Срарая рукопись

Автор: Гречин Александр …Милый друг, иль ты не видишь, что
все видимое нами, только отблески,
только тени от незримого очами.
(В. Соловьев)

НАЧАЛО

Игнатий натянул на голову старое верблюжье одеяло и притворился спящим. Убедившись, что старики перестали обращать на него внимание, он приподнял краешек одеяла и прислушался к тихому разговору.
— Что-то я тебя не пойму, Кузьма Иванович, ты эти ущелья лучше любого караванщика знаешь, как же вы вдвоем с Ахмедом, умудрились заблудиться?— мальчик едва расслышал хриплый, побитый песчаными бурями шепот старого Сафара.
— Ты ведь знаешь, как это бывает в горах, Сафар,— начал было дед, но собеседник его прервал.
— Мы знаем друг друга уже больше сорока лет Кузьма, не смотря на то, что я мусульманин, а ты христианин, мы ни разу не подводили друг друга! Расскажи, что с вами случилось!
Игнатий напряг свой прекрасный, натренированный в горах и пустыне слух и ещё немного приподнял одеяло. Видимо это движение заметил дед и повернул голову в его сторону. Мальчик замер, ему казалось, что стук бешено колотящегося сердца, был слышен за десять шагов до их старой мазанки.
Старик любил родного внука: единственного выжившего из всей многочисленной родни, после эпидемии дизентерии, случившейся несколько лет назад. Но дед был крут нравом, воспитывал мальчика согласно своим понятиям о чести, добродетели, а главное послушании и если бы заметил, что Игнатий подслушивает разговоры взрослых — не миновать ему хорошей порки!
— Игнату не следует знать, что с нами случилось, во всяком случае, пока не следует!— прошептал Кузьма и мальчик словно увидел сквозь плотное одеяло, хорошо знакомый многозначительный взгляд.
— Да мальчишка давно спит, давай рассказывай, не томи душу!— караванщик Сафар был любопытен как большинство жителей пустыни и любил таинственные истории, а в том, что с его старым товарищем Кузьмой, случилось что-то необычное, он ничуть не усомнился, иначе об этом уже бы знал весь кишлак,— у тебя такой испуганный вид, как будто ты повстречал сразу семерых джиннов пустыни!
— Очень может быть, именно это и случилось!— загадочно ответил дед, и немного помолчав, наконец решился,— ну, хорошо, я расскажу, но чтобы всё осталось между нами, да если ты совсем не выжил из ума, то сам никому об этом не расскажешь!
— Наверное, сам нечистый дернул меня связаться с этими купцами, но уж больно хорошую плату они посулили и я старый жадный ишак, не удержался от соблазна! — посетовал дед, но тут же спохватился,— что это я опять завел старую шарманку, значит так…мы уже перешли границу, когда нарвались на засаду Довлата.
Ишаки купцов были загружены богатыми товарами, а у меня с этим разбойником старые счеты, да ты и сам знаешь — этот бешеный шайтан в живых никого не оставляет! Я повел караван по тайной горной тропе, которую очень давно нам показал дед Ахмеда, и скоро мы оторвались от преследователей, но когда я огляделся, оказалось, что мы попали в какое-то странное и жуткое ущелье!
Но этого просто не могло быть! Я сотни раз проезжал этой дорогой и здесь не было никакого ущелья: оно словно появилось из ниоткуда!
— В горах всякое случается!— философски заметил Сафар.
— Всякое, да не такое! Я повернул караван обратно, но оказалось, что из проклятой расселины не было выхода: когда мы пытались найти обратную дорогу, мы возвращались на то же место! Нам ничего не оставалось, как двигаться дальше, вглубь теснящихся скал.
Купцы проклинали разбойников, меня, моего верного Ахмеда, а мы не могли убедить этих детей шакалов, что рано или поздно, но выход найдется! Я уже догадывался, что мы попали в дьявольское место — со всех сторон нас сжимали высоченные скалы из черного базальта, и не было никакой возможности, подняться и посмотреть, где мы оказались и в какую сторону идем.
Небо затянулось серыми тучами, отнимая последнюю надежду на то, что можно будет определить наше местоположение по солнцу или звездам. По пути встречались боковые проходы, но Ахмед возвращался ни с чем — все они заканчивались тупиком — мы шли единственным путём!
Странное дело — вокруг не было никаких признаков жизни, но меня не покидало чувство, что это место обитаемо и эти жуткие черные скалы населяют живые (или неживые) существа.
Это впечатление подтверждали не только мои предчувствия, но сама тропа, по которой шел наш караван, не была заброшена — по ней явно кто-то ходил!
Когда мы прошли несколько верст, ущелье стало сужаться и скоро мы шли друг за другом, так как разъехаться двум ишакам с поклажей, не было никакой возможности.
Невероятно быстро приближалась ночь — мой хронометр показывал всего четыре часа пополудни, но внезапно выглянувшее из-за туч, клонившееся к закату солнце, словно старалось поскорей покинуть это жуткое, негостеприимное ущелье. Нужно было подобрать место для ночлега, потому как в подступающем непроглядном мраке, можно было свернуть шею даже при свете факелов!
К счастью, в одном из боковых ответвлений, мой верный Ахмед нашел полноводный источник, что было как нельзя кстати, потому как наши бурдюки с водой были почти пусты, а конца пути всё ещё не было видно. Там же мы решили разбить лагерь. У нас была вода и настроение купцов, да и наше тоже, заметно улучшилось. Впервые за время проведенное в том чертовом ущелье, у нас появилась надежда выбраться из него живыми…

