Пивняк на обочине или как я получал Шолоховскую медаль

Автор: Евгений Петропавловский КАК Я ПОЛУЧАЛ ШОЛОХОВСКУЮ МЕДАЛЬ. ПЕРВЫЙ ЗАХОД

Охуеть. Вот так всегда и случается: сначала ты, весь из себя торжественный и чистенький, тусуешься среди столпов российской словесности, принимаешь поздравления, даришь женщинам улыбки, впитываешь ответные положительные флюиды, пожимаешь руки, целуешь ручки, поглаживаешь… гхм… короче, везде, где мимоходом позволяют… а потом обнаруживаешь себя фиг знает где, в зарослях густого бурьяна, пообочь железнодорожной ветки с периодически грохочущими по ней товарняками; ты и поэт Серёжа Егоров сидите на раскинутых в стороны фалдах парадного фрака прозаика Васи Вялого и, расплёскивая «Балтику» и «Жигулёвское», спорите о том, кем - на фоне ваших исторических фигур - был Михал Лексаныч Шолохов: реальным говном или нормальным-таки писателем… А люди, конечно, обходят вас за километр. Глупые; они не знают, что от кубанских классиков, когда они нарежутся, хрен где спрячешься, особенно если ты – гарная дивчина...

***

А началось всё с вечернего телефонного звонка:
- Ну чё, дядька, ты в курсе, что тебе завтра надо медаль получать? – поинтересовался из трубки кто-то голосом, похожим на голос Василия Вялого, автора бестселлера «Букет в интерьере спальни».
- Да ну? – удивился я. – Чё за подкол?
- Нет, серьёзно. Союз писателей фестиваль проводил к 100-летию Шолохова. И нам с тобой медали присудили.
- Ё-о-опстыть.., - поверил я, вспомнив, что недавно мои тексты брала на какой-то конкурс Лариса Новосельская, автор бестселлера «Молодой муж» и по совместительству – директор издательства «Здравствуйте». – Натуральные медали? Завтра? А в чём являться? Может, перфоманс какой-нить замутим?
- Перфоманс?
- Ну!
- Завтра?
- Ага.
- Нет, ситуёвина неподходящая.
- А когда она бывает подходящая? Никогда! А как вмажешь стопочку-другую – вот она уже и подходящей становится… Давай завтра оденем костюмы с галстуками и буденовки. Для разнообразия.
Василий на несколько секунд умолк, оценивая предложение. Потом в трубке раздалось:
- По-моему, костюм – это прошлый век. Ты как знаешь, а я буду во фраке.
- Тю, фрак – какой же это перфоманс?
- Так я не для перфоманса.
- А на хрена тогда?
- Для солидности. Пусть пресса на меня, приличного, посмотрит. А потом, когда набухаемся - можно и перфоманс, нах…

***

На следующее утро меня разбудил телефонный звонок Ларисы Новосельской:
- Женя, ты не хочешь съездить со мной за медалью? Ты, вообще, в курсе, что тебе медаль присудили?
- А, да-да, мне Вася Вялый вчера звонил.
- Так поедешь?
- А чё ж…
- Тогда подходи ко мне в 13.00. Я тебя отвезу.
- Только я хочу перфоманс какой-нить… Может, «бермуды» надеть? И «вьетнамки»?
- Надень костюм. Как всегда, напьетесь с Вялым – вот и будет перфоманс.

***
Утром я с полчаса шарил по шкафам в поисках приличного костюма. Но все мои костюмы оказались безнадёжно протраханы молью. В конце концов, я отыскал чёрные чухасы и что-то ещё такое чёрное – кацавейку не кацавейку, но с несколькими объёмными карманами для предполагаемых денег, без которых, как мне казалось, не могла обойтись шолоховская медаль; напялив на себя весь этот нафталин плюс солнцезащитные очки (для маскировки от ментов, которые в последнее время стали дюже рьяно охотиться на кубанскую интеллигенцию (меня буквально неделю назад (в очередной раз!) целую ночь продержали в «обезьяннике» за то, что всего-навсего поссал под деревом) – и на всех парах вывалил на улицу, поскольку время уже поджимало.
Стояла сумасшедшая жара.
Слава богу, идти было недалеко, всего два квартала (я чувствовал: сейчас начнёт хотеться пива. Но старался об этом не думать, поскольку – рано).
…А Лариса Новосельская с утра, оказывается, уже пила с банкирами текилу и невесть когда прекратила бы это занятие, если б не появился я…
Но я появился.
И мы поехали.

