Живи еще!

Автор: Доктор Просекос Поблизости не было ни единого деревца, поэтому особого выбора, в каком месте ему упасть, не было. Он бросил перегретое тело на окровавленную пустынную пыль, рухнув на живот посреди вселенной, а через пару минут перевернулся на спину. Такой была точка во вращательной медитации, длившейся на этот раз почти четыре часа. Солнце, до того еще как-то сдерживавшее свою слепящую мощь, сотнями килограммов вдавилось в его глазницы. От этого ему вспомнились посещения стоматологов, в кабинете которых всегда имеются такие же светила, солнца в миниатюре, от действий которых всегда начинаешь потеть. Здесь, конечно, было в сотни раз жарче, чем у всех дантистов мира, разом взятых.

- Черт с ними, с зубными врачами! - Он пытался забыть какого-то очень вредного стоматолога, выпрыгивавшего из раннего детства. Он несколько раз мысленно вырывал его из своей головы вместе с корнем, но заноза в белом халате упорно не хотела выходить из стенки черепа. Противостояние напомнило ему о его непростительной восприимчивости к боли, качестве, доставшемся ему от природы. Стыдно. Воин Бога не должен быть таким чувствительным!

Он разрешил выйти сознанию из головы, и картины прошлого залили пустое место в раскаленной голове. Когда-то у него было двенадцать имен. Настоящим из них было одно, и знала его только его мать, которая унесла эту тайну с собой. Он остался в кругу, состоящем из дюжины разноцветных лепестков, силясь понять, какой же из них соответствует его сути. На это ушла почти целая жизнь, поскольку приходилось забиваться то в одно имя, то примеривать на себя другое. Благо он тогда был лишь кшатрием, воином в чистом виде, не отягощенный никакими иными кастовыми обязанностями, и тратить лишние силы на мелочи не приходилось. Он был счастлив, что у него не было надобности распоряжаться судьбами тысячей человек – он не был раджой, сословие которых он всегда презирал и старался не воплощаться в сановных семьях. Ему также не приходилось простаивать вечерни в храме - до брамина он еще не дорос. Зато и не носил помои за кем-либо, проживая в таком случае участь шудры - это было слишком низко.

В той жизни он лет двадцать прослужил воином в чине, соответствующем званию сегодняшнего капитана в современных армиях. Его пробивали стрелами и поливали голову горящими растворами, замешанными на основе смолы. Количество имен стремительно сокращалось. Свободным для настоящей реинкарнации он стал в результате кровопролитного боя, примерно на седьмом или восьмом имени. Которое и оказалось настоящим. Немногочисленные уцелевшие друзья отпустили его именно с этим именем.

- Что я вам скажу, малыши, по этому поводу? – говорил он своим подрастающим детям. - Будьте осторожны с целями ваших жизней. Видите, как меня легко «развели», пустив по ложному следу. Ведь истинной целью той моей жизни было выведение Человеческого Дерева. Человеческие Деревья – это растения, своими формами похожие на нас. Они придают человеку цельность, и в целебности с ними не сравнится ничего. Болит печень – делаешь надрез напротив печени, собираешь сок в кружку, потом втираешь в больное место.

…Человеческое Дерево. Смешно, конечно, было наблюдать, как после этого корчится, загибаясь от боли в печени, зато хвори – да – снимало как рукой… А ведь у этих деревьев были еще руки… Это было зрелище не для слабонервных: прямо на глазах у Антонио отрастали откушенные крокодилом конечности.

- В некоторых частях земли Человеческие Деревья окаменели, - продолжали слышать его голос родные чада. - Так, на территории Евразии они стали скифскими бабами (заметим, что скифских мужиков не бывает, но объяснять причину этого я пока не буду). Потом какие-то умники объявили скифских баб предметами культа. Надеюсь, это было сделано от элементарного незнания. – Но станем о бабах.

Короче, тогда он должен был найти Человеческое Дерево, а растратился на познание имени. Следующую нечетную жизнь удалось спланировать куда лучше. Он стал искать Ее почти с самого детства, тем более что одно воплощение, сравнительно незначительное, ему сократили, вдвое, в чем ему, кстати, премного помог индеец племени Зури…

Перед глазами снова поплыли картины. Семьдесят пять взрослых мужчин пробиваются через леса Амазонии. Испанцы орудуют мачете, кромсая липкую субтропическую реальность. В этой абсолютно враждебной даже самой крепкой человеческой плоти колонизаторы теряют по человеку в день. Пришельцев забирают речные потоки, их костно-мышечные оболочки срываются с гор, экзотические гады и насекомые впрыскивают в мягкие тела свои яды, но больше всего потерь – от смертельного дыхания аборигенов. Один выдох – одна смерть, такое тут царит правило. Индейцы так охотились на обезьян тысячи лет, а потому по людям их базуки бьют без промаха. Как от проливного дождя, так и от отравленных стрел этих людей, в сельве никуда не деться.

Где бы он ни был, он всегда чувствовал на себе взгляд этого индейца. Абориген на протяжении всего пути сопровождал отряд, отстреливая одного за другим бойцов, но его даже не ранил. Потом стало ясно, что индеец не только не хочет смерти командира, но и оберегает его. Особенно отчетливо это проявилось, когда большая часть потрепанного отряда взбунтовалась. Тридцать мятежников, возглавляемых падре Хосе, окружили своего лидера, наставили на него мушкеты и потребовали немедленного возвращения. Он понимал этих обессиленных, деморализованных людей, но пойти у них поводу не мог. Свою позицию командир всегда озвучивал с формальными, механическими интонациями: «Мы все делаем во имя испанской короны и святой инквизиции. Наша высокая миссия заключается в том, чтобы нести этому краю цивилизацию». Аргументы не выдерживали никакой критики, в них даже не верил Антонио, человек, ставший дурачком после того, как крокодил откусил ему обе руки. Первым замертво упал падре. Затем как скошенные повалились другие мятежники. И только Антонио продолжал стоять. Наверное, индеец простил его, ведь тот не поднимал рук на командира.

