Зелены глаза

Автор: Ukrainman
Все бы ничего. Да, так получается, что ничего – все. О чем это я? – спросите. Да, ни о чем. Пофилософствовать решил. Типа есть в моей башке еще что-то, акромя… Ну да ладно.
Течет вода, идет время. Оно конечно, в речке нашей, в Кальмиусе, течение не ахти, но вода есть. Не Днепр, но все же. Жаль, что из окон ее квартиры воды не видать. У самой реки дом – через дорогу уже пляж, а окна во двор, на каштан. Обидно.
Хороший пляж, чистенький. Песочек там беленький такой, скамеечки такие яркие разноцаетные. Помню даже, как дорожки плиткой мостили. Красиво получилось, почти как в Европе. Я, правда, в Европах не был. Но получилось неплохо. Они, может, там в своих Западах считают, что аккуратнее должно быть. Да как по мне все ж лучше, чем никак.
Любил я, там в прошлом, на скамеечке сидеть, на попы девичьи глазеть. Мирно все было. Хорошо. Сядешь, сигаретку закуришь. С удовольствием так затянешься. Легкость такая сразу внутри. Звуки летние, виды попные. Не добавить, не убавить. Замечательно, там в прошлом было.

Я, наверное, любил ее. Почему *наверное*? Да просто всегда в этом сомневался. Вот и сейчас смотрю на нее и думаю, люблю или нет? Красивая, сучка, аж в глазах режет. Правда, дырка в голове ее как-то не красит.
Она часто говорила мне, что хочет умереть красивой. Все выдумывала для себя изящную смерть. Какой у нее вид будет, если вены вскроет, если таблеток нажрется? Вешаться, однозначно, не хотела, и топиться тоже. Все боялась, если ее вдруг машина собьет или кирпич на голову, или еще какое безобразие. Была у нее думка в сердце себе выстрелить. Помню, разделась, к зеркалу подошла. Долго разглядывала место сердечное. Помадой даже точку наметила, чуть выше соска. Передумала.
У нее, намедни, день рождения был. 31 год, как никак. Вроде уже и не девка по паспорту, а морщинки поди поищи, и грудь как в двадцать – все такая же упругая и смелая. Почему смелая? Не знаю. Подходит слово это к ее груди и кусает сначала левую потом правую. М-м-м. Было дело, было.
Хорошо лежит, жаль для потомков зафиксировать нечем. Дыра во лбу, конечно, немного портит изящество, но ее заклеить можно или замазать, воском например. Помню, как на работе мы цветным воском мебель замазывали. Ниче так, почти незаметно, если не присматриваться.
Крови много вытекло. Как-то я раньше не замечал, сколько из дырявой головы крови вытекает, а у нее как-то много, даже в глаз затекло. Смешно – глаз налитый кровью.

Все быстро произошло, я даже поговорить не успел. Многое хотел порассказать, о многом хотел спросить.
Привычка, чуть какая опасность пулю в лоб. Помню, рассказывал кто-то, что привычка за 21 день вырабатывается. Я же с мая месяца по зеленке бегаю, итого три с половиной месяца – 105 дней. Как-никак, в пять раз дозу превысил – передоз получается. Или ты в лоб или тебе. Запомнить не сложно, а уж привыкнуть тем более.
Все о ней думал. Все представлял, как мы с ней время проведем. Обязательно до осени хотел успеть, чтобы тепло еще. Пускай даже жарко. Очень нравилось мне, когда она в полупрозрачном сарафане, летним вечером, на улицу выходила. Она навстречу закату, а ты за ней, как рентгеном по каждому ее изгибу проходишься. В такие сарафанные дни она часто свободу и естественность телу дарила, не обременяя его бельем.
Не могу. Сдают нервы. Хороший день сегодня солнечный, почти жаркий. Только вот с такой дырой, сарафан ей уж точно не к лицу.
Вроде как сижу, в кресле сижу, не на корточках, спиной к тополю. Закурил, коньячку даже дернул немного. Радости нет, отупение какое-то. Зябко, дрожь во всем теле. Не греет коньяк, французский вроде бы. Я, правда, в коньяках не силен, но по вкусу не бодяга точно.

Она, зуб даю, не ожидала меня здесь увидеть, а этот хрен, что под ней, тем более. Оно, между прочим, я и сам себе другую картинку рисовал.
Я только на этаж поднялся, сразу напрягся, даже ключ в дверь не вставил. Стоны какие-то знакомые. Правда, через дверь я их никогда не слушал, да и грады как-то не особо развитию слуха способствуют. Но все же прислушался, может не она, может слева кто или справа? Вдохнул глубоко и замер. А. А-а. А-а-а. А-а-а-а. А-а-а-а-а. Затрясло меня. Заходить, не заходить? Вставлять ключ, не вставлять? Что там за дверью? Не верю. Может, смотрит, что поганое. Наверное. А-а-а-а-а. Для кино слишком уж натурально.
Стал прислушиваться, ноту высокую ловить, чтобы ключом внимание не привлекать.
А может уйти пока не поздно, или сплю я? Снилась же мне гадость всякая. Под минами чего только не приснится. Хотя под минами спалось лучше, чем без. В тишине неясности много, неопределенности. Где враг, куда технику потащил? Хрен поймешь? А как только завизжало, засвистело, все понятно, все ясно, куда идти, что делать.

