Облака

Автор: Giggs Ехали мы по набережной на велосипедах всей тройкой. Знаете, в том месте как раз, где берег постепенно перерастает в крутой обрыв, а шум от волн превращается в рев? Серега первым был, как всегда, а Макс отстал совсем. Я как раз между ними ехал.
У меня с утра во всем теле такая дивная легкость была, даже где-то граничащая со слабостью. На пригорки въезжал без особых усилий, да и руль был под контролем все время, как бы на автомате, хотя я постоянно по сторонам глазел и вверх – на облака. Хотя, с другой стороны, дорогу-то эту я очень хорошо знаю, в темноте бы проехал если что. Так вот, слева море бушует, а справа деревья такие, с серебристыми листочками растут. Было на что посмотреть, в общем. Но я в тот день предпочтение облакам отдавал. Задирал голову и смотрел на их трансформации, пока глаза не заслезятся. Сложно мне описать, что тогда с ними творилось. Думаю, что может это и не облака вовсе были, а… черт знает что…
Я до того случая (хотя, вы уже, наверное, сами это выяснили) угрюмым был и неразговорчивым. То ли дело – Серега! Этот давал жару. Ну и Макс довольно общительным всегда был. Не знаю, чего они со мной связались. На самом деле я ведь был чудовищем до того дня. Жену бил, детей обижал, пил иногда очень много. Настолько много, что мне крышу рвало, ну и творил я потом дел…
Нет, я не про свою жену, конечно же. Моя ненормальная вторая половинка удавилась в сортире, еще год назад, а я в тот день всего-то пару затрещин ей отвесил. А бил я большей частью Серегину жену. Макса жена тихая, пугливая. А эта фурия сопротивлялась, что-то доказать все мне, или себе пыталась. Завернется, бывало, в мокрые полотенца, ходит по коммуналке и гундосит себе под нос что-то. Ну, я по-дружески либо стаканом в нее запущу, либо луковицей, чтоб мол, унялась, гадина. Или, к примеру, стерва, если борщ варит, то непременно поет и приплясывает. Я еще терпел, пока она пела «Гули-гули-гули-хлоп», ничего не говорил, желваками только подергивал. А как-то с бодуна зашел на кухню, а эта мразь завела «Ули-ули-ули-лоп»! Вот, вспомнил, и опять завелся. Гадина! Ну, я ее хорошо проучил тогда: вылил ее свекольные помои на голову ей. А то ишь чего удумала: «ули-ули…»…
А Сергей тогда ширево себе варил на соседней конфорке. Все бы ничего, но стала к нему из-за этого его увлечения всякая шушера наведываться. Егорка одноглазый приползал чаще всех. А я его с детства терпеть не могу, хоть убейте. Морда у него… в общем, странная какая-то, будто с вопросом, иль с претензией. Он уж и отворачивался, чтоб меня, значит, не раздражать, а только я еще больше бесился. Курил он как-то на балконе – ширево свое ждал, а я подкрался, за ноги его обхватил и выкинул его на хрен. Со второго этажа, правда, всего лишь. Уехал он, как из больницы выписали, в Норильск, кажется. Много еще всякого говна шарилось по нашей коммуналке, пока я не начал систематически Сергею лицо бить смертным боем. Почуял, голубчик, что дух скоро испустит, и завязал со своей гадостью. Стал водку пить, как все нормальные люди.
А Макс был мастер на все руки. Даже детишки у него вышли сладкие, как конфетки, невесомые и прекрасные, как снежинки. Я как-то спьяну дверь перепутал, а там его две девочки спят. Будто ангелочка два. Тут Зиночка вдруг проснулась и просит: «Тлахни меня, дядя Г’иша!» «Вот те и ангелочки!», - думаю. Ну и засадил, конечно, Зиночке, да и Раеньке заодно – одного ж поля ягоды. Из больницы когда выписались, так не разговаривали со мною, твари. Гооооордые! Ну да ничего, переживем как-нибудь.
