Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Глаза Мика Джаггера (часть 2)Глаза Мика Джаггера (часть 2)Автор: Paul Да, так что же было вчера? Кажется, вечер мы начинали в «Азазеле» - этой чумовой забегаловке, что недалеко от стадиона. Там была «Старка», а на запивку – самое паршивое местное пиво. Где – то около девяти мы перебрались в «Санту» - место, куда попадешь всегда, в любом случае, где бы ты ни начинал попойку, как бы поздно ни было, и сколько бы денег у тебя ни оставалось. Мне иногда кажется, что мы просто привыкли к «Санте», и всех это устраивает. Меня, во всяком случае – да.В «Санте», помимо будничных попоек, отмечаются еще и дни рождения, поминки, вторые дни свадеб (для первых она все-таки маловата), приезды и отъезды. Иногда здесь столуются даже заезжие столичные звезды, потому как им неведомо, что «Санта» - не самое респектабельное заведение города, а организаторы гастролей попросту экономят на представительских расходах. Итак, я вчера был в «Санте». Это неплохо – оттуда меня трудно сдать в милицию. А с кем же я был? Ничего из того, что произошло после десяти вечера, абсолютно не удержалось в моей памяти. Ну и черт с ней, с памятью. Кто – нибудь обязательно распишет все в красках и лицах. Заверещал мобильный телефон. Я нашарил его на журнальном столике, некоторое время разглядывал высветившийся на дисплее номер, и, нажав кнопку ответа, в силу рефлекса, выработанного до того времени, когда входящие звонки объявили бесплатными, а мне подобные вопросы стали небезразличны, максимально отчетливо произнес: - Я дома… Перезвони. Положив мобильный на столик, я на ощупь, не раскрывая глаз, нашел там же трубку городского телефона, и подтащил её к уху. Оказывается, мне позвонил Эльф – участник наших вчерашних посиделок, неплохой друг, ровно настолько, насколько у меня вообще могут быть друзья, добрый и остроумный бездельник. Эльфом я зову его потому, что в смысле его внутреннего содержания ничего определенного о нем сказать нельзя, и этим он похож на второстепенных персонажей из толкиеновской тягомотины. Теперь не только я его так зову. У него всегда водятся деньги, которых хватает на выпивку, а ни в чем другом он не нуждается так остро. - Здравствуй! Ты как? Не плющит? Ну ты и монстр! Не помнишь, что делал вчера? «О, черт. Началось!» , - мелькнуло у меня в голове. Сердце бешено заколотилось, рука, держащая телефонную трубку, ощутимо задрожала. По телу пробежал мерзкий озноб. – А что там было? - Да так, ничего особенного. Что, правда не помнишь? – усмехнулся Эльф и приступил к рассказу. Оказывается, еще в «Азазеле», когда мы с ним выходили подышать воздухом, двое сидевших с нами за столом весельчаков подлили в наши пивные кружки старку (в просторечии – коктейль «Земля-воздух»). Мы, конечно же, ничего не заметили, хотя пойло явно пошло нам на пользу. В результате мы зачем-то поперлись в «Санту», где, по словам очевидцев (когда уж их Эльф успел отыскать и расспросить, не знаю), сразу же оккупировали стол в банкетном зале – семь отвратительных пьяных образин. Рассевшись, мы немедленно потребовали водки, а на закуску – томатный сок и острую корейскую морковь, которую узкоглазые с восточного рынка, по слухам, готовят в той же ванне, в которой замачивают раз в полмесяца своё бельё, и раз в два дня – разделывают дворовых шавок на ужин. Все было вроде ничего, но только мне почему –то вспомнился непревзойденный блокбастер Родригеса – «Отчаянный», а точнее – история, поведанная героем Тарантино. О том, как один парень держал пари с барменом на триста «гринов», что со своего столика он сумеет помочиться в стоящий на барной стойке стакан, и не прольет ни капли мимо. Естественно, он облил стойку, бутылки, посуду, самого бармена, тот жутко обрадовался, получил свои баксы, а парень их с легкостью заплатил. Потому что перед этим поспорил с ребятами, игравшими в той же забегаловке на биллиарде, что обольет всего бармена с ног до головы, а тот только рад будет. В общем, я эту историю пересказал вслух. Кто –то из наших, кажется, Красавчик Мустафа, чье прозвище, в отличие от Эльфа, ничего общего ни с этическим наполнением, ни с внешними параметрами оригинала не имеет, немедленно взял меня на «слабо». И