Бессарабская свадьба

Автор: Любка Вербиченко, по прозвищу Верба, выходила замуж. Не то чтобы выходила, выдавали. Просватали Любку.
За подгулявшую, не первой юности невесту дали десять шкурок ондатры, два бидона меда, кабанчика да букет коричнево-красных георгин.
-Пора, - постановили родители молодых.- Десять лет уже, как встречаются, перед людьми стыдно.
У Любки согласия не спрашивали, сами обо всем договорились и свадьбу назначили на ноябрьские.
В тот же вечер кургузый, вечно пасмурный Толик усадил невесту в забрызганный полевой грязью мотоцикл и, не торопясь, гордо повез в родительский дом. Сельчане провожали молодых кто с усмешкой, кто с жалостью, кто плевался, а кто и завидовал.
Сосватанных поселили в летней кухне.

Как только темнело и в соседнем с кухней курятнике умолкали кудахтающие куры, Толик нависал над Любкой тяжелым широкоплечим торсом и молчаливо и долго долбил Любаню коротким плотным членом. В самом конце Толик замирал, вдруг, нелепо по-бабьи взвизгивал и опрокидывал в невесту вязкую, едко пахнущую сперму.
После секса Толя Любашу не отпускал, прижимал к вспотевшему телу, жарко шептал всякую бессмыслицу и умолял родить ему девочку, такую же красивую как и Любка.

Три года назад бывшая местная красавица и гордость школы Любка Верба вернулась из города в родную деревню.

В городе жизнь у нее не сложилась. Институт-то закончила, а вот замуж выйти не получилось. За доцента не захотела, а любимый парень, красавец Виталька, уехал в стройотряд деньги на свадьбу зарабатывать, да там, на первокурснице и женился.

Любка, когда узнала, сложила в коробку, купленные по-знакомству, свадебные заграничные туфли. Спрятала коробку подальше, поплакала, понадеялась да на аборт пошла. А через пару месяцев вернулась жить к родителям.

Позор, конечно. А что делать? Некуда ей было деваться, вот и вернулась.

Вроде и не знал никто о Любкином горе, вроде ни с кем кроме матери не делилась, а когда вернулась, то поняла, что для односельчан она, девка гулящая, непутевая. Медичка бесстыдная.

А Толик не погнушался, десять лет Любке букеты таскал вот и дождался счастья своего.
Хохлушка Любка, по прозвищу Верба выходила замуж за Толика, бессарабского болгарина.

Придунайское село готовилось к свадьбе.

Триста лет на берегу Дуная в одной небольшой деревне жили вместе украинцы и болгары. Жили недружно, женились редко, не ладили между собой разноязыкие соседи. Однако, давно в деревне свадеб не было, вот и готовились к торжеству всем селом.

Хохлы белили хаты, красили окна в голубое да белое. Болгары выносили из затхлых нежилых спален пылающие яркими красками ковры, вытряхивали пыль, проветривали под ласковым осенним солнцем тканые сокровища, да хвастались перед соседями накопленными богатствами.

Ближе к вечеру просватанная невеста повязывала голову шерстяным цветастым платком садилась в коляску мотоцикла и вместе с женихом отправлялась приглашать на свадьбу гостей.

Блестящий черный мотоцикл осторожно плыл по раздолбанным деревенским дорогам, вздымал плотные клубы теплой пыли и яростно тарахтел. Следом за мотоциклом мчались наперегонки деревенские велосипедисты, а из-за заборов раздавался радостный лай дворовых собак.

Каждый день, дом за домом молодые объезжали односельчан. На лязгающий звук металлических клямок , выбегали из огородов улыбающиеся хозяева. Женщины , хватали из манежей зареванных неприсмотренных детей и гордо вручали Любке своих безштанных чад. Мужчины мчались в подвалы и выносили кувшины полные пенистого слегка прокисшего прошлогоднего вина.

