Изобретатель

Автор: Француский самагонщик Дррры-ы-нннь! Дррры-ы-нннь! Дррры-ы-нннь!..
Андрею снилось очень неприятное и притом совершенно дурацкое: как будто нескончаемо звонит будильник, и его надо выключить, а если не выключишь, то не проснёшься как минимум до Страшного Суда, а выключить нет никакой возможности.
Дррры-ы-нннь! Дррры-ы-нннь! Дррры-ы-нннь!..
Андрей открыл глаза. Тьма в комнате нарушалась только бликом света, ползающим туда-сюда по потолку. Звонил телефон.
Жена невнятно простонала:
– Господи… ты… трубку… в конце концов…
Андрей нашарил на тумбочке трубку, наощупь нажал кнопку приёма и сипло произнёс:
– Алло!
После секундной паузы, заполненной электронными, но вместе с тем и явственно живыми шумами, трубка громко сказала низким тягучим голосом:
– Андрюшенька!
– Ё-моё, – пробормотал Андрей.
– Что? Плохо слышно, Андрюшенька! Говори громче!
Жена промычала что-то жалобно-возмущённое.
– Дядя Миша? Откуда? Сейчас, сейчас, подождите…
Андрей вылез из-под одеяла, встал и, прижимая трубку к уху, босиком побежал на кухню.
Сна как не бывало.
– Дядя Миша, я вас отлично слышу! Вы что, в Москве?
– Почему в Москве? – удивился дядя Миша. – Я у себя, на Брайтоне. Я что, отвлёк тебя, Андрюшенька? Извини…
Андрей вытащил сигарету из лежавшей на подоконнике пачки, щёлкнул зажигалкой, затянулся, приоткрыл окно и сказал:
– Да нет, не то, чтобы отвлекли… Какая, однако, слышимость…Ну… короче, спал я…
Он посмотрел на настенные часы и добавил:
– Четвёртый час ночи…
– Ах, Боже мой! – огорчился дядя Миша. – О разнице во времени совершенно забыл! Прости, Андрюшенька, спи дальше, я тебе утром перезвоню.
– Да чего уж, – сказал Андрей, – я уже проснулся. Что случилось, дядя Миша?
Его, в общем, не слишком удивил ночной звонок. Дядя Миша, правда, уехал уже семь лет назад и до сих пор ни разу не звонил. Но от такого нелепого человек можно было ожидать чего угодно и когда угодно.
– Это очень важно, Андрюшенька, – дядя Миша понизил голос. – Мне нужна твоя помощь. Я разработал… как бы тебе объяснить… ну, одну теорию, и даже уже начал кое-какие эксперименты. Но боюсь, что в теории что-то может оказаться не совсем. У тебя есть факс?
– Есть, – автоматически ответил Андрей, – на работе. А при чём тут факс? И какая теория?
– Ты всё-таки ещё не до конца проснулся, – грустно сказал дядя Миша. – Я пришлю тебе мою теорию по факсу, а ты проверишь – она по твоей специальности – и скажешь мне, может, там ошибки есть. Хотя эксперименты обнадёживают…
– Да что за теория-то, дядя Миша?
– А вот это не могу тебе сказать по телефону. Я подозреваю, что меня тут пасут. Не знаю, то ли ЦРУ, то ли ФБР. Одним словом, спецслужбы. Тут их много. Лучше по факсу. Продиктуй номер, пожалуйста, я сейчас отправлю. Тут немного, две страницы.
«Попал я», – подумал Андрей. – «Очередная бредятина. Никак старик не уймётся». Он стряхнул пепел за окно и попытался вывернуться:
– Дядя Миша! Я уже сто лет этим не занимаюсь! Я всё забыл! Я газированной водой торгую! Вы бы к Леониду Сергеевичу лучше обратились!
– Нет, Андрюшенька, – убеждённо ответил дядя Миша, – ты был у нас одним из лучших специалистов, ты не мог ничего забыть. Я знаю, это не забывается. Бывших – не бывает! А Лёне я звонил. Он сказал, что плохо себя чувствует. Ну, диктуй номер.
