Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Здоровье дороже:: - Обыкновенный человек» Записки маньяка.Обыкновенный человек» Записки маньяка.Автор: Дохтар Lizard От Автора:Маньяк ИМХО это скорее не существительное, а действие, поступок который нормальный человек не смог бы совершить при обычных обстоятельствах. Таким образом определение маньяка (в моем понимании) можно применить фактически к любому человеку. Просто маньяк сидит в глубине нашей личности – нашего «Я», мы просто не даем ему вырваться наружу, мы включаем тормоза, но бывают такие ситуации когда тормоза отказывают и тогда он вырывается наружу полностью изменяя наше сознание. Собственно про такие ситуации и пойдет речь в дальнейшем. * * * * * Телефонный звонок разбудил майора Афанасьева в 6:30 утра. В телефонной трубке звучал знакомый голос медицинского эксперта из отдела криминалистики, предвещавший, что произошло что-то неладное… - Похоже на маньяка говоришь? Из дробовика? Боже мой! Нихрена себе! Мужчина средних лет? Улица Ленина? Ладно, буду через час. Вы пока там осмотрите все хорошенько, да протокол к моему приезду составьте, ага. Афанасьев толкнул локтем храпящую под боком жену. - Маш, я на службу, завтрак приготовь, пока я оденусь, - сказал майор и лениво стал натягивать штаны. - Да давненько у нас в городе такого не было, - буркнул себе под нос Афанасьев пережевывая яичницу. - Чего не было-то? – спросила жена. - Да я так…Ты лучше, Маш, хлеба мне передай… * * * * * Профессор Олег Филлипыч сидел на кухне перед телевизором и, жуя бутерброд с недорогой колбасой, смотрел по выступление Григория Явлинского. Тот с пеной у рта что-то доказывал в утреннем ток-шоу Жириновскому. Олег Филлипыч, как человек интеллигентный, никогда не любил ЛДПР и всегда голосовал за «Яблоко». Но сегодня какое-то странное чувство засело в груди профессора. Чувство непонятное, такое бывает только в детстве, когда родители обещали свозить тебя в Крым, туда, где море и здоровенные сочные абрикосы, а вместо этого везут на дачу, туда, где лишь заросший тиной пруд да грядки картофеля, огурцов и помидоров. Он встал, подошел к своему старенькому «рубину» и щелкнул переключатель на другой канал. По другому каналу телеведущий с паникой в голосе вещал об участившихся случаях нападения на молодых девушек где-то под Барнаулом. Филлипыч снова встал и щелкнул уже по кнопке выключателя. Одел не глаженый пиджак, завязал на шее галстук, весь в пятнах от кофе, и достал гуталин, чтобы начистить свои старенькие сбитые ботинки. Только что светившее утреннее солнце вдруг, закрыла собой внезапно налетевшая туча, и пространство вокруг погрузилось в сизую дымку. Профессор закрыл квартиру на все четыре замка и нажал кнопку вызова лифта. Когда двери открылись, оказалось, что перед ним стоят две пожилые женщины с клетчатыми сумками-тележками в руках. Он хотел было войти в лифт и попросить дам подвинуться, как одна из них вдруг громко сказала: - Куда лезешь, толстяк! Не видишь, что тут места и так нету? - Иш, откормили себе брюхи, кровопийцы! Все мы слышали по телевизору, как вы деньги в своих техникумах гребете! Всех пересажать надо, как в 37-ом! Вот мы Путину письмо напишем, возьмется тогда он за вас! – лихо подхватила вторая. Филлипыч немного постоял, ошарашенный, а потом решил, что лучше будет спуститься по лестнице. Спускаясь вниз, он то и дело вынимал из кармана старый засаленный платок, вытирал им мокрый от пота лоб, приговаривая: - Десять лет уже преподаю в техникуме физику… Десять лет! Никогда рубля себе в карман не положил! Всю жизнь на зарплату, все для студентов, ради науки, ради знаний… А тут… Как можно? От обиды у него чуть было не потекли слезы. - А ведь мог бы…мог бы! - все причитал Филлипыч. К своим пятидесяти пяти годам Олег Филлипыч был лишь преподавателем физики в одном из техникумов районного масштаба. А когда-то, в