Паломничество

Автор: Леонид Очаковский Привет, Зоя! Вот он мой родной Киевский вокзал, ближайший от моего дома вокзал города Москвы. С него я на электричке отправляюсь к себе домой. И с него же я отбыл в свою первую поездку за границу без матушки. Да не куда-то, а именно в святый град Иерусалим. Вот как исполнилась мечта моей жизни - увидеть своими глазами святый град и святую землю - я и хочу рассказать тебе сейчас.
Мечта эта возникла у меня от чтения сначала книг по библейской тематике, а потом и самой Библии. Уникальность библейской истории в том, что сакральные события происходили в вполне конкретных географических координатах, в определенные времена и в определенном месте. И мне хотелось побывать в тех местах, где они происходили. Увидеть своими глазами гору Синай, на которую в огне сошел Творец, дабы даровать Тору Своему народу. Печальную и дикую землю пустыни, по которой сыны Израиля бродили сорок лет. Иордан, остановивший свое течение, дабы сыны Израиля перешли его в весенний разлив. Иерихон, Вифлеем, Хеврон, Иерусалим. Где совершались чудеса и разворачивались события библейской истории в древние времена. И где из древности обещано совершится драме окончания века сего, куда вод хриплые звуки великого шофара в блеске миллионов молний Творец сойдет с неба, чтобы царствовать на земле. Читая древние пророчества, мне очень хотелось увидеть своими глазами будущую столицу Царства Божиего.
Мечтать не вредно. Я и не знал, что мечта моя осуществиться неожиданно. А все началось с бюро доктора Метцнера в моей родной Академии на Ленинградке. С того, что он там обосновался и взял маманю мою своей помощницей, положив ей очень хорошие деньги. Половину их он выплачивал баксами, а другую половину - дойчмарками. Учитывая накопленные в чулках валютные запасы, можно было ехать куда угодно, но как - я не знал.
Толчком к этому паломничеству послужило известие от Марии Паломницы. Эта старушка подошла ко мне после обедни в последнее воскресенье июня на другой год после нашего совместного паломничества в Дивеево. И спросила меня, как я думаю: вот можно поехать в Святую землю. Есть какое-то церковное паломническое бюро по адресу улица Гончарная дом 6 (это на Таганке). Она там была, там отец Евлампий набирал группу, она было хотела к нему ткнуться, но он ей отказал. Мол, он ее толком не знает, поедут всякие, в его прошлое паломничество с ними даже рок-музыканты поехали. И вот не хочу ли я поехать? А то ей одной как-то боязно. Вдруг окажется вместе с рок-музыкантами, которые для церковного люда представлялись исчадиями Ада. Пока мы об этом говорили, к нам подгребла бабка Пелагея. И она рассказала нам, что уже весной ездила. И что поедет чрез год еще раз весной, море меньше волнуется. Ехать надо до Одессы, а там на корабле по морю, а потом тебя возят на автобусах. Бабка Пелагея даже на гору Синай поднималась. К сожалению, толком о своем паломничестве она рассказать не могла, только повторяла протяжно: такая благодать, ох, благодать. Благодать у церковных старушек равнозначно нашему: кайф, ништяк!
Я отловил и спросил отца Дмитрия. Батюшка подтвердил, что именно по этому адресу организуют паломнические поездки. И благословил меня туда съездить и разузнать, что, к чему и почем. И рассказать об этом всем прихожанам. Я пришел домой и рассказал все мамане. Ну, что можно съездить в Иерусалим на судне, да вот не знаю, сколько это стоить будет. Бабка Пелагея ездила за 500 баксов
И чего матушка мне сказала? Она не заругалась, нет. Она мне сама сказала, я даже ее не просил: Ой, Лёня, поезжай и купи себе путевку. Только купи себе хорошее место. Чтоб каюта была пусть не люкс, но обязательно с иллюминатором и не больше, чем на два места. Поезжай завтра туда, узнай все, да заодно и узнай, как тебе получить загранпаспорт. Может, мы с тобой еще в Германию поедем. Я, конечно, маманю благодарю, а она так подумала и говорит: бабка Пелагея поехала за 500, я так думаю, полторы тысячи долларов тебе должно хватить на путевку. И дает мне полторы тысячи долларов. Из чулка.
В последний июньский понедельник матушка поехала переводить доктору Метцнеру. Старикашка был беспомощен без нее. Поздоровавшись, он первым делом спрашивал маманю: а чего я должен сегодня делать? И куда мне сегодня надо ехать. Матушка для него была как записная книжка, тем более, что сам он по-русски ни бум-бум. Кстати, тогда офиса еще не было. И вся приобретенная доктором Метцнером оргтехника и медприборы стояли у нас дома. А я позвонил Марии Паломнице и сказал ей, что все узнаю, еду за путевкой. Паломница горячо возблагодарила Творца.
Ну, поехал я, быстро нашел на Таганке эту Гончарную улицу с Афонским подворьем. Всенощные там начинались вечером и завершались обедней. Полностью ли там служили, я не знаю, но говорили, что все это продолжается 6-7 часов. Потолкавшись, нашел это паломническое бюро. Там на двери висел листок, на котором буквами, стилизованными под кириллицу было написано, что данная организация создана и действует по благословению патриарха Московского и всея Руси Алексия II. Вошел, там были две девушки церковного облика в черных платочках и длинных юбках. Я спросил их насчет паломничества Израиль. Они мне ответили, что паломническая поездка будет примерно в ноябре месяце, точная дата будет известна после 10 сентября. По мере набора паломников будет зафрахтован океанский лайнер, который отплывет из Одессы с заходом в Хайфу на три дня. За три дня паломники посетят святые места земли Израиля, потом лайнер отправиться а Александрию, там нам покажут Каир и Синай, а потом идем в город Бари, где паломники посетят мощи Николая Угодника. Возможно, маршрут немного измениться, но земля Израиля обязательно будет. Стоимость паломничества зависит от категории каюты. Я попросил двухместную каюту с иллюминатором. Девушка сказала, что это будет стоить 720 долларов. Если желаю, чтобы бюро взяло мне билет на поезд из Москвы точно на день возврата лайнера в Одессу, то надо заплатить еще тридцать долларов. Я сказал, что у меня еще нет загранпаспорта. Девушки заверили меня, что проблем нет. Выпишут путевку мне по внутреннему паспорту, загранпаспорт я успею оформить; как получу его, принесу его и покажу им, они вобьют данные. Вот как раз после 10 сентября есть резон подойти с загранпаспортом. Мне дадут дополнительную информацию. Я выложил 750 баксов, а девушки быстро выписали и выдали мне путевку с листовкой. Путевка была в форме двух листовой открытки. На первом листе была какая-то церковная картинка с той же надписью теми же буквами: ПО БЛАГОСЛОВЕНИЮ ПАТРИАРХА МОСКОВСКОГО И ВСЕЯ РУСИ АЛЕКСИЯ II. Что и на двери. А на другом листе были записаны мои данные и цена в баксах. А также маршрут паломничества: Одесса, Стамбул, Хайфа. Иерусалим, Александрия, Бари, Одесса.
Ну, послонялся я по этому Афонскому подворью, в котором тогда шли бурные реставрационные работы, приобрел там малый Часослов, да и поехал домой. Рассказал все мамане по телефону, потом позвонил Паломнице, рассказал ей все. Потом пошел фоткаться на загранпаспорт, узнал, где наш ОВИР и направился туда. Взял анкету, записал там размер госпошлины и сбор за бланк паспорта, реквизиты уплаты, какие ксивы представить надо, списал время работы. И вернулся снова домой.
Само собой, стал заполнять анкету, листки к ней. Я думал, что у меня с оформлением загранпаспорта будут проблемы. Заплатил госпошлину и сбор, заверил ее печатью в домоуправлении, получил фотки и поехал в ОВИР. К моему глубокому удивлению, анкету у меня взяли с первого раза, да и в очереди ждал я недолго. Минут сорок, не больше. Служащая меня заверила, что никаких проблем не будет, что все будет готово в течении месяца. Я удивился. И с помощью нашей оргтехники также подготовил анкету для Паломницы. У нее тоже захавали ксивы с первого раза.
Потом я рассказывал отцу Дмитрию и всем интересовавшимся об этом паломническом бюро, причем их интересовало, а благословил ли патриарх это бюро или нет. Похоже, для них это был ключевой момент. Потом маманя у меня снова легла в больничку на операцию, снова дома ночевала Надюша. Ну, как я и рассказывал про это. И первого августа, направляясь на встречу с одной девушкой, чтобы передать ей на дискете сверстанный июльский номер аграрного дайджеста, я обнаружил в почтовом ящике адресованную мне почтовую открытку. В которой ничего не было написано. Я понял, что загранпаспорт готов. Передал выполненную работу и направился в ОВИР. Вот там в очереди пришлось ждать два с половиной часа. За полчаса до закрытия я все-таки вошел. Та же девушка, посмотрев открытку, попросила мой паспорт, пошарила в папках и выдала мне мой загранпаспорт. И хотя я жил уже в Российской Федерации, мне был выдан загранпаспорт гражданина СССР. Что мне было очень приятно. Во внутренний (тоже советский паспорт) ляпнули штамп, я расписался и ушел счастливым. Вернулся домой, позвонил Марии Паломнице, сказал, что получил загранпаспорт.
Потом маманя выписалась из больнички, стала ходить на работу, прибираться дома, сама оформлять загранпаспорт. Потекла моя обычная жизнь, которую мне скрашивало юное тело Надюши с пробитыми жилами и травка изредка. Но мысли все были о предстоящем паломничестве. Оно волновало меня больше всего. Набожная семья из дома напротив сама отбыла в свое ежегодное паломничество в эстонский монастырь женский Пюхтицы. Попросили меня присмотреть за их квартирой, дали ключи, чтобы я кормил их кота и поливал их цветы. Наступил Успенский пост, я занимался всем тем же. Присматривал за их квартирой, верстал дайджест, делал другие заказы, играл на компе, ходил в церковь. В квартиру той семьи я водил Надюшу, трахался с ней там, покуривал там травку иногда. А в общественной жизни запомнился обвал финансовых пирамид, начавшийся в прошлом году еще. Об этом трещали все СМИ, об этом болтали на остановках снова. Но нас это не коснулось никоим образом. А семья та вернулась только после праздника Успения. Ведь Успение в том монастыре было престольным праздником.
С наступлением осени я заметил какое-то нездоровое отношение в церковной тусовке именно ко мне. Меня спрашивали мои церковные знакомые, как дела у меня с моим паломничеством. Иные даже спрашивали, что я от него ожидаю. Странно, ответ мой -увидеть своими глазами библейские места их явно не удовлетворял. Потом пошли заказы - привести им оттуда иконки, чего-то такое еще, напоминающее о святыне. Под это дело мне давали кто 10, кто 20, а кто и 50 баксов. Я записывал их пожелания. Еще они писали мне записки о здравии и об упокоении, которые должны быть поданы на литургию в храме Воскресения Христова в Иерусалиме. Я все это собирал.
12 сентября я позвонил в это паломническое бюро. Милый женский голос ответил мне, что в моем визите к ним нет никакой необходимости. Данные моего загранпаспорта наряду с номером путевки я могу продиктовать по телефону. Я продиктовал. Их записали и сказали, что все в порядке. Судно отходит в 14 часов 2 ноября из одесского порта. Мне надо приобрести билеты на поезд до Одессы, чтобы прибыть туда до отправления. Если приедем раньше, бюро готово забронировать для нас гостиницу, а оплачиваем ее мы. И предложили мне три гостиницы. Я выбрал самую дешевую. Меня попросили еще раз им позвонить после 15 октября, когда будут железнодорожные билеты. Мол, нас там встретят и отвезут в эту гостинцу. Равно как и заберут из нее и отвезут в морской вокзал в назначенный день. Ну, я тут же позвонил Паломнице и передал ей эту инфу. Она чрез полчаса позвонила мне и рассказала, что ей сказали тоже самое. И данные ее загранпаспорта записали.
С Марией Паломницей я повстречался в церкви на днюхе рыжей Мириам 21 сентября. В том году это был четверг. После обедни она предложила мне поехать с ней брать билеты на поезд. Мы договорились выезжать 29 октября, посмотреть немного Одессу и поплыть. Но мне в этот день надо было ехать отвезти сверстанный сентябрьский выпуск аграрного дайджеста. А я до этой Сельхозбиблиотеки никак из церкви дозвониться не мог, трубку, суки, не брали, но ведь вчера договаривались же! А я вроде отвечаю за свой базар. Чего делать? Дискету и печатные материалы я оставил дома. Предложил встречно Паломнице поехать ко мне, мол, заберу заказ, отвезу заказчику, это у метро Красные Ворота, а потом поедем в транспортное агентство у трех вокзалов и там приобретем билеты. Неожиданно нас вызвалась отвести председатель ревизионной комиссии приходского геологичка Оля. Ну, та самая разведенка, что на два года старше меня была. У этой Оли была еврейская фамилия и выпученные остекленные глаза, я, помню, раз ее матери заикнулся, что дочь ее мне нравится, а та затарахтела, что ее дочь развелась и замуж больше не собирается. Но у нее такие формы были, блин, что мне ее постоянно отъебать хотелось.
Мы обрадовались, заняли места в ее жигуленке, она села за руль, завела мотор, осенила себя крестным знамением и поехала со скоростью не выше 50 км/ч. У каждого светофора она крестилась. Ехали в глубоком молчании до моей остановке на Озерной улице. Там она остановилась, мы вышли, а она простилась и поехала в свое Никулино.
Пришли ко мне домой, я позвонил снова в эту Сельхозбиблиотеку, но там снова никто не брал трубку. Ладно. Возьму выполненный заказ. Взял и поехал на обед к Марии Паломнице. Снова наша станция электричек, долго ждали автобуса 11. Мария жила в Кунцево. Где-то к половине второго мы туда доехали. И я оказался в однокомнатной квартире с совмещенным санузлом на первом этаже хрущевской пятиэтажке, которая вся была обвешана иконами. Мария покормила меня. И не только покормила, но предложила в честь большого праздника выпить вино и шампанское. Она работала на нашем Очаковском заводе шампанских вин. Шампанское было с завода, а вино - кагор. Мы похавали рыбный суп, котлеты с макаронами и под это дело убрали бутылку кагора и бутылку шампанского. Я с непривычки нехило захмелел. Паломница предложила мне сто грамм, но я тогда водки еще не пил. В рот не брал. А Мария налила себе сто грамм, перекрестила рюмку, перекрестила рот и опрокинула, сказав: во славу Божию! Сморщилась, закусила и сказала мне: а знаешь, я раньше много пила, да погулять любила. Это когда молодая была. Тогда ей было 59 лет уже.
По-моему, от нее до метро Кунцевская было две, а может три остановки. Доехали на первом автобусе, поехали до Киевской, пересадка, кольцевая, до Комсомольской. Но там, блин, нас обломали. Мол, ступайте на вокзал откуда едете. И там берите билет. Пошли на метро назад, заехал в эту гребаную Сельхозбиблиотеку. Они там в полном сборе. Какого хера, спрашивается, трубку не брали, ежели все там сидят и чаи гоняют?Ну, сдал им заказ, получил за это привычные гроши за вычетом подоходного налога, расписался в трех ведомостях. Поехали с Паломницей на Киевский вокзал. Взять билет. Кассирша там пробила по компу и сказала, что есть билеты только на 31 октября. На поезд, отходящий в 01.35. А прибывает он в Одессу 1 ноября в 9,40. И взять на него билеты будет можно только 30 сентября. Мы поговорили с Паломницей и решили так: ее дочка, в туристическом агентстве работающая, нам эти билеты возьмет. Тогда это еще можно было сделать без паспорта. Предъявление паспорта на железнодорожные билеты появилось с развитием демократии, блин. Ну, а потом поехали по домам. Естественно, хмельные мы были нехило в тот день. А чего? Большой церковный праздник, Рождество Богородицы.
Потом, помнится, в ближайшую субботу вечером я возвращался к станции электричек с молодым начинающим гепатологом Володей. Мы шли по территории нашего ЖБК, и я грузил его воспоминаниями двухгодичной давности о событиях девяносто третьего года и моем участии в них. Молодой чернявый врач мне ничего не отвечал, только часто крестился. Особенно часто он закрестился, когда я рассказал ему про половинку кирпича, разбившуюся о каску мента от моей руки. На остановке я спросил его: а ты Коран читал? Грешен, читал, ответил он. А Талмуд вообще читал? - продолжал выпытывать я его. Он размашисто осенил себя крестным знамением снова. И ответил: Господь уберег от этого греха. Лучше плакал бы ты об этом, сказал я ему. Но тут пришел автобус, молодой гепатолог предпочел от меня съебаться в него, а я пошел домой. Больше этот молодой врач старался не оставаться со мной вдвоем. Ему явно со мной стремно было.
Прошел цикл осенних праздников православных, завершавшийся престольным праздником этой церкви, совпадавшей с годовщиной трагических событий двухлетней давности. Тогда меня после обедни и крестного хода отец Дмитрий пригласил на праздничную трапезу. Слева от меня заняла место моя давняя симпатия - Лена - ризничная. Эта Лена была такой худенькой, чуть ниже меня, но с хорошо сложенными грудями, острым прямым носом и темной косичкой. Она вышивала церковные облачения, была мастерицей на все руки. И всего на два года младше меня. Несмотря на это церковные малолетки иначе как Ленкой ее не звали (более молодую бухгалтершу пухлую Лену они называли по имени и отчеству). Блядский был у нее взор, ох, блядский! Я тогда положил руку ей на колено, а она сделала вид, будто не обращает на это никакого внимания. Набрались мы там все довольно нехило. Отец Дмитрий рассказывал нам про крытки, где он окормлял зеков. Зеки, по его мнению, были очень открыты для воцерковления. С какой готовностью они исповедуются, как они каются, - говорил отец Дмитрий. Они так подробно и откровенно рассказывают, как украли, ограбили, убили, изнасиловали. Это - настоящее покаяние! Они охотно берут и даже сами просят иконы, крестики. Но вот правда раз захожу в камеру - а там висят и иконы и порнооткрытки рядом. Я тут вспомнил, как пять лет назад на одном лотке у Черемушкинского рынка видел Евангелие и порножурнал - а что? Это и есть характерная примета тех лет.
Потом отец Дмитрий рассказал, как на молебне кто-то из зеков спер у него несколько предметов церковной утвари, а при следующем посещении сам покаялся ему в этом. На вопрос: зачем они тебе, зек ответил очень просто: чтоб заточки сделать, батюшка. Отец Дмитрий отпустил ему и этот грех. И жалел, что на воле ему так никогда никто не исповедуется. Столь же откровенно и с таким чувством покаяния. Я не знаю, что в нем изменилось, но только чрез десять лет он был явно не рад, когда Оля ему исповедывалась: он только хлопал глазами, слушая ее исповедь, и смотрел недоуменно то на нее, то на меня, стоявшего в сторонке. Оля исповедовалась ему сорок пять минут. И отец Дмитрий просто облегченно вздохнул, когда ее исповедь завершилась. И отпустил ей грехи, после чего сам осенил себя крестным знамением.
А тогда он рассказывал и про вертухаев. Интересно, что он считал вертухаев из Средней Азии самыми лучшими. Говорил, что они справедливые, никого напрасно не ударят, не унижают. А вот вертухаи из славян, по его мнению, были подонками и конченными людьми. Им доставляло удовольствие избивать и издеваться над зеками. Да, не дай Бог попасть к ним в руки, говорил отец Дмитрий. Я ведь, братья, не просто тюрьмы окормляю. Я еще присматриваюсь, как оно там. В последние времена живем. Рано или поздно нас всех посадят. Скоро православных снова сажать будут, два старца об этом говорили. Церковная братия этим живо заинтересовалась. Все сядем, батюшка, стали говорить они ему. И спрашивали, какие вещи надо приготовить на случай ареста. Отец Дмитрий посоветовал им приготовить Евангелие, Молитвослов, пару свитеров, старое пальто и мешок с сухарями. И некоторые, включая набожную семью из дома напротив, действительно собрали себе узелки на случай ареста. И бабки тогда языками об этом чесали в церквях - что скоро снова будет гонение на православных. И что Пасха следующего года будет последней. Кто говорил, что потом будет Антихрист, кто говорил, что праздновать Пасху просто запретят. Еще говорили, что скоро провалиться под землю памятник Марксу и вся Красная Пресня, а мавзолей Ленина тоже провалился бы, но его удержат царские головы, якобы зарытые в основания его фундамента. Такие байки тогда ходили среди церковного люда.
Потом был мамин день рождения, на который я себе подвернул ногу. Потом 18 ноября я позвонил в это паломническое бюро, назвал номера путевок. Своей и Паломницы. Сказал на какой поезд мы взяли билеты, на какое число, какой вагон. Заказал два места в самой дешевой гостиницы. Мне сказали, что судно будет другим, тот лайнер на ремонте в верфи, меняется маршрут. Александрии и Синая не будет, но вместо них будут Рим, Салоники и Афон. Короче, все путем будет. Я позвонил и рассказал это Марии Паломнице. Во что выльется замена судна и изменение маршрута - ни я, ни она не предвидели. Да, мы все живем, судьбы своей не зная!
Приближался мой день рождения, когда мне должен был исполниться 31 год. В том году он выпадал на среду. Сначала маманя посоветовала пригласить мне отца Дмитрия и моих церковных друзей. А вот когда я их пригласил, маманя вдруг стала ныть, что накануне отъезда это так хлопотно и неудобно. Ведь мы разъезжались. Я ехал в паломническую поездку, а маманя - в Германию. В Мюнхен и Майнц. Я не спорю, действительно хлопотно. Но сначала сказать: позови всех, а потом, когда все уже приглашены, передумать и ругать меня, что это так захотел, что я настырный, что хороший бы сын сам отказался бы, подумав о том, что матери трудно все это будет - это только моя маманя так может. Мне ж неудобно было бы сначала пригласить, а потом вот так отказываться. Хотя, если говорить объективно, на фиг мне все это церковное кодло надо было в своем доме собирать. Ведь узнав, что отец Дмитрий принял приглашение, стали напрашиваться все. И так набралось 27 человек гостей, да еще шестеро потом явились посидеть за одним столом с любимым батюшкой без всякого приглашения.
В среду 25 вечерком пришла старушка - моя бывшая классная руководительница и мой одноклассник со своими родителями. Моя мама с его родаками давно дружила, а мы оба были замкнуты и холостые в нашем возрасте. Они хотели придти, маманя им ныть стала, что народу в воскресенья будет очень много и без них. Вот мы их вовсе не звали. Сами собой в среду вечером приперлись к вящему неудовольствию мамани Чего им от нас надо было - ума не приложу. Мне было с ними совершенно не о чем говорить. У нас были совершенно полярные политические взгляды, разные судьбы при общей замкнутости. Мне с ними было откровенно скучно. Правда, мать моего одноклассника мой (он был химик, как и его родители) похвасталась, что какая-то фирма заказала им произвести вещество. И хотя она, будучи химиком, прекрасно понимает, что заказан важный компонент наркотика, она рада за своего мужа и сына - хорошо заплатили. Потом мне стало казаться, что отец с сыном гнали в своей лаборатории рабочей экстази - позднее у них были неприятности с ментами, хотя обошлось и без привлечения их к уголовной ответственности. Но об этом они не любили распространятся.
