Осирис

Автор: ZafuDenZafa, JezusFreakz Сезон плодородия. Пролог.

...не помню, когда это началось. Мне кажется, это было весной. Когда из земли начала пробиваться молодая трава, а на ветвях деревьев появились липкие набухшие почки.

Сейчас это не так важно. Но тогда все казалось безумием.

Некоторое время назад я ослеп. Потому что с той весны сплю с открытым глазом. Никогда не закрываю его. Потому что боюсь снова увидеть то, что так напугало всех нас.

Я уснул, а заботливый солнечный луч ласкал роговицу моего глаза, проникал сквозь щель зрачка.

И выжег глазное дно.

И теперь я ничего не вижу. Кроме черной пустоты. Которой я так боялся. А теперь живу в ней. Но это уже неважно.

Той весной из земли начали расти люди. Как сейчас помню их стоны, полные страданий. Их окаменевшие костяные руки, простертые к корявым хмурым тучам. Они росли из земли и шептали непонятные слова.
Я взял в библиотеке томик Некрономикона и безуспешно пытался расшифровать их язык. Тщетно. Все было зря.

Сижу на продавленном матраце, пытаясь не слушать голоса этого мира. Уставившись незрячими глазами в ледяную пустоту.

Я бродил по весенним паркам среди румяных мамаш, катящих коляски с плачущими детьми. Среди воскресших деревьев, тянущихся к солнцу-садисту своими мертвыми ветками.
Среди людей, с дикими стонами ползущих из прогревшейся почвы.

На всех кладбищах из развороченных надгробий тянулись руки. Длинные пальцы с обломками серых ногтей. На тротуарах проступали барельефы человеческих лиц, искаженных страданиями и ненавистью к солнцу. Я в ужасе смотрел на эти лица, на провалы глаз и ртов, обтянутые пленкой плавящегося гудрона.
Сезон безумия. Ненавистная жара. Пробуждение жизни. Чтобы неизбежно умереть.

Поначалу была паника. Групповой психоз. Массовые самоубийства. Кровавые беспорядки на площадях. Но потом все внезапно успокоились. И как будто перестали замечать этот кошмар вокруг. Один лишь я никак не могу забыть тот ужас.

Скрюченные пальцы трупов, вспарывающие асфальт тротуаров. Мертвые матери, сросшиеся с кусками младенцев. Слипшиеся люди фантастически уродливыми деревьями тянулись к шарику солнца.

И все это в сопровождении шершавого звука...

Ашхашхашхашхуашхашхашхашхаш.

Доводящего до безумия. Апокалипсис. Кровавые мистерии в честь Его. Бархатный сезон! Сезон смерти!
Ахахахахахаха!

Глава 1. Май 1978 г.

В этот вечер Петр Николаевич сидел в кресле-качалке у себя на подмосковной даче, и улыбался весеннему солнцу. Краем уха, он слышал, как суетилась жена, распекая домработницу, к приходу гостей.
Петр Николаевич, покуривая дорогой табак из трубки, ясно осознавал, что жизнь его, в неполные тридцать пять лет, была успешна и насыщена в основном положительными событиями. Занимая руководящую должность в центральном комитете коммунистической партии, он пользовался всеми вытекающими оттуда привилегиями. Он слыл хорошим руководителем, и его ценили за это. Красавица жена, пара любовниц, сохранившаяся спортивная фигура, счет за границей, все это позволяло ему улыбаться солнцу и рисовать в своем воображении самые радужные картины будущего.

Единственное, что иногда раздражало Петра Николаевича – это его младший брат Семён. Этот бездельник, раздолбай, выпивоха с неустойчивым психическим состоянием, до сих пор не мог выбиться дальше помощника председателя районного исполкома. И черная зависть, которую Петр Николаевич видел в его глазах при встрече, выводила его из себя. Но, последние годы, он все реже и реже с ним встречался и поэтому меньше об этом думал. Даже, несмотря на то, что среди гостей, которых он ждал к себе на дачу, Семен, конечно, был приглашен.

