Горбачев, перестройка, этюдьян

Автор: Солнце полоснуло по глазам ослепительным белым светом. Раскалённый диск таял в дымке белёсого неба и разглядеть его было невозможно. Безликое солнце и вездесущий злобный свет. Изможденные, равнодушные пирамиды и кричащий, сигналящий, столпотворительный Каир.

За пыльными шторами отеля грузно уселся в песок отрешенный Сфинкс. Сфинксу было всё по барабану. Мне, в принципе, тоже. Я исправно выполняла программу тура, таскала дочку на пирамиды, водила в музеи и покупала сомнительные ювелирные украшения.

Эта громкоголосая кишащая людьми страна мне не нравилась. Всё в ней казалось нарочитым и искусственным. Чужая страна. Вот только свет. Холодный, ослепительно-яркий свет пылающего солнца.

Мне был знаком этот свет. Я видела его давно, в другой африканской стране. Солнце там было таким же белым, небо таким же вылинявшим, а мы молодыми и счастливыми. Белый свет Марокко не давал мне покоя.
----------------------------------------------------------------------------------------
- С какой целью вы прибыли в Марокко? В ваших паспортах отсутствует виза Королевства, - толстый, расхристанный пограничник аэропорта Касабланка снова и снова листал странички наших почти девственных паспортов и не мог поверить своим глазам. Виза Марокко там действительно отсутствовала.

Мы уверенно тыкали ему в лицо, написанное от руки приглашение и рассказывали, что в данное время года в Марокко курортный сезон, и согласно закона он обязан дать нам разрешение на въезд в страну.

- Как вы здесь оказались? Кто вас выпустил?- искренне удивлялся марокканец.

Невероятно, но в Москве мы точно также продемонстрировали пограничникам написанное по-французски приглашение. Рассказали историю о том, что в Марокко сейчас туристический сезон и всем желающим ставят штамп прямо на границе и убедили юного пограничника разрешить нам посадку в самолет.

Марокканский пограничник не был так добр и наивен как наш и возмущенно объяснил, что курортный сезон закончился три дня назад, а визу на границе ставят кому угодно только не советским. И снова спросил, как мы здесь оказались?

- Горбачев, перестройка, студенты,- лепетала я. Слово студенты я произносила с прононсом и по-французски. Мне казалось, что так марокканцу будет понятней.
- Горбачев, перестройка, этюдьян…

Пограничник то ли не понял, то ли не проникся и огласил.
- Мы будем вас депортировать. Предъявите ваши обратные билеты.
Я положила на стойку регистрации обратные билеты и низко склонила повинную голову. Марокканец несколько раз пролистал наши проездные документы и замер. Сначала он тупо уставился на мою дрожащую от страха макушку, а потом протянул руку и погладил по голове.
- Донт край, мадам,- обронил пограничник, сгреб наши паспорта и билеты и отбыл в неизвестном направлении.

Обратные билеты. Мы купили их у вокзального перекупщика за день до вылета в Касабланку. Билеты эти были железнодорожные. Причем из Парижа в Киев.

В пустынном зале вокзала тихо плакала обвешанная фотоаппаратами «Зенит» перепуганная советская первокурсница. Вокруг нее, бродил обескураженный молодой супруг. Временами он останавливался и рубил воздух серией коротких боксерских хуков.

Все дело в том, что за три месяца до этих событий, наш сосед студент-марокканец подарил нам написанное от руки и заверенное в деканате приглашение в Марокко. Мы послушно отнесли это приглашение в ОВИР и через месяц получили обратно паспорта со штампом «Выезд в Марокко разрешен».

Не веря своим глазам, мы пялились в паспорта, нервно посмеивались, показывали документы знакомым и судорожно соображали: А что же теперь делать?
Знакомые нас поздравляли, завидовали и тоже интересовались, что же мы будем делать?
Денег на столь увлекательное и далекое путешествие у нас не было.

Через неделю в общежитовской комнате молодых супругов состоялось собрание марокканского землячества университета. Под кастрюлю заправленного шафраном ярко-желтого мяса и энного количества выпитой водки было принято коллективное решение.

Мы, идем в сберкассу и снимаем с книжки заветные, подаренные родителями на свадьбу, пятьсот рублей. На все деньги покупаем ходовой, по уверениям марокканцев, товар и новые приятели увозят его в свою страну. До нашего приезда друзья клялись всё продать и отдать нам полученную выручку наличными в иностранной валюте. Таким образом, мы обеспечивали себя средствами на пребывание в далекой экзотической стране и надеялись ещё и заработать.

В течение месяца мы выстаивали очереди в универмагах, заводили знакомства в комиссионках и пытались дружить со спекулянтами. Через месяц магазинного круговорота мы стали почти «уважаемыми» в этих специфических кругах людьми. Ну, или нам так казалось.

Соученики-марокканцы уезжали на родину затаренные позолоченными часами «Чайка», командирскими будильниками, фотоаппаратами «Зенит» и кофемолками.
Процесс пошел.
Дело оставалось за малым, купить билеты.

Свадебные деньги уже давно «работали» на просторах Африки. Родителям о столь авантюрном предприятии мы говорить опасались. Поэтому, прижав к груди паспорта со штампом «Выезд в Марокко разрешен», мы отправились одалживать деньги к знакомому официанту ресторана «Интурист».
С этими красными книжицами в руках мы были почти как он. Почти богатые и почти уверенные в себе люди собирающиеся путешествовать За границей.

Подтянутый, коренастый Серега больше напоминал боксера, чем официанта. Пока мы восторженно рассказывали ему об Африке и просили денег, он увлеченно приговорил огромную тарелку гречневой каши с подливой. Сообщил нам, что крупа эта очень полезна для здоровья, что в ней много железа и приступил к изучению наших паспортов.

