Апокалипсис сегодня

Автор: Mr. Bushlat
Ночью поднялся ветер. Он упрямо и злобно швырял в окно пригоршни сухих листьев и влажная их осенняя мякоть шлепаясь о стекло, оставляла после себя мутные следы. Плохонькие рамы дребезжали, и казалось, что вместе со сквозняком, в спальню заползает нечто невидимое, злое.
Полное ненависти.
Во сне, Сагакянц, кутаясь в дранный плед, пытался объяснить своему 12-летнему оболтусу сложные правила таблицы Менделеева. Антоха, монотонно жуя бублик, глядел на него исподлобья и внезапно, Сагакянц понял, что сын собирается его прикончить, возможно удавить во сне. Мгновенно пришло осознание того, что в этот самый момент, он и находится во сне, а Антоха, настоящий, а не сотканный из сновидений и сквозняков, вполне возможно склоняется над ним – изо рта его торчит недожеванный бублик; в руках зажата подушка.
От ужаса, Сагакянц проснулся и сел, ощутив болезненно-злобный укус пружин скрипучего матраса.
-Что такое?-не открывая глаз буркнула Алена и тотчас же хрюкающе захрапела.
Было в этом ее казалось бы привычном храпе нечто новое, булькающе-омерзительное. Сагакянц прислушался, и теперь, услышал как влажно шлепают листья о стекло; как истерично, по-собачьи, воет ветер. За окном была непроглядная тьма и казалось, что окрестные дома исчезли, растворились в этой густой как кисель патоке.
-Эргл…-мокро простонала жена и снова захрапела.
Сагакянц рывком встал с дивана, пошарил ногами по пыльному полу в поисках тапочек и покряхтывая, как был в трусах, побрел к шкафу. Вдруг он остановился в недоумении-дверцы шкафа были приоткрыты, самую малость, но и этого было достаточно. Щель между дверцами была наполнена тьмой, куда более черной, чем та, за окном.
Сагакянц насторожился. Ему вдруг почудилось, что вместо листьев, к окну прилипло чье-то лицо, состоящее из пузырящейся, полупрозрачной слизи и лицо это, стекая по грязному стеклу, корчит ужасные рожи.
Он потряс головой и решительно распахнул шкаф. Нашарил джинсы, комом брошенные на полку, торопливо натянул их, борясь с желанием оглянуться и проверить-не пялится ли желейная рожа сквозь окно. Добрался до свитера и нахлобучив его на мгновение оказался в плену – голова застряла в тугом и длинном как труба вороте и Сагакянц снова вспомнил о давешнем сне. Он почувствовал запах собственного пота, застарелого и острого, впитавшегося в шерсть. Запах этот смешивался с запахом въевшегося табака и упрямой ватой лез в ноздри.
-Черт тебя,-приглушенно выругался Сагакянц. С силой потянув свитер вниз, он наконец освободил голову. Жена что-то прошептала и заворочалась бесформенным комом под огромным одеялом.
Стараясь не удариться о назойливый стул, погребенный под горой жениной одежды, Сагакянц прошлепал по полу и оказавшись возле двери, озадаченно остановился.
Дверь, как и дверцы шкафа, была приоткрыта. Самую толику, но и этого хватило, чтобы он услышал как надсадно дышит Антоха в соседней, проходной комнате.
-Это случайность,-уже не шепотом, но еще и не в голос пробормотал Сагакянц, но нечто внутри, его истинная сущность, пробуждающаяся лишь раз в году, его темный близнец, его…
Belmagel…
-Чтоб ты сдох!-взвизгнул Сагакнц, мгновенно вспоминая все и выскочил за дверь.
Спотыкаясь и дрожа всем телом, он проскочил Антохину комнату, стараясь не глядеть в ее едва освещенный угол, у которого, аккурат под окном, спал, свернувшись тугим клубком, сын.
Оказавшись в коридоре, Сагакянц принялся торопливо шарить в поисках ботинок. На самом деле, ему было доподлинно известно, где он оставил их вчера вечером, но теперь, во тьме раннего Ноябрьского утра, когда ветер швырял в окна пригоршни листьев, когда двери открывались под тяжелым, энтропическим давлением липкой тьмы, когда…
Belmagel…
Голос, прозвучавший внутри заставил все тело завибрировать, точно он был камертоном, настроенным на одну единственную ноту.
Нет… Этого не может бать! Этого быть не может! Он все сделал и сделал «на ура!» На отлично сделал еще год назад и у него были все основания полагать…
-У меня были все основания полагать!-беспомощно пискнул он во тьму коридора.
