Балбес Дима (на конкурс)

Автор: godsayit По мотивам рассказа «Октябренок Дима» rak_rak`a.

Оригинальный текст
______

Случилось так, что малолетний балбес Дима очнулся в уютной натопленной спальне, закатанный по плечи в пахнущее свежестью пуховое одеяло. Дима отлично знал этот запах, ведь он почти ежедневно посещал территорию, расположенную неподалеку от двухэтажной Шведской прачечной, где ветвились проросшие тонкие березки и маленькие ели зеленого, неокрепшего цвета, колючие, как спины ежей, которых он много раз протыкал «специальным» гвоздем в местном небольшом лесопарке, когда бывал там с собутыльниками или прогуливал занятия в интернате. Там, среди елей можно было от всех спрятаться и творить запрещенные детям дела.

Но в последнее время он чаще прогуливал занятия недалеко от дома престарелых, играя с алкашами и нариками в салки трупом ежика, бегая по разогретым майским солнцем неустойчивым дорожкам, сложенным из серой плитки, временами испытывая захватывающее волнение, когда некоторые плохо уложенные плитки с неприятным хрустом начинали ломаться пополам под весом его жирного тела.

И вот он, в очередной раз пропуская занятия, увлечённый погоней за одним из участников игры в салки, не заметил под ногой торчащую из-за угла дома коричневую проржавелую трубу и, споткнувшись, вместо того, чтобы прыжком перенестись через лужу, собранную недавним дождем, рухнул вниз, в прохладную грязную воду, в добавок сильно ударился об асфальт лицом, в тот же момент потеряв сознание.

Сейчас это удар напоминал о себе сильной болью, сжимая нос и скулу горячими тисками; очень болела левая нога, но пощупать её, и даже посмотреть, что с ней, Дима не мог - руки шевелились, но как-то неестественно. Он стал дергать плечами, пытаясь дотронуться до носа, но ничего не вышло, конечности крутились над ним как лассо пьяного ковбоя, а слабые пальцы были не в силах сжаться. Дима принялся хныкать, дергаться, и в итоге заплакал. А что ещё оставалось делать ребёнку, который очутился в замкнутом пространстве, один, совершенно потерявший контроль над своим телом? В конце концов, он закричал, призывая кого-нибудь на помощь, но получилось что-то нечленораздельное вроде: «эххбияяааааа хоооэсссссссь».

Послышались легкие шаркающие шаги, клацнул замок, и дверь отворилась. В просторное помещение вошла группа людей из пяти человек в розовых, синих и бежевых пижамах, и окружила лежащего на кровати мальчика. Дима с удивлением разглядывал склонившиеся над ним морщинистые розовощекие лица: из приоткрытых ртов воняло гнилыми зубами и кефиром; каждый из пришедших сжимал в руках кто электрочайник, кто тарелку с печеньем, а кто и ещё какие-то сладости, которых Дима до того и не видал никогда, даже на картинках, ибо жили они бедно и грустно. Пока он разглядывал пенсионеров, они тоже молча разглядывали его и, запыхавшись, сопели.

- Ну что, милок, проснулся? – осведомился самый бойкий из стариков, и, громко крякнув, перевернул чайник в чашку, которую он держал в другой руке, сразу подав горячий напиток мальчику.

Несколько человек подняли ребенка повыше, повязав ему на шею большой слюнявчик с нарисованным Винни Пухом.

- Какой милый, - улыбнулась полная бабка в пенсне, и потеребила ребёнка шершавой рукой по голове, кладя на поднос, на котором уже стояла дымящаяся чашка, конфету в коричневой блестящей обертке.
Тут же подошел еще один старик и поднес чай к губам Димы, жидкость тёплой струйкой потекла в желудок, бросая в жар и заставляя щеки неестественно краснеть, Дима же косился на присутствующих слезящимися от боли глазами, но страха, которого, можно сказать, и не было, не испытывал, потому что понял – его здесь накормят, напоят, а в довесок, может быть, удастся что-нибудь намутить для пацанов.

- Не плачь, мальчик, не плачь, - покачал головой усатый дед со шрамом во всё лицо – Боль пройдет скоро. Мы тебе случайно обезболивающее для собачек кольнули, а оно, оказывается, обездвиживает только. Но скоро медбрат придет, все сделает как надо.
Дед глотнул из принесённой с собой бутылки кефира. От кефира глаза его подобрели и прищурились на Диму с таким выражением, что мальчик подумал: вот бы мне тоже отхлебнуть. Но жеста, подающего бутылку, не последовало, и ребёнок разочарованно закатил глаза. Прямо к нему подвинулось заросшее рыжей щетиной лицо, очень похожее на морду Чубайса, которое тянуло губы в глупой улыбке, обнажая на удивление темно-желтые редкие зубы.
- Хочешь кефиру? – спросило огромное лицо.