…Едва мы расположились на ночлег и собрались поужинать, как на ущелье легла непроглядная мгла. Внезапно наступившая ночь была не просто темной, а черной, мы словно оказались погребенными заживо! Ты не поверишь, но испугались даже безмозглые ишаки, они сбились в кучу и так страшно ревели, словно их стегали железными крючьями!
Слава Богу, нам удалось быстро разжечь костры и немного разогнать этот жуткий мрак. Мы хорошо знаем, что отшлифованные ветрами и дождями базальтовые скалы отражают не только солнечные лучи, но огонь костра или факела, однако в этом дьявольском месте, черная мгла окутывала нас словно саван покойника.
Обычно веселые на привалах купцы, молча пили чай, не шутили и не смеялись над забавными историями, которыми была полна их кочевая жизнь. Мне и моему верному Ахмеду, тоже было не до веселья.
Ставить дозорных не было никакого смысла (кто посмеет сунуться ночью в это жуткое место, да сюда ещё нужно отыскать дорогу), но всё же я попросил Ахмеда бодрствовать и поддерживать огонь в кострах — в горах ночью холодно и может быть прояснится небо, чтобы мы смогли определить по звездам, куда нас завела нечистая сила.
И потом, оставаться в этом ущелье в полной темноте, было довольно жутко! Через несколько часов мой верный Ахмед должен был меня разбудить, чтобы отдохнуть самому — нас ждал трудный день.
Это жуткое ущелье было не самым хорошим местом для крепкого сна, но я так устал, что почти мгновенно провалился в тяжелое забытье. Очнулся я оттого, что кто-то осторожно тряс меня за плечо. С трудом разлепив глаза, я увидел склонившегося надо мной Ахмеда, прижимавшего палец к губам.
— Скорее вставай и отойдем в сторону от лагеря!— прошептал мне на ухо, мой верный друг.
Мне очень не хотелось разгуливать по проклятому ущелью, в этой непроглядной мгле, в которой словно таились и выжидали свою жертву леденящие душу кошмары, но мой обычно невозмутимый Ахмед был так взволнован, что я немедленно повиновался.
Убедившись, что купцы и погонщики крепко спят, мы прихватили с собой по факелу и зашли в одно из боковых ответвлений ущелья.
— Что стряслось, Ахмед?— я начинал терять терпение.
— Только что, мимо костра пробежал огромный корсак и скрылся где-то в этом рукаве!— дрожащим от волнения голосом, сказал Ахмед.
— И ты разбудил меня из-за какого-то паршивого корсака?— я едва не заорал от возмущения, но тут до меня дошел смысл его слов!
За целый день, что мы шли по ущелью, не встретили здесь ни одного живого существа. Мы не видели по дороге ни одной ящерицы, фаланги или скорпиона. Мне кажется, над этим ущельем даже не летали птицы, а тут, прямо у костра пробежал зверь…пусть даже ночью!
— Давай попробуем отыскать этого чертового корсака, быть может, по следу зверя, мы сможем найти выход из проклятого ущелья!— у меня затеплилась надежда, что всё же мы сможем выбраться из этой передряги.
— Да разве в этой непроглядной темени можно что-нибудь увидеть? — вздохнул Ахмед, но ту же спохватился,— мне кажется, корсак появился здесь неспроста — сам аллах послал его нам на спасение!
— Или на погибель, с чего бы Всевышний посылал нам проводника посреди жуткой ночи и не благородного голубя, а паршивого корсака? — тихо проворчал я,— но ты прав — мы должны его отыскать!
Тут совсем рядом послышалось тихое поскуливание, я поднял факел: буквально в пяти шагах от нас, сидел неестественно здоровенный корсак и смотрел на нас, не проявляя ни малейшего страха.
Он был просто огромен, но несомненно это был корсак, а не волк — на лицо были все характерные признаки этого зверя. Корсак был очень худым и облезлым, но чувствовалось, что зверь доведен до отчаяния и связываться с ним не стоит. Но более всего поражал его сверкающий взгляд — мне казалось, что на меня смотрит не животное, а человек!
В его глазах словно полыхало пламя, но я не мог понять, что явилось тому причиной — отраженный в них свет наших факелов или это был дьявольский огонь?
— Может быть он бешенный?— шепотом спросил Ахмед, снимая с плеча ружьё и взводя курок.
— Не вздумай стрелять!— предупредил я моего друга,— кажется, ты прав — это на самом деле необычный корсак!
— О, аллах — это же призрак зверя!— с ужасом прошептал Ахмед — но я об этом уже и сам догадался.
Некоторое время корсак просто наблюдал за нами, потом повернулся и не оглядываясь, медленно побрел вглубь ущелья, и через несколько мгновений бесшумно растворился в темноте, словно его и не было, но мы оба поняли, что зверь ждал именно нас и знал, что мы непременно пойдем за ним следом!
— Куда потащился этот проклятый призрак?— дрожащим от страха голосом, проговорил Ахмед,— клянусь аллахом — я за ним не пойду! — добавил мой верный друг, увидев, что я поднял факел и решительно направился за призраком таинственного животного.
— Как хочешь, Ахмед — можешь возвращаться к каравану!— сказал я, прекрасно зная, что мой верный узбек обязательно пойдет за мной — мы никогда не оставляли друг друга, особенно, если одному из нас могла угрожать опасность.
— Прошу тебя, Кузьма, не нужно ходить за этим корсаком — давай вернемся в лагерь, и как только начнет светать, вернемся и поглядим, куда он делся!— продолжал канючить Ахмед.
— Возможно, сам аллах посылает нам удачу, а ты малодушничаешь сам и заставляешь меня отступиться от единственной удачи в нашей жалкой жизни? Вдруг он приведет нас туда, где мы мечтали оказаться с самой юности?! Может здесь начинается путь к богатству?!
— Может быть ты и прав, а может, ошибаешься, но так или иначе — давай посмотрим, куда нас приведет это проклятый корсак!— наконец согласился со мной Ахмед.
— Тогда давай поторопимся – я его уже не вижу!— я поднял факел над головой и быстро пошел вперед.
Но мои опасения оказались напрасными — не успели мы сделать и десяти шагов как едва не наступили на этого дьявольского зверя!
Корсак сидел мордой к нам и вывалив иссохший язык, пялился на меня своими горящими глазами. Эти безжизненные глаза я запомню на всю оставшуюся жизнь! Теперь мы явственно могли разглядеть эти жуткие глаза! Они полыхали холодным, мертвым пламенем. Это был не тот огонь, что согревает и дает жизнь всему живому, и даже не жаркий огонь преисподней, в котором плавятся души грешников, и о котором нам талдычат священники, как христианские, так и мусульманские, а нечто вовсе неведомое и непостижимое, словно пришедшее на Землю из далеких галактик.
Убедившись, что мы не отстали и следуем за ним, зверь поднялся и неспешно побежал дальше. Мы переглянулись и потащились следом…
Через несколько сотен метров, корсак вдруг исчез — это случилось так неожиданно, словно он провалился сквозь землю, хотя было так темно, что он мог просто побежать вперед.
Мы оглядывались по сторонам, но было тихо и темно, как наверное, может быть только в могиле. Ругаясь на чем свет стоит, мы было повернули назад, но тут до нас вновь донеслось тихое поскуливание и через несколько мгновений мы увидели словно вспыхнувшие глаза корсака, но теперь они сверкали в темноте, как две полные луны и я снова отметил этот человеческий взгляд.
— Пойдем за ним?— спросил я Ахмеда внезапно осевшим голосом — мне вдруг захотелось снова оказаться у костра и предаться власти беспокойных сновидений, чем глядеть в мертвые глаза призрака.
— Ну, теперь даже сам Пророк не заставит меня вернуться!— вдруг ответил только что дрожавший от страха Ахмед и столкнувшись с такой решимостью, я устыдился своей слабости.
Мы двинулись за зверем и через несколько шагов уперлись в стену.
— Что за черт, только что корсак был на этом месте!— недоуменно сказал я, осторожно ощупывая стену.
— Кузьма, в скале есть расселина!— вдруг услышал я голос Ахмеда, о котором как ни странно, успел забыть.
Я направился на едва различимый свет его факела: даже довольно яркое в обычных условиях пламя обмотанного ветошью и пропитанного смолой дерева, пробивало темноту этого дьявольского ущелья, не лучше, чем обыкновенная спичка.
— Ты уверен, что зверь забежал именно сюда?— спросил я, освещая узкий вход в который с трудом бы протиснулся крупный человек, но я и Ахмед не отличаемся атлетическим сложением, поэтому, смогли без особого труда, пробраться в эту трещину.
Протискиваясь в узкий проём, я смог разглядеть, что края трещины словно оплавились от жаркого пламени, она выглядели так, словно ее рассекла молния!
— Больше ему некуда деваться, если конечно, он не растворился в воздухе, или слился со стеной!— ответил Ахмед, протискивая следом за мной.
Через несколько шагов проход расширился и двигаться стало легче. Внезапно, прямо передо мной вновь возник призрак корсака и я шагнул в открытое пространство.
Здесь факел ярко вспыхнул, и я смог разглядеть базальтовые стены небольшой пещеры. Медленно, чтобы не оступиться, я прошел вперед, освобождая дорогу Ахмеду. Факел моего друга, разгорелся также ярко и мы смогли осмотреться.
Мы оказались в маленьком гроте, формой напоминающего яйцо, невозможно сказать, был этот грот естественного или искусственного происхождения, так как он был слишком правильной овальной формы, с гладкими, словно отшлифованными стенами. Мне даже показалось, что мы оказались внутри огромного яйца, метров семи в диаметре, только со скорлупой, цвета крепко заваренного чая.
У дальней стены что-то было, но я не спешил подойти и рассмотреть, что именно — сначала нужно было смотреть себе под ноги, чтобы не угодить в какую-нибудь ловушку.
Убедившись, что нам не угрожает никакая опасность, я двинулся вперед, чтобы рассмотреть то, что находилось у дальней стены этого странного «яйца». Вдруг, словно возникнув из воздуха, у дальней стены вновь появился призрак корсака. Тварь задрала голову к невидимым небесам, и издала протяжный вой, от которого меня едва не вывернуло на изнанку!
Жуткий тоскливый вой был более похож на стенания убитого горем человека, нежели вой корсака. Звуки заполнили тесное пространство пещеры, оглушая и ввергая нас в неописуемый ужас. Мне захотелось бежать без оглядки из этой страшной пещеры, но ноги словно приросли к полу и я не смог даже пошевелить ступней. Вой резко стих, и гроте наступила мертвая тишина. Тут, я услышал странный стук в нескольких шагах от себя. Я медленно повернул голову и увидел, что это клацают оскаленные зубы Ахмеда, начинавшего терять от страха рассудок.
Не хватало, чтобы мой верный и единственный друг сошел с ума в этом дьявольском месте. Я бы никогда себе этого не простил — ведь это я потащил его за собой, в этот проклятый грот!
К счастью, я сумел быстро взять себя в руки и стараясь не обращать внимание на пристально следившего за мною зверя, я достал из своего бокового кармана флягу с самогоном, подошел к Ахмеду и пока он не пришел в себя, силой влил ему в рот несколько хороших глотков.
Он закашлялся и стал задыхаться, но так мне удалось привести его в чувство. Взгляд Ахмеда стал осмысленнее – он стал приходить в себя. Я схватил его за руку и потянул к выходу, но перед входом внезапно возник мертвый корсак, и оскалив огромные клыки, более похожие на зубы тигра, злобно зарычал…странно, но я уже не испытывал страха перед призраком зверя, но все же попятился от греха, и наткнулся на Ахмеда. Повернувшись к нему, я увидел, что он не обращая внимания на зверя, всматривается куда-то в глубь пещеры, куда не достигал свет наших факелов…
— Погоди, Кузьма, там что-то есть..,— произнес он и двинулся к стене.
Заинтригованный, я пошел следом за своим другом, совершенно забыв о стерегущем вход корсаке. Но тот похоже, и не собирался нас останавливать или как-то мешать…
С тех пор как я понял, что мы оказались в дьявольском ущелье, я ожидал увидеть нечто подобное, но тут я почувствовал, как между лопатками, побежали ручейки леденящего кожу пота!
Прислонившись спиной к стене, по-турецки подложив под себя ноги, сидели три мертвеца в традиционных персидских одеяниях, в ногах у одного из них, лежал иссохший труп корсака.
Двое крайних, явно были воины — их кожаные рубахи были обшиты почерневшими бронзовыми бляхами, рядом у стены прислонены копья, с длинными лезвиями-наконечниками, на поясе одного висела сабля в дорогих ножнах, в руке второго был зажат кривой турецкий ятаган.
Между воинами сидел человек знатного происхождения — на нем был богато вышитый халат из золотой парчи, подпоясанный широким кушаком, за который были заткнуты ножны с кривым кинжалом. На его голове был белый тюрбан, с вправленным в золотую оправу, большим драгоценным камнем.
Я много раз видел смерть в горах и в пустыне, и ничуть не её боюсь, но оказаться погребенным заживо, в самой преисподней, было выше моей скромной храбрости! Я много грешил в своей жизни, но я каялся в своих грехах и искренне верю, что Всевышний услышал мои молитвы, но как можно рассчитывать на райские кущи, когда ты уже оказался в аду?!
Сухой и жаркий воздух пустыни, иссушил из мертвецов всю влагу и они совершенно не испортились. Трупы мумифицировались без всякого бальзамирования, одежда на них была целехонькой, только кожаные рубахи воинов превратились в пергамент.
Сколько они находятся в этой пещере, определить было совершенно невозможно, так как я никогда не сталкивался с подобным — это мог быть один год и с так же сотни лет! Пустынные горы, надежно хранили свои мрачные тайны.
Странное дело, но у них не было никакой поклажи, даже бурдюков для воды. Только у старика, а этот знатный человек, несомненно был очень преклонного возраста, так как седая борода лежала на коленях, и почти накрывала собой кожаную сумку с медными пряжками. Он обхватил ее двумя руками, словно кто-то пытался у него ее отобрать.
Кто отправляется путешествовать по пустыне, не имея с собой даже капли воды?! У нас снова появилось множество вопросов, и здравый смысл нам подсказывал, что отсюда нужно немедленно уносить ноги, но проклятая жадность — оружие этих мертвецов стоит немалых денег, а еще больше любопытство, заставляли нас оставаться на месте.
Но тут призрак зверя подошел к своему мертвому, облезлому трупу и каким-то невероятным образом, забрался в него. Труп на несколько мгновений засветился бледным, клубящимся светом, задергался, замер и к нашему облегчению, больше не подавал никаких признаков жизни.
— Если он ещё раз так сделает, я подпалю ему шкуру!— прошептал Ахмед и я одобрительно кивнул.
— Что будем делать Ахмед?— спросил я своего друга, будучи не в силах прикоснуться к этим мертвецам — одна мысль о мародерстве, вызывала у меня отвращение, но одни только сабли, могли стоить целое состояние, не говоря об огромном рубине, на тюрбане и после всех испытаний, оставлять всё это добро, было настоящим безрассудством!
Не ответив на мой вопрос, Ахмед подошел к воину державшему ятаган и вытянул из-за его пояса ножны, отделанные драгоценными камнями: мой добрый Ахмед прочел мои мысли и чуждый ханжеству и лицемерию, сделал первый шаг, подавая мне пример.
Не забывая наблюдать за лежащим у ног старика трупом шакала, мы быстро обшарили карманы мертвецов. У воинов нашлось несколько серебряных и медных монет, у старика я вытащил вышитый мелкими драгоценными камнями кошель, набитый золотыми риалами.
Осталось посмотреть, что у него в сумке, но он так крепко держал ее в своих мертвых костлявых руках, что пришлось выломать ему пальцы!
Кожа рассохлась и слегка потрескалась, но была сделана из толстой кожи и хорошо сохранилась. Даже медные пряжки не окислились и я смог с легкостью их отстегнуть. Раскрывая сумку, я обратил внимание на странные символы, вытесненные на коже, они что-то напоминали, но вот что, я никак не мог уловить: слишком многое свалилось тогда на наши грешные головы!
— Сколько же времени здесь находятся эти загадочные мертвецы?— снова мелькнула у меня мысль, и я в нетерпении заглянул в сумку, надеясь, отыскать в ней ответ, хотя бы на этот вопрос. В сумке ничего не было, кроме небольшой, но толстой книги. Я попытался ее открыть, но листки так рассохлись, что стали рассыпаться у меня в руках. Чтобы не повредить книгу — мне тут же пришла в голову мысль, что она должна быть очень ценной, если даже в смерти, старик не желал с ней расставаться. Я тут же закрыл ее, положил обратно в сумку, и собрался было сказать Ахмеду, что пора уходить, как увидел его полный ужаса взгляд, обращенный на мертвого корсака.
— Кузьма, зверь снова очнулся!— прошептал мой друг, попятился назад, и словно за что-то запнулся буквально на гладком месте, и с криком упал на спину.
Как он позже мне признался — он вдруг почувствовал, будто что-то ужасно холодное ухватило его за ногу и сильно дернуло. У меня не было никаких оснований не верить Ахмеду, так как мы увидели такое, отчего волосы у меня на голове встали дыбом.
Хрустя задеревенелыми суставами и подняв облако пыли, в которую почти обратилась его шерсть, зверь поднялся на лапы и оскалив желтые зубы, глухо зарычал. Может быть всему виной, было закрытое пространство пещеры, но от этого утробного звука, воздух заколыхался, словно по воде пошла рябь, и воздух в гроте наполнился вырвавшимся из мертвой пасти ужасающим зловонием.
Это был не запах разлагающейся плоти — зверь высох и стал похож на жуткий скелет, обтянутый облезлой шкурой, присутствовало нечто Иное, не поддающееся описанию...
И тут мне показалось, что рука старика пошевелилась, но я не был в этом уверен, так как всё моё внимание было приковано к очнувшемуся от своего мертвого сна, корсаку.
Так и есть — старик с отвратительным хрустом поднял присохшую голову, открыл глаза и вперил в меня взгляд ввалившихся опустевших глазниц. Глаз как таковых в них не было, но казалось, что из пустых глазниц смотрит нечто живое, а быть может, мне это показалось, и всему виной, охвативший меня смертельный ужас?
Недаром говорят — у страха глаза велики! Но в ту минуту, у нас не было желания проверять, насколько помутился рассудок в этой пещере.
Выставив перед собой факелы, мы попятились к выходу из пещеры, но тут шакал пронзительно взвизгнул и бросился на Ахмеда.
Я наотмашь ударил зверя и сухая как папиросная бумага шерсть, вспыхнула чадящим зловонным пламенем. Но огонь не остановил зверя и он снова стал наступать на Ахмеда.
До сих пор не могу понять почему, но на меня шакал не обращал никакого внимания. Что впрочем не относилось к старику — треща костями и суставами члены, он медленно поднялся и двинулся ко мне.
К счастью, его иссохшие мышцы, с большим трудом передвигали старые кости с задеревеневшими суставами, но с каждым шагом, его движения становились более уверенными.
Краем глаза я заметил, как Ахмед выхватил из своей сумки какой-то темный предмет и швырнул в шакала. Предмет разлетелся на куски и зверя обдало белой пылью. Шакал взвизгнул и стал рассыпаться словно трухлявый пень. Тут я вспомнил, что Ахмед повсюду таскал с собой соль для своего ишака.
Неужели самая обычная соль подействовала на призрака таким разрушительным образом? Но у меня не было соли и испробовать ее действие на старике, не было никакой возможности.
Тут у стены зашевелились двое воинов. Я взглянул на старика и его высохшее лицо перекосила сардоническая улыбка.
Мы с Ахмедом пятились к выходу — повернуться спиной к старику, его слугам и побежать, у нас не хватало духу! Кто знает, может быть именно этого они и ждут и набросятся на нас едва мы отвернемся?
Вдруг старик резко остановился, словно натолкнулся на стеклянную стену. Я взглянул ему под ноги и увидел в полу пещеры неглубокую трещину. Она была явно не природного происхождения, а вырублена в камне, так как очень уж была прямая и тянулась по всему диаметру пещеры, деля овал на две неравные половины, словно яйца Фаберже.
Воины с трудом передвигая ноги встали рядом со стариком, тоже не в силах переступить черту.
И тут, в моей голове раздался тихий голос, скорее шепот, видимо, чтобы меня не испугать.
— Оставь золото и оружие себе, Кузьма, но верни мне мою книгу!— губы старика не шевелись, но я был уверен, что это говорит именно он.
— Как бы не так — я скорее оставлю тебе это золото, чем книгу!— я уже понял, что эта таинственная книга, стоит гораздо больше, чем всё золото Азии!
— Что с тобой, Кузьма, с кем ты разговариваешь?— в голосе моего верного друга звучала тревога.
Мы разделались с корсаком, остановили старика и его воинов, и мой храбрый Ахмед, вновь вернул обычное своё самообладание.
— Ты не слышишь голос этого старого трупа?— спросил я Ахмеда, и он отрицательно покачал головой,— давай-ка уберемся отсюда, пока мы с тобой окончательно не свихнулись.
В пещере было очень душно и пыльно, воняло паленой шерстью, падалью и какой-то гадостью, чадящие останки корсака продолжали дымиться и испускать отвратительное зловоние.
— Вы не сможете уйти из ущелья вместе с книгой и будете бродить по кругу, пока не умрете от голода и жажды!— вновь заговорил в моей голове старик,— семь демонов пустыни нашлют на вас песчаную бурю, и казни египетские, вы все погибнете в страшных мучениях! Демоны заставят вас убивать друг друга и пожирать трупы своих товарищей!
Услышав эти слова, я в ужасе уставился на моего Ахмеда — видимо, мой взгляд был страшен, потому что он медленно попятился к выходу.
— Книга не должна увидеть свет — то, что в ней написано, принесет неисчислимые страдания многим людям!— звучал голос в моей голове, — верни мне ее и я выпущу вас из Ущелья джиннов.

