Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Было дело:: - По первому снегуПо первому снегуАвтор: Анатолий Шинкин Поставив ведро на мерзлую землю, Николай привычно закурил и оперся локтями на ограду загончика.-- Приходит пора, Вася. По первому снежку прямая тебе дорога в сальце, мясце и прочий витамин «С» Центнеровый боров Вася оторвался от колоды, удовлетворенно похрюкал, не различив в ласковой речи хозяина грозного приговора, и вновь зачавкал, зашарил рылом, отыскивая в теплой затирухе особо вкусные места. Разговоры о желании завести кабанчика Николай начинал каждую весну, и всегда они заканчивались скандалом. -- Дерьмо грести да вонь все лето нюхать, — ярилась супруга Нинка. – Мне и с детьми забот хватает. Скандалили супруги по поводу и без оного, и чем дальше, тем больше. Вскоре Николай стал догадываться, бурные сцены, всего лишь, развлечение для неработающей супруги и перестал отвечать на злобную брань. Нинка в ответ отлучила от постели, стала спать отдельно. Внешне крепкая семья из четырех человек жила в полном раздрае. Если Николай пытался одернуть расшалившихся детей, Нинка яростно бросалась на их защиту; если пытался не обращать внимания, получал жесткий упрек: «До семьи дела нет». Сигарета обожгла пальцы, и Николай заботливо притоптал окурок кирзачем. В холодной октябрьской стылости пожар и нарочно не разведешь, но лучше не рисковать. Васька боровок, заинтересовавшись движением, подошел, потыкался пятачком в обрешетку загона, похрюкивая, снизу вверх скосил на хозяина заплывшие глазки. Николай, дотянувшись, почесал всей пятерней лоб животины и не смог сдержать улыбки. В детстве на рабочей окраине хрюшек держали почти в каждом дворе. Мяса на большую семью «не укупишь», вот и выживали работяги на «подножном» корме – огород да свинюшка, а то и две, в наспех сколоченной сарайке. Родители с утра до вечера на работе, и пригляд, и ежедневный мешок травы ложились на детей. Самое простое, оборвать траву в огороде, но неинтересное, и детвора с серыми дерюжными мешками отправлялась в поход на речку, то на территорию предприятия, то в заводской сад. Опасное приключение: сад охранял сторож и, по слухам, мог стрельнуть солью в зад. Потом замучишься сидеть в речке, пока вся соль растворится. Николай вздохнул и потянулся за новой сигаретой. Ни компьютеров, ни машин не было. Даже телевизор появился потом, а праздник был. К убою порося готовились. За неделю точились ножи, заправлялись бензином две паяльные лампы, вытаскивались большие кастрюли из кладовки. — Ну-ка, сын, помогай, — снимали с отцом дверь сараюшки и укладывали на дровяные козлы, получался стол. Утром приходил сосед дядя Валя. С отцом шли к закутку, наказав детям не выходить во двор, пока не позовут. Колька в старой фуфайке и валенках метался от окна к дверям и обратно. -- Мам, можно? Уже можно? Доносился приглушенный звук разогреваемых паяльных ламп, и мать, усмехаясь, разрешала. -- Беги. Варежки надень. Свинья уже лежала на столе. Отец протягивал кастрюльку с кровью. -- Неси матери. Быстро очистив тушку от щетины, обжигали до черного, накрывали полотенцами и поливали кипятком, открывая нежную золотисто-светлую корочку. -- Колька, зови мужиков завтракать. Девять часов. Самое время. Кровь на шипящей сковородке развалилась на куски, перемешалась с белым луком, — еще за стол не сел, а уже слюнки глотаешь. Мужики выпили по стопке, чуть закусили и обратно во двор. Детвора, свои и соседские сковородку доканчивали. Кольке везде надо успеть. Отец достал ливер: легкие, печень, сердце, — на ветку яблони повесил, аккуратно желчь вырезал. Дядь Валя развернул в руках длинную селезенку. -- Знающие люди по ней могут погоду на будущий год предсказать. -- Ну? – заинтересовался батя. -- Целая наука, — авторитетно пояснил дядь Валя. -- Не хухру-мухры, — поддержал батя. Пока жарился ливер, тушу промыли, разрубили на куски, занесли в тамбур дома и разложили на чистых мешках. Опаленные, вычищенные голову и ножки – будущий холодец – занесли сразу в кладовку. Мужики за столом выпивали и обедали основательно, поминали хрюшку и рассказывали смешные байки и о веселых случаях во время забоя. -- Помнишь, Петровичева кабана, с ножом в боку, всей улицей ловили. -- А Сашка с Юркой? Допалили почти, а она на ноги встала и пошла. Дядь Валя взял под мышку сверток с мясом и ушел, но праздник не кончился. На плите-голландке в большой алюминиевой кастрюле топился нутряной жир. Под сорокалитровой эмалированной