- Да… - пролепетал несчастный мальчик. Язык его все так же плохо слушался, но что-то разборчивое из его глотки уже слышалось.

Лицо отодвинулось, и Дима тут же получил наполненный до краев граненый стакан с белой вязкой жидкостью, отчего он растянул свою фирменную улыбку до ушей.

- Сейчас будет ещё кое-что вкусненькое, - пообещал похожий на Чубайса дед, и достал из кармана подтаявшую шоколадку; мальчик так обрадовался, что, казалось, сейчас вскочит и начнет хлопать в ладоши, но, дернувшись совсем чуть-чуть, он так и не смог изобразить особой радости.

- Дяденька, дяденька, за мной хулиганы гнались – пытаясь скривить плачущую гримасу, закричал Дима, как только почувствовал возможность говорить, за что немедленно был награждён жвачкой, да такой, что известный всему району балбес чуть не подавился собственным языком, до того обрадовался.

- Испугался, наверное? – покачала головой лысоватая старуха, утирая платком мальчику губы.

Дима замолчал, всхлипывая и рассуждая про себя, о чем он будет говорить дальше.

- Они… Они у меня все деньги отняли, что мамка на обеды дала, а еще на магазин, на молоко – выпалил Дима.
- Что же нам делать? – спросил, обращаясь ко всем, старичок, тот самый, который налил Диме чашку чая – Мама же его заругает…

- Дяденьки, миленькие, тетеньки, пожалуйста, дайте немного денег, я больше никогда не буду ходить по незнакомым переулкам, где хулиганы гуляют! Пожалуйста, пожалуйста! - стал умолять мальчик стариков, пока один из них начал рыться по карманам, а другой раскрыл маленький синий кошелек в белый цветочек. Остальные растерянно молчали, хлопали глазами и переминались, доставать из карманов и кошельков им, видимо, было нечего.

- Иван, - хрипло обратился к деду тот, похожий на Чубайса, который как-то странно говорил, зачем-то прикладывая к горлу пальцы, - а денег-то маловато!

- Сейчас Гоша с прогулки придет, все будет, Саня, - пообещал Иван, поглядывая в окно.

- Сейчас дадим тебе деньжат, лекарство отпустит и пойдешь домой, к маме! – обрадовал он Диму, и, оценив объем воды в чайнике, вздохнув, вышел за дверь, а за ним и все остальные.

Но вскоре стрики вернулись. К тому времени Дима уже ощущал руки и ноги и даже мог немного шевелить пальцами.

Выпив кефира и поев колбасы, мальчик сидел довольный и тихонько рыгал, скромно прикрывая рот ладошкой, одна из старух уснула, устроившись в мягкое кресло в углу, уронив лысоватую голову на грудь и периодически храпя. Тут Дима почувствовал, что хочет в туалет, более того, он осознал, что еще чуть-чуть и моча начнет хлестать по ляхам. Старикан по имени Саша остался стоять подле двери, тупо раскрыв рот, а остальные на призыв мальчика подошли и, достав откуда-то из-под кровати «утку», подали ее ребенку.

Тот с отвращением стал умолять их отнести его в туалет, пытаясь плакать и хлюпать распухшим носом, давал «честное пионерское», что никогда-никогда больше не станет ходить ни по каким переулкам, лишь бы его не заставляли писать при всех в миску; в это время к нему, шумно сопя, сзади стал подходить старик Иван, и, когда Дима в очередной раз просил «дядечек» отнести его, дед схватил ребёнка своими скрюченными и заскорузлыми пальцами за трусики, стянул их, обхватив свободной рукой тело ребенка, заодно и прижав обе руки к хрупкому телу, и так хитро пощекотал ему яички, что Дима хрюкнул, тут же побагровел лицом, и, не имея возможности убрать его пальцы, пустил упругую струю мочи в «утку», молча задёргав головой, хлопая ресницами широко раскрытых голубых глаз, в которых уже начинали подсыхать слезы.

Иван продолжал слегка щекотать, чтобы раньше времени не ослабить струю, и мальчик натужно захрипел раскрытым от счастья ртом, в котором шевелился и цокал язык, при виде чего Саша приподнялся со своего места и одобрительно закивал головой, пуская слюну.

Спускание мочи длилось недолго, потому что Саша, тот самый, который обратил внимание на язык, и которого старики за глаза давно уже звали не иначе как «Горло» из-за травмы после операции по удалению раковой опухоли; так вот он, непрерывно шипя трахейным клапаном, как прохудившееся автомобильное колесо, внезапно вскочил и кинулся обнимать своими костистыми ладонями мальчика, от чего тот, прекратив истощенно писать, немного сходил и по-большому; и когда Иван убрал от ребёнка свои громадные руки, мальчик просто заорал осипшим голосом, мол: так и так, мужики, обгадился я, подотрите, пожалуйста! вызывая своими воплями радостный шепот стариков, которые, развернув бумажные полотенца, принялись его подтирать.