В ответ, что-то зашуршало змеей в Антохиной комнате и Сагакянц мгновенно понял, что это сын, переваливаясь как морской лев, ползет по полу, закутавшись в грязное одеяло. Ползет, механически жуя одеревенелый бублик.
-Ну вот… Вот так, вот так!-Сагакянц рыкнул и ударил себя по лицу, не ладонью, но кулаком, с силой. Он почувствовал как лопнула нижняя губа и что-то соленое и горячее потекло по небритому подбородку, путаясь в трехдневной щетине.
-У меня проблемы с желчным!-крикнул он в темноту.
Безответно.
Ну хорошо. Ладно. Быть может, все происходящее-лишь проверка, как порой, по ночам снилось ему, что он идет в туалет по-маленькому и обильно мочится в унитаз, а потом, просыпаясь он долго лежал без движения, опасаясь, что действительно намочил постель, но оказывалось, что вовсе не намочил и более того, мочится ему и вовсе не хочется.
Все это могло быть и сном. Вчера, кажется это было вчера, они сытно поужинали кислой капустой с жёстким и волокнистым мясом,. Сагакянц позволил себе выпить не одну, а целых две бутылки неприятно-горького пива и укладываясь спать, мучился газами. Быть может, всему виной перебродившая пища в желудке…
И снова тот же шуршащий звук из Антохиной комнаты.
Мысль о том, что происходящее является сном, еще мгновение назад казавшаяся ему целиком логичной, вдруг рассыпалась в прах, уступив место другой, куда более мрачной мысли.
Не сон. Не проверка. Не галлюцинация. Все происходит на самом деле, здесь и сейчас.
Как и год тому назад.
Он закрыл глаза и из глубин черного, испещренного мириадами светящихся звезд колодца, на него посмотрел Другой.
- Belmagel…-простонал Сагакянц. Теперь он более не паясничал, не скрывался. Присев, он почти сразу нашарил ботинки, покрытые коркой вчерашней грязи-он ненавидел чистить их, а сегодня и незачем. Завязал непослушные шнурки. Выпрямился, почувствовав как протестующе заныла спина и испытывая растущую ненависть к себе, специально выгнулся назад, зная, что завтра он едва сможет ковылять.
Завтра может и не наступить…
Эта новая, предательская мысль, была сладкой как варенье. Сагакянц остановился на пороге, сражаясь с пуховиком, упрямо попадая мимо рукавов, и позволил ей захватить себя ненадолго. Поигрался с нею как кот с мышью, прежде чем отбросить в сторону, удавить и похоронить под ворохом других, столь же бессмысленных мыслей.
А все же… Что, если он не пойдет никуда? Разденется и ляжет спать, не прислушиваясь более к ветру, к листьям, к храпу жены и шуршанию в комнате сына? А еще лучше-напьется таблеток и уснет мертвым сном до следующего вечера?
Что случится?
Он слишком хорошо знал, что случится. Вопрос был риторическим.
Сагакянц живо застегнул пуховик и вышел из квартиры, тихонько притворив за собой дверь.
***
На площадке между вторым и первым этажами, было разбито стекло и на полу, на скрюченном от старости линолеуме, похожем на гниющую кожу мертвеца, растеклась лужа. Сагакянц подумал было, что это вчерашний дождь, но проходя мимо, стараясь не наступить в желтоватую жижу, почувствовал характерный запах.
-Вот сволочи,- выругался он. Словно отвечая на его призыв, на поверхности лужи забурлили-зашипели несколько крошечных водоворотов. Он пригляделся, стараясь дышать ртом и буднично отметил, что в моче резвятся миниатюрные слизни с черными бусинками глаз и комически-огромными, зевающими ртами. На его глазах, одна из тварей легко, игриво ухватила другую поперек толстенького тельца и перекусила пополам. Ему показалось, или он и в самом деле услышал тонкий предсмертный писк.
-Сволочи,-повторил Сагакянц и быстро пошел вниз. Грязные и заплеванные ступени, неприятно пружинили под ногами, будто были не из бетона, но из полурасплавленной резины.
Он выскочил из подъезда, и едва устоял на ногах-до того свирепым и порывистым был ветер. На улице - хоть глаз выколи-фонарь над подъездом не горел и единственным источником света было окно на втором этаже соседнего дома. Там, полускрытая занавесками, маятником расхаживала сгорбленная фигура. Сагакянц пригляделся против воли и тотчас же отвернулся-благодаря игре света и тени казалось, что у фигуры нет головы и ног, а торс, странно-вытянутый и треугольный расхаживает на необычайно длинных и тонких руках.