— О, Всемилостивый Аллах, так вас занесло в Ущелье джиннов?— Игнатий услышал дрожащий от страха голос Сафара,— ну конечно, я должен был сразу догадаться — узкое, похожее на высохшее русло реки, дно ущелья, черные базальтовые скалы, мертвая природа и пасмурное небо, в котором не видно даже птиц — это Ущелье джиннов!
— Да — это было Ущелье джиннов!— со вздохом согласился дед,— должен признаться — мы все о нём слышали, но не хотели верить, что Господь отправил нас в это проклятое место! Да и не верил я в его существование, до того, как не пришлось увидеть своими глазами!
Игнатию не терпелось услышать продолжение рассказа дедушки и он мысленно отругал несдержанного Сафара, за то, что тот его перебил.
— Как же вам удалось выбраться? — спросил Сафар, до которого видимо дошло, что он бесцеремонно перебил деда.
— Появление призрака зверя и та пещера, были лишь началом — все ужасы этого ущелья, нас ждали впереди!— вздохнул дед Кузьма.
— Но подожди — если старик не хотел, чтобы нашли их тела, зачем же он послал за вами корсака?— вдруг спросил Сафар.
— Не знаю, он мне этого не сказал, вернее не успел сказать — мы с Ахмедом покинули пещеру!— Кузьма пожал плечами,— возможно, он хотел, чтобы их похоронили по-человечески, а нарвался на мародеров!
— Ты поступил так, как любой другой поступил бы на твоем месте! — попытался успокоить Сафар, но и в его голосе не было уверенности.
— Кто знает, кто знает?— в голосе деда слышалась несвойственная ему печаль,— а может быть нас завел вовсе не он?
Старые товарищи надолго замолчали — Сафар вероятно думал, как бы он поступил, окажись на месте Кузьмы и Ахмеда, а дед размышлял, правильно ли он поступил и что их ждет, если старик говорил правду.
— Прошу, рассказывай дальше, Кузьма и извини, что прервал тебя! — Сафар первым очнулся от своих раздумий.