Гости собрались часам к восьми вечера. И понеслось, как говорится. Это были высокие партийные чины с женами и личными водителями. Водилы готовили шашлык и по-лакейски бегали с ведерками льда, гремя бутылками советского полусладкого шампанского. Петр Николаевич специально предупредил гостей, что бы все были с женами, а не с любовницами, так как блядства на своей даче он не переносил, считая её чисто семейным гнездом. В общем, все протекало чинно, весело, с танцами и алкогольным наполнением желудков. Петр Николаевич оглядывался вокруг с широкой добродушной улыбкой, обнимая за талию жену Тамару, и спокойствие уверенно заполняло его сознание.

Вдруг, кто-то, сзади положил ему руку на плечо.

- Здорово, Петя! Пошли в дом, пошепчемся, - Петр Николаевич оглянулся, и черная зависть в глазах младшего брата, вытиснула все спокойствие, неумолимо заполняя раздражением. Петр Николаевич ласково отодвинул Тамару и повернулся к Семёну.

- Давай позже, Семён. На улице-то, как хорошо. Выпей. Поешь. Воздухом свежим подыши, - Петр Николаевич улыбнулся через силу.

- Нет, Петя. Пошли сейчас. У меня срочное дело. Тамара присмотрит за гостями. Я хочу насчет психиатрической клиники, которая у тебя в районе, переговорить.

- Вечно ты с делами, блять, в самое не подходящее время. Ну, пошли. Хули, блять, срочно.
Зайдя в дом и пройдя в кабинет, Петр Николаевич прикрыл дубовую дверь за Семёном и, обойдя письменный стол, уселся в кресло. Достав трубку и набив её табаком, он раздраженно бросил.

- Ну что? Говори. Причем тут клиника?

- Клиника здесь не причем. Я просто ненавижу тебя, Петюня. Ты мерзкий выродок, мешающий мне жить. Ты всеми своими успехами отравляешь мне жизнь и не даешь мне пробиться наверх. Я тебя ненавижу. Тебя не должно быть. Вообще!!!!

Петр Николаевич, с открытым ртом, и с дымящейся трубкой, удивленно смотрел на Семёна и попытался сообразить, как ему на это реагировать.

Семён весь дрожал, правое веко судорожно дергалось, рот то открывался, то закрывался. Он попытался продолжить свою речь, но не смог. Звуки вылетали со свистом и шипением, брызгая слюной. Глаза наполнились стеклянной ненавистью.

Прыгнув к стене кабинета, на которой была расположена коллекция оружия, Семен, сорвав остро наточенное мачете, рванулся к Петру Николаевичу и одним ударом, слету, отрубил ему голову. Кровь хлынула мощным фонтаном, заливая стол и находящиеся на нем канцелярские принадлежности. Тело продолжало сидеть в кресле, держа в правой руке дымящуюся ароматным табаком трубку.

Семен, с яростью размахивая мачете, повалил труп на стол и начал кромсать тело брата на куски. Капли крови, падая на персидский ковер, застревали в ворсинках алыми шариками росы.

Вскоре он оторопело замер. Окровавленное мачете бесшумно выпало на ковер. Семен опустился на колени перед изувеченным туловищем брата и зарыдал. Обняв обезглавленное разрубленное тело, он безумно хохотал, захлебываясь слезами. Странная легкость заполнила Семена, и он, сияющий счастьем и гармонией с миром, поднялся с колен, снял со стены древнюю алебарду и с размаху разрубил грудь брата напополам.

Тяжеленной рыцарской алебардой он начал громить массивный стол, дорогие египетские вазы, стоящие в углах кабинета. Одним взмахом оружия он снес двухметровое чучело медведя-гризли, и это чудо таксидермии с глухим ударом упало на ковер, рассеивая в воздухе мириады пылинок.