На самом деле он не мог внятно рассказать, какая неведомая сила вгоняла его все дальше в плоть сельвы, но как только перед глазами колонизаторов предстало то селение, он сразу узнал его. Начальник тут же отдал приказ нападать… Это даже нельзя было назвать боем – через двадцать минут в деревне не осталось ни одного мужчины. Все самцы вне зависимости от возраста были вырезаны, а женщины, которые даже еще не думали, что им уготована участь стать супругами испанцев, пластались в слезах над их трупами. Характерно то, что индеец не вмешивался.

Вечером, когда остатки отряда приступили к устройству поселения и делили обезумевших от шока туземок (скрупулезный повар Педро подсчитал, что на каждого колонизатора пришлось по три с половиной женщины). Он вышел на берег Амазонки. Оттирая с лица копоть, командир почувствовал, что индеец где-то рядом. Пришелец говорил на своем родном языке, туземец отвечал ему образами. «Почему ты не вмешался?», - спросил испанец. Невидимый индеец в ответ нарисовал перед ним тень Человеческого Дерева. «Где именно?» Какая-то сила повернула голову командира в сторону выжженной деревни. Селение на секунду охватил зеленый огонь. Женщины вздрогнули, колонизаторы схватились за ружья.

Через какое-то время зеленый огонь зажегся снова, потом еще. Он шел на вспышки – оказалось, горело далеко за селением. Эти полкилометра были самыми счастливыми в этой жизни: он шел как плыл – так ему было легко беззаботно. «Вот что значит следовать правильному пути», - успело пронестись в голове колонизатора. В это время его товарищи выпустили все последние боеприпасы, стреляя на свет…

Чтобы его лишний раз не отрывали от медитаций, он с самого начала следующей жизни прикинулся ребенком, родившимся с церебральным параличом. Родители-алкоголики сразу же сдали его по такому случаю в специальный интернат, а он, тридцать три года лежа на интеранатовской печи, размышлял над тем, какой должна быть она - Абсолютная Книга. Один из самых совершенных мозгов того времени беспрестанно трудился над разгадкой формул, а скрученное тело пугало молоденьких медсестер и пускало слюни. Обслуживающий персонал брезгливо подвигал под него «утки», а в голове сложились универсальные формулы. Во-первых,

Абсолютная Книга должна определяться всеми органами чувств – информация, содержащаяся в ней, должна поступать к реципиенту не только через зрение, но и обоняние, осязание и слух. Во-вторых, Она должна восприниматься абсолютно одинаково всеми читателями, двух трактовок Книги быть не может. Третья: Она придет на смену всем другим священным книгам, бытовавшим до Нее, и каждый, кто сможет ей внять, обретет ровно то же, что обретет и любой другой, внявший Ей. Пятое: это уже не книга. Четвертое: побег.

Исчезнув, он доставил немало загадок работникам больницы, но это его не волновало. Книга вела беглеца от знака к знаку, являясь к нему в медитациях. Она с каждым разом становилась все отчетливее. Как-то он понял, что в ней нет слов, потом пришло понимание, что и страницы отсутствуют тоже.
На своем пути он встретил трупы шести других человек, которые также были заняты поисками, у них были те самые имена, которые ему пришлось потратить в той далекой бессмысленной жизни, когда он шел к своему имени. Потом был седьмой. Он сидел в пещере за столом, он был приложением к своей блаженной улыбке, перед человеком лежала открытая Книга, состоявшая только из обложки и излучавшая фиолетовый свет. Читатель был мертв. Книга искала нового человека, тело и душу, через которые она могла проявиться.

Он вышел из пещеры, закрыл глаза и побежал наугад. Опомнился только в пустыне, когда кружился вместе с десятком бродячих дервишей. Во время медитации с запада появился вертолет. Он расстреливал людей до тех пор, пока не потерял управление, приземлившись в пустыне, километре от того места, где водили хороводы суфии. Причиной экстренной посадки стало сумасшествие пилота Смита. Впервые в жизни рыжеголовый англичанин увидел, как в кровавом вихре, сами по себе, кружатся оторванные руки и ноги. Улыбаясь, Смит вышел из машины. Он блестящими безумными глазами смотрел перед собой, изо рта стекала слюна, сразу же испарявшаяся на сорокапятиградусной жаре. К вертолету подошел человек, сел в него, оставив бойца посреди пустыни. Новый пилот долетел до города, приземлился на одном из его аэродромов. Здесь он покинул кабину вертолета, пошел по взлетной полосе и вскоре вышел к большим гражданским самолетам. Стюардесса пропустила его внутрь, даже не спросив билетов. Уже после взлета он узнал своих сообщников. Это были суфии, с которыми он еще недавно кружился в пустыне. Узнавание прошло молча, никто никому ничего не говорил. По такому же внезапному сигналу они все они резко поднялись со своих мест. Кто-то вынул из-за пазухи гранату, началась паника, через несколько минут самолет оказался в их власти…

Он знал, куда направлять машину. Такое уже было, только в будущей жизни, а не в прошлой. Тогда у него было иного выбора, кроме как предпринять атаку вражеского космического корабля. Штурмовать надо было телом своей машины. Когда перед глазами появились нью-йоркские близнецы, он понял, почему всегда ненавидел небоскребы и вообще все многоэтажные дома. Эти здания напоминали те корабли, на которых он и его народ, спасаясь, покидали его любимую планету. Пилот-террорист никак не мог припомнить ее название.