Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Синдром Осени.Синдром Осени.Автор: Remarkes alfa version 1.2рассказ о любви, доброте и очищении. Осень, бля. Мерзкая сырая осень, убийца ультрафиолета, зелени, уходящая с каждым днем все глубже и глубже в сырую морозную ночь. Кухня, освещенные унылым светом торчащей из-под треснутого абажура шестидесятиваттной лампочки засаленные обои. На плите в кастрюле залитой выкипевшей наполовину водой, варится кусок мяса с костями. На столе маленький черно-белый телевизор. Не переставая лить слезы, девушка наливает в стакан джин с тоником, и пытаясь заглушить боль одиночества и непонимания, выпивает его залпом. Где-то ее любят и ждут, мама, друзья и подруги, с которыми было когда-то так весело, тепло и интересно, а теперь она не может быть с ними, она вынуждена быть здесь, рядом с этим ежедневным геморроем, высасывающим до ниточки все ее нервные жилы, каждый божий день, ненавистная работа, похотливый начальник, нелюбимый муж, стирка, плита, одиночество, этот повторяющийся круговорот, наматывающий ее жизнь день за днем, и так до старости, когда она будет в конец ни кому уже не нужна, а от мужа, пришедшего домой подозрительно поздно, будет тянуть спиртным и духами (еще стакан), а он еще будет упрекать ее за что-то, за потерянную молодость, за потерянные годы, а эти годы, боже мой, все эти годы, - это просто потерянное, растраченное в никуда время, жизнь (еще глоток джина), такая же непроглядная, как ночь за окном, такая же мертвая, как эти стены, и словно в тюрьме, и сплошь эти массмедия убийства и насилие "зверски убит ветеран войны", и эта реклама по телевизору "отдыхайте на курортах краснодарского края", боже мой, да какие ж, блядь, курорты, и на душе такой камень и такая безысходность и горечь, что и сил есть лишь пла-пла-плакать на взрыд, боже мой, как плохо, как одиноко, надо выпить, надо выпить-выпить-выпить, забыться, до утра, а завтра тоже самое, блядь, каждый божий день, а жизнь... срывающимся на взрыд голосом запела: "ты устала быть покорной, ты устала бы-ыть рабо-ой..." Фу, бля, и пою, как корова. Села на табурет, облокотившись локтем о стол, закрыла глаза. Потрепанные пожелтевшие фотокарточки прошедших дней, сорванные безжалостным ноющим ветром с тоненьких хрупких веточек ее воспоминаний, тоскливо проносятся перед глазами, и кажется, нет и не будет больше тепла в этом мире, это все она, эта осень, высосавшая всю жизнь, все тепло в антрацитовую бездну окна. и теперь эта осень, будто надзиратель, заглядывает своим бездушным неморгающим глазом в ее кухню-тюрьму, обжигая холодом отчаяния ее душу, и терпеливо, день за днем ожидая, когда же она сломается и сдастся в плен ее холодных мертвых рук... - Че зыришь, нравится?.. С-сука, - крикнула девушка, обращаясь к форточке. - Довольна, да?!.. Че молчишь? Окно в ответ лишь отразило свет фар проехавшей за окном машины. - Да?.. - девушка перестала плакать и исказила на лице жуткую гримасу. - А на тебе, блядь, получай! - и со всего размаху метнула стакан в сторону окна. Звон разбитого стекла немного отрезвил ее, со стороны улицы влетел холодный порывистый ветер и капли дождя. Через секунду оттуда же донесся приглушенный хлопок разбившегося о тротуар стакана. "Жизнь идет где-то рядом, а ты в плену пустоты..." - тоскливо проныл голосом Кипелова играющий в доме напротив музыкальный центр. - Жизнь?.. - подойдя к окну и разглядывая разбросанные по полу осколки, спросила девушка темноту. - Жизнь, да?.. - Она открыла раму, влезла на подоконник и крикнула во весь голос. - Да зачем такая жизнь?!!! Ее разом всем телом будто швырнуло об пол. "Откуда здесь может быть пол?" - придя в сознание и приподымаясь на локтях, подумала она, щупая и разглядывая чернеющие в темноте доски. - "Прямо как у меня дома в