Мечта

Автор: Tabasco Она входит – и вокруг замирают все.
Она – само совершенство. Если есть такое определение – «роскошная женщина», то это – про нее.
Насмешливо улыбаясь, она сидит напротив меня, покачивая туфелькой, кружа мне голову ароматом своих духов и заставляя забыть о времени.
Я ждал ее два с половиной часа. Пока она решала свои деловые вопросы, я тихонько пил кофе в кафешке на углу Авиамоторной и Шоссе Энтузиастов, пытаясь преодолеть муки ревности и ожидания. Если честно, до того момента, как она вошла, я вообще не был уверен, что она придет. Ничего не поменялось. Я всегда переживал, что она не придет…
Дайте барабанную дробь, пожалуйста. Удивительная женщина. Восхитительные волосы развеваются под кондиционером, скромное (и наверняка дорогое), но очень идущее ей платье облегает сногсшибательную фигуру, походка – тигрица на охоте, не меньше… А это еще она не начала говорить!!!
От звука ее голоса я схожу с ума. Так, наверное, поют сирены… Причем у меня есть сомнения – помогло бы мне, если бы я привязался к мачте… Мне кажется – нет…
Ее зовут Ира. А меня — … А меня не важно как зовут, можно, наверное, подставить любое имя…
Мы знакомы уже очень давно. Когда-то мы были коллегами, и через полгода после совместной работы я начал аккуратно за ней ухаживать. А еще через месяц проснулся утром в ее постели.
Мы были любовниками. Это было недолго, но это было восхитительно. Прошло много лет, но такого в моей жизни не было никогда. Да никогда, скорее всего, уже и не будет – возраст у меня уже не тот…

Меня накрыло любовью как-то невзначай, без предупреждения, вдруг. Говорят, так всегда это и бывает, но я не знаю, как это – всегда… У меня так было в первый раз. И видимо, последний. Очень уж высока планка, заданная ей. После нее ни одна женщина не вызвала и десятой доли тех ломающих мир эмоций, что делали меня сумасшедшим тогда. Да, если признаться – после нее мне это было и не нужно.
Она очень любит рассказывать о том, как мужчины, когда-то бывшие с ней, добились в жизни чего-то важного. Кто-то женился и завел долгожданного ребенка, кто-то – стал успешным предпринимателем… Все при успехе, как говорится. Она говорит, что, видимо, приносит мужчинам удачу.
Она рассказывает, как она их изменяла. Кому-то советовала другую рубашку, кому-то новый парфюм, кому-то – сбрить бороду. Как советовала спектакли, выставки, музеи. Как все те, кто попадал под ее чарующее влияние, становились лучше, возвышенней, культурней. Интересней. Такой личностный тюнинг.
А потом она отдавала их в хорошие руки. Приносила удачу – и оставляла с это удачей наедине.
Мы были знакомы близко всего неделю, но я знал о ней больше, чем большинство коллег по работе. Я знал, точно знал, что за железобетонной стеной кроется нежный, ласковый человек, варящий тебе кофе, устало смотрящий на тебя в конце дня. Говорящий с тобой не чеканным ритмом всезнающего профессионала, а тихим голосом усталой, нуждающейся в защите и поддержке женщины.
Через неделю она начнет и меня привлекать к программе. Я и сам не противник музеев и театров, даже сторонник, но она поведет меня именно туда, куда захочет ОНА. Потому что это ОНА будет делать из меня культурного человека. Может, просто потому, что она будет знать о том, что я когда-то был увлечен футболом и не будет – о том, что театр или балет тоже может быть увлечением футбольных фанатов?
Видимо, слишком много я рассказывал ей о столкновениях между «нами» и «врагами». Видимо, она слишком чувственно спросит, откуда у меня рассеченная бровь – а я не смогу сочинить ничего, кроме правды. Ну да Бог с ним, мы не об этом.
Мы отлично проведем время. Пообедаем в моем любимом ресторане, где ей понравится (а это – большая редкость). Я буду возить ее по Москве, и она будет получать удовольствие от того, что она – не за рулем, что кто-то ухаживает за ней, а она просто расслабилась – и плывет по течению…
Она приведет меня домой – и я буду играть ей на гитаре. Я буду петь ей свои песни, и главной для меня будет та, которую я сочинил для нее.