Семен все махал и махал алебардой, пока она не вылетела у него из рук и, проткнув зеркала серванта, впилась в стену. Он, уставший и морально опустошенный, еще долго сидел, прислонившись к окровавленным кускам трупа Петра и монотонно приговаривая "Вот так вот, братец. Вот так вот, паскуда благополучная".

Таким его нашла Тамара, обеспокоенная длительным отсутствием мужа.

Она не закричала, ни один мускул не дрогнул на её лице, только глаза стали тусклые и неживые. Выйдя из кабинета и закрыв дверь на ключ, Тамара, постоянно извиняясь, объяснила гостям, что Петр Николаевич плохо себя чувствует. И через полчаса все гости уже разъехались кто куда.

Вернувшись в кабинет, она увидела открытое окно, Семёна нигде не было, и она чётко осознала весь ужас произошедшего. Пока Тамара провожала гостей, в её голове, где-то в далекой части сознания, всё-таки теплилась малая надежда что-то, что она увидела, было, какой то мистической ошибкой, галлюцинацией её уставшего мозга. Но, сейчас детально рассматривая разрубленное тело своего мужа, отрубленные руки, ноги, голова, распотрошенное на две части туловище, разломанная мебель и чучела животных, все это в крови, кое-где яркой, а где-то уже подсохшей - багрово темной, Тамара стояла, с сухими глазами, сжав кулаки, и мозг её выстраивал чёткую цепочку. Что и в какой последовательности ей надо сделать.

Стряхнув с себя оцепенение, Тамара начала действовать. Она схватила отрубленные руки, ногу и отнесла их через черный вход на задний двор дачи. Вернувшись назад, она освободила из под завалов выпотрошенное туловище с оставшейся ногой и, оставляя на коврах мокрый кровавый след, с трудом оттянула труп туда же. На улице еще не стемнело и вид всех внутренних органов мертвого мужа, произвел на неё ужасное впечатление. Кишки, ребра, печень все было перемешано. Тамара упала на колени, и её жестко вырвало прямо на отрубленную руку, и так случайно получилось прямо в раскрытую ладонь. Отдышавшись и разглядев этот натюрморт она истерично захохотала, вытирая блевотину со своих губ. Немного успокоившись, она снова направилась в разгромленный кабинет. Она долго, нервно переворачивала сломанную мебель и всякий хлам пока в дальнем углу не нашла то что искала. Взяв бережно мертвую голову Петра Николаевича, она заглянула в его мертвые глаза, и опять приступ истерического смеха взорвал тишину загородной дачи.

Собрав все части тела на заднем дворе и разложив их на зеленой майской траве, Тамара снова на время исчезла внутри дома. Выскочила она, держа в руках, испачканных кровью, огромную цыганскую иголку и целый клубок толстых двойных красных ниток. Она стала ползать на коленях и пытаться соединить мертвые части тела друг к другу. Кое-как приложив отрубленную ногу к распотрошенному туловищу, Тамара стала сшивать эти мертвые куски цыганской иголкой и ниткой, делая частые стежки и иногда что-то выкрикивая, обращаясь к отрубленной голове лежащей рядом.

Через полтора часа все было готово. Тамара стояла уставшая, но довольная своей работой и рассматривала свое творение. У её ног лежал безобразно сшитый из своих же кусков, отрубленных частей своего тела, Петр Николаевич. Труп лежал широко раскрыв глаза, раскинув руки и ноги, абсолютно голый. Кое-где из-под швов неаккуратно торчали и вылезали куски мяса и прочей внутренней требухи. Все тело Петра Николаевича было испачкано кровью, как и руки, лицо и все остальное у самой Тамары. Но её глаза, самое важное было в её глазах. Они были так сильно наполнены жизнью, что в наступающих сумерках, горели двумя мистическими огоньками. В них была непоколебимая уверенность в правильности сделанного.

