Петрович

Автор: мара Макс сидел на корточках, нервно грыз семечки и, стреляя глазами по сторонам, тихонько матерился: стрелки на часах автовокзала приближались к шести, а напарника с Петровичем всё не было.
Вокруг праздной толпой бродили полуголые, похожие на ошпаренных раков, люди. Пищали дети.
То и дело хлопала стеклянная дверь пельменной напротив.
На пороге лежала крупная рыжая собака и провожала взглядом толпу. Рядом, с ворохом каких-то кульков примостилась слепая нищая.
Она смотрела поверх голов бельмами глаз и шевелила губами.
На ней было зимнее пальто в пуху и мужские ботинки без подошв. Выходящие из пельменной тормозили на ступеньках, утирали взопревшие лбы и закуривали. Потом, сыто рыгнув, шли мимо.
Рыжая собака смаргивала и доброжелательно смотрела им вслед. Сладко пахло акацией, югом, расплавленным асфальтом и мочой.
Внизу, за черными, точно вырезанными из картона кипарисами, спокойно и ровно колыхалось море.
Стоял испепеляющий июль.
Но надо было возвращаться…


Путь предстоял не близкий. Сначала рейсовым автобусом до республиканского центра, потом ночной плацкартой в стольный град, оттуда час на перекладных, далее моторкой вниз по широко раскинувшейся реке. На заработки. Достраивать имение одному ханыге.
Имение находилось на острове. Собственно, весь остров и был имением. Шёл второй год работ. Бригада – их было шестеро - давно срослась, но с некоторых пор стало крайне не хватать ещё одной пары рук. Добросовестной и работящей. Можно, пьющей: на острове пили все. Все, кроме напарника - тот больше, чем на два пальца, не осиливал, самогона не переносил, а на вино жалел денег. Потому и состоял при хозяйстве - закупал провизию, кашеварил, выдавал курево и выпивку.
Вёл расходы – бригада жила вскладчину.
Однако в этот год хозяин неожиданно заартачился и ужал сроки. Напарнику пришлось вернуться к своим прямым обязанностям – столярничать. Женщину на хозяйство брать было нельзя категорически - так сказал хозяин.
Пробовали дежурить по графику. Питаться раздельно. Сухомятничать. Результат не заставил себя ждать - упали рабочий настрой и производительность.
Воздух стал искрить и потрескивать от взаимного недовольства.
Работяги приуныли.
Вот тогда напарник и вспомнил про Петровича.


Десять лет назад они с Петровичем трудились в столярном цехе процветающей тогда киностудии. Петрович слыл рукастым, безотказным и неутомимым работником. Его любили за спокойный нрав, порядочность и честность.
Развал киностудии совпал с полосой трагических событий в его жизни. Сначала умер от передозировки сын. Вслед за ним ушла жена.
Похоронив жену, Петрович затосковал и крепко запил.
Лишился работы. Продал старенький мотоцикл и лодку.
Петровича жалели, но и только – тяжело было всем.
Теперь, вспомнив своего старого товарища, напарник загорелся идеей помочь ему с заработком, а заодно и вызволить из затянувшей его дыры. Ручался за него головой. Почему – нет?
Человеку всегда надо оставлять шанс.


Но, прикатив на побывку, они не обнаружили Петровича по прежнему адресу. Это обстоятельство слегка насторожило Макса. Напарник убежал куда-то и раздобыл новые координаты Петровича. Визит к Петровичу произвел на Макса удручающее впечатление. Петрович жил один, в подвале старого, полуразрушенного дома, в страшной своей убогостью затхлой комнатёнке, всю обстановку которой составляли голая панцирная кровать, рваный матрац и солдатский стул. Выбитое оконце было задраено куском фанеры. Стены комнатки лохматились и сочились, а по чёрному полу шмыгали крысы.
Сам Петрович оказался опустившимся типом лет шестидесяти, с виноватым выражением испитого, хотя и доброго лица.
Когда Макс с напарником толкнули незапертую дверь, Петрович, широко разинув рот, спал мертвецким сном. Из одежды на нём были бурые трикотажные плавки и драный носок.
Вдоль стены стояло сто штук водочных бутылок.
Пошли отсюда, сказал Макс и развернулся, чтобы уйти.
Напарник, молча, шагнул внутрь.


Растолкать и привести в чувство Петровича стоило больших усилий. Протрезвев и сообразив, наконец, с чем к нему пожаловали, он залился обильными и благодарными слезами.
В тот же день купили с рук почти новые армейские штаны, ботинки, рубаху, пару белья и походный вещмешок.
Петровича сводили в баню, отмыли, постригли и накормили.
Добыли билет на поезд. И даже выдали немного денег на папиросы. Петрович преобразился, помолодел, то и дело покаянно бил себя в грудь и лез обниматься.
Взяв с него честное слово, что он до отъезда - ни капли, договорились о встрече на автовокзале в полшестого следующего вечера.
В полшестого Петрович не явился.
Не явился и без двадцати.
Напарник, негромко ругнувшись, прыгнул в такси и умчался по адресу.


… Макс тянул шею и нервно грыз семечки.
С самого начала он не очень-то и верил в успех предприятия.
Стрелка часов почти достигла шести, в салоне автобуса вовсю звенели мелочью о жестянку водителя, а попутчиков всё не было.
Рыкнул двигатель, заработала педаль газа, мелко затрясся автобус.
Макс заметался, как подстреляный, и вдруг, прямо перед собой увидел напарника. Он точно вырос из-под земли. И он был один.
Макс кинулся к вещам.
“Был там?” – спросил он, закидывая рюкзак на плечо.
“ Был.”
“ Да я говорю, он был там?” – не понял Макс.
“Был.”
“ Что сказал?”
“ За дверью спрятался. Я слышал, как он дышал. Поехали.”
Залезли в автобус. Свободных мест не оказалось.
“ Я так и знал, сука, так и знал, я тебе говорю...” – облегчённо и даже как-то весело твердил Макс, заглядывая напарнику в лицо.
Тот молчал и сосредоточенно смотрел в окно.
Макс стал смотреть тоже.
В окно была видна пельменная, собака и слепая нищая. Поодаль остановились двое – женщина и мальчик с пирожком в руке.
Женщина наклонилась и что-то сказала мальчику. Мальчик медлил. Женщина ласково улыбалась и кивала ему. Мальчик подошёл и несмело вложил в руку нищей свой пирожок. Двери автобуса захлопнулись.
Женщина и мальчик отошли.
Собака проводила их взглядом, оглянулась на автобус и лениво поднялась.
Автобус тронулся.
Из окна было видно, как слепая ощупывала пирожок и тянулась к нему ртом.
Автобус набирал ходу.
Собака подошла к нищей и, гамкнув, деликатно и бережно вынула из её рта пирожок.
Потом посмотрела в глаза Максу и улыбнулась бледными дёснами.