Звёзды рок-н-ролла

Автор: ivantgoroww Иногда прошлое настигает тебя восстав из небытия и хватает цепкими лапами, затаскивая в пучину давно пережитых жизненных коллизий. Туда, откуда ты давно ушёл. Вот и моё прошлое протянуло ко мне руку. Вернее этой самой рукой набрало мой номер и сказало алло, голосом моего приятеля, который как мне казалось навсегда остался в далёкой стране под названием юность.
- Алло, Параха - это Вадька Костин!
Звонок смартфона меня разбудил. Я глянул на часы, полпервого ночи. А завтра вернее сегодня мне уже надо вставать на работу.
- Какой, Костин? - не сразу сообразил я.
- Ну Костыль, ты чего пьяный что ли там?
- Господи, Костыль, тебе чего, я сплю?
- Ну, ты даёшь, Парахин, время то детское. А как же Москва никогда не спит?
- Москва может и не спит, а я сплю, мне на работу утром вставать.
- Короче, я в Москве, проездом, перекантуюсь у тебя?
Вот так вот иногда они возвращаются вновь…
С Костылём я познакомился на первом курсе университета, где мы все обучались не пойми чему и не пойми зачем. Времена стояли посткризисные, почти весёлые и у нас с ним совпадали взгляды на литературу, нам нравились Маяковский и Хлебников и конечно же на музыку - мы тащились от “Гражданской обороны”, “Нирваны” и “Дорз”, ну и всего русского рока по мелочи - от “Кино” до “Аукциона”.

Я сочинял какие-то тексты, Костыль играл на гитаре. Надо ли говорить, что мы решили сколотить музыкальный коллектив. Мы сидели в чебуречной на Ленина, которая в простонародье называлась “стекляшкой” из-за прозрачной витрины, на которой и были изображены аппетитные чебуреки. Чебуреки, к слову, там были действительно прекрасные, нигде больше таких я не ел. Из “стекляшки” открывался панорамный вид на главную городскую площадь, которая всегда была полна прогуливающими людьми. Над которыми высился, зажав в правой руке кепку, а левой указывающий на кинотеатр “Октябрь” дедушка Ленин.

Кончалась весна, на носу маячила вторая сессия, но нам было не до неё. Мы жадно поглощали сочные чебуреки и запивали их дешёвым, разбавленным пивом. На столе лежали листки, с текстами, я отобрал, как считал, лучшие, но Костыль считал иначе. Он отобрал из всех только три из которых можно было сделать песни. Мы сразу определились, что я буду свободным вокалистом, а Костыль будет гитаристом, оставались бас и барабаны. Барабанщик у нас уже был на примете - Коля Тараскин. Тараскин - это было его прозвище, а фамилия его была Низин, но поскольку он был из посёлка Тарасково, он всегда, когда напивался, то бил себя в грудь и истошно вопил - Тарасково, вперёд!
Я был шапочно с ним знаком, мы были, так называемыми, молочными братьями, и я был уверен, что он мне не откажет. Поиски басиста мы решили отложить на потом. Потом кстати наступило внезапно. Когда мы уже начали репетировать в местном ДК к нам просто пришёл парень, которого никто из нас не знал.
- Борис Ковылецкий, - представился он. - Слышал вам нужен басист, - неуверенно, сказал он.
От кого слышал непонятно, но Костыль авторитетно спросил:
- Инструмент есть, Боря?
- Конечно, - оживился Ковылецкий.
Так у нас вскоре появится басит, самый тихий и скромный из нас парень.
Но это будет потом, а тогда в “стекляшке” мы с Костылём были почти уже рок-звёзды и Мир лежал у наших ног, мы были вылитые Леннон с Маккартни или Летов и Кузя. Я долговязый и худой, а Костыль невысокий и плотный, с торчащей шевелюрой чёрных волос…
Нужно сказать, что с Костылём мы не виделись больше десяти лет, не общались примерно столько же. Последний раз мы разговаривали по телефону, когда у меня родилась дочка. Я пьяный, в припадке счастья, звонил вообще всем, до кого только мог дозвониться. С Костылём мы и пяти минут не поговорили, он спешил, поздравил, но как-то так, немного удивившись, что я вообще ему позвонил. Больше я даже не пытался ему позвонить, впрочем, как и он мне.

Я объяснил, как ко мне добраться. Жил я после развода на Барвихинской улице, у самого МКАДа, снимал непритязательную однушку, которой мне вполне хватало. Вадик завалился среди ночи, я ещё раз успел уснуть. Разглядывая его в коридоре, я понял, что с нашей последней встречи он слегка изменился. Раздался ещё больше в ширь, появилось брюшко, пакли его по-прежнему торчали в разные стороны, в остальном это был всё тот же Костыль. Футболка с принтом “Гражданской обороны”, чёрные джинсы с прорезами и стоптанные кеды. В руке у него была бутылка пива, а за плечами огромный рюкзак. После непродолжительных объятий я показал ему санузел и постелил матрас на кухне. Объяснив, что мне уже скоро вставать на работу и чтобы он не обижался. Костыль понимающе покачал головой и скинул на пол рюкзак.

