Без Ника

Держи меня за руку. Не отпускай. И гигантская волна, рождённая за горизонтом, пронесёт апокалипсис мимо нас. Мы останемся на пирсе одни. Рука в руке. Плечом к плечу. Девочка лет двадцати, держи меня за руку. Пожалуйста.
Я вижу как море пожирает корабли, разбивает причалы и рушит здания, но ты держишь меня за руку, и гребни волн расступаются перед нами....

А похоронили меня в деревне. Рядом с дедом. Говорили, мы с ним похожи. Отец для себя лоскут земли берёг да я опередил. А мы ведь и вправду похожи. Все трое. Дед. Отец. Я.
И Витёк – четвёртый. Моя копия. Младше на двадцать минут.
Помню, как ждали его все....

Вертится, вертится этот, завёрнутый в материки и океаны, шарик. Когда он сделал первый вдох? Когда остановится его раскалённое сердце? Микроскопической пылинкой, прилепившись к его животу, кричу о помощи в черную бездну над ним. А она равнодушно смотрит на меня триллионами мигающих глаз и молчит....

Расширение на вдохе подобно морскому приливу, выходу из берегов, за границы и пределы. Выдох, как бесконечный прыжок из самого себя с парашютом, который никогда не раскроется.
Вдох наливает тело свинцом. На выдохе свинец плавится и лужицей растекается по полу....

Такой боли я ещё не знал. Даже тогда, когда горбатый сторож с рынка запустил в меня топором и, лишенный души и сострадания обух, впившись мне в бок, растрескал исхудалую грудную клетку — даже тогда не было так больно.
Боль, похотливой самкой самозабвенно и без остатка отдаётся мне, извивается подо мной и обжигает дыханием, кажется я целиком втянут в её пылающий рот и вырваться из этого ада живым мне вряд ли удастся....

Отец Димитрий Орлов приехал к нам в деревню года три назад. Председатель наш, видимо по велению сердца православного, церковку отстроил. Славная вышла церковь, хоть и маленькая. Но золото её купола так величественно и чудно возвышалось над косматыми головами старых лип, словно оторвавшийся кусок от горячей плоти круглого желтого небожителя, что деревенька наша вмиг из забытого Богом захолустья преобразилась в духовный центр....

Слишком громко…Стены подняли оглушительный крик. Они знают, что я сделала и им гадко от моего присутствия. Заткнитесь! Мне самой гадко! Кровавая дорожка на полу ведет из кухни в прихожую — эта комната, тускло освещённая лампочкой, средоточие таких децибелов громкости, от которых плавится мой, со спутанными ужасом файлами, мозг и серой вязкой жижицей вытекает из носа и глаз....

Нет, она вовсе не старуха в черном балахоне и в руках её нет косы. Та, что неотступно следует за мной молодая. Она грациозно и бесшумно идет по пятам, и только ледяное её дыхание обжигает холодом спину, обнаруживая её преследование. Она дышит, и с каждой минутой выдох её всё больше напоминает сильный порыв ветра....

Календарь оборван… Дни заколочены,
Но стрелки за временем не успевают...
А я ненавидеть стала вокзалы--
Мой поезд пришел, но меня не встречают.
И я ненавижу неоновый город--
Там птицы без крыльев… И лужи без дна.
И ветер танцует вальс-расставанье....

Она выбросила в мусорный бак десяток носовых платков--
Излечила навеки хронический насморк...
Эта девочка любит редко… но тоже--хронически...
Она видит цветные сны, облитые черной краской...
___________________________________________________
На её подушке, вместо любовников, спит рыжий кот....