спальной... Точно," - оглядываясь по сторонам и понемногу привыкая к темноте. - "это и есть моя спальня... блядь, приснилось." Все тело гудело от какой-то странной, исходящей изнутри тяжести. Голова шла кругом и страшно раскалывалась. она села на корточки и, неторопливо разминая затекшие суставы, огляделась. В комнате стояла страшная темень, свет не проникал даже сквозь зашторенные окна. Поднявшись с пола, она подошла к стене и нащупала выключатель, он не работал. - Блядь, и света нет. - И не будет. Свет продал тебя, Дитя Порока! - А-а-а! - испуганно взвизгнула девушка. - кто здесь? - она обернулась в сторону говорившего и только сейчас обратила внимание на темнеющую фигуру, стоящую в углу. - Котик, ты что ли? Чуть со страха не померла из-за тебя! Фигура сдвинулась с места, и приблизившись к девушке, мертвой хваткой схватила ее за запястья. От Существа вдруг повеяло запахом гнили. - А ты и не умрешь, сука! Ты не хотела жить, и поэтому ты не достойна смерти! Девушку окатил обжигающий холодом взгляд Существа, и через мгновение придя в себя, она завизжала от страха. - Тебя ждут мучения и боль, бесконечные, как одиночество, ибо здесь нет конца... - прошипело Существо и, не ослабляя своей мертвой хватки, метнуло девушку о стену с такой силой, что послышался хруст ее суставов. Девушка взвизгнула и завыла от дикой, сводящей с ума боли. Существо бросило ее на пол, нависло над ней и схватив ее за шею, с размаху ударило ей по щекам. - Заткнись, тварь! Крики твои не спасут тебя, ибо ты отвергла и спасение и свободу! - девушка почувствовала текущую из сломанных суставов и залившую в области затылка свою густую кровь, и тихонько заскулила. - Больно... больно же... за что-о? Сдавившая ее горло рука Существа не давала ей вздохнуть, и перед глазами пошли мутные кровяные круги. Свободной рукой Существо грубо раздвинуло ее ноги. Не сопротивляясь, она покорилась его грубости и вдруг почувствовала дикую разрывающую боль от ворвавшегося в ее анус безжалостного мучителя. - Теперь этот мир... - услышала она сквозь шум в ушах, теряя сознание. - это твоя вечная тюрьма, и нет тебе из нее спасенья! - Что, бля? Да мне денег надо, понимаете, денег! - разнесся голос по залу сберкассы. Парень вытащил наушники из ушей и просунувшись в окошечко, где сидела молодая неопытная кассирша, произнес. - Там эта, зарплата должна быть, чо вы мне всякую хуйню суете? Вы что, первый раз замужем? Девушка покраснела. - Подождите минутку, молодой человек. У нас тут новое программное обеспечение, поэтому будьте терпели... - Да мне поебать на ваше программное обеспечение, мне деньги нужны, я тороплюсь! Целый час тут блядь стою... - Молодой человек, - прервал его пожилой мужчина стоявший сзади. - Как вы смеете так обращаться с дамой?! - Иди нахуй, я сегодня злой, не мешай. - отмахиваясь от него, пробормотал парень. - Что-о-о?! - прохрипел старичок. Трясущимися руками он вцепился в куртку парня. - Да как ты смеешь, щенок?! - Э-э, дед, ты чо? - пытаясь стряхнуть навязчивого старика, удивленно забормотал парень. - Да я ради таких, как ты, гаденышей, всю войну прошел!.. - захрипел у парня под боком старик, трясясь от злости. Слова давались ему с трудом, он словно рыба, безмолвно глотал воздух, а после с силой выдавливал из своих легких. - Девушка, что там блядь у вас? - парень заметил, как она ошибочно нажала не на ту кнопку, и теперь вводила данные заново. - Подождите, молодой человек... я же вам говорю, новая система... - Подо-о-онок!.. - словно пьяный, шипел старик, со всей своей старческой силой дергая парня за рукав. - Учиться надо было в институте, а не в жопу черномазым давать! Система... блядь! Да ты заебал уже, пидрило ебаное! - выкрикнул парень попытаясь отшвырнуть старика. Тот потерял равновесие и повис на нем, продолжая держаться за