Вечером 28 октября я пошел на воскресную всенощную, последнюю пред паломничеством моим. Там опрашивал публику. К моему изумлению, желающих в гости ко мне находилось все больше и больше. Всем хотелось послушать застольные беседы отца Дмитрия. Его базары за трапезой почему-то у меня ассоциировались с застольными беседами Гитлера, которые Борман (вроде Борман, а может и еще кто, я не помню точно) стенографировал. Возможно такая ассоциация была вызвана тем, что когда отец Дмитрий, дерябнув водяры или коньяку, а потом разбавив их кагором, похавав, начинал базарить, все замолкали. И буквально смотрели ему в рот, а училка Людочка и Лена ментовская чего-то записывали в свои блокноты. Наверно, точно также слушали застольные базары Гитлера его наперсники. У меня стали закрадываться определенные сомнения, как они все разместятся в нашей квартире все. Вернувшись домой, я сказал об этом мамане. Она готовила пироги к трапезе в честь моей днюхи и ожесточенно ворчала на меня.
А в воскресенье я встал в семь утра, похавал и пошел к воскресной обедне в ту же церковь. Скажу прямо. Обедни, во время которых совершается Евхаристия, мне наскучили в церковной жизни прежде всего. В них - минимум переменных частей, что меняются в зависимости от богослужебного устава. Я уже знал, когда чего возгласят или пропоют досконально, а перечень длинный имен во здравие или за упокой откровенно напрягал. Равно как и ожидание, пока все причастятся. Мне больше нравился суточный круг богослужений со стихирами и канонами. В текстах на старославянском я распознавал эстетически выраженную в православном мифе богословскую и этическую мысль. А таинство Евхаристии первоначально ассоциировалось у меня с человеческим жертвоприношением. Потом эта ассоциация поблекла. И от обедни осталось одна скукотища, которую скрашивали проповеди отца Дмитрия. Потом я стал замечать, что из года в год он говорит в одни и те же недели схожие весьма слова на текст евангельского зачала, читаемого в данное воскресение, согласно уставу. Что сказано, я уже заранее знал, а как будет сказано, становилось с каждым годом неинтереснее. Что я охладевал к церковной жизни и к православию вообще - тогда еще не знал. Но начиналось все именно так у меня.
Ну вот. Отстоял обедню, там опросил их. Они, блин, снова подтвердили, что будут. Шизанутая Софья Николаевна и Мария Паломница даже со мной домой пошли, чтобы помочь моей мамани в подготовке. Еще мамане помогала соседка толстая по кликухе Ленка Гербалайф. Только перетащили стол в комнату, разобрав и собрав его, только накрыли стол - началось! Начали прибывать гости. Один за другим. Сначала пришла Людочка и ее сестра Тамара. Вместе со своим мужем и двумя сыновьями, один из которых побывал в дурке, а другому только 10 лет было. Мамани они сразу не понравились. Потом пришло набожное семейство со своей десятилетней дочкой. И все было пока путем. Но около 17 часов на двух микробусах к моему дому прибыл весь церковный актив во главе с отцом Дмитрием. Увидев новых гостей, заходивших косяками в нашу квартиру, маманя просто побледнела. Прибыли почти что все. И малолетки - школьники, и все девчонки из церковного хора, и пацаны из церковного хора, и староста, и Лена пухлая, не сводившая глаз с отца Дмитрия и нежно ворковавшая с ним на ушко, и толстушка повариха. И староста. И черт знает кто. В нашей квартире сразу стало тесно. Отец Дмитрий осенил крестным знамением мою маманю и сказал ей: мир дому сему! Радуйся, жено о чаде своем! Маманя глубоко вздохнула и вылупила на него свои зенки. Ленка Гербалайф, уже крепко поддатая, тоже вылупила зенки на отца Дмитрия и густо покраснела. Батюшка! - игриво сказала она. А Вы такой молодой, такой красивый. Я таких попов еще не видела. В храм ходить надо, ответствовал ей отец Дмитрий. Тогда много чего интересного увидишь.
Отец Дмитрий прочитал над праздничным столом отрывок из псалма, спел ОТЧЕ НАШ вместе со всеми, осенил крестным знамением стол, налил себе стопку и чекалдыкнул, ни с кем не чокаясь. И стал хавать жадно. Маманя охуела от того, как церковные жадно набросились на трапезу. Все новоприбывшие жрали в три горла. Потом начали бухать, немного набухавшись, стали петь МНОГАЯ ЛЕТА, МНОГАЯ ЛЕТА! Мне и моей мамани. За столом одновременно разместиться все не могли, хавали в три очереди. Староста тянул шампанское прямо из горла. Молодняк частично засел у компа и стал играть в какую-то стрелялку, а частично стал смотреть мои церковные книги. Набожная мамаша из дома напротив спросила отца Дмитрия: батюшка, а вот в такие компьютерные игры, где стреляют, разве можно играть православным детям? Можно, ответил ей набухавшийся уже отец Дмитрий. Если стреляешь в хорватов, мусульман, ну, вообще во врагов православной веры. Надо сделать просто православные компьютерные игры. В том числе и со стрельбой. После этого начались его застольные беседы. Сначала про последние времена. Что скоро всех православных закроют или поставят им штрих-код на руку. Про самочинного патриарха украинского Филарета - есть слух, что вчера удавился, как Иуда (а тот цвел и пах на самом деле). Про экуменизм и жидомасонов коварных. Про то, что в русской церкви подспудно зреют здоровые тенденции. Расстригу Якунина отлучили от церкви, теперь архиереями ставят только преданных святоотеческому преданию. Да все равно последнее время. Вот-вот придет Антихрист. И все будет кончено. Он так базарил, базарил часа два. А потом вдруг прикапался ко мне.
Леонид, послушай смиренного иерея Димитрия! - начал он. Вот ты, за всю нашу общину едешь в Святую землю. И мы как бы провожаем тебя и напутствуем на прощание. И я пью за то, чтобы достойно представлял наш приход в Иерусалиме. Так там матушка Пелагея была, заметил я. Матушка Пелагея в счет не идет, ответствовал отец Дмитрий, опрокинув очередные сто грамм. Эта бабка меня конкретно достала уже. Она мне в грехах не кается, она рассказывает вместо этого, какая у нее плохая дочь и каких плохих мужиков она водит к себе в гости. И ты, матушка, - это он к Паломнице обратился, своей дочкой, своим зятем и своим внуком меня тоже достала. О своих грехах думать надо. Вот Леонид - он нас там всех представит достойно, за всех помолиться. И отец Дмитрий налил себе очередную стопку. И стал рассказывать, как злокозненные евреи едят кровь православных младенцев. При этом он сделал оговорку - что достоверно об этом никто не знает.
Ну, набрались мы там все изрядно. Лена пухлая стала жаться к отцу Дмитрию и нежно шептать ему: пора ехать. Батюшка, отвезите меня домой. Отец Дмитрий посмотрел на время. А уже девять часов вечера. Он перекрестился, прочел благодарственную молитву, да и свалил восвояси. А вместе с ним свалили все церковные. Осталась только шизанутая Софья Николаевна, Паломница, да толстуха-соседка. Стали доедать и допивать. За толстухой зашел ее муж, возвращавшийся с работы уже основательно бухим, увидел остатки праздничной трапезы и синьки. Сразу осел за стол и начал праздновать день моего рождения. Бабки сидели до одиннадцати вечера, а соседи - до половины второго ночи. Когда бабки свалили, чтобы добраться до дома, сосед вовсе набухался. И на замечания мамани, что он - образцовый муж, что у него будет как в старину, когда муж работает, а жена - украшение дома; что прямо как семья высшего общества, ответил так: в гробу я такое украшение видел! Дочери мои куда пойдут? Им одна дорога будет: ярмарка Коньково! Мне не надо втирать про высшее общество. Я - не интеллигент какой-нибудь. Толстуха попыталась его успокоить, а маманя сразу засунула язык в жопу. Потом мы до трех с помощью толстухи приводили нашу большую комнату в порядок, кое-как привели. Да и легли спать. Я засыпал с мыслью, что это - моя последняя ночь дома. А завтра - в путь - дорогу. В святый град Иерусалим. К моей мечте.
Встал поздно, часов в одиннадцать. Маманя покормила меня, я весь изнывал в предвкушении дороги, хотя вдруг впервые мне стало как-то стремно ехать одному заграницу. Как будет и что? А будь, что будет, решил я и сел за комп, чтобы наиграться в последний раз в свою любимую стратегию PANZERGENERAL. А мама пошла по лабазам собирать мне хавчик в дорогу. Она купила мне две копченых курицы, много колбасы, сыра, яичек, которые и наварила на дорогу. Потом стала собирать мне вещи, я собрал свои. На дорогу она купила мне большую китайскую сумку на колесиках, набила ее вещами, сказав: попроси Марию тебе погладить, еще собрала рюкзак и сумку с продуктами. А я собрал свою маленькую сумку, куда положил книги (я взял с собой «Иудейские древности» Иосифа Флавия и Фридриха Ницше, с которым я не расставался нигде), путевку, документы, ключи от квартиры и деньги. Маманя дала мне с собой 1300 долларов и семьдесят тогдашних штук на дорогу до Одессы. Доллары я заныкал в сумку эту (маманя наказывала мне не спускать с нее глаз) вместе с суммой чуть больше ста баксов, собранных от церковных на разные вещички церковные для них. Насовал туда записки, крестики, иконы, которые меня просили приложить ко всем святыням, какие только мне попадутся. Я взял с собой также и подаренную мне отцом Дмитрием икону Успения Богородицы с тем же намерением.
Маманя договорилась, что к полуночи за нами приедет шофер, услугами которого пользовались, когда в Москву приезжал доктор Метцнер. Шофера Этого звали Эдуард, а фамилия у него была чисто немецкая - Кригер. Он должен был отвезти меня, а по возвращении - встретить меня. Аналогично и с матушкой, отбывавшей в Германию, в тот день, когда я должен был отплыть из Одессы. Около десяти часов вечера, когда все было собрано, к нам зашел Алексей, глава набожной семьи из дома напротив. Которому его православная жена Наташа не давала со дня своего воцерковления, ссылаясь на посты церковные, а вне постов - на плохое самочувствие. Эта Наташа только молилась и кормила кота, да шастала по церквям и монастырям, а больше ничего и не делала. Матушка моя ее терпеть не могла, поскольку Наташа та поставила своей целью обратить ее в православие и воцерковить. Матушка договаривалась с Алексеем, что они присмотрят за нашей квартирой в наше отсутствие, будут поливать цветы. А кроме того, она будет звонить им из Германии, а я - буде представится возможность - им. И они будут передавать известия всякие позвонившей стороне. Алексей взялся за эту миссию, взял ключи от нашей квартиры, я показал ему, как открывать и закрывать замки. А он сунул мне очередную партию записок и двадцать баксов. Чтобы я купил для них какой-нибудь православный благочестивый сувенир.
В начале двенадцатого он ушел, я и маманя попили чай. Маманя подошла к окну и вдруг сказала: да Кригер приехал. Мы стали собираться. Я оделся в свою демисезонную куртку, теплые брюки, кепку на голову, осенние ботинки. Присели на дорогу. Даты возвращения я не знал, но знал, что поездка растянется на две-три недели. А какая будет погода, когда я вернусь, не замерзну ли тогда? - спросил я маманю. Она ответила, что если будет холодно, мне привезут на Киевский вокзал теплую одежду. Мы присели на дорогу и пошли. План лежал у меня дома, но я с собой его не брад. Я был только в начале моего торчевого поприща. И возить с собой запретное мне вовсе не хотелось.
Мы вышли из дома в теплую октябрьскую ночь, таща мои баулы. Дотащили до черного авто Кригера, погрузили их в багажник, сами загрузились в авто. Эдуард завел мотор, поехали. В том году стояла довольно теплая для конца октября погода. Около полуночи было где-то около +14. Когда мы выезжали из родного Очакова, я обратил внимание, что кругом клубится туман. Было тепло, слегка душновато и очень влажно. Мы ехали по ночной Москве к Киевскому вокзалу чрез Можайское шоссе и Кутузовский проспект.
Прибыли к Киевскому вокзалу, хотели войти в зал ожидания. Нам было известно, что на Киевском вокзале в одну из первых очередей появилась плата за вход в зал ожидания. Два амбала - охранника стояли и спрашивали билеты. Билет есть - пропускают без базара, билета нет - гони монету. С мамани запросили деньги. И матушка готова была заплатить, да водила Кригер сказал ей: на хуй не надо, пошли прямо на перрон. И обойдя Киевский вокзал слева, мы прошли на перрон. И встали у табло. А на нем уже светился, с какого пути отправляется поезд: МОСКВА - ОДЕССА. Ну. мы сразу и подорвались туда. Состав был уже подан, мы стали искать нужный вагон. У вагона уже топталась Мария Паломница со своим зятем, дочкой, внуком и неизвестным мне усатым мужиком. Это был их водила. Ну, и мы стали также топтаться, общаясь с ними в ожидании, когда объявят посадку.
Посадку объявили достаточно скоро, где четверть часа ждали всего лишь. Захлопали двери вагонов, стали выходить проводницы, пассажиры и провожающие загружались в вагоны. Мы потащили свои баулы в купе наше, Мария с удовольствием заняла верхнюю полку, загрузили наши вещи в отделения для них. Вслед за нами в купе влезла невысокая толстая очкастая тетя сорока пяти лет с еще более низким мужичком. Мужик тот начал сразу понты кидать: как всегда, кто первый зашел, все багажные места занял. Но тетка ему сказала: Макс, успокойся, у меня верхнее место, мое багажное место наверху. И психованный Макс, чертыхаясь, закидывал наверх ее баулы. А у нее одной их было столько, сколько у нас двоих. Зять Паломницы проверял, как запирается купе, очень обрадовался, увидев защелку работающую, посоветовал нам на ночь запереться изнутри. Маманя поцеловала меня, попросила позвонить ей по прибытие в Одессу. И свалила, вместе с родными Паломницами. Свалил с ними и взвинченный Макс. Потом под нами заскрипели колеса, перрон Киевского вокзала поплыл назад, и поезд медленно поехал по ночной Москве. Мария перекрестилась. Поезд шел медленно, медленно проплыл мимо родного Очаково, разгоняться стал только после Переделкино. Когда проезжали Внуково, в купе пришли проводники за билетами. Поддатые. Сказали непонятную цену за постель. Мы все переспросили: сколько? Полубухая проводница спросила: а вы чего, рублями платить будете? Давайте. И назвала уже понятную цену. Мы заплатили, получили полувлажное белье, застелили его. Примерно около половины третьего ночи я сходил в сортир и лег спать. И паче чаяния, уснул мгновенно.
Проснулся я где-то в темные октябрьские сумерки возле Брянска. Сходил в сортир. И пиздец! Вижу - это не сортир, а чистый аквариум мочи. Чего-то там засорилось, по полу сортира весело рябится моча. А слить-то хочется! Вот и сливаю там, оставляя потом в коридоре купейного вагона мокрые следы. Только вернулся - Мария Паломница встала. И тоже оставила мокрые следы после себя. Потом поезд остановился в Брянске. Вспомнив, что в компьютерной игре возле Брянска был аэродром, я как сам себя спросил: интересно, а возле Брянска есть аэродром на самом деле? Есть большой аэродром, ответила Мария. Я слышала. Вроде, для военных. Поезд поехал дальше, а проводница нам предложила чай. Мы еще в засранный сортир сходили, чай попили, похавали, снова чай попили. Только похавали - доехали до российско-украинской границы. Мы не знали этого. Думали - просто очередная станция. Как вдруг дверь купе открылась и пред нами предстали погранец и таможенник. И потребовали ксивы.
Я им сунул свой загранпаспорт, погранец молча глянул в него, глянул на мой фейс, сверяя. Ляпнул штамп и свалил. Тоже самое он сделал с паспортом Паломницы и той очкастой тети. Таможенник остался и стал спрашивать: сколько у каждого мест? Покажите. Показали. Таможенник позырил. Спрашивает: оружие есть? Все отвечают: нет? Наркотики есть? Нет. Валюта есть? Есть. Сколько. Говорим занижая цифру. В рублях есть, сколько? Говорим, округляя. Он спрашивает про рыжье, белье, камушки. У меня - нет, очкастая говорит, что на ней. А он спрашивает: иконы есть? Я говорю есть. Он так обрадовался и говорит: покажите. Я показываю ему ту, которую мне отец Дмитрий подарил. Он спрашивает: зачем везете? Я - приложить на гроб Господень в Иерусалиме. Молодой таможенник высовывается в коридор и кого-то зовет. Когда второй таможенник приходит, тот его спрашивает: вот заявили такую икону. Чего делать? Пришедший смотрит икону и начинает смеяться. Ты чего, антиквариат от бумажных икон отличить не можешь? Такие иконы в любом церковном ларьке продаются. Осел ты просто! Первый конфузится. И оба таможенника сваливают.
А вскоре и поезд заскрипел своими колесами под полом. Чрез десять минут заявились украинские погранцы. Тряхнули ксивы и молча свалили. Вслед за ними явились таможенники. Незалэжных таможенников интересовало только количество багажных мест. Удостоверившись в нем, они тоже тихо свалили. А мы поехали по самостийной Украине.
Мария Паломница будто сама себя спросила: а зачем они ходят? Чего они хотят? Да паспорта просто пачкают, ответила очкастая тетя. А я вижу, вы, как и я, едете. В Иерусалим. Вот так мы и познакомились. С этой очкастой тетей, которую звали Марина. Разговорились в пути. Мы все ждали Киева, но этот поезд объезжал его стороной. В недолгий последний день октября мы проехали Конотоп и Житомир. Областной центр, в области которого жила моя судьба будущая. А ей тогда было всего шестнадцать лет. Ехали под базары тети Марины.
Если судить по ее базарам, эта тетя была типичной представительницей так называемого формирующегося среднего класса. В советские времена почтовый ящик НИИ, теперь - рекламное агентство, где работала она на руководящей должности. И куда пристроила секретаршей свою дочку. Ее очень беспокоил вопрос: а вот двести долларов для восемнадцатилетней соплячки - это ж нормально вроде? Вот, я это ей сделала. Что я, что Паломница были от этого бесконечно далеки. Мы просто молчали. Паломница молчала, зевала и крестила рот, дабы туда не приникнул бес. А я молчал и зырился в окно по привычке, оставшейся с детства. А тетя Марина рассказывала, как ее нагрели с МММ. Мол, я понимаю, что играла, но кинули так, что я больше ни с кем играть не буду. Она удивилась, когда мы сказали, что тут не играли никогда. Мол, мы в такие игры не играем. Это тетя лоханулась не только с МММ. Она просто поехала в отпуск в знаменитые места. И не знала, в какую среду попадет.
Когда короткий октябрьский день догорел, к нам в купе проводница привела в дупль пьяного мужичка. От него за версту несло водочным перегаром, говорить он был неспособен. Общими усилиями мы водрузили его на свободную полку. И он захрапел. Так, что спать было невозможно. Где-то около полуночи проводница за ним зашла, еле добудилась и выставила его с его небольшим баулом на каком-то хохлацком полустанке. Вот только потом мы все и уснули.
Я проснулся в восемь утра, поезд катил по явной полустепи с холмами. Проследовал в сортир. Сортир был залит мочой еще больше, чем вчера. Чего-то там засорилось. Проводница потом всех разбудила, сказала, чтобы шли оправляться и умываться, а то скоро сортир закроют. Санитарная зона. Пока Паломница и тетя Марина ходили в сортир, проводница мне чай принесла. Я хавал, пил чай, то и дело бегая к «Титану» за кипятком. Мария и тетя Марина тоже похавали. Неожиданно поезд сбавил ход. И нас стала наваливаться Одесса. По пригородам Одессы и по городу долго ехали и медленно. Помню, тогда меня удивило обилие нацистской символики, которой были разрисованы стены домов. Свастика, молнии СС, обилие антисемитских и антиукраинских лозунгов: «СМЕРТЬ ЖИДАМ!», «ГИТЛЕР БЫЛ ПРАВ!», «ВОЗРОДИМ СС», «ДОЛОЙ УКРАIНУ!», «КРЫМ И ОДЕССУ - РОССИИ!». Была и чисто сатанинская символика. Меч, три шестерки, латинскими буквами слово «САТАНА». Поезд сбавлял скорость все больше и больше. И наконец под окном вагона оказался вокзальный перрон. Мы взяли наши баулы и вышли на сырой и тепловатый одесский осенний воздух. Под открытым небом было немного холоднее, чем в Москве при отъезде.
Тут вышел первый облом. Нам сказали, что встретят у вагонов, а нас там никто не встречал. Мы так позырили по сторонам, решили брать такси и ехать до гостиниц наших. Пошли к выходу с перрона. На выходе увидели плешивого очкастого мужика, который держал плакат с названием нашей гостиницы. Обрадовались и подорвались к нему. Он нас заверил, что все путем, номера нам забронированы, до гостиницы довезут. И предложил нам занять места в маршрутке. Мы заняли. Помимо нас там было шестеро монахов в рясах с нехарактерной для РПЦ скуфьей на голове. До них я таких шапочек не видел. Цилиндрической формы. Увидел только в Греции. Из их базаров мы поняли, что это монахи из Ярославской области. И они тоже едут в паломничество.
Ехать до гостиницы «Юность» было очень быстро. Мы там все выгрузились чрез четверть часа и пошли в фойе гостиницы со своими баулами. Ждали около сорока минут, пока девушка не начала оформлять паломников. Сначала оформили монахов из Ярославской области, потом подошли к стойке я и Мария Паломница. Толстоватая белобрысая баба посмотрела наши ксивы, сказала, что все сходиться. За ночевку здесь мы должны заплатить примерно шесть с половиной лимонов. Сколько?! - переспросила Мария и схватилась за сердце. Да карбованцев, не рублей, не волнуйтесь, успокаивала ее пухлая портье. На российские это примерно шестьдесят четыре тысячи будет. Тогда у нас цены были в тысячах, десятках тысяч, сотни тысяч. А на Украине - в десятках тысяч, сотнях тысяч, лимонов и десятков лимонов. Я спросил: а в долларах возьмете? Нет, сказала дама. Мне их, что ли менять идти? Сами сходите в обменник, поменяйте, расплатитесь. И сказала мне, как пройти в обменник.
Ну, Паломница осталась караулить вещи, а я пошел искать обменник по одесским улицам. Указанный в гостинице обменник был в тот день закрыт. Я стал бродить по улицам, ища другой. В поисках об Одессе сложилось мнение, что это город красивый, но очень грязный. Там в натуре тогда было грязнее, чем в Очаково. А вот девушки там были очень даже красивыми с характерным говорком. Чистой мовы на улице не слышал, ухом воспринималось, как какой-то диалект. Почалдонив минут двадцать, я нашел работающий обменник и поменял там баксы. Мне выдали солидную пачку каких-то узких разноцветных фантиков, отчасти похожих на узбекские сомы (поздняя аналогия). Я хорошо ориентируюсь, нашел ту гостиницу, мы расплатились, полная дама-портье долго пересчитывала карбованцы, выдала нам ключ от номера двухместного на четвертом этаже. И мы туда потащили свои баулы. Лифт не работал.
