Финансовый авантюрист ч2

Автор: Гусар Глава 2

Родители встретили дочь не сказать, чтобы совсем приветливо. Отец, Назар Петрович, почесал затылок и изрёк:



— Это понятно, что пьёт и бьёт. Но, во-первых, кто же не пьёт? Даже Цукерманы, оказывается, в этом отношении люди! А, во-вторых, мы ж тебя, доченька, предупреждали! Ты ж сама за него пошла.



— Да, папа, — вздохнула Надя, — но я думала, он другой...



— А теперь что? — подключилась мать, Рая. — Бьёт, значит — любит. Да и пацан у тебя. Кому ты теперь с пацаном нужна? Разве что Петьке-трактористу, у которого глаз косой и зубов передних нет.



— Не нужен мне никакой Петька, — гордо ответила Надя. — Я сама Мишку подниму. Вон какой красавец растёт — весь в меня!



— Ага, — хмыкнул дед Назар, разглядывая внука, — особенно глаза. Прямо вылитые твои — карие, раскосые. Только вот у тебя глаза голубые... Но это, видать, гены шалят. У евреев они такие — хитрые!

Но Мишка рос мальчишкой умным и послушным в отличие от многих шаловливых двоюродных братьев и сестер от большой маминой семьи. Он с малых лет понимал, что жизнь — штука сложная, и если ты Цукерман, выросший в деревенской семье Карпенко, то лучше держать ухо востро и не нарываться.



А еще Мишка был красив. Не той деревенской красотой крепких румяных мальчишек, а какой-то особенной, почти киношной. Светлые волосы, которые летом выгорали до белизны, смуглая от южного солнца кожа и те самые темные, как испанские маслины, глаза. Юные девушки, увидев его, восхищались, представляя, какой красавец-мужчина из него вырастет.



— Ой, гляньте, какой мальчонка! — восклицала какая-нибудь приезжая Светка, подталкивая локтем подружку. — Прямо как с картинки!



— Да, — вздыхала та, — только с мужиками обычно так бывает: пацаном красивый, потом так себе, а к старости, если доживет и не сопьется, снова ничего получается.



Мишка делал вид, что не слышит, но эти слова почему-то врезались в память. Надя, его мать, однажды даже специально фотографа пригласила домой — худощавого мужичка с огромным фотоаппаратом и запахом одеколона "Шипр".



— Стой смирно, Мишенька, — командовала мать, поправляя ему воротничок белой рубашки, — такая красота должна остаться для истории!



Благодаря тому, что одна из сестер матери, тетя Валя, работала учительницей младших классов, Мишка наблюдал, как она занималась дома с отстающими детьми, и в четыре года как-то сам научился читать и рано освоил начальную арифметику.



— Ты глянь-ка, Надька, — удивлялась тетя Валя, — твой жиденок уже "Колобка" сам читает! Вот это да!



В пять лет он уже приходил к мамке в сельскую библиотеку и под удивленными взглядами посетителей сам выбирал себе понравившиеся книги.



— Это что за карлик ученый? — спрашивали бабки, приходившие менять книги. — Надежда, это твой, что ли? И правда, что ли, сам читает?



— Сам, — гордо отвечала Надя, — в кого только уродился такой...



Тогда же он первый раз своровал. Дело было так. Они с двоюродными братьями и сестрами играли в прятки, и Мишка увидел мамину сумку, в которой лежала только что полученная ей зарплата. Мишка не удержался и взял деньги, решив купить в сельском магазине робота, которого мамка не хотела ему купить. Когда пропажа обнаружилась, начался скандал, но на Мишку никто не подумал. Грешили на младшего брата матери — Толика, который как раз только освободился из тюрьмы.



— Толька, паскуда, — кричала бабка Рая, размахивая полотенцем, — я ж тебя предупреждала: еще раз что-нибудь стащишь — ноги твоей в этом доме не будет!



— Мам, да ты чего? — оправдывался дядя Толик, худой мужчина с татуировками на пальцах. — Я что, совсем охренел — у сестры тырить? Да я лучше у председателя колхоза украду!



Мишка испугался и деньги спрятал в укромном месте среди зарослей больших лопухов. Но однажды не выдержал и проболтался соседской девчонке Ленке — тощей конопатой девахе с вечно растрепанными косичками.



— Ух ты! — восхитилась Ленка. — А что ты на них купишь?



— Робота, — важно ответил Мишка, — железного, на батарейках.



Ленка, конечно же, разболтала все своим родителям, те — матери. И началось...



Мать в гневе так порола Мишку, что он от ужаса наложил в штаны. Дед Назар с трудом отбил внука у разъяренной Нади.



— Надька, ты что творишь?! — кричал дед, выхватывая ремень из ее рук. — Ты ж его убьешь, дуреха! Ну, украл, ну, дурак малый, с кем не бывает!



— Пусть знает, — рыдала Надя, — пусть знает, как воровать! Я не для того его рожала, чтобы вором вырос!



Из этого случая Мишка сделал три важных вывода: у своих воровать нельзя, надо не попадаться и не стоит доверять женщинам, даже если им всего восемь лет и у них веснушки на носу.