Долгожданных гостей усаживали в тенистые виноградные беседки, на стол подавали хлеб, сало, расколотый четвертинками лук и заготовленные на зиму острые бессарабские закуски.
В граненые стаканы звонко лилось темное мутноватое вино.

Первой вставала Любка и традиционно тараторила по-украински: Просылы мама, тато и я прошу, прыходьте до нас на весилля.
Следом за ней младоженец Толик повторял приглашение по-болгарски и вручал хозяевам отпечатанные в городе пригласительные карточки.

Хозяева благодарили и с интересом рассматривали коллаж из цветов, голубей и фотографий молодоженов десятилетней давности. Фотки эти Толик нашел в выпускном школьном альбоме и категорически отказался заменить на более поздние.

Десять лет Толик мечтал о свадьбе с Любкой. Десять лет он не сомневался, что свадьба эта состоится. Десять лет Толик не пропускал ни одной деревенской свадьбы и тщательно запоминал все давние традиции и модные новшества. К тому моменту, когда Любка согласилась выйти за него замуж, свадебный сценарий был расписан Толиком до мелочей.
С самого детства уязвленное самолюбие и буйная фантазия рисовали в голове нынешнего жениха удивительную, яркую картину их с Любкой бракосочетания. Долгие годы Толик фантазировал по поводу своей женитьбы и складывал красочный пазл из маленьких эпизодов запомнившихся ему сельских свадеб.

Безразличная ко всему, отмечтавшая свою городскую свадьбу Любка, к словам Толика особо не прислушивалась и соглашалась на все его предложения. Унылая невеста даже не обращала внимания, что желания жениха воплотить в жизнь массу свадебных красивых картинок, были безмерным и временами граничили с безумием.

Всю неделю предшествующую свадьбе, лил дождь. Дороги развезло и прибывающих на местную автостанцию родственников встречали на грузовике. Колеса автомобиля вязли в скольком суглинке и обдавали неосторожных прохожих липкими комьями южной осенней грязи.

Уже неделю, как каждый вечер дома у Любки собирались соседки и готовили украинские блюда к праздничному столу. В летней кухне томилась в печи ароматная гусятина. Сноровистые хозяйки начиняли кусками мяса и чеснока домашние колбасы, запекали буженину, коптили сало и пекли зажаристые пироги с картошкой и печенью.

На другой стороне села, худощавые, черноволосые болгарки помогали матери Толика свежевать молочного барашка. Варили в огромных чанах острую шаурму, вымачивали в молоке соленую болгарскую брынзу, мариновали баклажаны и фаршировали рубленым мясом красный мясистый перец.

Каждый вечер сквозь заунывный шорох верб и гулкий стук дождя раздавались высокие, заунывные голоса хохлушек, поющих печальные украинские песни.
Не всі тії тай сады цвітуть,
Що весною заквітчаються,
Не всі тії тай вінчаються,
Що любляться та стрічаються.
Пронзительно и грустно выводили бабы, полузабытые венчальные песни. Они жалели в них и себя, и непутевую Любку, и всех баб на свете.

У болгар тоже пели, но в основном слышались веселые мужские голоса, отрывистые дробные звуки болгарских частушек долетали с болгарского подворья, аж до Любкиного дома. Иногда песни болгар прерывались тоскливым звуком сурдинки и украинки знали, что в такие минуты болгарские мужчины обнимают друг друга за плечи и медленно раскачиваются в такт печальной Хоры.

Придунайская деревня готовилась к свадьбе. Болгарин Толик брал в жены хохлушку Любку по прозвищу Верба.

Вечером накануне свадьбы Любка примеряла свадебное платье. Сельская портниха тетя Зоя поставила Любку на табуретку и, ползая на коленях, быстро подшила длинный подол. Любкина младшая сестренка Катя печально глядела на торчащее колом, плохо скроенное платье сестры, выравнивала ногтями лепестки на высоком расшитом розами болгарском кокошнике и привычно ныла.