рукав мертвой хваткой. - Молодой человек, как вы с пожилыми людьми обращаетесь?! - возмутился один из стоявших в очереди мужчин и уже успел сделать пару шагов, как увидел направленное на него дуло пистолета. - Стоять! Стоять, бля! - выкрикнул во весь голос парень. В зале сберкассы повисла гробовая тишина. Все замерли. Не в силах самостоятельно подняться повисший на рукаве парня старик продолжал трястись в припадке бешенства и злобно шипел. - Тебя ждут мучения и... боль... бес... - Блядь, заебал уже! - разозлился молодой человек, засунул дуло старику в рот и спустил курок. Выстрелом старику вынесло затылок, забрызгав кровавой кашицей плитку пола. Кто-то вскрикнул. Одна женщина потеряла сознание. Парень с усилием спихнул ногой трясущегося в предсметной агонии старика. Повернулся к кассе. - Девушка, что там у вас? Кассирша в оцепенении смотрела на него. - Девушка, где мои деньги? - повторил парень. - Ск-ск-сколько вы хотите?.. - трясущимися руками задвигала по столу, от волнения смахивая на пол находящиеся на нем канцелярские принадлежности и бумаги. - Девушка, выдайте мне мою зарплату, пожалуйста, будьте добры. Вы уже сколько с ней возитесь? - Да-да-да... - она просунула через окошечко чек. - распишитесь здесь пожалуйста. - Вот так бы сразу... - парень расписался и просунул чек обратно. - Д-держите, вот... - девушка отдала ему документы и деньги. - Ну вот и все, спасибо большое, до свидания, - произнес парень, засовывая деньги и документы во внутренний карман куртки, надел наушники и двинулся к выходу. Ему на встречу выскочила какая-то женщина. - И ты думаешь, что можешь так просто взять и уйти?! - произнесла она, преграждая ему дорогу к выходу. - Уйдите женщина, пустите человека. - Это ты человек?!.. - воскликнула женщина, удивленно завертев сумасшедшими зрачками. - Да ты сволочь! Реальный подонок! Кровопийца-а-А!!! - пуля попала ей в глаз, держась за лицо ладонью, женщина свалилась на пол и завыла от боли. Молодой человек вышел на улицу, подошел к проезжей части и, поймав такси, уехал с места происшествия. Сознание к ней пришло постепенно вместе с нарастающей болью во всем теле. Боль выдавила из ее легких хриплый протяжный стон сквозь залепленные чем-то губы. Она попробовала подвигаться и внезапно поняла, что ее тело находится в каком-то странном положении. Ее конечности затекли до такой степени, что она не чувствовала их, и каждое движение давало болевой разряд от затекших мышц. Что-то определенно мешало ей пошевелиться и через несколько минут она осознала, что связана. Внезапно она почуствовала, что она не одна, кто-то, она не знала, кто, был еще здесь рядом. От страха она завертела головой и поняла, что у нее на голове мешок. Вдруг к ее груди прикоснулись чьи-то сухие ладони, которые принялись грубо мять их. У нее внутри все свело от страха и ужаса, и она закричала. Чьи-то ладони меж тем прошлись по ее промежности, теребя ее половые губы, потом все прекратилось, но уже через некоторое время кто-то всем телом прижался к ее спине и руками стал жадно мять ее за грудь и ягодицы. Пальцы незнакомца спустились к промежности и легонько помассировали ее ягодицы и сморщенную мягкую мышцу сфинктера. Она поняла, что сейчас произойдет то, чего нельзя, туда, куда нельзя, и ее всю затрясло от ожидания боли и от нахлынувшего вдруг на нее оргазма. Он вошел в нее с такой силой, что ее бросило в жар от боли, а из глаз посыпались пятнами искры. Свет их постепенно расстаял и покинул этот мир, оставив лишь мрак и боль, которая сводила ее с ума, с каждым толчком разрывая девственные покои ее внутреннего мира, и уносила в круговороте поднявшегося вихря неведомой прежде страсти. Она чувствовала его цепкие сжатые на бедрах пальцы, не оставлявшие никакого шанса на сопротивление. Она расслабила все мышцы и