я «смог». Поставил на стол стакан, расстегнулся и «смог». Выиграл ли что-нибудь – не помню, надо полазить по карманам, но полагаю, что вряд ли. - И еще ты показал этот стакан официантке. По-моему, даже предложил пригубить, - закончил Эльф. - Официантке? – в ужасе переспросил я, чувствуя, как пальцы рук и ног холодеют от страха. - Да, официантке. Ну ладно, ты что вечером собираешься делать? - Пока не знаю, -ответил я полузадушенно. - Ну давай. Надумаешь что- позвони, - и Эльф бросил трубку. Ну все, приехали, мелькнуло в голове. Теперь-то уж о репутации вообще говорить не придется. Хотя – какая у меня, к черту, репутация? Я перестал говорить о ней еще года два назад. А думать – уже год, наверно. Так что этот вот внутренний вопль – не более чем кокетство с самим собой, не надо врать себе. Да к чему мне теперь репутация? У меня сейчас другой уже уровень общения – там, в «Санте», и репутация моя тоже там, и никак она не изменится даже из-за дюжины обоссаных стаканов. Это все – с одной стороны. А с другой – господи, да что же мне так страшно! Как бешено рвется моторчик, и темнеет в глазах, да так, что даже цвет потолка мне теперь кажется не таким, как обычно! Как же мне это вообще пришло в голову! Ведь что ни говори, а в «Санте» пьет полгорода, и вдруг я там промазал мимо стакана, и забрызгал кожаный «Пилот» какого-нибудь гоблина, который в тот вечер выводил в кафе своих потаскух! «Могло быть или нет? Могло или нет?» напряженно заработал сдавленный тисками похмелья мозг. Да нет, вряд ли. Потому как в этом случае я бы очнулся уже не дома, а в травмпункте, это уж –к бабке не ходи. Проблема в том, что даже для «Санты», чью клиентуру трудно назвать элитной, такой экшн был явным перебором. Плюс к тому, официантки непременно доложат об инциденте директору, которого я хорошо знаю, и у нас с ним состоится неприятный разговор. Ну и что он мне сделает? Откажет в посещении? Да хер по всей роже! Деньги нужны всем, а я – один из источников его доходов, и большинство бесед в моей жизни и так не были приятными. Так что – черт с ним, с директором, и всеми его разговорами. Уже завтра я буду квасить там как ни в чем не бывало. И вообще, перестань думать об этом. Сейчас главное – прийти в себя, чтобы хоть как-нибудь продолжить день. Для начала мне нужно начать осознавать простейшие вещи, научиться их тривиальному восприятию. Надо чем-то заполнить образовавшийся психологический вакуум, найти какой-нибудь источник информации, живой или электронный – неважно. И такой источник у меня, похоже, есть. Всезнающий и динамичный, почти живой, послушный движению моего дрожащего пальца на пульте. Это я о своем телевизоре, продукте НТР начала века, который я включаю, не поднимаясь с дивана. Я даже не представляю иногда, как можно было существовать в те времена, когда для того, чтобы заставить это окно в мир вещать, или, наоборот, заткнуться, любой персонаж в моей ситуации должен был, сжав зубы, подползти к нему, и с усилием нажать кнопку диаметром с крышку от двухлитрового «Очакова». Я протянул руку к журнальному столику, нашарил легкий пластиковый пульт, пальцем определил кнопку четвертого канала, и с усилием вдавил её. Телевизор легко щелкнул, пошипел несколько секунд мягко, как летний ливень, и на экране образовалась новостная заставка. Оказывается, я очень удачно вошел в эфир – в начале какого-то часа, и теперь могу прояснить для себя, что там стряслось в стране и еще паре континентов за время моего пребывания в «Санте». Как выяснилось, ничего такого, что как-нибудь могло бы сказаться на моей жизни, не произошло. По заведенной традиции, вся тематика выпуска вертелась вокруг терроризма. В основном – международного. Вообще-то, сюжет можно было предсказать, потому что последние годы отечественные промыватели мозгов применяют единственную тактику, абсолютно неинтересную, но все же эффективную. Чтобы аудитория забывала о мелких собственных проблемах, надо регулярно показывать лицом угрозу глобальную. Терроризм, например. И делать это желательно устами пока еще авторитетных лиц. И здесь – достижения налицо, поскольку если прежний российский лидер мог кого угодно привести в замешательство рассуждениями о тридцати восьми