Назло натуралистам

Автор: Вано Борщевский - Я не знаю, что за люди вас на свет произвели, но я бы сделал это лучше.

В актовом зале школы дети молча глотали обиду.

В день исчезновения прошлого учителя музыки, администрация школы, не дожидаясь отмашки полиции, выписала себе из областного центра нового. Новый учитель сразу всем не понравился. Его звали - Вячеслав Олегович Мезенцев и он сбривал все волосы выше шеи. Его темная кожа выдавала в нем цыганские корни. Кофейные глазные яблоки, неслышная походка, прямая спина.

- Вы всё делаете не так, дети! Ну, кто, кто ТАК играет? Это днище, - учитель музыки увеличивал громкость голоса, -
недостойная трата моего времени.

Ботинки и брюки нового учителя музыки в то утро сливались с цветом половой доски. Широкие ладони Вячеслава Олеговича, то и дело замирали в воздухе в жестах его мыслей. Когда-то давно он уверил самого себя, что его точка зрения является единственно верной. Все обязаны быть обученными, как надо жить правильно. Инакомыслие им не рассматривалось.

- Андрей, у тебя вообще мозги есть? Кто так играет на скрипке? Давай снова покажу, если у тебя руки из жопы растут.

Вячеслав Олегович сбежал по ступенькам со сцены. Конькобежной походкой пересек половину зала и вырвал инструмент из рук восьмиклассника.

- Вот так надо! Вот так! Видишь, как надо делать?

Вячеслав Олегович думал, что имеет совершенный слух от бога, а на деле попадал в ноты реже, чем Андрей.

- Так. Вот ты, как тебя? Забыл. Ну же, напомни, быстро.

- Шишаков Миша.

- Что ты с тромбоном делаешь? Дай сюда немедленно. Покажу, как эта часть играется.

Дети закрыли уши от дисгармоничного грохота.

- Ты, девочка. Да ты. Иди, помой доску. Сейчас, дети, разучим « Прощание славянки». Да, что ты делаешь,
ненормальная? Кто так доску моет? Ты это специально, чтобы меня позлить делаешь?

Девочка, играющая в оркестре на треугольнике, от испуга выронила из руки сухую тряпку и побелела лицом.
Вячеслав Олегович подхватил с пола тряпицу и смачно плюнул на нее.

- Какого черта, домострой отменили? Ты бы, девочка, давно уже сбегала и намочила тряпку. Иди на место!
Меловые водовороты на доске – весь прогресс нового учителя.

- А теперь повторим еще раз. А потом еще и еще, еще и еще, еще и еще. Пока мы это не заучим, как следует, дети. И раааз.

Детская злоба к новому учителю переходила черту невинности. Бесконечные придирки и тумаки уже не воспринимались детьми, как просто унижение. Это был вызов на выживание.

Вячеслав Олегович чувствовал их ненависть и думал при этом, что нельзя так бездарно злиться, как это делали они. Он лил масло в огонь литрами. Звонил в дома родителям ночами и жаловался на поведение детей, а когда слышал в ответ хамство или угрозы, тогда начинал судить моральные качества собеседника, переходя на личности.

До летних каникул оставалась неделя. Андрей прогуливал первый урок, деля столовую с шумными первоклассниками. В чистых стаканах на подносе отражалось лето. Настенное радио играло Моцарта. Душа Андрея радовалась двум беляшам на столе и виду старшеклассницы Тани, стоящей у кассы.

- Привет, Андрей. – Таня упала на скамейку. Ее голова повисла на плечах, как перезрелая ягода. – Проводи меня домой. Мне со вчерашнего очень плохо.

Это был подарок судьбы – любовь всей его жизни зовёт за собой. Без его малейшего усилия.

- Конечно, Таня. Я провожу тебя.

На скопленные деньги Андрей купил пива для Тани в магазине у соседки. Переводил ее через теплые лужи на тротуаре, рассказывал несбыточные планы на будущее, смешил.

- Кто тебя, Вакин, так учил девушек домой провожать?

