый ЛСД, чтобы разом упороть всю планету, сбросив оковы Вавилона.
Может.
Но мы никогда не узнаем.

И у нас были другие заботы.
Например тот самый дед из соседней квартиры, который каким-то чудом выследил нас до зоопарка, и теперь с дикой рожей тянул к нам свои крепкие руки, покрытые седыми волосами. Стало страшно. Раскрасневшееся его лицо брызжа слюной изрыгало проклятия на неизвестном языке, глаза горели огнём. Внезапно он начал раздвигать стальные прутья, достаточно толстые, чтобы удержать слона. Нам стало совершенно ясно, что сам Дьявол послал за нами одного из своих приспешников. Я решил, что это Абаддон, что на иврите значит истребление – демон смерти и разрушения.
Лёха крикнул:
—Изыди, чёрт!
В панике мы свалились со слона и что было сил, а сил было много – отвар впирал всё сильнее, понеслись куда глаза глядят. Лишь бы подальше от этого исчадия Ада. Я не разбирал дороги, не понимал, где я. Лишь только ощущение пожара за спиной оставалось чётким. Всё остальное превратилось в смазанную полосу препятствий. Одна единственная мысль кричала в убитой веществами голове: «Беги!».

Посмотрев сейчас на карту зоопарка будет видно, что мы добежали до противоположного его конца. Потому что обнаружили мы себя в уголке с домашним скотом. Паника прошла. Но тревога, не родившаяся ещё утром, только усилилась. Я жопой чувствовал, что добром это не кончится. Диким взглядом я окинул помещение, вглядываясь в глаза каждой корове, свинье, барану. Кто угодно мог оказаться предателем. На секунду я подумал, что стоит их всех прирезать, как свидетелей. Но увидел, что Лёха присел на корточки у одного из баранов, взял его за рога и упёршись своим лбом в его что-то ему объяснял. Я понял, что он взял контроль над ситуацией.
—Красава, чувак,— похвалил я друга.
—Тсс, тише, мы с Эклером пишем музыку.
—Ты назвал барана Эклер?
—Он сам мне сказал своё имя.
Я понял всю глупость своего вопроса. Даже стало как-то неловко перед животным. Но решил не лезть со своими извинениями.
—Пойду, обоссу страуса,— шепотом предупредил я Лёху и вышел из хлева.

Выйдя на улицу меня охватил испуг. Куда я попал? На всякий случай заглянул обратно в хлев, чтобы удостовериться, что коварный мусцимол не зашвырнул меня в другую реальность. Лёха был на месте. Успокоившись, я собрался с силами.
—Дойти до страусов, отлить, вернуться обратно,— повторил я вслух.
Чтобы скрасить путешествие, я достал наушники. Включил Led Zeppelin – Immigrant Song, а дальше, что подкинет случай. Shuffle on. Уф, с Богом, блять.
Не стоило мне оставлять Лёху одного.


Несмотря ни на что, Григорьевич твёрдо решил довести начатое до конца и дать внукам досмотреть зоопарк. Поход наконец подходил к концу. Остались только домашние животные.
Он купил внукам по мороженому. И всё вроде было хорошо. Когда Маша указывая пальчиком куда-то вперёд сказала:
—Деда, смотри, мальчик на птичку писает!


Я отказывался верить своим глазам. Абаддон вернулся, выследил нас, коварная тварь. И теперь нёсся прямиком на меня, плюясь огнём и изрыгая страшные проклятия на своём наречии.
Мне пиздец. Нам пиздец. Мама, я не хочу умирать.
Испустив протяжный вопль и защемив член молнией, я рванул обратно к Лёхе.
Давно пора было сваливать.


—Машка, а куда дедушка побежал?
—Не знаю, Миш. Сказано ждать тут, ждём. И у тебя весь нос в мороженом, дай вытру.
—Сам вытру, уйди.


Земля содрогалась с каждым его шагом. Казалось, что вот-вот когтистые руки схватят за шкирку, поймают, не убежать. Заберут с собой в геенну огненную. Пиздец, пиздец, пиздец.
Оглянувшись назад, однако, я увидел, что демон сильно отстал. Но я знал, что это не надолго.
Хлопнув дверью я влетел в хлев.
И тут я понял, что на войне действительно нет и не может быть атеистов. Когда безысходность ситуации чёрным дымом заволакивает небо у тебя над головой, и не продохнуть, и до слёз страшно. В такие моменты хочется верить. В высшую справедливость; в то, что кто-то, намного сильнее тебя, сейчас вмешается, потому что так просто нельзя, это неправильно, это не должно происходить.
Нам пиздец.

—Блять, она застряла, Жора, спасай!
—Я отошёл на десять минут. Десять! И ты по локоть засунул руку свинье в жопу!
—Она сама попросила!
—Тяни, сука! Абаддон выследил нас!
—Аааа!!!— Лёха в панике начал отчаянно дёргаться.
Бедное животное не выдержало анальной пытки и с истошным визгом пробив загон начало носится по хлеву. За ним волочился орущий Лёха. Я кинулся на выручку другу, но поскользнувшись на свежей лепёхе навоза упал сам, в последнее мгновение всё-таки ухватившись за Лёхину ногу. Тут надо отдать должное свинье и её анусу. Не убавив скорости, обезумевшее животное выскочило из хлева. С нами на жопном буксире.
Нам пиздец.
Где ты, Бэтмен?


Мозг Григорьевича наотрез отказался понимать происходящее. Объявил ситуацию критической, выбросил в кровь адреналин и отдал одну короткую команду – поймать преступников.
—Свинью крадут!— закричал он так, как обычно орут: «Пожар!».
И храбро бросился на похитителей. Ухватившись за ногу последнего, и тем самым увеличив прицеп ещё на восемьдесят килограмм. Тут свиная задница достигла своего предела и выпустила Лёхину руку. Пробежав ещё пару метров животное остановилось, развернулось и понеслось на таран с явным желанием мести в маленьких, полных больного безумия глазках.
Но мир несправедлив. И удар незаслуженно принял на себя Григорьевич, не успевший вовремя уйти с линии атаки. Едва начавший подниматься на ноги, он получил мощный прямой пятаком под дых. Удар подбросил старика в воздух и опрокинул на спину. Потемнело в глазах.
«Неужели это конец? Так глупо!», обиженно успел подумать он. Сознание угасало, звуки стремительно отдалялись, оставляя гудящее эхо. Он приготовился быть растерзанным осатаневшим зверем.

Как вдруг:
—Жора, свинья деда убивает!
—На в пятак, скотина!

Протяжный визг и затихающий топот гулко прокатились по черепу. Григорьевич понял, что спасён, и со спокойной душой потерял сознание.


Отпустило под вечер. Мы сидели на террасе кафе, тянули банановый коктейль. Солнце уже не было видно за стенами домов, но его лучи ещё долго отражались в окнах, кидая яркие блики в глаза, заставляя жмуриться. Я надел очки.
—Надо будет…
—Нет, — перебил меня Лёха,— не надо.



Март 2013