Мишкин отец, Борис, время от времени присылал посылки, писал мамке письма с просьбой помириться и однажды приехал — высокий, сильный, в норковой шапке и кожаном пальто, во рту — золотые зубы, которые сверкали, когда он улыбался.



— Надюша, — говорил он, обнимая мать за плечи, — ну хватит дурить. Поехали со мной. Я теперь при деньгах, все будет как надо.

— Иди ты знаешь куда, Боря, — отвечала мать, вырываясь из его объятий, — со своими деньгами. Я знаю, как ты их зарабатываешь.



Когда Мишка тайком подсмотрел, как отец открывает в дальней комнате чемодан, он увидел там банки со сгущенкой, которую Мишка так любил, и плотные пачки денег. Видимо, батя в этот раз неплохо выиграл в карты.



— Сынок, — подмигнул отец, заметив Мишку в дверях, — иди сюда. Это все тебе. Только маме не говори, что деньги видел, а то опять скандал будет.



Мать не соглашалась вернуться к отцу, и однажды тот, под предлогом съездить с Мишкой в райцентр, чтобы сделать совместное фото в ателье, увез его на попутках к себе домой в город, к бабушке, за несколько сотен километров.



— Ты теперь со мной будешь жить, сынок, — говорил отец, поглаживая Мишку по голове, — я тебе такую жизнь устрою — закачаешься! И в школу хорошую пойдешь, и одет будешь как надо, не как деревенщина.



На следующий день туда явилась мать с милицией, забрала Мишку и окончательно рассталась с Борисом, объявив Мишке, что теперь у него нет отца.



— Запомни, — говорила она, крепко держа Мишку за руку, пока они ехали в автобусе обратно в деревню, — нет у тебя никакого отца. Умер он. Понял?



— Понял, — кивал Мишка, глотая слезы.



Мишка рос в деревне, играл с ребятами, купался в речке, пас с дедом коров, слушал его интересные рассказы о жизни и окружающем мире. Дед знал много сказок и разных историй, любил приврать и приукрасить.



— А вот когда я на войне был, — начинал дед Назар, попыхивая самокруткой, — нас, значит, окружили немцы. Танки их прут, самолеты бомбят, а нас всего-то взвод остался...



— Дед, ты ж говорил, что в плену был, а не воевал, — напоминал Мишка.



— Цыц, шкет! — отмахивался дед. — Я и в плену был, и воевал. Жизнь, она длинная, всякое было.



Дед знал про окружающие растения, особенно те, что годились на подножный корм. Еще дед умел виртуозно материться. Он ругался так, с такими оборотами, что люди вокруг от неожиданности замолкали, лошади прижимали уши от ужаса, будто почуяли волка, а собаки начинали выть.



Однажды зимой он, пьяный, запряг лошадь в сани, посадил туда Мишку и погнал по снегу, но вскоре перевернул сани, и Мишка полетел в сугроб, а оттуда с ужасом слышал, как дед материт лошадь, зиму, сани и даже богородицу.



— Ты, кобыла драная, — орал дед, пытаясь поднять сани, — чтоб тебя волки съели! И зима эта проклятая! И сани эти кривые! И ты, матерь божья, куда смотришь, а?!



Дед и бабушка были очень музыкальные и певучие. Дед сам научился играть на балалайке, выводя такие замысловатые мелодии, что даже заезжие музыканты из районного дома культуры удивлялись.



— Назар Петрович, — говорили они, — да вам в консерватории преподавать надо, а не коров пасти!



— Какая консерватория, — смеялся дед, — я ж неграмотный почти. Ноты эти ваши — китайская грамота для меня.



Бабушка подыгрывала ему на ложках и глиняных свистульках, которые сама делала и красиво разукрашивала. У них дома любили собираться друзья, родственники и соседи. Пели русские, казачьи, украинские песни. Бабушка иногда пела на татарском — протяжно и грустно, и хотя никто не понимал слов, все затихали, слушая ее низкий, бархатный голос.



— Эх, Райка, — вздыхал дед после таких песен, — за что ж ты меня, старого черта, любишь-то до сих пор?



— А кто ж тебя еще любить будет, окаянного, — улыбалась бабушка, — кроме меня?

Мишке стукнуло семь, и он с отличием закончил второй класс, чем немало удивил учительницу. "Этот мальчик далеко пойдёт", - говорила она, вручая ему грамоту с золотым тиснением. А в стране тем временем всё менялось с такой скоростью, что люди едва успевали привыкать к новым реалиям. В деревне жить становилось всё труднее, словно кто-то невидимый затягивал гайки экономического пресса. Зарплаты, которую матери платили в библиотеке, хватало разве что на хлеб да на соль, да и то если экономить на спичках.



Дед, почесав затылок и выпустив клуб дыма из старой трубки, предложил Надежде радикальное решение:

"Надюш, бери Мишку и езжай к родственникам под Анапу. Там море, солнце, подработаешь летом, а там, глядишь, и останешься. Всё лучше, чем здесь картошку в огороде выращивать да на зарплату библиотекаря перебиваться".