На Вишеру

Автор: Митька Вольгемут Не выключаемый экран в «гардеробной» моих служебных апартаментов уже который день пишет напоминания о том, что время, на которое действует моё трудовое соглашение истекает двадцать пятого сентября 2584 года, что я должна его, трудовое соглашение продлить или освободить предоставленную жилплощадь.

Кстати, я - профессиональный преподаватель языка «интер». Это язык в моём веке и в моём государстве был единственным и главным государственным, а какие языки будут главенствовать в будущем, я не знаю. Может быть, южане опередят нас в развитии и глобальным языком станет их кишвили. Те, кто говорят на «интере», понимают кишвили.

Но вопрос сейчас не о языках.

Я родную речь тоже знаю. На ней Родина моя говорит, земля Новгородская. Мы, Бигелоу, переселились сюда ещё в середине двадцать первого века. Наш далёкий пращур Лиам Бигелоу выкупил не много не мало –всю деревню Тидворье в Новгородской области. Получил гражданство. Сначала приехали с ним его сыновья Энтони и Тимоти.

В Тидворье до сих пор стоит отреставрированный внедорожник «УАЗ» с которого всё начиналось. И старый дедовский дом стоит - музей нашей семьи.

У нас в городе система «транслогистик» то есть только лошадки. Лошадка – был в наши времена такой одноместный транспортный робот. О восьми ножках и четырёх колёсиках.

Двадцать четвёртого сентября у меня отгул -день положенный на сборы имущества. Из имущества у меня только нарукавник с кнопочками на левой руке.
Я зашла в камеру электронного моделирования, вызвала детей и мужа, пообнималась с голограммами, сказала что я к маме на месяц а потом обратно, в родную степь.
Из Зурбагана у меня был билет на самолёт до Великого Новгорода.

Я с детства любуюсь роботами –лошадками. Ничего лишнего- только кабина, кнопка «стоп-эвакуация»( зря разобьёшь-попадёшь на штраф, который будешь год –другой выплачивать плюс баллов в рейтинге благонадёжности на пятьдесят процентов упадёт. Система голосового управления, система очистки и увлажнения воздуха, система температурного контроля. Электронная навигация, ножки переменной длинны в модных силиконовых сапожках, и колёсный режим с шинами по сезону.
Тяжелый аккумулятор в брюшке, хороший запас автономного хода.

Чтобы не ехать по пробкам направляюсь к метро к специальному транспортёру для лошадок. Сначала моя коробочка ложится на ступень экскаватора, потом движется в режиме ходьбы к погрузчику, который вставляет коробочку, где я полулежу в кресле и читаю что-то на скрине потолка.

Инциденты не происходят в превосходном мире, а осложнения исчезают. Коробочка со мной занимает свой ярус, она несётся в метро, я могу выйти на любой станции, задержать общественную лошадку на положенные полтора часа, пообедать в ближайшей столовой, зайти в общественную душевую кабину с душем, высушиться феном, получить извещение о списании такой-то суммы, подумать, что можно обойтись и без душевой кабины, продолжить путешествие.

Возле аэропорта «Зурбаган» посмотрела на едущую к станции метро лошадке. За ней тянулась целая кавалькада, может семья, может просто кампания друзей.

Семнадцать вечера –час до самолёта. Достала видеошлем-шуметь в священной тишине зала ожидания может только неугомонная детвора. Да и кому придёт в голову шуметь или бросать под кресло упаковку от фастфуда или металлическую многоразовую бутылку с каким –нибудь бодрящим чаем под тысячей камер с системой распознавания личности. С последующим снижением рейтинга. С последующим «мы очень сожалеем, но Ваш индекс благонадёжности не позволяет вам занять должность преподавательницы языка «интер».

Система уже распознала мой шлемофон, подключённый к «глобинформ». Шлемофон удобный, зарывает до плеч голову, изолирует от окружающей среды и по моему желанию впрыскивает немного хвойного ароматизатора. А то вдруг я болею каким-нибудь респираторным заболеванием и опасна для окружающих. Детям можно без шлемофонов. До пятнадцати лет. Они топчут обувкой, топают и кричат. Горит объявление о том, что кормящим мамочкам можно бесплатно в комнату матерей с детьми. У меня это пройденный этап.

