Старую школу не переплюнуть.

Автор: zhelnov "Чего только не сделаешь во благо Родине". Именно этой фразой я окрестил бы сегодняшний день в своих мемуарах, если, конечно, когда-нибудь сел бы их писать.

День начался как обычно. В половину седьмого я стучусь к моему непосредственному начальнику, к полковнику Н., на утреннюю летучку, и готовлюсь ощутить звонкий аромат перегара и курева, который обрушится на меня, стоит мне открыть дверь в его кабинет. Обычно, к половине седьмого полковник уже допивает свой первый за сутки стакан пятизвездочного армянского коньяка, выкуривает две-три сигареты, шлефует все это десятком сырых перепелиных яиц с солью, и на этом аперитив заканчивается. После он наводит себе большую кружку кофе, добавляет три ложки сахара, дольку лимона и пахучую травяную настойку, от которой кофе приобретает резкий пряный запах. За полтора года подобные бытовые мелочи хочешь не хочешь выучишь на зубок. Не было и дня, чтобы его рутина изменилась. Человек военной закалки. Для своих шестидесяти с небольшим выглядел он весьма бодро.

Сколько я знаю Н. алкоголь и сигареты были, пожалуй, единственным способом поднять этого человека с постели и заставить его организм работать. Я бы даже не сказал, что Н. употреблял спиртное, я бы назвал это по-другому. Он проживал свою жизнь в симбиозе с бутылочкой коньяка. Вообще, коньяк был важнейшим катализатором всех его жизненных процессов. Стоило полковнику не выпить с утра - и в кабинет к нему лучше не соваться. Н. всегда ложился спать под градусом, это обеспечивало ему крепкий сон и красочные сновидения, и если утром живительной силы под рукой не оказывалось, то полковник сильно нервничал. Его поглощала апатия. Обычно, это значило, что Н. начинал крыть трехэтажным матом всех, кто попадался ему на пути, вне зависимости от возраста, пола и звания, докапываться на правах начальника особого отдела абсолютно до каждого, до любой, даже самой смехотворной мелочи, устраивал разнос всей части, сопровождая всё это угрозами личному составу и громким шумом. Если при всем при этом, по каким-то причинам, Н. оставался с утра еще и без сигарет, то где-то в Америке проносился один разрушительный торнадо, в Камбодже гремел гром, а вулканы Ирландии начинали извергаться. "Щенки, бл*дь! Щенки, бл*дь!" - повторял Н., пока находился в паршивом расположении духа, то есть, пока был трезв и без курева. После крайнего такого случая, когда трезвая голова Н. дала волю его старческому маразму, который порой выходил за все мыслимые и немыслимые рамки, я стал носить с собой лишнюю пачку сигарет. Всегда. На случай если у полковника закончатся. Надеялся хоть как-то смягчить удар стихии. В обязанности советника по особым делам, конечно, это не входило, но поддерживать Н. в нужной кондиции было исключительно в моих интересах.

Я постучался. Голос за дверью дал добро. В который раз, открыв дверь в его кабинет, я втянул носом затхлую вонь никогда непроветриваемого помещения. Я всегда сравнивал заход в его кабинет с открытием шкафа, до отказа набитого одеждой: открываешь дверцу и груда вещей тут же валится на тебя. Только вот вместо одежды - лошадиное дерьмо.

Полковник допивал стакан коньяка. Он сильно запрокидывал голову назад, предоставляя мне возможность разглядеть вздувшиеся вены на его тонкой высохшей шее. Н. выглядел сильно помятым, видимо, вчера выпил больше обычного. Лицо его распухло настолько, что морщины на лбу и на щеках казались куда глубже, чем были на самом деле, будто за один день он постарел сразу на несколько лет. Я сел на стул напротив него, достал из сумки блокнот и ручку. Все, как всегда. В кабинете стоял настолько едкий запах сигарет, вперемешку с запахом кофе и алкоголя, что с мебели сползала краска. Ни мух, ни комаров, ни прочего мошкарья здесь не бывает, даже бактерии не выживают в таких условиях. У полкана свой особый метод стерилизации помещений. Ну и вонища. Такой смрад мог запросто разрушить семейный брак.

Все протекало, как и вчера, и позавчера, как и месяц и два месяца назад. На часах половина седьмого утра. Мой мозг еще спал. Двигался я машинально. Сейчас утренняя летучка, эта формальная бредятина, закончится, и я вернусь в казарму, подремлю еще полчаса.