Сбросив с себя всю одежду, Тамара начала возбуждать себя, стоя над трупом мертвого мужа, натирая соски одной рукой и время от времени теребя клитор. Когда она почувствовала что её пизда стала мокрой, она стала на колени, нагнулась и начала надрачивать вялый хуй мертвого Петра Николаевича. Сначала хуй не подавал признаки жизни, но после того как Тамара взяла его в рот и принялась яростно сосать его, он начал набухать и увеличиваться. Вылизывая залупу и заглатывая болтающиеся яйца, Тамара иногда приговаривала: «Всё получится Петенька. Все получится… я все сделаю как надо»

Труп уже стал холодным и начал отдавать синевой, а эрегированный член поблескивал натянутой залупой. Тамара взобралась наверх сшитого трупа и присунув стоячий хуй себе в пизду, начала не спеша шевелить тазом и бедрами. Пизда её совсем потекла, и движения Тамары ускорились, она начала постанывать и вскрикивать. Сшитый труп дергал мертвыми конечностями, из безобразных швов стала вытекать черная густая кровь. Тамара уже не могла сдерживать эмоции, упираясь руками в разрубленную грудину, сжимая и вырывая кишки и жилы изнутри, она громко стонала, кричала и уже почти прыгала на хую мертвого Петра Николаевича. Нахлынувшая волна оргазма сотрясла тело Тамары, и в этот же момент она почувствовала, как мощные выбросы спермы с дергающегося хуя, ударяясь о стенки матки, заполнили её нутро. Капли спермы были настолько горячие и тяжелые, что Тамара заорала от обжигающей боли внутри пизды. Кончив, хуй сразу стал холодным и вялым. Тамара слезла с трупа и, тяжело дыша, повалилась рядом на землю.

Так родился я – еГор, совсем не подозревая о том, что мне уготовлено.

Глава 2. Дом тьмы

Я знаю, что стрелки часов изогнулись и с невероятной скоростью крутятся в обратном направлении. Так всегда было. Когда я видел.

Я знаю, что на кровати напротив, обхватив себя руками за плечи и раскачиваясь взад-вперед, сидит мужчина средних лет. Вот и сейчас я слышу, как он мычит что-то про гнев праведный и грызет ногти. Раньше я ужасался, глядя на его обгрызенные до мяса ногти. Я любил наблюдать, как санитар его кормит объедками с общей кухни.

Этот человек, мой сосед по палате. У него нет ног. Кто-то отрезал ему ноги.

Кто-то зверски отрезал ему ноги.

Я ему отрезал ноги.

Раньше я его панически боялся. А теперь мне все равно. И я догадываюсь почему. Сегодня я как никогда близок к истине.

Входит санитар. Настало время кормежки. Я слышу его шарканье в коридоре. И эти звуки не дают мне сосредоточиться, чтобы вспомнить.

Чтобы вспомнить.

Вспомнить что?

Ашхашхашхашхуашхашхашхашх.

Вспомнить то, чего я так боюсь. Зачем? Зачем санитар шаркает по стертому линолеуму? Разве он не понимает, что этим звуком он сводит меня с ума?

Шарканье больничных бахил в царстве мертвых. Умалишенных. Когда-то я сам себе казался Богом. Умея то, что непосильно смертным. Умея проникать в суть вещей. Изменяя материю. Но мертвые люди, растущие из земли. К солнцу. Плодородный сезон. И толпы людей на площадях. Людей, вскрывающих себе вены. Людей плачущих навзрыд.

Сезон рождения смерти.

Он шел по головам. Царь всемогущий!

Входит санитар. Я чувствую запах его халата, пропитанного дезинфекантом. Запах прелого тела. Слышу, как он хрипло, с надрывом, дышит. Я убью эту суку! Убью. Когда мне вернут глаза. Когда Он вернет мне мое око.

Я шел по берегу обезумевшей реки к залитой солнцем дамбе. Плеск волн перекрывал оглушительный шепот людей. Лепрозорий. Я шел по телу земли, а мертвые судорожно цеплялись за мои ботинки, пытаясь скорей выбраться наружу. Воздух буквально пропитан их тысячелетней болью.