снайперах, то с нынешним все в порядке. Лишнего не ляпнет, кроме такого «лишнего», которое всем понравится, потому как видно, что слов на ветер не бросает, - голубоглазый, подпол-спецслужбист с тихим уверенным голосом и спокойным лицом вечного курортника без морщин, седин и запойных мешков под глазами. Для выражения своих мыслей использует совсем иные метафоры – «сортиры» и «козлы» становятся протокольными терминами, зато военными оркестрами никто не дирижирует – может, слуха нет, и с европейскими лидерами не целуется никто с жаром и глубоко, с проникновением в ротовую полость – это уж не знаю почему. Так уж у нас повелось со времен семидесятилетнего политбюро, что вопросы секса на национальном уровне не обсуждаются. Вообще, если не считать отправки предпринимателей из аэропорта в «Матроску», то президентская эпоха сейчас определенно скучновата. В гениальном фильме Зонненфельда пиарщики спасали кампанию действующего американского президента тем, что придумали войну в Албании. У них получилось, в России – вроде как тоже, только вот войну тогда развязали самую что ни на есть реальную. Чтобы не вымудряться с костюмами и декорациями. Все главные выборы уже много лет как закончились, а война продолжается, но авангард боев – все таки в электронных масс-медиа. Лейтмотив видеорядов и комментарии припудренных дикторов –неразличимы независимо от телеканала. Волки ислама, палестинские боевики, персидские нефтяные шейхи, ИРА, ЭТА, выживший из ума Каддафи, и собирательный образ всей этой нечисти – похожий на старика Хоттабыча Усама бин Ладен, которого уже несколько раз убивали, а потом официально воскрешали, и которому везет определенно больше, чем коллеге Хусейну, который на плохой съемке мобильником со смиренной молитвой подошел к своему эшафоту, а потом-беспомощно и жутко мотался на толстой веревке, словно снизка колбасы в мясной лавке со включенным на всю мощь вентилятором. А у нас под эту лавочку – Чечня, которую чуть ли не наравне с Боснией и чуть ли не лично бин Ладен кормил с руки, пока не «навели порядок». Сперва, правда, кормил, и неслабо, кто-то другой, бросив там склады с союзными еще оружием и боеприпасами, но это к терроризму отношения никакого не имеет. В мозгу телерецепиента при этом должен возникнуть титр: какие там к черту пенсии, льготные лекарства, потребительские корзины и выплаты по защищенным статьям, когда к нас уже скоро по улицам будут разгуливать моджахеды и полевые командиры, лениво постреливая в прохожих! Я медленно перевернулся на другой бок. В голове резко запульсировало, мне даже показалось, что мой мозг сейчас разорвется, и брызги от него останутся на чистой еще простыне. Слегка застонав от невыносимой боли, я с усилием вжал лицо в прохладную подушку, ожидая, когда пройдет этот кошмарный пульс. Еще минуту он не отпускал меня, слабея с каждым ударом, пока не затих. Я отметил, что это- нехороший признак, такие боли бывают только от сильно смешанной выпивки, причем компонентов должно быть не менее трех. Вот как вчера, - паршивое пиво, 43-х градусная старка и доморощенная водка. В такое утро не спасает ничего, - ни выжатый в минералку лимон (тем более, что ни того, ни другого у меня сейчас нет), ни всякие там растворимые шипучие зелья, ни контрастный душ. Ничто не сможет помочь, кроме способа профессора Воланда, призывавшего лечить подобное подобным. Сатана был прав: я лично других действенных методов не знаю. Только вот не хотелось бы одному. Плевать я хотел на предрассудки застойных лет, что, дескать, в одиночестве пьют одни лишь горькие пьяницы. То бишь пей с кем угодно, хоть с кошкой, но только не один. Все банально - одному бывает скучно. А так как выпивка, в отличие, к примеру, от герметично замыкающего гашиша, порождает ораторские желания, да что уж там -фюрерский "Редеэгоизмус", -необходима аудитория, или хотя бы собеседник, стать которым захочет не каждый бармен. В моем конкретном случае поиск такого персонажа осложняется еще и тем, что сегодня – рабочий день, вторник, кажется. И не все еще в этом городе обеспечили себе право на безделье тем, что убедились в бесплодности своих порывов. Может быть, и оттого, что не у всех они оказались бесплодными, но это – тема для