Показалось? Да кому он врет!
Подъезд выходил на маленькую площадку. Летом, она была сплошь зеленой, заросшей бурьянами и хилыми дикими вишнями, но сейчас, деревья коряво молились черному небу и скрипели артритными ветвями, а площадка под ними была голой-в темноте остовы деревьев торчали не из земли, а словно из вселенской пустоты.
Сагакянц уставился себе под ноги, и сердито бормоча, пошел против ветра. Выйдя из двора, он тотчас же оказался в следующем. Двор, узкий и вытянутый как ворот свитера, упирался в небольшую стоянку-над распахнутыми настежь воротами мертво висел еле-теплящийся фонарь. В луже света так напоминающей мочу в подъезде, расселся облезлый пес.
Сагакянц подошел поближе и пес, толи вспомнив о неотложных делах, а может из трусости, неловко поднялся и побрел прочь. С омерзением, Сагакянц отметил, что у жалкой твари всего три ноги. Четвертая оканчивалась распухшей культей, похожей на кулак огромного мужчины. Пес упрямо наступал на гнойную культю и все поглядывал на Сагакянца, дразнил.
Стараясь избегать желтого света фонаря, Сагакянц подошел к будке. Внутри, едва освещенный стареньким переносным телевизором, на экране которого механически двигались бесшумные фигуры, одетые в военную форму, сидел сморщенный, дикого вида старик с пушистой, но редкой бородой.
Увидев Сагакянца, он вызывающе пошамкал, не отрываясь, впрочем, от телевизора, и обмакнул что-то в оловянную чашку. С ужасом и омерзением, Сагакянц понял, что это бублик.
-Раненько сегодня,-заявил старик, давясь бубликом. Крошки застревали в струпьях бороды и казались живыми.
-Да уж,-вяло, без инициативы согласился Сагакянц, Он пытливо вглядывался в старика. Ведь был шанс, пусть и крошечный… Что это и есть… он! И тогда все закончится, не начавшись.
-Шастают…-невесть к кому обращаясь сказал старик.
Стало быть, не он.
-У вас…-Сагакянц неловко указал пальцем на чашку. Из нее, подобно дыму, выползали полупрозрачные, длинные черви, похожие на разварившиеся макароны.
-Вот вы зря в такси работаете,-невозмутимо ответил старик и хлебнул из чашки. Один из червей, на мгновение застряв между старческих губ, плюхнулся на грязный стол и пополз, оставляя за собой маслянистый след.
-Потому что, могут и убить,-и старик разулыбался довольно,-Вот, вчера буквально, я читал одного водилу-бомбилу укокошили. Сунули ему это…шило-мыло в рожу и все.
-В рожу?-переспросил Сагакянц, зачарованный червем.
-В самую рожу,-закивал старик. – Или в жопу. И он сдох!
-Надо же… Я ключи заберу?
Старик уставился на него с недоумением. В мертвом свете кинескопа и лицо его казалось пластмассовым.
-Ну да…-кивнул он, наконец. Пошарил в ящике и не глядя, протянул Сагакянцу связку.
-Вам бы не ехать сегодня,-добавил он, впрочем, без нажима, почти равнодушно.
Сагакянц не ответил. Червь упал под стол и теперь копошился там, едва слышно и мокро шуршал в темноте.
***
Поначалу, Сагакянцу показалось, что старенький «Ланос» исчез, растворился в предутренней тьме, но стоило ему присмотреться и он понял, что машина стоит на месте. Просто она изменилась. Не сильно, едва ли заметно, но все же заметно, особенно если присмотреться. Передняя ее часть теперь была чуть более длинной, вытянутой как морда аллигатора. Цвет, грязновато-белый, или скорее серый в темноте, оживился невесть откуда взявшимися желтоватыми вкраплениями. Сагакянц прищурился и желтые точки на грязном лаке исчезли, но стоило ему перевести взгляд на треснувшее еще в прошлом году лобовое стекло, как они снова замельтешили на периферии, назойливые как мухи.
И еще, что-то неладное творилось с фарами и радиатором. Скорее с радиатором, чем с фарами – он выглядел…куда более зубастым, агрессивно выпирал вперед, скалился нагло. Но и с фарами тоже. Определенно и с фарами.
Сагакянц погрозил машине пальцем и быстро залез в салон, Его обдало волной затхлого, носочного воздуха. К неприятному запаху гниющего салона примешивался едва ощутимый, пресный запах меди.