Гор едет по небу на огненной колеснице. Осирис забирает их глаза. Нанизывая на невидимые ниточки их ссохшиеся души.

Колесницегонитель. Я - Колесницегонитель! Я - Колеснице - блять вашу мать - гонитель! Ахахахаха!

Санитар ставит миску с гречневой кашей и уходит, напевая себе под нос неизвестный мотив. Мужчина, сидящий напротив меня, начинает поедать слипшиеся комочки корма. Я слышу его урчание и чавканье, чувствую запах гнилых зубов и покрытой плесенью гречки. Он гремит алюминиевой ложкой и кричит мне, что он будет царем мира.

Я знаю. Я все знаю, дядюшка Семен.

Я встаю с продавленного матраца, пахнущего мочой и блевотиной, двигаюсь наощупь. Здесь так темно. Без глаза. Под руку попадается тяжелый металлический предмет. Поднос, забытый санитаром. Слышу мычание Семена, его беспомощный страх, забитый прогнившей гречневой кашей. Бью подносом с размаха, наугад. Металлический угол натыкается на что-то твердое, с сочным треском ломает слабую кость. Это все, что я могу сделать. Бить брата своего отца вслепую. Бить, пока не вылетит из рук этот гребаный поднос!

Десятки ударов. Запахло морем и ржавчиной. С каждым ударом угол подноса все больше увечит его тело. С каждым ударом все громче чавкающий звук. Семен ест свою кашу, и захлебываясь в крови, хохочет.

- Тебе никогда не убить меня! Я - царь мира, и буду жить вечно! А твой отец, твой блядский папочка уже давно сгнил.

Он орет, задыхаясь от боли.

- Я убил его, убил Осириса! Потому что он не заслуживал того, что у него было! Я! Я трахал твою мать. Трахал! В жопу! Эту похотливую блядь! Она! Она должна была быть моей. Она - не твоя мать! Он - не твой отец! Тебя не должно было быть, ты, мертвый ублюдок!

Я бью умалишенного все сильнее и сильнее, усталость накатывает на изношенные мышцы, и каждый удар дается с большим трудом. Поднос втыкается Семену в раскрошенный череп и его крик затихает. Теперь удары сопровождаются смачным чавканьем его мозговой массы и царапаньем осколков костей о плоскости подноса.

Удар! Еще один... все. Оставляю кусок металла торчать в голове Семена и нащупываю его глаза. Два комочка склизкой биомассы. Аккуратные движения - и два скользких шарика лежат в моей ладони. Сейчас надо сделать все правильно. Облизываю соленый трясущийся глаз. Зрительный нерв тянется, как кишки распотрошенной селедки, холодный и скользкий. Свободной рукой нащупываю свои гноящиеся глазницы.

Больно! Наощупь кажется, что там что-то есть, в моих глазницах. Боже, как же больно! Там деловито ползают маленькие жирные червячки. Аккуратно вставляю сначала один глаз, потом второй. Внезапно все тело пронизывает дикой болью, как будто все нервные окончания разом намотались на крутящиеся стержни.

Глава 3. Прозрение

Открываю глаза. Рву сросшиеся веки. Чертовски больно. Внезапно мир взрывается ярким светом.
Личинки внутри глазниц вгрызаются в глазные яблоки, я чувствую, как они щекочут нервные окончания и копошатся в моей гниющей плоти.

Постепенно цвета тускнеют, и я вижу запущенность больничной палаты. Обездвиженное безногое тело моего дядьки Семена с подносом, торчащим из его черепа. Кровь кажется черной в тусклом свете сороковаттной лампочки, одиноко висящей под потолком. Следы борьбы и комочки гречневой каши, рассыпанные по полосатому матрацу койки. Ржавые решетки на окнах, заросших паутиной и плевками.
В ужасе дотрагиваюсь до своих новых глаз, и резкая боль снова пронзает мой организм. Снова миллиарды крутящихся стержней тянут нервные окончания во все стороны. Ласковый женский шепот раскалывает рассудок на части: "Не надо... не надо, сынок. Отец ждет тебя".