отдельного обсуждения. Можно, конечно, позвонить Стенли. Рад моему звонку он, кончено, не будет, хотя и не покажет этого. Только звонок мой не даст никаких результатов. Во первых, потому что мы с ним говорим на разных языках. Нет, вернее, говорим - то мы, конечно, по - русски, хотя для него в этом есть некоторые лингвистические нюансы, только вот не понимаем друг друга. А во - вторых, и это главное, Стенли - не пьет. Такое бывает, даже в нашей дурно пахнущей среде. Вообще говоря, персонажи, подобные Стенли персоны рождаются здесь раз в полвека. Чтобы осознать, что он такое, необходимо нарисовать в мозгу эдакого праздного тридцатилетнего европейца (именно европейца, а не какого - нибудь там австралийца), никогда никуда не спешащего, никогда не имеющего дел, срочных или не очень, и сыто жмурящегося на солнце, луну, звезды или сорокавольтовую лампочку в предвкушении одних лишь позитивных жизненных перспектив и ощущений - других у него не бывает, и для окружающих его мистическая удачливость - тоже аксиома. На самом деле никакой он не Стенли. Он - то ли Саша, то ли Леша, а может быть, и Володя. Я никогда не помнил его паспортного имени, поскольку субъекта, одежда на котором по цене может сравниться с колесом «Хаммера», пахнущего неизменным «D&G», не пьющего и не курящего табака и дури, одаривающего всех белоснежным «чизом», спящего по двенадцать часов в сутки, и не менее чем раз в полгода выезжающего куда- нибудь в Барселону или Флориду, удобнее называть «Стенли», или даже «Джимми», но никак не Володей. Сам Стэнли ничего не имеет против такого харизматического обозначения, и на все мои кабацкие шуточки неизменно реагирует ухмылкой и гримаской легкого презрения на ухоженном лице с несмываемым загаром Лонг - Бич Айленда. Несмотря на все это, я иногда разговариваю со Стэнли, и что самое поразительное - он тоже общается со мной. Кроме того, подчас в нем пробуждается Макаренко, и в минуты оные он пытается учить меня жизни, претендуя на монопольное обладание тайной её смысла, и развивая сорокаминутные лекционные темы о вреде пьянства и бесцельности моего существования. А я в ответ - молчу. Еще пару лет назад бесцельным я мог бы назвать жизнь самого Стэнли и всех ему подобных, а теперь вот - не могу. Упрекнуть в глупости и недальновидности этого высокомерного умницу, ни в школе, ни в университете не знавшего оценки ниже пяти баллов против моих трех, за которым всегда тянулся целый шлейф разноцветных легенд и разномастных девиц? Можно, конечно, пользуясь терминами Гука, сказать : а знаешь, Стэн, ты ведь живешь в клетке, и -что? А ничего. Его одеколон стоит больше, чем я пропиваю за месяц, и он-счастлив. И этим все сказано. Большей частью поэтому я и не пускаюсь в дискуссии. Какое - то время я напряженно пытался вспомнить, куда я дел свои часы. Нельзя было исключать и того, что я их потерял, хотя такого никогда еще не было - часы в силу их способа крепления на руке вообще потерять затруднительно. К счастью, все обошлось и на сей раз - я просто забыл их снять, и они были у меня на запястии. Испытав некоторое облегчение, я взглянул на циферблат : была уже половина десятого, а это означало, что Стэнли уже не спит, или просыпается в настоящий момент, чтобы лениво добраться до кухни, и заварить себе чашечку «Доброе утро, Америка !» Его номер долго был занят, и все это время я неподвижно лежал, уставившись в потолок, и с небольшим перерывом нажимал на кнопку повтора набранного номера. Наконец в трубке надсадно прогудел длинный сигнал, и я поднес ее к уху. Алло... - безразлично ответил мне свежий, даже какой - то упругий голос. Здравствуй, Стэнли, - бодрости в моем приветствии не прозвучало, как я ни старался. - Привет. Ну, как ты? Вот черт, подумал я. Ничего не поделаешь - лингвистические издержки. Он никогда не имел привычки спрашивать «Ну, как дела?», «Какие пироги ?» или что - нибудь еще в этом роде. «Как ты ?» - это, если кто не понял, калька с американизма «Нош аге уоu ?» - Да никак. Паршиво, если честно, - с чувством ответил я. А что еще я мог сказать! - Что, опять? - сочувственно спросил Стэнли. - Конечно. Что же еще может случиться? - Не могу понять, зачем ты это делаешь, - менторским тоном произнес