- А кем ты, кстати, трудишься? - спросил Костыль, когда я уже почти ушёл в комнату.
- Водилой на автокомбинате.
- Ничего себе, а чего так, ты же учился?
- Ты тоже и что?
- Ну, знаешь, у меня ситуация...
- У меня тоже, спокойной ночи, Вадик.
Еле разлепив глаза, я практически наощупь двинулся к ванной комнате и наткнулся на запертую дверь. Тут сон меня окончательно покинул, и я вспомнил, что меня посетило прошлое. На кухне всё ещё висел табачный дым, пепельница была полна окурков, на столе стояли подряд несколько бутылок пива и тетрадный лист, исписанный кривыми столбцами. Похоже, что Костыль вообще не ложился.

Послышался звук спускаемой воды. И через какое-то время Костыль зашёл на кухню.
- Прости, Жек, припёрло что-то.
- Ничего, я только встал.
- Там это, меня ещё стошнило в ванну, я помыл всё, но запах ещё остался, так что ты пока не заходи. Чебурек похоже паршивый попался, - виновато объяснялся, Костыль.
- Ладно, потерплю, мне нужно собираться уже.
- Я стих написал, вот, хочешь почитать?
- Ты, стих? – искренне, удивился я.

Раньше Костыль несмотря на то, что неплохо разбирался в поэзии и имел на хорошие тексты чуйку, сам писать не мог категорически. После нескольких неудачных попыток он это дело забросил, сосредоточившись на моих текстах.

- Да, представь себе. Однажды, словно волшебную дверь открыл и началось - тексты идут потоком, только успевай записывать, вдохновение нереальное, а ты, как, продолжаешь писать?
- Нет, - не вдаваясь в подробности, ответил я.

На самом деле я ничего не писал с тех пор, как вся эта история с группой закончилась, а закончилась она, надо сказать, неоднозначно. Мы учились уже на четвёртом курсе. Из ДК, где мы репетировали нас попёрли, за так сказать, аморальное поведение. Но это совершенно иная история и Костыль к ней не причастен. Мы перебазировались в нашу альма-матер, городской университет. В общем нам выделили пустующую аудиторию, естественно с условием, что мы будем играть на всех студенческих похоронах и танцах.
И всё шло нормально, репетиции, редкие концерты, пока Костыль не решил привести туда на ночь девчонку для использования по назначению. Что они там делали осталось для всех тайной. По крайней мере сам Костыль ничего внятного объяснить так и не смог. В общем аудитория загорелась. Благо успели вытащить невменяемого Костыля и его примадонну.
В принципе особо ничего не сгорело, кроме нашей по миру собранной аппаратуры. Меня, как ответственного за помещение, попёрли из универа, благо поводов к этому моменту накопилось предостаточно. Костыля почему-то трогать не стали, возможно, посчитали его жертвой - он несколько дней пролежал в больнице. Случилось это аккурат весеннего призыва, и я на два года уехал в далёкую воинскую часть, находящуюся за Уралом, где постигал азы профессии водителя грузовика.
В армии было не до песен и всё закончилось как-то само собой. Если Костыль говорит, что дверь у него открылась, у меня она в армии захлопнулась раз и навсегда. Возможно это случилось, когда сержант Сайфуллин нанёс мне сокрушающий удар по голове табуреткой, отправив в глубокий нокаут, а возможно я просто это всё перерос.
Когда я дембельнулся ни о какой музыке я и не думал уже. Костыль отучился и уехал в Питер. Ковылецкий лечился в наркологической клинике куда его насилу затащили родители, а Коля Тараскин жил в своём Тарасково - женился и обзавёлся ребёнком. Вскоре и я уехал в Москву.

Когда я завтракал на скорую руку, потому что дико торопился, Костыль уже спал раскатисто похрапывая. Причём спал он не на матрасе, который я ему постелил, а на моём диване. Я не стал его трогать, чтобы переложить. Тихо собрался и вышел из дома.

Только уже когда начал кататься по точкам я вдруг вспомнил, что не оставил Костылю ключи, а он говорил вроде про какие-то дела в городе или не говорил. В общем я набрал его номер, но шли только длинные гудки, никто не брал трубку. Весь последующий день я думал исключительно о Костыле, как он там и если не помер, как бы чего не натворил. Вспомнилась сожжённая им аудитория. Надо ли говорить, что домой я летел со всех ног. Даже не забежал в магазин в который я всегда захожу после работы, чтобы пококетничать с продавщицами и купить заслуженную пару пива и сигарет.