Андрей и Таня обернулись на голос. Вячеслав Олегович преследовал их всю дорогу от школы и ждал удобного случая.

- Смотри и учись, недоросль. Я тебе покажу.

Вячеслав Олегович сдернул с Андрея рюкзак Тани, чтобы показать, как надо правильно носить. Все учебники выпали в грязь на дорогу. Таню вырвало. Все было испорчено.

Последняя капля терпения испарилась на сердце Андрея. Несмотря на его добродушную внешность, внутри он стал хранить и множить способы расправы над учителем музыки.

Утром в понедельник из лаборатории химического класса пропали почти все склянки с образцами. Ведро с третьего этажа тоже пропало. Смешав разноцветные порошки в теплой воде из-под крана, Андрей поставил ведро между приоткрытой дверью в класс и стеной, так чтобы оно непременно упало на голову учителя.
За минуту до звонка на урок в актовый зал вошел Вячеслав Олегович. Ведро уверенно проехалось на двери и вернулось обратно. Дети разом выдохнули. Вячеслав Олегович заметил это и огляделся, ища подвоха.

- Вы, дети, совсем тупые. Ну, кто так ловушки делает? Вы же ведро в центре двери поставили. Оно устойчиво! Сейчас
покажу, как правильно делать.

Вячеслав Олегович ухватился обеими руками за ведро и опрокинул его на себя.

Дети засвистели от восторга, выпрыгивая из-за парт. Вячеслав Олегович же схватился за лицо и закричал от боли. Раствор из ведра при попадании на кожу вздыбился рыжей пеной. С учителя кожа слазила кусками. От деревянного пола взметнулся струйкой дым, частично пряча агонию Вячеслава Олеговича. Никто из детей не знал, что именно нужно делать. Восторг сменился страхом, который согнал детей в кучу у дальней стены зала.

Движения Вячеслава Олеговича становились все более медленными, скованными. Пена разъела пол под его ногами, так что в какой-то момент учитель резко провалился по пояс, застряв в дыре туловищем. Все дети отчетливо видели, как Вячеслав Олегович покрывался толстым слоем коры. Лицо стянуло древесиной, словно маской с отверстиями для глаз и ноздрей. Руки, как два безлиственных сука торчали в разные стороны.

Вячеслав Олегович, слившийся по пояс с полом, виделся детям распятием. Шипение постепенно стихло, и пена испарилась из выжженных ею шрамов.

На крики сбежались учителя и все ученики школы. Толпа, открыв рты, смотрела на низкорослое дерево, а низкорослое дерево смотрело на толпу. Стало как-то неловко. В борозду инициативы впряглась директриса.

- Вячеслав Олегович, вы живы? Моргните мне, если понимаете, о чем я говорю.

Карие глаза в дереве сомкнули веки.

- Надо мужей звать. – Завуч втиснулась в паузу. – Пусть выкорчуют его из пола да сожгут в овраге у реки.

- Ты что при детях говоришь? Ты понимаешь, что он ЖИВОЙ.

- А, что мы ответим, - не унималась завуч, - когда его пропажей начнут интересоваться? Школу закроют и нас закроют. Я ведь сердцем беду чувствую.

- Не преувеличивай свои таланты. Я грех на душу не возьму и никому не позволю этого сделать! Скоро начинаются каникулы и школу мы все равно закроем на все лето. Если он доживет до сентября, - директриса выстрелила бровями в дерево, - тогда вызовем ему врачей и МЧС. Если не выживет, ты своих мужиков приводи. Только ночью и с моего ведома. Ясно?

- Куда уж яснее.

Дети заняли всё свободное место в зале и конечно не могли слышать разговора взрослых. Директриса собрала на себе всё детское внимание, постучав указкой по столу.

- Кто мне скажет, дети, что здесь произошло?

- Это всё Вакин. Это он один всё подстроил. Хотел учителя облить какой-то гадостью из ведра. Это он, это он!

Раскололся без нажима одноклассник Андрея - Максим. Отца у него не было, но было много сестер и много ответственности.