И тут полковник возьми, и засмейся. Мне даже показалось сначала, что у него приступ удушья, и он просто кашляет. Чертовщина! Ведь я никогда не слышал и не видел, как Н. смеется. Привычный ход вещей пошел под откос, разрыв шаблонов ввел меня в ступор. Нет, он все же не кашляет. Это и в правду смех.

Я привык, что взгляд моего начальника всегда выражает полное безразличие ко всему, что происходит вокруг. Он пребывал в перманентном состоянии отрешенности, и я сильно сомневаюсь, что из ныне живущих кто-нибудь когда-нибудь видел на лице у Н. хоть какие-то эмоции. Занимаемая полковником должность требовала от него холодного ума и беспристрастного взгляда на вещи, и в этом деле Н. цены не было. Несмотря на частенько проскакивающие у него признаки неизбежно приближающейся болезни Альцгеймера, полковник по-прежнему оставался крайне умным и рассудительным стариканом. А сейчас этот старый хрыч сидит передо мной и заливается.

- Ты должен трахнуть Зиновьеву, - говорит мне Н. Бах, апперкот в челюсть. Сон как рукой сняло. Так он, оказывается, смеялся надо мной. Это утро щедро на сюрпризы. - Это приказ.

Зиновьева... Зиновьева проносится у меня в голове шквалом сочных эпитетов. Страшилище, каких свет не видовал. Омерзительная особь женского пола. Злая шутка природы, сбой генетического кода. Скрюченный курносый нос. Огромный подбородок. Непропорциональные черты лица. Маленькие глазки на фоне её вытянутого свиного рыла смотрелись, как два пулевых отверстия, в которые вставили пуговички. Она настолько уродлива, что я с радостью запихал бы её обратно в то место, откуда она когда-то вылезла.

Зиновьева двойной агент, посему, в нашем ведомстве она на особом счету. Свободно говорит на трех языках, умна, решительна, находчива. Так написано в её личном деле. Большой послужной список. Заслуга на заслуге. Командование разглядело в её ублюдочно-дефективной внешности неоценимое достоинство. Там, где другие не справляются, в ход идет тяжелая артиллерия в лице Зиновьевой. Тот факт, что страшнее этой девушки был, разве что, сам Дьявол, в некоторых ситуациях играл Зиновьевой на руку. Где подумают на других, уж точно не подумают на неё. В разведке это огромный плюс. Так что с точки зрения военного дела Зиновьева являлась изящным инструментом в умелых руках командования, и им было наплевать, что даже страусиную задницу поцеловать, наверное, приятнее, чем эту девушку.

Не секрет, что служба в разведке требует огромных душевных усилий. Нервы не всегда справляются с титанической моральной нагрузкой, требующей стопроцентной самоотдачи и полного самопожертвования. С разведчиками ежедневно работают куча психологов. Для контроля работоспособности и профпригодности рекрутов используется специальное высокотехнологичное оборудование, сканнеры сигналов мозга, томографы и прочее. Но иногда перед лицом колоссального психического напряжения бесчувственные приборы оказываются совершенно беспомощными. У каждого рано или поздно случается критический момент, когда ты обязан перебороть себя. Одним, например, в такой момент десять минут нужно поплакаться, высказаться кому-то. Вторым - выпить и покурить. Третьих спасает медитация. Четвертые бьют стены, громко орут и матерятся, выплескивая негатив. А Зиновьева захотела потрахаться! Как выяснилось, она нимфоманка. Вчера заявилась на ковер к начальству и устроила там скандал. Долго истерила. Ввела в суть проблемы. Говорила, что больше не может терпеть. Грозилась даже рассекретиться. И начальство пошло ей на уступки. С её стороны это, конечно, наглая неуставная просьба, и лично мне было бы все равно, если бы не одно но. Зиновьева захотела, чтобы от зудящего кризиса плоти её спас именно я. Именно я! Почему я?! Мы никогда не были с ней знакомы! Пару раз пересекались в столовой. Вот же паскуда.

День стремительно пикировал прямо в кучу дерьма. Только не Зиновьева. Только не этот страшный вурдалак с фурункулезом. Такое в кошмарном сне не приснится. Теперь я как запеченный свин с яблоком во рту, и меня подадут на праздничной стол, с одной стороны которого - мое начальство, а с другой - Зиновьева. Ситуация комична до безобразия. Н. даже разрешил мне взять выходной завтра. Сколько понимания и сочувствия было в этой его подачке. А ведь я всегда считал старикана бесчувственным пуленепробиваемым бетонным монолитом.