Дверь была заперта. Изнутри играла музыка, кажется это была “Гражданская оборона”. Открыв дверь, я убедился, что это действительно истошно надрывался Егор Летов, возвещая нам о том, что “Все идёт по плану…” Из кухни раздавался мужицкий гвалт. Костыль явно был не один. На кухонном столе выстроились вряд пивные бутылки, до потолка клубился сигаретный дым. Помимо Костыля за столом сидели ещё двое мужиков примерно нашего с Костылём возраста, как я всегда говорю тридцать пять плюс. Увидев меня компания резко замолкла, мне даже показалось что и Егор замолчал, но нет из колонки он всё ещё пел про дедушку Ленина, который хороший был вождь.

- Вот, это мой друг, Женя Парахин, - представил меня Костыль своим собутыльникам.- Это Витя, и... - не успел договорить Костыль, я его аккуратно подцепил за локоть и вытолкнул в комнату.

- Вадим – это, бля, кто такие? - зашипел я, сдерживая ярость.
- Жек, я хотел тебе всё объяснить - это Витёк, он из Новосиба, прикинь блин из Новосиба, помнишь? Янка, “Калинов мост”, “Гражданка”, помнишь, как хотели рвануть туда?

Нет я не помнил ни Янку, ни Егора, в этот момент мне почему-то вспомнился тихоня Боря Ковылецкий у которого случился передоз в нашей каморке в ДК и как медики его еле откачали, собственно из-за этого нас и попёрли оттуда. Вспомнился Коля Тараскин, который набухавшись с диким воплем: Тарасково, вперёд! Прыгнул со второго этажа и сломал руку. Из-за чего мы не поехали в Москву на прослушивание в клуб “Точка”, а ещё вспомнилось, что та дура, которая едва не сгорела с Костылём перед этим меня отшила. Вот, что я помнил пока ярость переполняла меня, а ещё я помнил то пиво, которое я не выпью и сигареты, за которыми надо будет заходить утром. Я просто готов был их всех убить.

- Генка из Саратова, - словно не замечая моего состояния, продолжал Костыль, - и потом он выдал то, что меня повергло натурально в шок и я сначала подумал, что ослышался. - Мы на войну послезавтра уезжаем, записались добровольцами…
- Вадик, ты собрался на войну?
- Да, мужик, я чувствую, что должен.
- Вадик, ты автомат то вообще видел? Ты же не служил нифига.
- Тише, не кричи, я ребятам соврал, что в морской пехоте служил на Тихом океане. А стрелять научат, ну или другим чем полезным займусь, работа найдётся - были бы руки. Помнишь, как Егор пел? Солдатами не рождаются - солдатами умирают, - хмыкнул Костыль.

У меня всё ещё не могла уложится мысль, что Костыль, Вадик Костин, этот оболтус собрался воевать,

- Вадик, то есть вы вот втроём едете на Украину воевать?
- Я же говорю, да. Мы записались добровольцами. Хотя бы сегодня мы перекантуемся у тебя?
- Ты да, эти твои боевые товарищи, нет. Это в конце концов съёмная хата и соседи могут настучать арендодателю.
- Извини, я думал это твоя. Но всё равно хотя бы до завтра, умоляю, неудобно перед парнями, я сказал, что у меня кореш в Москве, что он поможет. Пойдем пивка с нами выпьешь.
- Мне на работу завтра.
- Ну пару бутылок, с тебя не убудет.

Действительно, нужно было выпить, чтобы разгрузить мозг. Мы прошли на кухню, я поздоровался с Витей и Геной, после чего взял пиво и начал молча его пить.

- Слушай, Жек, а где твои, ну жена с сыном - ты же звонил, я помню. Ты прости, я в таком раздрае тогда был, мой любимый пёсик умер, я просто не мог найти себе место.
- Дочь, Вадик, у меня дочь.
- Да, точно.
- Я развёлся. Жена, она, в общем, они в Питер переехали к её родителям.
- Я жил в Питере когда-то - красивый город.
- Я тоже был, - подал голос Гена из Саратова.

Я стал как-то быстро хмелеть, уже после второй я сидел, и голова моя была словно в тумане. Однако всё нервное напряжение и желание убить этих трёх товарищей более не преобладало надо мной. И когда я уже готов был открыть третью в дверь позвонили, я чуть не подпрыгнул на табуретке. В лучшем случае это могли быть соседи, в худшем арендодатель, которому позвонили соседи.

- Так, сидеть всем тихо. Выключите музыку.