кастрюлей горели сразу две газовые конфорки – варилась тушенка. Мать, нанизывая на спицу, выворачивала и очищала кишки, а отец через мясорубку с насадкой набивал их фаршем. Чеснок и лук требовались в неимоверном количестве. Колька и сестра Надька чистили приправу маленькими ножичками, соревнуясь, кто дольше продержится и не побежит промывать под рукомойником слезящиеся глаза. Отец нарезал полосками и солил в деревянном ящике сало, мать жарила мясо на ужин. Уложив детей спать, еще долго продолжали радостную работу. Николай сглотнул слюну. Кабанчика купил и умостил в загончике волевым решением. -- Сам купил, сам возись. Близко не подойду, — отрезала супруга. Дети рвать траву и хоть как-то ухаживать отказались при поддержке мамани, и остался Николай с кабанчиком Васькой один на один. Обихаживал, кормил, кастрировал, клыки выламывал, уколы витаминные делал, лелея в душе слабую мысль, мол, наладится мир в семье, когда попробуют домочадцы своего мяска, не магазинного. Осталось дождаться первого снега и выходного. Недельные предвкушения и ожидание с улыбкой на губах праздника начали рушиться еще в субботу, а потом просто падали и били камнепадом по душе. -- Даже не думай помощников звать и потом мясо им давать. Сам управишься. -- Кровь жарить? Ты что вампир? Не неси в дом эту гадость. Николай вывалил кровь из кастрюльки в снег и вернулся к работе. Попотеть пришлось изрядно, поворачивая стокилограммовую тушу; бегать в дом, кипятить-носить воду. Попытка привлечь пятнадцатилетнего сына встретила жесткий материнский отпор. -- У Димы во вторник контрольная, надо готовиться. Подросток, радостно посвистывая, отправился на улицу. Семнадцатилетняя Анжелла( маменька имя выбрала) скривила нос. -- Пап, ты своей щетиной весь двор провонял. Одному не вдвоем. Провозился часов пять. Напоследок, нарезал ливер, поставил жарить в сковородке. Пошел в гараж и, присев на люльку «Ижака», выпил полстакана водки. Занюхал рукавом, закурил. -- Светлая память, Вася. Лучше б в лес отпустил. Нинке года поджимали «взамуж пора», а Колька ответственный парень, однажды сказавши «да», на попятную не шел, хотя разговоры о беременности и не подтвердились. С тех пор и не пил. Зарплату домой, после работы по двору хлопотал. Прошел к крыльцу. За работой не успел сам снег почистить, а больше никому не надо. Обмахнул рукавицей край, присел. За спиной Нинка дверью хлобыстнула. -- Иди. Жри свое месиво. Подгорело небось. -- Нин, — окликнул Николай. – Нин, а ведь мы почти двадцать лет вместе. -- И что? -- Двадцать лет. – повторил Николай, встал и прошел в дом, забрал паспорт из серванта. – Двадцать лет… свинье под хвост. Теги:
5 Комментарии
#0 11:14 22-05-2013Питающийся крохами залупогрыз
поучительная история Ничего не поделаешь, когда баба у власти. И правда какая то грустная история. Как же так, что отец научил кабанчика резать, а не научил жизнь правильно построить. Разве может непьющий мужчина упускать инициативу из рук в своем доме?! Понравилось очень почему-то)) Еше свежачок Когда молод в карманах не густо.
Укрывались в полночных трамваях, Целовались в подъездах без домофонов Выродки нищенской стаи. Обвивали друг друга телами, Дожидались цветенья сирени. Отоварка просрочкой в тушке продмага.... Однажды бухгалтер городской фирмы Курнык поссорился с Черным Магом Марменом. Мармен был очень сильным и опытным.
И вот Черный Маг Мармен проклял Курныка. Он лелеял проклятье в глубине своего сердца целый месяц, взращивал его как Черное Дитя – одновременно заботливо и беспощадно.... Поэт, за сонет принимаясь во вторник,
Был голоден словно чилийский поморник. Хотелось поэту миньетов и threesome, Но, был наш поэт неимущим и лысым. Он тихо вздохнул, посчитав серебро, И в жопу задумчиво сунул перо, Решив, что пока никому не присунет, Не станет он время расходовать всуе, И, задний проход наполняя до боли, Пердел, как вулкан сицилийский Стромболи.... Как же хуй мой радовал девах!
Был он юрким, стойким, не брезгливым, Пену он взбивал на влажных швах, Пока девки ёрзали визгливо, Он любил им в ротики залезть, И в очко забраться, где позволят, На призывы отвечая, - есть! А порой и вычурным «яволем»!... Серега появился в нашем классе во второй четветри последнего года начальной школы. Был паренёк рыж, конопат и носил зеленые семейные трусы в мелких красных цветках. Почему-то больше всего вспоминаются эти трусы и Серый у доски со спущенным штанами, когда его порет метровой линейкой по жопе классная....
|