«Не слезет», – понял Андрей. Да, собственно, когда это дядя Миша с кого-нибудь слезал?
– Ладно, – неохотно сказал он, – шлите. Только не обещаю, что быстро отвечу, дел больно много.
Он продиктовал номер факса и зачем-то спросил:
– А где вы экспериментируете?
Как будто это имело какое-то значение…
– Дома, – совсем уже тихо ответил дядя Миша. И повторил, – Результаты обнадёживают. До свиданья, Андрюшенька.
Стоя у окна и докуривая, Андрей подумал, что хорошо, конечно, что дядя Миша в его возрасте этаким бодрячком держится. Теории выдумывает, эксперименты ставит (Господи, что за бред?). Да он всегда был такой. Добрый, наивный, всегда чем-нибудь увлечённый – и какой-то… не от мира сего… ну, недоделанный, одним словом.
ЦРУ с ФБР ему мерещатся… Звонит по ночам…
Дядя Миша вообще-то был высочайшей квалификации инженер-электрик. Однако всю жизнь его тянуло изобрести что-нибудь по чужой специальности. Именно по чужой, потому что в своей – слишком хорошо разбирался.
И – изобретал. Жена его, Наталья Петровна, работавшая в патентном отделе, помогала оформлять заявки. А дядя Миша простодушно изводил всех вокруг, и добивался-таки положительных отзывов, и несколько авторских свидетельств, всему вопреки, сумел получить.
Ни одно его изобретение, разумеется, не было внедрено, но дядю Мишу это не смущало. Более того, подав очередную заявку, он, как правило, занимал у друзей, знакомых, соседей деньги под будущие отчисления от экономического эффекта. Потом отдавал с получки…
Андрей докурил и отправился в спальню.
– Кто звонил? – ясным голосом спросила жена. – С ума посходили…
– Зеленчук, – ответил он. – Дядя Миша. Время перепутал, представляешь? Спи…
Жена зевнула и повернулась на другой бок. А к Андрею сон что-то не шёл.
Он попытался проверить себя, доказав в уме теорему Фруда – Финстервальдера. Простенькая совсем теоремка, когда-то он мог доказать её даже не просыпаясь… Сейчас ничего не получалось. Вместо уравнений энергии и импульса в голову лезли таможенные тарифы, курс евро к доллару и тому подобная чушь.
Андрей снова подумал о дяде Мише. Инфантилизм, конечно, фантастический… Если бы не Наталья Петровна, помер бы с голоду, это к бабке не ходить.
Вспомнилось, как дядя Миша вдруг увлёкся дачей. Собственно, это была не дача, а домик-развалюха на чудовищно захламлённом участке, один из последних сохранившихся рядом с их заводским посёлком. Москва расширялась, Москва наступала на этот бывшее дачное место, и дядя Миша купил обречённый участок с полуразвалившейся дощатой халупой. И был страшно доволен, особенно тем, что купил за бесценок, хотя на самом деле продавец, конечно, нагрел его по полной программе.
Как бы то ни было, дядя Миша принялся приводить участок в порядок, и первым делом ему потребовалась тележка для вывоза мусора. Дядя Миша не любил проторенных путей. И потому сам сделал чертежи, отнёс их в цех и договорился с работягами. Через неделю шедевр конструкторской мысли был готов. Хорошая получилась тележка, капитальная, прочная, удобная, с бортиками. Одно только дядя Миша забыл предусмотреть в чертежах – чтобы передняя ось поворачивалась. В результате тележка ездила только по прямой. А чтобы повернуть, следовало тащить её юзом. Дядя Миша попытался доработать транспортное средство своими руками, но добился только того, что тележка стала ездить уже не по прямой, а по широкой дуге.
