Биосфера.

Автор: НевозможнаЯ Сидя в глубоком кожаном, слегка потёртом кресле, Владимир Иванович выводил на белом листе безупречно красивой вязью:
...псевдоморфоза антлерита по долерофаниту. Наблюдается как продукт взаимодействия кислых фумаролл с долерофанитом на...,
когда в прихожей ля-тонально требовательно прозвенел звонок.
- Зиночка, скажите: занят, и не отрывайте меня, хорошо? - поспешно крикнул Владимир Иванович и углубился в работу.
В прихожей шумно хлопнула дверь, скрипнули половицы и по коридору гулко пробарабанили быстрые шаги.
В распахнувшейся двери стояла бледная взволнованная Зиночка и нервно теребила фартук.
- Владимир Иванович, тут к Вам...это...
- Вернадский, Владимир Иванович? - шагнул из-за её спины человек в глухом чёрном плаще и шляпе, - собирайтесь, поедете с нами.
Владимир Иванович изумлённо посмотрел на него, немного помолчал, потом мелко затряс седеющей головой: Но послушайте, э...любезный...
- Владимир Иванович, у нас очень мало времени, пожалуйста собирайтесь! - непреклонно отчеканил чёрный человек и выкрикнул в коридор, - Савостьянов, ну что там?
- Всё в порядке, товарищ Зимин! Конвой?
- Отставить! Уже выходим.
Зимин, взяв Владимира Ивановича под руку, повёл его по корридору.
- Скажите, товарищ, а чем вызвана...
- Вам всё объяснят. На месте.
Владимир Иванович согласно закивал: да, да, конечно - и они стали спускатса по лестнице вниз.
"Стоя на эмпирической почве, я оставил в стороне, сколько был в состоянии, всякие философские искания и старался опираться только на точно установленные научные и эмпирические факты и обобщения, изредка допуская рабочие научные гипотезы. Это надо иметь в виду в дальнейшем."