молодости, его имя было на слуху у всего Новосибирска. Молодой физик, только что окончивший аспирантуру с отличием. И сразу к такому важному проекту! Старт был просто головокружителен, как, впрочем, и падение… Это был его проект, его! Это он разработал, он! Не этот нагловатый, дерзкий и бездарный Илюхин, а ОН! Украли, все украли… И чертежи и расчеты и «Ленинскую» премию и всемирную славу и членство в РАН. Филлипыч не смог вынести такого удара судьбы, сломался… Уехал вместе с молодой женой и грудным ребенком в глушь, подальше от всего. Через полгода жена умерла – несчастный случай. Осталась дочь – Юленька, единственная его радость в жизни. Наконец, выйдя на свежий весенний воздух, он почувствовал себя лучше. Вдохнул полной грудью аромат цветущей вишни под окном и бодро зашагал к остановке. На работу Олег Филлипыч пришел уже в начале девятого. - Доброе утро, Марья Андревна! – улыбнулся профессор пожилой вахтерше. - Доброе, доброе! – улыбнулась в ответ беззубым ртом старуха. Он, тяжело дыша, поднялся на 3-й этаж и хотел было уже войти в аудиторию, как вдруг сзади кто-то похлопал его по плечу. - Олег Филлипович, как не хорошо! Вы снова опоздали на работу, сколько это может продолжаться? Хотя я к вам по другому вопросу. Как там поживает студент Булкин? - Да вроде бы ничего, учится, но физика для него не постижима… - Как? Вы хотите сказать, что мой сын дурак? - Да нет, что вы, просто у него нету особой тяги к данной науке, – оправдывался профессор перед директором. - Боже мой, Олег Филлипыч! Что это с вами такое? Вы ужасно выглядите. Приведите себя в порядок. – вдруг выпалил директор разглядывая галстук профессора. - Да и вот еще… Надеюсь, что у студента Булкина не будет проблем в освоении вашего предмета. Удачного вам дня Олег Филлипыч. С уходом директора сердце профессора стало колотиться немного медленнее, но на всякий случай он еще немного постоял перед дверью. - Знаете, Петр Михайлович – вы очень мерзкий тип! - сказал Филлипыч в пустоту коридора и открыл дверь в аудиторию. С его появлением суета, стоявшая внутри немного приутихла. Студены расселись по своим местам, а профессор, немного порывшись в своих материалах, все же начал лекцию. Сделав небольшое отступление, он перешел к основной теме, записав мелом на доске заветное слово «Квантовая механика». И только он собирался поставить в конце жирную точку, как что-то больно ужалило его в левую щеку, и вся аудитория взорвалась громким смехом. Филлипыч смахнул со щеки жеваную бумажку, пущенную кем-то из трубки, осмотрел пристальным взглядом аудиторию, и, дождавшись пока все успокоятся, продолжил писать «Основные поняти…». Букву «Я» дописать ему снова помешала бумажка, попавшая на этот раз в шею. От обиды у профессора чуть было не хлынули слезы из глаз, он с силой сжал в пальцах мел так, что тот хрустнул и раскрошился на мелкие кусочки. - Студент Булкин, - с раздражением в голосе проговорил он. - Встаньте и выйдете из аудитории, я знаю, что это сделали вы. Булкин по-прежнему сидел на своем месте и с нагловатым видом жевал жвачку. - Профессор, а вы ничего не путаете? – сказал тот, пряча за спиной металлическую трубку. - Это, наверное, Котов! Посмотрите, как он улыбается! - Хватит ломать комедию, либо вы сейчас выйдете из аудитории, либо я прекращаю занятие. – твердо стоял на своем Олег Филлипыч. - Даже и не подумаю, - огрызнулся студент и развалился за партой, закинув ногу на ногу. - Ну, все с меня довольно, - воскликнул Филлипыч, нервно протирая очки. Он развернулся к выходу, дрожащими от злости руками надел очки и вышел в коридор, громко хлопнув тяжелой дверью. - Возмутительно! Просто уму не постижимо! Какая наглость! – причитал профессор спускаясь вниз по лестнице. - Входите, входите, - раздраженно крикнул директор, услышав стук в дверь. - А это вы Олег Филлипыч! Ну что вы там мнетесь, заходите. Филлипыч глубоко вдохнул и перешагнул порог кабинета. - Ваш сын, ваш сын….