Я ехал тогда по Европе на взятой напрокат машине в компании трех таких же придурков, как я, приехавших не столько поддержать сборную на Евро, сколько вдохнуть воздуха, свободного от вони офисных московских будней. Из динамиков безбожно громко звучит «Металлика», вопли товарищей, вопящих о том, что Москва сейчас порвет Братиславу, раздаются над ухом – а я сижу и, забившись так, чтобы никто не видел экрана, пишу стихи и параллельно выхожу в удаленный доступ, чтобы ответить ей на очередное сообщение. Вернувшись в Москву, я сяду и буду мучительно искать звук, который будет для этой песни лучшим. И, как мне кажется, найду.
Я спою – и, хоть прошло уже столько времени с того момента – до сих пор не узнаю, понравилось ей или нет. Это вопрос будет мучить меня, ведь в этой песне я оставил часть своей души, которая в тот момент вся – принадлежала ей…

Она заказывает любимый каппучино, привычно отказывая официанту в заказе на десерт – фигура главнее… Смотрит на меня пронзительным голубым взглядом, в котором удивительным образом сочетается теплота южного моря – и арктический лед. Я не за рулем, поэтому шампанское сегодня – вполне уместно. С ее любимой клубникой. С НАШЕЙ любимой клубникой.
Мы разговариваем с ней об отвлеченных вещах. Вообще-то, раньше мы часто говорили и о работе, которая нас, как-никак, связывала, но по прошествии нескольких минут она одергивала меня, заставляя сменить тему. У нас ведь есть еще о чем поговорить? И я срывался на разговоры о том, что я люблю ее, что она нужна мне настолько, что мне тяжело без нее дышать, я благодарил ее за то, что она сделала для меня, ведь ее влияние сказывается на моей жизни до сих пор. После встречи с ней я уже не буду прежним.

Когда-то давно мы сидели и так же обсуждали совместную поездку на Валдай. Это мой подарок ей на день рожденья. Тот подарок, который не испортится, который нельзя будет выкинуть, который навсегда останется в ее сознании. Думаю, иногда он будет выныривать из глубин ее памяти, и когда это произойдет – она скорее улыбнется, чем расстроено скривит лицо…
Ей вообще тяжело дарить подарки.
Мне кажется, женщинам, похожим на богинь, всегда тяжело дарить подарки. Но точно я не знаю – у меня в жизни такая оказалась только одна…
У меня куча планов на эти три дня. Столько всего хочется для нее сделать, столько придумано.
Мы стартуем на следующий день после ее дня рожденья. А утром, в ее праздник, я припираюсь к ее дверям в пол-седьмого утра. С букетом пахучих лилий, так любимых ею. А я-то, дурак, дарил ей раньше розы…

Со временем это станет нашей традицией. Каждый год, в ее день рожденья, я буду приезжать к ней, чтобы первым подарить ей букет цветов. Первый букет за день, которых сегодня будет множество. Я просто стараюсь встать первым в этот ряд, чтобы хоть как-то выделиться в лавине поклонников, которые сегодня взорвут ей и без того раскаленный телефон миллионами поздравлений, поцелуев и предложений поужинать.

Она растрогана. Ей приятно. И мне ведь приятно тоже. Осознание того, что своего любимого человека ты поздравил с днем рожденья раньше всех – это ведь тоже что-то значит. Мы пьем кофе, сваренный ей, я дарю ей открытку, написанную вчера вечером на листе А4, экспромтом – только один раз и только для нее.
В этот раз я пишу там, что желаю ей не здоровья и не денег, не уважения коллег, не дома на море и не ягуара в гараже. Я ненавижу говорить ей банальности. Я пишу о том, что больше всего на свете я желал бы сделать ее счастливой.
Я пишу ей о том, что понимаю, как тяжело нести груз жизни на себе одной. Как тяжело бывает порой от того, что ты сталкиваешься с жизнью – и нужно принимать решения, что ответственность за них ложится на тебя пудовыми гирями и сбросить этот груз – очень тяжело. Что этот груз наносит чудовищные мозоли на душу женщины. Незаслуженные и ненужные.
Я не написал там, что я всегда считал, что если я вижу сильную женщину – а Ирка очень сильная – я ловил себя на мысли, что скорее всего, рядом просто нет нормального мужика. Человека, который просто отодвинет ее за свою спину, оставив ей заниматься дизайном квартиры, решением каких-нибудь приятных хлопот. Отодвинет так, чтобы она этого не заметила, потому что она ПРИВЫКЛА, что она – решает.
Я пишу ей, что она, как никто, способна подарить счастье мужчине.
Интересно, сколько подобных писем она получала до этого?