Он завелся, к собственному удивлению с первого раза. Прислушался к хрипящему на ладан двигателю. Не услышав ничего особенного, пожал плечами, включил фары и осторожно сдал задом.
Выезжая со стоянки, встретился взглядом с давешним стариком. Тот невесть зачем высунулся в окошко сторожки и вздыбив бороду, жевал. За его спиной, крошечный телевизор кособоко завалился набок и потеряв форму, расплылся по поверхности стола раковой опухолью. Поразительно, но кинескоп до сих пор работал; в искаженной линзе мельтешили уродливые карлики, в развевающихся плащах. Против воли, Сагакянц притормозил, присмотрелся и охнул– карлики были вовсе не карликами, а плащи, тяжелые складки мокрой плоти – вовсе не плащами.
-Эх…ия…-донеслось до него.
Он приоткрыл окно, удивляясь про себя. События развивались куда быстрее, нежели он мог предположить.
-Что вы сказали?
-У вас гнусная фамилия,-осклабился розовыми деснами старик,-Поди ваша мать хотела удавить вас еще в утробе? В утробе, понимаете?
Что-то в его словах заставило Сагакянца нажать на газ и спешно покинуть стоянку. В утробе… Старый демон сказал…
Belmagel…
Голос в голове, черный как черна ночь в могиле голос Другого, исходил нетерпением.
За долгие годы, Сагакянц так и не понял природу своего попутчика. Равно как и природу своих действий, в те жуткие дни и ночи, когда эти действия становились необходимы. Принадлежал ли голос ангелу, некоей сверхъестественной сущности, оберегающей его, Сагакянца от ужасающего воздействия распадающегося мира? Или напротив, в нем и был заключен источник хаоса? Во втором случае, ему стоило бы убить себя и вся эта мерзость, год за годом подстерегающая человечество, закончилась бы. С другой стороны, разрушив телесную оболочку, он, быть может, лишь помог бы Другому, выпустив его в свет. И тогда,..
Конец.
Несколько лет назад, поддавшись любопытству, он вбил в Google навязчивое слово и, наткнувшись на огромное количество ссылок, потратив три часа времени, так ничего и не понял. Выходило, что
Belmagel
-это имя, принадлежавшее то ли ангелу, то ли бесу, приписанному к средневековому магу Джону Келли в качестве эфирного советчика. И если эта часть, по-своему бредовая, казалась более-менее понятной, то все прочее не укладывалось в голове. В многостраничных статьях речь шла о забытых культах, каких-то ключах и существах, древних, и, разумеется, бессмертных, как правило – злобных. От всей этой чепухи, у Сагакянца заныла печень и загорчило во рту. Он закрыл ссылки и более к ним не возвращался.
И вот теперь, медленно колеся по улицам города, все еще погруженного в смертную тень, и наблюдая за тем как мир вокруг него меняется, истекает гнойным соком подобно картинам Сальвадора Дали, ужасаясь чудовищным изменениям, незаметным для окружающих, но от этого не менее губительным, Сагакянц в очередной раз обратился с мольбой к Другому, заключенному в глубинах его «Я».
-Кто ты? Чего ты хочешь?-слова, вырвавшись изо рта, повисли в темном салоне облаком пара.
Ответ пришел не сразу. Сагакянц успел проехать полквартала и провалиться правым передним колесом в яму, но не жесткую, и не твердую, а омерзительно-мягкую, тягучую как глина. Он уставился в зеркало заднего вида и увидел быстро уменьшающийся, затягивающийся черный рот в растрескавшемся асфальте.
-Бублик…-прошептал Другой,- утроба… - и, чуть позже:
-Удавииить…
Сагакянц едва не пропустил поворот на плохо освещенную и совершенно пустую улицу. Поворачивать нужно было именно сюда-в этом не было сомнений. Отсутствие людей и автомобилей почти не удивляло-предчувствуя грядущий апокалипсис, они прятались в своих норках-квартирах, покрепче прижимаясь к женам, лаская жирных, тупых и ненавистных котов непослушными от страха пальцами.
Сразу за поворотом, он начал тормозить. В конце квартала, покачиваясь, вытянул руку вперед мужчина средних лет в дутой куртке. Подъехав поближе, Сагакянц понял, что его пассажир, а возможно и вожделенный приз, пьян до состояния риз и стоит на ногах, опираясь лишь на встречный ветер. Лицо у мужчины было нелепо-смущенным, словно Сагакянц только что застал его за мастурбацией, а то и чем похлеще.
Сагакянц остановился и опустил стекло, отметив, что механизм работает туго, подвывая. В звуке послышались влажные нотки, но ему было все равно. Признаки распада множились с невероятной скоростью.
