Мозг (часть II)

Автор: Лев Рыжков Начало здесь

- Как мы с тобой познакомились? - спросила Наташа за завтраком.
Она ловила взглядом, стремилась понять те эмоции, что, как кадры на кинопленке, мелькали в Ромкином взгляде. Вот его фирменная трусоватость, ожидание подвоха. А вот уже и облегчение. Словно он ожидал с ее стороны чего-то. Но чего?
- Я же тебе сто раз рассказывал, - осторожно произнес Рома.
- А еще раз?
- Ну, зая. Я же опаздываю. Да и ты тоже должна поторапливаться, если хочешь, чтобы я довез тебя до работы.
- Успеем, - зло сказала Наташа.
Книжный магазин располагался всего-то в полутора кварталах от дома. Наташа могла запросто дойти туда пешком. Однако Ромка каждый день отвозил и привозил ее на работу.
- Какой мужик у тебя золотой, заботливый! - говорили продавщицы. Завидовали.
Но Наташу коробило от того внимания, которое оказывал ей Ромка. Иногда ей казалось, что Ромка охраняет ее. Чтобы она не сбежала куда-нибудь. Но вот вопрос: куда? Да и зачем?
- Расскажи, - повторила Наташа.
Во время Ромкиного нервного, словно заученного рассказа она закрыла глаза, решив положиться на шестое чувство. Что-то она в нем упустила, что-то очень важное.
Ромка говорил, что они познакомились в Геленджике, в пансионате. На танцах.
(Тепло, тепло. Название курортного города как-то резонировало в душе Наташи, задевало какую-то струнку.)
Сразу после знакомства у них ничего не было. Ромка лишь проводил ее до домика. А потом подошел к ней следующим поздним утром. На пляжном пирсе.
(Холодно. Никакого отклика.)
Вечером переспали.
(Еще холоднее.)
Стали встречаться.
- А на чем мы с тобой сошлись? - спросила Наташа. - О чем разговаривали?
- Ну, о всяком. О книгах, музыке…
Тут Ромка явно врал. Последняя прочитанная им книга называлась «Как убивали «Спартак». До этого был «Духless». Больше года назад. Ромка читал его по настоянию Наташи. Книга его не впечатлила. А вот Наташу наоборот.
Музыка. Ромка бездумно гонял «Авторадио», большинство исполнителей по именам не различал. Слуха не имел.
Даже на фоне самых заурядных пляжных кавалеров Ромка был безнадежен. К тому же с чувством юмора у него тоже была катастрофа. Самое большее, что он мог - это пересказать чужой, не очень сложный анекдот.
- За что же я тебя полюбила-то? - спросила Наташа.
Муж замялся.
- За хороший дрын, - робко произнес он. Сам не веря тому, что сказал.
Сексом ее муж тоже занимался так себе. Трусил, вольностей не позволял. Словно не по чину это было. В глубине души Наташа знала, что такое хороший секс. Это, если кратко, - совсем не так, как с Ромкой.
Наташе казалось, что когда она поймет, что же привлекло ее в этом, примечательном лишь своей заурядностью, типе, она догадается и обо всем остальном.
…Наташа ничего не помнила о полутора годах своей жизни. О том, что происходило с ней с июля 2004 по февраль 2006 года. Память у нее исчезла, когда Ромка разбил свою «девятку». Сам сломал ключицу, а вот Наташа получила черепно-мозговую травму, осложнившуюся проявлением ретроградной амнезии. И она забыла как саму аварию, так и полтора года до этого. Доктора пожимали плечами, говорили, что такое бывает. В принципе, память может восстановиться. Но уж точно не сразу.
Последнее, что помнила Наташа из периода «до» - как она садится в поезд «Новокузнецк - Москва». Ехать покорять столицу.
Первые, важные, шаги в большом городе канули в забвение. Она не помнила, как стала работать в книжном магазине. Тем более, что ехала-то - в школу фотомоделей. Не помнила, как вышла замуж. Когда же память вернулась, Наташа оказалась в однушке на Черемушках. С чудовищными бежевыми обоями и грузной стариковской мебелью. В квартире жил пухлощекий детина, называвший себя ее мужем. И обретшая память Наташа долго приучала себя не бояться его.
Свадьба, к слову, состоялась при неясных обстоятельствах. Без гостей. Свидетельница с ее собственной стороны была Наташе незнакома. Ромка говорил, что ее звали Розой, и что она уехала на ПМЖ в Израиль.
- Ну, так ты едешь на работу, или нет? - спросил Ромка.
- Последний вопрос, - сказала Наташа. - Ты помнишь тот день, когда мы познакомились?
- Ну еще бы! Светило солнце, плескались волны…
- Нет! - перебила Наташа. - Какое это было число?
- Число? - нахмурился Ромка. - Девятнадцатое июля.