Сколько получила после?
И сколько получит еще?
А еще я пишу ей, что никогда не забуду, как сидел у нее на кухне, ожидая обещанной геркулесовой каши, которую я ненавижу, но из ее рук это было вкуснейшее блюдо на свете, подобное которому не сможет предложить даже самый изысканный ресторан. Или о том, что она восхитительно выглядит не на каблуке и в чулках, а в спортивном костюме, суетливо пытаясь поймать за ошейник собаку во время прогулки. И что когда она утром улыбается, расталкивая тебя на работу – это воплощение мечты. Мечты, которой будет суждено оказаться несбыточной. Но это я пойму уже потом, много дней спустя.
И конечно, я пишу ей, что хочу пожелать ей, чтобы она начала ВЕРИТЬ. Что невозможно жить без веры в то, что ты нужен не только себе. ЧТО ОБЯЗАТЕЛЬНО ЕСТЬ ЧЕЛОВЕК, КОТОРОМУ ТЫ ОЧЕНЬ НУЖЕН. Который может для тебя все. Который мечтает о том, чтобы сделать твою жизнь легче, если это в его силах. И конечно, я имею в виду себя. Совершенно обоснованно, кстати. Собственно говоря, ничего до сих пор не изменилось.
Я уезжаю по делам, а она – на работу. У меня впереди – московские пробки, у нее – праздничный торт, обожание коллег, восхищенные взгляды мужчин и завистливые – женщин. Не многие мои бывшие одноклассницы в 30 выглядели так, как она – в 41…
Стоя на светофоре, я получаю от нее смс.
«Ты классный».
Мне становится так хорошо, как я не чувствовал себя никогда. Я никогда так не любил, и такие слова из уст любимого человека – это не просто награда. Это счастье.
Судорожно начинаю набирать ответ. Какую-то банальность, что-то типа «люблю-целую». И получаю еще одну смску вдогонку. Открываю.
«Нет, лучший».
И вот тут мне становится плохо. Съезжаю на обочину, глотаю воздух, горло как будто скрутило ошейником. Если бы я позвонил сейчас ей – а я очень хочу – я все равно бы не смог ничего сказать. Скрутило так, что не просто нет слов – у меня физически нет возможности их произнести. Есть такое понятие – онемел… Я люблю этого человека. И получить от него такое – это уже – небо.
Мы не видимся весь день. Уже потом я начну отматывать события назад и понимать, что у нее был насыщенный день, торт, поздравления и куча приглашений отпраздновать этот день вместе. А я этот день проживаю вместе с ней. Вместе с ней я мысленно приезжаю в наш ненавистный офис, вместе с ней сижу, как всегда, напротив нее, на утренней совещалке, вместе со всеми поздравляю ее, даря ей подарок от коллектива. Вместе с ней еду домой.
Я мечусь по квартире, не зная, куда себя деть. Мне давно нужно ложиться, чтобы банально не проспать завтрашнее утро, которое обещает быть восхитительным. А я – не могу. У меня в голове не проходит шок от ее последнего сообщения. «Спи. Впереди классные дни. Только ты и я».

И сейчас, сидя напротив нее, я до сих пор переполнен чувством детского счастья, осознавая, что из всех, кто был у нее на выбор – она выбрала меня. И мне даже не важна причина – она была со мной, когда мы вместе сбежали из этого душного, негостеприимного и такого жестокого города. На два с половиной дня она стала моей.

По-моему, таким счастливым я не был никогда. Я не знал, что впереди такое счастье, от которого померкнет вообще все, что было в моей жизни до встречи с ней, но в тот момент, когда я взял в руки телефон и прочел то, что совсем недавно написала ее рука, я был готов умереть. Мне не нужно было уже ничего – я видел, я чувствовал, что ей со мной хорошо. Позже, когда я начну сохранять на компьютер ее смски, я найду таких с десяток, но вот именно та оставила такой след во мне. Только ты – и я. Человек, которому с тобой плохо, не может написать что-то подобное. В лучшем случае – он промолчит. Ну, мне хочется надеяться на это. Цинизм ведь не всегда занимает 100% нашей речи…
А когда с тобой хорошо человеку, для которого ты живешь – разве это не награда?
Утром я был у нее, стартовали мы довольно медленно, но, хоть и с приключениями, были к вечеру на месте. Впереди был ужин, ее любимое просекко и фрукты.