На этаже нас встретила низенькая седая коридорная, которую все называли бабой Женей. Она помогла нам донести баулы, запустила нас в небольшой холодный номер. И извинилась, что холодно. Отопление не работает. Так часто бывает. Горячая вода будет только с пяти до семи вечера. Хорошо хоть холодная есть, а то нередко бывает, что никакой вообще нет. Так бывает по Одессе этой осенью. Мы стали располагаться, поели, немного отдохнули. И решили остаток дня посмотреть Одессу. Марию заинтересовали церкви, которые она видела около вокзала. Кроме того, нам хотелось позвонить домой. Поэтому мы взяли небольшую сумму денег, вышли, спросили у бабы Жени, как нам проехать на вокзал. Она сказала, что надо ехать на трамвае, который ходил по соседней улице и выходить на пятой остановке. Ну, мы и пошли.
Улицу с трамвайной линией я приметил уже в поисках обменника. Сразу вышли на нее, нашли трамвайную остановку, спрашивали, в какую сторону ехать до вокзала. И вот что скажу: для моего уха одесские интонации отличны от киевских интонаций, а так речь была вполне понятной. Типичный суржинок. Русская речь с отдельными украинскими словами с какой-то певучей интонацией. Нашли быстро, там была почта и два магаза рядом с остановкой, трамвая ждали недолго. Он подошел, мы сели, хотели купить билет очень, а нам объяснили, что транспорт общественный на электромоторах в Одессе бесплатный. Общего пользования. Совершенно бесплатно мы доехали до вокзала, поменяли снова деньги на фантики с длинными нолями, приобрели на них жетоны для междугородних телефонов- автоматов. И стали звонить своим родным.
Я быстро услышал в трубке голос мамы. И по голосу понял, что она очень рада моему звонку. Спросила, как я. Коротко рассказал. Доехали благополучно, ничего не случилось, на вокзале поволновались, в гостинице нет отопления, теплой воды, завтра судно отходит в два часа. Матушка мне сказала, что завтра она в два часа вылетает в Мюнхен, а вернется неизвестно когда. Обратный билет у нее с открытой датой. Связь будем держать, как договаривались - чрез набожную семью из дома напротив, хотя Алексей - дурак.
Потом я и Паломница побродили вокруг вокзала, посетили храмы близлежащие. Они находились в процессе реставрации. Паломница крестилась на каждый храм с поясными поклонами, лобызала иконы, совала в ящики скромные пожертвования на восстановление храма. Ей хотелось посетить какой-то монастырь, но никто из местных не взялся указать ей до него дорогу. Как проехать, пройти. Так чалдонили долго. Раз вышли на улицу, с которой вдали мне открылось Черное море. А я его не видел уже тринадцать лет. И я с восторгом смотрел на него. Я люблю море.
Тогда на Украине время отличалось от московского на час назад. Когда солнце зашло, мы сели на трамвай и поехали к гостинице. Вышли на нужной остановке, увидели на улице крысу с длинным хвостом, купили помидоров у молоденькой продавщицы за рубли, которые она взяла весьма охотно. Уже совсем затемно вернулись в свой номер. Похавали, собрали вещи. За нами вроде обещали приехать в 10 утра, но точно никто не знал. Мы решили встать пораньше и ждать в фойе гостиницы. Для этого и собрали вещи. Потом разбирали записки, я переписывал их на английском, ведь подавать мы их собирались в земле Израиля. Как мог. А потом Мария Паломница попросила прочесть меня вечернее молитвенное правило. Я громко и звучно, как на клиросе, читал церковнославянские слова молитв, потом мы акафист пробовали прочесть вместе. Я - икос, Мария - кондак нараспев. Потом умылись холодной водой и легли спать. Мария уснула сразу и жутко захрапела. Полночи она не давала мне спать своим храпом. Потом я уснул.
Я проснулся раньше запланированного из-за холода. В окнах брезжил мутный свет ноябрьских утренних сумерек на фоне темно-серого неба. Паломница уже не спала и заботливо крестила себе рот, обороняя его от беса. Мы умылись, и она попросила прочесть меня утреннее правило, во время которого размашисто крестилась. Потом мы похавали, подъев остатки скоропортящихся продуктов. Попили чаю, да и стали паковать наши баулы. К девяти мы решили спускаться вниз. Вышли в коридор. Сонная баба Женя спросила - съезжаете, что ли? Так вы должны мне номер сдать. Я посмотрю. Зашла в наш номер, посмотрела, пересчитала полотенца и постельное белье, зачем-то пощупала шторы, сосчитала стаканы. И вынесла свой вердикт: все в порядке, идите. Лифт уже работал. И мы на лифте спустились вниз.
Внизу мы осели в фойе. Не только мы. Постепенно там накапливались паломники. В основном это были монахи, послушники, батюшки с семьями своими. И вот тут уже явно все пошло не так. Паломническое бюро за свой базар не ответило. Десять часов - автобуса нет. Одиннадцать часов - нет. Полдень - автобуса нет. Не раз выходила баба Женя и звала конкретно нас назад в номер. Мол, она принесет кипятка, хоть чаю горячего попьем. А мы были все в напряжении, в ожидании. И недоумевали - что это значит. Мне было ясно, что назначенное время полетело ко всем чертям. И не только мне. Другим тоже. Все уже начинали возмущаться. Баба Женя несколько раз появлялась. И тоже ругалась на эту фирму. И предлагала всем, кто с ее этажа зайти в номера, а она кипятку всем принесет, хоть чайку попьем. Но мы ждали. И не понимали, как ценен кипяток во время такого ожидания.
Только около половины первого пополудни прибыло несколько автобусов, к которым и потянулись паломники со своими баулами. Сначала мы загружали наши баулы в багажники автобусов, потом занимали в них места. А как было радостно, когда эти автобусы прибыли! Самое смешное, что дорога до морского вокзала оказалась достаточно короткой. Не больше 15 минут. Где-то пред морским вокзалом я увидел одесскую достопримечательность - памятник кардиналу Ришелье, неизвестно каким макаром взявшимся в Одессе. Но известным мне ранее из литературы. Только я на него посмотрел, автобус нас скатился вниз. И все стали выходить. Мы вышли, выгрузили наши баулы. И оказались на территории одесского морского вокзала. Где началось непонятное для нас. Вы грузились, зашли туда. И чего пошло дальше? Все торопились. Даже порт знаменитый я не окинул взором, не рассмотрел суда, причалы, бакены.
А дальше пошла неизвестность и паника. Нам сказали, что отплытие в два часа пополудни, вот-вот должна начаться регистрация. Рискуем на нее опоздать. А как зашли в этот морской вокзал - ничего не знаем. Просто ждем. Как говорится, ждем у моря погоды. Почти что в буквальном смысле. И ждем на баулах, потому что все сидения в пространном зале уже забиты крепко до нас. Ждем так. А тебе ни ответа, ни привета, ни голоса. Присаживайся на свои баулы в зале ожидания и жди черт знает чего. Паломница молча зевала и продолжала крестить свой рот. А я впервые понял, что тут что-то не то. Как при очередной кидке в наркомире ощущения были одни - недоумение, возмущение и надежда. Которая всегда умирает последней.
В течении часа мы просто ждали, что вот-вот объявят регистрацию или посадку. Во время этого ожидания я увидел, что большинство в зале ожидания - паломники. Их палили монашеские рясы, скуфьи, платочки на голове девушек, длинные юбки. Видел и с архиерейскими знаками достоинства. Все собирались в зал ожидания одесского морского вокзала. А по радио говорили, что специально для паломников при морском вокзале устроили часовню, где будут петь акафист Николая- Угоднику. Приглашали нас туда. Долговязый старик седой по соседству ныл нам, что неплохо бы было послушать акафист, Паломница - тоже. Могу отметить одно: тогда Паломница потерялась. Да и я потерялся. Все, что пришло мне в голову - надо позвонить мамане. Позвонил. Дома никого не было. Маманя отбыла в Германию. Набрал номер набожной семьи напротив. Поднял трубку Алексей. Спросил, как там, что, мол, я пока застрял в Одессе. Алексей сказал, что матушка уехала в Германию. Ну, на аэродром Шереметьево отбыла. Отбыла в слезах и на нервах. Видимо, я ей чего-то наговорил. Я простился в полном недоумении. Я ничего плохого матушке вчера не сказал. Откуда слезы? Или она чего-то чувствовала? Что у меня не в порядке?
Мы ждали, сидя на своих баулах в полной неизвестности. Люд, направлявшийся в паломничество, все прибывал и прибывал. Никакой инфы. Самое странное, что в этом морском вокзале не было тогда ларьков. Мария хотела пить, периодически пила воду из фонтана. Ею же смачивала лицо. Мы доели хавчик, оставшийся у нас. Случайно нас нашла наша попутчица по поезду тетя Марина очкастая, подцепившая за вечер какого-то хмыря. Она тоже была в полном недоумении. Было уже 15 часов. И полная неизвестность. Толком ни поесть, ни попить. Пока тетя Марина озвучивала это и хаяла родную страну, у меня в голове была одна мысль: эх, знала бы матушка, что со мной и где я. Я чувствовал себя полностью потерянным. Мария тоже растерялась. От нее я слышал одно нытье: лучше бы было не ехать. Мы думали, что просто опоздали. Что судно ушло без нас. И чувствовали себя просто потерянными. Мысль была одна: эх, знала бы это маманя моя, что сижу я здании морского вокзала голодный и неизвестно что дальше будет. Чтобы она сказала?
Зал морского вокзала просто рябил от черных ряс. Вдруг началось какое-то движение. Тетя Марина суетливо к нам подбежала и сказала, что начали регистрацию на посадку и на стол. Мы тут же подорвались. Встали в очередь, куда пристроилась эта тетя Марина. Я отвечаю. Прикинь. Долгое ожидание, столик и бабой в монашеской форме. Баба эта меня при моей очереди спрашивает: путевка? Я сую ей свою путевку и Паломницы. Она не глядя берет их и сует мне посадочные талоны. Где указан номер каюты и места. И название лайнера. «Лев Толстой». Но не указана цена, которую мы заплатили за путевки. Баба в скуфейке нам это сует и коротко говорит: по этим талонам записывайтесь в столовую. Тетя Марина за нами талдычит: я там тоже очередь заняла, идем!. Быстро идем. Тетя Марина записывает нас, себя и найденного ей хмыря на питание, получает талоны на питание на всех нас. На первую смену. Там нам советуют записаться на получение билетов. Тащимся с нашими баулами в новую импровизированную очередь. После этого ожидания всем хочется домой уже.
Отстояв там минут сорок, я подхожу к бабе темноволосой. Она замотана. Спрашивает: Вам куда до дома? В Москву, отвечаю я, протягивая ей свой загранпаспорт. С Вас 50 долларов, говорит она. Я начинаю возмущаться. Мол, у меня путевку отобрали, а там было написано, что к цене путевки я заплатил тридцать баксов. За билеты на поезд. Только вот в посадочном талоне этого не написано, а в путевке было написано. И чего мне, инвалиду детства, делать? Тетя откровенно грустнеет. Александр Юрьевич, вот этот говорит, что в Москве тридцать долларов заплатил за дорогу назад, чего делать, - громогласно спрашивает она. Возьми с него двадцать баксов, отвечает амбал в монашеской рясе за соседним столом, а тридцать - вот они. И сует ей зелень из кармана. И добавляет: с меня уже хватит. Еще немного, чую - нас всех на куски порвут. Тетя уточняет у меня мои данные и обещает мне билет на поезд до Москвы в день моего возвращения в Одессу. А Паломница, ничтоже не сумнясь, выложила зеленый полтинник дополнительно за билет в Москву домой. Когда мне она потом рассказала, зачерпывая ладошкой воду из фонтана, я стал укрепляться в мысли, что тут что-то не то. А она была просто рада. Что едет в паломническую поездку.
По радио перестали объявлять об акафисте Николаю-Угоднику и портовой часовне. Стали втирать, что пока мы ждем, кок специально для паломников на судне «Лев Толстой» приготовил очень вкусный обед, но надо немного подождать до посадки. Да я ж по жизни жду. А куда деваться? Все ждем, вроде как это фуфло захавали. Но настроение унылое и тревожное. Мысль одна: это что-то не то. Мария радуется, чего-то мне говорит про дочку, зятя, внука. А я уже не въезжаю. Мысль одна - это не то.
И только где-то без двадцати шесть вечера портовое радио объявило посадку благочестивых паломников, возлюбленных отцов, братьев и сестер. Мол, отплытие в 20 часов, спускайтесь вниз на регистрацию. Мы с Марией спустились одни из первых. И оказались у дверей с надписью МЫТНIЦА. Там нам сунули декларацию таможенную, написанную на русском языке. Там выделялся вопрос об украинских карбованцах. Мол, сколько их? Я заполнил декларацию себе. И увидел, как Паломница сует две штуки баксов в лифчик свой. Потом я заполнил декларацию Паломницы.
А дальше было просто и весело. Иду, стоят двое в таможенной форме украинской, сую им декларацию. Один из них мне говорит: вещи на ленту. Ставлю свои вещи на ленту, проходят, беру их. Другой таможенник мне говорит: проходите до паспортного контроля. А который со мной базарил, прикапался до Марии: у тебя украинские деньги есть? Есть, ответствовала Мария. Сколько? - спросил тот. Мария выложила ему, сжав в руке мелочь в карбованцах. Вот все, что есть, сказала она. Таможенники заржали. Другой сказал ей: матушка, до паспортного контроля иди, а?! И Мария пошла за мной.
Дальше было прикольно. Идем вперед, там такая будка. На которой написано латиницей PASSPORT CONTROL. Там сидит усатый в украинской форме погранца. Сверяет мой фейс с фоткой в загранпаспорте, смотрит посадочный талон, ляпает штамп в загранпаспорт. И говорит мне: пошел дальне по лестнице вверх. Я иду дальше. И оказываюсь прямо у кромки воды. Слева- лестница. Небольшое время жду Паломницы. Она выходит с недоумением. Говорит мне, что надо подниматься по лестнице наверх налево.
Мы тащим свои баулы и поднимаемся.. На третьем переходе до меня доходит, что поднимаемся на борт лайнера. Только дошло, вижу, стоит столик, баба, которая озабочена была насчет железнодорожных билетов, погранец в украинской форме в звании капитана. Погранец требует у меня загранпаспорт и посадочный талон. Последний он передает девушке. Та пару минут колдует над компом, а потом называет мне номер каюты. Мол, ступайте туда, там ваше место. Погранец объясняет, что мне надо спустится вниз и пройти по коридору. Я следую инструкциям со своими баулами. Загранпаспорт остается у администрации рейса.
Спускаюсь вниз, иду, нахожу указанную в ней каюту. Пока - там я один. Вроде двухместная каюта. Только иллюминатора нет, за который вроде я платил. Пока я стою в раздумьях, заходит монах с длинными волосами и в рясе. И первым делом спрашивает: а это каюта на сколько мест? Я говорю: я на двоих заказывал. Монах зырится по сторонам и неожиданно открывает верхнюю полку. Нет, говорит, она - на четверых. Тут залазит какой-то плешивый мужик. Первым делом кланяется мне в пояс. И говорит: батюшка, я вас очень прошу поменяться с нами местами. Тут у нас и батюшка поедет, и староста и бухгалтер. Хотим вместе ехать все. Да Вы же не в претензии будете? Ежели один едете? Мы ведь не рок - музыка какая-нибудь.
Вот так просят, Зоя. А мне - все равно. Меняюсь, говорю. Плешивый очень обрадовался. И взялся донести мои вещи до новой каюты. Пошли, тот плешивый помог донести. Каюта была в другом коридоре, но такого же типа. Четырехместная, ниже ватерлинии и никакого иллюминатора. Паломница попала в аналогичную каюту в конце коридора того же. В моей каюте были трое чернорясых мужиков. Они встретили меня равнодушно. По виду их было видно, что они чем-то крепко раздосадованы и огорчены. И откровенно злы.
Я поздоровался с ними, они - со мной. Стали знакомиться. Это были священники из Самарской области, Балаковского района. То есть, иереями были два брата. Отец Владимир, под сорок лет, матерый такой амбал в рясе, и отец Александр, приблизительно мой ровесник. Он такой чернявый, мускулистый, с жидкой бородой. С ними был еще худощавый испитый пацан 21 года. Отец Олег, только он был не иерей, а дьякон у своего друга и несомненно собутыльника отца Александра. Вот сейчас могу сказать: чувство у меня было примерно такое, как если бы я зашел в хату сизяка, и за мной захлопнулись тормоза. Чернорясые на меня недобро зырились. И первым делом стали выпытывать - кто я и откуда. Я им рассказал, что иду в паломничество, намыкался в морском вокзале, вообще-то посадочный талон у меня на другое место, но попросили поменяться. А мне все равно, я не против был. Так где мое место?
Все ясно, мрачно сказал отец Александр. Обули, как лоха. Место свободное на верху есть. Будешь над Володькой спать. Это мой братан старший. А заплатил-то сколько? 720 долларов, ответил я. Но мне обещали двухместную каюту с иллюминатором. Тут отцы злобно заржали. И наперебой стали мне рассказывать свою историю.
А история их была такова. Родные братья Владимир и Александр решили посмотреть святые места, там помолиться, причаститься. Ну, и матушкам, супругам своим их показать. Чтоб не скучно было, пригласили с собой своего давнего друга Олега, который был дьяконом у отца Александра. У отца дьякона лавэ было маловато, он купил себе самое дешевое место за 490 баксов, как и моя попутчица Мария Паломница. А батюшки взяли себе каюту -люкс двухместные. Для себя и своих возлюбленных матушек. Отец Александр заплатил полторы зеленые штуки за одно место, отец Владимир - 1700 баксов. За одно место. За матушек заплатили столько же. То есть, соответственно 3000 и 3400 баксов. А итоге все мы плывем в каюте четырехместной. Дьякон Олег и Мария Паломница не прогадали. Они получили свое место за 490 баксов, за которое и заплатили. Но мы почему-то оказались в одной с ними каюте. Как и матушки их оказались в такой же женской каюте. Семьи без детей разделяли. Мужиков - в один коридор, баб - в тот же коридор, но в каюты на другую сторону. Как позднее Оля про киевский спецприемник-распределитель рассказывала. Мужские хаты с одной стороны, женские - с другой. Закончил эту историю отец Александр чисто риторическим вопросом: нехило нас кинули, а?
Много воды с тех пор утекло. И с расстояния лет я не могу понять, что это было. Либо преднамеренное злоупотребление доверием, либо просто наше разпиздяйство и разгильдяйство. Суть в том, что тот лайнер, на который продавали путевки, компания та не зафрахтовала. Вместо него зафрахтовала два судна пассажирских меньшего водоизмещения. И паломнический туроператор просто не мог физически при всем желании обеспечить те места и те условия, за которые люди заплатили. А предмет ли это гражданско-правовой ответственности по закону о защите прав потребителя (как раз в том году Верховный суд обобщал в своих комментариях правоприменительную практику по этому закону) или предмет уголовного процесса по статье за фармазонство - я не знаю. Да мне это не было интересно. Скорее всего, у организаторов это паломничества получилось по словам газовщика: хотели, как лучше, а получилось, как всегда. Все-таки, я прежде всего в людях хорошее вижу.
Я молча стелил себе постель на второй полке и осматривал каюту. Чуть больше железнодорожного купе, санузел. В санузле - толчок, раковина и душ. Кондиционер на потолке, который не работал Шкаф для вещей, куда я засунул свои баулы еле-еле. Он и без того был забит баулами чернорясых. Спертый воздух. Две лесенки на стене. Они крепились сбоку, чтобы можно залезать на вторую полку. Полез на свое место, кое-как разложил там необходимые вещи. Тумбочку и столик внизу плотно забили батюшки. Когда я как-то устроился, отец Александр поинтересовался: а как тебя зовут-то, напомни. Леонид, ответил я. Лёня, слезай, давай коньяку дерябнем за паломничество наше. Я еще никогда не пил коньяка. Молча слез. Мне налили. Отец Александр спросил: тебе с запивкой надо? Я - с запивкой. Давай пепси вместе запьем. И налил мне пепси в другой стакан.
Вот так. Хочешь, верь, не веришь - прими за сказку. Но напоили крепкими алкогольными напитками меня впервые в жизни, впервые за 31 год, православные священники. И не только напоили. Системно поили. Это у нас стало просто вечерней традицией - бухать коньяк, портвейн, мартини. Я с непривычки быстро захмелел. А тут по бортовому радио объявляют: возлюбленные отцы, братия и сестры! На судне есть походная церковь. В ней чрез двадцать минут будет молебен святителю Николая-Чудотворцу. Вы можете помолиться за благополучное плавание. Отец Александр и отец Владимир сразу подорвали булки. А чего, пошли на молебен. Дьякон Олег остался в каюте. Во время молебна он тихо допил остатки коньяка. А мы пошли.
Я стал присматриваться к судну. Походная церковь была оборудована в зале судовой дискотеки с барной стойкой. Наставили икон, сделали что-то типа иконостаса. Зал дискотеки превратился в церковь судовую. В иных рейсах здесь танцевали, снимали девушек и дам, бухали, обжимались, целовались. А в этом рейсе, в который шел я - молились, каялись в грехах, слушали проповеди. Поднимаясь туда, я приметил монашку с неестественно большим носом, которая говорила чисто украинским говорком: а я пойду на МОЛЭБЭН!
После молебна паломников первой очереди питания по судовому радио пригласили в судовую столовку, которая звучно называлась рестораном. Я знал, что у меня первая очередь ( в отличие от самарских батюшек, у которых была вторая). Жрать очень хотелось. И я пошел туда. На входе симпатичные девушки смотрели талоны на питание. Посмотрев мой, какая-то длинноногая блондинка заорала: Оксана, этот - к тебе! Проводи его за стол. Ко мне подошла очень красивая девушка в белой форменной блузке и мини-юбке черного цвета. Мужчина, пройдемте, сказала она. И привела меня за стол. Где уже сидела прихуевшая Мария Паломница и наша попутчица тетя Марина очкастая со своим хмырем, подцепленным ею в Одессе. Я занял свое место. Официантка Оксана сказала: всех собрала. Какой стол брать будете? Простой или монастырский? Паломница и хмырь выбрали себе монастырский, а очкастая тетя и я - обычный. Хавать хотелось очень. Оксана все записывала в своем блокнотике. Пейте портвейн, сказала она. Мы чокнулись за отъезд и выпили. Тетя Марина была рада. Она нам говорила так: не, ребята, как хорошо. Две недели будем в салун ходить, фотографироваться, книжки читать. Она тогда еще не въехала, что попала не совсем туда, где ее понты формирующегося среднего класса будут восприниматься адекватно. Очкастая тетя просто поехала в отпуск. Не зная, что там ее будут учить молиться и поститься.