он. - Мы обсуждали с тобой все это уже тысячу раз, и ты никак не можешь сделать для себя выводов, да ладно выводов, просто объяснить - зачем - и то не можешь. «Началось !» - мелькнуло в моем затемненном мозгу. Похоже, мне предстояла очередная дружеская лекция, длинная, как мексиканский сериал, и такая же бестолковая. В речи Стэнли то и дело явно проскальзывала тягучая американская интонация, от которой ему, похоже, никогда уже не избавиться. Я никак не мог придумать, что бы такое ответить, чтобы было не слишком пошло и тривиально. - “Why do I drink? So than I can write poetry” (1) - все это я извлек откуда - то из паутины памяти, и замолчал, поскольку на том конце провода тоже возникла пауза- видно, мой лингафонный выговор резанул Стэнли слух. - Ну, стихов, ты, я полагаю, не пишешь. А даже если бы писал ? Это что - обязательное приложение? Тот, кого ты мне сейчас цитировал, наверняка ведь бережет себя, не злоупотребляет, денежки зарабатывает на своей писанине. - Это - да, - поспешил согласиться я. Ну и что ты намерен предпринять ? - Слушай, Стэнли, - я старался вложить в свой голос как можно больше жалобной тональности. - Ты чем сейчас занят ? Я пойду сейчас в «Фортуну» - составь мне компанию, все равно ведь тебе делать нечего. - Я не играю в казино, ты же знаешь, - он явно тянул время, поскольку прекрасно знал, что и я в казино почти не играю. - Я - не играть. Просто мне хочется холодного пива, - сказал я с натянутым терпением. Ну - нет. Не пойду, и главное - тебе не советую. От этой фразы за версту несло хрестоматийной британской надменностью. В той ее стадии, за которую я не люблю ни самих островитян, ни всех тех, кто пытается им в чем- то подражать. Но дело было даже не в надменности, а в том, что Стэнли принадлежал к тому редкому сорту людей, после которых чувствуешь себя униженным, даже если ничего плохого им не предложил. Я сжал телефонную трубку немного крепче. - Послушай, амиго, или как вы там выражаетесь. Тебе ведь не обязательно пить пиво со мной можешь ограничиться кофе или колой, просто мне скучно одному там сидеть! - Нет, совершенно точно нет. Я просто принципиально туда не пойду. Больше всего я не переношу, когда типы вроде Стэнли намекают на наличие у них принципов, или хуже того - совести. Я чувствовал, что теряю терпение. Скажи мне, ну что у тебя за принципы ? Я же, кажется, не в бордель для педиков тебя пригласил ! Или ты просто принципиально считаешь, что все пьющие, а ведь все, кроме тебя - в той или иной степени пьющие - бычье? Ты ведь это имел ввиду? - Ничего подобного я не говорил, - он ответил лениво, неслышно подавляя зевоту. Похоже, ему тоже надоедал весь этот разговор. - Пей, если тебе хочется. Только это ведь глупо, на самом деле глупо - ты губишь свою карьеру, саморазрушаешься. - Это не глупо, Стэнли ! Вернее, может быть - для тебя глупо, но ты не вправе давать определения моим поступкам. Когда до тебя дойдет наконец, что у каждого - своя правда ! - Вот как ? - он, похоже, не ожидал от меня такого поворота разговора. - И какая же она у тебя ? Каждый день надираться в стельку, и рассуждать о жизни со всей этой вашей пьянью из «Санты» ? Я должен был знать, что ничего не смогу возразить, когда беседа неизбежно придет к этой точке. Стэнли просто не поймет меня, не поймет никогда. Он даже не знает, и не захочет знать, что бывают жизни, сложившиеся совсем не как у него, текущие абсолютно по другим руслам. В широком смысле, они не хуже и не лучше, потому как слишком уж зыбкие и ненадежные понятия - «зло» и «благо», просто они - другие. И не поймет он меня не потому, что он плох или недостаточно хорош, а просто - другой. Он ни разу в жизни не напивался, и похоже, не напьется, потому что - незачем. Вполне вероятно, Стэнли и вправду желает мне добра, и верит, что своими наставлениями сможет что - то изменить во мне. Проблема в том, что его реальная жизнь лучше той, новой, которую могла бы подарить ему ледяная бутылка старки. Разговор явно нуждался в завершении. И лучше -на ноте если не дружеской, то уж хотя бы не враждебной. - Ладно, Стэнли, похоже - ты прав, - сдался я на милость победителя. - Но прав в рамках своей правды. А у меня - другая, не совсем та, о которой