Впереди было разочарование от погоды. Вернее, даже не разочарование – так, легкая досада, ведь было столько планов – и велосипеды, и катание на лошадях, я планировал вытащить ее на лодке на центр озера, так, просто помолчать. А может, и поговорить. Но природа взяла свое.
А мы – свое. И заснули в обнимку, и я не просто обнимал ее – я обнимал мечту, обнимал богиню – и она обнимала меня. И я тонул. Я погружался в нее с головой, и мне не нужно было ничего, только она. Только ее сладкое дыхание, только ее сводящий с ума запах, только ее тихое сопение у меня на плече. И ее кожа, ее роскошная кожа, это был даже не бархат – это было прикосновение к головокружительному дурману, я касался несбыточного – и несбыточное целовало меня в ответ… Я узнал, каково на ощупь счастье.
На следующий день был мой выход.
Прокравшись в ванную, я назажигал там свечей, наполнил ванну горячей водой, добавив туда изрядное количество геля для душа – пена-то должна быть, в конце концов? И позвал ее туда.
А дальше… Дальше я стал самым счастливым человеком на земле. И это ни фига не банальность, потому что так и было. Ее довольные глаза. Ее прекрасные мокрые волосы. Ее голос, говорящий МНЕ о том, как ей хорошо. Я не понимаю тех, кто продает душу дьяволу за деньги. А вот за такой момент – я продал бы, не задумываясь.
Единственное, о чем я пожалел на минуту – это то, что ванна-то была тесновата. А я очень хотел нырнуть туда к ней. Но, с другой стороны, может, и к лучшему, что случилось так, как случилось. Удовольствие-то получили мы оба. Причем, я до сих пор затрудняюсь сказать, кто все-таки получил большее…
Это был лучший вечер в моей жизни.
Утром у нее разболелся глаз. И если честно, я не знаю, что зацепило меня больше – волнение за любимого человека или возможность сделать для нее что-то, поухаживать за ней, сделать что-то полезное. И я метался по Валдаю в поисках аптеки, а потом на пальцах объяснял провизору, что мне от него нужно… И летел в гостиницу на крыльях, с лекарством в руках, стремясь побыстрее вылечить моего ангела…
А потом мы вернемся в Москву. Будем мучительно долго стоять в пробках, наконец доберемся до ее квартиры. Я засну быстро, быстрей, чем она, и последнее, что я буду помнить, что когда я засыпал – она меня поцеловала…
Но перед этим – случится катастрофа. Мы будем ужинать в «Вавилоне». Только-только вернувшись в Москву. И глядя на меня глазами, за которые я пойду умирать хоть сейчас, она скажет: «переезжай пожить ко мне».
И – «закружилась череда увечий». Каждое утро было – хоть фанфары врубай. Я НИКОГДА в жизни не просыпался так. Я просыпался – и на меня смотрели любимые глаза. И любимые губы, поцеловав меня, говорили – «доброе утро, мой золотой…». А Я БЫЛ ЖЕНАТ ДВА РАЗА, И У МЕНЯ ТАКОГО – НЕ БЫЛО… КАК ТАК?!
Я вообще считал, что так бывает только в кино. Или в сопливых книжках про любовь. А оказалось – так бывает… и не просто бывает, так может быть КАЖДЫЙ ДЕНЬ… Шок. Ужас. Это невозможно…
И меня продолжали тюнинговать. Страшно представить – никогда женщина не покупала мне ничего просто так. Ну, на день рожденья мне могли подарить какой-нибудь одеколон, которые я потом раздаривал друзьям на Новый Год. А вот так, чтобы я приперся – и мне вывалили пять футболок на выбор – не было. Ни разу в жизни. И от этого голова шла кругом еще сильней…
И мне очень хочется верить, что меняя меня, она получала удовольствие. Я – получал.
Через день я буду сидеть у нее на кухне – и не понимать, что происходит. Я буду тем же, что и всегда, но нерв в отношениях определенно появится. Она начнет резче отвечать, перестанет сглаживать углы…
Окончательно меня добьет сентенция о подруге: «она уже столько моих мужиков видела….».
Мы будем к этому моменту жить вместе два дня.