***

Всё оказалось абсолютно не так, как мне предвкушалось.
Я думал: сейчас приеду – и сразу накинутся газетчики и телевизионщики, начнут высасывать из меня интервью и разные пикантные подробности, а массовка из восторженных поклонниц станет в воздух бросать если не чепчики, то хотя бы лифчики… А дулю тебе, маститый писатель Евгений Петропавловский! Там, в зале, чествовали каких-то библиотекарей. Ибо на сей день припал их, библиотечный, юбилей. И уж только потом, после вафлиотечного юбилея, должна была наступить очередь наследников шолоховского пера.
… Раз медалей пока что не давали, то в зал я не пошёл, а стал шариться по кулуарам вместе с Ларисой Новосельской. Вскоре мы встретили Ларису Шкатулу, автора бестселлера «Ваш выход, княжна». Мы расцеловались, и Шкатула сказала:
- А давайте как-нибудь у меня дома соберёмся: выпьем, там, шашлычок, то-сё…
- Дык поехали, - согласился я, перетасовывая внутри себя амбивалентные позывы: забухать и, вместе с тем, не ударить фэйсом в чернозём.
- Не сейчас, - сказала Лариса. – Ты сначала медаль получи.
- Ну, тогда пошли хоть пивка попьем, - покорно согласился я.
Поскольку библиотечный юбилей не предполагал в обозримое время закончиться, то обе Ларисы – Новосельская и Шкатула – согласились; и мы вывалили на улицу.
Знойное марево висело над сгуртовавшимися в ледащую стаю пятиэтажками. Казалось, ещё градус-другой вверх – и перед нами расхлебенится само адское пекло…
Мы шли, а пива нигде поблизости не вырисовывалось.
Так - рассуждая о печальных судьбах российской словесности в целом и родимой кубанской балачки в частности – мы добрались до ближайшей троллейбусной остановки. Как-то само собой получилось, что ни одна, ни другая Лариса не захотели возвращаться в душный зал: сели в «рогатый» и укатили себе в светлое будущее… А меня ждала медаль, посему я никуда не поехал. Героическим усилием отбросил мысли о пиве и - матюгая в душе неумолимый детерминизм общественной жизни с её матюгающейся социокультурной составляющей в моём лице - попёр обратным курсом…

***

Пиплиотекарское празднество продолжалось; с официальной частью было покончено, и теперь на сцене плясали длинноногие школьницы. Типа самодеятельность (а фигурки уже вполне ничего себе).
До медалей пока не дошло, так что я продолжил свою турбуленцию по кулуарам. Встретил Иру Кирьянову. В мою бытность студентом политеха она публиковала меня в альмаматерной многотиражке. Сейчас Ира – редактор театральной газеты. Я презентовал ей свою книжку. Она презентовала мне свою газету. Я поплыл дальше и встретил Лену Лобанову, автора бестселлера «Соло для колибри». Мы расцеловались и стали вспоминать прошлое. В частности, как мы с ней на моей старой квартире стали бороться по пьяни, и я пробил ей голову стулом… Выяснилось, что Лена - член жюри текущего фестиваля. Она сказала, что повесть, принёсшая мне лауреатство, - изрядная блевотина с эстетической точки зрения, поскольку я в ней смакую разные гадости.
- Ну и ладно, - не стал спорить я. – Жара… Пошли пиво пить?
- Потом, - сказала Лена. – Сначала медаль получи…