он, он…. Петр Михайлович…он подлец! Он сорвал мне урок! Он…он… плевался в меня бумажками! И это уже не в первый и даже не в пятый раз! – кричал профессор чуть не захлебываясь. - Мой сын? Ха-Ха-Ха – засмеялся директор. - Ну что вы такое говорите, он хороший мальчик, вы верно его с кем-нибудь перепутали, да и что тут такого, ну подумаешь бумажка, и чего тут страшного – это же не повод прекращать занятие и отрывать меня от важных дел, - спокойно сказал директор. - Если вам больше нечего мне сказать, то прошу больше меня не беспокоить. - Но…как…можно… - бубнил себе под нос Филлипыч выходя из кабинета. Заканчивать лекцию профессор не стал, а вместо этого быстро оделся и направился домой. - Следующая остановка «Улица Ленина»,- проговорил приятный женский голос. Филлипыч было уже засобирался протиснутся сквозь толпу к выходу, но дорогу ему перегородил, стоявший спиной молодой человек в солнечных очках и наушниках, из которых громко доносились какие-то непонятные электронные скрежеты и стуки. - Молодой человек, вы сейчас выходите? – громко спросил профессор. Но парень по-прежнему стоял, лишь подергивая в такт шуму из наушников лысой головой. Тогда Филлипыч похлопал парня по плечу и переспросил. Тот резко обернулся и не снимая наушников выпалил: - Слышь, старый, тебе чего неймется-то, я понять не могу? Может зубы лишние или ты попутал чего? Стой спокойно и не рыпайся! - Хам… - тихо ответил Филлипыч куда-то в сторону. - Кто хам? Я хам? – взревел парень, видимо в перерыве между треками услышавший слова, и схватил профессора за грудки так, что у того полопались пуговицы на рубашке. - Ну, дед, ты меня достал! – крикнул тот и швырнул профессора в открывшиеся двери трамвая под шокированные возгласы пассажиров. Филлипыч кубарем покатился по остановке и больно ударился носом об бордюр. Обида вновь стала переполнять его, и он снова чуть было не зарыдал, сломав от злости на этот раз футляр для очков. Поднявшись на ноги, профессор вдруг заметил красные пятна на рубашке, потом еще и еще. Он достал из кармана платок и зажал им разбитый нос, но это слабо помогло, платок, пропитавшись кровью, стал бесполезен. Струйки теплой, почти черной крови стекали по лицу, уже пропитав собой воротник рубашки, и оставляли на губах солоноватый привкус. Нос распух и болел, так, что к нему было больно притрагиваться. Кривясь от боли, Филлипыч поковылял домой. Когда кровь, наконец, перестала хлестать из разбитого носа и белый ватный тампон уже перестал превращаться в красный в считанные секунды, профессор сел перед телевизором, достав из серванта, недопитую с Нового Года бутылку коньяка. Налил себе полный фужер и залпом осушил его. Потом достал из ящика письменного стола полупустую пачку «Родопи», купленную еще лет 15 назад, выудил оттуда сухую как порох сигарету и чиркнув спичкой прикурил. Олег Филлипыч сидел в своем стареньком кресле, цвета «Союз Нерушимый» и задумчиво пускал в потолок кольца дыма. - 15 лет не курил, а сейчас вот курю… - подумал про себя профессор. Только он затушил окурок в горшке от старой герани, как раздался дверной звонок. - Кто бы это мог быть? Кто? А! Не может быть! А я и не заметил, - удивился Филлипыч. Только сейчас он заметил, что дочь отсутствовала дома уже второй день. - Сейчас, Юленька, погоди, сейчас открою, - шарил по карманам Филлипыч, пытаясь найти ключ от входной двери. - Куда же запропастился этот треклятый ключ? Сейчас погоди секундочку. Дверной замок щелкнул, и из проема открывшейся двери показалась дочь. Она быстро прошмыгнула в коридор, закрыла за собой дверь, разделась и пулей убежала в комнату. Филлипыч, ошарашенный, еще какое-то время постоял в коридоре, недоумевая, а потом тихонько подошел к двери комнаты, куда убежала дочь. Из-за неплотно закрытой двери доносились отчаянные