Барыбино

Неизменимый, древний, неизменный
Со всех доисторических начал,
Я под Тамбовом, Лондоном и Веной
Скрывался, мерз, страдал и убивал,

Но все же жил! И знаньем потаенным
Деля на тропы мне покорный лес,
Я помогал царевичам влюбленным
Спасать своих похищенных принцесс....

Мало рифм… Ну ладно – со Смоленщины
Оба, незнакомы, но едины.
От его стихов слабели женщины,
От её молчания – мужчины.

Все мы дети предопределения…
И они в каком-то вестибюле
После поэтического чтения
Друг на друга, встретившись, взглянули....

Птицы, ангелы, звери, йети
И созданья текучих вод, –
Мое дело – раскинуть сети,
Я не знаю, кто попадет.

Может, кобра, а может, дятел,
Может, демон или нарвал.
Это раньше я сети прятал,
Это прежде – маскировал.

Занимался рассвет белесо....

Вечером тучи надуло,
Будет, поди-ка, гроза...
И под корягой заснула
Жабка, закрывши глаза.

В тине головка как в шляпке...
Кожа пятнистая век...
Было видение жабке,
Будто она человек.

Будто бы книги читает,
И иногда дотемна
Чинно как будто гуляет
С кем-то под ручку она....

БОльшая часть людей, что тебя захотят,
Еще и не родилась. Бросив взгляд назад,
По сторонам (в полукруг, короче),
Ты, поглядев в полудрему ночи,
В звездный бессонный люкс этого вот момента,
Так похожего на создателя «Пятого элемента»,
Видишь себя, как в мишени, в центре многих кругов,
Замкнутых волн, противоречащих всех ветров
Розе, а под ногами - как на Бали или там на Суматре -
Спарта, дворец, размером где-то три метра нА три....

О боже всех человечьих глин!
Меня зовут Исмаэль Рабин.
Концлагерь. Альпы. Закат. Восход.
И сорок третий проклятый год.
Здесь за стальными в скале дверьми
Проводят опыты над людьми.
Я здесь один, не считая их –
Других евреев, точно таких,
Как я… Мне жизнь моя не к добру,
Я с детства знал, что рано умру –
Линия жизни дефис судьбы
Короче втрое, чем нужно бы....

Невинность бумаги тает,
До рифмы – рукой подать,
А палец пусть нажимает
На то, что и должен жать.

К нулю сведены расчёты
Размерных ошибок строк,
И пусть разбивает всё то,
Что должен разбить, боек.

Накручены на актерах
Волшебных теней чалмы,
И пусть расцветает порох
В геенне своей тюрьмы

Ребенок гладит косулю,
Кошурка урчит кругла,
И пусть принимает пулю
В себя ДНК ствола....

У старой дачи с ветхою верандой
Под окнами — шиповник и лаванда,
И ночь, и ночь... Но полная луна
Желтеет, отражаясь от окна,
Бросает свет на три ряда картошки,
Собаки будку, мисочку для кошки,
Изогнутую в два полукольца,
Дорожку от калитки до крыльца,
Сарай, орешник, остов от шезлонга,
Скамейку, лейку, плоскость для пинг-понга,
Что пялится в полуночный покров
Кунсткамерой сферических зрачков
Двух шариков меж ручек двух ракеток
Двух разных фирм и разных двух расцветок....

Совмещены и волны, и частички
В вагоне полуночной электрички:
Поймали ритм вагонные торцы,
И нищие давно, и продавцы
Рассеялись… Отплакали младенцы,
Заснули иноземцы и туземцы,
Осушена последняя бутыль,
В ноздрях осела угольная пыль,
Давным-давно затихли разговоры,
Проверили билеты контролеры,
Уходит в небо креозотный след
От старых шпал....

Напомню основное. В дачном поселке дети разделились на две группировки. Одну, крайне формализованную – построенную по принципу армейского подразделения – возглавляет Тимур Гараев. Вторую – структурированную по законам запорожской вольницы – держит Михаил Квакин....