****

Кладбище, заросшее сиренью. Осиротевшие надгробия. Покосившиеся могильные плиты. Гранитный памятник, поросший мхом. Обветрившаяся мемориальная доска с готическими буквами:

"Петр Николаевич Осирис"

"1943-1978"

"Покойся с миром"

Наклоняюсь над могилой отца, которого ни разу не видел, и раздвигаю перегной прошлогодних листьев. Превозмогая адскую боль от невидимых стержней, касаюсь трясущимися пальцами левого глаза и вытаскиваю его из глазницы. Кладу его в центр очерченного на земле круга. Вместе с наполовину изъеденным глазным яблоком на землю падают несколько белых рогатых личинок с вздыбленными крыльями.

Меня трясет и тошнит от отвращения и боли. Мощные рвотные спазмы - и в центр круга падает синюшное существо, отдаленно напоминающее эмбрион человека. Существо пищит и, запуская сотни щупалец в землю, начинает закапываться вглубь. Вспученная земля шевелится и медленно кипит. Комочки земли, как живые, разбегаются с образовывающегося холмика. Жуткий холодок пробегает по телу, заставляет кожу покрываться упругими мурашками.

Встаю с колен, закуриваю сигарету и оглядываюсь. На всех могилах шевелится земля. Люди, пришедшие на могилы усопших, замечая этот странный рост из-под земли, впадают в безумие. Молодая девушка, плачущая возле маленькой детской могилки, вскакивает и вгрызается в свои запястья. Ломая зубы, она рвет свои вены, брызгает кровью на желтую кладбищенскую оградку. Дряхлый дедушка, грустивший возле старого дубового креста, с шизофреническим смехом срывается с лавочки и, схватив девушку за волосы, яростно бьет ее виском о краешек могилы.

Шум в голове: "...не помню, когда это началось. Мне кажется, это было весной. Когда из земли начала пробиваться молодая трава, а на ветвях деревьев появились липкие набухшие почки. Сейчас это не так важно. Но тогда все казалось безумием. Некоторое время назад я ослеп. Потому что в ту весну отдал свои глаза..."

Дед выпускает из рук голову девушки, и труп безжизненной грудой остается висеть на ограде. Дед падает на корточки и начинает жадно есть землю, загребая ее корявыми пальцами.

Я отворачиваюсь от этого зрелища и вижу, как из земли на могилах тянутся к небу человеческие лица.
Серые руки с обломками ногтей цепляются за прошлогоднюю траву. Заунывный плач и стоны.

Ашхашхашхашхашхашхашхашх...

Сезон плодородия.

Я наклоняюсь над могилой отца, в его пустых глазницах копошатся могильные черви. Его беззубый рот судорожно открывается, как будто хочет мне что-то сказать. Превозмогая страх и боль, я извлекаю свой второй глаз, кладу его в мертвый рот и погружаюсь в темноту...

Глава 4. Встреча во тьме

Очень тепло и влажно.

Длинный матово-черный тридцатиметровый стол. Абсолютно черное безграничное пространство. За столом, с разных сторон сидят двое. Их тела прозрачны, очертания нечетки. Мертвая тишина.

- Ну, здравствуй, еГор! - говорит седой старик. Он улыбается, а на голове у него – подобие короны из зеленоватых молодых побегов.

- Здравствуйте! - еГор оглядывается и ничего не видит, кроме тьмы, стола и старика, сидящего за другим концом стола. Дотрагиваясь до своих пустых глазниц, он не чувствует боли.

- Я верил в тебя, все эти годы. Я знал что ты, в конце концов, поможешь мне, и я смогу увидеть тебя. Каким ты стал. Мать часто рассказывала мне, какой ты. Но мне надо было увидеть. Ты молодец. Просто немного напуган. Но это ничего. Я тебе сейчас все объясню.