девичьи рыдания. Профессор сначала немного растерялся, но потом, собравшись с силами, все же вошел в комнату. На кровати лежала Юленька и прикрывшись подушкой рыдала. - Юленька, дочка, что с тобой? – испугался Филлипыч - Все хорошо, папа, все хорошо… - сквозь слезы процедила дочь. - Ну, девочка моя, ну не плачь, расскажи, что случилось. - Папа, ты… ты, да какое тебе до этого дело, а? Ты же только себя видишь, только свои проблемы. Ты хотя бы заметил, что меня 2 дня не было? Я тебе безразлична! – кричала захлебываясь Юля. - Ну доча …как ты можешь? Я же твой отец, конечно же я переживал за тебя! - Да ты даже не в состоянии защитить свою дочь! – вдруг выпалила она и заплакала еще громче. Тут Олег Филлипыч заметил, что рука его дочери вся в синяках и ссадинах. Он приподнял ее голову за подбородок - на заплаканном лице под маской растекшейся туши отчетливо виднелись следы побоев. - Доченька, кто же тебя так, что случилось? - спросил шокированный Филлипыч. - Ну, пойдем в ванную умоемся, я вот сейчас тебе чая успокаивающего заварю. Юля сидела на кухонной табуретке, поджав под себя ноги, и дрожащими руками пила горячий чай. - Это Толик из 15-го дома со своим корешом, то есть другом … - начала было Юля, но вдруг замолчала. - Какой такой Толик? Кто он такой? И почему он это сделал? – недоумевал профессор. - Да, папа, а ведь ты о свой дочери ничего не знаешь… Не знаешь чем я живу, что вообще со мной творится, начал интересоваться только когда что-то случилось… А где ты был раньше отец? Рядом? Когда ты мне был нужен, ты предпочитал молча читать свои идиотские газеты, или запершись в кабинете пытаться изобрести новый источник энергии. Ты всегда думал только о себе, а на меня тебе было наплевать, ты был глух к моим просьбам… - сказала Юленька и снова заплакала. - Ну что ты дочка, ну зачем ты так, - успокаивал ее Филлипыч. - Папа, а ты правда меня любишь? – вдруг спросила она. - Конечно, зайка, я тебя очень люблю, ты самая лучшая дочка на свете! - Правда? - Конечно! - Спасибо папа… - Прости меня дочка… - За что, папа? - Ну…как же…за то, что мало уделял тебе внимания и вообще был плохим отцом… - Да нет, ты хороший отец…это я у тебя не путевая, все в истории какие-то попадаю. - Надо бы в милицию заявление написать, чтобы проучили этих падонков. - Ну ты пап как с луны свалился. У этих козлов знаешь какие связи в милиции! Им все с рук сойдет…черт с этими уродами. - Нееет! Я пойду и поговорю с ними, вот прямо сейчас, я никому не позволю так обращаться с моей дочерью! Да я их…сволочей! Какая квартира?- рассвирепел профессор. - 14-я…Ой папа не надо, они страшные люди, я тебя прошу не надо! - Эти гады бьют мою дочь, а я дома сидеть буду – нет уж, - кричал Филлипыч спускаясь вниз по лестнице. Филлипыч стоял напротив двери с цифрой 14 и докуривал прихваченную из дома сигарету. Наконец он выкинул окурок, глубоко вдохнул и нажал на кнопку дверного звонка. За дверью сразу послышалось какое-то шуршание, что-то упало, но дверь никто не открыл. Тогда профессор позвонил еще раз и уже настойчивей, двери снова никто не открыл. Тогда он с силой вжал кнопку звонка так, что та захрустела. Наконец просвет глазка потемнел, что-то щелкнуло, и дверь открылась. На пороге стоял высокого роста молодой человек, одетый по-спортивному, лысый с массивной как каменная глыба челюстью. - Чего трезвонишь, мужик? Совсем оборзел что ли или попутал чего? Филлипыч стоял молча и лишь широко раскрыв глаза смотрел на человека открывшего дверь. Он сразу узнал того самого парня, что избил Филлипыча тогда в трамвае. - Вы..