Юраан

Иван Евгеньевич с некоторых пор стал видеть голоса.
Да-да, никакой ошибки в этом нет: именно видеть, и именно - голоса. Сказать точнее, с открытыми глазами Иван Евгеньевич их только слышал. А стоило сомкнуть веки – весьма зримо представлял. Они виделись ему иногда туманными портретами мучнистых дам прошлых эпох, а то и плакатными героями рухнувшего социализма....

Двери не было.
Нет, не то, чтобы ее с гиканьем и уханьем выломали топорами, разбросав длинные щепки и осколки стекла по крыльцу, нет! Кто-то аккуратно снял полотно с петель, лишь слегка поцарапав косяки, и унес в неизвестном направлении.
Антон Иванович зачем-то оглянулся, немного растерянно покрутил в руках ненужные больше ключи от домика и сунул в карман....

Утро как-то не задалось. Смартфон лениво пискнул будильником и, захрипев, отключился. На зарядку. Ноль процентов исключали посидеть с ним в сортире, лениво листая ленту фейсбука. Ни свежих заметок о том, как хорошо быть Викой Самсоновой, ни утреннего каклосрача, ни анекдотов – прямо скажем, удар по эрудиции Сани был налицо....

…- Следующая остановка – Рабочий проспект! – зашипев, ворчливо сообщил висевший над головой Андрея динамик. – Будьте взаимно вежливы, уступайте места пассажирам с детьми, пенсионерам и инвалидам.
Голос был женский, недовольный.
«Сама уступай! Могла бы и приветливее быть, когда записывалась;...

В своей первой жизни Анатолий был водителем троллейбуса.
А что?
Нормальная работа, стабильная (хотя и копеечная) зарплата. После бурной молодости, оставившей на память пару татуировок, больную печень и неприятные воспоминания о четырех годах в колонии общего режима, ему очень хотелось вот такой вот стабильности....

- А хочешь, я тебе нечистую силу покажу, Витёк?
- Это нахуя?
- Так, чисто поржать. У меня за шкафом этот… домовой живёт, прикинь? Не пизжу. Валерой зовут.
- Гыыы! Он чё, тебе представился?
- Иди в жопу, я сам его так назвал. Прикольно: я – Вован, а он пусть будет Валера, нормуль же?...

Он жил у меня на балконе. Места занимал мало, сидел себе на гостевой табуретке, ничего не ел, каких-то терзаний от холода, как я понял, не испытывал. Сидел и курил, задумчиво глядя над железными перилами на сонный замерзший город.
Вниз. Вдаль. Днем и ночью....

В моей комнате вечная ночь,
Не сияет рассвет, не играет закат.
Не зашторены окна,
Потому что их нет.
Обесточены лампы…
Воздух пахнет ванилью и - всегда перегрет.
В моей комнате вместо полов
Грядка пыльной травы. Перья белой совы
В war bonnet вплетены,
И затмили эстампы
На стенах,
Повторяющих абрис моей головы....

Видеть их я начал неделю назад.
Хмурое марево лекарств, делавших один день здесь похожим на другой, внезапно разбавили два сгустившихся в воздухе смутных силуэта.
Чуть позже мне удалось рассмотреть их подробнее.
Один из них, похожий на карикатурного отдыхающего из советских газет, толстячок в белой рубашке с короткими рукавами и мятых, белых же брюках находился надо мной слева....

«На писательском столе непременно должен быть беспорядок!», - подумал Митрофан, посыпая неровные желтоватые лужицы подсолнечного масла хлебными крошками. Масло он щедро разлил прямо на стол парой минут раньше, совершая ежедневный ритуал подготовки к работе....