- Не ходи за него. Ты же его не любишь. Не надооо…

Любка к нытью сестры не прислушивалась, дождалась ухода портнихи и, молча нырнула в глубь старого фанерного гардероба. Долго копошилась и, наконец, вынула коробку с теми самыми, запрятанными от себя самой, белыми итальянскими туфлями. Любка бережно сдула пыль с тонкой лакированной кожи и осторожно примерила элегантные туфли на высоченной наборной шпильке.

Любаня подошла к зеркалу, и в тусклом трюмо увидела расшитое блестками, деревенское свадебное платье. Впереди подол задрался и обнажил тонкие журавлиные щиколотки невесты. Низ платья оказался перекошен и свисал по бокам тяжелыми складками. Прекрасные итальянские туфли только подчеркнули убожество плохо сшитого свадебного наряда.
Заревела, запричитала, расстроенная Катюха.

- Не ходи за него Любочка, не надо, ты же такая красивая, ты его не любииишь.

Любка сердито зыркнула на сестру, метнулась в прихожую, порылась в папином ящике для инструментов и вернулась с маленькой садовой ножовкой.

Накануне свадьбы, облаченная в белое платье невеста, сосредоточено пилила каблуки на дорогих итальянских туфлях. Любка отпилила половину изящной итальянской шпильки, взглянула на изуродованные с задравшимися вверх носками туфли и впервые за все время заплакала.

Ночью дождь прекратился. К утру ударил легкий мороз, лужи заблестели тонким ледком, а грязь застыла, потрескалась и засверкала иголками изморози.

Празднично разодетые гости толкались на усыпанной опилками и гравием дорожке, радостно переговаривались и щурились на холодное ноябрьское солнце. Ждали жениха.

К десяти часам на крыльцо вывели невесту в новой ондатровой шубке.

Жених опаздывал, и гости переживали, не случилось ли чего с машиной.

Вдруг послышались звуки гитары, бубна и звонкой улетающей в небо трубы. Из-за поворота показалась телега запряженная тройкой лошадей. Разукрашенные цветами колхозные клячи с трудом выдергивали из болота, дрожащие костлявые ноги. Заляпанный грязью жених, остервенело лупил кнутом несчастных животных, а позади него развалилась на бараньих шкурах многочисленная семья местного цыгана-кузнеца.

Тройка подъехала к дому, пьяные с самого утра цыгане заголосили Ручеечек-ручеек, а гордый, довольный собой Толик подхватил на руки невесту, забросил красавицу в повозку и резво погнал лошадей к сельскому клубу.

Толик воплощал в жизнь свои сказочные свадебные фантасмагории, ему было плевать, что о нем думают люди. Долгие десять лет он рисовал в своей голове картинки их с Любкой свадьбы и сегодня он хлестал кнутом немощных колхозных лошадей, мчался по родному селу и мнил себя залихватским барином, укравшим собственную невесту.

Следом за тройкой с цыганами, переваливался по сельским ухабам автобус с очумевшими гостями. Родственники стесненно помалкивали, молча, разводили руками и торопились побыстрее зарегистрировать молодых.

Церемония регистрации прошла спокойно. Жениха с невестой забросали зерном, конфетами, пожелали долгих лет совместной и жизни. Свадьбу снимали на фото и видео. Грудастые хохлушки нагло пихались и лезли в первые ряды групповых фотографий. Болгарки гордо сверкали новыми, вставленными к свадьбе золотыми зубами.

На выходе из зала регистраций грянул духовой оркестр. Сельские самодеятельные музыканты пытались играть заказанный женихом вальс «Дунайские волны», временами они сбивались и начинали играть композицию с самого начала.
Невысокого роста, широкоплечий коротконогий Толик подхватил тонкую, бледную невесту и, приседая на раз два три, неуклюже танцевал вальс. Шаги Толика были слишком широки, Любка за ним не успевала и семенила следом, утопая спиленными каблуками в подтаявшей грязи.