***

Я покурил на ступеньках у входа. Ещё немного пошлындрал по наполненному людским чириканьем вестибюлю, сделал со скуки афронт незнакомой девице предложением пойти на пару взорвать «косяк» во дворе, а потом пробрался в зал, уселся рядом с Леной Лобановой в боковом ряду и приготовился терпеливо париться в душном помещении столько, насколько хватит моего терпения…
Прошло пять минут..., десять..., двадцать… Я парился и парился, ощущая, как накопленный годами кропотливого обжорства подкожный жир перетапливается в пот, пропитывает одежду, стекает на стул, а со стула – на пол…
От нефиг делать в голове возникали разные фантазии. Вот, например, было бы прикольно, если б сейчас в зал впорхнула вереница прекрасных нимф в прозрачных одеяниях, и у каждой в руках был поднос, а на каждом подносе – рюмка холодной водки и солёный огурчик. И чтобы всем, сидящим в зале, досталось по рюмке и, соответственно, по огурчику. Впрочем, с учётом большого количества дам - пусть будет на выбор: рюмка водки или бокал шампанского. Тогда б уж наверняка ни один из присутствующих не отказался бы от нежданного угощения… И неплохо, если бы в питьё оказался подмешан возбудитель... Тогда, позабыв про ублюотечный юбилей и шолоховские медали, все принялись бы срывать с себя одежду, набрасываться друг на друга и яростно трахаться! Отпа-а-ад…
В самом деле, почему нельзя заниматься сексом где придётся? Вот буквально – где захочется? Хотя бы и в этом зале? Или на улице? Вероятно, с точки зрения закона это можно расценить как нарушение общественного порядка… Но где же, собственно, нарушение-то? Это что - хулиганство? Главное, собакам можно совокупляться на любом газоне, а хомо сапиенсам нельзя! И это у нас - в стране, где ещё живы традиции советского коммунального секса! В конце концов, есть люди, которым просто некуда пойти… Вот представим себе, что человек шагает по улице – и внезапно захотел есть. Может ли он потерпеть? Конечно же, может. Но – нет, он не терпит, а идёт в кафе и преспокойно набивает себе брюхо там, в общественном месте. Зато если человека потянуло перепихнуться, то он должен таиться в своих желаниях, пробираться в укромные места, запираться… Почему?
Если, допустим, в парке молодой человек целует девушку - что тут плохого? Да ничего! Нормально. Он же её не пинает ногами по лицу, а любит и целует! А нацеловавшись, они жаждут заняться любовью - тоже вполне нормальное чувство для увлечённых друг другом людей. Но почему они должны прятать от окружающих это вполне естественное и безобидное занятие? Ну, и предавались бы амурным утехам на той же самой скамейке, на которой только что целовались - что тут аморального? Так нет - обязательно найдутся уроды, которым чужая любовь глаза застит… Да и наше законодательство на стороне этих самых моральных недорослей. Что за ханжество? Может, то, что это плохо делать где попало, придумали наши враги?