И я пойму, что надо бежать. Бежать, чтобы сохранить хоть немного того, что между нами возникло, хоть каплю взаимной уже не симпатии…
И я уеду. Как мне кажется до сих пор – на день позже, чем следовало. Хотя это я пойму уже потом, когда начну с энтузиазмом в себе копаться, когда буду выть от самого страшного, что я только знаю на свете – от бессилия…
Но перед поездкой к ней домой, в Тульскую область, которая будет чуть раньше окончательной отставки, я совершенно свинским образом напрошусь к ней ночевать. Приедет ее подруга, мы вместе выпьем, и я уйду – пока смотреть телевизор, который ненавижу, а вообще – уйду из ее сферы интересов. Они будут фигачить вино, перемывать кости общим знакомым. Хотя – меня потом тактично поблагодарят за понимание. Ну, доброе слово и кошке приятно…
Мы сгоняем в Ясную Поляну, приедем в Новомосковск, ляжем спать. И у нас состоится разговор.
- Ты классный. – скажет она. И погладит меня по нежно груди, как будто напоследок. Или жалея. И я пойму, что – ВСЁ.
Приехали. Просьба освободить вагоны.
И я буду понимать, что доказывать ей что-то – бесполезно, но все равно буду что-то говорить, уже не помню что…
И я задумаюсь, а каково бы мне было, если бы она провела рукой по моей груди, испытывая ко мне любовь? И пойму, что до утра я бы не дожил. Потому что умереть было бы уже не страшно.
А на следующий день она растопчет мне душу признанием в том, что ей некомфортно в моем обществе. Что она – не моя женщина. И снова разговоры о разнице в возрасте станут актуальными. И снова перемены настроения станут все более агрессивными, и я все чаще стану ловить себя на мысли, что я что-то делаю не так. Я начну панически исправлять ситуацию, увязая все глубже, а мне все так же будут повторять – «все нормально», «все в порядке», «не переживай», и я буду психовать от этого еще больше.
И к вечеру, побитый, замученный, убитый, казалось, наповал, я уеду домой, к родителям.
Мне даже откажут в безобидном желании привезти ей в качестве гостинца ее любимые сливы.
Дома меня будет ждать мама, которая будет настойчиво предлагать котлеты, и которые я предложу съесть ей самой. Там же будет отчим, который будет пытаться вступиться, но поймет, что делать этого, наверное, не стоит. Все-таки я покрупнее своего второго папы, и значительно….
И всю следующую неделю я буду рушить Ире голову своими смсками, письмами по почте, звонками и аудиопосланиями, нарываясь на банальные ответы.
Извини.
Прости.
Потом она начнет нервничать, я реально отпугну ее своей рефлексией. Действия влюбленного человека тяжело спрогнозировать. Пусть даже и исправленный ее нежной рукой, окультуренный и обновленный, я все равно остаюсь самим собой – человеком, который не понимает, что его уже выбросили. Что он не нужен. Что он – не самый желанный гость в радиусе ближайших метров десяти. А лучше – десяти километров. Или десяти тысяч.
Я буду писать ей о том, что грызу ночами простыню. Что вообще забыл, что такое аппетит. Что не свалиться в алкогольный бред мне не дает только уважение к самому себе. Что мне тяжело без нее. Потом я стирал «тяжело» и писал – «невыносимо…». А потом – стирал «невыносимо» — и понимал, что я не могу найти слова, которое ей хотя бы приблизительно расскажет, что я чувствую. И я просто писал – я не могу без тебя. Не могу. Ты нужней воздуха. Нужней всего. Ты – моя жизнь… И понимал, что с каждым таким письмом она – все дальше.
Она бежала. Бежала от того, что я просто безумно испугал ее.
У нее была размеренная, спокойная жизнь, к которой она привыкла. И вдруг кто-то ломится туда, орудуя своей любовью, как тараном, как топором, ломая, рубя привычный жизненный уклад….
Тут, наверное, любой психанет….
И я был аккуратно, тактично отодвинут со сцены ее жизни…
Знаете, есть такое выражение – «убийца с глазами ангела»? Я знаю, как это выглядит, причем знаю – со стороны жертвы.
Я записываю на диктофон короткую запись, минуты две. Прослушав ее потом, я конечно, пойму, что не сказал и сотой доли того, что мог, и тысячной – того, что хотел. Отправляю ей.
И на мою почту придет короткое сообщение.
«Спасибо, прости. Ира»

И вот это «прости» станет как красная тряпка для быка….
Потому что человек, которому ты готов (не БЫЛ готов – а ГОТОВ!!!!) посвятить всю свою оставшуюся жизнь, просто не принял меня всерьез. Я остался для нее мальчиком, которого надо немного поправить, такой легкий тюнинг – и выпустить во взрослую жизнь. Прочитать мне сказку на ночь – а утром оставить наедине с кошмаром действительности.