вы.., - злость переполняла профессора и была уже готова вылиться через край. - Вы сукин сын! Вы избили мою дочь! Я требую объяснений! - Слы, дятел, ты че попутал, внатуре? Я тебе ща такие объяснения устрою – домой потом не дойдешь. А дочь твоя шалава дешевая, она нам лаве должна, на счетчике она понял? Если бабок к среде не будет я ей руки сломаю. Так и передай. А не будет платить, будет как в этот раз натурой расплачиваться! Понял старый? Или тебе популярно пояснить! - Натурой? – не поняв переспросил Филлипыч. - Ты че глухой мужик? Или просто ебланом прикидываешься? - Вы …к моей…моей…Юленьке… Филлипыч набросился на стоявшего в двери парня, но все его усилия были тщетны. Тяжелый кулак выброшенный ему на встречу попал точно в разбитый нос. Снова что-то хрустнуло и Филлипыч, потеряв сознание от болевого шока, упал на пол. Парень еще немного попинал профессора ногами по лицу, а потом поволок за шиворот по лестнице. Когда он очнулся, то увидел, что лежит в грязи во дворе дома. Все тело ломит, лицо залито спекшейся кровью. Филлипыч собрался с силами, привстал и тут же снова рухнул от непереносимой боли во всем теле. Во рту стоял противный вкус, немного солоноватый, а внутри все болело. Он немного пошарил во рту языкам, собрал осколки зубов и сгустки крови, потом выплюнул всю эту красную в лужу, оставив на воде красноватые разводы. - Ой, папочка, что они с тобой сделали? – закричала Юля, увидев отца. Филлипыч хотел было ответить, но из разбитых губ вырвалось лишь невнятное: «Я иым ыхо ухою пыаахам ёбаым!» На утро профессору уже стало лучше, благодаря стараниям дочери, удалось избежать отека лица и серьезных гематом. Губы немного отошли, и Филлипыч уже мог спокойно общаться. Лишь распухший нос, да сломанный передний верхний зуб напоминали о вчерашнем инциденте. - Папуля, ты куда это собрался? Тебе же нельзя! – спросила Юля, когда Филлипыч встал с кровати и стал одеваться. - Да…это…на работу… у меня же сегодня экзамен, студенты, переносить никак нельзя… - Какой экзамен? Ты что рехнулся? Куда ты в таком виде? - Да вроде бы и ничего… - сказал профессор, рассматривая слегка опухшее и покрасневшее лицо в зеркало. - Еще легко отделался, могло бы быть куда хуже, если бы не ты, спасибо дочка… Ну я пошел. - Будь осторожен пап. - Угу, конечно… Филлипыч сидел в аудитории за своим столом, и пытался принять экзамен. Выходило это у него весьма скверно, поскольку после вчерашней травмы голова как назло болела, а внутри засела какая-то злоба на весь окружающий мир. Практически не слушая ответа студента, Филлипыч протягивал ему зачетку со словами: «Хорошо…Хорошо…Зачет, угу». А студент, отойдя от стола, тихим шепотом вещал сокурсникам о том, что походу кто-то избил профессора и он ставит всем четверки, потом громко гоготал. Наконец очередь дошла до студента Булкина. Тот не спеша, вразвалочку подошел к столу, где сидел профессор и неряшливо кинул зачетку со словами: - Ставьте пятерку! - Пятерку? – удивленно переспросил Филлипыч, не выходя из состояния транса. - Ну да, пятерку… Я же отличник! - Кто отличник? - снова переспросил профессор. - Олег Филлипыч, вы что издеваетесь? Мне пожаловаться отцу? - Хм…отцу…отцу... – бубнил он себе под нос, пытаясь сломать подвернувшуюся под руку шариковую ручку. Тут Филлипыч неожиданно отложил ручку в сторону, вскочил со стула и схватив наглеца за волосы поволок его к выходу. Потом распахнул ногой дверь и пинком вытолкал Булкина за дверь. Тот потеряв равновесие протаранил толпу стоящих у двери студентов и упал на пол. - Вас за это уволят! Я все расскажу отцу! - кричал со слезами на глазах Булкин. - Давай, щенок, иди рассказывай! – брызгая слюной крикнул профессор и хлопнул дверью. Все, то находился в это время в коридоре замерли в оцепенении при виде случившегося. Профессор сгреб в охапку бумаги лежавшие на столе, сунул их в свой старенький портфель и пулей выбежал из аудитории. - Экзамен окончен! – громко крикнул он толпе недоумевающих студентов. Спустившись по лестнице, он прямиком направился в кабинет директора. - Что у вас опять стряслось Олег Филлипыч? - удивленно спросил директор, испугавшийся неожиданного визита. Он аккуратно