В момент стало тихо. Я встал, пытаясь на ходу рассеять сигаретный кумар. На пороге стояла почти девчонка, невысокого роста, в дерзком мини и на высоких каблуках, и сильно разукрашенным лицом. Увидев, что это не соседи и не арендодатель, я выдохнул.
- Вы ошиблись дверью, девушка.
- Да, нет же, вроде всё норм!
Девушка энергично протиснулась мимо меня и сразу же скинула туфли в коридоре.
- Сюда, сюда, давай… - разнеслись возгласы с кухни.
- О, ребятки, как вас тут много, – девушка сразу уселась за стол и принялась за пиво, улыбаясь поочерёдно Гене, Вите и Костылю.
- Костыль, это кто?
- Слушай, ну это честно не я. Пацаны захотели.
- Да, да! - дружно закивали они.
- Жек, ну не злись, я им проститутку вызвал.
- Так, стоп, полегче на поворотах. Не проститутка, а эскортница! - вставила девушка.
- Ну, эскортница, - согласился Костыль. – Слушай, мужик, на войну едем, может мы назад не вернёмся или вернёмся разобранные по запчастям. Дай хоть бабу поиметь напоследок.
- Вы ребятки молодцы, добровольцами записались? Добровольцам у меня корпоративная скидка!
- А ты случаем не украинка? – поинтересовался Витя из Новосиба.
- Случаем, нет. Я из Улан-Уде.
- А как зовут тебя, красавица? – поинтересовался Гена из Саратова.
- Снежана, - обдав всех нарочито кокетливой улыбкой ответила уроженка Улан-Уде.
Пиво немного меня успокоившее начало отпускать, и волна праведного гнева снова начала подниматься откуда-то из самого нутра. Я просто не мог поверить, что это происходит со мной. Я пятнадцать лет не видел этого человека, десять, с ним не разговаривал и, блядь, это чудовище врывается в мою жизнь и крушит её к хуям доводя меня до предынфарктного состояния.
- Ну что же, мальчики, не будем терять драгоценного времени, кто желает комиссарского тела? –Снежана рывком стянула с себя кофту вывалив приличного размера сиськи на всеобщее обозрение.
- Так, я спать, мне завтра вставать на работу, - я взял пиво и проследовал в комнату, прикрыв за собой дверь.
Едва я уселся на диван, раздался стук в дверь, а затем не ожидая ответа с пивом ввалился Костыль и сел рядом со мной.
- Ты не злись на ребят – это я всё.
- Не сомневался ни секунды.
- Послушай, парни первый раз в Москве и то проездом на войну. Ну могут они московскую блядь дрюкнуть? Ну сам посуди ребята приедут на передовую, а там бойцы будут расспрашивать, как чего, узнают, что через Москву ехали и про блядей обязательно спросят, ведь в Москве самое главное - это бляди. Хочешь, я почитаю тебе стихотворение, сегодня днём написал?
- Избавь меня от этого Костыль. Иди наслаждайся московской блядью из Улан-Уде.
С кухни пока ещё скромно и едва различимо послышались стоны Снежаны.
- Они договорились, что в два смыка будут работать, у парней такого никогда не было. Воспоминаний на всю оставшуюся жизнь хватит. А я отдельно тогда или если хочешь мы тоже дуэтом сыграем?
- Боже, упаси!
- Да ладно, тебе же не привыкать. Ты же с Тарскиным одну тёлку драл!
- Костыль, ну не одновременно же, а с разницей в несколько месяцев.
- Слушай, а у тебя гандонов случайно нет? Эта сука за них отдельную плату берёт.
- Господи, вы вызвали шлюху и не купили гандоны?
- Слушай, я в Москве не часто бываю, парни так и вообще в первый раз. Откуда мне знать, как у вас тут блядей выписывают!
- Так же, как и везде, Костыль, а гандонов у меня нет. Так что, либо иди работай рукой, либо найди на кухне целлофановый пакет и оберни в него своё хозяйство.
- Да ладно тебе, Жек, это я так понимаешь, для поддержания разговора.
- Прекрасно, продолжаем разговор! Или как там в “Осеннем марафоне” было - хорошо сидим!
Снежана уже не стесняясь кричала.
- Поди скажи своим боевым товарищам, чтобы потише вели себя, если соседи стуканут хозяину квартиры он меня в один момент выпрет. А мне этого знаешь ли не хотелось бы. Да и на работу мне скоро уже вставать.
В дверях Костыль вдруг обернулся и сказал:
- Боря Ковылецкий умер от передозировки, месяц назад, ты знал?
В ответ я отрицательно повертел головой. Я не знал, что, Боря умер и несмотря на то, что этого человека в моей жизни уже давно не было, стало как-то не по себе.
- Он со мной хотел поехать на войну, говорил, что нужно только с этим дерьмом завязать и он уже сколько раз соскакивал и потом опять и вот отмучился парень, а ведь это он из-за нас присел на все эти наркотики.
- Вот уж этого не нужно, Костыль - самобичевания. Боря взрослый парень, был, и он сам влез в это дерьмо, и никто его не подталкивал.
- А ведь скажи, он был неплохим басистом?
- Вадик, Боря Ковылецкий был отстойным басистом, не стоит идеализировать то, чего никогда не было. Я имею ввиду нашу группу.
- А ты стал злой, Параха.
- Какой есть, - огрызнулся я.
Какое-то время я пытался сосредоточится на телевизоре, но звуки, долетавшие с кухни, мешали это сделать. Тогда я допил пиво и накрывшись одеялом с головой попытался уснуть и через пять минут мне это удалось.
Наш первый настоящий концерт проходил в клубе, где помимо нас играло ещё несколько групп. У нас по договорённости было три номера. Для начала было неплохо и когда мы узнали, что прошли прослушивание комиссии, которая просеивала кандидатов мы ходили все сияя от счастья. Настоящий клуб, настоящие слушатели, а не случайные университетские товарищи.
Мы выступали последними, поэтому ещё до начала концерта основательно накачались портвейном и еле стояли на ногах. В какой-то момент у меня промелькнула мысль, не выходить и не позорится, но мы же почти были панками и поэтому было пох! В какой-то момент мы потеряли Ковылецкого, а времени до выхода оставалось немного. Боря обнаружился в туалете клуба. Тараскин с дикими глазами подбежал к нам с Костылём и заявил, что наш тихоня-басист, щупленький мальчик с аккуратно уложенной на бок чёлкой ширяется героином в туалете, что они там вообще лежат вповалку все обдолбанные!
На сцену Боря конечно выполз, весь бледный, он еле ориентировался в пространстве, не говоря уже об какой-то игре. Однако мы были не лучше и тоже играли, и пели - кто в лес, кто по дрова, однако публике вроде как нравилось, а когда Ковылецкий ещё и блеванул на сцене, публика вообще пришла в экстаз.
Отыграв программу из трёх песен мы счастливые и никакущие, буквально сползли со сцены. Мы в тот момент чувствовали себя не меньше, чем какие- нибудь “Тараканы”. Настолько крутыми мы себе казались. Однако это теперь по прошествии лет я понимаю, что Костыль был никаким гитаристом, а я никаким вокалистом, да и тексты писал проходные, каждый, наверное, сможет такое говно сочинить. В общем и целом, нами владела иллюзия того, что у нас всё получилось.