И я буду пытаться найти путь к ее расположению. Я буду пытаться приглашать ее в театр, на ужин, на концерты, да хоть на шабаши – только бы знать, что она в это вечер будет не со мной, нет – просто рядом…

Я сижу напротив нее, она пьет уже третий за вечер кофе. И я понимаю, что заснуть ей будет сегодня опять тяжело. Не нужно пить столько кофе на ночь… И еще я понимаю, что желание приглашать ее куда-то – никуда не делось. Желание осталось. Осталась любовь. Осталась надежда. И вера в то, что все может вернуться. Ведь никто не умер. Только смерть не оставляет пути назад, не дает все исправить. Пока мы живы – возможно все.

Она довольно четко проведет жесткую, карандашную черту между нами.
Я сама по себе, ты – сам. Жизнь продолжается.
Насчет нее – я и не сомневался.
Насчет себя – сомневаюсь до сих пор.
Вокруг нее продолжит виться такой знакомый вихрь впечатлений. Знакомые, друзья, толпы мужчин, готовых бросить к ее ногам всю свою жизнь…. А она, скорей всего, даже не станет выбирать. Просто пошлет все к чертям, купит себе килограмм клубники и бутылку любимого просекко. Ляжет на кровать, будет тихонечко пить и смотреть какое-нибудь старое советское кино…
И у нее все будет хорошо… И впереди будет спокойная, размеренная жизнь, в которой не будет места семейным ссорам, выяснениям, кому выносить мусор или мыть посуду. Будет определенность, которую она так ценит.
Когда она захочет — будет легкая, воздушная влюбленность. Флирт, который ни к чему не обязывает. Новые знакомства. Новая жизнь, в которой не будет ничего нового, а значит — опасного…
Ты сядешь напротив нее. Она будет прекрасна. Особенно если снимет свою идиотскую заколку, которая ей идет, но без которой она просто великолепна.
Ее глаза будут блестеть, и от ее запаха у тебя будет кружится голова.
Она будет совсем неслышно дышать (глубоко она дышит, только когда спит), но звук ее дыхания будет дурманить тебе голову сильнее любого наркотика….
И вы будете говорить.
Она будет рассказывать о том, что нормальный сыр в Москве перестали делать, а «Буратто» привезут только послезавтра .
Обязательно похвалит сына, которым безумно гордится.
Пожалуется, что собаку нужно покормить максимум через час.
И если тебе повезет и ты окажешься с ней ближе, чем остальные – если ОНА этого захочет – тебе обязательно расскажут истории о мужчинах, которым она приносит удачу.

Дописав, я долго думаю. Правда, потом, поймав себя на мысли, что я бессмысленно сажу сигарету за сигаретой, сидя на кухне, вперив тупой взгляд в проем двери, я не смогу вспомнить, о чем именно я думал. Столько всего в голове – а мыслей нет. Возникает желание отправить ей рассказ по почте, но я не настолько пьян, чтобы сделать это, не перечитав на трезвую голову. Нужно все-таки иногда задумываться о последствиях. Одним неосторожным словом я могу оборвать те крохи счастья, что мне иногда выпадают.
И тут меня словно подкидывает ударной волной. Кирюха. Лучший друг, который давно в курсе того, что происходит у меня в жизни, тот, кто точно выдаст мне если не рецепт действий, то краткий анализ ситуации. То, что нужно. Холодный, беспристрастный взгляд на горячку, которой я болен.


С утра договариваемся с ним о встрече. Я подъезжаю около десяти вечера. Не здороваясь, протягиваю ему жиденькую стопку листов.
Так же не здороваясь, он разворачивается, махнув рукой на кухню – проходи, мол. Уходит вглубь квартиры по длинному коридору. Слышу, как хлопает дверь туалета. Вот уж действительно – комната для размышлений…
Через пятнадцать минут мы пьем на его кухне. Я не спрашиваю его, какого он мнения о том, что только что прочитал. Я на сто процентов знаю, что свое мнение он уже составил, и обязательно мне его выскажет. Это просто вопрос времени.
Темнеет на улице. Район у Кири спокойный, и постепенно становится тихо, только иногда тишина нарушается неосторожным вмешательством молодых голосов, которые еще спешат отметить скорый конец теплых летних выходных.
Он сидит напротив меня. Не спеша отхлебывает из стакана намешанный виски с колой, изредка затягиваясь сигаретой, от которой он предварительно отломал фильтр. Вздыхает.
