Залежи переживаний

Автор: Вита-ра РАСПУЩЕННЫЕ РОЗЫ

Летнее утро. Нюша помогает лепить вареники с картошкой; выходят некрасивые, корявые: то с одним ушком, то с тремя, четырьмя.
Тесто мягкое, без конца липнет к рукам; картошка почему-то рассыпается.
Бабуля то и дело напоминает:
- Макай пальцы в муку, хватит таскать в рот.

Картошка пушистая, в молоке вареная; толчёная с грибочками, жареным луком. Ну, кто тут устоит, не попробует?!
Нюше уже и вареников не хочется.

- А дед-алкаш наш даже не догадывается, что говорит прозой. Боюсь я за него, как бы совсем не тронулся со своим самогоном; уже весь мой шиповник, смурдяй, извёл на него.

- Прозой? – переспросила внучка, - это как?
- Запятыми, точками, да ещё многоточками; многоточками, конечно, больше всего, - поясняет бабка и не смеётся.

Шутит или говорит правду? И как она, по словам деда, «сама тронутая морозом», может чего-то бояться?
Далеко не маленькая старушка, с тяжёлыми кулаками; за плечами три высших образования: как она сама считала, - война, лагерь, смерть.
Пережив два инфаркта, умудрилась - не побоялась выйти замуж, за деда.

Нюша всматривается в глубоко посаженные глаза, старушечьи - в глаза-камни. Ищет улыбку, но куда там?!

Так бывает, ирония, если в каком голосе звучит, то, как правило, еле заметна, и, чтобы отыскать её, человеку хочется заглянуть глубже, как раз в то зазеркалье, где ищут истинно-настоящего кошки и дети.
Нюша заглянула и почувствовала страх перед этими глазами. Поняла, что боится бабку, и всегда будет бояться.

Дед в это время поливает розы в палисаднике. Из низкого окна летней кухни хорошо видно, как он осторожно чуть ли не на цыпочках проходит между кустами и стоит подолгу перед каждым бутоном, любуется.
Бабушка тоже любуется, издалека:
- Пораспустились, бляди. Продавать пора.
Это означает, что не сегодня-завтра, она их срежет, повезёт в город на базар. Ура! Нюша радуется. Бабушка купит для неё любимую сгущёнку, а деду папиросы «Ялта». Их запах девочке нравится. Запах костра. Не то, что этот, вонючей «Примы» - запах жжённой пробки.

- Ба, а что такое любовь?
- Болезнь, - отвечает бабуля, - болезнь такая, хитрая.
Ответила, и опять не понять: то ли пошутила, то ли всерьёз сказала.

- А что болит?
- Да в том то и дело, ничего не болит, а человек умирает.

- А дед вот говорит, что любит тебя, значит что, умрёт?
- Врёт скотина. Иначе давно бы загнулся. От любви нет спасения.

- Получается, если я тоже полюблю вдруг, то умру, да?
- Да ты родись сперва. Тебя ещё нет, Нюшка. Ты ещё как есть выродок – кусок мяса вонючего.

После этих слов Нюша готова была расплакаться. Дед во время вмешался.
- Не слушай, шутит. Ты же знаешь – бабке нашей шутить, шо мне мочиться.
Идём, поможешь мне кусты подвязать.

И, пока они подвязывали кусты, дед таки научил внучку матерным словечкам.
- Чтоб не позорилась мне больше. Никаких больше нюнь. Как только завяжется где какой разговор о любви, выругайся, Нюшенька, хорошим крепким ругательством, как настоящая леди! И будет тебе счастье девичье!


ЗАЛЕЖИ ПЕРЕЖИВАНИЙ

В этот день Нюша записала в дневнике очередную фразу деда:
«Мне шестьдесят восемь и что? Вот, выжил, потому, что всю жизнь учился выживать, а зачем? Жить ведь так и не научился, помирать готов».
Внучка впервые увидела, как старый пердун плакал. То были сухие слёзы, горячие, от которых глаза краснея, наливались кровью. Он вытирал их рукавом байковой, клетчатой рубашки и клетки расплывались. А может, Нюше только казалось что расплывались. Она тоже едва сдерживала рыдание.

Зимний вечер. В окне темень. Дед с внучкой, вдвоём сидят у печи за табуретом на маленьких стульчиках, ужинают.
Ужин нехитрый – печёная в духовке картошка, кусок солонины, варёный, хрен тёртый мелко со сметаной смешанный, лепёшки, самогон.
В соседней комнате бабушка дремлет под громкий стрекот телевизора, заглушающий печной гул.

- Не реви, - не сказал, а гаркнул плачущий старикан, наливая в стопку самогона, и уже в сторону окна, - с тобой бабка, сонце моё незаходящее, навсегда останется.
Выпил, не закусил, занюхал тем же рукавом.

