Олег Лукошин

Километрах в ста от города жена устала, и я перебрался за руль. Дорога была мокрой и тяжёлой, я вёл автомобиль неторопливо и сосредоточенно. Шёл шестой час, начинало смеркаться. Радио было настроено на станцию, передающую джаз. Звучало что-то из Аберкромби.
- Я встретила его на лестничной площадке, у окна, - начала жена, задумчиво улыбаясь. – Мы курили, он стоял сзади, и я чувствовала, как он разглядывает мою задницу. На мне были белые джинсы в обтяжку, и он раздумывал недолго....

- Секса нет, - говорила она, застёгивая лифчик.
Когда-то раньше войти в неё представлялось верхом блаженства. Она ложится на кровать, раздвигает ноги – ты входишь и замираешь. Её глаза закрыты, грудь вздымается и можно кусать соски. Так и делал, но она кричала потом – я норовил прокусить насквозь. Всегда хотелось ощущения – одного единственного, специального – оно приходило, но уже в виде воспоминаний. Каждая секунда, каждый миг – они тут же становились прошлым....

Любите ли вы собачатину?
А между тем псы завоёвывают всё больше пространства и власти. Куда ни глянь – всюду их лоснящиеся морды, жующие человеческое мясо. Они причёсаны, опрятны и небрежны, как могут быть лишь абсолютно уверенные в себе твари. Бегающие глаза, да непроизвольные оскалы – только они выдают их звериную натуру. А иначе – прости Господи! – их можно бы было принять за благочестивые создания.
Я пробовал их мясо – оно отвратительно. Вы правы, любить собачатину невозможно....

Володя с Катей никак не могли потрахаться, хотя гуляли уже целый месяц. Желания было предостаточно, а вот возможности – никакой.
- Не в подъезде же, правильно? – говорила Катя.
- Правильно, - отвечал Володя, но про себя думал: «А почему бы и нет?»
Нацеловавшись, уходили из подъезда на улицу.
- И не под деревом же? – продолжала Катя. ...

Старуха просиживала на скамейке у подъезда дни напролёт и всякий раз, когда Света с Игорем проходили мимо, одаривала их широкой улыбкой своего беззубого рта.
- Здравствуйте, - сухо кивали они ей.
Старуха улыбалась ещё шире и губы её приходили в движение, шепча какие-то слова. Слышно их не было.
- Я почему-то так боюсь её, - говорила Светлана мужу. – Как она улыбнётся, у меня сразу сердце сжимается.
- А ты не смотри на неё, - советовал Игорь. ...

Фестина, девочка восьми лет, самая непослушная в большой семье крестьянина Пьетро, того самого, у которого нет двух пальцев на правой руке. День ли, ночь – Фестина никому не даёт покоя. Дождь ли, снег – она носится по двору, кидает в братьев высохшие навозные лепёшки и заразительно смеётся. Её пытаются остановить, утихомирить – куда там, разве может угомониться такой бесёнок, как Фестина? Отец качает головой, мать разводит руками, сёстры хмурятся – из-за этой Фестины на них никто не обращает внимания....

Мамка веселилась с любовником. Свежая самогонка лилась рекой. Им было хорошо.
- Серёга, будешь? – протягивал дядя Витя мальчику залепленную жирными пальцами рюмку.
Шестилетний Серёжа отводил взгляд в сторону. Горестно вздыхал. Робот-трансформер в его руках тоже был необычайно грустен. Таким его Серёжа ещё не видел.
- Что ты делаешь!? – орала на дядю Витю мамка. – Поставь, бля, рюмку!
- Да я шучу, ёб твою… - расплывалась в улыбке небритая морда кавалера. – Думаешь, я ребёнку самогон дам? ...