Русский Букер-2013: А. Волос

Автор: bjakinist. (Волос А. Г. Возвращение в Панджруд: Роман. — М.: ОГИ, 2013. — 640 с.)

Маститый лауреат нашего Букера за прошлый год удостоился от иных критиков похвал, мягко скажем, порой нелицеприятных. И писатель-то он «на четверочку», и премию-то дали в целом за прошлые заслуги, и на английский переведут не его книгу, а текст другого финалиста — М. Хемлин. Впору вешаться.

Между тем, над романом писатель работал долго, и даже не увлекшийся им читатель чувствует, как всё здесь автором обжито, «намолено».

Для себя я даже вывел «красивую» формулу: среднего читателя, не слишком захваченного «истерновской» темой, здесь ждет томительное пребывание в плену авторского самозабвения. Иными словами, цветистый, добротный, по всем калькам «большого стиля» сделанный длинный текст все-таки чувствительно скучноват.

Таки и чего ему не хватает?

Думаю, не хватает, прежде всего, привычной нам уже «западной» сконцентрированности действия и идей, не хватает «нерва», пульсацию которого читатель с увлеченьем разделит. Хотя вроде бы и того и другого (и действия, и идей) могло б быть навалом.

Судите сами. Автор рассказывает о родоначальнике персидско-таджикской поэзии Джафаре Рудаки (9 — 10 вв.), о его блистательном взлете и последовавшем в старости изгнании. «Есть мнение», что перед тем, как отправить его, старика, пешком в родной кишлак Панджруд, Рудаки ослепили. Волос использует эту, самую драматичную, версию биографии великого поэта.

…И вот Джафар Рудаки, недавно еще «царь поэтов» (его официальный титул при дворе эмира бухарского), бредет в родной кишлак в сопровождении подростка, который постепенно откроет для себя в угрюмом, «злом» старике великую душу Учителя жизни. Налицо «роман дороги» с его встречами и приключениями, а заодно и роман-воспоминание, ибо по дороге к своим истокам Рудаки перебирает всю свою жизнь, которая, как известно, вспять не идет — эта дрянь может лишь утекать.

Впрочем, приключений окажется не так уж и много: по сути, Рудаки справляет перманентный триумф любви к нему простого народа. Психологический узор тоже вполне традиционен. И даже большого любовного чувства (какой роман о поэте без этого?) нет. Чего много здесь — так это местного колорита, которым и впрямь можно порой увлечься. «Азиатчина» в виде деспотизма властей и бесправья народного представлена вполне широко и наглядно, но не она определяет общее впечатление. Все-таки нищета под щедрым солнцем во фруктовом раю не такая угрюмо жалкая, как под нашими снежными небесами.

Преобладает ощущение округлой, уютной патриархальной простоты и доброжелательства в отношениях людей, лукавого простодушия-добродушия а ля байки от Хаджи Насреддина — всего того теплого и милого, что увлекло Гете создать после бойни наполеоновских войн свою идиллическую версию «персиянской» жизни в «Западно-восточном диване».

Роман Волоса тоже насквозь лирический. Автор русский по крови, но родом из Душанбе; он очень любит и лучше, чем Гете, знает патриархальную прелесть замеревшей в средневековье туркестанской жизни, хотя самой этой жизни, как и прежнего Туркестана, в помине нет. Все изменилось, так что Волос признается: он родом из канувшей Атлантиды.

И это снабжает повествование лирически милым флером — но подвядшим, усталым, мне показалось.

Роман вышел насквозь этнографическим и, возможно, пониманию таджикской души он что-то дает. Беда в том, что наш читатель не настолько уж созерцателен: сегодня ему позарез важны стратегии жизненного успеха. Таджик с метлой, пусть и с гораздо более древней историей за плечами, — вовсе не пример для подражания.

Впрочем, роман явно создавался не только затем, чтобы досужий читатель мог «воздух пить патриархальный» (Гете). Автор подчеркивает: важней исторического и местного колорита ему было проследить точки соприкосновения давней и чужой нам эпохи-культуры с нашей российской историей. Для себя, вероятно, он очень последовательно проводил принцип актуализма, о чем не преминул сказать в послесловии. Насколько убедительно получилось?..

Эх, нерва, блин, все-таки не хватило! Но прав Андрей Волос: наша русская жизнь, наша история удивительно повторяема и ничему не учит нас, зато учит других, как не надо. Она куда суматошней, дерганей, истеричней жизни восточной, которая в своем классическом «персиянски-диванном» варианте самодостаточна, целокупна. Но в своих главных, сущностных итогах наша жизнь так же есть бесконечное (но более изматывающее) повторение самой себя.

Тот же бег по кругу, что в жизни патриархальной восточной — только уютного купола нет над нами (купола «веры», «традиции»?). Вместо него — бездонная анархия небес.

А еще этот роман о родимом доме. Который угомонит, успокоит, утешит и сохранит. И которого, увы, нет уже.

6.03.2014

Интервью А. Волоса:
http://www.litrossia.ru/2009/23/04173.html