На ужин (первую нашу горячую трапезу за весь этот день) нас позвали в 19.00. Где-то полчаса или минут сорок мы хавали. В душную каюту мне идти не хотелось. Я вышел на палубу. Дул влажный ветер. Я чалдонил по палубе и смотрел. С палубы впервые увидел акваторию одесского порта, огороженную молом, несколько судов, причал, здание одесского морвокзала. Вдруг по радио стали объявлять: кто не согласен с условиями, кто не хочет отправляться, имеет 15 минут на то, чтобы покинуть судно. Мне стало непонятно: неужели есть и такие. Хотя понимал, что меня крепко наебали с каютой А чего делать? Я еще немного походил, увидел типа скамейки, присел там. Сидел там и думал - надо же было мне ввязаться снова в авантюру. Происходящее чем-то напоминало мне ситуацию двухгодичной давности у Дома Советов. Когда я оказался у неизвестных среди неизвестных ранее мне людей, среди совершенно неизвестной ранее мне обстановки. Под эти мысли причал дернулся назад. Повеяло ветром. Потом причал поплыл вбок. Судно пошло. Когда за бортом поплыл мол с бакеном, я стал чувствовать качку. Вечерние огни Одессы тихо уплывали вдаль. Судно уходило в открытое море.
Маманя всегда беспокоилась, как я буду переносить качку. А я ее спокойно переносил. Вот просто ее ногами чувствуешь - и все. Сначала - непривычно, чувствуется по первой. Чрез сутки такую качку просто перестаешь замечать. К ней привыкаешь Но это я. А многих слегка укачивало сразу. Ветер на палубе свежел. Мне стало холодно, и я предпочел спуститься вниз. К тому же я устал. Захожу в каюту, батюшки там пьют. К ним еще матушки их пришли. Матушка отца Владимира была постарше, но моего типа. Она мне очень нравилась и была простой женщиной. А вот матушка отца Александра была молоденькой броской девушкой повышенной противности. Капризной и вечно недовольной. Все бухали. Налили мне. Я выпил, стала жечь изжога, в голове шумело слегка. Заполз на свою верхнюю полку, да и уснул. Просто зарубило.
Проснулся я полседьмого. Лежа, чувствовал, что качает, но это уже воспринималось как данность, не вызывавшая никакого напряга. Слез со своей верхней полки, слил. Взял молитвослов, пошел в эту походную церковь. Пока шел, судовое радио объявило, что там будут совершать батюшки утреннее правило. Помолились вместе. Потом пошел, умылся. И снова в судовую столовку. Завтрак у паломников первой очереди питания был в восемь часов утра. В столовку я пришел первым. Потом туда подгребла Паломница, потом - очкастая тетя Марина со своим хмырем-гадом. Там он нам рассказал, что является главой администрации города Егорьевска Московской области. То есть, гадом, как их величали в газете «Завтра». На каждого едока был бокал портвейна. Ну, какое-то крепленное вино, градусов на 16-18. Не то пойло, что у нас алкашня бухает. Мы выпили за наше паломничество, обменивались впечатлениями. Тетя Марина рассказывала, что она попала в каюту с молодоженами и матерью девушки. То есть, пара с тещей ехала с намерением повенчаться в Иерусалиме. В каюте молодые молились, клали земные поклоны, мать девушки не расставалась с четками и черным платком даже ночью - так и спала. Она хотела почитать книжку и обнаружила, что хороший сборник детективов оставила дома, а вместо него взяла телефонный справочник.
Паломницу напрягала качка. Она крестилась и говорила, что не думала, что так будет. В остальном она была настроена благодушно, а гад, которого звали Андреем, был благодушнее еще более. Я же поначалу стремался, думая, что в тесной и душной каюте с тремя отцами мне будет не очень уютно. Плюс гарантировано хроническое двухнедельное недосыпание - все отцы молодецки храпели. Кормили хорошо. За это паломничество я поправился на 12 кг, когда вернулся, некоторые брюки на мне уже не застегивались. У меня после этого на пять лет сложилась тенденция полнеть с каждым годом все больше и больше. Этот Андрей сказал, что будет общее собрание в походной церкви, а кроме того, днем и вечером разные батюшки будут проводить там катехизаторские беседы и вообще беседы о православии и православной жизни. Похавав, я пошел бродить по судну. И первым делом решил обследовать палубу.
Где-то я полчаса погулял так, вышел на нос. Судно шло по Черному морю с волнением около трех баллов. Навстречу катили волны с гребешками. Ветер был свежим. Судно шло по морской пучине Совершенно одно - вокруг было именно бескрайнее море, только слева по борту похоже вдали чадило какое-то судно. Я так смотрел на бескрайнее море и думал: а на фиг это все мне было надо? Большую часть пути я проведу в море, а не в Иерусалиме. Но в море вообще-то хорошо.
Неожиданно я увидел Паломницу, вышедшую на палубу в большой растерянности. Она была какая-то не такая, как всегда. Подошла ко мне и начала: я даже не знаю, как сказать. Ничего хорошего я уже не ждал. И спросил: а чего случилось? Паломница замялась. Не знаю, начала отвечать она. Ты знаешь отца Виктора? Молодого, с длинной бородой? Да, он мою бабушку отпевал, ответил я. Так у меня в каюте его матушка Ирина со своим сыном! Каютами поменялась! - затараторила Паломница. Она попала в купе, где поехала рок-музыка! И ушла от них. И оказалась в моей каюте! Я слышал эти базары. Что с нами на теплоходе едет какая-то музыкальная группа. Которая играет рок. У благочестивых паломников это был своего рода прикол: а вот ты окажешься в одной каюте с рок - музыкантом и ..... Супруге тихого и застенчивого отца Виктора этот жребий выпал. И она предпочла от них уйти в худшие условия с ребенком, нежели оставаться в одной каюте с теми, кого церковный люд считал исчадиями ада.
Ну, Мария нас познакомила. Матушка Ирина оказалась такой тихой замотанной семейной женщиной. А ее шестилетний Виталик (я люблю детей этого возраста, охотно занимаюсь с ними) просто сразу прилип ко мне. Гуляли по палубе. Потом он залез на мостик, полезли вместе. У матушки Ирины ветер завернул наверх юбку. И я в натуре видел ее толстые ляжки. Потом мальчик хотел еще выше залезть, а матушка Ирина сказала: хватит гулять. Тут у меня юбку чуть не сдуло, а если выше поднимемся, точно трусы сдует. И она с сыном и Паломницей спустилась вниз, а я последовал их примеру, немного подмерзнув на свежем морском ветру.
Потом было безобразное собрание. На которое я пришел вместе с Марией Паломницей, да и со всеми. Кипеж там был еще тот. Человек двадцать остались вообще без кают. Один паломник с Алтая ночевал просто в душе. Там я увидел в первый и последний раз директора нашего рейса ( так его называли) некоего Манько. И его бабу - которая оформляла в Одесском порту мне обратные билеты из Одессы в Москву. Это супружеская чета в натуре всем толкала фуфло, что наше паломничество - чисто добрый жест с их стороны. Что оплата за путевки вовсе не окупает себестоимость поездки. А чтоб окупилась - каждый из нас должен им добавить баксов 300-400. Вот тогда все будет в порядке. Но они православные и добрые. Согласны и за свой счет отправлять нас в Святую землю. И имеют на это благословение патриарха. Да вот, бес крутит некоторых паломников. Кто преодолел беса, пусть напишет патриарху, что претензий не имеет У них просто не хватило денег зафрахтовать судно, где всем бы были обеспечены проплаченные места. Ничего, разница пойдет на хавчик, за посещение святых мест будем меньше платить. Вот что они втирали
После супругов Манько выступал галицийский владыка, который их полностью поддерживал. Ребята, братья и сестры, нам смириться всем надо, это потом зачтется. Будем в Иерусалиме, все получим благодать. За добродетель смирения. Потом выступал отец Герман. Такой плешивый иеромонах, который порывался окормлять и наставлять всех паломников. На мой взгляд - типичный младостарец. Но его большая часть паломников считала за кого-то великого. Он сразу очутился в атмосфере какого-то невротического почитания. Суть его выступления сводилась к тому, что все путем. Нас наебали, но нам самим это нужно. Вот такая наебка. Искушение. Это - для спасения наших душ. Надо смириться и в смирении получить благодать. Примерно около пятидесяти душ с этим не согласились. И подняли такой кипеж, что мозги у меня стали ворочаться. И я предпочел просто свалить оттуда. Деньги никому не вернули, хотя и обещали вернуть. Чего это было? Лохотрон под крышей Московской патриархии. Вот так с расстояния лет могу сказать. Пошел в свою душную каюту, да и зарубился там. Спал до 16 часов местного времени. Кстати, обедом нас то кормили, то не кормили. В тот день - не кормили. И поэтому я решил просто отоспаться. И зарубился в послеобеденный сон.
Потом так встал, почалдонил по судну, пошел в походную церковь на вечерний молебен с акафистом Приснодеве. При окончании службы в ней судовое радио объявило, что судно наше проходит чрез Босфор. И скоро должны проследовать мимо Стамбула. Паломница молилась. И сказала как бы самой себе: здесь важнее. Но я решил посмотреть, что делается наружи. И поднялся на верхнюю палубу и пошел на нос. Мне хотелось посмотреть на Стамбул. Древность-то какая! Византия, Константинополь, Царьград, Стамбул. Город, на воротах которого давным - давно викингский конунг Хельги, он же великий князь Олег, прибил свой щит. О чем я раньше только читал, а теперь увижу своими глазами это место. На котором все это происходило давным-давно.
В Черном море меня поразил однообразный вид морской пучины. Теперь судно шло в окружении крутых обрывов с двух сторон, на которых горели огни. Я видел другие суда, впереди по носу - марево города в облаках, проезжающие на берегу автомобили с фарами. По судовому радио рассказывали историю пролива Босфор ( если бы не суда, я бы вполне мог его переплыть) и города с давней историей, который менял названия. Судно проходило память о древнегреческих полисах, страстях Александра Македонского, Римской империи, Византии, преемнице Рима, Блистательной порты. Я узнал, что в свое время на этих горах были расквартированы наши казаки. Во время восстания в Египте, царь Николай I, верный обязательствам Священного союза, послал сюда казачью часть, спасая султана Оттоманской империи, носившего титул повелителя правоверных. С Портой этой Россия воевала веками, но порой выручала. А скалы по бокам все сужались, свет города становился ярче. По двум бортам мимо был Царьград. Город византийский василевсов и турецких султанов, называемый теперь Стамбулом. Увидев его, я понял, что мучался не зря. А рядом со мной стояла матушка отца Владимира и матушка Ирина с ребенком. Обе лихорадочно записывали в блокнот то, что им вещало судовое радио.
Берег все светлел, мы шли чрез большой город. Справа была Европа географически, Слева - Малая Азия. С берега были слышны гудки авто и вообще - городской шум. Прошли под самым большим мостом, связывающим оба континента, как нам провещали динамики, увидели айю - Софию и мечеть с шестью минаретами. Нам рассказали, что архитектор, планировавший ее, был туговат на уши. Султан ему заказал самую золотую мечеть, в смысле, самую красивую, а тот плохо расслышал и решил, что ему заказывают мечеть с шестью минаретами. И так построил. Беда вся была в том, что в Мекке тогда была мечеть с пятью минаретами. Но султану здание понравилось, он просто достроил два минарета к Каабе. Так нам рассказали. А ветер нес с берега запах выхлопных газов, кофе и шашлыков, был слышен городской шум большого города. Стамбул проплывал мимо. Потом по радио пригласили первую очередь питания с столовку. Я пошел, похавал, выпил портвейна. А потом снова вышел на палубу. Стамбул светил за кормой своими тающими огнями. Судно шло уже по Мраморному морю. Справа по борту я видел далекие береговые огни. И пошел спать.
А пока я спал, судно прошло Мраморное море и Дарданеллы (я их видел только на обратном пути, Босфор зрелищнее). Проснулся я уже в Эгейском море. Когда после завтрака пошел погулять на палубу, с носа корабля в левом направлении увидел как бы две скалы в очень большом отдалении. Вдруг по радио судовому объявили, что виден вдали остров Лесбос, который мы проходим. Вот так я увидел горы острова, название которого стало обозначением однополой любви у девушек. По сравнению с предыдущим днем потеплело. Судно шло на юг. Я уже по палубе гулял без плаща.
Потом я разыскал Марию Паломницу в походной церкви на проповеди отца Германа. Отец Герман - это тип массовика-затейника, гида. Умел добиваться внимания и удерживать его у публике. Но в тот день это внимание и соответственно лавры перешиб парень с всклокоченными жидкими волосами в потертом клифте. Отец Герман рассказывал про отчитки своего тезки из Лавры. А тот парень встал и громко заявил: Я хочу сделать заявление. Меня долгое время преследует мафия, меня хотят убить. Мать хотела отчитать меня от мафии, вот поехали к гробу Господню. Но мафия коварная проникла на корабль. Я предупреждаю, что сегодня ночью меня убьют ритуально. Я стану мучеником за Христа. Эта мафия = христоненавистники и сатанисты. Они посадили в меня беса. Им нужно убивать всех православных. Я просто предупреждаю всех. Я скорее всего до утра не доживу. Но знайте, православные! Мафия - не дремлет, мафия - на корабле!. А меня - убьют! Отец Герман пробовал было его осенить своим наперстным крестом, но парень тот дико завыл. Чрез два часа я его видел у игровых автоматов (они были выключены). Он просто дергал ручки и громко возмущался, что мафия отключила все автоматы. А где-то около шестнадцати часов местного времени, когда я гулял после обеда, судно по левому борту прошло мимо приметного и большого острова, на котором я рассмотрел приличного размера город. Судовое радио объявило, что это - остров Икария. Дали его географические координаты и рассказали легенду об Икаре и Дедале. Якобы Икар утонул около этого острова.
Странно, мы шли по греческому архипелагу, а видели-то всего два острова. Пред ночью я в каюте не знал, куда мне деваться. К батюшкам пришли их матушки. Матушки ходили скандалить к одесскому фармазону Манько. Видимо, они ему очень надоели, требуя взад деньги шумно. Потому что он сказал им: учтите, здесь есть люди, которые всех вас быстро успокоят. И скорбно вздохнув, молча вернул им штуку баксов. Вторую штуку пообещал вернуть по возвращении в Одессу. Матушки были этим очень довольны. И по возвращении в Москву похвалялись выбить третью зеленую штуку с адреса: Гончарная, 6. А иначе они там полный погром устроят. Под это дело бухали виски. Ну, мне налили, само собой. Меня сначала затошнило, а потом просто зарубило. Только залез на свою верхнюю полку - зарубился.
Утром просыпаюсь - на молитву, потом на палубу. Кругом - чистое море. Где-то вдали шло другое судно. Отметил, что ветер стал крепче, волнение усилилось приметно, все волны идут с гребешками. Но при этом даже с утра стало еще теплее. Потом в столовку. Там были все, кроме Паломницы. Ее укачивало, она чего решила не есть, я охотно съел ее порцию. Потом стал гулять по палубе. Во время прогулки обратил внимание, что на палубе объявился экипаж. Они с рациями осматривали все шлюпки. По радио предупредили, что будет учение экипажа, на котором нас никак не побеспокоят. Хотя учебная тревога не исключена для всех. Самарские батюшки внимательно изучали правила и спасательные жилеты. Как там в шлюпки садиться, как спасательные жилеты, бывшие в каждой каюте одевать. Усиливавшееся волнение они приписывали проходящим мимо судам, как это бывает на Волге. К морским реалиям они были совершенно непривычными. Мне чего-то они не нравились. Я предпочитал читать «Иудейские древности» Иосифа Флавия на палубе или просто чалдонить по ней, дыша свежим морским воздухом, чем быть с ними в душной каюте, где не работал кондиционер. Матушек их я чисто физически переносить не мог. Просто тошно становилось. Тем более что отец Александр лапал свою жену никого не стесняясь А мне ж тоже хочется, а лапать тогда было некого.
В обед бледно-зеленоватая Паломница рискнула выйти, но есть не смогла. Ее нехило тошнило. Гад Андрей рассказал за столом, что тот парень, что выступал насчет мафии, пропал; бросился в море, видимо. Не сам по себе, бес его бросил. Это был душевнобольной, видимо - шизофреник. Его повезли в паломничество религиозные мать и бабка, думая, что это ему поможет. Но бесноватому ничего помочь не могло. Бес заставил его устроить скандал, а потом - или спрятаться в трюме или броситься в море (о судьбе этого парня озвучивались разные версии: то, что он утопился в море, что судно делало круг, ища его; то, что где-то спрятался в трюме; что с ним было в натуре, я не знаю, просто он устроил этот кипеж с мафией и пропал, ехал со своей матерью и бабушкой, которые надеялись на чудо исцеления и избавления его от беса; его искали, но так и не нашли). Я сам был очевидцем, что парень поднял кипеж и орал хуйню всякую, потом был очевидцем осмотра членами экипажа с рациями шлюпок. Остальное я знаю только со слов попутчиков. Чего в натуре было - не знаю.
Потом был день ожидания 6 ноября. Мы шли уже по Средиземному морю с волнением в четыре балла. Стало еще теплее. И я ходил по палубе в рубашке с короткими рукавами. И чисто наслаждался свежим морским воздухом, который стал теплым и влажным. Ночью должна была показаться земля Израиля. Нас расписывали по группам, просили бабла за экскурсии (75 баксов). Платил, записали. Меня и Марию Паломницу записали в пятую группу. Духовным руководителем нашей группы был отец Сергий. Бывший хирург, а ныне - священник в сером подряснике. День этот мне запомнился прежде всего очередями на исповедь. Все хотели покаяться, батюшки уже чуток прихуели от количества кающихся грешников. Я попал на исповедь к совершенно левому священнику. Пытался рассказать ему все. Священника заинтересовало одно: как я избежал призыва в армию. Просто выпытывать стал. Рассказал ему про эпилепсию и дурку. Батюшка спросил: а сколько в дурке лежать надо, чтоб непригодным к военной службе признали? Я сказал, что семь недель лежал, а вот все время тянет рукоделием заниматься, терпеть никак не могу. И батя этот мне сказал: ну, приезжай ко мне под Саранск, я тебя с такими девчонками познакомлю, что больше ты в этом грехе никому исповедываться не будешь. А вот за то, что ты научил, как от армии откосить можно - сердечно благодарю. Все грехи отпускаю. Хочешь - дрочи дальше, хочешь - в Саранск приезжай. Я так и не узнал, чего там такое в Саранске есть. Что саранские девчонки дают первому встречному - чего-то не верится. Чего этот батюшка мне втирать стал про Саранск?
Гуляя по палубе (из-за усиливающегося волнения нос судна был закрыт; по радио судовому советовали не посещать нос и корму), я услышал, как в одной кучке девушек обсуждалось предложение: не спать всю ночь и встречать Израиль. Это идея мне понравилась. И во время ужина я предложил тоже самое Паломнице. Но она не захотела. А Андрей сказал мне, что лучше было бы молиться всю ночь, а так просто не спать и слоняться по палубе не имеет никакого смысла. Он рассказал также, что наше паломничество может сорваться. Замочили израильского премьера. Про этот громкий и совершенно нетипичный для государства Израиль терракт я услышал впервые. Я не помню, чтобы на судне у кого-либо были транзисторы, мы были отрезаны от новостей. О происходящем узнавали посредством слухов. Запустили парашу, что из-за этого политического убийства Иерусалим будет закрыт. Андрей даже спросил это у духовного руководителя своей группы отца Германа. Тот ответил ему с улыбкой: как Бог даст, чадо, возложи все упование на него. Еще пустили парашу про волнения в Москве. Якобы в ноябрьские празднике в Москве будет очередной переворот.
Церковный люд вообще живет слухами, а уж тут-то, в условиях некоторого информационного вакуума и изолированности - тем более. Слухами в основном обменивались в походной церкви. Отец Герман там залезал за пустую барную стойку и гнал оттуда свои телеги. Но в тот вечер некий архимандрит вызвался рассказать о земле Израиля и ее святынях. Он начал с того, что паломники должны прежде всего осознать: они едут в нехристианскую и неправославную землю. И увидят там много непривычного. Там вот можно, например, идти крестным ходом, а магометяне включают мегафон и начинают с минарета поносить Христа и Матерь Божию. Надо смириться с этим. Многие святыни захвачены католиками, да арабские и греческие православные церкви вовсе не похожи на наши. Греки храмы не убирают и не украшают их. В них нет живого религиозного чувства русского народа - единственного по-настоящему православного народа на земле. Кроме того, мы увидим синагоги. Вот есть гробница царя Давида, но там синагога, обстановка там очень тяжелая. Под порогом любой синагоги зарыты крест и Евангелие, так что мы туда не пойдем.
Этого архимандрита попросили рассказать что-нибудь об иудеях. Он оживился и начал рассказывать, да такое, что у меня сразу повяли уши. Смысл этой лекции сводился к тому, что смысл духовной жизни иудеев состоит в ненависти к Христу и христианам. Кроме того, у них много разных нелепых законов, которые они же сами не соблюдают, но хотят заставить соблюдать всех остальных. Так, например, им запрещено разводить свиней в земле Израиля, но они ловко обходят этот закон. Свинофермы ставят на сваях. И получается такая отмазка: свиней держат не на земле. И вот все свои законы они также ловко обходят. Да и вообще, Талмуд - это книга, учащая жить в ненависти к христианам. Будучи немного знаком с талмудической казуистикой, я тут просто ржал внутри. Тут со стороны церковной публики посыпались вопросы лектору - архимандриту. Что он скажет про знаменитые «Протоколы сионских мудрецов»? Что ему известно о сионистском заговоре против православия? Правда ли, что врачи-евреи умерщвляют своих православных пациентов? А правда, что евреи на Пасху разговляются христианской кровью? Архимандрит сам немного опешил. И сказал, что на такие вопросы он будет отвечать только приватно. Иначе ни ему, ни вопрошающим из земли Израиля просто живыми не вернуться. И церковные бабки с монашками стали перетирать все это между собой. Иные вздыхали и высказывались в том духе, что в этом паломничестве им доведется пострадать за Христа. А я вышел на палубу в полном недоумении. Я-то думал, что чего-то интересное расскажут, а тут такое фуфло толкали. И церковная публика его жадно захавывала.
После ужина я долго не спал, бродил по палубе. Интересно, что после десяти вечера на палубу редко, кто выходил. С точки зрения очкастой тети Марины, Паломницы и других церковных старух, я был просто отчаянным. Их удивляло, как я не боюсь, что мне кто-то чего-то сделает. Я ж говорил про атмосферу неадекватного страха, царившую в то время. Естественно, она присутствовала и на судне. Кто чего мне мог сделать? И главное - по какой причине? Я задавал им эти вопросы, а они мне отвечали, что я просто безрассудный смельчак. Море тогда стало спокойнее. Около одиннадцати вечера вышли подышать воздухом пред сном две официантки, которые обслуживали наш стол. Оксана и Таня. Они поинтересовались, чего я не сплю. Я им рассказал, что хочу увидеть одним из первых землю Израиля. Поболтал немного с ними. Потом они ушли, да и я, почувствовав, что начал основательно подмерзать, пошел все-таки спать.
А утром проснулся в начале седьмого утра. И тут по судовому радио стали объявлять, что находимся мы в порту города Хайфы, что первая очередь питания ожидается в столовке в семь часов, что в девять надо получить сухой паек. И следовать дальнейшим указаниям. Я тогда умывался. И поскорее подорвался. Выбежал на палубу посмотреть, что к чему. В утренних сумерках я увидел мол портовый, множество, судов, городские огни на берегу. Пошел в столовку. Мария была радостной, за едой крестилась чаще обычного и повторяла: сподобил Господь прибыть. Завтрак был для всех постным, потому что почти все собирались причаститься в храме Воскресения Христова в Иерусалиме. Быстро поели, почти не разговаривая. И я снова пошел на палубу.