На этом дачная эпопея кончилась – дяде Мише пришла в голову очередная научная идея…
И вот удивительно, думал Андрей, при такой, будем называть вещи своими именами, уёбищности, дядя Миша был всеобщим любимцем. Конечно, над ним шутили, но всегда по-доброму, его нелепые выдумки никого не раздражали, как не раздражала вечная невыбритость, и лихорадочный блеск в глазах, и пальто, застёгнутое наперекосяк, и даже постоянно проветриваемая ширинка. Относились к нему, как к ребёнку, доброму такому ребёнку, нежадному, неуклюжему, забавному, милому…
И в Штаты-то дядя Миша попал тоже по-дурацки. В середине девяностых он понял, что на постсоветском пространстве уже не будет востребован, а вот в Америке или, на худой конец, в Израиле – дело другое. Проявил необычайную настойчивость, сумел доказать наличие еврейского следа в своей родословной, получил все разрешения, прожил пару лет под Тель-Авивом, после чего, как говорили, разочаровался и отбыл за океан.
Андрей вспомнил, как буквально накануне отъезда дядя Миша позвонил ему и попросил срочно зайти. Наталья Петровна колобком носилась по квартире, упаковывая чемоданы и сумки, проверяя билеты и документы, а дядя Миша, небритый, встрёпанный, с совершенно безумными глазами, в грязной майке, лихорадочно писал что-то крупным корявым почерком. Он посмотрел на Андрея, как бы не узнавая его, кивнул, дописал ещё несколько строк и протянул исписанный формулами лист Андрею. «Посмотри на досуге, Андрюшенька. А доберёмся до места – я тебе позвоню, посоветуешь что-нибудь. Я только Лёне доверяю и тебе». Само собой, это была новая теория; само собой, абсолютно безграмотная… Впрочем, дядя Миша, по-видимому, вскоре о ней забыл.
Стало быть, и в Штатах продолжает изобретать… Бедолага… И Наталья Петровна с ним продолжает мучиться – в чужой-то стране… в их возрасте… без языка… Хотя… в общем, только это его и держит… ни детей, ни внуков, никого… А для неё он, в свою очередь, вроде ребёнка… её как раз он держит… – смутно думал Андрей, засыпая.
…Утром Андрей не вспоминал о ночном звонке, но, когда приехал в офис, секретарша Марина сказала:
– Андрей Александрович, тут ночью факс кто-то прислал – я сначала выбросить хотела, вроде не нам, на детский рисунок похоже, а потом посмотрела – как бы к вам лично обращаются… Вот, посмотрите.
На двух листочках была неловко изображена некая схема и написан ряд формул. Сверху красовался заголовок: «Теория обратной конусности». А внизу – приписка незнакомой рукой: «Андрюша, посмотри, пожалуйста, и, когда Миша тебе позвонит, похвали, а то он совсем дошёл. Н.П.»
Андрей взял листочки и направился к себе. Смотреть было особенно не на что – ошибка бросалась в глаза. Во второй строчке, и за ней – естественным образом до самого конца.
Андрей для полной уверенности подставил в выведенную дядей Мишей итоговую формулу предельное значение параметра и получил КПД выше ста процентов.
Мда… И что с этим делать, подумал он? Жалко старика…
Между прочим, несмотря на полубессонную ночь, соображалось хорошо – видимо, крепчайший кофе и выброс адреналина от езды в пробках прочистили ему мозги. Но не мешало бы ещё кофе выпить.
– Марин! – крикнул он. – Нарисуй кофейку!
Прихлёбывая из толстостенной кружки, Андрей набрал номер.
– Здравствуйте, Леонид Сергеевич, – сказал он. – Это Андрей. Как вы?
– Здравствуй, Андрюша, – ответил Леонид Сергеевич. – Да ничего. Давление скачет, а так ничего.
– Мне тут Зеленчук звонил, – сказал Андрей. – Ночью. И факс прислал с выкладками.
– А, – засмеялся Леонид Сергеевич, – мне он тоже звонил, только всё-таки днём. Я отказался, наверняка ведь сыпнотифозное что-нибудь. Да ведь?