В этот момент в комнату вошел медбрат, которого можно было опознать по белому халату. Его взгляд пробежался по комнате, с отвращением оценивая происходящее, пока не остановился на валявшейся на комоде пустой ампуле. С пренебрежением он оглядел стариков и остановил взгляд на ребенке. Тут некрасивое, но доброе лицо озарила неподдельная радость. Видимо, работа со стариками его изрядно достала и он был рад увидть такого милого пациента,.

Медбрат попросил освободить помещение и часть стариков вышла, но некоторые так и остались на своих местах, впрочем, вели они себя тихо, почти как мебель. Другой медицинский работник, большегрудая медсестра, вошла в палату, и, потирая руки, подошла к мальчику, надевая на ходу резиновые перчатки.

Но медбрат окликнул ее, и та неохотно остановилась, с недоумением бросив взгляд на коллегу, отчего тот покраснел, но, взяв себя в руки, начал объяснять что-то про несовместимость препаратов. Молодая девушка с высокой налитой грудью кивала, грудь колыхалась в такт кивкам и все мужчины в комнате как завороженные кивали тоже, впившись глазами в ее прелести.

Дима снова застонал, потому что понял, что все чересчур сильно отвлеклись от него, а это ему было совсем ни к чему, и затеял снова песню про хулиганов и деньги. А Иван поморщился, и начал собирать со всех присутствующих по возможности каждого дензнаки, и для забавы свернул весь этот образовавшийся капитал в трубочку и перевязал припрятанной в кармане лентой. Дима же, еле сдержавшись от радостного возгласа, вскинулся, и так задорно пискнул, что в тесном помещении у всех зарадовалось на душе и стало даже теплее; он, уже в состоянии более-менее двигаться, совсем по-детски визжал и хлопал в ладоши, пока люди в пижамах и халатах вдоволь не насладились его радостью; после чего протянули ему деньги, количество которых повергло мальчика в изумление. Родители никогда не давали ему так много!

Когда Дима, наконец, успокоился, то первым делом ощутил обезоруживающую эйфорию и покой. Старики помогли ему встать и дойти до столовой, там были еще пенсионеры, пьющие чай, уплетающие за обе щеки маленькие, чуть подгоревшие лепёшки. Увидев, что ребёнок пришёл в себя, деда Саша поднялся, отобрал у Ивана тарелку, и пошёл к мальчику.

- Сынок, хочешь оладушек? – заплетающимся языком прохрипел старик, и протянул лепёшку к Диминому лицу. Когда Дима разглядел оладушек, он презрительно поморщился, вернее, его стало даже подташнивать, - ещё бы, дед протягивал ему покусанные оладьи, а видевшим, что творилось с зубами старика и как у него воняло изо рта, объяснять ничего не надо, любому стало бы плохо.

Получив от поварихи необглоданную, только что приготовленную порцию мучного, мальчик надолго замолчал и, когда оторвался от тарелки, то почувствовал, что все пенсионеры умиленно смотрят на него, клацая вставными челюстями так, что, казалось, под столами поселились кузнечики. Мальчика затошнило, все стало шататься перед глазами, а Саша все еще сидел за столом и пил из чашки, закусывая чёрными подгорелыми оладушками.

Однако через некоторое время Диме уже не было так противно, он смирился, только глубоко дышал, выкатив глаза, чтоб не срыгнуть, что очень не понравилось Саше, но объяснять, что к чему, мальчик не хотел. Он встал, сходил помыть руки, накрутив в карман метров сто туалетной бумаги прозапас.

Видя, что мальчик уже собрался уходить, старики вывалили из палат в коридоры. Кто-то тихо плакал. Саша сделал большой глоток чая, как будто выпил водки – для храбрости, ушлепал куда-то и быстро вернувшись, сунув мальчику еще денег. И тут все как один стали давать ему еще мятые купюры, улыбаться и обниматься.

Дима оделся, взял подмышку пакет с собранными поварихой оладушками и вышел на улицу. На западе садилось солнце, было тепло, только ветер подло дул, разбрасывая мурашки по телу. Повернув за угол, Дима поднял на уровень глаз жирный пухлый пакет и со всего размаху пульнул его в кусты.

- Старые пидорасы – выдавил он, и, похлопав по карману, где хранилась изрядная сумма в национальной валюте, сплюнув, резво побежал по мостовой в сторону светящихся в наступающей темноте придорожных палаток