покорно повисла на держащих ее веревках, с каждой новым толчком ощущая раздирающую боль в заднем проходе и еще этот жгущий холод ласкающих ее тело грубых влажных ладоней, будто мокрого осеннего асфальта... Молодой человек, публикующий в интернете рассказы под псевдонимом Хуйлио Ремаркес, шаткой походкой направлялся в сторону ночного магазина, торгующего спиртными напитками. Подходя к ларьку он заметил склонившуюся над мусорной урной пожилую женщину. Женщина что-то тихонько бормотала себе под нос, вытряхивая из кучи мусора бутылки, а потом, обтерев их грязным подолом, аккуратно складывала в стоящий рядом пакет. Ремаркес подошел сзади и со всей силы пнул носком ботинка пожилую женщину по заду. Споткнувшись об урну, она опрокинула ее, и пролетев еще полметра, неуклюже повалилась на колени и головой ударилась о стену магазина. От отлетевшего в стену пакета донесся звон разбитого стекла. - Мама-а-а, мамочка-а-а, - по-детски заплакала она, прикрывая руками лицо. - Хы-хы-хы! Че ты ноешь, бомжиха ебаная? - выпуская изо рта колечками табачный дым, усмехнулся Ремаркес. - Мамочка-а, больно-о... больно-о... за что?.. Докурив, Ремаркес бросил в нее окурок, открыл дверь магазина и вошел внутрь. За прилавком сидела молодая симпатичная продавщица и увлеченно читала бестселлер Донцовой. Перед взором Ремаркеса предстал арсенал блестящих в свете неоновых ламп бутылок с водкой. - Здравствуйте, девушка. - вежливо поздоровался с продавщицей Ремаркес. - Здравствуйте. Что-нибудь желаете? - Мне бутылку вотки, пожалуйста. - Какую? - девушка отложила бестселлер и подошла к стоящим на полках бутылкам. - Пожалуй, вот эту. И пачку "Явы Золотой", - произнес Ремаркес и ткнул пальцем в сторону одной из них. - Пожалуйста. С вас девяносто. - девушка взяла деньги и протянула Ремаркесу бутылку и сигареты. - Спасибо вам, девушка, - поблагодарил Ремаркес. - до свидания. - Всего хорошего. Заходите еще. - девушка положила деньги в кассовый аппарат. Ремаркес сунув бутылку и сигареты в карман, толнул перед собой дверь и вышел. Повернув за угол магазина, он обнаружил все ту же пожилую женщину, которая склонилась над пакетом и аккуратно вытаскивала оттуда разбитые бутылки. От нее доносилось тихое жалобное бормотанье. Отойдя на несколько шагов, Ремаркес разбежался и с размаху носком ботинка ударил по копчику женщины. Спокнувшись о пакет с бутылками, женщина, вытянула руки перед собой и по инерции проехала пару метров по асфальту, разодрав себе кожу на лице и ладонях, словно наждачной бумагой. Сквозь смех Ремаркеса послышался разрывающий душу вой. По расцарапанному лицу и рукам потекла кровь. Женщина перевалилась на бок и, сидя на асфальте, заплакала. - Боже мой, мамочка моя-а-а... ну зачем вы так? я же ничего вам плохого не сделала? больно же ведь... за что?.. больно... больно же... больно же... мамочка-а-а... Вдоволь насмеявшись, Ремаркес сплюнул на нее и пошел пить с друзьями водку, женщина продолжала сидеть и плакать, думая о том, как больно одинокой душе в этом холодном сыром мире осени, как больно горячему сердцу растоптанному под безжалостными ногами равнодушия, как больно уходящему за горизонт закату от того, что последни его минуты, и небеса никогда не поймут отчаяние покинутых ими душ. А ведь когда-то любили и ждали, - мама, друзья и подруги, с которыми было так весело, тепло и интересно, а теперь она уже не может быть с ними, она вынуждена быть здесь, рядом с этим ежедневным геморроем, высасывающим до ниточки все ее нервные жилы, каждый божий день, это одиночество, этот повторяющийся круговорот, наматывающий ее жизнь день за днем, и вот уже та старость, когда она в конец ни кому уже не нужна, и эти потерянные годы, ах, эти годы, боже мой, все эти годы, - это просто потерянное, растраченное в никуда время, и на душе такой