Стараясь не обращать внимание на ужасный, противоестественный бигборд за спиной пьяницы, он дежурно улыбнулся. Мужчина едва не упал, оказавшись по грудь в салоне и, обдав Сагакянца смрадом винных паров, зафыркал как морж.
-Ф-в-….В-в-в…-жужжал он.
-В Винницу?-подсказал Сагакянц. А пусть и в Москву, сейчас это было совершенно не важно.
-В… паб! К шлюхам!-наконец выдавил из себя мужчина. Куртка его порвана в нескольких местах и вата, клочьями выглядывая из прорех, была пропитана гноем.
-В паб, стало быть. Садитесь.
-Денег нет,-не без грусти отметил мужчина и тут же полез в салон.
Сагакянц смерил его взглядом и тронулся с места. Обычно, ответ приходил сразу, однако порой, приходилось и подождать.
Мужчина захрапел, натужно, как умирающий. Сагакянц не стал закрывать окно. Менее всего, он опасался, что незнакомый попутчик подхватит воспаление легких.
Он сделал несколько кругов вокруг здания рай-администрации, квадратного, приземистого и слепого и, наконец, с тоской, вынужден был признаться, что мужчина не подходит.
Припарковавшись у заброшенного и изуродованного ларька, скалящегося разбитыми рамами, Сагакянц вышел из машины, открыл пассажирскую дверь и, не церемонясь, выволок мужчину из салона. Тот вяло мычал, не открывая глаз.
-Приехали, миляга,-не удержавшись, Сагакянц несколько раз пнул валяющегося у своих ног пьяницу, но удовольствия, ни тем более удовлетворения не испытал-с таким же успехом, он мог пинать куль с мукой.
За спиной раздался низкий, вибрирующий стон. Сагакянц повернулся на звук и охнув, бросился в салон. Завелся и с рванул с места, стараясь не смотреть, не глядеть на крышу рай-администрации и на черную бурлящую субстанцию, вскипающую над ней.
-Здание полое!-взвизгнул он,-Ну конечно же! Эффект чайника, мать его, чайника!
Он с ненавистью ударил кулаком в центр рулевого колеса, надеясь, что резкий сигнал, пусть ненадолго, но развеет ужасный морок, но «Ланос» лишь просипел едва слышно. Звук этот походил на хрип, исторгаемый краном после того как перекрыли воду.
-Ну же, мать твою!-заторопился Сагакянц. Время было на исходе.

***
Второго пассажира, он заметил не сразу, и не мудрено. Фонарные столбы, с насаженными на них, подобно человеческим головам, негорящими фонарями, угрожающе раскачивались по обе стороны дороги; асфальт под колесами становился все мягче, а капот проклятого «Ланоса» продолжал удлиняться и, судя по всему, менял форму, рос вверх, закрывая обзор. Сагакянц беспомощно махал руками в воздухе, тряс головой, жмурился, но разумеется-это не помогало. Мир рушился, крошился и растекался вокруг.
Пожилой мужчина стоял у самой обочины, не обращая внимание на то, что сухие корни уродливого тополя, пробив асфальт тянутся к его ногам. Увидев огни приближающегося «Ланоса», он принялся истерически махать руками, несуразно длинными и неестественно гибкими. Сагакянц притормозил, беззвучно молясь Другому, но тот молчал.
-Сегедская, угол Кудрявцева,-торопливо выдохнул мужчина.
Сагакянц понятия не имел, где находится Сегедская, и тем более – Кудрявцева. Единственный Кудрявцев известный ему вот уже три года как жил в Австралии и по слухам работал то ли на нефтяной платформе, то ли в публичном доме.
И все же, без раздумий, и с надеждой, он кивнул.
-Сколько?-подозрительно спросил мужчина. Корни проклятого тополя нежно касались его щиколоток, словно в раздумье.
-Ну… по тарифу,-брякнул Сагакянц.
К его удивлению, мужчина кивнул и живо сел в машину. Корни, было, метнулись следом, но отпрянули, ощутив невероятную силу Другого.
- Belmagel…-прошептал Сагакянц.
Мужчина уставился на него.
-Что вы сказали?
А действительно, что? Стоило бы открыться этому незнакомому старику, поведать ему о том, что мир за окнами быстро мутирующего «Ланоса» гибнет, течет во все стороны липким киселем, но ведь он не поверит. Эти…насекомые даже и не представляют какая судьба ожидает всю их растреклятую планету.