- Жек, проснись, мужик, давай просыпайся! - теребил меня за плечо Костыль.

Первая мысль, которая пришла в мой только проснувшийся мозг – это то, что они устроили пожар и надо бежать. Я даже привскочил с дивана, но Костыль поймав меня, осадил.
- Тише-тише, Жек, ты чего?
- Что случилось?
- Ничего, тут, это самое, Снежана закончила работу, ну ты понимаешь, в общем нам не хватает бабла с ней расплатится.
- Что?!
- Ну я думал меньше выйдет, я заплатил пол суммы, а она говорит что за “группу” больше берёт. Ну вот и получилось, что нам не хватает. Вернее, у нас деньги остались, немного. Но пойми нам на войну ехать, там в дороге всякое может приключится так что деньжата нужно попридержать. В общем, мужик, дай пятёру, а то Снежана говорит, что сейчас кому-то позвонит, какому-то Рустему и он с братками приедет и нас самих выебут. Ты знаешь Рустема?
- Нет, Костыль, я не знаю никакого Рустема. Господи, откуда ты свалился на мою голову?
- Так ты дашь пятёрку?
- Ты бы поинтересовался, для начала, Вадик, есть ли у меня эта пятёра?
- Ну так чего, есть? Если есть то давай, я не готов стать гомосексуалистом.

Я понял, посмотрев на Костыля, что он был уже безбожно пьян. В комнату вошла Снежана и села рядом с нами.

- В общем так, красавчики, я позвонила Рустему, и он уже едет, готовьте смазку. Могу поделиться опытом – без смазки больно! Пивка случайно не осталось, мальчики?