Судно стояло в большом порту кормой к берегу. По бокам были видны другие лайнеры и сухогрузы, бросившие якорь в порту города Хайфы, мол, с причалившими катерами. А с кормы, где все и собирались, открывался чудесный вид на Хайфу. Грузовики, контейнеры с платформами, здание морского вокзала, над которым развивался бело-синий (по цветам талита) флаг государства Израиль со звездой Давида. А дальше на склонах гор рассыпался белокаменный город с темно-оранжевыми крышами. Горы помимо домов имели темно-зеленую растительность со светло-желтыми прогалинами. Вдали на вершине горы были видны два высотных здания. С какими-то маленькими куполами на верху. Это была Хайфа. Город у горы Кармил, которая в библейские времена была покрыта густыми лесами. И была синонимом лесной чащи в земле Израиля. Вот они - библейские места! Где совершались чудеса. И мне очень захотелось поскорее вступить на эту землю.
Где-то около девяти начали объявлять по радио судовому, что нам надо получить свои загранпаспорта по посадочным талонам своим и по номеру групп экскурсионных, в которые мы записаны. А потом пройти в походную церковь, где с нами будут заниматься представители пограничных и таможенных властей государства Израиль. Предупредили, что они проверяют и вещи и особенно личности въезжающих. Пошел за загранпаспортом, в дикой сутолке получил его, пошел по новому объявлению за сухим пайком. Его получил быстро, потом пошел в каюту собраться в дорогу. Там суетились самарские батюшки. Я быстро забрался, засунул в сумку 450 баксов. Вдруг чего-то куплю. 150 баксов я засунул в лопатник свой, а 300 - в карман внутренний своей любимой сумки. Одел клетчатую рубашку, серые брюки, ветровку, ботинки, водрузил кепку на голову - и пошел. Чтобы наконец-то вступить на землю Израиля.
Первым делом потащил свою сумку и пакет с сухим пайком в бар у самого выхода. Там сидели израильские погранцы, причем больше половины - симпатичные девушке в военной форме. Полчаса я ждал очереди, потом подошел к смуглой пограничнице с черными вьющимися волосами и сказал: Шалом! Здравствуйте, ответила она мне на русском с сильным южным акцентом. Добро пожаловать в Израиль! Полистала мой паспорт, сверила фотку с фейсом, быстро вложила мне талон со штампом в паспорт и пропустила. Я пошел к трапу, там еще один погранец ломанул ксивы. И я пошел вниз. Скоро мои ноги вступили наконец-то на благословенную землю праотцов.
Там нас ждали автобусы, аналогичные автобусам в аэропортах. Нас отвезли к зданию морвокзала, там быстро прокатили наши вещи чрез детекторы, еще раз тряхнули ксивы. И пропустили в город. На площади с другой стороны морского вокзала нас ждал где-то штук тридцать туристических автобусов. Стали разбредаться по группам. Я приметил высокого мужика с табличкой с цифрой пять. Рядом с ним уже ошивалась целая куча паломников. Там я приметил и нашего духовного руководителя отца Сергия в сером подряснике, Марию Паломницу и матушку Ирину с Виталиком, который шустро бегал кругом матери. Я быстро подгреб к ним. Паломница выглядела очень растерянной и настороженно зырилась по сторонам.
Я не успел толком ничего осмотреть вокруг, как подъехал большой автобус, открыл две двери. Мужик с плакатом предложил нам занимать места в нем. Паломники стали толкаться и пихаться, залезая в автобус. Я и Мария зашли сзади, за нами залезла матушка Ирина с мальчиком. Мы заняли последнее место слева с Марией, а она - последнее справа. Я стал осматривать автобус. В таком автобусе я был впервые, на автобусы наши, в которых я ездил в Дивеево и в Оптину пустынь, были совершенно не похожи. Размером больше, с сортиром, с теликом, с кондиционером, мягкие кресла. Гораздо более комфортабельный, чем те, в которых я ранее ездил. Ждали мы так минут двадцать. Потом рослый мужик с плакатом залез в автобус, водила завел мотор. А мужик тот лысый взял микрофон и представился. Шалом, дорогие соотечественники. Меня зовут Боря, я - ваш гид, ваш покорный слуга. Сейчас всех пересчитаю и поедем, куда надо. Я сам из Ленинграда, пересчитал, посмотрел в бумажку. И мы поехали по улицам Хайфы.
Пока мы ехали по Хайфе, веселый Боря рассказывал нам о нашей программе. В Иерусалиме похороны убиенного премьера, вроде туда даже Черная морда пожаловала, но не помню точно; но после похорон его мы обязательно будем в Иерусалиме. А сейчас мы Вифлеем, где родился Иисус, завтра - в Галилею. Он извиняется за возможные неудобства, для всех граждан Израиля случившееся - неслыханное дело. К террору Израилю не привыкать, но террор всегда приходил извне, а вот как в этот раз - такого еще никогда не было. Тем не менее наше паломничество состоится. Мы едем чрез Самарию в Иудею. Под эти базары автобус выехал из Хайфы, повернул налево. И с левой стороны ехал мимо горы довольно высокой. Внизу ее была темно-зеленая растительность, а на две трети она была пустынного вида. Вершину ее украшали здания, напоминавшие издали неровные зубы или зубцы средневековой крепости. Боря сказал, что это гора Кармил. Та самая. И на ней есть католический монастырь на месте пещеры, где давно жил пророк Илия. Я смотрел на эту гору и диву давался. В древние времена здесь были густые леса с дикими зверями. Творец чрез пророков грозил найти и скрывшихся на Кармиле. А тут - просто голая скала. На ее вершине скрывался пророк Илия от царя Ахава. А теперь я видел эту гору.
Мы ехали на юг, а Боря нам рассказывал, как построили Хайфу. Здесь были одни болота кругом. Первым еврейским поселенцам арабские шейхи в начале прошлого века продавали самую бросовую землю. А они тихо осушали болота и возделывали эту землю. Боря рассказывал, что израильское общество - это пестрая смесь капитализма и социализма, что большевики остались в России и построили СССР, а меньшевики уехали и построили Израиль. На мой взгляд, израильское общество не укладывается ни в формационные, ни в политологические схемы. Оно - живое и своеобразное. И сказать о государстве Израиль: страна переселенческого капитализма, как нас в моей Академии учили - это значит, не сказать ничего.
Потом Боря указал нам чего-то типа поселка, возле которого стояли линии электропередачи. И сказал, что это арабская деревня (внешне с русской деревней - никакого сходства), жители которой только недавно подключились к электричеству. Не потому, что там одна голь перекатная жила, а просто им в падло было использовать еврейскую электроэнергию, вырабатываемую израильскими электростанциями. Мы ехали по равнинной местности с невысокими холмами. И Боря неожиданно привлек наше внимание к культивируемой явно растительности темно-зеленого цвета. Проезжаем банановые плантации. Банан - это всего лишь очень высокая трава, но никак не дерево. Тут у него зазвонил мобильник. Он там по-своему побакланил, потом нам объявил: все меняется. Вифлеем и Иерусалим закрыты сейчас. Ничего страшного, меняем маршрут, едем смотреть Галилею, вечером будем в Иерусалиме, а Вифлеем будет завтра. На первом самарийском развороте автобус развернулся и поехал на север.
Ехали так примерно минут сорок, вид пейзажей немного изменился. Назад плыли явно возделанные поля, на склонах холмиков располагались белокаменные городки или поселки. Когда вдали показалась гора, похожая на еврейскую кипу, Боря сказал, что мы можем издали видеть гору Фавор. Ту самую. На которой преобразился Иисус и базарил с пророками Моше и Илией. И на которую ранее пришла единственная женщина из судей Израилевых. Мы ехали по Галилеи. Житницы Иудеи и Израиля. Местам, где две тысячи лет назад примерно местная отрицаловка собиралась послушать базары плотника из Назарета. Так вот она какая, Галилея, в осенний месяц Хешван, думал я. Ведь тогда было 14 число месяца Хешвана 5756 года от сотворения мира. Ну, по еврейскому календарю. И именно тогда я понял, что не зря все это было. Мое паломничество. Я теперь вижу, что хотел давно увидеть своими глазами. И насрать мне на всех и на все. Мечта моя исполняется ныне. Благословен еси, Боже отец наших!
Потом мы проезжали гору более симметричную слева от автобуса среди возделанных пейзажей. Покрытую темно-зеленой растительностью. Слева был виден какой-то городок на ее склоне, справа - чего-то типа поселка. Боря нам сказал, что справа - это арабское поселение, не имеющее никакой исторической ценности. А вот слева - это город Назарет. Он самый. Стало быть, именно с этой горы хотели сбросить Иисуса, да он чухнул от назаретян тогда, потому что еще не пришел час его. А еще Боря добавил, что мы сейчас как раз в Назарет и едем.
Чрез полчаса примерно мы эту гору объехали. Боря по пути нам рассказал, что в Назарете есть два храма. Один - католический, другой - православный. И что католики, что православные утверждают. Что на месте этих храмов и совершилось чудо Благовещения. Тут отец Сергий попросил слова. Базар его был такой. На месте католического храма скорее всего был дом, где жила Приснодева со своим семейством. А вот чудо Благовещения несомненно совершилась на месте собора святого архангела Гавриила. Православного храма. Потому как там источник. А православные из России знают - где была Приснодева, там всегда есть целебный источник. Версия отца Сергия несомненно заслуживает внимания, ибо все это недалеко. Вполне возможно, что рыжая девушка Мириам жила со своим старым мужем там, где ныне католический храм. Раз пошла на источник за водой, а у источника архангел Гавриил ее обрадовал - радуйся, благословенная, ты сына Богу родишь. Вот именно к этому месту мы и направились сначала. Это была наша первая остановка, на которой мы покинули автобус.
Собор этот был сложен из камней или кирпича светло-серого цвета - не знаю, как правильно сказать. Колокольня над ним отчасти напоминала минарет у мечети или толстую печную трубу. Нас туда завели, там был очень красивый иконостас, мозаика по стенах и полу, простой, опрятный, незатейливый интерьер. Без всякой позолоты и броской росписи русских церквей. Храм православной, но иного духа. Потоптались мы там, поставили свечки. Потом спустились по крутой лестнице из каменных блоков слева вниз, где слышалось журчание вода. Это был тот самый источник, к которому ходила рыжая девушка из рода царя Давида за водой. Я протянул руку, умыл лицо этой водой. А потом ее выпил из ладошки. Языком лизнул, вспомнив воинов Гедеона.
Потом мы снова загрузились в автобус, ничего там не купив. И чрез минут десять по новой выгрузились. На этот раз уже у католического храма, который уже не одну сотню лет держали монахи-францисканцы. Мы чего-то туда так быстро попиздовали, что я толком снаружи ничего не рассмотрел, только в свой следующий вольный визит это здание рассмотрел снаружи. Узнав, что это - католический храм, церковные бабки сразу настроились резко негативно. Одна бабка, входя туда, перекрестилась, вздохнула и сказала: Господи, благослови поскорее уйти отсюда! Так заходим, еще ничего толком не рассказали. Паломница стала ныть, что у нее тут голову сдавило, голова заболела. Заявляет мне это и спрашивает: а как я? А мне хоть бы хны. Говорю: нормально все Она так головой покачала и твердит, что ей здесь стены и голову и сердце сжимают, потому как это все католическое. И давай усиленно крестится. А я так зырю по сторонам, знаменитое место как-никак. Там есть типа раскопа. Мол, вот тут Приснодева с мужем старым и детьми жила. Одна бабка так посмотрела, умилилась и давай высказывать. Вот как матушка Бога жила. По простому. Это мы только условий себе требуем. А вот она так жила. И никаких условий не требовала. А чего, бабка правду сказала. Вот вроде на этом месте две тысячи лет назад жила семья. Старый муж-плотник, молодая рыжая девушка, его супруга. И как минимум восемь деток. Пять мальчиков и три девочки. И ни плотник, ни рыжая пряха не парились над вопросом, чего они своим детям могут дать. Вот такая здесь жила давным-давно нережимная семья. Там мастерская плотника этого была, потом нам показали чего-то типа ямки. Вроде там миква была. В которой эта рыжая девушка очищалась согласно Торе от ежемесячной женской нечистоты. И рядом там синагога была, где ее сын выходил читать Тору. И дебютировал в качестве проповедника отрицаловки. Показали и красивую мозаику. Где та девушка изображена в виде и японки и негритянки. Как бабки церковные все это искусство увидели, так начали усиленно осенять себя крестным знамением. И говорили, что лучше было бы им этого просто не видеть. А потом погрузились в автобус и поехали дальше.
А автобусе отец Сергий первым делом взял микрофон и предложил снять стресс от посещения католического храма совместным пением молитвы. И не ожидая откликов, запел: Царю Небесный, Утешителю, Душе Истинный, Иже везде сый и вся исполняяй, прииди и вселися в ны...» Ну. а мы, само собой, подхватили. После этой совместной молитвы влезла Паломница. И рассказала всей группе. Как она почувствовала в католическом храме, что сначала ей сжимает голову, а потом стало плохо с сердцем. Значит, почувствовали! - сказал довольно отец Сергий. А я не раз своих прихожан предупреждал: посещение католического храма может быть опасно для вашего здоровья! Отец Сергий - он с Закарпатской Украины. Может, там это и актуально тогда было. А ехали мы недолго. Вскоре стала близко видна слегка асимметричная, но удивительно по форме гора, с одной стороны поросшая лесом. Гид Боря сказал, что гора Фавор вблизи, а купол церкви белый, что светится на ее вершине _ это храм на месте чуда преображения. Только туда автобус подняться не может. Надо или на фуникулере, а не работает еще. Или с водилами - арабами на легковушках договариваться, а они эту гору держат и такие цены крутые заламывают. Но Иисус преобразился вон там. Я подумал, что в этих лесах наверняка скрывалось и воины Варака и Деворы. Чрез небольшое время мы очутились в маленьком живописном городке со светло-бежевыми домами и массой цветущей растительности. Боря сказал нам, что это - знаменитая Кана Галилейская. И мы сейчас пойдем в церковь на месте дома апостола Симона Зелота. Где Иисус послал свою мамашу на три веселые буквы фактически и превратил воду в вино. Положив начало своему чудодеянию.
Снова остановка, снова выгружаемся из автобуса. Идем в церковь. Говорят все - православная. Рядом - винная лавка. Я первым делом - в лавочку по вину. А там глаза разбегаются. Вот там у меня первая покупка в земле Израиля. Семь ампул вина там купил. Самого разного. И потом все эти семь бутылок захуячил в чего-то типа сосуда. Откуда якобы брали воду для обряда рукоомовения, которую потом Иешуа превратил в вино. Потом с этим вином мы с Наташей, кореяночкой моей, совершали обряд бракосочетания, да хрен он помог. Но вино из Каны Галилейской я пил я своей свадьбе в салоне автосервиса примерно шесть лет спустя. Когда мы загружались в автобус, у входа стоял араб с протянутой рукой. Мария спросила меня: чего он хочет? Милостыню просит, поди, ответил я. Мария сунула в его протянутую руку десять баксов. Он такой радостный сразу стал. Ну, погрузились в автобус и поехали дальше.
Мы ехали по возделанным полям и чего-то типа садов- огородов галилейских Гид Боря обратил наше внимание на хорошо знакомые парники. А вы знаете, для чего в Галилее ставят парники? Это в России их ставят от заморозков. А у нас - от жара солнца. Чтоб солнечный жар не выжег. Из дальнейшего рассказа Бори я понял, что мы едем к реке Иордан в место, называемое Ярденит. Боря нас предупредил, что православные и иудеи считают, что Иисуса Иоанн крестил именно на том месте, куда мы едем, а вот католики считают, что это было под Иерихоном в Вифаваре. Влез отец Сергий. Сказал, что Иисус крестился именно там, куда мы едем. Будто при этом был очевидцем. Ну, насчет иудеев загнул. Чрез два года там был. И от гида слышал другую версию. Что для иудеев там просто миква.
Надо сказать, что Галилея находится так на плоскогорье на высоте полтора километра примерно над уровнем моря, а река Иордан течет во впадине ниже уровня моря на полкилометра. Мы стали спускаться вниз к Иорданской впадине. В Кане Галилейской жена отца Виктора купила тоже бутылку вина и засунула ее на верхнюю полку. А там спуск с крутыми поворотами. На первом повороте эта бутылка херакнулась, пролетев недалеко от головы Марии Паломницы, и разбилась о пол. А Мария сразу стала прикапываться ко мне. Мол, у отца Виктора мало денег, у матушки его их еще меньше, я семь бутылок купил, значит, надо отдать одну матушке Ирине. Я говорю - я за каждую бутылку семь баксов платил, плюс еще менору в Кане купил (ох, там дед один как заорал на меня: не покупай, это ж сионистский светильник! Будто я сам не знаю). Пусть семь баксов отдаст. Паломница предпочла мне отдать семь баксов из своих денег, да еще попрекнула: ты с жены священника хочешь деньги взять?! А я чего ей, по жизни должен, раз она за семинариста замуж вышла, которого потом рукоположили? Вот так поехали вниз.
Как раз муж этой самой матушки Ирины мне первым сказал, что в земле Израиля представлены все климатические пояса. Ну, это он по Иосифу Флавию, забыв сделать оговорку, что климатические пояса представлены, широко известные в то время. И сам читал. И слышал. И увидел своими глазами. Там что? Спускаешься на два километра к Иордану. На верху есть нечто, напоминающее нашу южнорусскую природу, начинаешь спускаться вниз - видишь чего-то похожее на Закавказье, потом чего-то похожее на субтропики, потом - на тропики у Иордана. В Галилее ветры, нормально, +20, у Иордана - +35, влажно и душно. При спуске у меня стало закладывать уши, как в самолете. Остановились у финиковых пальм внизу. Объявили выход. Отец Сергий сказал: кто хочет креститься с Иордане, возьмите с собой ночные рубашки. Я буду крестить.
Там какая-то раздевалка была, сказали, что платная. Один доллар переодеться стоит. А хули платить, если так можно переодеться?! Вышли, позырили. Этот Боря говорит: а у нас считается, кто реку Иордан переплывет или перейдет, станет другим человеком. Вот народ Израиля с востока перешли Иордан по Библии - и стали Божьим народом. Я думаю: а чего? Я ж Иордан точно переплыву, он же неширокий. Пророк Елисей в нем Неемана от проказы очистил, Иоанн в нем всех крестил (без отношения к кресту; крестить, по-старославянски - погружать в воду). Дай-ка с головой обмакнусь и посмотрю, что из этого выйдет. Свалил в сортир, там разделся. Не один я так надумал. Там еще восьмая группа приехала. И некоторые паломники из нее крестились в Иордане. Там мужик местный стал на нас орать по не нашему и хлопать в ладоши. А по хуй! Нам же на его собственность или ренту его хер положить. Ори, как терпила, или не ори, а зачем тебе один бакс платить, если можно не платить? А все одно - окунулся в святую для меня реку и трижды переплыл ее туда и сюда. При этом заметил, что в Иордане плавает весьма грузная рыба разного размера. Нормально переплыл трижды, нормально вышел. Только вышел - Мария Паломница ко мне бежит с пустой баклажкой. Мол, набери воды, да и раздадим ее в нашем храме. Я полез снова в Иордан в мокрых плавках, воды-то набрал, да и навернулся. Порезал правую ногу о камни дна Иордана. Что стало для меня в некотором роде роковым. Хотел йодом продезинфицировать рану - а в автобусе никакой аптечки не оказалось.
Там мужик этот орет, нога порезана, ни аптечки в автобусе, ни йода. Ладно, думаю, нога сама заживет. Погрузились, поднимаемся вверх, по новой уши закладывает, нога жжет слегка, потом как-то неприметно стало. А местность внизу была живописная. В реке Иордан текла темно-зеленая и отчасти желтоватая вода, в которой косяками плавали довольно крупные рыбы. А мы снова взбирались вверх. Когда мы проезжали какой-то бело-синий крест на фоне озера с горами сзади, Боря сказал нам, что это - нулевая отметка уровня моря, а озеро это - море Кинереф, а горы за ним - это уже Сирия. Я так внимательно стал приглядываться к озеру или морю этому. Ведь по нему плавал в ладье рыбаков Иисус, по его водам ходил. А к чему было приглядываться? Чего-то типа камышей у берега, водная гладь и горы Сирии на другом берегу. С одой из этих гор в древние времена низверглось стадо свиней с легионом бесов, попросившемся туда. Верно, глядя на это, апостолы ржали до кишечных колик.
Мы ехали недалеко от озера Кинереф. Вдруг Боря встал и сказал. Нашего премьера хоронят, минута молчания в государстве Израиль, прошу встать. Я подорвал булки, Паломница тоже, а матушка Ирина нет. И сказала: ежели жида хоронят, я за него вставать не буду, у меня муж - священник, а я - мать троих детей!
Мы вот так ехали, и Боря сказал, что едем мимо, а вообще-то проезжаем Табгу. Где Иисус накормил пятью хлебами и двумя рыбками пять тысяч душ. Запросились там слить, обронить. Ну, автобус тормознул, вышли по своим надобностям. И сделали их у Тивериадского моря на фоне живописных пейзажей. Кто чего хотел, тот и сделал под открытым небом на свежем воздухе Галилеи. Потом погрузились в автобус и поехали дальше. Именно на этой остановки я отметил характерную для земли Израиля скалистую белесоватую породу. Потом автобус тормознул возле церкви, построенной на месте, где Иисус после воскресение своего совершил чудо - наполнил сети незадачливых рыбаков рыбой, похавал с ними, а потом стал доебываться до Симона Петра с вопросом, любит ли тот его больше других. И при каждом ответе поручал тому пасти свое стадо. Нас хотели туда завести, но отец Сергий, узнав, что это католическая церковь францисканцев, резко воспротивился. Он сказал, что православным тут делать нечего, везите нас в православную церковь. Боре работы меньше, он чего там с водилой побазарил по своему. И объявил, что едем в православный храм в Магдале.
Ну, ехали мы недолго, где-то минут сорок как максимум. Остановился автобус в очень живописном месте. Вот прикинь С одной стороны такая неровно скошенная голая каменистая гора с пещерами и колючими кустарниками. С другой стороны - достаточно живописный сад с пальмами, цветами и цветущими темно-розовыми цветами деревьями. Боря сказал нам, что за горой этой был когда-то город Магдала, Тут был источник. И пещера. В которой жила Мария Магдалина. С которой, если верить апокрифическому Евангелию от Филиппа, Иисусу было очень хорошо вместе. Из которой он изгнал семь бесов, которую любил больше других учеников и часто лобызал ее в уста. А чего? На этом месте жила зачуханная девчонка. На трассе работала тогдашней, чтоб покушать, вина там, сикеры попить. Случайно пришел пацан из Назарета, может, первым поговорил с ней, как человек Ей стало спокойнее, да и ему тоже. Оба же были отрицаловкой. Он часто лобызал ее в уста потом, а она жалась к нему действительно холодными осенними ночами галилейскими. Тогда я узнал, что осенью в Галилеи ночами очень холодно ночами. Да, здесь Иисус нашел свою подругу Марию. Он лобызал ее, она жалась к нему, чтобы погреться ночью о тело. А что еще было меж ними - Творец лучше знает. Вот сейчас думаю - Иисус занимался с ней любовью. И первой явился ей, воскреснув из мертвых. А может, такого и не было. Может, им просто так хорошо вместе было без всякого секса. Творец лучше знает. А Я НЕ ЗНАЮ.