А может оставить все как есть? Позволить земле лопнуть, выпустив из себя густую, белую патоку хаоса? Позволить небесам разверзнуться и оросить город тяжелым дождем из расплавленного свинца? Позволить домам рухнуть под тяжестью монструозных шевелящихся наростов, а трамваям наконец обрести свою истинную сущность, превратившись в многоногих, рукастых тварей, усаженных мириадами паучьих черных бусинок-глаз? Быть может, мир достоин лишь этого аккорда, погребения, ужасного, неизъяснимого, но быстрого? И когда последняя рябь уляжется на поверхности океана из желто-белого гноя, что саваном укроет города и села; когда перестанет бурлить кипяток небес; когда последний из сынов человеческих захлебнётся в жидком месиве собственных внутренностей… Наступит великая тишина. И Другой уйдет. И не будет больше ни снов, ни грез, ни горя.
Наступит рай.
Сагакянц зарычал едва слышно.
-Скажите, милейший,-стараясь не испугать старика, вежливо спросил он,-Любите ли вы бублики? А утробу?
Тот не ответил, и даже не посмотрел на Сагакянца. Профиль его, казалось был выполнен из незастывшего гипса. Нос выделялся мягкой кляксой и чуть подтекал. На месте левой глазницы копошилось тараканье гнездо. Сагакянц не знал-есть ли у тараканов гнезда, но полагал, что есть. И гнезда, и, возможно, целые города.
Черт возьми, да этот старик и был тараканьим мегаполисом!
-Я пожалуй пойду пешком…-трещащим голосом заявил мужчина,-Мне тут недалеко.
И повернулся к Сагакянцу всем своим тающим, плохо вылепленным лицом.
-А как же бублички?-нелепо хохотнул Сагакянц. Последний вопрос был ни к чему. Он уже понял, что старик не является вожделенным призом. В голову закралось ужасное подозрение. Возможно, в городе не осталось вожделенных призов и теперь ничто не остановит грядущий Хаос.
-Выпустите меня, прошу!-прохрипел старик. Последнее слово вышло неразборчивым. Должно быть виной тому его рот, ползущий вниз и слипающийся. Все лицо теперь напоминало детскую поделку из пластилина омерзительного цвета.
-Я вас отвезу, черт подери! Вы что, не видите! На улице дождь!-Сагакянц истерически выпростал руку вперед, и старик тихонько взвизгнул.
Преисполнившись омерзения, Сагакянц ударил по тормозам, остановившись аккурат посреди дороги.
-Проваливайте,-с тоской пробормотал он, стараясь не глядеть на скрученный комок плоти на пассажирском сиденье,-Вас, должно быть, жена ждет.
Существо, еще недавно бывшее стариком, повернуло к нему гноистый нарост и что-то пробулькало, но Сагакянц ничего не понял. Стоило пассажиру ступить на дорогу, как он рванул с места. Существо споткнулось и нелепо растянулось на проезжей части. Сагакянц притормозил, захлопнул пассажирскую дверь, пребольно ударившись о рычаг переключения передач, и снова рванул, вдавив педаль газа до упора.
Но как он ни старался, «Ланос» продолжал еле плестись, по бампера увязая в гнилостном болоте тающего асфальта.
***
Спустя несколько часов, небо было все так же темно. Сагакянц, отчаявшись, продолжал кружить по умирающему городу, то и дело вытирая слезы, хотя слезы помогали, превращая кошмарную окружающую действительность в подобие импрессионистской картины.
-Надо ехать домой,-прошептал он и тотчас расхохотался, ужаснувшись звуку собственного голоса. Домой? Куда? Где его дом и как выглядят нынче его близкие? Антоха, поди, сросся с одеялом, превратившись в конгломерат из плоти и ткани, ощетинившись пухом и ватой. А жена… Об этом лучше не думать.
Он решил повернуть вправо, потом еще раз, и остановиться, и умереть. Возможно, умереть не получится, во всяком случае-не сразу, но повернуть-то он точно сможет. К тому же, он не был уверен, что «Ланос», коряво плывущий по реке черной смолы, с чудом сохранившейся ярко-белой разметкой, протянет более десяти минут. И пусть. К черту все! Он слишком долго спасал этот мир! Слишком часто, презрев все, отправлялся в ночь и делал…
Случилось странное. Почти невозможное. На миг, буквально на секунду, мир изменился и Сагакянцу показалось,что… Нет, этого не может быть. Мир не может стать прежним без его, Сагакянца участия. И уж тем более, не может река расплавленной смолы в мгновение ока превратиться в обыденное (и от этого еще более ужасное) дорожное полотно.