камень и такая безысходность и горечь, что и сил есть лишь пла, пла, плакать на взрыд, боже мой, как плохо, как одиноко... - А я люблю свой город, для меня здесь все такое родное, и эти горы, и эта речка... школа, дома... я когда уезжала в Сыктывкар учиться, так скучала, так скучала... поэтому и не доучилась. И тут все... ну не знаю как сказать... здесь так хорошо, спокойно, особенно осенью и этот гул, знаешь, когда идешь по улице, и когда тихо вокруг и где-то вдалеке так "у-у-у-у-у-у"... даже щас... - прислушивается. - не знаешь, что это такое? - Это души узников, не нашедших света и воющих теперь от тоски и отчаяния... - Фу, не могу с тобой разговаривать, вечно ты какую-нибудь хуйню скажешь... Поток RGB информации, разбиваясь на семьсот восемьдесят шесть тысяч четыреста тридцать два несущихся с немыслимой скоростью в вакууме электрона, бьется о сетку экрана и испускает электро-магнитные волны, отражая на сетчатке глаза сидящего в кресле пьяного молодого человека черный экран монитора. Он подносит ко рту горлышко бутылки, и, подавляя тошноту, делает из нее глоток, морщится, и поднеся к носу рукав своего свитера, вдыхает через него воздух. - Больно... больно... - доносится из стоящих по обеим сторонам от монитора колонок девичьий жалобный голос. Парень мнёт свободной ладонью лицо, откидывается на спинку кресла. Делает из бутылки еще глоток. Морщится. Занюхивает рукавом. - Прости... прости... - беззвучно плачет. (c)Juilio Remarkes Теги:
-1 Комментарии
#0 23:09 23-11-2004Stockman
какое ужасающее гавно по-моему, очень даже нормально. вот только бы мат выцедить. Двоякое впечатление, флюиды сюжета антеннами не уловил, пришлось довольствоваться красочными описаниями, что само по себе пиздато. не вперлдо. слабо, блять Еше свежачок дороги выбираем не всегда мы,
наоборот случается подчас мы ведь и жить порой не ходим сами, какой-то аватар живет за нас. Однажды не вернется он из цеха, он всеми принят, он вошел во вкус, и смотрит телевизор не для смеха, и не блюет при слове «профсоюз»… А я… мне Аннушка дорогу выбирает - подсолнечное масло, как всегда… И на Садовой кобрами трамваи ко мне двоят и тянут провода.... вот если б мы были бессмертны,
то вымерли мы бы давно, поскольку бессмертные - жертвы, чья жизнь превратилась в говно. казалось бы, радуйся - вечен, и баб вечно юных еби но…как-то безрадостна печень, и хер не особо стоит. Чево тут поделать - не знаю, какая-то гложет вина - хоть вечно жена молодая, но как-то…привычна она.... Часть первая
"Две тени" Когда я себя забываю, В глубоком, неласковом сне В присутствии липкого рая, В кристалликах из монпансье В провалах, но сразу же взлётах, В сумбурных, невнятных речах Средь выжженных не огнеметом - Домах, закоулках, печах Средь незаселенных пространствий, Среди предвечерней тоски Вдали от электро всех станций, И хлада надгробной доски Я вижу.... День в нокаут отправила ночь,
тот лежал до пяти на Дворцовой, параллельно генштабу - подковой, и ему не спешили помочь. А потом, ухватившись за столп, окостылил закатом колонну и лиловый синяк Миллионной вдруг на Марсовом сделался желт - это день потащился к метро, мимо бронзы Барклая де Толли, за витрины цепляясь без воли, просто чтобы добраться домой, и лежать, не вставая, хотя… покурить бы в закат на балконе, удивляясь, как клодтовы кони на асфальте прилечь не... Люблю в одеяние мятом
Пройтись как последний пижон Не знатен я, и неопрятен, Не глуп, и невооружен Надевши любимую шапку Что вязана старой вдовой Иду я навроде как шавка По бровкам и по мостовой И в парки вхожу как во храмы И кланяюсь черным стволам Деревья мне папы и мамы Я их опасаюсь - не хам И скромно вокруг и лилейно Когда над Тамбовом рассвет И я согреваюсь портвейном И дымом плохих сигарет И тихо вот так отдыхаю От сытых воспитанных л... |