Белый автобус

Автор: Шева В этом отпуске Комов решил исполнить свою давнишнюю мечту.
Какую? Побывать в Ливерпуле, - на родине Beatles. В школьном детстве он мог об этом только мечтать. А сейчас, слава Богу, мог и позволить.
Почему Beatles?
Комов даже улыбнулся про себя. Вспомнив, как на пресс-конференциях стало модным брать паузу при ответе на сложные вопросы, предваряя ответ фразой, - Хороший вопрос!
Кто-то поймёт, почему Beatles, сразу. Без дурацких объяснений.
А тому, кто не поймёт, у кого - другая группа крови, - зачем объяснять?
Разве что отослать в Клуб одиноких сердец. К Сержанту. Который Пеппер.
Но когда в интернете Комов начал «пробивать» этот туристический маршрут, он с удивлением узнал, что при поездке в Ливерпуль на обратном пути вылет самолёта обязательно выполняется из Манчестера. Из-за чего возникает дополнительная экскурсия по Манчестеру.
Манчестер Комову был неинтересен и нахер не нужен. Всё, что он знал о Манчестере, - это только «Манчестер Юнайтед». Но футбольным фанатом Комов не был, поэтому от этого знания ему было ни тепло, ни холодно.
Комов попытался найти турфирму, которая могла бы предложить только Лондон и Ливерпуль, но так и не нашёл. Будто свет клином сошёлся на этом Манчестере.
Вечером, просматривая телепрограмму, он наткнулся на аннотацию к фильму с незатейливым названием «Белый автобус»: героине, молодой девчонке, надоела тоскливая работа в Лондоне и она внезапно на выходной уезжает в другой город.
Этим городом был Манчестер.
- Это же надо, - удивился Комов, - какое совпадение! А ну-ка, ну-ка!
Переключил на нужный канал, попал как раз к началу.
Фильм оказался безнадёжно старым, шестидесятых годов, да к тому же чёрно-белым. Вернее как, - местами чёрно-белым, местами - цветным.
Причём этот режиссёрский приём Комов не оценил, потому что общий мрачный, депрессивный, унылый настрой происходящего на экране был присущ как чёрно-белым, так и цветным кадрам.