Да, так вот, Макс с велосипедами-то все и затеял: набрал где-то рам ржавых, цепей, еще дряни какой-то, и смастерил за месяц три велосипеда. Я себе взял сразу самый красивый – со звонком, сверкающим на солнце, с фарой, с катафотами. Часами мог эти катафоты разглядывать, да…
Выезжали мы обычно часов в пять утра. Огибали парк Ленина, а иногда и по набережной ездили. Хорошо по утрам бутылки собирать было. Макс кузовки смастерил для великов, так мы и наполняли их с верхом в каждую ходку. Через месяц буквально я себе на выручку костюм спортивный справил и кроссовки – ребята не возражали особо…
Ой, да! Как-то недалеко от дома, под кустами волчьей ягоды тайник чей-то нашли прямо в земле. Сигарет там было видимо-невидимо, каких хочешь марок. А все Макс! Под колесом что-то хрустнуло у него подозрительно…
В общем, к тому дню мы уж в полной мере познали «невыносимую легкость бытия», хе-хе. В обоих смыслах. Ну да! Да. Признаю. Сволочью я был, зверем, кем угодно. Но, клянусь, в то утро в моей кровати проснулся уже совсем другой человек. Не было уже у меня ничего общего с тем… уродом. Даже бороду я в то утро сбрил…
Не знаю, что произошло. Только помню, как выглянул я в окно, а там эти облака… играют. Я тотчас и обрился. И улыбнулся отражению своему. Отвратительная гримаса вышла – я ведь раньше никогда не улыбался, только желваки перекатывал. Но я знал тогда уже, что это только начало новой жизни, поэтому не расстроился особо – еще научусь улыбаться. Еще важный факт я вспомнил! Запишите: я тогда еще этим двум баранам сказал, чтобы на облака поглядели обязательно. Но они уперлись, и ни в какую. Да я уж добрый стал, не начал настаивать, хотя, наверное, надо было, для их же пользы…
Едем мы, значит, я лазурью небесной любуюсь, пение души своей сердцем впитываю. Просто летел я тогда, а не ехал. Впрочем, не поймете, наверное. Не важно. Только вдруг простая и леденящая ужасом мысль осенила вдруг меня: «А ведь я, как рак-отшельник сейчас, что старую ракушку перерос, а новую не нашел пока. Любой окунь теперь мной поживиться может!»
Не понимаете? Ну как же это? Вы меня вообще слушали? Эти двое-то, что со мной, поди тоже не ангелами были, коли со мною, прежним, уживались и нормально себя чувствовали! Понятно? Я-то другой стал, а они – прежние! Я теперь мухи не обижу, а тот же Серега на спину жене своей скипидару вылил, а как-то раз… Да чего там! Вся троица далеко не святой была, это уж можете не сомневаться.
И посетило меня волнение серьезное за телесную оболочку души моей. А эти двое как звери – чуют, что со мной неладно что-то – поглядывают настороженно. Серега оборачивался, а взгляд Макса я спиной ощущал. Колючий был взгляд, враждебный.
Я вперед вырвался. Передним колесом чуть ли заднее Серегиного велосипеда не задеваю. И в тот момент все и случилось. Перестали облака играть, сложился из них лик божий – грозный такой мужчина с бородой и рожками едва приметными. Подмигивает: «Действуй», мол.
Я лишь дотронулся. Серега в обрыв и улетел. Взвыл по-волчьи, анафема.
Подъезжает сзади Макс, нюхает воздух подозрительно.
- Где Серега? – спрашивает.
- Вона, - отвечаю.
Наклонился он к пропасти, а я лишь дотронулся. И засмеялся в великой радости наверху господь, и хмелем прокисшим сверху потянуло…
А сейчас я в детсаду воспитателем работаю. По воскресеньям – в церковь, ибо грешен. Про облака я не исповедовался ни разу – господь запретил…
Вот, в принципе, и вся история.