Я достал взятую из загашника последнюю пятёрку. После чего уроженка Улан-Уде нас покинула. На кухне развалившись на матрасе чуть ли не в обнимку спали Витя с Геной. А вернувшись в комнату я обнаружил, что Костыль спит на диване. Будить его я не стал, не было ни сил, ни настроения, слушать его оправдательный бубнёжь. Я вытащил подушку у него из-под головы и пристроившись, как можно дальше от него лёг досыпать свои два с половиной часа.
После своего переезда в Москву в наш город я больше не возвращался. Ещё пока я был в армии умерла мама, а отец, сразу же женившись, укатил с новой семьёй в Мурманск. После армии, он, конечно звал меня к себе, но у меня были уже другие планы на жизнь. Так вот в город я приехал уже много лет спустя, нужно было достать какие-то справки. В общем уже закончив дела я пил пиво на площади Ленина, как раз напротив той самой чебуречной, где мы с Костылём, когда-то мечтали стать рок-звёздами.
Правда не было уже той чебуречной, вернее здание было, но там уже был Кофе Хауз, правда и мы тоже рок-звёздами так и не стали. Впрочем, об этом я жалел меньше всего. Допив пиво и разогнав нахлынувшую ностальгию я уже собирался уходить, как неожиданно встретил Колю Тараскина. Он шёл, как всегда, улыбаясь и широко размахивая долговязыми руками.

- Тарасково, вперёд? - крикнул я

Он остановился и увидев меня, его улыбка стала ещё шире.

- Параха! Какими судьбами?
- По делам, уезжаю уже скоро, может по пивку?
- Давай, конечно!

Мы взяли по пиву и вспомнили, рок-н-ролльные годы. Потом я рассказал Коле, как устроился в Москве, а он рассказ про себя. Что живёт он по-прежнему в Тарасково, женился на одной из немногих наших фанаток, я даже как-то смутно её помнил. Она родила ему троих ребятишек. Работает он на двух работах, ещё и халтурит в свободное время.

- Ты не обижайся, к себе не зову, - как-то виновато начал Коля. - Мы в родительской однушке всем гуртом, не гостеприимная в общем-то обстановка, сам понимаешь.

Я всё понимал и не обижался, более того, в гости и не напрашивался. Просто Тараскин решил произвести, так сказать, упреждающий удар. Тогда я его начал расспрашивать про наших.

- Борю не видно давно, вроде вылечился, а Костыль набрал малолеток каких-то и лабает с ними в ДК, сам поёт, ты представляешь? Костыль поёт!
- Это что у него голос прорезался?
- Да какой там! - махнул рукой Коля.

Песнопения Костыля - это то ещё действо. Если с гитарой Вадик худо-бедно справлялся, то петь он не умел от слова совсем. Впрочем, он это тогда, по крайней мере, понимал и особо не высовывался. Однако теперь, видимо, времена изменились.

- Если хочешь, пойдем, послушаем, они там целыми днями тусят, - предложил Тараскин.
- Ну его нафиг, - отмахнулся я. - И что Костыль нигде не работает?
- Не. У родаков на шее сидит до сих пор. Куртом Кобейном всё надеется стать. Он кстати, когда ты уже в армии был предложил снова играть вместе, ну типа, найти нового вокалиста вместо тебя. Нашли какого-то пацана, честно и не помню уже кого, он отыграл всего пару раз с нами.
- И как?
- Да никак, Боря тогда уже конкретно торчал. В один прекрасный день мы пришли на точку, которую нам ДК вновь выделил, а этот хмырь весь аппарат оттуда вынес с дружками. Всё подчистую, ни одного винтика не осталось. Помню Костыль так сильно избил его тогда.
Мы допили пиво, ещё раз обнялись на прощание и Коля конечно же крикнул.
- Тарасково, вперёд! - и ушёл так же довольно улыбаясь и широко размахивая руками.
Странно получалось. Мы все в детстве или юности о чём-то мечтали, хотели кем-то стать, а в итоге, когда проходило время и ничего не происходило и мы не становились теми, кем хотели стать, мы продолжали просто жить дальше, как ни в чём не бывало. Будто так и должно было быть. Тем же вечером я уехал из города и больше никогда в него не возвращался.
На работу я естественно не пошёл. Сил не было никаких - ни моральных, ни физических за то недолгое время, когда Костыль вернулся в мою жизнь, я как-то дико устал. Так что пришлось сослаться заболевшим, благо начальство пошло мне навстречу за мой ударный труд.
Попытка пробиться в ванну потому что дико хотелось ссать не увенчалась успехом. Гена завладел туалетным пространством и судя по издаваемым звукам надолго. Витя ещё спал. Костыля нигде не было. Это на самом деле немного настораживало. Совершенно было непонятно чего от него ещё было ждать. Среди груды пустых бутылок я отыскал целую и вместо чашки утреннего кофе выпил пива, вскоре Геннадий любезно освободил так необходимый мне туалет.
Костыль так и не объявился. Мы сидели, молча курили и слушали “Гражданскую оборону”. Я не мог понять себя, почему я это вот до сих пор это терплю, почему не вышвырну нахер этих незнакомых мне людей?
- А ты сам как, это? - спросил Гена. - На войну то поехать, как это, не желаешь значит?
- Значит, нет
- Так может ты, это, за тех ,типа, за фашистов?
- Я не за тех, успокойся, я за этих.
- Не, ты не юли, скажи как есть, чо ссышь?
Опохмел пошёл Гене явно не на пользу, глаза его стали ещё более чернеть и он сжимал здоровенные кулачища на которых вздувались могучие вены, не хуже, чем у молодого Шварца.
- Если призовут по мобилизации, то пойду.
- А, что это тебя звать надо, сам то чо, никак?
- Я своё отслужил, - отвечать я старался более осторожно, ещё не хватало драки. Однако я не понял, что Гене из Саратова просто кому-то надо было дать в морду, без этого ему было никак, был бы Костыль он дал бы Костылю, так что моя участь была предрешена.
- Где ты служил?
- В автобате
- А чо щас ссышь?
- Знаешь, Гена из Саратова, ты вообще кто такой?
Кто такой Гена из Саратова я не услышал. Поскольку Гена выписал мне мощный прямой в челюсть и потолок, подпрыгнув, обрушился на меня, после чего наступила темнота.
Из глубокого нокаута меня вывела мелодия надрывающегося смартфона. Старый добрый Виктор Цой желал доброго утра Последнему герою. Да уж лучшего саундтрека в этой дебильной ситуации было и не подобрать. Открыв глаза, кухня всё еще немного плыла, болела челюсть и ныл затылок. Кое как приподнявшись, я взял со стола смартфон. Звонил Костыль.
- Ты, блядь, куда пропал? - зашипел я в трубку.
- Мне нужно было срочно уйти по делам.
- Вадик, по каким делам, расскажи мне?
- Я не мог уехать на войну не побывав на Арбате у стены Цоя. Понимаешь? Ведь он же наше всё! Наше детство и юность, мы же на нём выросли, Жек, разве ты не помнишь? А тут таких классных ребят-панков встретил, закорешились, выпили по винцу, на гитаре поорали песни “Кино”...