накрыл стопку долларовых купюр, лежавших у него на столе, листом чистой бумаги. - А почему вы собственно без стука? Филлипыч какое-то время постоял, тяжело дыша, в проходе, а потом резко бросился к ошарашенному директору и, схватив того за галстук, прокричал прямо в лицо: - Вы…Вы… Негодяй! Вы сволочь, я вас презираю и ненавижу! Грязного взяточника, подлеца и морального урода. Из-за таких мразей как вы и падает престиж нашего учреждения. Думаете только о своем кошельке! И ваш ублюдок такой же, как вы - гнусный, мелкий засранец, который прикрываясь вашей должностью потерял всякий стыд и уважение. Вы…вы…начинали работать в нашем техникуме, как повар в столовой, и обманным путем выбились в директоры, чтобы набить свой карман. Хитро прячете деньги под листом бумаги, прячьте, прячьте скоро и вас упрячут! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Вы слышите: «Я ВАС НЕНАВИЖУ!» - Отпустите, задушите… - лишь жалобно пискнул директор. Профессор ослабил хватку, потом еще секунду постоял, наблюдая, как директор кашляет, жадно глотая ртом воздух, развернулся и вышел из кабинета, хлопнув дверью так, что портрет Путина, висевший на стене, не удержался и с шумом упал на пол. Вернувшись домой, Филлипыч заметил, что дочь лежит, обнявшись с подушкой, и все еще крепко спит после бессонной ночи. Он тихонько проскользнул в кладовку. Там, глубоко зарывшись в кучу ветхого хлама, он, наконец, откапал старенькую охотничью двустволку, плотно завернутую в истлевшую мешковину. Он аккуратно вытащил из кладовки ружье и потертую охотничью сумку. Профессор прошмыгнул на кухню, не спеша, развернул сверток, достав оттуда ручной работы с прикладом из красного дерева охотничье ружье, пролежавшее в кладовках уже более 50 лет. - Хорошо сохранилось… - подумал про себя Филлипыч вертя в руках еще сверкающее металлом оружие. На прикладе красовалась изящно вырезанная надпись «Филлипу Фадеичу от Николая». Кто такой Николай профессор уже не помнил, а вот образ своего отца, в серой тюремной робе возник у него сразу при прочтении надписи. - Сгноили великого ученого, светило… - проговорил он шепотом. Филлипыч немного пошарил в сумке и извлек оттуда несколько уже заряженных охотничьих патронов. Даже после шестидесяти лет проведенных по чуланам патроны выглядели как новенькие и даже пахли порохом. Все происходило словно в туманном сне, казалось нереальным, будто неведомая сила двигала Филлипычем, полностью захватив его сознание. Пот косыми ручейками струился с его покрасневшего лица и заливал очки. Филлипыч сунул в карман десяток патронов, двустволку обернул в плотную ткань и выбежал на улицу прямо под свежий весенний дождь. Улицы были пусты, а небо, темное и тяжелое, как свинец, все извергало из себя тонны воды, превращавшиеся на земле в плотные потоки, текущие по тротуарам и мостовым. Шум дождя поглощал практически все другие звуки, и тишина вокруг казалась какой-то неестественной. Филлипыч медленно брел в сторону пустыря, туда, где местные мальчишки часто играют в войну, целясь друг в друга из пластмассовых автоматов. Он остановился напротив одинокой сухой березы, полностью лишенной листвы и ветвей, стоявшей как кривой телеграфный столб, измазанный белой краской. Неспешно закурив очередную сигарету, Филлипыч развернул сверток с ружьем, достал из кармана два патрона, зарядил и прицелившись выстрелил дуплетом. Один патрон дал осечку, а второй попал прямо в цель, так что остатки сухой белой коры на березе разлетелись в клочья. Профессор лишь усмехнулся, выкинул окурок, в поток, струящийся под ногами, бережно завернул ружье и побрел в сторону трамвайных путей. Профессор нажал на кнопку дверного звонка без всяких раздумий. За дверью послышались тяжелые шаги. Через секунду дверь открылась и на пороге появился все тот же лысый негодяй, которому Филлипыч страстно желал отомстить за все: за