Неожиданный поворот событий. Электричка

Автор: Максим Птиц По вагону идут контроллёры. В серых неприметных костюмах, с кассовыми аппаратами. Они подходят к ряду сидений и проверяют билеты пассажиров, а у кого билета нет – обилечивают. Не все хотят обилечиваться. Кто не желает – выходит вон из вагона. Но ехать-то надо до своей станции, а не до какой-то Колхозной. И вот все, кто выходит из вагона, перебегают по платформе в другой, пока несколько секунд автоматические двери вагонов открыты. Хитрое, но по своей сути коварное решение – можно не успеть. Я один раз не успел, так потратил больше денег, что бы добраться до своей остановки, нежели бы заплатил штраф контроллёрам. Но сегодня у меня выбора не было.
Я ждал, когда ко мне подойдёт контроллёр. Кто из двух? Эта строгая стройная женщина лет сорока, в элегантных узеньких очках, с покрашенными в малиновый цвет волосами и забранными в шарик на затылке, или этот толстый кабан. Вместе они напоминали каких-то эсесовцев, и на мгновение я представил, что сейчас оккупированная Польша, год сорок первый или сорок второй… лишь бы только я был не евреем.
Итак. Вот они уже у соседних сидений. Ещё миг, и я окажусь лицом к лицу с врагом. Этот враг сильнее меня, потому что сегодня я играю роль зайца, а они, стало быть, волки, не даром на них серые костюмы.
Электричка дёрнулась и за окном поплыла бетонная платформа, забор за ней, и расписанные гаражи за забором.
Кабан повернулся ко мне и сделал шаг вперёд. Мне показалось, что когда он шагает, дрожит весь пол, и всё это дребезжание я вдруг начал ощущать тем местом, на котором сижу. В ту же секунду стало ясно, что был это не просто кабан, а свирепый безжалостный волкодав, спрятавшийся, скрывшийся в обличии такого милого толстячка. И я уже представлял, как он подходит ко мне, как он открывает рот, что бы спросить: ваш билет! а изо рта, подобно кукушке в часах, вываливается вторая челюсть – с неё обильно капают густые противные слюни! Её острые зубы блестят сталью, и, казалось, способны пережевать любой металл. Они скрежещут, клацают, а затем челюсть размыкается, и вот уже ко мне тянется острый и длинный, как пика, язык, с запахом миллиона сожранных зайцев. Волкодав делает ещё один шаг, потом ещё один, и с каждым последующим движением ноги, шаг становиться тише, а атмосфера более лёгкой и свободной. В ушах вновь сосредотачивается умиляющий звон железных колёс, а вагон убаюкивающе покачивается. Контроллёр проходит мимо, и я возвращаюсь в мир реальной действительности.
Ко мне подходит женщина лет сорока, стройная и, наверно, из-за тонких очков, она представлялась строгая, с покрашенными в малиновый цвет волосами, и заколотыми на затылке в шар, или, вернее, в эллипсоид. Не отрывая взгляд от кассового аппарата, она произносит:
– Ваш билет, пожалуйста.
– У меня, представляете, нет билета.
Она приподняла глаза и посмотрела на меня поверх очков.
– Тогда покупайте у меня.
– Пожалуй, я… а-а-а… воздержусь.
Теперь она подняла голову, выпрямилась. Рука с кассовым аппаратом ослабла и опустилась вниз.
¬– Что же вы, - с ярко выраженной обеспокоенностью сказала она. - Побежите что ли?
– Других предложений нет?
– Увы… - пожала плечами женщина.
Тогда я встал и направился между рядов сидений в тамбур.
¬– Есть альтернатива, если не хотите бежать, – вдруг услышал вслед. Я обернулся, что бы она говорила мне в лицо: – Вы можете ехать вместе с сотрудниками полиции бесплатно.
Я улыбнулся в ответ, но ничего не стал говорить.
И вот стою я в тамбуре. Передо мной ещё шесть человек. Здесь собрались люди разные и возрастом, и телосложением, и полом, и уж не буду говорить про их духовное различие, про внутренний уклад, который у всех однозначно отличается. Самый ближний – парень в огромных наушниках, одет по-простому, ничем не выделяется, и наверняка обычный меломан; рядом с ним – мужчина в пиджаке с проседью и с сумкой для документов; прислонившись к стене, стоят две женщины лет тридцати пяти, с тонкими сигаретами между пальцами и вдобавок обе на каблуках; а ещё двое стоят у самых дверей – неформалы, в больших тяжёлых ботинках и кожаных штанах.
За окном появились деревенские домики, а значит, скоро будет платформа и поезд остановится, двери распахнутся, и будет примерно секунд двадцать, что бы перебежать в другой вагон. Скорее всего, в ближайших двух тамбурах будут стоять охранники, и посему бежать придётся через вагон. Мужчина в пиджаке занервничал, он начал топтаться и выгибать шею, пытаясь заглянуть через окно вперёд. Женщины отстранились от стены, и, вообще, все ближе придвинулись к двери.
Электричка начинает тормозить. За окном побежала серая лента платформы. С каждой секундой её бег утихал. Три глубоких вдоха, так что бы грудь раздулась, как парус.