- Андрей Вакин, немедленно выйди сюда! – приказала директриса.

Мальчик повиновался, понемногу осознавая, что он натворил.

- Ты, Андрей, как зачинщик все этой истории будешь приходить сюда каждый день все лето, чтобы следить за состоянием Вячеслава Олеговича. Если он умрет – ты сядешь в тюрьму, хулиган малолетний.

При слове «тюрьма» дети замерли, навострив уши. Что может быть хуже тюрьмы для ребенка? Ни игрушек, ни бега, ни солнца.

- Сейчас пойдем ко мне в кабинет. Я тебе дам ключи от входной двери. Лейку возьмешь в биологическом классе. Будешь мне лично каждый день звонить домой и докладывать о любых изменениях.

- Ладно. Но он сам виноват.

- Ну, нельзя же ТАК поступать с людьми, Андрей.

Дети разъехались из города. Толщина кошельков родителей решала расстояние для отдыха. Андрей же оказался обречен. Он приходил каждое утро гулял по всей школе со связкой ключей, навещая учителя не больше, чем на пять минут. Звонил директрисе с вахты и бежал купаться на реку, наверстывая упущенное веселье.

Со временем прогулки одному по школе перестали приносить удовольствие Андрею, и он все больше времени уделял изучению живого дерева. Ставил перед бывшим учителем стул, скрещивал ноги и пристально рассматривал. Местами кора дерева побелела, ссыхалась в трещинах, теряла свою эластичность. Чувство вины мальчика искало выхода в доброте не сделанных поступков.

- Хочешь, чтобы я полил тебя?

Глаза в дереве моргнули несколько раз. На душе Андрея сделалось светло и чисто. Мальчик привык к странному дереву и навещал его по несколько часов. Ухаживал за ним, как мог. Развлекал анекдотами и школьными слухами. Эти глаза, которые еще два месяца тому назад искрили злобой, теперь выплескивали доброту через край.
Одна ветка Вячеслава Олеговича оставила в себе черты его руки. Андрей помогал разработать ее. Сгибал ее, поддерживал в разных положениях.

В дождливое утро августа Андрей, как обычно пришел наведать бывшего учителя. В согнутой ветке Вячеслав Олегович держал перочинный нож, который Андрей забыл прошлым днем на стуле рядом с ним. Горка опилок политых кровью лежала на полу. Вячеслав Олегович за ночь вырезал себе рот.
Глубоко пробившись под кору, бывший учитель по неосторожности изрезал себе все губы. Кровь, как по желобу вытекала на пол.
Андрей от неожиданности позабыл все новые анекдоты, которые хотел рассказать.

- Вячеслав Олегович, вы… вы сами это сделали?

- Сам. – с трудом донеслось от дерева. – Полей меня водой. Я хочу пить.

Андрей схватил лейку и выбежал из зала к раковине в туалете. Залив холодной водой лейку до отказа Андрей побежал по школьным коридорам обратно к учителю.

- Слишком холодная. Что ты делаешь? – пожаловался Вячеслав Олегович.

Андрей, не мешкая, вновь выбежал в туалет и залил в лейку теплую воду.

- Ты неправильно поливаешь. Больше внимание обращай на мою голову. До корней и так вода дойдет. Не лей на них
слишком много.

По разным поручениям Вячеслава Олеговича Андрей пробегал два дня и под конец третьего окончательно выбился из сил.

- Ты все делаешь не так, Вакин. Одна мука с тобой.

Андрей обессиленный сидел на стуле напротив дерева, и к нему постепенно возвращалась старая злоба.

«Что изменилось, - думал Андрей, - за эти месяцы? Он просто выглядит по-другому, но это все равно ОН».

- А теперь оставь мне лейку и проваливай отсюда, Вакин. Не хочу видеть тебя.

Андрей взял лейку с водой и поставил ее так, чтобы ветка дерева не дотягивалась до нее совсем немного, каких-то пару сантиметров.

