Сценарий для создателей «Пятидесяти оттенков серого» и «Голодных игр»

Автор: Никита Ларин Николай Егорович по фамилии Плазмоев вытер потный лоб влажной гигиенической салфеткой, затем, подумав, отёр ей свои губы, похожие на две большие сизые гусеницы, затем, подумав ещё с полсекунды, очистил от пота толстую шею, напоминающую смятый бурдюк волынки, и начал своё логичное повествование. По когтям узнают льва, а по началу моего рассказа можно догадаться, что он будет весьма талантливым. Он, во-первых, не начинается с фразы «Мороз крепчал», а с гораздо более длинного предложения, что говорит о явной интеллектуальной и творческой мощности автора. Во-вторых… ну, да ладно. Далее я не буду вставлять свои ремарки в колёса Николаю Егоровичу.
- Самое опасное занятие, в которое вы можете вляпаться в маршрутке, - это представлять какие сны сниться остальным пассажирам. И это не шутки. Смотрю я, значит, как-то раз сидит напротив меня вся эдакая дама, - сдобнотелая, блиннолицая, двухаршинная пшеничная коса, как у Надежды Константиновны Крупской с фотографии второго съезда партии, и во рте даже зуб золотой не блестит. В общем, редкий контингент для наших восточных долгот. Смотрю я на неё и думаю, что же ей паскуде такой сниться во снах её кристальных. Мои сны, что очень странно, часто повторяются. Обычно они касаются борща флотского с чесноком и сметаной. Или, что тоже странно, иногда пельменей домашних, сдобренных сурским сливочным маслом. Это, какая-то амплитуда, раз одно и то же сниться; вы мне как ребята разумные объяснить должны.
Дальше, вот что примечательно, нагибается она ко мне всей своей полнотой грудной и говорит голосом томным: «А ведь тебе, Николай Егорович, сегодня борщ флотский с чесноком и сметаной снился». И глазами на меня своими синими, как тосол, зетит. И ведь в чём подвох весь, - мне, действительно, в эту злосчастную ночь борщ флотский с чесноком и сметаной виделся. Лучше бы были пельмени домашние, сдобренные сурским сливочным маслом. У неё же тут «бац-бац - и в точку!», как говорил Папастатопулос в кино. Разговорились мы с ей, оказалось, живёт она в фешенебельном районе на берегу Волги в элитном общежитии на площади Третьего Универсала. Она оказалась отличной от тех дамочек, что обычно пытаются приставать к тебе в маршрутках. Тех, что сразу пытаются затащить тебя в грязную подворотню и изощренно изнасиловать. Раз-раз и на матрас, как говаривал один мой знакомый. Я так не могу, мне нужна возвышенность и серьёзные отношения. Не позволяет воспитание вот так сразу дать им потоптать мой цветочек.
Асами Колюбакиевна, так её величали, казалась совсем не такой. Она рассказывала мне об искусстве прерафаэлитов, новейших достижениях в области отечественной робототехники, лекарственных препаратах женской сборной ГДР по синхронному плаванью, шоколадном обертывании и полезности высококалорийной пищи. Последняя тема меня очень волновала, и я серьёзно готов был уже отдаться. Но она продолжала томить меня пустопорожними прогулками по библиотекам и поликлинникам, и даже не пыталась насильно затащить в свою комнатку на Третьего Универсала. Так прошло две недели.
И тут наступает 7 марта (я навсегда запомнил этот день) и Асами Колюбакиевна набирается грудью дебелой сил и говорит мне на прогулке возле её элитного общежития на площади Третьего Универсала следующую речугу:
«Мои вкусы очень специфичны, вам не понять, дражайший Николай Егорович. Извольте не перебивать меня. Прежде, чем мы приступим к тому для чего обычно половозрелые мужчина и женщина уединяются вместе в закрытом от посторонних глаз помещении, нам надо обговорить некоторые важные условия. Они касаются контракта, который я вам любезно предоставлю. В договоре будет указано две фамилии; с ними рядом будут два пустых квадратика. Ставите крестик напротив фамилии «Зюганов» - и мы больше никогда не увидимся, ставите напротив «Путин» - и я покажу вам, как глубоко ведёт кроличья нора».
Признаться честно, такие слова заставили меня праздновать труса, и я хотел проголосовать за то, чтобы никогда больше не лицезреть Асами Колюбакиевну. Но по привычке поставил крестик в квадратике за Путина. Хитрая она бестия! Контракт есть контракт, и пришлось мне его выполнять.
Знали бы вы, какие муки мне предстояло вытерпеть. Я лежал на спине, привязанный к её койке с пружинной сеткой, совсем голый и беззащитный. Только под шеей у меня был повязан слюнявчик, какой бывает у младенцев несмышлёных.