Слёзы в голосе утихли, - Пойду-ка я с горя ебну её напоследок. А ты сходи на двор, проверь все ли замки на месте, кур проверь. Та смотри в помёт не наступи, понасрали жирно, не убирал нынче.

Дед, выпивши, был предельно честен, и никогда не скрывал перед внучкой своих замыслов, как, впрочем, и мыслей:
- И не сметь мне перечить, полюбляет она это дело. Никогда, слышь, Нюшка, никогда не ебися с пьяными хорьками, а то нарожаешь уродков… людям и без них будет худо от стаканчиков этих, пластмассовых.

Угораздило же Нюшу привезти эти стаканчики в деревню.
Она уже студентка. Получила первую стипендию. Накупила деду с бабкой всяких подарков; в том числе стаканчики пластмассовые, в количестве двух штук. Разовая посуда на то время была редкостью немалой, даже для города.
Табачной трубке из морённого дерева дед очень обрадовался. Спрятал туда же, в коробку, где ордена и медали хранил. Оценил.
Но когда увидел пластмассовые стаканы, когда, взяв рукой, нечаянно раздавил, рассмеялся печально и выкинул в мусорное ведро.
Долго молчал, потом его прорвало, - А я то всё думаю чёй-то недра мои задёргались, распереживались, - и, поглаживая сердце, разошёлся до крика, - мало им гандонов разовых, изобрели, так ещё и посуду такую! Беда, это ж беда землинушке, не справится ей с пластмассой, с разовыми посудами. Суки, как есть, твари-нелюди… не знают уже на чём экономить. Целый день орал.
К вечеру помирать собрался.

А двор то был вычищен, и куры были заперты, и сарай был на замке.
«Ну, ничего, - подумала Нюша, - щас поибётся солнцепоклонник мой и успокоится.
Бабка, поди, слышит, как он подходит к полочке, берёт одеколон «Шипр» и шипритца от души.
Да, так и было.
Запах «Шипра» - хороший запах, вкусный, запах мужчины, который с лёгкостью перебил самогонную вонь.

ЗА БЕЛЫМИ БЕРЁЗКАМИ МОКРЫЙ ТЕЛЁНОЧЕК

Жизнь в деревне - это жизнь сама по себе и в себе.
Подойди к ней близко, чем пахнет? Навозом, перегаром? – Ну, да.
А ты не принюхивайся сильно, не продирайся к ней в нутро.

С улыбкой подойди, прижмись к ней, скажи что голоден, скажи что устал.
Тебе обязательно повезёт. Окунёшься в час явлений и чудес. Для начала – в баньку.
А затем уж запах запаренной пшеничной каши сменится запахом мёда или не сменится, смешается с запахом молока парного, а то и прокопченных шкварок.
Потом яйцо и не одно – с двумя жёлтыми, жирными желтками, с двумя солнышками.

Ешь скорее, пока тёплое. Да не забудь удивиться его вкусности, ибо два желтка гордость хозяйки. Ешь, давай, ешь скорее всё, что дают. И, главное, добавки проси, и хвали, нахваливай. Ничего от тебя больше и не требуется.
А там, глядишь, и чарочку нальют; выслушают как у тебя всё плохо, и пожалеют, и поддержат.

Да, да, - скажет хозяин, - одинок человек, сидит в своих квартирах, как пень – собакам ссать.

И о погоде расскажет, какая была, какая будет. И не потому расскажет, что говорить ему не о чем с тобой, отщепенцем или из-за боязни сболтнуть чего лишнего. Вовсе нет, ты же не в городе, где и нашим, и вашим – за копейку спляшем.

Это деревня - здесь два солнца, и луна тёплая и никакой печали.

И хозяйка без всякого гонору утрёт тебе сопли:
- Одиноко? А мне вот некогда печалится; с утра до ночи на ногах, рук не покладая, должна всем как земля колхозу.

Пожурят, и поколдуют над тобой. Только не вздумай из-за стола выходить рано.
К вечеру токмо выползай, а то и к ночи ближе. Именно выползай и сразу в постельку.
Подушка пуховая, простыни накрахмаленные. Только тебя и ждали. Ты только спи крепко. «Ни об чём не переживай, деточка», «Всё одно переживёшь».
Люди в деревне больше всего ценят сон, ибо труднее всего он им достаётся.

Так ты долго спи, до обеда. Проснёшься, как раз к столу.
Ты мокрый телёночек, ты гость, тебе можно.
И, главное, не забывай впредь о погоде. Как хозяин сказал? – «Прежде чувствуй, потом смотри».

Это деревня. Один день горит – десятилетиями чадит.

Если ты счастлив, тебе здесь делать нечего.