- Эй, ты оглох, что ли, Вакин? Лейку ко мне поставь, полудурок, ты эдакий.

Андрей блаженно улыбался в предвкушении того, как родственники завуча будут вырывать из пола засохшего учителя музыки. Он без оглядки прошел на вахту и набрал номер директрисы.

- Алло, это Андрей. Сегодня, как обычно. Все в порядке.

Через полторы недели дерево умерло от обезвоживания. Его спилили, отрезали ветви, но решили не сжигать, а похоронить в гробу.


Голый Вячеслав Олегович спросил у швейцара в лифте – широколицего монгола в красной ливрее, куда они едут.

- Мы едем вниз, Мезенцев. Куда же еще? – ответил швейцар.

Двери лифта со крипом открылись. Вячеслав Олегович, прикрывая руками член, осторожно вышел на раскаленную землю. Швейцар слегка поклонился ему, вернулся в лифт и уехал.

В воздухе завис тощий черт с медной трубой.

- Добро пожаловать, домой, Мезенцев.

Черт исполнил на трубе короткий гимн ада. Вячеслав Олегович сморщил лицо, будто съел лайм.

- Ну, кто так играет? Что за бездарщина? Дай сюда трубу. Покажу, как это делается.

Черт опешил от натиска и позволил вырвать у себя инструмент.
Вячеслава Олеговича топили в потоках лавы, а он выбирался на берег и бросался на чертей.

- Вы, что топить человека не умеете, а? Все вам показывать надо, бестолочи?

Черти раздраженно переглядывались и снова выбрасывали Вячеслава Олеговича в лаву.
В другой раз его прокалывали насквозь раскаленными шпагами. Металл с легкостью проникал в глаза, в колени, в позвоночник.

- Вы еще тупее Вакина. – восклицал недовольный Вячеслав Олегович. – Вот так надо прокалывать. С подкручиванием, понимаете?

Вячеслав Олегович выхватил шпагу, желая проткнуть себя сам, но шпага выпала из рук и упала на копыто черту.

- Все, братья, - завопил черт с обожженным копытом, - я так больше не могу! Гоним его нахуй отсюда. Вечность с ним мы не выдержим.

- Правильно. Гоним его отсюда. Да. Да. Да. – кричали в одно горло рассерженные черти.
Вячеслава Олеговича трезубцами затолкали в лифт, на котором он приехал, и дождались пока он уедет.


На похороны бывшего учителя музыки пришли учителя и детский оркестр, бывший под его началом.
Лето сменялось осенью. Над кладбищем шел мелкий дождь. Андрей думал, что этот дождь – есть радость самой природы, что такой человек, как Вячеслав Олегович больше не будет жить в ее доме.
Дети, чувствуя свою вину перед бывшим учителем, играли с максимальной отдачей. Все кроме Андрея Вакина. Тот назло играл на скрипке из рук вон плохо, словно досаждая Вячеславу Олеговичу еще больше. Сосед по оркестру - флейтист Максим ударил локтем Андрея в бок.

- Ты зачем тревожишь мертвого? Зачем злишь его?

- Да пошел он. – равнодушно ответил Андрей.

Дождь накапывал все сильнее. Тучи сгущались, предвещая грозу.

Из рыхлой земли на могиле учителя пробился тонкий росток деревца. Земля задрожала, разбрасывая комья с могилы в стороны. Росток вытянулся над землей на метр и выхватил скрипку из рук Андрея.
Дети и взрослые закричали в паническом ужасе. Побросав инструменты на землю, дети побежали к кладбищенским воротам.

Дерево на могиле учителя музыки росло и ширилось на глазах. Мощными лиственными лапами, дерево сгребло с земли виолончели, скрипки, барабаны и треугольник. За несколько минут дерево достигло десяти метров в вышину. Грянули ударные. Настоящая, живая музыка неслась над кладбищем в потоках ветра.

Андрей стоял у выхода и думал о пережитом.
«Неужели, чтобы расцвести по-настоящему, нужно в начале засохнуть»?