- Что?! - Наташа непроизвольно дернула рукой, смахнула со стола чашку кофе. Брызнули осколки керамики, по полу разлилась бурая лужа. - Девятнадцатое июля?
- Ну да. Слушай! Это же завтра! Надо бы шампанского купить.
Муж опять стал трусовато озираться. Наташе казалось, будто он вдруг понял, что сболтнул что-то не то. В предложении праздника нотки энтузиазма не звучали.
- Что с тобой? - спросил Ромка. - Ты дрожишь?
- Нет-нет, - сказала Наташа. - Голова что-то разболелась.
- Я опаздываю, - пробубнил муж.
- Езжай, Ромочка! А я еще в аптеку зайду.
Уходил Ромка неохотно. Будто боялся оставлять ее одну. Волновался? Наташа в это не верила.
Когда Ромка ушел, она достала из кармана халата визитку. «Встретимся 19 июля».
Значит, завтра она увидит… Себя? Или кого-то еще?
Наташа перевернула визитку. Цифры телефонных номеров манили, но и пугали. Позвонить? Но вдруг ответит тот самый унылый проситель из ее сна? И что тогда делать?
- Решайся, корова! - приказала она сама себе. Подошла к аппарату.
***
Нажимала на кнопки осторожно. Телефон против ожидания, не был занят. Но после первого же длинного гудка Наташа дала отбой. Нет, она не сможет.
- И так и останешься беспомощной, трусливой дурой, - сказала она себе. - Звони!
Гудок. Другой. Третий. Трубку не брали. Наташа знала, что если она сейчас положит трубку, то больше никогда не станет набирать этот номер.
- Алё! - вдруг каркнул в ухо хриплый женский голос.
- Алло, - осторожно сказала Наташа. - Не подскажете, Степана Эмильевича я могу услышать?
- Семина, что ли?
Быстрый взгляд на карточку.
- Да-да, Семина.
- Он умер, - сообщила женщина. - А вы, собственно, по какому вопросу?
Стыдно признаться, но Наташа испытала облегчение. Она больше не увидит унылого просителя из своего сна. Ей не придется с ним разговаривать, смотреть ему в глаза. И слава богу.
- Я журналистка, - сказала Наташа. - Я хотела взять у Степана Эмильевича интервью.
Вспомнилась одна из последних книжек Донцовой, где героиня тоже врала, что журналистка. И ей верили.
- Для какого издания?
- «Наука и жизнь», - Лгать надо уверенно, и тогда тебе поверят. И еще не мешало бы представиться. - Меня зовут Наташа.
- Наташа, - Голос женщины по телефону приобрел интонации Бармалея со старых детских пластинок, стал противным и опасным. - Значит, Наташа. А фамилия ваша?
- Донцова, - соврала Наташа, не моргнув. - А не подскажете, отчего умер Степан Эмильевич?
- По телефону мы таких подробностей не сообщаем. Приезжайте к нам, и все узнаете. Как, приедете?
- Да, - соврала Наташа уже не так бойко. Ехать не пойми зачем в какую-то лабораторию не было желания. Тем более, что человек, когда-то может быть давший ей визитку, умер. И хуй бы с ним.
Однако адрес записала. И даже то, как идти от метро.
Зазвонил мобильный. Определился Ромкин номер.
- Секундочку, - сказала Наташа. - Да, Ром.
- Наташа! - Женщина из лаборатории словно специально заговорила очень громко. - Сотрудники нашей лаборатории очень заняты. Постарайтесь не задерживаться.
- Что там, с кем ты разговариваешь? - спросил Ромка в другое ухо.
- Да так.
- С кем. Ты. Разговариваешь, - в голосе мужа проявилась угроза, какой Наташа раньше и не слышала.
- С женщиной.
- С какой?
Наташа положила трубку стационарного телефона.
- С подругой.
- С какой еще подругой?
- Ром, не утомляй меня, - сказала Наташа. - У меня и так голова болит.
- К слову о голове. Я заехал к тебе в магазин и сказал, что ты заболела и сегодня не придешь. Марья Викторовна, директриса твоя, разрешила тебе поболеть.
- Но зачем, Ромочка?
- Потому что ты плохо себя чувствуешь, - Заботливые интонации Ромке положительно не давались. - Да я и сам вдруг подумал, что надо о тебе позаботиться. За лекарствами сходить. То-сё.
- Ромочка, да я и не больна, в общем-то.
- Нет, - словно убеждал ее муж. - Больна. Я сейчас приеду.
Отбой.
В магазине было хорошо то, что не надо было платить за книжки. И Наташа много читала. Обычно по книжке в день. В каком-то триллере (точно вспомнить она не могла, кроме того, что автор - американец) муж решил убить жену. И тоже велел не выходить из дома. Говорил, что сейчас приедет. В голосе тоже сквозила фальшивая забота. Потом приехал, с бензопилой в руках. Но за каким лешим Ромке ее убивать?