…Большое учреждение, зал машинисток. Похоже - конец рабочего дня. Помещение убирают, все уже ушли, кроме одной молодой машинистки в белой кофточке. Она еще что-то печатает, потом устало поднимает глаза вверх, и следующий кадр - её место уже пустует, но над ним с потолка свешиваются красивые женские ноги. Надо понимать - её.
- Ага, - улыбнулся Комов, - работа так задолбала, что впору повеситься.
Героиня выходит из здания. У неё интересное лицо. Как пишут критики - лицо, тронутое богатым внутренним миром, или затаённой, потаённой мыслью.
- Или шизой, - угрюмо подумал Комов.
Девушка идёт по улице. Бесстрастным взглядом её провожают невозмутимые лондонские бобби в своих фирменных шлемах-колоколах.
Она приезжает на вокзал, покупает билет на поезд. К ней цепляется какой-то парень, бежит за ней по перрону, несёт чушь.
- Вот же ж долбоёб! - безапелляционно вынес вердикт Комов.
Но при посадке в вагон оказалось, что это таки действительно был бой-френд девушки.
- Всё равно с тараканами! - Комов подтвердил первоначальное мнение.
Вагон полон бухих футбольных фанатов «Манчестер Юнайтед», возвращающихся домой после матча их команды в Лондоне.
Утро следующего дня. Серое, неуютное. Покачиваясь с бодуна, и поёживаясь от утренней прохлады, фанаты бредут по перрону.
- Сразу видно, что херово, - посочувствовал Комов.
Навстречу им по утреннему перрону вокзала идёт вереница калек. Одного везут в саркофаге на колёсиках с подсоединёнными шлангами и трубками.
- Доигрался! - цинично отметил Комов.
На пустынной привокзальной площади вдруг появляется бегущая женщина. Она убегает от преследующего её автомобиля. Который всё-таки её догоняет. И трое выскочивших из машины мужиков хватают её, запихивают на заднее сиденье и увозят.
По безлюдной улице бежит одинокий бегун-спортсмен.
Появляется цвет, но тут же исчезает.
Пейзаж чёрно-белый, мрачно-урбанистический.
Героиня стоит на остановке какой-то явно второстепенной дороги. И вдруг появляется большой двухэтажный туристический автобус. Типа тех, знаменитых, что в Лондоне, но белый. Девушка голосует, и автобус, проехав метров двадцать, останавливается. Героиня садится в автобус.
Раннее утро, - а автобус полон людей. Свободных мест почти нет. Героиня вынуждена сесть спиной к ходу движения, лицом к пассажирам.
Тут же одутловатый дедуля лет шестидесяти начинает строить ей глазки.
Комов злится, - Ах ты же тля! И куда ты лезешь, старпёр!
Публика в автобусе достаточно странная: в основном пожилая, солидная, типа - местный истеблишмент, но есть и японка, и пара негров. Их подвозят к большому металлургическому комбинату. Все выгружаются, и начинается экскурсия по цехам завода.
Крупным планом огромные корпусные детали, фрезерные и токарные станки. Огонь, дым, пар, стук, грохот. Раскалённые оранжевые болванки, льющийся жидкий металл.
Закадровая весёлая, незатейливая, танцевальная музыка.
Опять садятся в автобус и едут дальше. Старпёр в судейской мантии с цепью на груди, будто бы увлёкшись своим же рассказом, кладёт девушке руку на ногу.
- Ах ты же старый козёл! - возмущается Комов.
Но девушка решает проблему сама, - Не могли бы вы убрать руку с моего колена?
И пересаживается на другое сидение.
Опять остановка, - опять производство. Тётки ткут ковёр.
Звучит песня местной самодеятельности, - почему-то на немецком.
Вдруг - спортзал, тренировка «самураев». Один из пассажиров автобуса, уже немолодой, дерётся на мечах с одним из «самураев». Побеждает.
Далее автобус сворачивает в новые жилые районы. Девятиэтажки. Почти как у нас. Смотреть нечего, поэтому автобус едет в пригород. Очень симпатичные ухоженные, двухэтажные коттеджи, аккуратные лужайки.
На одной - собака радостно хватает подбитого глухаря или тетерева.
На другой - реконструкция почти один в один картины Мане «Завтрак на траве». Не Клода Моне, где народу много, а Эдуарда Мане, где лишь две парочки.
Всё по картине: джентльмены одеты, как и подобает джентльменам, одна дама обнажена полностью, вторая, что подальше, - полу, а точнее - почти.
- Вот это по-нашему! - оживляется Комов. И выражает сожаление, - Могли бы тут и задержаться, остановочку сделать!
Но автобус останавливается возле громадного, помпезного, старинного здания, - Армингтон-холл. В котором ныне - школа для девочек и публичная библиотека.
Хор девочек старательно исполняет для гостей что-то очень занудное.
Далее - портретная галерея давно умерших надутых сычей, и библиотека.
Насупившийся старпёр через губу бросает библиотекарше, - Я знаю, некоторые книги у вас просто омерзительны. Их пишут извращенцы.
И бормочет что-то про Оскара Уайльда.
- Сам ты…! - обижается Комов за Оскара Уайльда.
Героиню начинает интенсивно клеить негр, пускаясь в заумные, пространные размышления, и при этом не спуская глаз с её бедёр, но девушка его игнорирует.
Происходит эпизод, который вызывает у Комова искреннее восхищение. Все туристы садятся в огромный лифт. Еле помещаются, но помещаются. Двери закрываются, но тут же опять открываются. Старпёр выходит из лифта и спрашивает у стоящего тут же у дверей пожилого лифтёра, - А лифт работает?
- Нет, сэр! - бесстрастно отвечает тот.
Хотя, когда все заходили в лифт, молчал как пень.
- Ай да молодца! - непонятно чему радуется Комов.
В зоологическом музее тётя-туристка, вылитая мегера, оглянувшись, и проверив, что никто не видит, кривит рожу и показывает язык чучелу шимпанзе.
Затем все оказываются вроде как на небольшом стадионе, где им показывают театрализованное представление-имитацию бомбёжки немцами Манчестера в войну.
Взрывы, пожары, сирены.
И вдруг героиня замечает, что на трибуне, где они все сидели, живая только она. Остальные пассажиры - манекены-муляжи.
Поздним вечером она одиноко съедает свой бутерброд в какой-то забегаловке.
Идёт уборка помещения.
Звучит голос кого-то из обслуги, - Маргарет, бросай, да пойдём уже!
И заунывная, но весьма философская фраза в ответ, - Если мы не сделаем воскресную работу до понедельника, то в понедельник мы не успеем сделать её до вторника, а если мы во вторник не успеем её сделать до среды...
Комов почему-то впомнил культовую A hard day's night.
И тут фильм неожиданно закончился.
- Блядь! Ни хера себе! - выругался про себя Комов, - Так в чём же смысл фильма? В чём режиссёрский сверхзамысел?
Даже расстроился почему-то.
Специально залез в интернет. Как и предполагал, фильм аж тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года, как раз времён Сержанта. Написано - драма.
В чём драма? У кого драма? У девчонки? У старпёра? У негра? У шимпанзе?
Зачем смотрел? Непонятно.

А через два дня, во вторник, Комов услышал про взрыв в Манчестере.
Двадцать два убитых, шестьдесят раненых.
Перед глазами почему-то неожиданно возникла концовка фильма с застывшими, неживыми лицами манекенов пассажиров белого автобуса.
И вдруг Комов понял - это знак.
Не стОит. Не надо.
Но через минуту сам же себя и устыдился.
Отказаться от давней, еще детской мечты, - как по-живому отрезать, как самому себе наступить на.
Да и какая разница - автобус, пароход, или даже альбом?
Или мотороллер, - как в «Римских каникулах».
Или двухместный открытый мерседес, - как в «Обречённых обручённых».
Важен цвет.
Мечты.
А будет - как будет. Чего уж там.
Вон, и ребята в конце спели: Let it be…