Мы молчим уже минут десять. Дискомфорта по этому поводу мы не испытываем уже давно. Говорить можно о чем угодно, но иногда молчание нужней и красноречивее, что ли. Высшая форма комфорта и доверия при общении – вместе о чем-нибудь помолчать.
Мы дружим с 15 лет. Большую половину жизни. За это время мы изучили друг друга настолько, что большинство действий происходит неосознанно, под влиянием сильного условного рефлекса.
Я отпиваю пива из стакана.
- А потому что ты мудак – не спеша, со вкусом, прочувствовав каждое слово, произносит он.
Удивленно поднимаю брови. В целом я его вывод понял – мне интересно детальное обоснование. А Кирюха большой мастер по ракладыванию по полочкам всего мусора, который набивается у меня в голове.
- Вот смотри. – Продолжает. – Пункт первый. Ты влюбился как старшеклассник. Нет, даже хуже, ты влюбился как студент – то есть со всеми постельными делами, ухаживаниями, совместными отпусками и т.д. Влюбился – и все тут. Поэтому ты мудак в первой степени.
Теперь второе. Твоей музой стала женщина на девять лет старше тебя. Она умная, красивая, выглядит иногда моложе тебя, особенно если на тебя посмотреть в субботу. НО: она знает, что она тебя старше, поэтому неизбежно, как все женщины, будет считать себя офигительно опытной в целом — так, по жизни. В любом случае – точно опытней тебя. В этом тебе сильно не повезло. Поэтому ты мудак в квадрате.
Продолжаем. У нее до тебя был ма-а-а-аленький, но все-таки батальон других мужиков. У таких красавиц по-другому не бывает. В каждом из них были хорошие черты и плохие. Верней, не так – черты, которые ОНА считала хорошими и которые ОНА считала плохими. Так вот – из хороших черт она давно составила себе идеального мужика, понимая прекрасно, что таких не бывает – и просто прекратила его ждать. С плохими сложней – наличие одного хренового качества, вдруг обнаруженного ей, моментально вызывает к жизни следственный эксперимент по поиску в тебе остального дерьма. А тот, кто ищет, как пели в моем любимом детском фильме – тот всегда что? Найдет. Поэтому если ты думал, что она будет видеть в тебе только положительное (а ты думал, не кривись) – то ты мудак в кубе.
Разовью мысль.
Вот допустим, ты подаешь ей руку, когда она выходит из машины. И правильно делаешь, потому что у тебя мама золотая, и воспитала тебя хорошо, и тот факт, что ты хочешь помочь человеку, для тебя вообще не имеет значения. Ты привык так делать рефлекторно. Более того, ты так сделаешь для любой не только девушки, но и женщины, я уж не говорю о бабушках. Может, повторим? И брось уже лакать свое пойло, переходи на вискарь, че ты как не родной-то, блин?
Мы деловито разливаем. Мое недопитое пиво отправляется в раковину, а доза вискаря, которую плещет мне Кирилл, явно призвана догнать меня до того состояния, чтобы мы оказались максимально на одной волне.
- Ну давай, – говорю – за теоретическое обоснование практического мудачества.
Хмыкнув, он делает не очень большой глоток, тянется к подоконнику, достает сигарету, и основательно размяв ее и снова отломав фильтр, закуривает. Потом залезает в ноутбук, который стоит у него на тумбочке рядом со столом, что-то нажимает несколько раз, и начинает звучать песня Мадонны «Miles away» в гитарно-медленной версии.
Знает, собака, что это одна из моих самых любимых песен.
Улыбается.
-Знаю, знаю.
Я ж говорю – иногда не нужно даже ничего говорить. Мы так близки, что слов не нужно, ага.
- О чем это я? – Затяжка. – А! Ну так вот – подаешь ты ей руку… Хотя, если честно, херовый я пример привел. Это те, кому рук никогда не подавали, потом этот момент будут у себя в голове крутить до такой степени, что ты им принцем нарисуешься. На белой, блин, лошади.