— Я не послушал старика, мы с Ахмедом выбрались из пещеры, и как это случилось, до сих пор понять не могу, сколько голову не ломаю!— продолжил дед Кузьма,— голос старика в моей голове, то пропадал, то снова появлялся, и сводил с ума своими угрозами и увещеваниями!
Когда мы выбрались из пещеры, была такая же непроглядная темень — до рассвета было далеко, и кто мог знать, когда он здесь наступает, и наступить ли вновь вообще!
Мы вернулись в лагерь. Купцы и погонщики мирно спали. Я решил никого не будить и караулить до утра — проклятый голос в моей голове, всё равно не давал мне заснуть. Я приказал Ахмеду отдыхать, а сам уселся у костра и заварил себе крепкий чай — благо вода и немного дров у нас ещё оставалось.
Я настроился слушать старика всю ночь, но как ни странно — голос скоро смолк! Видимо, старик наконец понял, что угрозы не помогут и решил перейти к действиям. Надо отдать должное старому персу — его долготерпению можно было позавидовать, я бы не стал медлить ни одной минуты!
Сначала из бескрайних глубин ущелья, потянуло легким сквозняком, но я не обратил на это никакого внимания, в горах всякое случается — сквозняк мог возникнуть по любой причине, тем более, что он почти сразу прекратился.
Я не спеша прихлебывал чай, и размышлял, какая тайна заключена в этой книге, если ее хозяина и его слуг, забросило в Ущелье джиннов? И кто их сюда привел, ведь у них нет никакой поклажи? А может быть, они отстали от какого-нибудь каравана, или их бросили караванщики?
Вопросов было множество, но кроме досужих домыслов, ответов на них не находилось.
Второй порыв сквозняка донес едкий запах серы, с тошнотворной примесью разложения и с каждой минутой, смрад усиливался.
Теперь я насторожился, так как это не могло быть случайностью — как я уже говорил, за время путешествия по ущелью, мы не встретили ни одного живого существа, так откуда мог появиться трупный запах, да ещё с примесью серы?
К счастью, небо стало быстро светлеть — рассвет наступал также быстро, как закат. Через несколько минут, когда смрад стал совсем уж невыносим, в ущелье полностью рассвело, если конечно можно назвать рассветом, затянутую свинцовыми тучами, узкую полоску неба.
Я ещё вчера заметил, что скалы, люди и наши вьючные животные, не отбрасывали теней, да и откуда им взяться, если в проклятое ущелье, ни разу не заглянуло солнце. Мы словно попали в запредельный мир, в котором на самом деле обитают джинны пустыни.
Но к мрачному сумраку преисподней, присовокупился трупный запах с примесью серы. Смрад накатывал волнами — это было похоже на дыхание какое-то огромного существа.
Но что могло выжить в Ущелье джиннов, кроме самих этих существ, которых никто никогда не видел, но описывал как самое страшное видение кошмаров курильщика опия? Я поднялся на ноги и прикрыв рукавом лицо, попытался определить, с какой стороны надвигается это зловоние, и мне показалось, что им «дышит» западная сторона ущелья.
Первым проснулся Ахмед. Мой верный друг подошел ко мне и встал рядом со мной.
— Что это за вонь, Кузьма?— морщась от отвращения, спросил он.
— Хотел бы я знать!— ответил я и тут же спросил,— тебя разбудил этот запах?
— Нет, Кузьма, я проснулся не от запаха, мне приснился ужасный сон, похороны моего деда!— немного поколебавшись, шепотом ответил Ахмед, оглянулся на спящих купцов и убедившись, что нас никто не подслушивает, продолжал,— ты должен хорошо помнить моего деда Ильяса — он был мудрым человеком, к нему приходили за советом, дехкане из соседних кишлаков и даже купцы из Бухары и Самарканда!
— Конечно, Ахмед, я хорошо знал твоего деда — мы провели вместе десятки караванов в горах и пустынях, ведь именно он нас познакомил! — ответил я, удивляясь, как Ахмед мог забыть это обстоятельство,— но причем тут Ильяс-ага?
— Он приказал передать тебе, чтобы ты вернул Забытую книгу старцу, она содержит тайные знания, которые не должен знать человек!
— Ну, нет, Ахмед, при всем уважении к памяти покойного Ильяса, я не отдам эту книгу, даже если за нею придут джинны пустыни!— я был упрям, как молодой ишак.
— Трупный смрад, это дыхание джиннов, они никогда не выпустят нас отсюда!— простонал Ахмед.
— Не говори глупости, Ахмед!— не знаю откуда у меня появилась эта уверенность, но я был убежден, что мы обязательно выберемся из этого проклятого ущелья,— буди купцов и пора отправляться в путь — даю слово, что к вечеру, мы будем далеко от этого проклятого места!
Одни за другим просыпались купцы. Задыхаясь, от нестерпимого смрада, они навьючивали свои товары на ишаков, во весь голос, ругали шайтанов пустыни, но когда Ахмед открыто сказал, что нас занесло в Ущелье джиннов, тут же смолкли и испуганно озираясь по сторонам, стали шептать защитные аяты из Корана.
Ветер стал усиливаться и стал дуть не только с запада, но и сверху, прижимая нас к земле. Но тут, к смраду присоединились песчинки, их становилось все больше — песчаную бурю в горах, видеть мне ещё не доводилось! Песок был крупный и бил как мелкие камешки, скорость ветра увеличивалась с каждой минутой. Опытные погонщики сразу же накрыли головы ишаков плотными мешками, но песок бил по телам животных и они начинали беспокоиться.
— Недалеко отсюда, я видел хорошее укрытие!— прокричал Ахмед, — если нам удастся до него добраться — мы спасены.
Я приказал купцам следовать за нами и скоро мы оказались под естественным скальным навесом. Едва мы успели нырнуть под навес, как с неба обрушился страшный ливень.
Дно ущелья стало невероятно быстро наполняться грязной водой, смешанной с тяжелым песком. К счастью, наше укрытие оказалось на возвышенности, и пока мы были в безопасности. Но с двумя купцами и пятью погонщиками случилась беда — они не успели взобраться на высокое место, и их унесла тяжелая вода.
Вода бурлила и неслась по дну ущелья, словно небеса разверзлись и излились на землю всей своей невообразимой мощью! Но к счастью, дно ущелья наполнялось медленно — видимо, вода всё же имела выход из этого проклятого места. У нас появилась надежда, что нам удастся спастись от этой беды.
Смрад ещё чувствовался, но стал гораздо меньше — вода прибила запах, и дышать стало намного легче.
У меня мелькнула мысль, что самому Господу не угодно оставлять Забытую книгу в ущелье, иначе бы не случилось этой страшной бури, спасшей нас от смрадного дыхания нечистой силы!
Продолжая читать молитвы, купцы косились на меня и моего друга — это были умные люди и они понимали, что буря началась неспроста!
— Если они взбунтуются и нападут на нас, мы не сможем отбиться — шепнул я Ахмеду, и он согласно кивнул.
Возвращать книгу обратно в пещеру мне не хотелось, да вероятно было уже поздно — вряд ли мы смогли бы найти туда дорогу. С этим смирился даже Ахмед и я не желал больше к этому возвращаться.
Сквозь пелену дождя и вихрящейся в воздухе мокрой пыли, мы не видели даже скал, находящихся на противоположной стороне ущелья. Животные дрожали от страха, купцы и погонщики громко молились, даже мне, безбожнику, вспомнились несколько слов из православных молитв, слышанных в далеком детстве.
Не знаю, какие силы услышали нас — Аллах или Христос, а может быть, обитающие в этом ущелье джинны, но через несколько часов, буря стала стихать. Водные потоки убывали с невероятной скоростью, и скоро обнажилось покрытое толстым слоем песка, дно ущелья.
— Аллах услышал наши молитвы, хвала Аллаху!— закричал один из купцов и ему вторили остальные купцы и погонщики.
Дождавшись, когда вода окончательно схлынет, мы вели животных и отправились в путь. Обрадовавшись чудесному спасению, мы забыли о погибших товарищах, да и купцы не очень горевали о сгинувших в водовороте конкурентах, и я бы не удивился, увидев разочарование на их лицах, если бы те каким-нибудь невероятным образом, остались бы живы. Что поделать, так устроено большинство из нас — больше всего нас заботит собственная жизнь и благополучие.
Дождь и песок отшлифовали скалы и они блестели, словно их отмыл какой-нибудь чудовищный великан. Мы высматривали место, откуда ловкий Ахмед мог взобраться на вершину скалы и осмотреться в каком направлении мы идем, но они были отвесными и гладкими как стекло.
Идти было очень трудно — ноги увязали по щиколотку во влажном песке, животные с трудом вытаскивали копыта из вязкого песчаного болота, люди и ишаки быстро выбивались из сил. Приходилось часто останавливаться, чтобы подождать отставших.
Нам с Ахмедом было куда легче — кроме небольшого запаса еды и двух бурдюков с водой, у нас не было никакой поклажи. Тем не менее, я чувствовал, что начинаю сдавать — возраст дает знать своё!
Мой верный Ахмед переложил всю мою поклажу на своего ишака и заставил меня сесть на моего ослика. Я и не подумал сопротивляться, благо здесь, песка было меньше — видимо, буря ограничилась местом, где прятались похитители Забытой книги.
Таинственная книга, из-за которой мы попали в передрягу, лежала в той самой кожаной сумке, висевшей на моем плече, и я заметил, что один купец проявляет к ней неуместное любопытство. В суматохе, я забыл спрятать сумку в свою поклажу и теперь этот не в меру любопытный человек, заметил, что у меня появился предмет, которого до сих пор у нас не было.
Если мы выберемся из этого ущелья, нас обязательно обыщут и спросят, где мы взяли все эти дорогие вещи и ничто не помешает купцу, сказать, что мы их украли у него — никто даже разбираться не станет с двумя проводниками басмачей и контрабандистов.
Я сделал знак Ахмеду немного отстать и рассказал ему о подозрении купца и его косых взглядах.
— Улугбек жадный, злой и завистливый человек!— сказал Ахмед,— мой брат водил через горы его караваны — всего несколько лет назад, он был очень богат, но Аллах отобрал у него все деньги и товары.
Два года назад, Улугбек отправил в Астрахань караван из тридцати верблюдов, груженных китайским шелком и пряностями, в товар он вложил все свои сбережения, но караван бесследно исчез в пустыне. Затерявшийся караван вел его единственный сын Султан, но отец не столько горевал о гибели сына, сколько о потерянном богатстве!
Он говорил, что сын обманул его и отправил товар в Россию! Даже когда кочевники случайно нашли в пустыне останки его сына, он не поверил и продолжал проклинать его память!
— Если он не верил своему собственному сыну, то что ждет нас с тобой, мой добрый Ахмед?— я задумался.
Но Всемилостивый Господь (а может быть и сам дьявол) избавил нас от этой неожиданной опасности.
Не проехали мы и полумили, как впереди раздались громкие крики. Я подстегнул ишака, но он встал как вкопанный и никакие пинки не могли сдвинуть его с места! Тогда я оставил его на попечение Ахмеда и побежал вперед.
Передо мной открылась ужасающая картина — Улугбек и несколько его погонщиков, вместе с ишаками и поклажей, провалились в зыбучие пески. Им бросали веревки, но не долетая до них, они словно натыкались на невидимую стену, к ним пытались подобраться слуги, но проваливались в зыбучий песок, и их с трудом удавалось вытянуть.
Лицо Улугбека исказилось от страха и ненависти, он смотрел на меня и что-то кричал, но сгустившийся воздух доносил до нас лишь неразборчивые, искаженные звуки. Создавалось впечатление, будто купец перенесся на высокую гору и пытается докричаться до людей, находившихся в долине.
Как известно, зыбучие пески не затягивают жертву целиком, а лишь по грудь, так как этому препятствует находящийся в груди воздух, и если не освободить человека из этой страшной ловушки, песок просто вытянет из тела всю влагу, обезвоживая и превращая его в мумию.
Мы не могли спасти этих несчастных, и лишь молча наблюдали как они умирают. Ахмед отыскал в одном из ответвлений, обходной путь этого гиблого места, но мы не могли уйти пока они были живы — вдруг спадет это страшное марево и нам удастся спасти хоть одного человека!
Улугбек умирал последним и надо отдать ему должное — он умирал как настоящий мужчина! Если его слуги кричали и взывали о помощи, до последней своей минуты, Улугбек склонил голову на грудь и молча ждал смерти. На высыхающем прямо на глазах лице купца, появлялись то грустная усмешка, то искренняя и добрая улыбка, иногда глаза его начинали пылать и лицо искажала дикая ненависть.
О чем думал, что вспоминал этот человек, мы никогда не узнаем, но я думаю, что перед ним проходила вся его трудная кочевая жизнь, и он готовился предстать перед слугами Аллаха.
Странно, но как только Улугбек испустил последний вздох, марево стало исчезать, мы смогли подобраться к мертвецам и хотя с большим трудом, но всё же вытащить их из спрессовавшегося песка.
Мы погребли несчастных по мусульманскому обычаю и отправились дальше. Я понятия не имел, сколько нам ещё идти, но всё же надеялся, что нам не придется бродить по этому лабиринту сорок лет, сколько пришлось Моисею водить народ Израиля по пустыне.
Не могу понять как, но мы внезапно оказались на хорошо знакомом мне перевале. Это было очень опасное место и пограничники обходили его стороной, из-за оползней и постоянных камнепадов. Только самые отчаянные проводники соглашались вести торговцев этой дорогой.
При переходе через перевал, мы потеряли ещё четверых человек, сорвавшихся в пропасть. Купцы хотели поделить их товары между собой, но я сказал, что лично передам их родственникам погибших.
Купцам это не понравилось и они стали замышлять недоброе — этот долгий путь и постоянные козни купцов и погонщиков, начинали меня здорово изматывать! Я наказал моему верному Ахмеду, быть начеку и если он заметит что-то подозрительное, чтобы тут же дал мне знать.
…Оказалось, что на сумку обратил внимание не только Улугбек, но и другой купец, Хасан — ты должен был хорошо его знать, Сафар, вот он и настраивал купцов против меня. А следующим вечером, когда мы вернулись с источника, Ахмед обратил внимание, что кто-то рылся в его вещах и наверняка увидел драгоценное оружие.
Купцы напали ночью, но нашли под нашими одеялами кучи тряпья — Ахмед осторожно вывел наших ишаков, а я собрал поклажу погибших купцов, и мы оставили лагерь.
Я настаивал с ними покончить, но Ахмед уговорил меня не брать на душу грех — если будет угодно Аллаху, он сам покарает предателей!
Прошло уже несколько месяцев, мы с Ахмедом провели несколько караванов, но эти купцы так и не вернулись.
— Что же это за таинственная книга, из-за которой погибло столько правоверных, ты мне её покажешь, Кузьма?— с любопытством спросил Сафар,— правда, я плохо умею читать, но мне всё равно интересно!
— Конечно, покажу, мой друг!— дедушка поднялся, подошел к стоявшему в углу хижины небольшому сундуку (предметом интереса Игната) достал из-за пазухи большой ключ, отомкнул замок, приподнял крышку и достал потертую кожаную сумку.
Сафар с любопытством наблюдал за дедом, но не проронил ни слова.
Дед отстегнул медные застежки и бережно вытащил книгу в кожаном переплете.
— Ты говорил, что страницы книги, полностью иссохли,— удивился Сафар,— но эта книга выглядит вполне нормальной.
— Я ведь не сидел сложа руки, дожидаясь, пока драгоценная рукопись полностью превратится пыль!— самодовольно усмехнулся дед,— ты наверное помнишь отца Амвросия, из Оренбурга? Он недавно приезжал в Коканд, где мы встречались.
— Ты показывал языческую книгу христианскому священнику?— изумился Сафар.
— Конечно же нет, я же не круглый идиот — он бы тут же заставил её немедленно уничтожить!— поморщился Кузьма,— я поступил умно!
Мне было хорошо известно, что отец Амвросий, знаток древних текстов — он участвовал во многих экспедициях в Восточной России, Средней Азии, Китае и даже где-то в Палестине, откуда вернулся не только уставшим, но совершенно разочарованным! Сейчас он здорово сдал, возраст уже не тот и старику только и остается, что вспоминать свою интереснейшую жизнь, а я уважаю мудрых людей и хорошо умею слушать. Батюшка рассказывал мне, как они «оживляли» старинные рукописи, найденные в пустынях. Конечно, я рисковал, ведь поведанный способ, мог не подойти для моей книги, но приходилось идти на риск!
И как видишь, у меня неплохо получилось, только будь осторожен, переворачивая страницы — некоторые из них, выпадают из переплета.
— Страницы пожелтели от времени, сразу видно — это очень старая книга!— с благоговением прошептал Сафар.
— Не обязательно — бумага желтеет по многим причинам, а может быть, она с самого начала была желтой!— возразил дедушка,— но это не уменьшает ценности самой книги. Амвросий говорил, что иногда, для того, чтобы скрыть ценность написанного текста, книгу писали на недорогой, но очень прочной бумаге. Так уж устроен человек — чаще всего, мы обращаем внимание на дорогие и красивые вещи, игнорируя настоящие ценности — не всё золото, что блестит!
— На каком же языке написана эта книга?— с недоумением спросил Сафар, осторожно переворачивая страницы,— я не силен в грамоте, но мне кажется, она написана на нескольких языках?
— Да, и это ещё более удивительно!— улыбнулся дед,— эта книга написана на четырех языках: древнеславянском, персидском, греческом и арамейском! Текст смешан в четырех языках: несколько фраз, а иногда даже слов, на одном языке, потом на другом и на третьем и так далее и это пока лишь то, что мне удалось установить!
— Но ты образованный человек, Кузьма и наверное уже разобрал, что здесь написано?— старый узбек был явно заинтригован.
— Трудность перевода на русский, а именно этим языком я владею лучше всего, заключается в нескольких крайне важных моментах,— ответил дед, явно польщенный похвалой старого товарища,— я думаю, текст книги предназначался для людей, которые хорошо владели всеми четырьмя языками. И естественно — древнеславянский переводился на арамейский, персидский на греческий и наоборот. Но на каком языке был написан оригинал книги, мне неизвестно, и я могу лишь перевести все четыре языка на современный русский язык, в надежде, что мне удастся угадать правильный смысл текста…но на всё воля Божья!
— То есть, ты хочешь сказать, что при различном переводе, книга может иметь совершенно иной смысл?— догадался Сафар.
— Совершенно верно, я перевел книгу поочередно в двух вариантах, и получил различный смысл текста!— согласно кивнул дед Кузьма, — но я опробовал не все варианты и неизвестно, что у меня получится, если я смогу угадать правильный перевод книги, и это притом, что я до сих пор не знаю, с какого языка она была переведена!
— Может с греческого, латыни или фарси,— Сафар из скромности старался выглядеть необразованным, но Игнатий знал, что давно в молодости он с отличием закончил медресе и подавал большие надежды, но у его родственников появились кровные враги, и юноше пришлось сменить род занятий. Чтобы спастись от преследования убийц, он примкнул к странствующим торговцам. Ему понравилось путешествовать, и он остался проводником караванов.
— Ну, а сейчас, что у тебя вышло, о чем говорит эта книга?— Сафар заерзал на жесткой циновке.
— Если написанное в ней правда и я верно угадал язык, мы станем богатыми и знатными людьми, Сафархон!— улыбнулся дедушка.
— Но почему ты говоришь это мне, Кузьма, зачем тебе нужен посторонний человек?— после долгого раздумья, спросил Сафар,— вы с Ахмедом можете справиться вдвоем, а твой внук и его старший сын уже достаточно подросли, чтобы быть вам помощниками.
— Ты знаешь арабский и индийский языки, много путешествовал и хорошо знаешь горы, кроме того, ты честный человек, Сафар, и один из очень немногих, кому мы можем доверять, а всего золота нам все равно не унести: там на всех хватит!
— Благодарю, Кузьма — мне очень лестна твоя похвала, да продлит Аллах твои годы и благословит счастьем и богатством всю твою семью! — Сафар склонился в низком поклоне,— если так, то я с вами!
— Вот и отлично!— дед похлопал Сафара по плечу и продолжал,— Ахмед отправился с попутным караваном в Индию — я наказал ему проверить, то, что мне удалось выяснить из книги, если я не ошибся и он вернется с хорошими новостями, мы отправимся в дорогу!
Сафар и дед ещё немного поговорили и узбек заторопился домой — время было уже далеко за полночь.
Когда Сафар ушел, Игнатий услышал, как к его топчану подошел старый Кузьма. Мальчик затаил дыхание — если дед заподозрит, что он подслушивал, он будет серьезно наказан, и поделом!
Немного постояв у изголовья кровати внука, старик тихо рассмеялся и отправился спать, а Игнатий пытался сообразить — знал ли дедушка, что он не спит, или смеялся каким-то своим мыслям…
Игнатий долго не мог заснуть, мысли о скором богатстве не давали ему покоя. Скоро закончится это полуголодное существование, когда от одного вида экзотических сладостей продающихся на базарах Коканда, делается дурно. Ему надоело завидовать высокомерным, откормленным как нечистые свиньи, безмозглым детям баев и купцов, которые меньше его заслуживали то, что получали от своих богатых родителей.
Юноша так размечтался, что до утра так и не смог заснуть! Теперь, он был готов на всё, ради получения богатства!
— Как спалось, Игнат?— с хитрой улыбкой спросил утром дедушка, глядя в припухшие от бессонницы глаза внука, и мальчик готов был поклясться, что тот знает, о чем он думает!
— Дед наверняка знает, что я подслушивал разговор!— со страхом подумал Игнатий, но Кузьма не показывал никакого неудовольствия, а напротив, глядел на внука как никогда ласково.
— Вот теперь, внучек, ты готов, к тому, что тебе предстоит сделать, да простит меня Господь!— с грустью подумал Кузьма.