Нет, не подумайте, поначалу меня это даже нравилось. Особенно, то, что в обычной, гражданской ситуации должно было, наверное, называться прелюдиями. Первым делом она засунула мне в рот красную пластмассовую воронку и начала тонкой струйкой вливать в меня свой великолепный флотский борщ из большой эмалированной бадьи. Он был очень красным и очень горячим. Когда вся жидкость была у меня в желудке, она заменила красную пластмассовую воронку в моём рте на металлический расширитель. Моя госпожа аккуратно ложила руками в меня борщевую густоту: нарезанную кубиками свеклу, картофель, капусту, тертую морковь и нарезанный кольцами репчатый лук. И чеснок. Овощи были аль денте. Перед переменой блюд в мои внутренности резким движением были помещены пампушки и копченые свиные ножки целиком.
Я точно помню момент, когда мне начали переставать нравиться все эти манипуляции с едой и моим организмом. Так вот, он ещё не наступил. Асами Колюбакиевна достала из комода ужасную машину, которую она называла Господин Великий Новгород. Господин Великий Новгород внешне походил на двухметровый бур, приводимый в движение с помощью специальной рукоятки. Асами Колюбакиевна вынула из небольшого ящичка под окном свежее цинковое ведро всклень наполненное пельменями, сдобренными сурским сливочным маслом. Пельмени, оказались, приготовленными по народному марийскому рецепту – с редькой. Марийские дары Асами Колюбакиевна закрепляла на конце бура и отправляла с помощью специальной рукоятки мне глубоко в глотку. 1, 8, 14, 88 пельменями он сильно задела по моему нёбному язычку, чем чуть-чуть не вызвала у меня приступы рвотного рефлекса.
Чем вызвала, я вам сейчас обстоятельно доложу. Винегретом с солёной селёдкой, да-да. Не переношу рыбу прямо-таки. Эта самая, аллергия. Но ловить очень люблю и всегда на выходные уезжаю с мужиками на рыбалку. Винегрета была полная алюминиевая кастрюлька. Асами Колюбакиевна спустила с антресолей вакуумную помпу и начала затягивать в неё чёртов свой салат. Я пытался словесно выразить своё сопротивление, но, как вы, ребята, помните, в моём рте был металлический расширитель.
После второй порции винегрета с солёной селёдкой меня стало сильно блевать. Тут из меня вышли и овощи аль денте, и пельмени марийские с редькой, и вся треклятая солёная селёдка. Но Асами Колюбакиевну моя рвота, кажется, только ещё больше заводила – она скормила в меня всю алюминиевую кастрюльку с винегретом, несмотря на то, что я раза три принимался рыгать. Даже самую Асами Колюбакиевну облевал и в рот ей большой струёй засветил. Ничего не останавливало эту ехидину!
Хозяйка принесла из общей на весь этаж ванно-туалетной комнаты вантус и обратной его стороной, разящей хлоркой, принялась утрамбовывать в моём роту котлеты по-киевски, которых за пару минут до этой операции она положила в меня не менее тридцати шести. Рожа у меня, небось, красная была, как после того, как я залью в себя пару огнетушителей «Трёх топоров». А из глаз навернулись слёзы. Только горячее сливочное масло, тёкшее у меня по горлу, спасало от того, чтобы задохнуться. Но по прошествии перёжевывания котлет, они всё равно вышли из меня по той же дороге, по коей и зашли в меня. И опять прямешенько на Асами Колюбакиевну. Обильными потоками переваренное куриное мясо стекало с крутой груди моей госпожи на койку с пружинной сеткой.
А дальше она была самая виновата, бедняжка-то. Зачем же стоило в меня пихать малосольные огурцы и заливать их деревенским молоком с ароматом вымокшего сена. Все же знают, что от этого желудочное несварение случается. И без медицинских справочников в сафьяновом переплёте знают даже. Особенно, когда в тебя внедряют 4 трёхлитровых банки с малосольными огурцами и 10 литров деревенского молока с ароматом вымокшего сена. Сбило, как залихватской машиной, мою доморощенную кормилицу тугим потоком моей дрисни и зловонных воздушных миазмов. Тогда-то она темечком об стенку и колупнулась. Так и померла, несчастная, от головного мозгосотрясения.
Ну, а ваш покорного слугу продолжало тошнить на себя. Кажется, я продержался ещё часов тринадцать, пока как музыкант-волосотряс не задохнулся от своих рвотных масс.
Засим, ребятушки, решайте сами, что со мной, бедолагой, делать. Я, конечно, убил человеческое существо, но душегубом себя откровенно не признаю. Ибо Асами Колюбакиевна самая отчасти виноватая в своём скоропостижном смертоубийстве. Как баба, напяливающая на себя короткую юбчонку, в том, что её изнасиловали. Но когда будете, любезные, решать, куда меня направлять, в ад или рай, то, пожалуй, учтите и моё основное желание: в противоположную область от этой ёбанутой блядины.