С ярко-белой разметкой.
Миг прошел, стоило ему моргнуть и он снова вернулся в пучину хаоса. Глядеть на кипящий, теряющий свои очертания город за растрескавшимся лобовым стеклом было и жутко и в то же время… нормально.
Вот именно. Нормально.
Слово это, произнесённое чужим голосом, ярко вспыхнуло перед глазами и тотчас же он почувствовал тяжелое, давящее нетерпение Другого. Существо, затаившееся в нем медленно распрямлялось, как богатырь после тридцатилетнего сна. Трещало суставами, зевало во весь рот и росло, росло, занимая все внутреннее пространство тела Сагакянца.
-О!-выдохнул он и почти сразу увидел ее.
***
Девушка брела вдоль дороги, по колено увязая в асфальте, но не замечая этого. Разумеется, все эти…
насекомые
Все эти людишки и понятия не имеют как им повезло, что у них есть Сагакянц! Не будь Сагакянца, они бы и смерть свою профукали, просто исчезли бы, как исчезает мошкара, привлечённая пламенем свечи.
Сагакянц остановился у бордюра, приспустил стекло и улыбнулся девушке.
Ей было не более двадцати лет. Странным образом, хаос и разрушение пощадили ее, не оставив на усталом лице, обрамленном черными как сама ночь волосами и следа. Она посмотрела на Сагакянца, но не остановилась, лишь замедлила шаг. Правую руку, она прижимала к животу, и с ужасом, и с удивлением, и с сожалением, Сагакянц понял, что девушка на сносях.
-Такси!-приветливо запищал он,-Куда угодно!
Девушка дежурно улыбнулась, но продолжила идти вперед. Теперь, он видел ее сзади-маленькая, почти комичная фигурка, столь нелепо обычная среди беснующегося океана хаоса.
-Послушайте,-вскрикнул Сагакянц, стараясь не выдавать напряжения Другого, завладевающего теперь его телом, равно как и разумом,-Я не опасен! Я же не какой-то маньяк!-при этом он не сводил глаз с ее живота. «Утроба!»-шептал Другой в его голове,-«Утроба!!! Бублик!!!»
-Быть может, вы хотите бублик?-нашелся Сагакянц.
Девушка остановилась как вкопанная и посмотрела на него с удовольствием.
-Ну, конечно!-весело прощебетала она и Сагакянц рванул вперед, преграждая ей путь.
-Ну разумеется!-хихикнула она, и он выскочил из машины, отметив, что смола на дороге приятно пружинит, а здания вокруг удивительным образом принимают свой обыденный вид, но все еще немного извиваются в агональном танце.
-Без сомнения!-рассмеялась девушка и потянулась к нему.
И он потянулся к ней.
***
Несколько часов спустя, сидя в непривычно тихом «Ланосе» и вдыхая сухой, затхлый запах салона, к которому примешивался свежий запах меди, глядя на рычаг коробки передач, снова превратившийся в рычаг коробки передач, Сагакянц думал о последних секундах.
В его снах, в самых жутких кошмарах, что приходили не часто и как правило были предвестниками грядущего раз в год апокалипсиса, Belmagel разговаривал с ним и порой, редко, но недостаточно редко, являлся перед ним во плоти, в облике столь ужасном, что Сагакянц не мог ни полностью осознать его, ни запомнить.
Другой говорил о грядущих битвах, вещал о вечном противостоянии Порядка и Хаоса и предостерегал Сагакянца от морока последних секунд.
В ходе этих секунд, говорил он, мир может показаться вовсе не тем, чем является на самом деле. И вожделенные призы, чей удел останавливать Грядущий Хаос, могут почудиться вовсе не призами, а…
-Жертвами,-шепчет Сагакянц и жмурится, но не от удовольствия вовсе, а от страха. Каждый раз, когда он произносит это слово, ему кажется, что он вот-вот вспомнит как именно выглядит Другой в его кошмарах и тогда точно умрет, умрет на месте.
И все же, слово, омерзительно-соленое и острое как запах меди, пропитавший салон, не оставляет его и тащит за собой воспоминания о том, что произошло недавно.
Но девушка сказала «Конечно!»
Но девушка сказала «Разумеется!»
Но девушка сказала «Пожалуйста!»
И девушка сказала «Умоляю!»
Сагакянц нахмурился. Последние два слова были лишними. Они были неуместными и потому, не имели права на существование. Надо бы рассказать об этих ужасных словах жене и сыну и запретить их использование в доме. В их чудесной квартире с видом на другие дома, состоящие из столь же чудесных квартир. К тому же, все кончено. Мир снова спасен, «Ланос» - не более, чем «Ланос», а асфальт – не более, чем асфальт.