…Не сидел я с людьми лживыми,
и с коварными не пойду;
Возненавидел я сборище
злонамеренных и с нечестивыми
не сяду…
Псалом 25:4;5.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Петрушка возвращался домой в приподнятом настроении — рабочий день выдался спокойным и даже по-своему удачным — мужикам удалось обменять пятьдесят заранее припрятанных литровых банок, на трехлитровую бутыль отличного самогона.
Данилов, бригадир грузчиков консервного завода вышел в отпуск, и ребята могли расслабиться — старый работяга не позволял воровать и тут же выгонял любого провинившегося парня. Благо, не докладывал начальству, а то из подвернувшегося под руку бедолаги тут же бы сделали козла отпущения и навешали всех собак, за время уборочного сезона.
Петька любил выпить, но никогда не напивался, ему вполне хватало нескольких стопок, что молодому, здоровому парню было только на пользу, особенно после трудового дня.
Чтобы сократить путь, он свернул с асфальтированной дорожки и пошел по шпалам, ведущим прямо к железнодорожной станции, откуда до его дома было рукой подать.
По обеим сторонам железнодорожного полотна, тянулись поросшие камышом и осокой болота, образовавшиеся в пойме небольшой речки.
По правую сторону железнодорожной ветки, прилегал запасной путь, который вел к смоловарне строительного управления.
Чтобы не загрязнять городской воздух, ее построили подальше от жилых кварталов города.
В двух огромных бетонных чанах, булькала расплавленная смола. От смоловарни исходили тяжкие битумные испарения. Здесь почти никто не ходил, поэтому чаны были огорожены небрежно сваренными из уголка перилами. Рядом находился отстойный бассейн, в который сваливали грязную смолу, бумагу и различные посторонние примеси.
Бассейн был в несколько раз больше чанов и занимал территорию в добрых полгектара. Скапливавшаяся и застывавшая долгие годы смола, превратилась в вязкое болото, в которое то и дело попадали домашние животные — козы, овцы и неосторожные собаки. Особенно часто, это случалось летом, когда солнце растапливало застывший битум.
Однажды в смоляное болото угодил молодой поросенок. Рабочие вытащили несчастное животное, и хотели было вернуть хозяину, но увидев его жуткое состояние, хозяин отказался от своего питомца — поросенок выглядел так, словно выбрался из преисподней.
Мужики отмыли поросенка бензином, и целый год откармливали и отпаивали молоком, пока из его организма не вышла вся гадость…

Петя не спеша шел по шпалам и негромко напевал веселую песенку.
Проходя мимо отстойного бассейна, он бросил в его сторону рассеянный взгляд и обомлел! Метрах в десяти-двенадцати от бетонной стенки, из смолы выглядывала голова собаки! Петя много раз слышал о подобных случаях, но самому слава Богу, видеть ещё не доводилось. Пес жалобно смотрел на человека, но не издавал ни единого звука.
Петру показалось, что собака что-то сжимает в зубах, но начинало смеркаться, и он не мог разглядеть, что именно.
Просто пройти мимо Петя не мог — всю оставшуюся жизнь на него бы глядели эти печальные собачьи глаза, его бы попросту замучила совесть! Да и как бы он смог смотреть в глаза своим детям и лживо воспитывать в них доброту, любовь и милосердие?!
Нужно было спасать несчастное животное! Парень огляделся в поисках подручных средств. Конечно, можно сбегать на смоловарню и попросить рабочих, но те отнеслись бы к его просьбе без одобрения — сам заметил, сам и вытаскивай! Никому не охота лезть в смоляное болото и мазать одежду, после чего ее можно просто выбросить.
Вдоль железнодорожной насыпи валялись разбитые деревянные поддоны, которые выбрасывали из пустых вагонов, выходивших из консервного завода.
Петя подобрал несколько поддонов покрепче и стал прокладывать путь к увязшей собаке. Нужно было поторапливаться: близилась ночь, а возиться в смоле, в полной темноте, было еще меньше желания.
Поддоны погружались в размякший под солнечными лучами битум, но благодаря достаточной площади, верхние доски оставались на поверхности. В нескольких местах пришлось уложить друг на друга два поддона. После недолгих стараний, Петр оказался возле пса.
— Ну, что дружок, будем выбираться из этого болота?— и тут он отшатнулся от неожиданности и едва не свалился с поддона в бассейн! теперь он разглядел, что сжимает в зубах собака — человеческую кисть!
Из смолы торчала рука по локоть, остальная часть трупа погрузилась в смолу, если конечно, это был целый труп, а не оторванная от него рука…но это вряд ли!
Петя был парнем не глупым и прекрасно понимал, что если бы пес нашел труп и отгрыз себе кусок на ужин, угодив в смоляную трясину, он бы оставил добычу и спасал свою жизнь: инстинкт самосохранения, знаете ли, гораздо сильнее голода. Значит здесь дело другое — собака спасала жизнь человека!
— Ну нет, дружок, я не дам тебе так погибнуть!— Петр испытывал страх, перед тем, что ему придется увидеть, но он всё же ухватил пса за ошейник и потянул из болота.
Пес совершенно не сопротивлялся и не пытался помочь — лишь жалобно глядевшие на человека глаза, говорили, что он ещё жив.
Петру удалось немного освободить собаку, но она не выпускала руку утонувшего в смоле человека, и Петя понял, что сам он не справится.
— Подожди, дружок, я сбегаю за подмогой!— погладив собаку по голове, Петя выбрался из бассейна и побежал за помощью.
К счастью, смоловарня работала круглосуточно — строительство в городе и районе, не прекращалось ни на одну минуту.
Ворвавшись в вагончик, Петя сбивчиво объяснил, что случилось. Ему сначала не поверили, но он выглядел таким взволнованным, что бригадир ночной смены поднял людей, приказал отыскать веревки и сам отправился к отстойному бассейну.
Уже совсем стемнело, рабочие включили прожектора и развернули их свет на бассейн. Пете удалось втащить собаку на поддон, так что было хорошо видно — она что-то сжимает в зубах.
— Соберите несколько десятков поддонов покрепче и тащите сюда! — приказал бригадир,— а я пока полезу, посмотрю, что там случилось, кажется, мне знаком этот пес!
— Семен, нужно вызвать милицию!— подал голос один из мужиков.
— Конечно, я как-то не подумал!— согласился бригадир,— Петька ты помоложе, сбегай на проходную завода и позвони в милицию!
Через несколько минут, к собаке проложили прочную и надежную дорожку. Семен подобрался к собаке и ахнул. Петя их не разыгрывал — пес сжимал в зубах человеческую руку!
— Иваныч, это же Трезор, пес пропавшего Полежаева!— дрожащим от волнения голосом, проговорил рабочий, подобравшийся на помощь бригадиру.
— Я знаю, досталось же бедному животному, а какой славный был пес!— охрипшим голосом ответил бригадир,— давай-ка его вытащим.
— Может, не будем вытаскивать труп, пока не приедет милиция?— подал голос мужик, предложивший вызвать представителей закона.
Но словно в ответ, ненасытная смоляная утроба издала булькающий звук и из ее глубины вырвался огромный пузырь и почти мгновенно лопнул, обдав спасателей жарким запахом расплавленной смолы, словно из котла преисподней.
Мужчины оцепенели от ужаса — казалось, мертвец испустил свой последний вздох и тут же начал погружаться в трясину. Лежавший на поддоне Трезор отчаянно заскреб когтями по доскам, пытаясь вытянуть труп из адского болота, но сил ослабевшему псу не хватило, и он стал медленно погружаться за своим хозяином.
— Взяли!— заторопился Семен Иванович и потянул пса за ошейник.
Двое поспешивших на помощь мужиков, схватили мертвеца за руку и потянули из трясины. Трясина не желала отпускать попавшую в неё добычу, отчаянно выпуская пузыри, она затягивала в себя не только мертвеца, но и живых людей. Под весом крепких мужчин, поддоны погружались в смолу, стоявшие у насыпи мужики, подносили другие и бросали их на тонувшие в смоляной трясине доски.
После долгих усилий, им всё же удалось вытянуть тело на поддоны.
Труп был покрыт толстым слоем смолы, но все узнали Полежаева — у мертвеца не было левой руки — старик был ветераном войны.