Начнем сначала. Допустим, ты угадал, что именно она ответит на какую-то фразу. Или что она подумала, или что она хотела сделать. Или она тебе задала вопрос – «А что бы ты сделал в такой ситуации?». И ты с ответом тоже угадал. И она начинает думать, что ты ее понимаешь, чувствуешь. Вы переходите на синхронное дыхание, так сказать. И самая хрень начинается с того момента, когда ты начинаешь понимать, что она так подумала. И про себя подумаешь – «какой же я охуенный, я так ее чувствую, туда-сюда». Для себя ты стал человеком, которого она ну прям ждала – не могла. А для нее – заметь – только человеком, который ее чувствует, и не более того. Чтоб ты понимал. Ты не стал человеком, который хочет каждое утро гулять с ее собакой, который знает, где у нее любимое место почесаться, не стал тем, кто раз в месяц, ну или там в год (или неделю) водит ее в любимый ресторан – а ты ведь не знаешь и ее любимый ресторан, до кучи. Ты не знаешь, что она ненавидит по утрам вставать рано, и делает это только для того, чтоб сделать тебе приятно, мудаку уже в четвертой степени, кстати.
Теперь в пятых. У нее размеренная жизнь. Муж в ауте. Ребенок ухожен, пристроен, самостоятелен. И тут появляешься ты. А она, прикинь, только тебя и ждала! Когда ты, твою мать, свалишься на ее голову и приведешь все в порядок! В чей порядок? Это у тебя в башке любовь, это я понимаю и сочувствую. А у нее – появление на сцене человека, который ломает ее привычный мир, который только недавно пришел в ставшую похожей на нормальную жизнь. Ясен болт, что она начнет катать масло у себя в голове – «а на хрена мне любимой это надо?». Ты об этом не задумывался? Молодец. Поздравляю тебя с возведением в пятую степень.
Мы еще раз выпиваем. Теперь закуриваю я.
- И вот прикинь – за какой оглоблей ей менять шило на мыло? С тобой у нее ясности – ноль, тем более тебе рекламу сделали – это даже не песня, это достойно симфонии, и Чайковский с Меркури отсосали бы у тебя, борясь за авторские права. Ты сам подумай, что она может думать.
Первое: ты младше ее на 9!!! Лет. И не говори, что для нее это не может иметь значения.
Второе: ты весьма неоднозначен, она не знает, чему верить.
Третье: куда твой хер посмотрит через года полтора-два – это и у хера спрашивать сейчас бесполезно. А для нее это важно, потому что за эти два года она потеряет возможность либо найти настоящую любовь, либо спокойно пожить, наслаждаясь жизнью. А для нее это важно.
Пойми ты – предлагают тебе секс. Иногда. Когда ей захочется. Чего ты строишь из себя пятиклассника? Бери! Хорошо будет и тебе, и ей. Ах, наверное тебе будет плохо в душе? Ну так ты не думай о себе, у тебя любимый человек будет получать удовольствие. Перестань быть эгоистом, епта.
Тебе ж никто не писал-не говорил – «у нас с тобой может быть только секс, и вообще не всегда, а вообще трахаться я буду каждый день, а ты записывайся ко мне за месяц, но постарайся не часто, а то я амортизацию еще не научилась вычислять»??? Ты ж не с проституткой общаешься? Может, у нее и нет никого, кроме тебя. А может, и есть, но прикинь, этот чувак может быть ей тоже интересен? Ты ж не один такой охуенный на свете? Это-то ты понимаешь?
А если окажется, что у нее ни с кем ничего и не было, пока ты ей рушил мозги своими страданиями, то ты просто магистр мудачества. Потому что нельзя вываливать на человека столько информации сразу. Не просто слов о любви – вообще такой массив инфы, особенно эмоциональный, человеку вреден, сечешь? У нее сын еще институт не закончил, а ты ей – люблю-не могу… Живите, трахайтесь до посинения, она же с тобой в койку ложится не из обязанности? Значит, нравится? Чего ты сразу начинаешь ей в душу лезть? Да еще и на всю длину, как говорится… Остынь, упырь! Китайцы вон своего веками дожидаются, а ты за два месяца ТАКУЮ крепость хочешь взять. Так поступают только настоящие мудаки. С чем я тебя сердечно, от всего сердца, могу поздравить.
Я вздыхаю. Мне нечего даже ответить.
- А, да, чуть не забыл. «Войну и мир» свой забери. – Кирилл протягивает мне листки с моим рассказом. – Мой тебе не совет, нет. Я бы это наказом назвал. Порви нахуй. И из компа удали. Не можешь получать стопроцентное удовольствие от жизни – доставь его тому, кого любишь. А ты своей мазней ее только еще больше напугаешь. Кругом и так полно дебилов, Тоша. Ты должен ее от них защищать, а не вставать в их ряды. Ну как, тебе более-менее понятно?
Вздыхаю.
Спасибо. Привел в чувство.