Был третий час ночи. За долгие годы привыкнув к определённому распорядку дня, он мучительно думал, что уже давно должен был находитса в постели и видеть "четвёртый сон Владимира Ивановича". Сейчас же он сидел на жостком, словно железном, стуле и морщилса от яркого света направленного в зрачки глаз.
- Не опускать головы! Вы же сами себя и мучаете, дорогой мой Владимир Иванович. Зачем Вы упорствуете, Вы же не молоды, поберегите себя для науки - Вы ей ещё понадобитесь. Конечно, при условии, что мы найдём с Вами общий язык, - ласковый голос следователя ЧК Николая Григорьевича Ефимцева мягко намазывался прямо ему на мозги.
- Но я ни-че-го-не-зна-ю, ровным счетом ничего, почему Вы мне не верите? - усталость наваливалась камнем, вдобавок ему внезапно захотелось по нужде.
- Я верю, конечно же я Вам верю, драгоценный мой Владимир Иванович! И всё, что Вам осталось - это лишь хорошо подумать и честно ответить на мой вопрос. И вот тогда моя вера станет окончательной, а вы поедете домой, - улыбнулся Ефимцев, - ну, так как?
- Вы меня совсем не слышыте, я уже сказал, и повторяю Вам снова, что я не знаю о чем вообще идёт здесь речь и абсолютно не понимаю чего Вы от меня добиваетесь. Поймите же, я просто учёный! Я академик! И хватит уже! Довольно!
- Значит, мы не хотим по-хорошему, я Вас правильно понимаю? Ну, что же, я сделал для Вас всё, что мог! - Ефимцев снял трубку и набрал номер, - Миша, зайди!
- А ведь всё могло закончитса быстро и, главное, совершенно безболезненно, если бы Вы не упорствовали, Владимир Иванович! - следователь с некоторой смесью жалости и брезгливости посмотрел на сидящего перед ним, - А теперь я за Вашу жизнь ручатса, простите, не могу.
Владимир Иванович вдруг затих и закрыв лицо руками, склонил голову.
"В связи со всем этим в явления жизни я ввел вместо понятия "жизнь" понятие "живого вещества". "Живое вещество" есть совокупность живых организмов. Это не что иное, как научное, эмпирическое обобщение всех известных и легко и точно наблюдаемых бесчисленных, эмпирически бесспорных фактов."
В комнату резко ворвался низенький мужчина с намечающейся проплешыной и округлым пузом. Он улыбался одними губами, в то время как глаза его излучали болезненный и маниакальный холод.
- Вот, Владимир Иванович, Вы, значит, поступаете к старшему следователю Шварко Михаилу Игнатичу, с этого момента Ваше дело будет вести он, - Ефимцев приветственно махнул рукой вновь вошедшему.
Вернадский не шевельнулся, казалось, он был глубоко погружен в свои мысли.
- А ну не спать! - Шварко отвесил ему мощный подзатылок, отчего голова его неуклюже дёрнулась вперёд, а очки, слетев, ударились о край стола и разбились. Владимир Иванович громко ойкнув и сжавшысь, непонимающе поднял близорукие глаза на Шварко.
- Да как вы...
- Ну, что, Коль, параграф два или вводную?
- ...смеете так...
- Начнём сразу с пятого, а то не выдержыт.
- ...со мной, я на вас...
- Молчать! С пятого, так с пятого. Встать со стула!
- ...в ЦэКа, вы оба...
- Молчать, сука, встать, я тебе сказал!
Владимир Иванович, мелко трясясь поднялся.
- Значит так, тварь, как только надумаешь отвечать, подавай нам сигнал. Пропердишь интернацыонал, начиная со второго куплета. Шутка, аха-ха-ха. Сразу же начинай говорить. И не вздумай сдохнуть тут у нас, нам твоя ёбаная жызнь нахуй не нужна совершенно, ты понял? Начали!
Удар поддых свалил Владимира Ивановича на пол. Он закряхтел, свернулся в позу зародыша, закрылся руками и начал гулко кашлять.
"Понятие "жизнь" всегда выходит за пределы понятия "живое вещество" в области философии, фольклора, религии, художественного творчества. Это все отпало в "живом веществе. В гуще, в интенсивности и в сложности современной жизни человек практически забывает, что он сам и все человечество, от которого он не может быть отделен, неразрывно связаны с биосферой. Стихийно человек от нее не отделим. И эта неразрывность, только теперь начинает перед нами точно выясняться."
- Тише ты, ёб твою, ты же убъёшь его так. Сказал же, с пятого сразу давай! - Ефимцев присел перед Владимиром Ивановичем на корточки и стал распрямлять его ноги, заодно отводя руки от его лица.
Следователь Шварко расстягнул галифе, достал небольшой, весь в веснушках член и, крякнув, направил струю в голову Владимира Ивановича.
- Да ты что, бля, - отпрыгнул Ефимцев, - ты, Миша, совсем уже охуел?
- Параграф пятый в действии, - невозмутимо ответил Шварко, - куда пополз, бля?
Владимир Иванович, прячась от струи, заполз под стол и завыл.
- Вылезайте, драгоценный Владимир Иванович, - заглянул к нему Ефимцев, - Или может, поговорим?
- Сволочи, сво-о-олочи, - гулко выл из под стола Вернадский.
- Ты вылазь давай, вылазь-вылазь, не заставляй силу применять, - Шварко схватил его за ногу и резко дёрнул на себя.
Ефимцев быстро схватил за вторую ногу и они вдвоём, ухнув, выдернули Вернадского.
Положив его нажывот, Ефимцев сел ему на ноги, а Шварко, до колен спустив галифэ, присел прямо над литсом. Немного поднатужывшысь, он почти сразу же начал срать Вернадскому в рот.
"В действительности, ни один живой организм в свободном состоянии на Земле не находится. Все эти организмы неразрывно и непрерывно связаны - прежде всего питанием и дыханием - с окружающей их материально-энергетической средой."
Владимир Иванович яростно вращал глазами и мычал, умоляя Господа о смерти. Воздуха вдруг стало не хватать и он, сглотнув, потерял сознание.
"Здесь перед нами встала новая загадка. Мысль не есть форма энергии. Как же может она изменять материальные процессы? Вопрос этот до сих пор научно не разрешен."

Владимир Иванович очнулса на другой день в узком закутке. В нос ему бил нестерпимый запах, смесь какой-то болезненной мочи и жидких каловых масс. Во рту было погано, гудела голова, а сердце билось где-то в горле. За окном вовсю жарил июль, и солнечные лучи, попадая в камерку сквозь небольшое оконце кипятили воздух, который был настолько спёртым, что Владимир Иванович вдыхал его как можно реже небольшыми порцыями.
Так он пролежал до наступления темноты.
В 11 часов вечера, за пятнадцать с половиной секунд до его впадения в анабиоз, стальная дверца, скрипнув, отварилась и два сержанта внутренних войск, взяв Вернадского на руки, вынесли его уже почти бесчувственное тело прочь.
- За неимением весомых доказательств, дорогой Владимир Иванович, Вы свободны, - елейным голосом спустя два часа говорил ему следователь Ефимцев, - Позвольте мне поздравить Вас и принести свои извинения за доставленные Вам временные неудобства. Больше мы Вас не задержываем, товарищ Вернадский, можете идти.
Вернадский тяжело поднялся и не глядя на следователя медленно пошел на выход.
- И вот еще что, Владимир Иванович! Жаловатса я Вам от чистого сердца не светую. Поверьте, это не в Вашых интересах, - липкие тягучие слова мягко ударили ему в спину.

...и в настоящее время мы не можем не считаться с тем, что в переживаемой нами великой исторической трагедии мы пошли по правильному пути, который отвечает биосфере, и теперь с полным правом я могу сформулировать её основопологающий закон: ни один биологический вид не может существовать в среде, образованной отходами его жизнедеятельности, - дописал Владимир Иванович Вернадский через неделю после своего освобождения на белом листе и, вздохнув, поставил в конце предложения жырную точку.