C17H19NO3

Автор: Denis Jodl - Вы думаете, что решение всех проблем лежит в основе их самих?
Доктор Архангельский снял очки, сложил их, и положил параллельно книгам на стол.
- Да, я так думаю. Люди лезут куда угодно, только не в самих себя. Этого они попросту боятся. Все дело в началах, которые есть в человеке.
Сделав глоток воды, смутившись после ответа, я сказал:
- Значит вы считаете, что переживания имеют свои положительные стороны, открывают людям глаза, заставляют думать, делать выводы, меняться?
Доктор медленно наклонился к столу, будто собирался прилечь:
- Как и все отрицательные состояния человека.

Такой диалог парализовал и увел меня в сторону.
После него я быстро встал и вышел из кабинета, предварительно сказав спасибо и попрощавшись с доктором.
Забрал верхнюю одежду из гардероба.
Квартира меня не ждала, как раньше. Больше не было восхищения от меня ее просторами и отделкой потолков, стен, пола. Я оставил голыми две комнаты. Убирался только во вторник, получается раз в неделю. Пил чай на травах каждый день в девять часов дня, в четырнадцать, семнадцать часов вечера и два часа ночи. Ложился поздно, потому что работал ночью.
Если зайти в одну из комнат и сравнить с другой, то они отличаются картинами. В одной из них висит портрет, на котором изображены части тела белого цвета с выделениями по краям черного цвета, а в другой- композиция из архитектурных сооружений.
Я приехал домой около семи вечера. Жутко проголодался, поэтому заходил в магазин в восемнадцать часов тридцать минут за продуктами.
Я всегда мечтал о любящей женщине в своем доме. Чтобы каждый раз, когда я снимал ботинки, мой локоть левой руки держала мягкая, нежная кисть любимой женщины.
Таковой нет, только по одной причине.
Я сел за стол на кухне. Ждал. Водил пальцами по столу, вычерчивая квадраты и круги.
Думал о том, почему так быстро закончил университет. Почему так быстро потерял все и всех. Виной всему ампулы. Стеклянные вещицы, которые хранятся в шкафу в нижнем ящике.
До них мне не было дела, вплоть до поступления на первый курс.
Я поставил на газ чайник и разогревал вчерашний ужин.
Ампулы лежали на столе, как и кисти рук.
Так же свободно и неподвижно.
Одну из них положил на мизинец и покрутил в ладони.
Приятно.
Я боюсь каждого звука в квартире, но не с ними.
В предельной эйфории я чувствую, как пропадает все отрицательное, наращенное еще с детства отношение к себе.
Опротивела жизнь и ее составляющие. Надо бы поменять свое "я" и отойти от его желаний на секунду ради чего-то или кого-то. Это невозможно.
Я стал злее и бесчувственнее. Пока не наступает момент укола.
Чайник вскипел. В нем кипяток. Его нельзя попробовать. Его температура не позволяет этого сделать, но существует желание, которые скрещивается с невозможным, до момента укола.
В памяти отражаются мерзость будней и их шаги в твое сердце, до момента укола.
Доктор Архангельский твердит, что дозы нельзя увеличивать.
Доктор твердит, а потом наступает тишина.
Впредь во мне жуткого и сурового нет.
Наливаю кипяток в кружку. Сегодня чай не по расписанию. Сажусь за стол. Начинается трапеза, которая каждый день жизни продлевает, дает сил. Все отрицательное уничтожает, говорил я доктору, он это отрицал, принимая всего лишь как факт. Но добавлял свое, более разумное- "отрицательное, имеет свое положительное".
Я хочу растерзать каждого человека, считающего себя лучше меня, до момента укола.
Я видел лучшие умы человечества только на картинках, зная о том, что их разорвало время, их прожевала толпа, их убил голод. Они были все истерически обнаженными. Я предпочитаю одиночество после укола. Доктор твердит, что нужно воздерживаться, нужно пытаться самому выходить из положения давления.
Пью чай и кручу ампулы.
Пью чай и кладу ампулы на ладонь. Они блестят и переливаются. Они крутятся и останавливаются, как стрелки на моих часах, давно уже сломанных. Человеческая жизнь не стоит и одной строчки Толстого, и одного мазка Танги.
"Ты попробуй позаимствовать фантасмагоричность сюжета, тут же отправишься на дно, о котором даже не слышал.
В тебе нет таланта создать жизнь из прикрас, в тебе нет таланта создать себя самого выделяющегося"- говорили родители, даря подарки на Дни рождения, опуская взгляды на мои ладони. Они не наливались кровью, поэтому были всегда чистыми и белыми.
Я умирал два раза. После рождения, мне не хватало воздуха, чтобы окрепнуть, сердце остановилось, но потом продолжило биться, изредка давая о себе знать. Второй раз. Авария на трассе.
Второй случай повлиял больше всего. До аварии я видел всех окружающих, после нее- нет.
Очнувшись в палате, меня окружали лишь белые стены и покрывала. После, меня выписали, сказав, что моя частичная потеря памяти не повлечет за собой последствий.
Боль психогенная мучает до сих пор.
Допиваю вторую кружку. Чистая тарелка. На ней ампулы. В эту ночь я собирался жить по-настоящему. Узнать что-то новое о себе, вспомнив детали. Научиться новому, приложить усилия к восстановлению. Сон- это ежедневное привыкание к смерти, короткое замыкание, которое останавливает все процессы, кроме тех, что поддерживает жизнеобеспечение тела.
Время. Оно имеет смысл только в спешке. Мне спешить некуда, я уже на месте. Ампулы крутятся и останавливаются. Ломаю верх одной ампулы, наполняю шприц. Укол!
Чувства наполняют тело и ударяют в мозг. Ты чувствуешь, как течет по сосудам кровь и ею питается сердце. Я погубил уже себя, но не причинил зла другим, это меня отличает от остальных. Общество губит себя и составляющие, выплескивая героев наружу. Герои остаются на берегу, умирая от жажды и палящего солнца, и не могут помочь утопающим простакам в этой грязи и остатках человечины. Одиночество- это самое ценное, что у меня есть. Я не отношу себя к морфинистам, но мне нравится быть наедине с ампулами. Что страшного в том, что я отделяюсь от группы людей? Я не внесу вклада в развитие их общества, но могу разрушить. Моя цель нуждается в упоении и богатстве душевном, а не материальном, как у этих циников. Мои глаза сухие, язык мокрый. По спине бежит холодок. Моргнул. Все стало по-прежнему. Чувствую себя прекрасно.
Часы кличут полночь, я же остаюсь наедине с чашкой и осколками ампулы.
Сколько угодно воздерживайся, но мысли, которые будут рождаться в голове- неправдивы.
Возможно, моя дистимичность повлияла на мнение доктора Архангельского обо мне, но грусть, печаль, тоска, прививаются людьми. Они не могут появится в твоей жизни будучи мертвыми, они могут разрушить оболочку твоего человека, который внутри. Остаться человеком трудно, когда находишься среди голов не умных, а одинаковых. Но ты сильный и кричишь "Стоп!". Кадры встают в линию и ждут приказа. Ждешь. Так. Тихо. Не дышать.
"Поехали!", и кадры, преобразовавшись, вновь бегут.
Открыл окно. Свежо. Спокоен. Пора уходить в ночь.