Я не знал, что даже сказать на всё на это у меня просто уже не было слов, не мог я понять, как выплеснуть всю ту злость, бушевавшую во мне, чтобы самого не накрыло этой волной. К тому же меня начинало мутить.

- Слушай, я сегодня к тебе уже, наверное, не успею заскочить, мы тут ещё потусим, ребята реально классные. Словно назад в прошлое вернулся. Ты представляешь? Я им пел свои песни, они просто офигели от них, сказали, что это реально круто. Короче слушай, Жек, ты возьми мои вещи и с ребятами подгребайте к центральному автовокзалу. Ты же знаешь где это, вроде, на Щёлковской.
- Друзья твои уже сами ушли, - для уверенности я огляделся по сторонам и заметил, что не хватает чайника и кофеварки, - в общем, да, друзья твои ушли, - больше я сдерживаться не мог и меня вырвало прямо на стол.
С огромным рюкзаком Костыля я приковылял на “Щелчок”. Вокруг масса народа сновала туда-сюда, и я пытался отыскать автобус на Донецк и после некоторых усилий мне удалось это сделать. Челюсть всё ещё болела, удар нужно признать, у Гены гораздо мощнее, чем у сержанта Сайфуллина.
Однако у автобуса не было никого из трёх товарищей: ни Гены, ни Вити, ни Костыля. Сначала я подумал, что ошибся автобусом, но после того как я оббежал весь вокзал, понял, что не ошибся. За пять минут до отправления я в сотый раз пытался набрать Костылю, но натыкался неизменно бездушную фразу: этот абонент не отвечает или находится вне зоны доступа. Даже после того, как автобус уехал я всё ещё стоял и ждал непонятно чего.

Домой я вернулся совершенно выбитый из сил. С облегчением кинул тяжелый рюкзак на пол. На столе среди табачного пепла и пустых бутылок, остатков блевотины я нашёл тетрадный листок. Я без труда узнал подчерк Костыля – кривой, как кардиограмма.