Это была глупость и паранойя. Но Наташа ничего не могла с собой поделать. Ей хотелось вырваться из дома, который сейчас казался ей гнетущей клеткой. Она погуляет в парке, подышит воздухом.
Или все-таки съездит в лабораторию. И разгадает, наконец, каким образом покойный Степан Эмильевич оказался в ее сне.
А та старуха, что говорила по телефону… Ну, так не съест же она Наташу!
Долго Наташа не собиралась. Надела легкие джинсики, курточку, темные очки. Бросила в сумочку минимум косметики.
Уже на улице, свернув за детскую площадку, она увидела, как во двор въезжает Рома на своей «восьмерке».
Вернуться? Не маяться дурью? Ромка ведь - хороший. Заботится о тебе, корове. А ты от него, значит, сбегаешь?
И Наташа бы вернулась. Если бы не увидела Ромкиных рук. Их ладони сжимались и разжимались. Обрубок мизинца на правой руке нервно подрагивал. Ромка не то нервничал, не то готовился к тому, чтобы… Задушить?
Наташа поспешила к метро. До которого, слава богу, было два шага.
***
- Ты где, блядь? - отчаянно выл в трубку Ромка. - Ты почему сбежала?
- Сбегают, Ром, из тюрьмы, - сказала Наташа.
Она оглядывалась в незнакомом районе. «Макдональдс», автостанция, торговый центр.
- Ты что задумала?
- Я гуляю, Ром. Просто гуляю. Разве я не могу погулять?
- Вернись, пожалуйста. Пока еще не поздно.
Ромка хныкал. Это было неожиданно. И никак не вязалось с его обликом дебиловатого ковбоя.
- Да куда я денусь! Как маленький.
Отбой. Секунд через пять телефон заверещал опять. Наташа его отключила.
Она не боялась, что Ромка начнет скандалить. Или поднимет на нее руку. Пусть только попробует.
…Справа был бесконечный бетонный забор, за которым что-то гудело. Слева - высокие жилые дома.
Лаборатория располагалась в старинном особняке, неизвестно как оказавшемся в индустриальном районе. Стены были с фигурными кирпичными выступами, частью искрошившимися. Лестница в три ступеньки вела к обшитой дерматином двери с истертой табличкой. Звонок-кнопочка.
Дверь открылась сразу.
За ней стоял огромный, почти как боксер Валуев, охранник. Из нагрудного кармана пиджака выглядывала антенна рации.
- Я Наташа Донцова, - сказала Наташа. - Я об интервью договаривалась по поводу…
- Проходите! - Охранник повернулся боком, освобождая дорогу. Не отходил. Даже боком занимал очень много места. Наташе пришлось протискиваться.
Наташа была уверена, что окажется в запущенном казенном помещении с пыльными пробирками, паутиной, чахлыми кактусами на подоконниках. Но внутри было прилично. Белые пластиковые панели создавали ощущение стерильности.
- Вам туда! - кивнул охранник в сторону коридора.
Было несколько пластмассовых дверей. Одна из них оказалась приоткрыта. Наверное, она-то и была нужна Наташе.
Сделав шаг внутрь, Наташа застыла. Место, где она оказалась, могло быть всем, чем угодно - чилл-аутом в клубе, комнатой отдыха, даже кают-компанией на престижной яхте. Но только не частью научной лаборатории.
Собственно, в этой комнате не было ничего, кроме широкой кровати, застеленной красным покрывалом. Рядом стоял торшер, с красным же абажуром.
На краю постели сидела женщина. На вид ей было около восьмидесяти. Впалые щеки напоминали открытые угольные карьеры под родным для Наташи Новокузнецком. Морщины были неумело и густо замазаны кремом. Старуха улыбалась накрашенным алой помадой провалом рта. Умело наложенные тени обрамляли взгляд настолько безжизненный, что (по мгновенному Наташиному впечатлению) им можно было запросто морить тараканов. На голове у старухи был парик с нелепым, в стиле молодого Элвиса Пресли, начесом.
- Здравствуйте, - сказала Наташа, робея.
Старуха кивнула и указала на место слева от себя.
- Сядь сюда, Наташа. И говори громче. Прямо в ухо.
Вблизи старуха производила впечатление мумии, собравшейся на карнавал. В мочке дряблого, напудренного уха болталась сережка с алмазом. Из ушной раковины рос пучок жестких седых волос.
- Я хотела бы побольше узнать о Степане Эмильевиче, обстоятельствах его…
В плечо Наташи вцепилась старухина рука - неожиданно и больно.
- Ой, что вы делаете? Я же представительница пре…
- Никакая ты не представительница, - Старуха наконец повернула к Наташе лицо. Изо рта у нее пахло пылью. - Ты просто любопытная пизда, не так ли?