Покинув кабинет Н., я направился в казарму скинуть канцелярскую херотень. Пока шел размышлял, у кого можно было раздобыть какого-нибудь крепкого пойла, чтобы успеть нагвоздиться в дрова перед сексом с чучелом, дабы немного смягчить неминуемую психологическую травму. На эту секс-операцию начальство выделило комнату в нижнем блоке казармы и три часа казенного времени. Условились, что встреча наша назначена на девять утра. Чтобы освободить блок, специально даже устроили что-то вроде субботника на территории части. Зиновьева - алладин. Начальство - джины из лампы, исполняющие её прихоти. Другую бы за такие вольности давно бы отвезли в черном пакете на мусорку. Но не Зиновьеву. Все это очень злило. Такое чувство, будто меня отправляют на спаривание, как породистого кабеля. Дали сучку, подготовили просторную будку и убрали все, что может помешать процессу. Чертовски злила сама Зиновьева. Из сотни мужиков она выбрала именно меня. Я твердо решил, что уж если сношения с ней не избежать, то я сделаю сие сношение настолько грубым, насколько мне позволит фантазия. Чтобы она много раз пожалела о своем выборе. Эта мысль несколько взбодрила меня. Двух зайцев одним махом: и приказ выполню, и за подлянку отомщу. Гениально. Терпеть, так обоим.

Спустя час полкан позвал к себе. Хочет еще поглумиться? Пусть так. С радостью зайду к нему, хоть как-то отсрочу неизбежное. Захожу. Смешинка, попавшая ему в рот успела испариться. Н. расслаблен и абстрагирован от мирской суеты, как тибетский монах. Как всегда, когда выпьет достаточно. Подошел ко мне и протянул два стакана с какими-то сомнительными жидкостями. Кстати говоря, раздобыть алкоголя мне так и не удалось, и мысль занять у полкана рюмку другую коньячку нет-нет, да проскакивала. Особый случай, так скажем. "Полкан, налей по бырику, а. Позарез надо, по трезваку никак". Но, понятное дело, дальше моей головы этот замысел не ушел. А теперь полковник самолично предлагает выпить! Язык не поворачивается спросить, что там налито. Молча пью первый стакан. Это не коньяк, а настойка. От неё меня штырит так, что глаза из орбит лезут. Дрожь пробирает до самых костей. Н. стоит передо мной; он дал мне испить травяных химикатов из своей личной коллекции, что называется, отвалил с барского плеча, поэтому я всеми силами постарался не скривить лицо из соображений вежливости. Второй стакан. Пошло полегче, но от этого дерьма у меня так пересохло во рту, что я не чувствовал языка. Отвратное пойло. Н. ухмыльнулся и многозначительно подмигнул мне.

- А теперь иди, - приказал он, кивнув в сторону двери. Я отдал ему стаканы. Хотел ответить по уставу: "Есть", сглотнул, чтобы смочить пересохшее горло, открыл рот, произнес нужную фразу, но издал лишь хрип осипшего пьяницы.

Я направился в нижний блок. В нужную комнату. Мне хотелось, чтобы коридоры, лестницы и проходы никогда не кончались, чтобы я шел вечно. Тогда может, до моего прихода Зиновьева успеет скончаться. От обширного уродства, поразившего ткани её организма.

Открыл дверь. Она уже внутри, курит сигарету. Даже не посмотрела на меня. Зашел, снял рубашку и пиджак, кинул на стол. Закурил тоже. Единственное, что мне нравилось в данной ситуации, так это то, что я мог вести себя как мне захочется.

Когда Создатель лепил Зиновьеву, то он явно был гашенный психотропными препаратами. Ох и страшилище. Смотрит на меня, как коршун на полевую мышь, и ухмыляется. Когда мы начнем, думал я, то посмотрим, кто из нас будет ухмыляться. Зиновьева начала раздеваться. Она была далеко не из стеснительного десятка. В части между мужиками частенько ходили байки о том, что, несмотря на свою внешность, Зиновьева очень требовательна в постели. Меня всегда интересовало, кто дал старт этому сарафанному радио и откуда этот человек узнал сей факт.

Зиновьева медленно избавлялась от своего туалета. К горлу подступала тошнота. Смотреть как с человека снимают кожу и то приятней. Так и распирало желание разломать стол и удовлетворить деревянной ножкой от него потребности этой требовательной барышни. Хотела праздник плоти? - получи, распишись. Дереву ведь все равно. Хотя и Зиновьевой, скорее всего, тоже.