Вдох выдох, открыл дверь, зашел. Хорошо, что перед походом в зеленку дверь смазал. И диван передвинул удачно. Пригодилось.
Скрип знакомый. Бойкий ритм взяла. Повизгивает диван. Здесь одержать победу не удалось – китайская конструкция. Сверху прыгает, любит направление выбирать, ситуацию контролировать.
Даже телевизор подыгрывает, картинно все отражает, почти без искажений.
Шаг сделаю, остановлюсь и еще шаг, опять остановка. Никогда не думал, что я в своем телике такое кино увижу. Чувство такое, как в засаде. Оно бывает, сидишь час, два уже пятый на исходе. Колоны нет. Ну, нет и не надо. Вдруг слышишь, тарахтит что-то, и ты сразу тарахтеть начинаешь. Руки, ноги, зубы даже уши. И вот остается несколько метров. Дрожь проходит, ясность какая-то что ли, острота мысли. Бам-бум и конец либо тебе, либо им. Но пока живой вроде.
Главное, все определилось. Как там, у автора – *Сомнений быть не может*.
Опять задумался – люблю или нет? Глубокий вдох, и тихонечко еще шаг делаю. Хорошо, что полы не скрипят. Паркет старый, скользкий немного, но не скрипит – это факт. Так подумаешь, прямо все за меня, кроме...
Почему нас в школе к таким жизненным ситуациям не готовили? Почему ерундой всякой голову забивали? Спросить бы у людей – многим теорема Пифагора пригодилась или число Пи? А ведь еще экспоненты, логарифмы, интегралы всякие и это только алгебра! Как себя вести, что делать? Сразу мочить или поговорить? О чем говорить? С чего в такой неловкой ситуации разговор начать? То-то. Это поважнее алгебры будет, да и почаще синусов с косинусами в жизни встречается. Скольких дырок в башках избежать удалось бы.

Последний шаг и я на сцене.
Утренний секс мне всегда нравился – хороший заряд позитива. Опять же, слышал где-то, что с утра себя надо чем-то приятным заряжать. Как зарядил, так и прошел день. Хорошо заряжаются, что сказать.
С такого ракурса я на нее еще не смотрел. Минуты две стоял. Может больше. Не засекал. Наблюдать за этим процессом, скажу я вам, не менее увлекательно, чем участвовать. Что-то новое открываешь для себя, неожиданное что-то. Понимаю, что она всяко готовилась ко встрече со своим оппонентом. Выбрита почти идеально, знала, о чем спорить будут. Знала, что оппонент на ночь останется и утром увидит все заготовочки ее великолепного тела. Рассмотрит все до мельчайших подробностей. И уж точно опоздает, если куда торопился. Такое оружие, да против укропов, и воевать не надо.
Оно может я и дольше постоял бы. Но трудновато стоять так еле дыша, почти не двигаясь.
Я только было решил дать им о себе знать, как вдруг… Он может долго еще сиськи ей мял, не замечая за ее спиной опасности. Но чуйка, видать, у него натасканная, унюхал неладное. Я сразу понял – боец опытный. Даже в такой ситуации к седьмому чувству прислушивается. А говорят, яйца, яйца заместо мозгов. Воно как бывает. Главное, смотрит на меня и врубиться не может, что это, кто это? Да уж задумаешься тут – стоит какой-то дядька бородатый в камуфляже. Свой чужой, хрен его?
Я уж и не знаю, о чем он думал, и каково ему было с мыслями своими там у себя в башке? Но только она еще с полминуты ритм ускоряла. Потом, видимо, боец совсем возбуждение утратил.

Да и такое бывает. Вроде как из одного окопа смотрим, а ненависти к друг другу еще на одну войну хватит.
Смотрит на меня, левый глаз с прищуром. Фильтрует ситуацию. Ну-ну.
- Ты кто? Что тебе надо?
Тут уж и она повернулась. Я чуть было не поплыл. Она всегда шутила, что глазами своими зелеными кого угодно околдовать может. Помню, как вычитала где-то и все хвасталась, что у всех ведьм зеленые глаза. И главное даже испуга в глазах нет. Раздражение и злоба, что я такой ритм испортил.
Интересно, заметил он или нет, как ее лицо меняется, когда она ритм ускоряет, будто догнать кого хочет? Главное не сойти с дистанции, иначе беда. Догнать она так и не смогла. Жаль, чуйка помешала.
Что сказать, ситуация неоднозначная.
У меня конечно преимущество – автомат он возле дивана положил, как раз мне под правую руку. Благо мочить нынче не стремно, никого звуками калаша на десятки км не испугаешь. Но как-то негоже одетому голых мочить. Мы и с правосеками так не поступали. А тут, вроде как, свои.