ты говорил, хотя по форме - похоже. Ну спасибо! - съязвил он на прощанье. - Хотя мне почему - то кажется, что базовые понятия более или менее одинаковы для всех. А значит, и для тебя - тоже. Я тебе искренне этого желаю. - Мы еще поговорим об этом. Только не сейчас, ладно ? Пока. - я выключил трубку. Мы больше ничего не будем обсуждать со Стэнли, по крайней мере - я первый не выйду на контакт, а уж он - тем более. Я это решил для себя со всеми остатками своей моральной твердокаменности. Промывание моих тлеющих мозгов по методу Стэнли никак не решило самой актуальной для меня проблемы - отсутствия собеседника. Сейчас, когда по времени приближался уже следующий новостной телевыпуск, я должен был что - то предпринимать. Не имело значения, кто согласиться пойти со мной в «Фортуну» для того, чтобы выслушивать мои катализированные прохладным пивом размышления на вечные общечеловеческие темы, важно, чтобы кто - нибудь был. Даже мои слова не достойны того, чтобы произносить их в пустоту - это правило я вывел для себя, когда публиковался в никем не читаемой газете. Вообще - то, я знаю, кому сейчас можно позвонить. Конечно же -тощему. Он - то уж точно ничем не занят, если опять не рассматривает фотографии в порносайтах. И, кстати, он тоже никогда не прочь выпить. Не в моих, конечно, дозах, и не с моей регулярностью, но при желании он вполне может составить мне серьезную конкуренцию. И главное, он нисколько сейчас не будет шокирован моим предложением, поскольку приглашения на выпивку у него в любой ситуации вызывают только неподдельную детскую радость. Еще какое - то незначительное время я потерял на поиск телефонной трубки в глубоких складках одеяла. Вытряхнув её, я стал набирать номер, отчетливо, намного громче обычного слыша, как нажатие моих пальцев на клавиши сопровождается мелодичным попискиванием тонального набора. Когда последний короткий звук оборвался, я замер, прислушиваясь в погребной тишине к сигналам дозвона. _____________________________________________________________ (1) «Почему я пью ? Так я могу писать стихи» (англ.) - Джим Моррисон, рок - идол, умер в 1971 г. в Париже в возрасте 27 лет от чрезмерного бухла Теги:
-3 Комментарии
#0 21:28 25-04-2007Фтыкатель Матьиво
прилежно осилил данный опус. и мне понравилось. жду продолжения, если оно намечается. Асилила. Можно почитать и дальше о раздумьях, заморочках, переживаниях и попытках самооправдания автора. Paul НАКОНЕЦ-ТО ДОЖДАЛИСЬ!!! ПЕШИ СКОРЕЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ!!! (быстрее, но устессна с тем же качеством) Paul НАКОНЕЦ-ТО ДОЖДАЛИСЬ!!! ПЕШИ СКОРЕЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ!!! (быстрее, но устессна с тем же качеством) Прочитал.Понравилось ,но: 1-первыый абзац до опизденеия похож на Ерофеевский опус про курский вокзал. 2-тезис"Бин Ладен-коллега Хуссейна"на мой взгляд весьма сомнителен. 3-посыл данного труда,как-то ускользает-продолжение просто необходимо. Еше свежачок Мастера медведь съел. Натурально. Белый медведь . Потому что не нужно ходить туда, куда не нужно. Табличка висит. "Не ходить". Теперь где нового мастера искать. Медведь за него работать будет что ли. Услили ограждение. Периметр обнесли колючей проволокой.... ПРОДЫРЕЦ
(сказка о чём-то) Сюр&Треш Встретились как-то в лоханке постирушечной 2 дырки-отверстия носочные, принюхались друг к дружке и очень обрадовались.... Крутит событий Чёртово колесо
Время. На гребне выси стареют дети. Осень включает дворника - пылесос, Самый простой и мощный в своём сигменте. Странный чувак. Расхлыстан да нетверёз. Жадина - через трубочку губ влюблённо Тянет в режиме "турбо" печаль берёз, Силу и вдохновенную нежность клёнов.... Сейчас печалью выводить печаль,
как пятнышко от кофе на рубахе. На завтрак - дождь и жареный миндаль, и длинный день, заваренный на страхе ночных, отчаянных, неведомых тревог, запястий, лезвий, подоконников, таблеток. Уябывай скорее за порог.... Она впилась в него после пары дежурных фраз. Приехала с новым мужем к своячнице и его с "законной" позвали за компанию. "Я вдова", подчёркивала она непреклонно на его "разведёнка". Покойный муж был директором атомной станции и сгорел от рака желудка едва за сорок....
|