Мы там вышли из автобуса и пошли в церковь, возведенную на месте хижины подруги Иисуса. Вроде, это была Зарубежная РПЦ, но точно не помню. В отличие от других церквей земли Иисуса там было чего-то похожее на нашу церковь. Но точно не помню. Мария там стреманулась. Или просто в восторг пришла. Ведь своей святой покровительницей она как раз и считала подругу Иисуса. И ходила там с какой-то глуповатой улыбкой. В храме мы поставили свечки, потом пошли в сад. Там источник был, откуда Мириам из Магдалы пила воду. Ну, там Паломница лицо умыла, да и часто осеняла себя крестным знамением с восторженно-тупым видом. На лице Паломницы было написано счастье.
Потом нас погрузили снова в автобус, ехали. И Боря сказал, что едем в Капернаум. Ну, куда Иисус пришел после нагорной проповеди, тещу Шимона исцелил типа по блату, а потом ему параличного принесли. Туда спускались с горы, еще такой красивый вид был с пальмами на Тивериадское море. Автобус съехал, пошла каменная стена чуть ниже моего роста. Боря стал втирать, что здесь в древние времена был цветущий город Капернаум, вот тот храм с красными куполами, как шляпки грибков - это на месте дома, где разобрали крышу, чтобы спустить парализованного Иисусу для исцеления. Но это храм католический. А вот сто метров прямо - там храм православный. И православные считают, что именно их храм на месте дома тещи Симона Петра, исцеленной Иисусом (думаю, вторая Тамара Алексеевна была, точная копия моей тещи в первом браке). Боря этот пробовал туда сунуться, а там уже все закрыто. Что в православный совался, что в католический. А Аллах лучше знает, где стоял этот дом. Аналогично сказанному пророком Махаммадом о количестве уснувших отроков в пещере. За этим храмом с красными куполами расстилалось Тивериадское море.
После этого мы снова поехали, куда-то наверх поднимались, снова закладывало уши. Потом поехали по светло-серой местности с мелкими белесоватыми камешками. И поднимались вверх все. Боря сказал, что едем на гору Блаженств. Где Иисус сказал свою Нагорную проповедь. И свои знаменитые слова: БЛАЖЕННЫ НИЩИЕ ДУХОМ, ИБО ИХ ЕСТЬ ЦАРСТВИЕ НЕБЕСНОЕ. Нам сказали, что там хайло надо на замке держать. Потому как ничего лучшего, чем там было сказано, уже не скажешь. Это отец Сергий высказался так. Уже приметно вечерело. Солнце склонялось к линии горизонта. Когда мы приехали, храм тот был уже закрыт. Мы даже на территорию его не вошли. Постояли снаружи и спели заповеди блаженства под началом отца Сергия, сфоткались, погрузились в автобус. Этот храм находится на таком холме большом, да, это не гора, а холм. Видимо, Иисус туда залез да и начал всех учить. Боря сказал нам, что знаменитые места в Галилее мы в основном посмотрели. Теперь отдыхаем по дороге в Иерусалим с остановкой в Иерихоне. Все, мы поехали. И мы поехали. Сначала по знакомым дорогам плоскогорья Галилеи, а потом вниз вдоль Иордана. К Иерихону. Пока мы добрались до Иерихона, уже стало совсем темно.
По дороге в Иерусалим матушку Ирину стало укачивать, она два раза блевала, а глядя на нее начала страдать от дисфункции вестибулярного аппарата и Паломница, но она не блевала. Матушка Ирина хотела пересесть вперед, но там никто не согласился поменяться с ней местами. Так она и ехала, превозмогая тошноту всю дорогу.
Вечерело, смеркалось. Какое-то время автобус съезжал вниз, снова закладывало уши, как в самолете. Какое-то время я просто зырился на виды земли Израиля. Сумерки там настают быстрее, чем в средней полосе России. Солнце зашло, и примерно чрез минут 15 кругом уже лежала густая тьма. Наш гид сказал, что до Иерусалима мы можем все отдыхать. И уснул сам. Я тоже устал. И очень скоро задремал.
Разбудил меня яркий свет уличный фонарей. Автобус замедлял ход, ехал по улицам какого-то городка. Боря сказал, что это Иерихон. Сейчас остановимся и пойдем слить, попить, можно покушать, кто хочет. Слить и обронить хотелось, автобус скоро остановился на стоянке. Там было что-то такое типа автозаправки с рынком. Шумным арабским рынком. Смуглый арабский молодняк стал тут же впаривать русским паломникам фрукты, сок фруктов, буклеты разные и прочую хуйню. Которые местные не покупают, но которую успешно впаривают лохам-туристам. Мы зашли в красивое помещение, заплатили бакс один за вход сортир, потом я еще гранатовый сок пил, отжатый при мне, а Мария снова пила воду из фонтанчика посреди этого заведения. Платить за соки и воду она не хотела. Тогда в Израиле примерно один бакс шел за три шекеля. Перед посадкой в автобус я попробовал позырить на Иерихон. Это ж был первый город, взятый сынами Израиля. Под ним они перешли Иордан, шесть дней обносили вокруг него ковчег Завета, трубя в шофары. А на седьмой день под хриплые звуки шофара и громкого крика стены Иерихона зашатались и рухнули. Потом Иисус бен Навин наложил на это место проклятие. Проклят всякий, кто восстановит этот город; на первенце своем он положит основание его и на младшем своем поставит врата его. Долгое время там были руины, но место-то хорошее. Оазис пальм и фруктовых деревьев во впадине Иорданской. Во дни царя Самарийского Ахава, который более всех царей северного Израильского царства делал то, что раздражает Творца, некий Ахиил из Вефиля вновь отстроил город Иерихон. То ли он при закладке города и при окончании его строительства принес в жертву своих детей, то ли его дети просто приняли смерть от руки Небес при строительстве города, но проклятие Иисуса бен Навина на нем исполнилось. Потом чрез этот город проходил пророк Илия пред тем, как вознестись на небо на огненной колеснице, а потом его ученик и преемник пророк Елисей нередко здесь бывал. Он-то окончательно избавил этот город от древнего проклятия. Мы погрузились в автобус и поехали дальше. В святый град Иерусалим.
А ехали мы чрез знаменитую Иудейскую пустыню. Здесь Давид, в которому стекалась древняя израильская отрицаловка, бегал от Саула, где потом Иисус сорок дней постился, после чего пообщался с Сатаной. Очень красивое место и величественное. Тогда я заметил только характерную каменистую белую породу. Под лунным светом казалось, что едем по заснеженной равнине. А потом прошел дождь, и окружающие скалы стали казаться серебряными. Видели не раз станы бедуинов. Боря нам сказал, что водила обратил его внимание на синие огоньки в шатрах. Потом я неожиданно увидел это сам. Проезжали мимо бедуинского стойбища. И в палатках светились характерные голубые огни работающих телевизоров. Вот так! Мне сразу вспомнился цыганский стан у Востряково, где к своим шатрам какой-то цыганский барон подъезжал на такси. Мы ехали к Иерусалиму с юга. И снова поднимались вверх. Боре наскучило молчать, и он стал нам рассказывать про храм Воскресения Христова. Потом - про обретение креста, на котором и был распят Иисус. Православной версии обретения этого креста императрицей Еленой он не помнил. Начал нам чего-то левое втирать. Отец Сергий с ним связался, они немного покипешевали, Боря психанул и зло отдал микрофон отцу Сергию. И наш духовный руководитель изложил православную версию обретения животворящего креста Господня. Когда он это закончил, мы уже въезжали в Иерусалим. Приняв от него микрофон, Боря сказал, что сейчас мы увидим стены Иерусалима, а едем мы в храм русской духовной миссии, который принадлежит Московской патриархии. Многие паломники, услышав об этом, воздали хвалу Богу и осенили себя крестным знамением. А Боря сказал, там лично он с нами прощается, дальше с нами наши батюшки занимаются до шести утра. А израильская туристическая компания до шести утра не при чем совершенно.
Действительно вскоре я увидел стены Иерусалима, сложенные из светло-серого камня, с встречающимися нередко почти что белыми камнями. Эти древние стены, не раз разрушаемые и снова восстанавливаемые, поросли каким-то колючим кустарником в отдельных местах. Когда я их увидел, мне сразу вспомнились слова покаянного псалма Давида, часто читаемого на православных богослужениях: ублажи, Господи, благоволением Твоим Сион, воздвигни стены Иерусалима. И вспомнились тут же слова другого псалма: «вот, стоят ноги наши во вратах твоих, Иерусалим, - Иерусалим, устроенный как город, слитый в одно, куда восходят колена, колена Господни, по закону Израилеву, славить имя Господне. Там стоят престолы суда, престола дому Давидова. Просите мира Иерусалиму: да благоденствуют любящие тебя! Да будет мир в стенах твоих, благоденствие - в чертогах твоих! Ради братьев моих и ближних моих говорю я: мир тебе. Ради дома Господа, Бога нашего, желаю блага тебе.
Я шептал эти слова псалмов Давида. И чуял, что меня с них начинает впирать. Я въехал в Иерусалим! Моя мечта сбылась. И что значат для меня при этом все неудобства и тяготы? Раньше я только читал про святый град, а теперь его вижу своими глазами. Пред этим и наебка с каютой и все, что неприятного было в дороге, стало как прах земной. Совершенно несущественным. Автобус подъехал к зданию русской духовной миссии, вокруг которого росли кипарисы. Мы вышли в ночной уже Иерусалим. Около этого здания я увидел какую-то древнюю стену, поросшую кустарником колючим. И в моей голове стали сами собой всплывать слова псалма Давида: «Ты восстанешь, умилосердишься над Сионом, ибо время помиловать его, - ибо пришло время; ибо рабы Твои возлюбили и камни его, и о прахе его жалеют. И убоятся народы имени Господня, и все цари земные - славы Твоей. Ибо созиждет Господь Сион и явится во славе Своей; призрит на молитву беспомощных и не презрит моления их. Напишется о сем для рода последующего, и поколение грядущее восхвалит Господа, ибо Он приникнул со святой высоты Своей, с небес призрел Господь на землю, чтобы услышать стон узников, разрешить сынов смерти, дабы возвещали на Сионе имя Господне и хвалу Его - в Иерусалиме, когда соберутся народы вместе и царства для служения Господу... Сыны рабов Твоих будут жить, и семя их утвердиться пред лицем Твоим.» Тихо читая эти слова из псалма, я подошел к какой-то древней стене. И начал лобызать древние камни святого града Иерусалима, невзирая на колючий кустарник, о который я при этом слегка оцарапал лицо.
Вроде это был Троицкий собор с зеленоватыми куполами, но я там ничего толком не рассмотрел. Запомнилось дикими очередями за свечами и записками. А там быть только час. Я понял, что просто не успеем. К счастью, отец Сергий взялся взять у нас все записки и помолиться и о здравии и о упокоении совершенно бесплатно. Я, Паломница, матушка Ирина с великим облегчением всучили ему все записки при нас бывшие. А свечи нам ставить там вовсе не хотелось. Потому что понимали. Съехалась-то вся наша паломническая братия с двух судов. И к свечным ящикам русской духовной миссии нам было просто не пробиться. Нечего и пробовать было. Вместо этого на память мы рвали шишечки с кипарисов и ломали веточки с них же. Потом вышел к нам какой-то монах и пизданул нам, что надо идти с другими благочестивыми паломниками в храм гроба Господня. Вот так мы и пошли, сами толком не зная, куда идем и куда идти. Ну, там какие-то чернорясые пошли, с ними - вроде наши. А наша группа во главе с отцом Сергием за ними сразу увязалась. Вот так и пошли по ночным Иерусалимским улицам. Время в Иерусалиме как-то потеряло для нас всякий смысл.
Мы так кучей потянулись. Уже в этой струе перемешались все группы. И я увидел там знакомые по судну лица из других групп. Как мы шли - ну, вот этого маршрута не могу так припомнить точно. Только в свой второй визит в Иерусалим я так вспомнил, что вышли на какую-то улицу достаточно широкую. С одной стороны были вполне современные дома белого цвета, а с другой - древние стены. Около них я увидел троих ортодоксальных иудеев в длиннополых черных пиджаках и круглых черных шляпах, с длинными пейсами, напоминающими косички, которые невозмутимо шагали вдоль этих древних стен. Ну я же говорил, услышал я сзади себя знакомый голос сотрапезника Андрея. Здесь только одни турки да придурки. Вон эти. А благочестивые сыны Израиля невозмутимо шли, пока не свернули направо. Позднее по этой же улице я спускался к Храмовой стене. Видимо, они туда и направлялись.
А мы пошли прямо и скоро оказались на узкой улочке, заставленной прилавками с фруктами, платками и всякой всячиной, за которыми присматривали арабы. Было поздно, свежо, даже прохладно. Потом мы свернули налево и оказались на какой-то улочке, похожей на тоннель - сверху ее прикрывали похожие на арки как бы мосты между домами. Там эта улица как бы текла под домами. Я такое видел впервые. Лавочек там было еще больше. Отец Сергий сказал, что мы идем по пути Иисуса на Голгофу. И уже близки к цели нашего путешествия. Потом улочка пошла открыто, еще сузилась, я увидел минарет мечети, потом я увидел в темноте прямоугольное узкое здание и храм с очень большим серебряным куполом. Мы ввалились во двор. И осеняя себя крестным знамением стали входить в храм Воскресения Христова в Иерусалиме. Который на самом деле был гигантским многоярусным храмовым комплексов. Проведя там 5 часов, я насчитал в нем как бы пять этажей.
Прямо при входе в этот храмовый комплекс находился такой прямоугольный помост, окруженный свещниками, над которым висело восемь лампад. Под лампадами находилась прямоугольная каменная плита блекло-желтоватого цвета с большими темно-розовыми фрагментами. Она была вся в благоухающем масле. Отец Сергий сказал, что именно на этот камень было положено тело Иисуса после того, как его сняли с креста. Именно здесь мертвое тело Иисуса Никодим помазал смирной и алоем и завернул в погребальные пелены. Паломники стали толкаться. Все стремились поскорее приложиться к этой плите. Приложился и я. Камень в натуре источал масло с легким приятным запахом. Бабки крестились, протирали эту плиту носовыми платками и мазали этим маслом свои болящие суставы. Протер ее платком и я. Потом в церкви отца Дмитрия уже дома этот платок буквально разорвали на мелкие кусочки. Всем моим друзьям и знакомым по церкви хотелось иметь кусочек такой святыни. Клочок этого платка лежит у меня до сего дня.
А слева от него - немного вверх подняться по ступенькам. Там собственно Голгофа и была. Ну, само собой, Аллах лучше знает, но множество людей так считает. Что финал давней трагедии произошел именно здесь. Вот на этом месте. Правая часть Голгофы находится под юрисдикцией католиков. У них там два алтаря, на которых можно совершать таинство Евхаристии. Один - на месте, где с Иисуса сорвали одежды пред казнью, а другой - где его приколотили к кресту. Типично католическое название - алтарь гвоздей креста Господня. А слева - православный алтарь. На месте, где стоял крест. Там были иконы прямо с человеческий рост. Крест с плоским безжизненным телом Иисуса, повисшем на древе, матери его и юного Иоанна. Умирая на кресте там Иисус усыновил своей матери Иоанна. Там они стояли порознь, а на Страшном суде станут вместе и будут отмазывать бесчисленных сынов Адама. Под пение «Кресту Твоему, поклоняемся, Владыко...» мы все склонялись на том месте. Может, на самом деле все было где-то поблизости, но этот храмовый комплекс сделан так, что будто мистерия великой неправды, смерти и воскресения разыгралась именно здесь и теперь. Вечно воспроизводится.
Само собой, все мы там уже разбрелись. На эти алтари поднялись, потом я снова спустился к камню мироточащему. Если прямо от него, то там четыре ступени вверх. Я поднялся на них. Там чего-то типа церкви. С левой стороны - колонны, а справа - церковь. Хороший красивый собор с чисто православным иконостасом. Потом мне сказали, что это - Каталикон. И собственно говоря центр мира христианской традиции - здесь. Я попал в самый пуп земли. Надо мной был громадный купол всего этого комплекса церквей. Я уже устал, позырил по сторонам и пошел дальше. Каталикон - он прямоугольной формы, там по ступенькам сходишь с другой стороны. И оказываешься в круглом зале. И этом зале стоит такая фигня типа маленькой часовни Вот такое здание маленькое в здании громадного храма. Пред ним там свещники со свечами, лампады. И народу пред - уйма. В Очереди стоят. Оказывается, это и есть собственно гроб Иисуса. Где был погребен и воскрес. Паломница тотчас приткнулась в очередь, а мне чего-то скучно стоять на одном месте. Я пошел зырить дальше.
Походил вот по этому округлому залу, там все чернорясые чалдонят наши. И прямо за пресловутой гробницей я оказался во внешне ином помещении. Чего-то новое. И там ход налево, в который я посунулся. И оказался прямо в какой-то пещере, пол которой был засыпан белой щебенкой, а белые скалистые стены которой потемнели от копоти. Там было чего типа каменного ящика аналогичной породой. Я так стоял и смотрел. Не понимая, куда попал. Тут туда же заходит Андрей с очкастой тетей Мариной и говорит: Да! Вот чего копты натворили. И я понял, что нахожусь в единственной в Иерусалиме коптской церкви монофиситов. На судне рассказывали, что есть такая гробница то ли Никодима, то ли Иосифа из Аримафеи, ну, короче кого-то из тех, кто организовал и оплатил похороны тела Иисуса. И эта гробница принадлежит коптам - то есть, христианам, не признавшим решения Халкидонского собора. Проживающим в Египте и в Эфиопии. И они говорят, что на таком святом месте ничего трогать нельзя. Как оно было, так пусть и будет. А чего? Копты правы в одном - там чувствуешь седую древность. И там очень хорошо молиться. Я там вечернее правило прочитал.
Потом так побродил еще. Лестница вниз была, потом еще вниз. Хотелось слить. И я очень обрадовался, увидев тянущейся шланг в одно помещение. Оказалось, что это сортир, потом я туда провожал ни одного паломника. А когда вернулся и рассказывал об этом храмовом комплексе разных религий, мне мои церковные друзья говорили: ну, сортир в храме только иудеи и могли придумать. А слить-то хочется! И народу много ходит здесь!
Потом я занял место в очереди с Марией к гробнице Иисуса. Пред входом там стоял прикольный греческий монах. То пускал паломников, то - нет. По-русски - ни слова! В очереди я ждал минут сорок как минимум. И именно тогда почувствовал, что с правой ступней чего-то не то. Будто натер ее. Какое-то такое сухое жжение на ступне. Подхожу по красивой мозаике, идет предо мной Паломница. А там над входом лампады. Три - греко-православные, а остальные - армянские, ну, монофиситские. Потому что армянская церковь и коптская - это разные учения. И одна лампада - коптов. Ну, к коптским и армянским лампадам православным прикасаться западло. И монах греческий орал и руками указывал, из каких лампад надо брать масло для помазания больных суставов старушек. Мария Паломница было хотела масло из коптских лампад взять, а монах тот заорал чего-то и за руку ее схватил. И показал, откуда надо брать масло. Елей.
А там внутрь заходишь - там как бы два помещения. Сначала - это как бы вход. Там стража стояла, эти вертухаи, исходатайствованные Синедрионом и Понтия Пилата. Там Ангелы явились, девчонки пришли помянуть, а там Ангелы. И Ангелы девушкам сказали, что радоваться надо, покойника там нет, воскрес. Такой камень там есть, с которого ангелы это и сказали. А вот потом идет собственно гробница. Нагибаешь голову, входишь. И там такое маленькое помещение с мраморной плитой, на которой много серебряных светильников, а на стенах разные надписи висят, где написано на многих языках народов мира, что Христос воскрес. Вот на этой плите мертвое тело положили, повитое погребальными пеленами, да и не нашли потом. А Ангелы в белоснежных ризах сказали, что воскрес. Приложился к этой плите, да и пошел наружу. Паломница там плакала.
Делать вроде нечего. Я там давай ходить и Сначала вниз, потом вверх. Нашел какую-то комнату в скале, где сидел толстый монах - францисканец с веревкой на поясе. Будто сошедший со своим сытым видом с антицерковных карикатур эпохи Просвещения. Базара нет, просто лоснился от жира. Это была францисканская церковь.. Я туда Марию Паломницу привел. Она так посмотрела и сказала: Да он бритый, да этот не похож ни на попа, ни на монаха, просто бандит какой-то! Дебил полный. А тот монах католический просто там откровенно скучал. А наши злорадствовали: а к нему никто не ходит из нас. Забыв при этом поинтересоваться - а ему это было нужно? Чтоб наши к нему пришли.
Потом я Марию сводил в сортир, потом показал ей алтарь ее покровительницы подруги Иисуса, где она истово крестилась. На этом уровне этого храмового комплекса урывками я слышал, что есть много знаменитых мест. Побродив там, мы наткнулись на какое-то темное помещение с решеткой. От наших монахов услышали, что это - Святая тюрьма. Якобы здесь чалился Иисус. Недалеко была часовня Адама. Говорят, Адам был похоронен на Голгофе. И когда в момент смерти Иисуса произошло землетрясение, так что расселись камни, кровь его проникла вниз и капнула на череп первого человека. Как бы омывая его первый грех. Там действительно есть какая-то трещина в камнях, тянущаяся откуда-то сверху.
Позырив там, вспоминая евангельские события пошли дальше. Увидели такой деревянный брус. Там толпилась четвертая группа отца Германа, которого все считали прозорливым. Отец Герман рассказывал, что на этом брусе бичевали Иисуса. И в Великий пяток, приложив ухо, можно услышать удары бича. Все лобызали этот брус и прикладывали ухо. Мария приложила и радостно закрестилась. Она услышала удары. Я ничего не услышал, сколько не прикладывал. Где-то там была и часовня сотника Лонгина, уверовавшего в Иисуса при виде чудес, сопровождавших смерть его. И часовня раздела Святой одежды - это где римские воины делили одежды распятых в тот день. И часовня Осмеяния - где стояли жители Иерусалима, пришедшие посмотреть на казнь и изгалялись над Иисусом, кто во что горазд. Еще там была лестница, ведущая в часовню святой равноапостольной царицы Елены - матери императора Константина, легализовавшего христианство в Римской империи Миланским эдиктом. Эта часовня находится под юрисдикцией армянской церкви
Повторяю - это целый храмовый комплекс со множеством церквей, принадлежащим разным христианским конфессиям. От Каталикона я насчитал два уровня, как бы два этажа, наверх и два вниз. Бродили мы там долго, часа два, осматривая все. Смотреть там было на что. Разумеется, мы сильно устали. И какое-то время просто дремали на какой-то скамейке. Где мы будем спать, что мы будем есть - таких вопросов в голове просто не возникало. Ни у меня, ни у Марии Паломницы.