“Извини, мужик, но я не могу. Я думал, что готов помочь Родине, но как представил, что мне оторвёт ноги или, вообще убьют, не знаю. Я раньше об этом не задумывался, а сейчас мысли просто накрыли меня. Ведь я только начал находить себя в поэзии, отчасти из этого я и хотел поехать на войну. Сейчас это модно - военные поэты понимаешь? Но нет, мужик, я понял, что я законченный пацифист и ебал я в рот эту войну!
После общения с этими чудесными ребятами у стены Цоя, я многое переосмыслил, ты бы видел, как они смотрели на меня, когда я пел им свои песни. Это не описать словами, они верили каждому моему слову, каждому жесту. Нужно срочно собирать группу и начинать пробиваться. Я и так потратил слишком много времени. Так что, не держи зла. Вещи можешь оставить себе. Костыль!
Кто бы, блин, сомневался. Я открыл рюкзак и высыпал оттуда кучу консервных банок: от тушёнки до кильки в томате, помидор и грибов маринованных, нескольких штанов, носков и трусов, а также несколько компакт-кассет “Гражданской обороны”.
Соседи все-таки проинформировали арендодателя и меня естественно выперли из квартиры. И мне в авральном порядке пришлось искать жильё, тем более, что денег у меня не было потому что последние я отдал проститутке из Улан-Уде. Однако выкрутился как-то, помогло начальство с деньгами. Работал как проклятый, а вскоре возвратилась жена с дочерью, и мы пробовали жить снова все вместе. И мне кажется у нас это получалось. Эта дикая история с Костылём постепенно стала забываться за перипетиями новых жизненных коллизий, и я уже почти на него не злился.

Был выходной день. Мы с семьей собирались пойти прогуляться в парк, когда позвонил Костыль. Некоторое время я размышлял - брать ли трубку, ведь, когда прошлое вторгается в твою жизнь - это приносит с собой ворох старых и новых проблем и сейчас эти проблемы мне были совершенно ни к чему. Тем более сейчас, когда всё начинало вставать на свои места. Однако я нажал на зелёную трубку и вновь услышал голос Вадика.

- Мужик, привет, как сам?
- Сойдёт. Ты чего звонишь?
- Тут такое дело, Жек, даже не знаю как сказать, я вообще в шоке нахожусь.
- Тебя пригласили на “Нашествие” хэдлайнером?
- Короче, Коля Тараскин погиб под Бахмутом.
- В смысле, как он там оказался?
- Добровольцем записался.
- У него же трое детей? - я всё ещё не мог переварить информацию. Это было как-то всё сюрреалистично - Коля Тараскин, погиб.
- Четверо уже у него. Так он в “Вагнер” пошёл там деньги нормальные платили, возможно сейчас семье с квартирой помогут. Его похоронили на нашем кладбище со всеми почестями, как настоящего военного. Говорят, что он раненный, чтобы спасти товарищей, подпустил к себе фашистов и подорвал гранату.
- Господи, боже, мой!
- Вот такие дела, мужик, так что только мы остались из нашей группы. Я тут песню сочинил - не хочешь, кстати, заслушать?

Больше я не слышал Вадика он всё ещё что-то бубнил, но я нажал на красную кнопку и сел на стул. Какое-то время я так и сидел в оцепенении пока не подбежала дочка и не вывела меня из этого состояния своим криком:
- Папа, папа!

Я не мог отогнать от себя эту картинку, стоящую у меня перед глазами. Как раненный Коля улыбаясь, подпускает к себе вражеских солдат и с криком:
- Тарасково, вперёд! - подрывает себя.
Простой русский парень Коля, который постоянно улыбался, любил рок- музыку, играл на барабанах, и мы были с ним молочными братьями. Погиб вот так вот просто. Впрочем, и жизнь на самом деле не самая тяжёлая штука и проблемы мы выдумываем себе скорее сами - не веря, что дважды два - это всегда четыре.
Мы оделись и пошли гулять в Измайловский парк, рядом с которым мы теперь жили. Светило солнце и нам было хорошо вместе, и я думал о странных вещах, например, почему Джон Леннон круче Пола Маккартни, а группа “Кино” самая лучшая группа на свете. Ещё, почему всегда, когда ты возвращаешься в прошлое веет пеплом, смертью и тленом.
Я вспомнил, что после того раза, когда Коля выпрыгнул со второго этажа и сломал руку и мы не попали на прослушивание в Москву, мы все были на него дико злые. Костыль прямо-таки рвал и метал. Когда Тараскин зашёл в нашу каморку, Костыль накинулся на него с кулаками, вопя, что из-за него мы проебали такой шанс!
Тогда я еле оттащил Вадика. Ещё Костыль орал, что таких барабанщиков как Коля пруд-пруди и он завтра же приведёт нового ударника. Затем Костыль поставил на голосование - исключение Тараскина из группы. Коля сидел за барабанной установкой и виновато улыбался, глядя на нас. Я был против, Костыль – за, а Боря закинувшись уже с утра героином воздержался.
Однако все споры впоследствии стихли. Из каморки мы перебрались в чебуречную на Ленина, которая словно оранжевыми морем была залита закатными лучами. Мы пили пиво, ели самые вкусные в мире чебуреки, смеялись, говорили разные глупости и не задумывались, что нас ждёт в будущем. Впрочем, тогда мы были звёздами рок-н-ролла и не забивали голову всякой фигнёй!