Возле аэропортов обычно есть гостиницы с сон ячейками. Хотя и эти представляются мне дорогими. У меня только ручная кладь с шельмофоном –воздушным фильтром. В шлемофоне террабайта три любимой музыки и фильмов. В сон капсулу сумка легко вмещается. Достаю из кармана кнопочный телефончик, звоню мужу, дескать я в Великом Новгороде, всё о кей, тыры пыры ё моё.
Вежливо говорю таксистам, что ехать мне никуда не надо, лететь никуда не надо, плыть никуда не надо и идти под парусом тоже никуда не надо. И лошадку я не хочу. И ослика, я не знаю, что имеют в виду под словом ослик, но это я тоже не хочу.
Я хочу выспаться после перелёта. Сначала гостиничный душ, потом домашние шлёпанцы, арендованные, в бумажном пакетике, мой размер, надпись не интере «гарантировано стрерилизовано», то же самое на полотенце, вытираюсь и бросаю полотенце в отверстие для стирки. Слушаю в снятом пред душем браслете извещения о снятии денег. Потом вползаю в спальную капсулу, даю команду потушить свет и перевожу браслет на беззвучный режим.
Мне снится взлет самолёта, гул турбин, стюардесса с застывшей улыбкой, бутылочка с водой, предложенная стюардессой. Самолёт бежит по полосе, посадка, телетрап, всё как в старину, ничего не меняется.
Я хочу поискать работу учительницы в Малой Вишере или ещё где-нибудь. Хочу забрать детей из степи.

Пробуждение, тяжёлая голова, одноразовая зубная щётка, причесаться, одеться, робот постирал бельё моё и отправил сообщение о списании суммы.

В город вообще не поеду, поеду на автостанцию. На автостанциях годами ничего не меняется, кроме самих транспортных средств. Местность густонаселённая, так что никаких воздушных такси.
Мне нравится железнодорожный вокзал в Малой Вишере. Он очень старый, ещё имперских времён, островного типа. Красивое здание.
До Малой Вишеры меня вез улыбчивый таксист лет шестидесяти на вид. Полноватый, но не толстый, говорил на интере с сильным местным акцентом. Деньги я ему перечислила полсуммы сразу-если нет рейтинга, то деньгами ему пользоваться нельзя, только бумажными талонами. Обычная предосторожность, а то мало ли лихих людей.
Погода была солнечная, вечерело, на дронодроме в Малой Вишере было оживлено и играл разноцветными лучами свет.
-Здравствуй папенька,-сфамильярничала я, -здоровы ли братья мои?
Папка ответил на родной речи, надо было адаптироваться.
-Пап, а можно хотя бы на английском?-я попробовала улыбнуться.
Но Чарльз Мейсонович был упёрт и стоял на своём. Не принимает, дескать, интеряза земля Новгородская. Мы, молвил отец какой уж век на этой земле живём, так с уважением к ней и подойди.
-Нам кстати свет провели,-сказал отец, -хотя солнечные батареи мы пользуем, всё меньше платить. Коровушек вон прикупили новых, пару андройдов новых-ух и умные доча!
-Так таки и умные, папа?
-Умные доча, и батареи у них хорошие.

Пассажирский дрон у отца новый с гибридной силовой установкой, с новыми катапультами, с системой аварийного увода от поселений. Грузоподъёмность так себе.

Идём на ручном управлении по разрешённому коридору. В кабине четыре аварийные катапульты, как на старинном истребителе. Идём медленно, внизу лента лесной грунтовки.

Отец на пенсии, братья работают на ферме. Летом, когда нет бездорожья и гусеничная техника одолевает дорожные хляби семья грузит откормленных бычков, иногда тёлок, отвозят на заготпункт, продают живым весом.
Участок огорожен высоким решетчатым забором, камеры наблюдения и всё такое. Большой каменный дом и вот теперь, наконец то линия электропередач.

А самое главное тут параболическая антенна и камера электронного моделирования.

Флаер наклоняется, я смотрю через стекло блистера на узкую ленту Пчёвжи, бобровую плотину, сосны, ели,

В Тидворье вкусные яблоки, я прилетела в самый сезон. Я натягиваю шлемофон с фильтрами и напяливаю перчатки-ненавижу укусы насекомых. В доме пластиковые стеклопакеты, противомоскитные сетки и фумигаторы.

Долго обнимаюсь с мамой, выгружаю фильмы с детьми на семейную ЭВМ. Ем знаменитые мамины голубцы, для меня открывается банка с грибным ассорти. Пью с папой по рюмочке купленного в Малой Вишере виски.

Здесь только узкая лента дороги, болота, несколько семей.
В основном пенсионеры, как папа с мамой.
В деревне есть и мой отдельный двухэтажный домик. Когда я стану старой я буду жить тут. А пока мне ещё много до старости, папа хранит здесь свои старые серверы, усилители, музыкальные системы, блоки памяти и всякую такую электронику.

Я спустилась к реке Пчёвжа в обтягивающем синем спортивном костюме. Ткань хорошо дышит, но не пропускает укусы насекомых. На мне шлемофон, в городе он призван изолировать меня от инфекций, а здесь изолирует от насекомых.
Я смотрю, как плещется в реке рыба. Кто-то из соседних домов в почти что таком одеянии рыбачит, только на нём резиновые сапоги и гидрокостюм.
Когда-то Тидворье было заброшенной деревней, а сейчас это полное жизни поселение, полное людей. Сплошь обнесенное высоким стальным забором от лесных хищников, потому, что меж домов бегают дети.
Нормальное, покусанное москитами детство, где ловят бабочек, едят яблоко с ветки, а мамка в ужасе кричит: «помой оно же опрысканное!»
Жизнь продолжается!