Где-то после полуночи началась литургия, которую служили архиерейским чином. Ведь с нами в паломничество пошли четыре архиерея. Они все совершали это таинство, на котором аллегориями и образами церковь воспроизводит историю грехопадения и искупления. Совершившуюся вот на этом самом месте. Я истово молился в себе, меня начало впирать. Когда я причастился, я как будто не шел, а летел. Я чувствовал полет, как от веществ. Отец Сергий прочитал наши записки, поданные за себя, за своих и за своих церковных знакомых. Бесплатно. Их деньги я мог тратить, на что хотел. И я покупал для них разные церковные сувениры этого святого места.
И как всегда, когда цель достигнута, встал вопрос: что потом? Нам сказали с амвона, что потом будет крестный ход по Дороги скорби. Ну, где Иисус всходил на Голгофу. А потом - нас должны погрузить на автобусы и отвезти к зданию русской духовной миссии, где мы будем ждать утра. Мне и Паломнице стало душно. Вышли во двор. И там мы сидели на древних камнях. А никто не выходил. Нет, разумеется, выходили аналогичные нам паломники, но никто ничего толком не знал. Мария Паломница стала беспокоиться. В храмовом комплексе было очень душно, под открытом небом темной осенней иерусалимской ночью - достаточно холодно. Мы не знали ничего. И томились от неизвестности. Паломница попросила меня не оставлять ее одну в незнакомом чужеязычном городе. Я снова думал, как в Одессе: эх, знала бы маманя! По мамане своей я тогда откровенно скучал. И вспоминал, как год назад остался в первый раз без нее в своей квартире. И как в мою жизнь пришла Надюша и игла.
Ждали мы где-то часа полтора. Близко к четырем утра из храмового комплекса вышел крестный ход. Монахи несли деревянный крест и тянули во все горло: «Спаси, Господи, люди Твоя....». И мы пошли узкой улочкой. По дороге, где в обратном направлении шел Иисус, неся крест. Восточный старый город, арки домов с лавками - уже закрытыми. Там местами достаточно крутой спуск. Я шел вниз и думал в себе: а каково Иисусу было идти на смерть и нести крест не вниз, а вверх? Вот по этой дороге?
Спереди и сзади шло очень много народа, я понял, что оказался среди большого людского сонмища. Продвигались просто толчками. Вдруг все встали. Причину остановки мы не знали. Какое-то время ждали. Во время этого непонятного ожидания вдруг взревел мегафон ближайшего минарета. Муэдзин громогласно пел азан, призывая всех мусульман на первую из пяти суточных молитв. Которая совершается рано утром. Я знал, что это азан - призыв мусульман на молитву. И с безмерным удивлением услышал от стоящих кругом паломников, что это мулла не велит идти, что нам всем предстоит пострадать за Христа, что нас всех скоро зарежут или забьют камнями и палками. Пожилая тетя плакала и крестилась: Господи! Только б детей не тронули, ну, они ж не звери совсем. С ней рядом стояла тетя чуть помоложе. Она плакала и говорила: я так больше ждать не могу, я лучше назад вернусь. И подорвалась. А какой-то монах закричал ей вслед: только не заблудись! Здесь же рядом Еврейский квартал. Если туда кто православный забредет, сразу камнями забьют насмерть! Вот в натуре началась такая паника. И базары потом среди церковного люда пошли такие на судне: мулла запрещал нести крест, хулил Христа и православие, призывал расправиться с православными. Но Господь отвел опасность и уберег. А всего-то навсего муэдзин звал на молитву мусульман, возглашая по-арабски: молитва лучше сна. Иные паломники пробовали петь чего-то христианское в ответ на мегафонные вопли муэдзина. Но многочисленные батюшки тут же затыкали им рот. Мол, нечего на рожон переть, может, все обойдется, ежели магометян не злить.
Этот шухер окончился также неожиданно, как и начался. Муэдзин пропел исламский призыв на молитву, а наш крестный ход - сход с Голгофы вдруг поплыл дальше. Причина остановки была вот какая. На этой Дороге Скорби есть остановки разные. Каким-то образом крестоносцами вроде приуроченные к истории казни Иисуса. Недалеко от храмового комплекса Святой гробницы есть восьмая остановка. Там на стенах греческого православного монастыря выгравирован типично ранней православный крест с греческими буквами. Нам сказали, когда мы сюда шли, что на этом месте Иисус упал, а другие говорили, что на этом месте Иисус встретил девушек Иерусалима, плакавших о нем. И сказал им знаменитые слова: вы о себе лучше плачьте и о детях своих, а обо мне плакать не надо. Крест этот на стене потемнел от времени. И был каким-то маслянистым. Так вот, во главе шествия шел отец Герман со своей четвертой группой. Он сказал, что Иисус прикоснулся к этому камню, свершилось чудо. И в честь православных паломников из православной России теперь этот камень источает миро. Сделан земной поклон и приложился к этому камню. И все стали следовать его примеру. Чем приметно притормозили шествие. Пока прикладывались, муэдзин стал петь азан. А отец Герман пизданул, что это хулят Христа и собираются нас всех порешетить. Вот так и пошла эта параша среди паломников.
Потом там вниз чего-то типа арки с лавками, увешанной всякими ближневосточными шмотками. В светло серой стене такая чисто церковная деревянная коричневая дверь, поверх которой металл что ли решеткой. На этом месте симпатичная девушка Вероника, похороненная здесь же, используя свои девичьи чары, уговорила римский конвой остановиться на немного. И отерла своим покрывалом пот с Иисуса. Потом там дальше вниз был дом из очень светлого сероватого камня под древнюю кладку, с невысокой прямоугольной дверью надписью над ней: V: SIMONI-CYRENAEO CRUX IMPONITUR. ST: И пониже: 15/46. На этом месте тогда конвой понял, что один смертник дальше крест просто не понесет, не сможет дойти. И по словам старославянского Евангелия, задели, то есть, выхватили из толпы некоего Симона из Киринеи. Чтоб дальше он нес крест за Иисуса на место казни.
Мы шли дальше вниз. Бессонная ночь, нежрамши, мы ж говели, почти не пимши. Матушке Ирине стало плохо. Мария Паломница вела ее под руку, а ее нес на руках уставшего Виталика. А чего? Его отец отпевал мою ушедшую в вечные обители бабушку. А нес на руках его уставшего сына, когда его супруге прихватило сердце. Ведь все мы люди.
И вот значит, выходим из ворот Иерусалима древних. Львиных ворот, чрез которые в разные века враг и неприятель входил во врата Иерусалима. Вот так выходим, зырим по сторонам. И ни хуя! Куда дальше идти - никто ничего не знает. И никто нас там не ждет. А народ подваливает. Я заметил, что появились израильские мусора, там блондинка ихняя приехали, они куда-то там звонят. Спускаясь с Крестного пути, паломники новые подгребают. Народ скапливается. И ни хуя! Как в Библии - ни голоса, ни ответа тебе. Холодновато вообще-то нехило с нашими легкими одеждами. Так присаживаемся на какой-то ближайший камень Иерусалима, потому как сил стоять уже нет. И ждем неизвестно чего. Матушка Ирина вроде на поправку пошла, рассыпалась мне в благодарностях, Виталик тихо спит у меня на коленях. Решили мы похавать. Достаем свой сухой паек. А все, чего там мясное было, издает специфический запах. Протухло. Или тухлым дали, как предположила матушка Ирина. Разбиваем яички - а они тоже резко пахнут. Помянув посадку на судно и жирного директора рейса с его набожной супругой, выбрасываем выданный нам сухой паек в ближайшую иерусалимскую мусорку. И вот просто так, не зная, куда нам больше деваться и чего делать, в полудреме на камне Иерусалима очень прохладным ранним утром ждем неизвестно чего вместе со всеми. Израильских мусоров становится все больше. Они все кому-то звонят или по рации с машины вызывают. И не зря. Вдруг стали подъезжать уже приметные нам автобусы. С номерами наших групп.
Вообще, Израиль - это перманентно воюющее государство, но вот так со стороны мусора в нем в глаза не бросаются, равно как и военные. Я всего в ту поездку, когда у них премьера хоронили, всего два блокпоста видел с солдатами Армии обороны Израиля. Ну, бетонные блоки, вояки с автоматами ходят - и все. Ни шмона, ни ксивы не ломают. А ситуация-то была чрезвычайная тогда там. А вот там, у этих Львиных ворот Иерусалима одна блондинка подъезжает, потом другая. Мы там мерзнем, ихние мусора куда-то все звонят и докладывают. И я не знаю. Но автобусы нам подали на сорок минут раньше обещанного. И мы стали загружаться в них. Может, ихние мусора и вызвонили это, я не знаю. Сонный Боря нам сказал, что грузимся в автобус, погреемся чуток, в одно место заедем теплого попить, а потом едем в Вифлеем. На место рождения Иисуса. И удивился, что нам не заказали номера в гостинице. Я-то к тому времени отучился уже чему-либо удивляться в дороге.
Загрузились, около часа отогревались и отсыпались. Я проснулся от того, что автобус поехал. Нас привезли в какую-то придорожную забегаловку, где мы наконец-то разговелись за десять баксов. Причем весь персонал этой забегаловки отлично говорил на русском, кроме одного высокого седоватого мужика. Потом мы погрузились в автобус и поехали на юг от Иерусалима. В Вифлеем. Бейт-Лахем. Город, где примерно три тысячи лет назад рыжего пастушка Давида Творец чрез пророка Самуила призвал на царство.
Этот библейский город расположен на территории арабской автономии. Доступ туда по открывают, то закрывают, нам повезло. Мы без всяких препон проехали хорошо укрепленный блокпост с вышкой, над которым весело развивался флаг государства Израиль. На вышке израильский вояка у пулемета курил и откровенно скучал. Потом Боря сказал, что здесь есть гробница праматери Рахили, но где она точно, я так и не рассмотрел. Очень скоро автобус остановился во дворе древней базилики Рождества. Паломники стали выгружаться. Тут церковные бабки вылупили глаза на эту базилику. В их взоре сквозило недоумение. Батюшка, обратилась одна старуха к нашему отцу Сергию. А почему здесь над таким святым местом стоит бесовская звезда? Это же знак Сатаны, у нас такие над Кремлем стоят. И верно - над местом рождения Иисуса справа от входа в базилику, возвышался крест, а над ним - пятиконечная звезда, только не красная, а посеребренная что ли. Отец Сергий стал объяснять, что это не сатанинская звезда, а поставлена в память вифлеемской звезды, приведшей к Младенцу волхвов. Бабки неодобрительно помотали головой и пошли за отцом Сергием и Борей к базилике.
Боря отдыхал, потому что слово взял отец Сергий. Он рассказал нам, что эта базилика была построена по приказу императора Юстиниана. И с тех пор примерно полторы тысячи лет этот храм был действующим. Только после арабского завоевания сарацины повадились въезжать в храм прямо на лошадях. Тогда монахи заложили широкий вход. И теперь в базилику можно войти, пригнув голову. Этот вход называется Вратами Смирения. К этой базилике как бы пристроено три монастыря, принадлежащим разным конфессиям. Вход там в натуре очень низкий, вроде 1,20 метра. Вошел-то я нормально, а на выходе приложился головой к этим древним камням.
Внутри там охуенно большой зал с мощными коринфскими колоннами из красного известняка очень потертого вида. Меж колоннами там висели очень красивые лампады, а еще они спускались с высокого свода базилики в центре этого громадного зала. Слева там такой раскоп, как люки поднятые. В некотором углублении видны фрагменты хорошо сохранившейся ранней византийской мозаики. Там такой впереди большой алтарь со амвоном, с клиросом. И вроде с кафедрой слева, куда ведет лесенка. Мы так ходили там, зырили все. Подвалила группа паломников из Одессы во главе с седым митрополитом Агафангелом. И они сразу направились в грот Рождества. Там из этого зала у алтаря направо такие ступеньки есть, как-то запутанно спускаются вниз. Мы пристроились в хвост этой группы. И после двадцатиминутного ожидания в очереди, я, Паломница и матушка Ирина с Виталиком спустились в этот грот.
Примерно две тысячи лет назад сюда спустилась со своим мужем юная рыжая девушка тринадцати лет, у которой уже начались родовые схватки. Они приехали в Вифлеем, чтобы записаться в переписи принцепса Октавиана Августа. Народу туда и до них уйма понаехало, места гостинице им не нашлось. И их приютил вот этот самый грот, куда пастухи загоняли на ночь стада. Здесь и родился Иисус. Сейчас в этом гроте стоят три алтаря. Когда мы туда спустились, там шла обедня. Араб священник совершал литургию на греческом языке, и хор - трое арабов в цивильных клифтах пели тоже на греческом. Я только одно и расслышал КИРЕО ЭЛЕЙСОН - Господи помилуй. Вообще, церковные песнопения на греческом показались мне очень даже певучими и красиво звучащими. На одном из Алтарей стоял потир и дароносица, прикрытые покрывалом. Из чего я заключил, что началась литургия верных. Жаль, не удалось мне посмотреть на великий вход по обряду Иерусалимской православной автокефальной церкви.
Я видел, что паломники сбоку подлезают под алтарь прямо во время литургии, к чему-то прикладываются там, а арабский батюшка невозмутимо продолжает читать по-гречески евхаристический канон, возглашая возгласы, на которые отвечает арабский хор. Когда настал мой черед, я посунулся под алтарь. И на сером мраморе с желтыми разводами примерно в центре увидел дырку, обложенную этакой серебряной шестеренкой - звездой с четырнадцатью лучами. Над ней висело 15 посеребренных лампад разной формы. Именно на этом месте Мария родила Иисуса. Я поцеловал это место. Потом поднялся и позырил по сторонам. Грот был выложен мозаикой, в которой преобладал красный цвет. Там еще два алтаря было. Один сзади первого. Это - алтарь яслей. Там в корыто для корма скотины спеленали и положили новорожденного Иисуса. А напротив его был алтарь Волхвов. Где три восточных монарха, увлекавшиеся астрологией, поклонились новорожденному Искупителю и принесли его матери дары - золото, ладан и смирну.
Потом мы поднялись наверх в величественный зал. И там Боря нам рассказал, что справа от базилике есть православный храм Младенцев, а слева - католический с пещерой Иеронима. И он может нас проводить и туда и туда. Речь шла о пещере младенцев Вифлеема, убитых по приказу царя Ирода. Ирод был эдомитянином, которых в эпоху Маккавеев иудеи подвергли преследованиям. Кого убили, кого обратили насильственно в свою веру. Один из их потомков впоследствии стал царем - тетрархом, поставленным Римом. Отнесся серьезно к волхвам. И видя, что они от него свалили, велел истребить всех новорожденных мужского пола в Вифлееме и его окрестностях. Так было убито 14000 младенцев, ставших первыми мучениками за Христа. А блаженного Иеронима я тоже знал. Он перевел еврейский текст Библии на латинский язык, для чего долго изучал иврит у одного раввина. Сначала он начал предаваться аскетическим подвигам, а дьявол его искушал. Чем больше он постился, чем больше умерщвлял свою плоть, тем больше ему пред глазами представало красивых девушек (типичная история многих аскетов). Но это что! Когда он преодолел плотские искушения, стало еще хуже. Раз ему привиделось, что он предстал пред Иисусом. Ты кто такой будешь? - спросил его Иисус. Я - христианин! - ответил ему Иероним. Лжешь! - заорал на Иисус. Ты - жалкий цицеронинец! (в смысле - ритор, философ). И приказал ангелам выпороть его, что те и сделали.
Мне хотелось бы посмотреть оба места, но отец Сергий стал препираться с Борей. Мол, не надо водить его паломническую паству по католическим святыням, даже предлагать такого не надо. Не говоря о том, что посещение католических храмов душевредно, оно еще наносит вред телесному здоровью. Он был врачом и знает достоверно - зашел в католический храм - сразу поднялось артериальное давление, Ладно, посунулись в православный храм с пещерой Младенцев. А он уже закрылся для посещения, там какая-то служба шла. Бабки стали ворчать, что Боря спорил с ними с намерением задержать и лишить их таким образом благодати от посещения православной святыни - ведь время-то он должен был знать! Боря снова предложил посмотреть пещеру Иеронима, но на него зацыкала вся группа. Он пожал плечами. И мы пошли грузиться в автобус. И мы поехали на север к Иерусалиму.
По дороге я приметил, что много таких микробусов типа наших «газелей», где едут большие арабские семьи. Муж за рулем, жена спереди с ним, а салоне целая куча мал мала меньше. Кстати, у арабов очень красивые дети, молодые девушки у них тоже красивые, а вот дамы в возрасте - в основной массе так себе. На этот раз на блокпосту мы ждали прилично. Потому как арабы ехали в Израиль на заработки, а вот арабов в отличие от пассажиров туристических автобусов на блокпостах трясли. Во время этого ожидания Боря предложил нам посмотреть на одного представителя израильской военщины ( так и выразился). А это был один офицер с очень большим пузом. Полторы сотни кило в нем точно было.
Проехав благополучно, хотя и с задержкой этот блокпост, мы направились дальше. Вскоре я впервые при свете ясного дня месяца Хешван увидел святый град Иерусалим. Иерусалим - это очень красивый город со зданиями белого цвета, раскинувшийся на склонах гор. Боря нам сказал, что сейчас мы заедем попить кофе, перекусить, заодно сможем чего-нибудь купить там, если пожелаем, а потом он с нами простится. Дальше нас будет сопровождать другой гид, а лично он с нами свое отработал. Тети стали спрашивать его, чего можно хорошего купить в Израиле. Боря нам сказал откровенно, что Израиль - страна дорогая вообщем-то Купить можно все, но смысла делать именно здесь покупки не имеет. Не выгадаешь. Ну, вот разве ювелирные изделия, да подешевле можно купить. Или что-нибудь церковное у них покупают. Вообщем, сейчас едем в кафе с небольшим магазинчиком иконной лавкой. Хорошее место, туда даже раз сам Ясир Арафат приезжал.
Ну, приехали мы туда, я какую-то котлетку съел и кофе попил, все перекусили и пошли смотреть этот магазин. Большинство группы цены сразу обломили. Позырили на разные рыжие и седые цацки, плюнули да и пошли в иконную лавку. А там продавали не только иконы, но и вообще церковную утварь. Бабки увидели это и стали говорить, что все эти иконы и церковная утварь награблены большевиками и вывезены в Израиль, чтобы теперь евреи торговали ими и наживались на этом. С этим они подошли к отцу Сергию. Тот им сказал, что Хрущев продал многое из того, что построено русскими царями и являлось собственностью русской церкви, Израилю и католикам за сухогруз с мандаринами. Да только все эти мандарины сгнили во время перевозки. Паломница все же купила себе там платок, а я не стал покупать ничего. На фиг оно надо? Где-то минут сорок бродили по этому лабазу. А потом снова стали медленно грузиться в автобус.
На этот раз вместо Бори нас встретила невысокая смуглая девушка Дана. С очень сонным видом. Она рассказала нам нашу дальнейшую программу. Сначала Елеонская гора, потом - Эйн-Карем с Горненским монастырем. Потом едем в Хайфу. Если не застрянем в пробках, желающие могут искупаться в море, может, чего-нибудь по дороге посмотрим. Но это как повезет. А сейчас едем на гору Елеонскую, что к востоку от Иерусалима. И отделяется от него долиной потока Кедрон. Правда, течет ли там сейчас этот поток - я не знаю.
Ну вот. Пока мы ехали к горе Елеонской, огибая святый град с юго-востока, где-то слева дороги показалась каменистая долина в глубоком обрыве достаточно мрачного вида. Это началась та самая долина Кедрон. Выглядит она достаточно мрачно и уныло: голые скалистые холмы с редкими масличными деревьями и жидким кустарником. Это долина лежит между старой частью Иерусалима и горой Елеонской, однако простирается дальше ее, отделяя от старого Иерусалима и гору Соблазна. В той части, что к юго-западу от горы Елеонской, есть большое еврейское кладбище. Евреи на могилы кладут камни. Дана нам сказала, что место на кладбище здесь стоит бешеных денег. Ведь в этой долине, называемой также долиной Иосафата, согласно преданию, все соберутся на Страшный суд. И веками старые евреи со всего мира приезжали умирать в святый град, чтобы после смерти почивать в прахе в долине Кедрон в ожидании великого шофара, в который должен протрубить пророк Илия (а не архангел Гавриил, как у христиан). А чего - удобно! Воскрес, встал из могилы - и идти никуда не надо, уже в судной долине.
Потом мы приехали на смотровую площадку с гору Елеонской, которая напротив святого града Иерусалима. Вот с нее классно виден святый град, раскинувшийся на склонах гор. Прямо против площадки - золотой купол мечети Омара, воздвигнутый на месте древнего Иерусалимского Храма, слева от него вблизи - серебряный купол мечети аль-Акса. На фоне белокаменного града на склоне гор. Ниже золотого купола третьей святыни ислам шли древние стены Иерусалима. В них были видны заложенные камнями ворота. Дана нам сказала, что эти древние ворота заложили по приказу одного турецкого султана. Так как в них, согласно преданию, должен войти в Храм Машиах. Это Антихрист, сказали церковные бабки с отцом Сергием и перекрестились. В христианском мифе еврейский Машиах - Антихрист. А к югу от этой смотровой площадки простирается Иудейская пустыня, тонувшая тогда в белесоватом мареве со своими белесоватыми породами и скудной растительностью около Иерусалима. Расстилался вид долины. В которой после великого шофара соберется весьма великое полчище воскресших нагих мертвецов. Ибо как человек выходит нагим из чрева матери своей, так нагим он выйдет из чрева земли и предстанет пред судом Царя всех царей, Благословен Он!. А к северу - там расстилались новостройки Иерусалима, а вблизи были кипарисы молодые и смоквы. Я помню, тогда туда еще ихняя блондинка приехала. И были их вояки. Которых привели на экскурсию. Одного одинокого вояку Армиии обороны Израиля и сидором за спиной и белой кипе на бошке я тайно сфоткал.
Потом с этой смотровой площадке нас повезли на верх горы Елеонской. По дороге нам Дана рассказала, что едем мы в церковь Вознесения. Мол, католики и православные за нее слишком долго спорили. И турецкие власти решили по своему: ни тем, ни тем. Сейчас там мечеть и историческое место. Ну, поднялись наверх. Там такой дворик, огороженный стеной из светло-серого камня, внутри его - некое здание, напоминающее прежде всего мечеть, а не церковь. Сбоку стоит мусорный контейнер, окрашенный в светло-салатовый цвет. При входе сидит араб и просит с каждого входящего один доллар. Ну, каждый его на один бакс подогрел. Заходим туда. Чисто мечеть. Там есть такой прямоугольник. Он окружает такой светло-серый и светложелтоватый камень с углублением, отчасти напоминающим отпечаток ступни. Базарят, что Иисус простился со своими учениками именно на этом месте. И отсюда вознесся на Небо. И сюда сойдет Творец под блеск миллиона молний. И тогда Елеонская гора расколется. Из Иерусалима потекут реки воды живой, а Ветхий днями сядет судить все народы. Приложились к ступне, вышли во двор. Там арабы нам предложили покурить кальян. Я бы попробовал, да времени не было. И мы в очередной раз грузились в автобус. Там я впервые почувствовал легкое жжение в ступне правой ноги. Думал, что о камни порезал или натер. Ладно, думаю, вечером буду на судне, там и посмотрю, что такое.