Утро расщепляет лицо каждый раз. Этот процесс расщепления происходит независимо от настроения. Не ем. Делаю укол. Жду тридцать минут. Свежо.
Надеваю пальто, в правй карман бумажник, в левый ключи. Протер ботинки.
Сегодня доктор спокоен и меньше нервничает. Замечаю один засученный рукав на рубашке.
- Как ваши дела? Что снилось?- Архангельский странноват, но приятен.
Отвечаю:
-Дела хороши, сон увлекательный.
- Не расскажете?- излишняя заинтересованность доктора убивает желание говорить, проявляется дистимичность. Что-то горячее рвется наружу. Почти стошнило.
- Нет. Мне не хочется. Долго.
Доктор наклонился к нижнему ящику в столе, в это момент из его левого кармана упала ампула. Ампула с морфием такая же как и у меня. Не было заметно, что я что-то увидел.
Доктор задает вопрос:
- У вас продолжается депрессия и отсутствие вести нормальный образ жизни? Морфий не справляется ?
- Все в порядке со мной.
Сверток на стол медленно положила его рука.
- Я пропишу вам флуоксетин.
- Зачем?- спросил я.
- Вам понадобиться.
Мне не были нужны антидепрессанты. Мне не нужна была больше помощь доктора Архангельского. Я шел домой в грязных ботинках. Прогулка заставляет пачкать себя. Общество людей грязное и мерзкое, каждая личность пребывает в состоянии убийства. Каждый уже мертв.
Сажусь за стол на кухне. Делаю укол. Открываю окно и наслаждаюсь ветром.
Я без одежды, голое тело. Так легче переносить психогенную боль.
Внутри меня пустота.
Внутри мира тоже пустота.
Снаружи оболочка из химических элементов. Морфий играет в пустоте, я играю снаружи. Я не нужен миру после аварии. Мир не нужен мне. Кто же из нас останется посередине, найдя баланс?
Слезы текут по руке, падая на пол.
Я увеличил дозы. Все в порядке. Все хорошо. Болезнь внедряется в историю, события которой мертвы.
У меня нет любимо женщины по одной причине: я никогда не решусь погубить еще кого-то, кроме себя.
Свежесть в квартире переплетается с пылью и моим дыханием. Ампулы спят. Они беззащитны. Как и люди во сне. Ничто не стоит их взять за щиколотку и вколоть в кровь миру.
Моя философия - морфий.
Мой мир- морфий.
Кто я сам? Я- человек, погубивший себя изнутри, но не более.
Часы грохочут пятнадцать часов.
Увеличиваю дозу. Доктора не слушаю.
Делаю укол. Т и ш и н а.