На дороге ведущей к смоловарне появились огни приближающегося автомобиля.
— А вот и наша родная милиция и как всегда в самое время!— беззлобно усмехнулся один из мужиков вытягивавших труп из смолы, — вон какая откормленная физиономия из окошка выглядывает…
— Перестань Василий, Степанов — отличный мужик, справедливый, толковый и своё дело знает!— миролюбиво прервал Василия бригадир, — ты человек в нашем городе новый, так что прислушивайся, чтобы впросак не попасть, потому как его у нас уважают!
— Понял, буду иметь ввиду!— так же миролюбиво согласился Вася, провожая взглядом бригадира, направлявшегося к вагончику, встретить милиционеров.
Через несколько минут, у вагончика затормозил уазик. С переднего пассажирского сиденья, выбрался полноватый пожилой мужчина в легкой светлой куртке и темных брюках. С заднего сиденья спрыгнул молодой парень в милицейской форме и высокий худой мужчина в белом медицинском халате. Водитель хотел было последовать за начальством, но пожилой сделал ему знак оставаться в машине.
Поздоровавшись с бригадиром, мужчины направились к отстойному бассейну.
— Должен признать, Семен, когда я услышал что бормочет в трубку твой парень, подумал, что вы тут здорово перебрали самогонки!— сказал пожилой милиционер, фамилия которого была Степанов.
— Хотел бы я чтобы так и было, Петрович!— вздохнул бригадир,— но мы вытащили труп из отстойного бассейна, так что, как говорят — факт на лицо!
— Наверно натоптали как кони!— недовольно пробурчал молодой с погонами старшего лейтенанта.
— Если бы мы его сразу не вытащили, тебе бы пришлось в бассейн нырять!— раздраженно ответил бригадир,— или ты думаешь, нам было очень интересно труп из бассейна вылавливать? Чай не каждый день у нас такое происходит! Да и где там топтаться, по смоле?!
— И слава Богу! Не ссорьтесь, товарищи!— примирительно сказал Степанов,— ты всё правильно сделал, Семен — отстойник глубокий, если бы его засосало на дно, нам бы пришлось здорово помучиться!
Они подошли к трупу, которого уже вытянули на край отстойника.
При свете прожекторов, мертвец являл кошмарное зрелище. Одежда, открытые части тела: голова и шея были покрыты слоем смолы.
Единственная рука инвалида, была немного испачкана, но в целом пострадала только от зубов собаки. На трупе был пиджачок, вязанный свитер, брюки – видимо галифе, на ногах один кирзовый сапог, второй вероятно застрял в смоле, когда вытягивали мертвеца.
— Это Полежаев!— тихо сказал Степанов,— это же надо, ветерану, орденоносцу, закончить жизнь как собаке, в отстойном бассейне!
— Да, бомж и никчемный пьяница!— брезгливо сказал лейтенант.
— Прояви уважение к покойному!— проревел Степанов,— человек прожил трудную жизнь, пережил не одну личную трагедию и сломался, но не тебе судить его!
— Извините, товарищ майор!— сразу сник лейтенант Завалишин,— но говорят, он последнее время пил безбожно, вот и забрел в отстойник.
— Может быть он и пил, но здесь ему делать нечего!— отрезал Степанов,— в городе его пьяным никто не видел, а что он делал в своем шалаше, его личное дело!
— Да хватит вам спорить!— раздраженно прервал Степанова врач, — вы что, вытащили меня из дома, чтобы я слушал как вы ругаетесь? Лучше посмотри сюда, Володя!
Подобрав полы своего халата, судмедэксперт Савельев присел у ног трупа и указал на кусок просмоленной веревки, которую они приняли за оторванный кусок его галифе.
— Видимо, этой веревкой, были связаны ноги старика, но когда его вытягивали из битума, один сапог зацепился за какую-нибудь доску — их полно в этом бассейне, слез с ноги, а веревка осталась,— размышлял вслух Степанов,— выходит, старика Полежаева убили!
— Глупости, кому мог помешать безрукий калека?— недоверчиво пожал плечами лейтенант Завалишин.
— Да, он был одноруким калекой, но любил совать свой нос в чужие дела и имел очень длинный язык!— усмехнулся Савельев,— большего сплетника, я не встречал: самая противная базарная баба, в сравнении с Полежаевым, просто милая болтушка!
— Что особенного мог узнать бездомный бродяга, чтобы его казнили с такой жестокостью?— снова засомневался Завалишин,— вы видите, ему даже не привязали руку к телу — чтобы он подольше помучился!
— И почему старик не кричал — его бы обязательно услышали?— засомневался Степанов.
Савельев снова наклонился над покойным и открыл его рот.
— А не кричал он по очень простой причине — ему отрезали язык! — ответил патологоанатом.
— Вот чёрт!— откашлялся старший лейтенант,— наверно вы правы, Анатолий Христофорович, старик действительно что-то знал!
— Поговаривали, он болтал, что видел, как погибла Зина Кирюшина, — предположил Савельев,— но старик последнее время действительно много пил, так что к его пьяному бреду, никто не прислушивался.
— А видать, стоило бы!— вздохнул Степанов,— интересно, что он говорил о смерти Кирюшиной, правда, у следствия не было сомнений, что это несчастный случай, и дело закрыли, правда, я только вернулся из отпуска и понятия не имею, что случилось.
— Всё действительно выглядело как несчастный случай, но остались кое-какие невыясненные вопросы?— старший лейтенант как-то странно взглянул на патологоанатома и тот замялся.
— Ничего особенного, что могло бы тебя заинтересовать, — ответил наконец Савельев, он явно чего-то не договаривал и Степанов решил непременно выяснить, что именно, но в более подходящей обстановке.
У ограждения бассейна толпились несколько рабочих смоловарни и охранники, прибежавшие с проходной консервного завода.
— Ну, чего собрались, покойника не видели?— набросился на них лейтенант и официальным тоном добавил,— расходитесь граждане!
— Конечно, интересно, чай не каждый день в смоловарне мертвецов находят!— сопя и отфыркиваясь, как загнанная лошадь, к ним спешила высокая и очень полная тетка Катерина — предводительница городских сплетниц и скандалисток.
Не обращая внимания на преградившего ей дорогу Завалишина, она обогнула лейтенанта как одиноко стоящее дерево и через мгновение оказалась рядом с трупом. Склонив вперед голову (согнуться в поясе не позволяли внушительные формы), она совершенно не смущаясь присутствующих и не выказывая никаких признаков страха, несколько минут разглядывала покрытый смолой труп.
— Вот это женщина — совсем не боится этого жуткого мертвеца!— с брезгливым восхищением, подумал Степанов,— моя Галина месяц бы глаз не сомкнула, да что Галина — мне самому кошмары на целый месяц обеспечены!
— Ой, да это же Гришка Полежаев!— всплеснула она руками и во весь голос запричитала,— кто же его так горемычного? Говорила я ему сердешному, не распускай язык, а он разве слушал: «я русский человек, я правду люблю», а кому нужна его правда?! Ой, горе, горе то какое!
Реакция доселе спокойной как слон толстухи-сплетницы была столь неожиданной, что мужики недоуменно вытаращили глаза, не зная как на это и реагировать!
— Гражданочка, я прошу вас — отойдите от места преступления!— опомнился Завалишин, но Степанов сделал ему знак не мешать.
— Если кто и знает, о чем болтал Полежаев, так это тетка Катерина, — шепнул он лейтенанту,— помешать ей ты всё равно не сможешь — у вас разные весовые категории, но если ей вожжа под хвост попадет, мы от неё ничего не услышим, кроме проклятий и нецензурной брани, а тебе бесталанному ещё может хорошенько достаться!
Дождавшись, когда тетка Катерина немного успокоиться, Степанов бережно принял её под локоток и отвел в сторонку.
— Такое кошмарное зрелище не для твоей чувствительной души, уважаемая Катерина!— с трепетом в голосе произнес милиционер.
— Перестань, Володя — не делай из меня дуру!— уже миролюбиво проворчала Катерина — когда-то давно, они несколько лет учились в одном классе и знали друг друга с детства,— а всё же, кто его так?
— Может сам утонул спьяну?— подбросил версию Степанов, прекрасно зная, что она её не проглотит и только больше заведется.
— Вот ещё, Григорий эту смоловарню проклятую за версту обходил, говорил, я мол ещё успею у чертей в преисподней в смоле повариться! — Катерина грустно усмехнулась,— но видать, черти на этом свете до него добрались!
Степанов слушал не перебивая. Он прекрасно знал, что Екатерина должна выговориться — если ей помешать, она пошлет всех подальше и говорить её не заставит даже президент России.
— Говорила я ему, не болтай почем зря, а если знаешь что важное — иди в милицию и всё расскажи!— Екатерина вздохнула и посмотрела на Степанова,— он тебя ждал, говорил, что только тебе всё расскажет…
Степанов понял, что пока у женщины благодушное настроение, пора переходить в наступление.
— Я в отпуске был, Катюша, ты же знаешь — три года из города не выезжал!— посетовал Владимир Петрович, жалобно глядя на Катерину, — а он тебе случайно не сказал, о чем хотел со мной поговорить?
— Нет, не сказал,— Екатерина отвернулась, глядя куда-то в сторону, где стояла группа мужчин и женщин собравшихся с консервного завода и Степанов понял, что больше ничего от неё не добьется — женщина была очень напугана и испугалась она только сейчас,— ты Володя, мужик умный, сам разберешься, а у меня внуки маленькие!
Предупреждая все его возражения и увещевания, Катерина подняла мощную руку и стала быстро прокладывать себе дорогу сквозь толпу.
— Кто мог так испугать, эту смелую и сильную женщину, если она даже говорить об этом не хочет?— провожая взглядом могучую фигуру Екатерины, подумал Степанов,— а может быть, здесь есть кто-нибудь, кого она боится?
Степанов рассеянным взглядом, оглядел присутствующих, вроде все свои — Завалишин, Савельев, бригадир Семен, рабочие уже разошлись, больше никого…Странно, а может это мои домыслы? Но милиционер знал, что это не так — у него было очень развито чувство опасности, и она таилась где-то совсем рядом! Он оглядел заросшее камышами болото, но в кромешной темноте ничего не увидел. Эх, где мой Фима?!
Завалишин почему-то начинал его раздражать и дело не в том, что он был у них новенький, было в его взгляде нечто такое, что совершенно не вязалось с благожелательной улыбкой, усердием и всеми стараниями понравиться сослуживцам и особенно начальству.
Рабочие суетились у смоловарни, закатывая на площадку очередные бухты битума, где их разбивали кувалдами и топорами, а затем бросали в чаны с кипящей смолой.
Внезапно, Степанова словно ударило молнией, оттолкнув Савельева, он побежал к смоловарне, размахивая руками.
— Что случилось, Петрович?— недовольно спросил Семен, сделав знак, своим ребятам остановится.
— Да, я вот тут подумал, Сеня, как часто, вы чистите рабочие чаны? — отдуваясь, от быстрого бега, спросил Степанов.
— Ну, по технологии положено раз в месяц, но оборудование новое, работает исправно, и сам знаешь, сколько сейчас строим — в три смены не успеваем смолу варить, так что, последний раз где-то полгода назад чистили,— немного помявшись, признался Семен.
— Да мне нет дела до ваших технологий!— раздраженно отмахнулся Степанов,— ты мне скажи, вы смолу до самого дна вычерпываете?
— Нет, до самого дна не получается: скос чанов в заднюю часть системы: там ещё более полуметра остается, там и скапливаются все отходы, — тут глаза бригадира расширились от неприятной догадки,— неужели ты думаешь, что там ещё кто-то есть?!
— Возможно…кто-то или что-то!— пожал плечами Степанов,— надеюсь, что я неправ, но кажется, мне что-то показалось!
Семен проследил за его взглядом и заметил, как в расплавленной смоле, в самом глубоком месте чана, почти у самой стены перевернулся какой-то предмет и это был явно не осколок битума…