После очередной воплощенной в жизнь мечты, счастливый Толян усадил невесту в телегу и кортеж родственников, цыган и музыкантов устремился на болгарскую сторону села.

По давней деревенской традиции, целый день гости перемещались из дома жениха в дом невесты. Целый день накрывались столы, чередовались блюда и наполнялись вином кувшины. Целый день Толик рассекал по деревне на чудаковатой тройке и хвастался молодой женой.

К вечеру болгары и хохлы забыли о своих ссорах и обидах. Гости со стороны невесты перепутались с гостями жениха, оба дома веселились напропалую и яростно гуляли свадьбу.

Во дворе родителей Толика украинцы орали песни про задунайских козаков, а в Любкином, болгары затеяли танцевать свадебную Хору.

Встав в круг, сцепившись согнутыми в локтях руками, они замысловато чертили ногами сложные ритмичные узоры. Иногда танцоры замирали, медленно сгибали в колене одну ногу, застывали в позе задумчивых черногузов и начинали движение в обратную сторону. Временами мужчины и женщины делились на отдельные хороводы, затем снова соединялись в единый круг и под звуки цыганской скрипки и болгарской волынки потихоньку убыстряли темп. Движения рук становились все чаще, танцоры двигались по часовой стрелке, стремительно делали шаг вперед и три назад, дробными шагами отбивали ритм и непрестанно кружили вокруг стоящих в центре жениха и невесты.

Поначалу Любка пыталась успевать за женихом и двигалась в такт его замысловатому шагу, но ритм все убыстрялся, она торопилась, сбивалась и путалась ногами в длинном платье. Недолго думая жених подхватил ее под мышки, взвалил на широкую грудь и закружил посреди хоровода.

От Толика пахло овчиной, вязким потом, кислым винным перегаром. От усердия лицо жениха лоснилось, а глаза сверкали похотью и довольством.

У Любки закружилась голова, в один момент она собралась с силами, отпихнула жениха и вырвалась за пределы танцующего круга. Любка пятилась, утопала каблуками в размокшей огородной грязи, пыталась незаметно спрятаться в хозяйственных пристройках и хоть немного побыть в тишине.

Пьяные гости кружили в танце. В свадебной палатке не стихал гомон голосов, звенели тарелки и глухо чокались стаканы.

На огороде цыгане жгли костер и тоскливо завывали песни про цыганскую любовь
Ты лети, лети голубка,
Сердце бьется, ой, да не на шутку…
Я уйду осеннею порою и не обернусь.
Рвало душу цыганское многоголосье и рыдала в огороде Любка.

Тем временем из дома Толика подвезли духовых музыкантов. Во дворе гулко забухал барабан, зазвенели медные тарелки, загудела валторна и зазвенела труба. Болгарская танцевальная Хора вышла на новый стремительный уровень.

Плясали все: и украинцы и болгары, и селяне и приехавшие из города родственники. Гости яростно трясли поднятыми к небу руками, остервенело, били каблуками утрамбованную дворовую грязь, блестели выпученными от старания глазами, скалились перекошенными ртами и не обращали внимания на бегущую с огорода, падающую в грязь и орущую что есть сил Катьку,

- Любка повесилась! Любка повесилась!- голосила во весь двор, падала и вставала Катя.

- Любка в коровнике повесилась,- пробивалась сквозь танцующих, и истошно визжала Катерина.

По темному вязкому чернозему толпа гостей ринулась вслед за бегущим женихом. Ничего не понимающие музыканты, сбились с ритма, прекратили играть Хору и плавно перешли на Дунайские волны.

В темном, давно заброшенном коровнике, на толстой деревянной балке висела тонкая фигурка в длинном светлом платье. Лица невесты видно не было, голову она наклонила и печально рассматривала валяющиеся в навозе белые свадебные туфли.