- Вы знаете мою мать?

- Да. Я - Осирис. Твой отец. Ты мой единственный сын.

- Но ты же мертв!?

- А ты думаешь, ты жив? Ха-ха-ха. Извини мальчик мой. Конечно, ты жив, и будешь жить еще очень долго. Почти бесконечно. Просто долгое нахождение в этом месте наложило на меня свой отпечаток. Но помни – боги тоже умирают…

- А где мы находимся?

- Ты сейчас, еГор, находишься в загробном мире. В мире мертвых. И я тут правитель. Я бог производительных сил природы и царь загробного мира. В год твоего рождения. Весной. В период, когда все расцветало и наполнялось жизнью, твой завистливый и злой дядя Семён убил и расчленил меня. Но твоя мать Тамара-Исида сшила меня нитками любви, и энергия земли, наполняющая в тот период воздух, заполнила меня. Позволила мне победить смерть. Но я решил не оставаться в мире живых, а использовал эту энергию, чтобы зачать тебя. А сам навсегда остался в мире мертвых и возглавил загробный суд. На этот суд рано или поздно должен явится каждый мужчина и каждая женщина, чтобы взвесить свое человеческое сердце, а противовесом служит перышко Правды. Этой весной Семён узнал, что ты мой сын и что я правлю в загробном мире. Это его совсем лишило рассудка. Пытаясь убить самого себя, Семён нарушил линию равновесия производственных сил природы. Я ничего не могу сделать с Семеном, потому что у него вообще нет сердца. И перышко Правды бессильно в этом случае. Нарушив линию равновесия в период, когда все должно цвести и прорастать, он обрек на смерть и безумие многих. Никто из живых не должен был видеть то, что вы видели. Когда растут растения, распускаются цветы, зеленеет трава и деревья, вы – живые думаете, что это все просто так. А в каждой набухшей почке, в каждом проросшем стебле, в кусте, дереве и простой травинке - прорастающие души умерших людей, перерожденных в растения, в цветы и деревья. А при нарушении линии равновесия производственных сил природы, души стали прорастать в своих умерших формах. Поэтому из земли и стали появляться мертвые люди. Ты сам это видел. Это ужасно. Убить Семёна мог только ты, потому что в тебе течет живая кровь царя загробного мира, и ты это сделал, восстановив равновесие. Теперь все будет хорошо, мой мальчик.

- Мне не хватало тебя отец. Вернись.

- Нет, еГор. Моё место тут. Для меня счастье - то, что я тебя увидел и знаю, что пока ты есть в мире живых, все будет правильно. Спасибо тебе за глаза. Возвращайся к своим. Когда-нибудь мы с тобой еще обязательно встретимся, и я уверен, что твоё сердце и перышко Правды будут идеально уравновешенны. До встречи.

Осирис вырывает глаза и запускает их по длинному черному столу, за которым сидят собеседники. Глаза катятся и, приближаясь к еГору, набирают скорость. Уже совсем близко к концу стола они отрываются от поверхности на уровень головы еГора…

Вспышка. Яркая вспышка.

****

В глаза еГору ударил яркий солнечный свет. Он прищурился и прикрыл глаза рукой. Чуть привыкнув, он обнаружил себя стоящим посреди красивейшего зеленого парка с водоемами прозрачной воды. Везде гуляли люди. Довольные весной и солнцем. Ничто не напоминало о том, что случилось совсем недавно. Всё цвело и распускалось.

еГор улыбнулся и посмотрел на яркий цветок, который тянулся к солнцу. Вдруг на одно мгновенье он увидел не цветок, а окаменевшую руку, с шипением растущую из перегноя. Почти разложившуюся руку с длинными пальцами, с обломками серых ногтей… но нет. Нет, это был всего лишь красивый весенний цветок, тянувшийся к солнцу.

И только звук донесся из-под земли.

Ашхашхашхашхуашхашхашхашхаш…

JezusFreakz, ZafuDenZafa июнь 2006 г.