ГЛАВА ВТОРАЯ

…Позвякивая изрядно поизносившимися железяками, старенькая «Таврия» бодро поднималась в горку. Чтобы сократить путь, Илья свернул на грунтовую дорогу, которая проходила через пустырь, мимо задних ворот городского кладбища. Было далеко за полночь, но дорогу освещали только фары автомобиля — в этой части города, фонарные столбы не были предусмотрены.
Ночь была на удивление светлой — на небе сверкали мириады звезд, а полная луна бледным светом заливала пустырь и начинавшуюся за ним лесопосадку.
В открытые до упора окна, задувал легкий ветерок, заносивший в салон восхитительный аромат цветущей акации.
Вдруг Илья съехал на обочину, остановил машину и заглушил мотор.
— Что случилось, Илюха, неужели снова заглохла твоя таратайка?— забеспокоился Сергей, расположившийся на переднем сидении.
— Заткнись!— прервал его стенания Илья и кивком головы указал в сторону кладбища.
— Ничего себе, это ещё что такое?— испуганно воскликнул Сергей.
У ворот кладбища стояли две фигуры в длинных, похожих на саваны белых одеждах, в которые обычно наряжали восставших мертвецов из старых фильмов. Но фильмы ужасов в городе никогда не снимали, и ребята почувствовали, как по коже пробежали мурашки.
— Вы как хотите, а я из машины не вылезу!— запротестовал Федя, — съёжившись на заднем сиденье.
— Да собственно, никто не собирается,— мрачно усмехнулся Илья, вглядываясь в неподвижно стоящие фигуры.
Расстояние до них было невелико — всего каких-нибудь тридцать-сорок метров, но разглядеть лица было невозможно.
— Может Валик снова перепил сивушного пойла?— сказал Сергей.
— Валик один пьянствует, а этих двое, да и вряд ли кто согласиться, чтобы ему вместе с Валиком, морду набили!— усмехнулся Илья.
Валик Марков был известным городским пьяницей, забулдыгой и своеобразной достопримечательностью. Доставшийся ему от родителей домишко, находился прямо за стеной городского кладбища и он с детства привык к этому спокойному, хотя и не совсем радостному соседству. Валику было уже за тридцать, но он не был женат и видимо не собирался, потому что ни одна, даже самая пропащая алкоголичка, не соглашалась жить с ним под одной крышей. Дело в том, что у Валика было не совсем в порядке с головой.
Напиваясь, Валик таскал свежие венки с кладбища и обставлял ими всё своё убогое жилище. Однажды, он привел домой очередную «возлюбленную» и желая сделать даме сердца приятное, притащил с кладбища венки и обставил ими комнату, в которой отключилась будущая невеста, но наш романтик этим не ограничился и обложил ее бесчувственное тело увядающими розами, захваченными на кладбище.
Когда невеста очнулась от сладостных грез (ей снился прекрасный возлюбленный, осыпающий ее обнаженное тело лепестками роз), то была неприятно удивлена и едва не свихнулась от страха. С тех пор, женщины к нему не заходили…
Грабил он могилы ночью, и когда сторож утром обходил кладбище, то находил опустошенные и оскверненные могильные холмики.
Связываться с этим ненормальным ему не хотелось, и он сообщал о хищении родственникам. Те приходили и устраивали Валику хороший мордобой, но кажется ему это даже нравилось и после следующего запоя, всё повторялось снова.
Но самой любимой шуткой Валика было забираться под венки на свежих могилах и пугать случайных прохожих жалобными стенаниями и сатанинским хохотом.
— Это не может быть Валик, если бы он увидел, что я остановился, то сразу бы убежал — он знает мой драндулет!— возразил Илья.
— На городском кладбище появились привидения!— замогильным голосом проговорил Сергей, но голос его дрожал от напряжения — ещё бы, такое не каждый день, вернее не каждую ночь увидишь!
— Видать, права была моя бабушка!— вдруг сказал Фёдор.
— В чем же, это интересно права твоя бабка?— язвительно спросил Сергей, и Илья усмехнулся, увидев в зеркале его скривившееся лицо.
Таинственные фигуры переглянулись и медленно направились в их сторону. Они словно плыли по воздуху, не касаясь земли. Лица были совершенно не различимы, но это явно были мужчина и женщина.
— Да, вы всё равно не поверите, но давайте уедем отсюда, пока они не подошли!— Федя тронул Илью за плечо, но тот уже заводил мотор.
— Вы чувствовали этот запах цветов, когда мы стояли и таращились на этих покойников?— вдруг спросил Федор.
— Сейчас май месяц — цветет акация, или ты решил, что так пахнут покойники?— усмехнулся Сергей.
— Кроме акации, пахло ещё какими-то цветами!— возразил Федор.
— Здесь же кладбище, а там полно всяких деревьев и диковинных растений — в Никитском ботаническом саду, нет таких цветов, как на нашем кладбище! — с гордостью ответил Сергей.
— Пахло какими-то цветами, но я не могу вспомнить, где я встречал этот запах,— как бы про себя, тихо сказал Федор.
Илья попытался вспомнить запахи кладбища, но кроме привычной акации, на ум ничего не приходило, но он был уверен, что чувствовался ещё какой-то запах и он навевал очень неприятные воспоминания…
Через десять минут, они подъехали к его дому, и Илья остановил машину у своей калитки.
— Ну, выкладывай, что там болтала твоя выжившая из ума старуха? — презрительным тоном потребовал было Сергей, но Илья его прервал.
— Обращайся с друзьями по-человечески, или проваливай отсюда! — Сергей решил не возражать и промолчал, но в темноте было слышно его недовольное сопение,— рассказывай, Федя, что там говорила твоя бабуся, никто над тобой не станет подшучивать!

...С началом перестройки, когда открылись границы и из страны хлынул поток эмигрантов, в дома уезжавших на историческую родину евреев, вдруг стали вселяться цыгане. Непонятно, откуда они взялись, но в городке появился целый цыганский табор.
Цыгане скупали дома через посредников, и когда в них вселялись новые жильцы, люди были неприятно удивлены: вместо миролюбивых, тихих и порядочных евреев, их новыми соседями оказались вороватые, шумные цыгане.
Наверняка не обошлось без секретаря горкома и его друзей, которые получили от цыган хорошую мзду, но они лишь разводили руками, мол, мы и сами не рады такому соседству, но что поделаешь — они тоже граждане нашей страны и выгонять их, мы не имеем никакого права.
Начальник городской милиции пообещал, что если у кого-нибудь из горожан, пропадет хотя бы цыпленок, он пересажает весь табор.
Но вопреки опасениям, цыгане вели себя вполне благопристойно, на косые взгляды отвечали улыбками, которым, впрочем, никто не верил.
И хотя городская молодежь старалась держаться от цыган подальше, Федор каким-то образом попал в их компанию (никто из ребят не помнил как — может быть потому, что внешне он совсем не был похож на цыгана, скорее на татарина), притерся, и они уже почти год были приятелями.