- А виза где? – лениво поитересовался бывалый интуристовец.

Вот тут мы в первый раз и рассказали сказку о курортном сезоне и о том, что в этой прекрасной стране визу ставят прямо на кордоне, при чем всем. Не то чтобы мы ее придумали эту сказку. Нет. Мы действительно слышали эту историю на той первой шумной вечеринке с марокканцами. И, услышав, настолько поверили, что отказаться от столь увлекательного предложения уже просто не могли.
Официант Серега стал первой жертвой этой удивительной сказки. Ну, или мне сейчас так кажется.

Сергей дал нам денег. Причем так много, что мы задрейфили. Под огромные проценты он одолжил нам три тысячи рублей! В жизни мы не держали в руках подобной суммы. Да и не просили мы столько, но, став обладателями «баснословного» капитала, внезапно ощутили себя истинными предпринимателями, можно даже сказать, негоциантами. Нас понесло.

В кассах Аэрофлота были приобретены билеты на самолет из Москвы в Касабланку. Обратный же путь мы решили совершить на поезде. Через Европу. Смекалка новообращенных торгашей в буквальном смысле слова не имела границ. Все оставшиеся деньги мы решили вложить в товар, продать его в Марокко и на обратном пути, в Берлине купить сумашедше дорогую по тем временам вещь, КОМПЬЮТЕР!!! Комп этот мы собирались продать, отдать долги и разбогатеть.

В общем, в Марокко мы вылетали обвешанные все теми же часами, фотоаппаратами и приобретенными по совету знакомых… банджо. Мы были уверены, что банджо очень популярная и дорогая в Марокко вещь. И, что каждый уважающий себя марокканец, играет на банджо. Только, наверное, дома, в кругу семьи, так как среди наших знакомых никто на банджо не играл.
Но… Главной жемчужиной наших приобретений, королевой вывозимого нами в Марокко ширпотреба была люстра. Огромная хрустальная двадцатичетырехсвечная люстра!

Мы не раз слышали о том, что дома, в которых живут марокканцы, огромны и однажды даже видели фотографию гостиной дома нашего приятеля. Высоко над головами многочисленного смуглолицего семейства раскинула свои хрупкие переливающиеся крылья шикарная красавица люстра. Размер этой люстры настолько поразил мое неизбалованное советское воображение, что я убедила мужа купить самую большую в комиссионке люстру и была абсолютно уверена, что в Марокко от такой красоты никто не сможет отказаться, и продадим мы ее запросто.

В сумрачном зале аэропорта Касабланка я рыдала прямо на рюкзак с тщательно упакованными хрустальными подвесками от люстры и ждала депортации, тюрьмы и пожизненного позора на родине.

Тем временем. Подвижный, но не владеющий иноязыками супруг утомился боксировать, снял с руки командирские часы, вынул из рюкзака блок болгарских сигарет «Родопи» и решительно вошел в дежурку пограничников. Не знаю, как они там объяснялись, но минут через десять Саша вышел оттуда с нашими паспортами, в которых стоял штамп с марокканской визой на семь дней.

Мне очень нравятся командирские часы. Еще тогда, давно, я уверовала, что в мире существуют вещи способные творить чудеса. А вот вкус сигарет «Родопи» не помню.

Зато, я помню старый, обращенный окнами во двор дом в Маракеше. Вижу падающий в колодец двора дождь и синие размытые потоками воды узоры напольной плитки. Чувствую запах кинзы и томящихся на решетке бараньих котлет. Помню сверкающий металлический конус скороварки полный душистого, рассыпчатого кускуса. Помню маленькие серебряные чашки, узконосый высокий чайник и вкус приторно-сладкого пенного мятного чая.

Я никогда не забуду, как вцепившись друг за друга, мы бродили по жаркому, пряно-дурманному, многотысячному базару Рабата и таскали в руках сверкающую, перекошенную от испуга чешскую люстру.

- Триа! Триа! Люстра! Люстра!- вопила я на весь базар и хохотала от вида удивленных глаз магрибинцев.

Я помню нищенские студенческие ночлежки и роскошные родительские дома знакомых нам студентов.

Я помню, как океан срывал с меня тряпки купальника и, как безудержно смеялись на берегу марокканские мальчишки.

Господи! В одежде каждого из нас было зашито по сто долларов и мы считали себя богатыми. Мы убедили испанского консула в Марокко выдать нам трехдневную визу в Испанию. Мы покидали Марокко на три недели позже разрешенного срока. В порту Танжера я рыдала, просила нас не наказывать и повторяла,
- Горбачев, перестройка, студенты. Слово студенты я произносила с прононсом и по-французски. Мне казалось, что так марокканцам будет понятней.

- Горбачев, перестройка, этюдьян…

Мы не боялись, мы ничего не боялись. С транзитной испанской визой, без обратных билетов в родную страну, с мизерными деньгами в кармане. Мы пили вино на берегу Биская, знакомились с местными студентами, ехали автостопом до Барселоны, ломились в двери посольств и требовали студенческие визы, серьезно размышляли о том стоит ли пересекать границу Франции на рефрижераторе контрабандистов, спали на вокзалах и в городских парках. Мы жили и ничего не боялись …

В том давнем мире всё было за нас. Свобода, молодость, любовь. Горбачев, перестройка, этюдьян. И солнце Марокко было за нас. Ослепительное солнце Африки было за нас. И белый свет Марокко не был для нас злобным, он был строг и чист, как неискушенная душа советского студента.