– Не то слово. Я вот не знаю, что теперь делать, посоветоваться хочу. Там на факсе приписка от Натальи Петровны – просит не огорчать… А ошибка прямо сразу – уравнение энергии написал в векторной форме… И КПД к бесконечности стремится…
– Эх, – протянул Леонид Сергеевич, – всё неймётся Мише… Не знаю, Андрюша, я потому и отказался. А в принципе, как там у Филатова – лучше горькая, но правда, чем приятная, но лесть. Ты ему соврёшь, похвалишь, восхитишься – а дальше что? Хотя и жалко его, и Наташу жалко. Не знаю…
– Ладно, – сказал Андрей, – я сам подумаю. Спасибо вам, и не болейте.
Он отключился, собрался было задуматься, но не пришлось – позвонили ему, уже по делу, и понёсся рабочий день.
И пронёсся. И другой за ним.
На третий день дядя Миша позвонил, на этот раз в разумное вечернее время.
– Андрюшенька, – сказал он, – ты посмотрел мою теорию?
– Посмотрел, дядя Миша, – ответил Андрей. – Есть кое-какие замечания. Хотя… хотя, конечно, интересно… перспективно…
Ему стало неловко от собственной лжи.
– Ты, Андрюшенька, – сказал дядя Миша, – по телефону ничего не говори. Я побаиваюсь. Лучше по факсу. Пиши скорее свои замечания и шли. Запиши номер.
Андрей мгновенно почувствовал возможность для манёвра.
– Дядя Миша, – осторожно спросил он, – а почему вы так уверены в надёжности общения по факсу?
– Ох… – выдохнул дядя Миша и надолго замолчал.
– Вот я старый дурак! – продолжил он после паузы. – А ты – сразу чувствуется молодая голова! Умница! Ладно, давай лучше так – весной Наташа собирается с Москву, сестру проведать. Я её отправлю пораньше, сразу после Нового года. Она тебе позвонит, а ты напиши замечания и отдай ей. А что ты меня порадовал, что интересно и перспективно, это спасибо тебе.
– Дядя Миша, – спросил Андрей, – а с чего вы вообще взяли, что за вами кто-то следит?
Дядя Миша засмеялся.
– Я ведь тёртый калач, – сказал он. – И потом: я ведь обращался кое-куда со своей теорией. Конечно, бюрократы везде, хуже, чем у нас. Отфутболили меня. В Израиле, кстати, то же самое, но там хоть по-русски кое-кто понимает, а тут – ни бельмеса, а я с английским… не очень. Но информация-то просочилась! А теория-то – стратегического значения! Ты-то понимаешь… Ну, а тут – косые взгляды, негры какие-то вьются, евреи, чёрт их разберёт… Ладно, всё, всё, Наташа приедет – всё расскажет. До свиданья, Андрюшенька, мне надо работать.
…Факс с «теорией обратной конусности» некоторое время повалялся у Андрея на столе, даже немного выцвел, потом перекочевал в ящик. Прошло несколько месяцев, Наталья Петровна не появлялась. В общем-то, это было хорошо, потому что Андрей совершенно не представлял, как писать эти чёртовы замечания. Впрочем, он вспоминал о дяде Мише нечасто.
Через пару лет Андрей случайно заехал в их старый заводской посёлок, и первой, кого он встретил, оказалась Наталья Петровна.
– Здравствуйте! – сказал он. – А я и не знал, что вы здесь. Вы давно приехали?
– Здравствуй, Андрюша, – равнодушно ответила она. – Год уж как вернулась.
– Как вернулись? Совсем?
– А что мне там одной делать? – сказала Наталья Петровна.
– Одной?.. А?.. Дядя Миша?..
– А он же умер. Через полтора месяца два года будет. Так за работой и умер, скоропостижно.
Она поджала губы и добавила:
– Отмучился.
Наталья Петровна повернулась к Андрею спиной и, старчески переваливаясь, поковыляла прочь.
Господи, подумал Андрей, это, выходит, я виноват? Надо было плюнуть на всё, написать хвалебный отзыв, придумать для виду пару-тройку замечаний липовых, послать ему по факсу... Он, может, до сих пор скрипел бы… Или правда – отмучился?