Я все еще думаю, сомневаюсь, так сказать. Вдруг чувствую что-то холодное, приятно тяжелое в руках, такое уверенное и необходимое. Узнаю кореша, как же не узнать? Калаш, он и в Африке друг.
Смотрю, обнаженные лица как-то изменились. Беспокойство какое-то почуяли что ли? Вроде далеко от передовой, да и после Илловайска враг как-то спокойнее стал.
Пам-Пам. Приятный звук, хлесткий, прямо бальзам для ушей. Он вроде еще что-то сказать хотел. Не успел. Калаш он такой, с разговорами у него туго. Два выстрела две дырки и абсолютная тишина, что тут еще скажешь?
Видит Бог, ее убивать не хотел. Но калаш как-то по-своему решил. Ему зеленые глаза не закон. Пам. Чуть нарушил тишину и опять замолчал.
Почему-то, мне кажется, мой железный товарищ был прав. Разговор у меня с ней все равно не задался бы. Не равных беседа была бы. Она голая я в камуфляже, о чем говорить?
Да, калаш свое дело знает. Три выстрела – три сквозные дырки. Оно бы и двух хватило, но чего пуль жалеть-то?

Сижу, коньячок допиваю. Неплохой напиток. Француз точно. Еще одну закурил. А сигареты не нашинские, т.е. не укропские и надписи другие, и пачка. Я такие у русских бойцов видел. Мне как-то укропский табак больше нравится – не так горло дерет. Жаль поговорить не с кем. И коньячок есть, и табачок, и лимончик. Сам я столько не выпью. Да и напиваться как-то не особо. Утро, а ты уже бухой, негоже.
Вот вы меня спросите, ненавижу я правосеков? Даже не знаю, что ответить вам. Одно скажу, после Крыма как-то у всех у нас голова закружилась. Радость русской халявы почуяли. Думали, если крикнем пару раз Россия – все у нас получится. Как в Крыму жировать будем. Потом Славянск как-то закипел. Я сначала даже не поверил, что укры всерьез всю эту технику на Славянск гонят, а ведь бурлило уже вовсю. Потом одно, потом другое.
Прогулялся с ней сарафанным вечером к Донбасс-арене. Пришел домой. Крепко, крепко так диваном поскрипел. Утром смазал дверь и в зеленку.
О чем это я? Ах, да о правосеках. К правосекам я особой ненависти никогда не испытывал – у них своя вера у меня своя. Европа далеко, Россия близко. Вроде как, понятно кого любить, кого не любить. Только война – это наверно лишнее. Но без войны как, если одними криками не получилось?

Табачок конечно не очень. Не виргинский бленд точно. Но коньяк свое дело знает. Французская порода, что и говорить.
Помню, мне москвич один рассказывал, как коньяк пить следует. Что его не рюмками хлыстать правильно, а из бокалов специальных. Что только в бокалах этих душа напитка раскрывается. И не сразу в глотку весь бокал, а маленькими глоточками и во рту немного подержать. Наука целая. Рассказывал, что есть еще арманьяк. Тоже особенный напиток и у него для вливания своя культура имеется. И за виргинский бленд рассказывал. Как Петр Первый всю Россию не Виргинию подсадил. Умный москвич был, собака. Почему собака? Вообще надобно бы за речью своей последить и от хохлятских наречий избавляться. Но москвич как-то уж сложно говорил. Как завернет что-нибудь эдакое. Я ему – Шо? А он мне – Говори хотя бы чо. Ну чо так чо. Вы спросите, почему был? Прострелили башку ему.
Неохота напиваться с утра. Да и не утро уже.
Глаза зеленые, колдовские. Околдовали меня. Вечно смотреть можно, главное не утонуть. Утонул – беда. Долго я сопротивлялся, долго с чарами зелеными боролся. В окопах понял, что везде, везде их вижу. Всегда казалось, что они поблизости где-то. Или за спиной, или рядом в кустах спрятались. Даже Натаху, продавщицу, когда подпоил, не мог от зеленых мыслей избавиться. Натаха уже горит вся, вертится, крутится и так и сяк жмется. Юбка уже на голове. А я все зелень в глазах ищу.
Вы спросите, люблю ее или нет? Какая теперь уже на хрен разница? Все где-то там, в прошлом осталось. В настоящем же – дырка в башке и точка.