«Львовская!» – объявили откуда-то динамики, и неохотно, раздражительно медленно, двери электрички расползлись в стороны. Послышался хлопок и подбадривающие слова, как лозунги контролёров сзади: «Побежали, побежали, побежали!» – при этом они хлопали в ладоши. Вся толпа ринулась в бег, как спортсмены на стадионе после стартового выстрела. Я бежал последним. Первыми бежали два неформала, за ними мужчина в пиджаке, потом обе женщины, размахивая руками, после них парень в наушниках, а я за ним. Надо отдать должное женщинам. Когда-то давным-давно, мужчина придумал каблуки, что бы женщина не могла убежать от него, но эти две барышни в совершенстве адаптировались к сложным условиям, что ни на секунду не отставали от мужчины, за которым выбежали следом. Со стороны они мне напоминали бегущих крабиков, которые убегают от дотошных купальщиков и при этом машут клешнями. Проворней всех оказался парень в наушниках. Он сразу же после стартовой полосы дал такого дёру, что и женщины на каблуках, и мужчина с портфелем, остались позади уже на четверти вагона. Женщин легко и я смог превзойти. Мужчина, возможно, в виду своего возраста, или, может, ему мешал портфель, бежал не очень хорошо, поэтому и его я оставил позади после середины вагона. В это мгновение неформалы подбегали к первому тамбуру, и готовились нырнуть в него первыми, но из тамбура показался охранник, из второго – тоже, при чём этот второй охранник был больше похож на любопытного зрителя со стаканом сока. Факт того, что придётся бежать дальше, двух ближних тамбуров, несколько сбил с толку неформалов, которые явно не подготовились морально к дальним дистанциям, и я воспользовался этой заминкой. Я бежал след в след за парнем в наушниках, оставив позади матерившихся неформалов, тихоню мужчину в пиджаке и визжащих женщин – хоть они и бежали самыми последними, но цокот их каблуков проносился мимо меня и опережал всех.
Пробегая мимо второго охранника, парень в наушниках выхватил у него стакан с соком. Я услышал, как первый охранник крикнул ему вдогонку: «Не подкачай, парень, я поставил на тебя!». Неосторожным движением, - да и как осторожно можно сделать глоток на бегу, - облив себе грудь, меломан набрал в рот жёлтой жидкости, пополоскал и смачно выплюнул между вагоном и платформой. Оставшееся содержимое он вылил себе на голову, а стаканчик с размаху откинул в сторону. Может быть, это действие выбило меломана из равновесия и послужило тому, что на долю секунды он сбавил скорость, а этого мне хватило, что бы опередить его на пару шагов, и в ту же секунду я замечаю, как с другой стороны платформы, запрыгнув на лавку, меня опережает один из неформалов. Под натиском его мощных ботинок, лавка дрожала, и думалось: вот-вот сломается. В сильном рывке он отталкивается от лавки и налетает на мирно курящего гражданина, абсолютно не имеющего никакого дела к нашему забегу. Так получилось, что я забежал в тамбур первым, сорвав натянутую красную ленту, и тут же в тамбуре раздался гвалт радостных восклицаний, аплодисменты, хлопки, и разноцветными каплями конфетти обрызгали всё помещение. Кто-то хлопал меня по плечу, кто-то, стиснув в своих объятьях, приподнял, и тут же поставил обратно.
В тамбуре становилось тесно, из-за того, что сюда добежали все остальные. Парень в здоровенных наушниках изрядно запыхался, и склонился пополам в страшной отдышке; два неформала, такие же – при смерти; мужчина в пиджаке, не исполняющий на лице никаких эмоций, но дыхание его стало тяжёлым, отчего он снял пиджак и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. А последними, как и следовало ожидать, прибежали обе женщины, звонко смеясь, сквозь хриплую отдышку. Начинается толкотня. Ко мне прижимаются журналисты каких-то провинциальных газет, одновременно задают вопросы, и тычут в рот микрофонами; одни девушки протягивают бумажки с ручками, просят автограф, другие лезут обниматься, фотографируют, ослепляя вспышкой. Фотографируют так много, что я даже не могу открыть глаза. Со всех сторон фотографируют. От такого количества вспышек можно было бы загореть, точно как на южных пляжах.
Кто-то надел на меня наградной венок, он был таких больших размеров, что просто не мог находиться на голове, и упал на плечи. Потом двери в вагон раздвинулись, и меня, подхватив на руки, внесли внутрь. Все пассажиры повставали со своих мест, и весь вагон зазвенел аплодисментами, да что там! - бурными овациями взорвался весь вагон! Когда я подлетал к потолку, потом падал на мягкие руки, и снова подлетал к потолку, что бы упасть на руки, слышал подбадривающие лестные слова в свой адрес типа: «Молодец!», или «Геро-о-ой!», а кто-то даже сказал: «Не зря я на него поставил, давай мой выигрыш!». А после слов: «Ну, будет. Давайте нашего победителя сюда», меня поставили на ноги, оправили на мне одежду и венок.
Я увидел перед собой стройного мужчину представительного вида. Примерно лет сорока семи. Его пиджак был расстёгнут, но воротнички полосатой рубашки плотно придерживались галстуком на шее. Сам он был хорошо сложен, не было у него такого живота, который так ожидают все мужчины после сорока, плечи расправлены, и выправка у него волевая; взгляд целеустремлённый, передающий весь его крепкий, решительный внутренний мир. Седеющие русые волосы зачёсаны слева на право, не закрывают большой умный лоб. Густые брови плавной изгибающейся линией окаймляли сверху глазницу, подчёркивая добрые серо-голубые глаза. Аккуратный нос, небольшие губы, прижатые уши и лёгкая небритость. Эти части его лица, я не успел рассмотреть подробно. Он поздравил меня с победой, вручил грамоту и конверт, пожал руку и, слившись с толпой, растворился.
Шквал оваций стих, обнажив моему слуху звон железных колёс. Люди разошлись по сиденьям. «За то у нас есть вода!» – обиженно произнесла одна симпатичная девушка, достав из сумки бутылку и открутив пробку. «Вода!» – хриплым ором прозвучал один из тех двух неформалов. Он как молния метнулся к той девушке, которая сказала что-то про воду, выхватил у неё бутылку, запихнул горлышко в рот и одним махом выдавил всё её содержимое в своё гадкое бездонное чрево.