После этого памятного места нас повезли кругом Елеонской горы к ее низу. Не раз мелькали виды святого града, снова миновали ту площадку смотровую. Дана сказала нам, что едем в Гефсиманию. Ну, спустились мы к Гефсиманскому саду, снова выгрузились из автобуса. И зашли в него. Отец Сергий нас на входе предупредил: кто хоть лист или цветок с дерева сорвет, с того штраф в сотку зеленую. Ну, заходим туда. А там как? Там вот такая дорожка, огороженная с двух сторон. Снаружи - город, часть долины Кедрон. А внутри - сад из кряжистых старых маслин прямоугольной формы. И идти типа по кругу. Две стороны прошел - оказываешься у толстой, кривой и кряжистой маслины. Дана нам сказала, а отец Сергий подтвердил. Что именно под этим деревом повязали Иисуса. Мы так все на него посмотрели, а Мария Паломница и матушка Ирина еще умудрились там и по листку оливки сорвать. И ничего. Не штрафанули. Потом они говорили - чудо!
Потом Дана нам сказала, что рядом есть католический монастырь на месте моления Иисуса о чаше. Пошли туда, а там мессу служили. Отец Сергий, как увидел католических монахов, психанул. Аж слезы выступили на его глазах: нет, я видеть их не могу, у меня на них аллергия. Я не пойду, а то мне плохо станет. Но, дорогие братья и сестры, идите бе5з меня - хоть тут и католики все держат, все равно это - великая святыня, где можно получить благодать. Ну, мы и пошли за благодатью, поскольку аллергии отца Сергия на вид католических служителей культа не ощущали. Идем куда-то вбок. Там такая скамейка, ограниченная камнем средне серого цвета с какими-то темными вкраплениями. На фоне темно сероватой стены. Якобы именно на этом месте Иисус при дрыхнувших учениках молился о чаше Отцу Небесному. Отче, вот если только можно, да минует меня чаша сия, впрочем, пусть будет все, как ты хочешь. И пот Иисуса во время этой экстатической молитвы пот вместе с кровью от расширившихся капилляр падал именно на этот камень. К этому камню все приложились. Я отец Сергий ныл в Гефсиманском саду, что католиков просто видеть не может - сразу аллергия появляется. И вот по части благодати бесы с помощью католиков его точно обездолили.
Потом мы покинули Гефсиманский сад и вроде пошли направо от него. Дана нам сказала, что сейчас мы идем к православным святыням. Сначала - в ту пещеру, где ночевали апостолы с Иисусом, а потом - в храм Марии Магдалины, принадлежащей русской зарубежной православной церкви. Стали подниматься наверх, потом свернули налево в живописное место. Там куда-то спустились, где одни лампады светят и свечи. И чего там видим. Какая-то пещера из светло-сероватого камня. И в этой пещере такое возвышение есть из того же камня. И вроде именно на этом возвышении Иисус на овечьих шкурах ночевал с своей отрицаловкой. И там - чисто православные иконы. Матушка Мария и Паломница покупали и ставили там свечи. А бабки другие ныли: вот, кормилец наш здесь ночевал, а мы требуем себе условий! А когда вышли, радостная Дана нам сказала, что созвонилась с монашками из русской зарубежной церкви. Они нас пускают. Мария, считавшая своей покровительницей подругу Иисуса, истово закрестилась.
Идем еще наверх. И видим нечто похожее на московские и Русские церкви вообще, заходим туда. Нас там чаем красноватым типа крокодэ напоили, отдохнули мы чуток. Потом Паломница мне говорит: а ты знаешь, что здесь мощи великой княгини Елизаветы Федоровны и ее монахини Варвары? А я паломницу спрашиваю: а какая великая княгиня пред Царем всех царей, благословен Он? Пред ним что цари, что князья, что мы - все одно. Мы ж люди, чада Адама. Мария перекрестилась, вздохнула и сказала: может, ты читал, ты понимать можешь, а я ничего этого не понимаю. Кто не разумеет, пусть не разумеет, а останки великой княгине мне лобызать западло. Они там все приложились к ним. А я - ни хуя! Не дождетесь. Я сын городских окраин, а не потомок дворян. И выбираться с этих городских окраин - не хочу. Лучше в рот у меня возьмите и пососите. Базара нет, девку эту зря пристрелили, лучше б на трассу работать послали. Да дело давнее, я за него отвечать не собираюсь. И тело это есть мерзость Господом, лобызать - западло.
Так и не приложился. Никто не спрашивает. Вышли, пошли вниз под трендеж отца Сергия, что все мы здесь получили великую благодать. Ну, они все там приложились, а я - нет. На хуй мне нужна эта великая княгиня. Мы как вышли, так пошли налево. Вниз. К месту захоронения матери Иисуса. Прошли к Гефсиманскому саду, еще ниже спустились. , куда-то свернули. И оказались пред древним зданием из светло- серого камня с темно- багровыми воротами, за которыми начиналась крутая лестница, ведущая вниз. Мы спускались к гроту, где похоронили рыжую Мириам. В Церковь Успения. При спуске находилась могила Иоакима и Анны - бабушки и дедушки Иисуса. А с другой стороны - могила Иосифа - и тут же рыжей Мариам. Вот такая каменная плита, покрытая синим платом. Под цвет риз, в которые облачаются священники православные на праздники матери Иисуса. Посмотрев это, мы спустились вниз в крипту Марии, а спуск там очень крутой и долгий. Где она, согласно преданию, была и захоронена. Мы спустились, приложились там, спели тропарь: «в рождестве девство сохранила еси, во успение мира не оставила еси, богородице, преставилася еси к животу, Мати сущи живота, и молитвами твоими избавляеши от смерти души наши». И потом поднялись наверх. Подниматься было непросто, мы устали. А внизу все было обложено голубыми и синими покрывалами под привычный нам церковный цвет богородичных праздников. А потом мы вышли наверх и пошли к автобусу, стоявшему у Гефсимании. Тут нас облепили арабы. Паломница недоумевала. А чего они хотят. Я сказал: чтоб купили чего-то. И купил 3 ремня с бляхой святого града за 21 доллар. Чтоб один не в меру назойливый араб (а они очень назойливы, уговаривая туристов и паломников что-либо купить) от меня отъебался. А Марии Паломнице арабы втерли совершенно ненужных вещей на полтинник зеленый. А чего, это их бизнес. К отцу Сергию тоже прикапался один араб. И батюшка орал ему громогласно: православный, говоришь? А ты мне крест свой покажи! Еще по дороге я увидел прикольную картину. Навстречу нам шел иудейский ортодокс в своем форменном длиннополом черном костюме и круглой шляпе, с густыми длинными пейсами, заплетенными в косички. А за ним весело шло пятеро ребятишек, одного из которого он вел за руку. Дети были в разноцветных кипах и с пейсиками тоже. Потом мы снова погрузились в автобус. Дана сказала, что мы прощаемся со святым градом. И едем в Ейн-Карем. Место, где встретились две брюхатые девушки. Из рода Давидова и рода Аарона. Мария и Елизавета.
Ехали мы примерно минут сорок от Иерусалима. И стали вновь выгружаться из автобуса. Привезли нас на какое-то горное место, внизу под которым расстилалась светло - серая долина с редкими деревьями. Вдали, наполовину скрытый горой, был виден наполовину святый град Иерусалим. Нам сказали, что это - Эйн - Карем. По дороге к нему отец Сергий взял микрофон у Даны пизданул: Братия и сестры! В Москве новый переворот. Кого народ хочет выбирать, тех не допускают на выборы (тогда в декабре должны были состояться парламентские выборы). Все крупные улицы в Москве перекрыты баррикадами. Народ восстал, идут уличные бои. Давайте помолимся, чтобы геноцид православных не повторился больше.
Слухи о готовящемся перевороте на годовщину Октябрьской революции действительно ходили по судну. Как потом стало ясно, эти параши запустили отец Герман и архимандрит Владимир. Вроде какой-то старец в Почаевском монастыре так сказал, да и братия Псково-Печерского монастыря об этом говорила. Обращение отца Сергия произвело эффект. Весь автобус загалдел, Мария Паломница схватилась за сердце, потом закрестилась и запричитала: Господи, помоги! Неужели в Москве мою дочку с внуком защитить некому?! И заплакала. Матушке Ирине снова стало плохо с сердцем. А отец Сергий гнул свое: мы приедем в совсем другую страну, где возможно снова будут гонения на православную церковь (действительно, церковные ожидали в то время гонений, вот-вот они должны были начаться снова якобы). И предложил всем снова помолиться. И запел ЦАРЮ НЕБЕСНЫЙ, а весь автобус подхватил. Потом отец Сергий заговорил о необходимости срочной канонизации царственных мучеников, зверски убитых большевиками и жидомасонами: тогда де в России воцарились бы мир и благоденствие, так как совершилось бы покаяние народа в грехе цареубийства. Один лысый мужик заявил, что лично он никого не убивал, в том числе и царскую семью, и за других каяться не собирается. И в расстреле царской семьи не видит ничего зверского. Бабки закрестились. А отец Сергий стал рассказывать, что никакого расстрела не было, что было на самом деле ритуальное убийство, воспроизводящее смерть Христа с причинением жертве мучительных и долгих страданий. Вот под эти гнилые базары мы и приехали в Эйн-Карем.
Как водиться, вышли из автобуса, позырили по сторонам. Мы были в весьма живописном месте на горе. Вдали был виден Иерусалим, наполовину скрытый горой, с другой стороны внизу в долине и на склоне горы раскинулся Эйн-Карем. Мы сфоткались и пошли по дороге, а потом свернули на какую-то тропинку среди кипарисов, маслин и прочей местной растительности. На небе появлялись облака. Мы шли к белым домикам с красными крышами, на которых были солнечные батареи (в Израиле это везде увидеть можно). И очень скоро оказались на территории Горненского женского монастыря русской православной духовной миссии.
Церковь там сложена из красного кирпича, но такого фасада я в России все же не видел, отчасти готический собор напоминает. Вокруг крыльца, прикрытого зеленым козырьком две иконы мозаичные. На правой была изображена встреча Марии и Елизаветы. А над крыльцом на белом своде было написано на церковнославянском: И ОТКУДУ МНЕ СИЕ ДА ПРИИДЕ МАТИ ГОСПОДА МОЕГО КО МНЕ. Отец Сергий сказал, что храм этот возведен на месте домика, в котором две тысячи лет назад жили священник Захария со своей супругой Елизаветой. Когда Елизавета была уже на шестом месяце беременности, к ней пришла Мария сразу после чуда Благовещения. И только она вошла в дом к своей двоюродной сестре, у той младенец во чреве радостно взыграл. Она тогда сказала гостье те самые слова, которые были написаны над входом в церковь. Мария тогда погостила у нее три месяца и вернулась в свой дом в Назарете к мужу своему.
Интерьер этого храма вполне привычен для любой русской церкви. Мы туда зашли, Паломница, увидев привычную обстановку, очень обрадовалась и стала прикладываться ко всем иконам. А я сфоткал иконостас. Паломнице это не понравилось. Она считала фотографировать что-либо внутри православной церкви делом очень неблагочестивым, но все фоткали. Сфоткал и я.
Монашки встретили нас очень гостеприимно, вынесли нам на подносах рахат-лукум, стаканчики с разными соками и прохладительными напитками. Проголодавшиеся и уставшие паломники налетели на эти подносы, как голодная саранча, жрали и пили в три горла, так что монашки только успевали эти подносы менять. Отец Сергий сказал, что это обычай греческой православной церкви: угощать в монастырях паломников рахат-лукумом, халвой и разными соками. И сам жрал нехило. Услышав это, Паломница, сомневавшаяся ранее, не будет ли это грехом и разве хорошо объедать монашек, быстро подгребла к подносам и сама стала хавать и пить. А монашки плакались нам, какие они бедные, что Горненский монастырь очень бедный, что вода очень дорогая здесь. Под это нытье они впаривали паломникам свечи, иконы, крестики, пузырьки с елеем, ладан и прочее, чем обычно в России торгуют в церковных лавках. Мы там были часа полтора. Я дважды ходил в монастырский дальняк. Мария накупила там иконок, даже лампадку себе купила, а я купил там кадильницу для того, чтобы подарить ее одной набожной семье, давшей мне наиболее много денег.
Наконец мы погрузились в автобус. Дана сказала, что теперь нас повезут в Хайфу, где в 18 часов мы должны будем вернуться на судно. Впрочем до 21 часа мы можем сами по себе сойти снова с борта судна и погулять по Хайфе. Но судно отходит в 23 часа, за два часа до отплытия все должны будут сдать израильские вкладыши пограничникам Израиля, а свои загранпаспорта - судовым властям. По дороге в Хайфу мы где-нибудь что-нибудь перекусим, отдохнем. Отец Сергий поинтересовался, нельзя ли съездить к Мертвому морю, все сложились бы. Дана ответила, что это невозможно. Если поедем к Мертвому морю, то не успеем вернуться до отхода судна. Если мы желаем, можно где-то сделать остановку и искупаться в Средиземном море, можно также попробовать посетить монастырь кармелитов и пещеру пророка Илии на Кармиле. Предложение это было принято. И мы поехали назад в Хайфу.
По пути были спуски и подъемы, во время которых у меня закладывало уши. Это было привычно мне уже. Я устал и неожиданно уснул. И проснулся только, когда автобус остановился где-то на окраине Наблуса, где в библейские времена стоял город Сихем. Облаков на небе все прибывало, усиливался ветер. Там мы вышли, слили и похавали в придорожной забегаловке. Мария Паломница попросила у отца Сергия благословения взять себе комплексный обед и покушать. Сухой паек протух у всех, а как позднее - так было во всех группах, что породило слухи, будто нам его тухлым и выдали. Отец Сергий ее благословил. И Паломница похавала вместе со мной, периодически вздыхая: ох, плохенькая я! Господи, прости меня грешную! Я поинтересовался, чем же именно она согрешила здесь. Мария ответила, что она грешит постоянно. Вот ступила - и согрешила, повернулась - снова согрешила, посмотрела - снова согрешила. Ох, окаянная я и грешная, закончила она свое объяснение и перекрестилась.
Потом мы погрузились в автобус и поехали снова по направлению на северо-запад. По дороге Дана стала нам рассказывать про современный Израиль, про первых переселенцев, про киббуцы, про Армию обороны Израиля. Оказывается, туда призывают пацанов на три года, а девчат - на полтора, казармы находятся недалеко от их родных мест. И на пятницу и субботу обычно солдат отпускают домой, и они едут с баулами, полными грязных вещей, везомых родителям на стирку. И призывники здесь не уклоняются массово от армейской службы, как в России. Еще Дана нам рассказала, что все надписи в Израиле на английском, иврите и арабском - это три официальных языка государства Израиль. А иммигранты из СССР еще борются за признания русского языка четвертым официальным языком. Потому что их здесь очень много. И действительно, мы практически не сталкивались с тем, чтобы русского языка не понимали. Если кто-то не понимал, звал того, кто понимал. И такой быстро находился. Никто из нас и не пробовал говорить по-английски. Не было нужды.
Где-то в начале пятого автобус остановился на песчаном пляже у города Кесария. Там были видны развалины какой-то римской крепости. С купанием мы обломались капитально. С моря был холодный сильный ветер, все небо затянулось рябью слоисто-кучевых облаков, быстро идущих в запада, а на западе висели темно-серые дождевые облака с рваными краями. Море штормило на 5 баллов. Волны шли с мощными гребнями, пенные волны с ревом обрушивались на берег и далеко покрывали его. Естественно, что никто даже не пробовал купаться. Подышали морским воздухом, полюбовались бушующим морем, погрузились в автобусы, да и поехали дальше. Я чувствовал, что на подъеме правой ступни у меня будто натерто. В двух местах была такая боль небольшая с чувством жжения. Подумал, что натер, да и порезы о камни дна Иордана наверно болят.
Дана сдержала свое слово. Мы поднялись на гору Кармил, где пророк Илия скрывался в пещере от царя Ахава. И потом на Кармил он велел Ахаву собрать прорицателей Ваала, чтобы они совершили всесожжение Ваалу без огня, а он взялся сделать тоже Господу. У служителей Ваала ничего не получалось с течении всего дня, а пророк Илия во время вечернего жертвоприношения в Иерусалимском храме помолился и свел огонь с неба, который пожрал и жертву и сам жертвенник. Народ Израильский возопил: Господь есть Бог! И пророк Илия распорядился схватить всех прорицателей Ваала и дубрав священных и зарезал их у потока Киссон. А потом молился на вершине Кармила. После чего пошел дождь после долгой засухи. Когда в эти места пришли крестоносцы, то построили здесь католический монастырь. Даже орден монашеский основали, названный по названию горы орденом кармелитов. К этому монастырю мы и подъехали. Но и тут нас обломали. Дана вышла переговорить и вернулось ни с чем. К братьям-кармелитам приехали две большие группы паломников из Аргентины. И внеплановых паломников они привечать отказались. Отец Сергий усмотрел в этом злонамеренность католиков по отношению к православию вообще и православным паломникам в частности. Они лицемерно называют нас братьями, но на самом деле братьями во Христе не считают, - так прокомментировал он эту ситуацию. Видите, даже пускать не хотят паломников из России в пещеру пророка Илии! И снова запел: ЦАРЮ НЕБЕСНЫЙ.
Мы поехали в порт Хайфы. И пока еще были на вершине Кармила будто снова повторилось древнее чудо пророка Илии. С моря поднялась темная туча с седыми рваными краями, небо мгновенно помрачнело от туч, шквальный ветер взметнул к небу массу пыли. Отчего стало еще мрачнее. И хлынул дождь. Самый настоящий тропический ливень, когда с неба низвергаются массы воды. Самый сильный ливень в средней полосе России совершенно не похож на этот. Это было грандиозное нечто, библейское. С этим дождем были отчасти схожи муссонные ливни в Эфиопии, которые я запомнил из своего детства.
При въезде в порт автобус остановился на КПП. Дана быстро побазарила с двумя погранцами, один из которых заглянул в салон, и мы поехали дальше. Она сказала нам потом, что ее спрашивали, нет ли посторонних, не отстал ли кто, не просили ли кого-нибудь что-либо кому-то передать. И она ответила, что нет. И спросила нас: ведь правда ничего этого не была? Учтите, что брать посылки от незнакомых людей у нас опасно. Даже конверт может взорваться. Но нас никто и не просил никому ничего передавать.
Автобус подъехал прямо к судну. В дороге я неоднократно просил Марию помочь мне вынести мои баулы, так как нога чего-то беспокоила меня все больше и больше, да тащить семь бутылок вина в сумке одному по крутым ступенькам трапа было бы нелегко. И на выходе я увидел, что Паломница намеревается тихо съебаться из автобуса. Я ей: Мария! Делает вид, что не слышит. Я ей снова - Мария! И тронул ее за плечо. Чего тебе надо? - раздраженно спросила она, повернув голову. Помоги вещи вынести, тяжело одному, нога чего-то болит. Чем я могу тебе помочь? - вздохнула Мария. Ты вина накупил, матушке Ирине отдать не захотел, без благословения батюшки купался в Иордане вместо того, чтоб три раза окунуться. Это Бог тебя наказал! Я тут помочь никак не могу! Но сумку-то ты можешь помочь нести, сказал я ей. Господи, прости меня, грешную! - вздохнула Мария и перекрестилась. И взяла в руку одну ручку сумки с бутылками.
Мы вышли из автобуса и стали подниматься по трапу. При входе на судно у нас ломанули ксивы израильские погранцы, а вещи досматривать не стали. Листок этот и загранпаспорт тоже не отобрали. Мы разбрелись по каютам. Прибыли одними из первых. Я взял ключ на вахте и стал раскладывать вещи, а заодно посмотрел, что у меня с ногой. Снял носок. Странно, но с ногой ничего особенного не было. Порезов я и не увидел. Вместо них на подъеме ступни было два небольших красных пятнышка размером с нынешнюю копейку овальной формы. На месте этих пятнышек чувствовалось боль со жжением. Я поменял носки, будучи уверен, что просто натер ногу здесь.
Только я разложился, прибыли веселые и оживленные батюшки из Самарской области со своими многочисленными баулами. Впечатлениями обменяться мы не успели, так как судовое радио пригласило паломников первой очереди питания на трапезу. И я пошел. За столом встретился со своими сотрапезниками обычными.
Базар за столом был о предполагаемом перевороте в Москве. Оказывается, это параша прошла по всему судну. Не в одной группе это пизданули. В Москве переворот, все крупные улицы перегорожены баррикадами, идут уличные бои. Андрей благодарил Творца, что сподобил его быть подальше от этих событий. И видел трех возможных инициаторов их: коммунистов, русских патриотов и мафию. Я предположил, что эти события инсценированы самими властями с целью сорвать выборы. Странно, но глава администрации с этим сразу согласился. И сказал, что просто не подумал о таком варианте. Мне очень хотелось узнать, что на самом деле происходит в Москве.
После ужина я пошел в каюту свою, рассказал самарским батюшкам. Оказывается аналогичное объявление о беспорядках в Москве были сделаны и в их группе. Для них это было неинтересно. Но дьякон Олег был не прочь сойти со мной на берег. Мы сошли, показав израильским поганцам паспорт заграничный. Дьякон научил меня, что можно купить международную карту. В ближайшей лавке мы ее купили. Вру, в ближайшей мне не могли разменять зеленую сотку, пошли в другую лавку. Там и приобрел ее. Причем девчонка за кассой прекрасно базарила по-русски и хорошо объяснила мне, как звонить в Москву. Из ближайшего автомата я позвонил по номеру набожной семьи из дома напротив. Трубку подняла Наташа. Я ей сказал, что звоню из Хайфы. Она тут же позвала своего мужа. Ну, ему я рассказал, что прибыл в Святую землю, побывал в святом граде Иерусалиме. И что такой базар пошел: в Москве восстание. Алексей недоуменно сказал мне: да у нас вроде все нормально, никаких волнений. Я не поверил, позвонил тетке. Трубку поднял коммунист. Мой двоюродный братец. Я ему кратко изложил ситуацию и рассказал слухи. Он удивленным голосом сказал: да у нас ничего такого в помине нет, все путем идет. Как обычно. Ладно, побазарил с ним, повесил трубку. Сказал об этом дьякону Олегу. А он мне сказал в ответ: я так и чуял. Что парашу запустили про новый переворот.
Потом он предложил мне зайти в портовый бар, мы зашли туда, побухали. Там виски, пиво. Пришли девчонки местные в узких брюках. И все по-русски понимают. Мы с ними побазарили немного, потом они ушли. А мы еще посидели и пошли на судно. Сдали на вахте эти израильские листы и наши загранпаспорта, пришли в свою каюту, залезли на полку да и уснули. Засыпал я с мыслью, что в землю Израиля надо ехать самому. Чтобы смотреть там долго и все, что ты хочешь увидеть сам. А что побывал - это слишком мало. Вот с такими мыслями я и уснул. Просто зарубило.
А знаешь чего, Зоя? Пойдем, прокатимся по Москва - реке на речном трамвайчике. До Новоспасского моста. Пока я пиво выпью. Да и расскажу. Как паломничал дальше. И как домой вернулся.