И все же слова эти, и «Пожалуйста!», и «Умоляю!», упрямыми тараканами ползали по поверхности его души и скребли ее колкими лапками. Воспоминания недавнего апокалипсиса, чудесным образом меркнущие и превращающиеся в дым, смешались с другими воспоминаниями, столь же смутными, но отчего-то более рельефными, выпуклыми и почти осязаемыми. Сагакянц готов был поклясться, что девушка, вожделенный приз, бросилась в его объятья с радостью и смехом, даже хохотом, показавшимся ему несколько неуместным, при столь трагичных обстоятельствах. И в то же время, под ногами назойливо путались бредовые видения, в которых он, Сагакянц, в несвойственной ему агрессивной манере… И зачем он покрасил руки красной, липкой гуашью? К чему этот нелепый маскарад?
-Утроба,-буркнул он с недовольством, ощущая ком в горле,-Удавить. В утробе.
Но ведь это не его слова. Это сказал старик-парковщик. Обитатель гадкой будки, чудовище в облике человека. Если и присутствовала в действиях Сагакянца некая предосудительность, то уж точно не потому вовсе, что он этого хотел, а потому лишь…
Он запутался и заскулил.
И в то же мгновение как наяву увидел перед собой лицо девушки, искаженное гримасой ужаса и страдания. И послышался ему вовсе не смех, но рыдания, вопли столь жуткие, столь громкие, что Сагакянц поневоле зажмурился и постарался изгнать вопли эти из своей головы, но вместо этого, они стали почти оглушающими.
И потом, когда он…
-Задушить в утробе…-прошептал Сагакянц под какофонический аккомпанемент криков в голове.
Он уставился на собственные руки, большие и красные как пожарный гидрант. Пальцы медленно, неохотно сжались, и он как наяву почувствовал хруст хрупких, неразвитых косточек. Что это было? Он задушил цыпленка? Котенка? Зачем ему душить котят-это же аморально!
Крики в голове становились все тише, отдаляясь, превращаясь в эхо, потом в эхо эха, а потом и вовсе стихли, растворившись в гулком биении пульса в ушах.
Вместе с криками ушли и странные, почти невероятные воспоминания. Сагакянц глубоко вздохнул и с некоторым недоумением взглянул на свое отражение в зеркале заднего вида. Оказалось, в бреду, не иначе, он и лицо забрызгал гуашью и еще чем-то желтовато-слизким, жирным как сало. Не задумываясь, он открыл бардачок и принялся яростно оттирать краску с лица старой тряпкой. Тряпка воняла, но запах этот показался Сагакянцу амброзией, по сравнению с назойливым, острым запахом меди.
-Ну вот,-довольно улыбнулся он. А ведь… Он задумался, пытаясь вспомнить имя Другого, но оно упорно пряталось среди прочих, странных и тусклых воспоминаний и отказывалось выходить на свет.
- Последние секунды!-с некоторым сомнением сказал Сагакянц и поднял вверх указательный палец. Фраза показалась ему бессмысленной, хотя еще несколько минут тому назад, он готов был поклясться… Нет, все это ерунда.
Он глубоко вздохнул, потянулся как кот и расслабленно откинулся на сиденье. Отчего-то, вдруг пришло ему в голову, что «Ланос» изменился, отяжелел, особенно в области багажника, прямо как беременная жен…
Сагакянц зарычал и решил, что займется этим утром. Все обязательно устроится, как устраивалось всегда.
Мир был спасен.
Он хмыкнул. Мысль показалась ему дикой, но и приятной одновременно.
-Мир спасен,-произнес он торжественно. Покатал фразу на языке, ощущая ее приятную упругость. А ведь и в самом деле, невероятный потенциал заложен в этой фразе. Ведь и Другой… Другой? А, не важно, черт с ним.
Фраза звучала торжественно и удивительно, но присутствовала в ней некая крошечная червоточинка. Сагакянц задумался и вдруг рассмеялся в голос. Ну конечно же!
Мир снова спасен!-громко сказал он.
Теперь все правильно.
Он широко улыбнулся, обратив внимание на то, что тьма на востоке уступает место серовато-розовому свечению. Бесконечная ночь закончилась.
Чувствуя себя обновленным, Сагакянц завел автомобиль и медленно тронулся вперед, не забыв включить поворотник.
Все было просто замечательно.
Замечательно.
Замечательно.
Замечательно.