— Вы все конечно помните, что всего несколько дней назад, погибла Зина Кирюшина?— спросил Федя и когда товарищи согласно кивнули, продолжил,— кто-то считает это самоубийством, а кто-то несчастным случаем, но бабушка сказала, что ее убили!
— Это она на картах своих замусоленных нагадала?— не выдержав, с презрением перебил его Сергей,— мой папа проводил расследование и все улики говорят о несчастном случае, или самоубийстве! Следствие ведется до сих пор и вообще, непонятно, откуда это может быть известно твоей бабке, или она сама её под товарняк вытолкнула?
На этот раз, Илья решил пока не останавливать Сергея и послушать, к чему приведет эта перебранка.
— Я не знаю, откуда бабка это знает, и вы можете мне не верить, но она никогда не ошибалась!— в голосе парня звучала такая уверенность, что Сергей замолчал, убедившись, что ему удалось привлечь внимание, Федя продолжал,— вы сами посудите — зачем кончать жизнь таким диким способом, она ведь была медсестрой и имела доступ к любым медикаментам, так не проще ли принять снотворное или какую-нибудь другую гадость?
— Все знают, что над ней зверски издевался сожитель, а она никак не могла от него избавиться,— напомнил Илья,— может быть именно таким способом, она хотела привлечь к себе внимание…кто их знает, этих женщин?
— Ну да, мы же до сих пор изучаем в школе «Анну Каренину», может книгу напишут о несчастной любви Зинаиды?— съязвил Сергей.
— Книгу не напишут, но говорить об этом будут ещё долго, да и её сожителю в городе больше не место!— возразил Илья.
— Её сожитель конечно подонок, но он здесь не причем!— уверенно сказал Федя,— у нас маленький городок, но даже старожилы не знают, кто как живет и чем занимается. Сплетницы разносят только слухи, но что здесь твориться на самом деле, знают лишь избранные люди.
— Слушаю тебя и наполняюсь гордостью за родной город!— снова съязвил Сергей и повернулся к Илье,— ты слышал, Илюша — мой отец уже двадцать лет прокурор города и не знает, что здесь творится?
Илья снова промолчал, он лучше, чем кто-либо, знал, что Федя прав — власть руководила городом лишь формально, но существовала ещё и другая, куда более реальная власть, чем та, о которой знал Сергей и его отец, но откуда об этом известно этому цыганенку, который немногим более года назад появился в их городке?
— Если твоему отцу всё известно, тогда почему Кудрявцева — сожителя Зины, до сих пор не привлекли к ответственности, ведь весь город знал, как он над ней издевался?— спросил Федор.
— Потому что он хороший охотник и всё областное начальство, заядлые охотники, а Кудрявцев умеет отлично загонять дичь, вот они его и прикрывают!— пробурчал Сергей,— папа несколько раз пытался его приструнить, но эти старые козлы, его постоянно хватали за руки!
— Твоему отцу должно быть хорошо известно, что эти как ты их назвал, «старые козлы», отправляются не столько охотиться, сколько немного поразвлечься с молоденькими девочками, которых поставляет Кудрявцев, он ведь работает завхозом в педучилище,— сказал Федор.
— Слишком много знает этот простой цыганенок, эти подробности неизвестны даже мне!— подумал Илья,— видимо, старый Соломон был прав, и цыгане неспроста поселились именно в нашем городе, далеком не только от столицы, но и вообще от каких-либо крупных городов.
Всем известно, что цыгане любят селиться поблизости от больших городов, где можно торговать, гадать, клянчить милостыню и воровать.
И климат здесь неподходящий для постоянного местожительства, цыгане предпочитают теплые края — юг России, Украину и Молдавию.
Нужно присмотреться к этому парню и познакомиться с его бабусей, которая как ни странно его избегает. Несколько раз Илья заходил в дом Федора, но ни разу ему не удалось встретиться с его бабушкой — она то сказывалась больной, то была в отъезде по делам табора, хотя всё указывало на присутствие в доме ещё одного человека, а поскольку родители Федора давно умерли, то это могла быть только она.
Федор лишь пожимал плечами — мол, она здесь хозяйка и делает то, что считает нужным. Илья не думал, что они кого-то прячут, так как начальник РОВД держал слово — цыгане находились под постоянным присмотром милиции и вряд ли они стали бы прятать чужих. Хотя кто их знает, этих цыган — за долгие века преследований, сложившаяся в этом народе круговая порука, оберегала их от почти любой опасности.
— Придется зайти в гости без предупреждения и познакомиться с этой старой цыганкой,— при мысли, что снова придется зайти в этот дом, Илья поморщился, эти люди не отличались особой аккуратностью.
В по углам висела паутина, пол не подметали с тех пор, как отсюда съехали старые хозяева, все комнаты были завалены мешками и тюками с барахлом, которым они торговали на рынке.
Мебели не было никакой, только на кухне стояли шкаф и несколько стульев, оставшихся от прежних хозяев. Илья даже не понял, на чем же они спят, но заметил несколько тюфяков, лежавших на полу комнаты.
Сам же Федор, выглядел аккуратным, и Илье даже не верилось, что парень живет в этом кавардаке. А может быть, Федор жил где-нибудь в другом месте — цыгане народ очень скрытный, и никогда не можешь знать, когда они говорят правду и что у них действительно на уме.
— А вам не кажется, что слишком много самоубийств, случилось в нашем городе последнее время?— вдруг напомнил Федор,— об этом конечно не говорят вслух, но многим не дает покоя интересный вопрос: почему Витя Дорохов покончил с собой?
Илья задумался, несомненно цыганенок был прав…
Всего несколько дней назад, в своей комнате был найден мертвым десятиклассник Витя Дорохов, сын секретаря горкома партии.
Парень наглотался снотворного и заснул вечным сном. Родители в этот вечер были в гостях, а когда утром мать зашла разбудить сына в школу, он был уже мертв. На письменном столе стояла банка с его любимым персиковым компотом и порожняя упаковка снотворного.
Дорохов оставил предсмертную записку, в которой сообщал, что в своей смерти винит любимую девушку — Люду Горбунову, что как говорят, одноклассники, было полной ерундой, потому как они рассорились ещё несколько месяцев назад. Тем не менее, это письмо очень навредило девушке — подруги стали ее избегать, ребята тоже не очень жаловали, не смотря на несомненную привлекательность.
Да и не верилось Илье, что этот избалованный привилегированным положением юнец, по доброй воле расстался с жизнью. Все в городе знали, какой разнузданный образ жизни вел этот парень. Подружиться с хорошими ребятами ему не удавалось — он был слишком высокомерен и груб, как будто привилегии родителей, которыми он беззастенчиво пользовался, достались лично ему, благодаря собственным заслугам.
Деньги у него водились постоянно и он собрал вокруг себя шайку из нескольких подхалимов и прихлебателей, всегда готовых погулять и выпить за чужой счет. С девушками он был непостоянен и менял их каждую неделю — в местном педучилище, его знала каждая собака.
Хотя о мертвых плохо не говорят, но о Дорохове, ничего хорошего тоже не говорили, так как просто было нечего.
— Так ты думаешь, эти двое привидений у кладбища: самоубийцы Кирюшина и Дорохов? — спросил Илья.
— Думаю, вам известно, что в старое время, самоубийц запрещалось хоронить в пределах кладбища?— пустился в рассуждения Федор,— в наше время всё изменилось — насколько я знаю, Дорохова похоронили на центральной аллее...
Это обстоятельство возмутило многих горожан: на центральной аллее городского кладбища, хоронили ветеранов войны и заслуженных людей города.
А какие заслуги перед горожанами, были у этого молодого пьяницы и бабника, от которого родители запирали своих дочерей?
— Насколько я знаю, Зину тоже похоронили на кладбище,— сказал Илья.
— Ну конечно, не станут же ее закапывать в огороде!— рассмеялся Сергей, но тут же задумался,— а вы знаете, Зинку похоронили у самой дальней стены кладбища, как будто, нарочно старались подчеркнуть, что она покончила с собой!
— Ну, это ещё нужно доказать!— возразил Илья.
— Вот ты и докажи — ты же у нас будущий юрист, это будет тебе отличной практикой!— подзадорил его Сергей и важно добавил, папа настаивает, чтобы я тоже поступал на юридический, но в МГУ.
— У меня нет таких связей, да и вряд ли в МГУ допустят еврейского парня, пусть даже он прошел Афганистан и у него есть боевые награды, — без сожаления ответил Илья.
Год назад, Илья вернулся из армии и по рекомендации армейского начальства, без вступительных экзаменов поступил на юридический факультет заочно. Чтобы не сидеть на шее у родителей, Илья поступил на работу контролером в колонию, находившуюся в соседнем городке.
Работа ему не нравилась, но он выбрал её для того, чтобы поближе познакомиться с людьми, с которыми ему придется встречаться и иметь дело, по окончании учебы — он решил стать адвокатом.
— Но я так и не понял, что ты хотел нам рассказать?— напомнил Федору Сергей,— что говорила твоя бабуля?
— Пожалуй, я начну с самого начала — по христианским поверьям, в течение девяти дней, душа умерших пребывает на земле, для того, чтобы проститься с прошлой, земной жизнью и в это время, она может перевоплощаться в видимые образы, то есть в призраков.
— Откуда она всё это знает, или может, это твои выдумки, которые ты выдаешь за рассказ своей бабки?— с усмешкой перебил его Сергей.
— Ты сам попросил меня рассказать и какая разница — бабушка мне рассказала, или я сам это придумал?— спросил невозмутимый Федор и Илья подумал, что на месте этого парня, давно бы съездил Сергею по физиономии, за постоянные издёвки, и не посмотрел, что его папаша — прокурор города.
— Честно говоря, ты мне уже надоел своими подколками, если ещё раз перебьешь — отправлю домой спать!— спокойно сказал Илья, но голос его был жестким и Сергей тут же успокоился.
— Мы кочевой народ, многое повидали и хотя у нас нет письменных свидетельств и преданий, и мы не ведем записи своих странствий, самые значимые события, знания и поверья, из уст в уста, из поколения в поколение, передаются в течение многих веков. Откуда вы думаете мы научились ворожить, предсказывать прошлое и будущее — цыгане произошли от древних народов Индии, мы были изгнаны с родной земли и кочевали по многим странам и континентам, встречались с разными народами и религиями и выбирали самое полезное для нашей кочевой жизни.
— Мы давно обратили внимание, что ты слишком образован для простого цыганского парня,— сказал Илья.
— Я с детства любил читать — я почти не помню своих отца и мать, меня воспитывали бабушка и дедушка. Они постоянно приносили мне книги, я читал запоем и каждую свободную минуту отдавал познанию мира, но сейчас разговор не обо мне,— опомнился Федор и продолжил свой рассказ, — так вот, обращаясь в привидения, души умерших пытаются привлечь внимание живых, чтобы передать им послание…
— То есть, ты хочешь сказать, что эти двое требуют возмездия?— не выдержал столь долгого для себя молчания Сергей,— и кто же должен выступить в качестве мстителя, неужели ты?
— Нет, я здесь не причем!— спокойно ответил Федор, игнорируя насмешливый тон Сергея,— ты знаешь Илья, что дед Зины, был еврей?
— Ну и что?— теперь пришел черед смеяться Илье — этот цыган на самом деле, что-то заговаривается,— её дед был троюродным братом моего деда, он умер задолго до моего рождения, я даже не знал его имени и он был единственным евреем в этой семье, да и с самой Зиной мы были едва знакомы…
— Но вы единственные её родственники в этом городе — отец ушел, когда она была ещё ребенком, мать и ее родители давно умерли, и у неё кроме вас никого нет,— возразил Федор.
— И откуда ты всё это знаешь?— удивленно спросил Илья, пытаясь сообразить, что ему от него нужно, ведь не спроста, он тут распинается — даже ему не были известны все эти подробности!
— Бабушка рассказала, а откуда она это знает, можешь спросить у неё, а если не боишься — вернись на русское кладбище и поговори с призраками,— в голосе Федора послышалась насмешка.
— Что-то твоя бабушка слишком много знает, может она секретный агент КГБ?— дурашливо пригнувшись, шепотом спросил Сергей.
— Ладно, время уже позднее, вернее ранее, уже начинает рассветать, так что этот разговор продолжим в другой раз, а мне нужно собираться на работу,— сказал Илья.
— Тебе не кажется, что они слишком много о нас знают?— спросил Сергей, когда Федор отошел от них на достаточное расстояние,— ты подумай, ну какое дело приезжим цыганам до Зинки и Дорохова, ведь они даже не были знакомы? И откуда они знают о твоём с ней родстве?
— Точно, тем более о столь дальнем, что даже я о нем не помнил,— согласился Илья,— знаешь что, Серёга, попроси своего батю, узнать по его каналам, кто такие эти цыгане и откуда они свалились на наш город.
— Он сейчас в командировке, а как вернётся, я тут же на него насяду!— пообещал Сергей,— мне сразу не понравилось, что они поселились в нашем городе и дело не в личной к ним неприязни, ты вспомни — все неприятности здесь начались с тех пор, как здесь появились цыгане!
С этим нельзя было не согласиться. Цыгане никому не мешали, ни во что не вмешивались, несколько человек торговали каким-то тряпьем на рынке, остальные или разъезжали по всей стране (вековые привычки и обычаи искоренить не просто) или сидели по домам и не высовывались.
Но с их появлением, мирная обстановка в городе изменилась. Воздух как будто стал наэлектризованным, на улицах и в тихих двориках всё чаще стали слышаться ссоры. Обычно доброжелательные и мирные горожане стали озлобленными и раздражительными.
Придраться к цыганам было невозможно — ведь им не предъявишь обвинение, что на соседней улице, рассорились соседи, а на проводах в армию, призывника ударил ножом его лучший друг.
Дисциплина у них была очень жесткая — весь табор беспрекословно подчинялся своему барону. Это был красивый, ещё довольно молодой мужчина, чем-то похожий на артиста Николая Сличенко. Он жил в большом доме, ездил на черной «Волге» и одевался в сшитые на заказ костюмы. Бабушка говорила, если на голову барона напялить тюрбан, его можно принять за брахмана, но не цыганского «аристократа».
Встречаясь с бароном, первый секретарь раскланивался с ним, как с генсеком, не забывал справиться о здоровье и семье, чего не делал даже с ближайшими подчиненными. И хотя он это категорически отрицал, было ясно, что цыгане появились в городе не без его участия.
— А ты поговори со своим дедом — пусть расскажет тебе о семье Зинки Кирюшиной,— посоветовал Сергей.
— Да нет там ничего интересного — самая обычная семья,— махнул рукой Илья,— но я конечно спрошу, может дед чего-то недоговаривает.
Распрощавшись, друзья разошлись по домам.
Когда за Ильей закрылась дверь, а шаги Сергея стихли за поворотом, из-за кустов живой изгороди, отделявшей тротуар от дороги, вышел Федор. Постояв в несколько минут, он направился в противоположную сторону.

— Илья, ты опоздаешь на работу!— вместо ответа на вопрос, сказал дед Самуил,— когда ты вернешься, мы об этом поговорим!
— Тебе нужно, поговорить с дядей Соломоном — он лучше нас сможет тебе всё объяснить,— сказала мама, — но лучше, не лезь не в своё дело — в городе сейчас такое творится…
— А что такое случилось?— насторожился Илья — он конечно же не стал рассказывать родителям о том, что они видели у кладбища.
Мама постоянно беспокоилась, что после пережитого в Афганистане, у него могло быть не всё в порядке с головой. Но Илья относился к этой войне, как к любой другой работе. Кошмары по ночам его не мучили, он не кидался на прохожих, всегда был спокойным и уравновешенным.
Рослый и плечистый, он не был писаным красавцем, но спокойный и дружелюбный взгляд серых глаз завораживал и привлекал внимание многих девушек. Черты лица после полутора лет в проведенных на войне, стали жесткими, а когда он сердился, даже суровыми.
Илья никогда не рассказывал о том, что ему и его товарищам, с которыми они часто встречались, то у одного то у другого в гостях. Но однажды, когда какой-то сопляк, наслушавшись горбачевской глупой пропаганды сказал, что они напрасно погибали в Афганистане, Илья не выдержал и рассказал, что только один их взвод, уничтожил восемь караванов с наркотиками, которые переправлялись в нашу страну, а каждый вез в среднем, пятьсот килограммов чистого героина!
Илья предложил ему подсчитать, сколько молодежи им удалось спасти от гибели, сколько семей не развалилось и сколько матерей не потеряли своих детей? Да, там погибло пятнадцать тысяч молодых ребят, но их смерть не была напрасной! Они защищали интересы нашего государства и народа!
— Ночью, в смоловарне нашли труп Полежаева!— ответил дедушка.
— А вы откуда знаете?— не поверил Илья.
— Когда ты спал, забегал Фима, у них всю милицию подняли на ноги, сказал, что Степанов хочет вычерпать битум из смоловаренных чанов, вроде там тоже что-то нашли!— шепотом сказал дедушка, когда мама вышла из кухни.
Илья тихо присвистнул и чмокнув деда в колючую щеку, отправился на службу…

На работу, Илья обычно ездил на машине, но сегодня, он почему-то решил сесть на электричку. На станции он столкнулся с Фимой, тот спешил в сторону консервного завода. В руках двоюродного брата и друга, была потрепанная кожаная папка.
— Куда ты так разогнался?— вместо приветствия спросил Илья.
— У нас тут такое творится, а ты задаешь дурацкие вопросы братец! — раздраженно ответил Фима,— Степанов нашел утопленный в смоле труп Полежаева, но это ты уже наверное слышал, мы решили проверить рабочие чаны, там кажется тоже что-то есть…извини, Илюша, спешу — не хочу пропустить, может самое интересное приключение в своей скучной однообразной жизни…
Фима работал в милиции, следователем по уголовным делам и хотя смерть Кирюшиной расценили как несчастный случай, расследование поручили Фиме. Не успел он опросить свидетелей, как на следующий день, отравился сын второго секретаря, что повергло в шок весь город.
Что-то неладное творилось в их маленьком, чудесном городке, и милиции это было хорошо известно. Несколько месяцев назад, в одной многодетной семье пропала старшая дочь. Девушка не отличалась примерным поведением и родители решили, что она сбежала из дома, «чтобы немного развеяться», что уже не раз случалось, но когда она не появилась более месяца, родители забили тревогу (обычно ее «отлучки» продолжались не более месяца) и её объявили в розыск.
Через неделю после исчезновения первой девушки, бесследно исчез молодой парень. С ним случилось и вовсе странное — вышел из дома среди бела дня покурить у подъезда и исчез, только комнатные тапочки на лестничной площадке и остались. Парень был не много не в себе и решили, что он просто вышел погулять и может быть вернется, только почему без тапочек, ведь вся обувь осталась дома? Его тоже объявили в розыск…
Шло время, но всесоюзный розыск не принес никаких результатов, что впрочем, и немудрено — с началом перестройки, все налаженные структуры были расстроены, связи между регионами потеряны.
Илья подумал, что это могут быть не единственные пропавшие — в стране неразбериха и если пропадают люди, до них никому нет дела.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

…Когда Федор пришел домой, бабка уже проснулась (а может и вовсе не ложилась: он никогда не мог понять, спит ли она вообще когда-нибудь) и топталась по дому, роясь среди бесчисленных узлов, которые были навалены во всех углах комнат.