унижение, за дочь, за разбитый нос, за все неудачи в жизни, за весь мир, за прошлое, будущее и настоящее…отомстить …отомстить…отомстить… - Опять ты старый мудак? Че, лавик принес? – спросил парень. - Нет, - коротко ответил профессор и, вскинув ружье, нажал на курок. Послышался глухой щелчок – патрон снова дал осечку. Тогда Филлипыч, не тратя времени на раздумья, со всего размаху ударил прикладом по лицу, еще ничего не сообразившего парня в дверях. Послышался хруст, и то, что только что было его зубами, превратилось в кровавую кашу из плоти и осколков зубов. Схватившись за лицо, парень рухнул от невыносимой боли на пол. Филлипыч снова вскинул ружье, но в этот момент из комнаты показался еще один молодой человек с кухонным ножом в руках. Парень на секунду замешкался, оценивая ситуацию, а потом бросился на профессора, но было еже поздно. Заряд дроби, выпущенный уже из обоих стволов, перебил несчастному шею так, что его голова чуть было не скатилась с плеч. Парень словно мешок с картошкой рухнул на пол, а из разорванной в клочья шеи в воздух поднялся фонтан крови, забрызгавший все вокруг. Повинуясь какому-то непонятному инстинкту, Филлипыч затащил первого в комнату. Привел несчастного в чувства, полив его водой из чайника, потом не спеша перезарядил ружье, вставив дуло в рот лежавшему на полу парню. - Нэ уыайте мыа пахаухта, я вах паху! – взмолился парень. - Я ам вам фе фо хаите, пахалуха не уывайте… Но профессор лишь молча смотрел на страх в его глазах, смотрел как этот страх проносится сквозь его сознание, как он пронизывает тело. Филлипыч еще секунду посмотрел в глаза… На этот раз осечки не было… Филлипыч снял с себя одежду, сплошь измазанную кровью, кинул ее реку, потом еще немного постоял закуривая сигарету. Крепко поцеловал ружье, будто прощается с ним, и выкинул его вслед за одеждой. Филлипыч тихонько разбудил дочь. - Вставай, солнышко, собирайся - мы уезжаем. - Как? Куда? – спросила спросонья Юля. - Туда, где море и здоровенные сочные абрикосы, - ответил Филлипыч, поцеловав дочь в щеку… Best, Dr.Lizard Теги:
0 Комментарии
#0 19:01 16-03-2006Безенчук и сыновья
асилил, похую мне здоровье. стопрацентный деццкий сад. для хуеты афтар ещё слишком молод. Хотя тема изезжена вдоль и поперёк, видимо самый известный пример фильм "Ворошиловский стрелок", но изложена на хорошем уровне. Особенно понравилось это: "Но профессор лишь молча смотрел на страх в его глазах, смотрел как этот страх проносится сквозь его сознание, как он пронизывает тело. Филлипыч еще секунду посмотрел в глаза… На этот раз осечки не было…" Пиши. а чё, нормальный такой римейк на "Ворошиловского стрелка" Еше свежачок Война как будто ушла из города, Который изувечили нейросети. Постаревшая продавщица творога, Два Фредди — Крюгер и Меркьюри на кассете. Дроны можно вести по ложному следу, Ехать по чигирям, не включая фар. Мы принесли в жертву не одну Андромеду.... Я не волшебник сука всё же,
И нихуя не верю в чудеса, Но предложили тут блять на ОЗОНЕ, Купить стремянку ну туда, блять, в НЕБЕСА.. Ну все мы помним эту леди, Которую когда-то наебали, Блестит не всё что называем златом, Говно блестит ведь тоже хоть едва ли.... Жизнь будет прожита тем лучше, чем полнее в ней будет отсутствовать смысл.
Альбер Камю Однажды некоему молодому человеку характерной наружности по фамилии Шницель в городской больничке скорой помощи сделали срочное переливание крови, чтобы, не дай-таки Бог, не помер посреди своего здоровья (довольно известный врач-хирург в этом месте деликатно кашлянул и сказал: "Вернее сказать, ПОЛНОЕ срочное переливан... Укрылся тоской, занемог, занедужил,
отключил телефон и попрятал ножи. Я январскою чёрною, лютою стужей, обрубив все контакты подался в бомжи. Мне периною стала картонка в подвале, я свободен от кэша, любви и тревог. Пусть в ботинки бродячие кошки нассали, Я пожалуй не бомж.... |