- Я… Что вы себе… Ладно. Дайте, я просто уйду. Так и быть, я вам наврала…
- А то я не поняла. Что ты хотела от Степана Эмильевича?
- Я хотела узнать, как он умер?
- Он упал на рельсы метро. Попал под поезд.
- Но… почему?
- Никто не знает, - Старуха пожевала губами. Нарисованный помадой рот терял очертания прямо на глазах. - Может быть, об этом что-то знаешь ты?
- Я… Нет… Я вообще ничего о Степане Эмильевиче не знаю.
- Но ты откуда-то узнала его телефон.
Хватка стала крепче. На секунду скосив глаза, Наташа увидела, что ногти старухи накрашены красным лаком. В тон помаде.
- Откуда?
Наташа достала из сумочки карточку, показала старухе. Старуха перевернула карточку, прочитала послание на обороте.
Дальнейшее произошло так быстро, что Наташа даже не успела испугаться. Во рту у нее вдруг оказался старухин палец - костистый и соленый на вкус. Коготь вонзился в изнанку щеки, оттягивая ее вниз, к покрывалу на постели.
- Что ты знаешь про девятнадцатое июля? - спросила старуха.
- Ни… ничего.
- Так знай, что в это день погиб Степан Эмильевич. Великий ученый. Святой человек. И ты что-то об этом знаешь.
- Нет-нет, совсем ничего, поверьте!
В комнате появился огромный охранник. Встал у выхода. Наташа поняла, что сейчас ей будет плохо. Очень плохо.
Старуха наконец-то вытащила у нее изо рта свой ужасный крючковатый палец. Облизала его.
- Снимай штаны, - велела старуха. - Быстро.
- Что?
Охранник шагнул вперед, и Наташа поняла, что лучше послушаться. Она стягивала с бедер джинсы, стараясь не выдавать собственный страх. Да что там! Настоящий ужас.
- Куртку! - требовала старуха. - Кофточку! Лифчик!
Какая-то часть Наташи корчилась от ужаса. Другая же - словно наблюдала за происходящим со стороны. И, надо сказать, без каких бы то ни было чрезвычайных эмоций. Как будто даже с исследовательским любопытством.
- Ложись! - указала старуха на постель.
Можно было поднять крик. Вцепиться ногтями старухе в лицо. Но Наташа просто хотела уйти отсюда живой.
- На спину! Ноги раздвинуть!
Старуха склонилась над раздвинутыми ногами, костистым пальцем нащупала клитор. Наташа вскрикнула.
Два пальца старухи оказались в Наташином влагалище. Странно, но Наташа испытала возбуждение. Хотя и странного свойства. Стон вырвался из нее против воли, сменившись криком испуга и удивления, когда старуха вытащила из нее пальцы, и вдруг запустила язык Наташе в пизду. Наташа закричала, и так и не поняла: чего было больше в это крике - наслаждения или ужаса.
Странное, противоестественное удовольствие накатывало волнами. Волны были оранжевые, как шкура мультипликационного львенка. Вместе с удовольствием было и еще какое-то ощущение. Будто бы в голове у нее обосновалась тонкая ледяная рука, ощупывала и перебирала ее мысли. И еще показалось, будто в голове у нее есть что-то вроде наглухо запакованной капсулы. А ледяная рука бьет ее, пытается расколоть. А капсула все не поддается.
И еще Наташа поняла, что чувствовала убиваемая свинья, когда висела на крюке. Что это было за удовольствие, и что за ужас.
Наташа лежала, сотрясаемая судорогами, а старуха смотрела ей в лицо. Помада окончательно размазалась. Казалось, что рот старухи окровавлен.
- Почему ты не поддаешься? - говорила старуха, мертвым взглядом скользя по Наташиным глазам. - Почему я не могу в тебя войти?
Лучше было плакать и молчать. Может быть, тогда отпустят.
… И ее действительно выпустили. Старуха позволила Наташе одеться и уйти. И это было еще одной странностью сегодняшнего дня.
Наташа шла быстрым шагом в метро и думала, что ну его на хуй. Что сейчас она приедет домой. И больше никогда - никогда! - в жизни не будет ввязываться в сомнительные приключения. Разыскивать дурацких мертвецов, звонить во всякие там лаборатории. Сбегать от Ромки, будь он хоть трижды свиноебом.
Она нервно курила на ходу и думала о том, что ведь никому и не расскажешь. Не поверит этому никто. Что ее могла изнасиловать - в лаборатории микроклонирования - языком - старуха.
Улыбчивый пьяница в фартуке у метро протянул ей рекламный листочек. «На поиски приключений», - прочла Наташа.
- В пизду приключения, - сказала она, огибая распространителя листовок. Тот проводил ее равнодушным взглядом.