Подумав о ножке стула, у меня вдруг возник вполне очевидный и актуальный вопрос. Я остолбенел. Как я раньше об этом не подумал? Как мне поднять свой.. эм.. моральный .. дух?.. Естественным путем вряд ли получится это сделать, я не извращенец, облитые воском скелеты не вызывают у меня желание. Таблеток с собой не было, да и у кого их сейчас одолжишь на территории части?

Я пожалел, что у меня хорошее зрение. Было бы минус десять, и мы бы отлично провели с Зиновьвевой время. Фигура у нее на твердую четверку. Длинные ноги, узкая талия, красивые длинные волосы. Жаль только в подростковом возрасте Зиновьева страдала обширным гнойным акне, последствия которого я наблюдал сейчас, когда она оголила свое тело. Огромные глубокие оспины, которыми была испещрена ее спина, грудь, плечи и шея, напоминали мне кратеры от метеоритов на Луне, а маленькие гнойнички, поразившие практически всю верхнюю часть ее торса, только подливали масла в огонь отвращения и опускали мой.. моральный..дух... Она смотрела на меня, как на аппетитный кусок жаренного мяса. Я же смотрел на неё, как на кусок мяса, изъеденный личинками мясной мухи.

И вдруг... Что-то изменилось. Что-то щелкнуло внутри меня. Я почувствовал жар и покалывание на кончиках пальцев. Проблемы, грузившие меня, исчезли... Голова освободилась от мыслей... Я абстрагировался от стереотипов касательно внешности... Я расслабился... Грызущее отвращение угасло... Метафизическое влечение самца к самке взяло верх над предрассудками... Я вдохнул полной грудью... На кровати передо мной сидела девушка, и меня захлестнуло желание... Неуправляемое желание... Извилины мозга, отвечающие за симпатию и антипатию, мгновенно отключились... Такое обычно бывает, когда ты сильно пьян, но я ведь пьяным не был... В животе что-то горело... По всему телу разливалось приятное тепло... Я накинулся на Зиновьеву.

Чертов полковник со своими настойками.

Действие сомнительных элексиров, которыми напоил меня Н. закончилось через несколько часов, когда я обнаружил себя сношающимся с самой отвратительной из всех самых отвратительных девушек. Очнувшись от странного коматоза, я резко вскочил с кровати, словно ошпарился о горячий чайник. Быстро собрал свою одежду и пулей бросился из комнаты в душевую, чтобы смыть с себя весь этот ужас. Став под горячую воду, я почувствовал жгучую боль по всему телу. Только сейчас заметил, что весь расцарапан. Следы от ногтей везде, на спине, на груди, на руках, на ногах. Овца долбаная.

Приняв душ, я вернулся обратно за забытой пачкой сигарет. Зиновьева все еще лежала в постели и курила. Глаза её выражали вселенское спокойствие и удовлетворение. Медленно подносив сигарету ко рту, она аккуратно делала затяжку, затем делала паузу, давая дыму заполнить всё пространство легких, а после медленно и томно выпускала сноп дыма наружу. Она была маленьким очагом умиротворения и отрешенности. Я бы даже полюбовался эстетичностью этой картины, будь на месте Зиновьевой не Зиновьева.

Присмотревшись, я увидел, что с лицом у нее что-то не так. Ах да. Это же синяки и ссадины, которые я ей поставил... У нее была разбитая губа. Синие следы от пальцев на шее. От удивления я опешил. Это сделал я? Я кусал её? Я бил Зиновьеву по лицу?.. Я будто проснулся утром после сумасшедшей попойки, и теперь, протрезвевший, оглядывал постфактум вчерашнего веселья.

Забрав сигареты я свалил. Приказ выполнен. Надо будет поставить полковнику бутылку его любимого армянского коньяка. Херов алхимик. Чтобы я без него делал.

Начальство осталось недовольным тем, что я хорошенько отделал ценного для них агента. Но вся эта ситуация была сама по себе крайне неловкой, а Зиновьева больше не донимала, поэтому мне все сошло с рук. Полковник смеялся, как проклятый, когда я описал, какое действие оказали его растворы. Он пояснил, что навел мне адскую смесь для поднятия.. боевого.. духа, но эффект превзошел все его ожидания. Позже он признался, что случайно переборщил с дозировкой и надеялся лишь на то, что я не откину концы.

На часах полдень. Н. сказал, что я могу быть свободен. Половина дня в моем распоряжении. Завтра выходной.
Как говорится, было бы счастье, да несчастье помогло.