***

… Бог весть, сколько времени я боролся со скукой, размышляя о зашоренности общественной морали и о прочих важных вещах, но тут моё внимание привлёк негромкий разговор, протекавший рядом...
Слева от меня сидели две сдобные тётки и тихо беседовали. Переключив внимание на них, я стал прислушаться:
- Ой, со мной позавчера такое было! Одела сарафанчик с разрезом сзади. Иду по улице, нарядная такая, сама себе приятная. Вдруг слышу сзади: "Девушка, а девушка!" Я, гордая, дефилирую дальше. Меня опять зовут, я - ноль эмоций. Тут догоняет меня парень и говорит: "Юбку поправьте" А у меня от ветра сарафан – там, где разрез – завернулся, и, блин, пол-ягодицы наружу! Я думала, что со стыда сгорю… Вчера на этом сарафанчике кнопочки пришила.
- Да-а, забавно получилось… Знаешь, а со мной разные неловкости чаще всего происходят на работе. Постоянно что-то ляпаю в адрес шефа, не подозревая, что он стоит за спиной, отправляю нечаянно по icq приватные сообщения не адресату, а нашему сисадмину или директору, и всякое тому подобное… Как-то раз был номер похлеще. Приехали к нам иностранцы, стоим кучей посреди комнаты и общаемся. Захотелось мне присесть на стульчик. Я, не оглядываясь, протянула руку назад, нащупала стульчик, подтащила его к себе и спокойно уселась. Ну, не подозревала я, что именно в этот момент нашей бухгалтерше захочется того же самого! И именно моего стульчика! И она, в полной уверенности, что садится на него, с размаху шлепнулась на пол! Причём, была она не в брюках... А ноги у неё задрались выше головы…
- А я однажды пришла на работу - плащ сняла, а юбки нет. Забыла одеть, представь! Поехала домой за юбкой. Вот смеху-то было…
- У меня подобное часто случается во сне: оказываюсь совершенно без одежды в каком-то обществе – ну, и потом начинаются страсти-мордасти... Я читала, что такое снится, когда спишь без одеяла.
- Ой, а если после большого количества спиртного - это ваще ужас! Страшное дело! А утром потом так стыдно, так стыдно - сквозь землю провалиться хочется!
- Да уж.., я, если много выпью, - та-а-акое вытворить могу… Вот, было на восьмое марта..., - с этими словами соседки, хихикая, сдвинулись поближе, и одна зашептала другой на ухо нечто щекочуще-интимное, чего я уже не мог слышать…
А ко мне вернулась скука.
Все вокруг тоже явно скучали. Иные даже позёвывали. А один пожилой мэн неподалёку от меня уже откровенно клевал носом и рисковал вскоре захрапеть… Это было бы забавно… Некоторое время я выжидающе поглядывал на него. Но он так и не захрапел – лишь выдул носом пузырь, а потом встрепенулся, потёр кулаком глаза и стал с преувеличенной сосредоточенностью пялиться на сцену…
И никто не приносил в зал ни водки, ни шампанского. Ни даже пива. А без пива – какой же перфоманс?
Нет, я, конечно, мог бы встать и снять с себя чухасы. Это наверняка развеселило бы публику. Но тогда не видать мне медали… А зачем же я убил столько времени - припёрся сюда и изнываю от жары всухомятку, - если придётся уйти с пустыми руками? Беглуздо. Сидел бы уж тогда дома и не рыпался.
И я решил подождать ещё немного.

***

Наконец еблиотекари устали праздновать, и настала наша очередь…
Но об этом я напишу как-нибудь попозже. Может, завтра. Или послезавтра. А сейчас уже не могу, пива охота, блядь – в конце концов, я что, нанимался париться тут, перед компом, целый день, как шиза, пока нормальные люди хером груши околачивают и предаются прохладительным процедурам? Да ебал я это всё!
Допишу потом…

КАК Я ПОЛУЧАЛ ШОЛОХОВСКУЮ МЕДАЛЬ. ВТОРОЙ ЗАХОД

***

Увы, прошло гораздо больше времени, чем я рассчитывал, прежде чем вновь удалось заставить себя потыкать пальцами в «клаву».
Но – удалось-таки.
Уселся за комп… По ходу борьбы с собственной ленью – так сказать, для раскачки – проверил своё «мыло» и ответил всем, кому следовало… Как обычно, подивился возрастающему количеству спама, прорывающегося сквозь фильтры Яндекса… Потом дежурно прошвырнулся по нескольким литературным сайтам… Мужественно отказался от повсеместно самопредлагающейся порнухи… Заглянул на кубанский форум – в раздел «Культура» - поинтересоваться, какие темы обсасывает нынче местный бомонд… И охренел: там обсуждали меня и Василия Вялого. Точнее, начали с меня и Василия, а затем перекинулись на почившего в бозе классика, осенившего своим именем строки моей нечаянной повести…
В общем, прочёл я на форуме следующее:

ШОЛОХОВУ - 100 ЛЕТ. ГДЕ ПРАВДА?

Это нечто
09.06.2005 - 16:35
Закончился посвящённый 100-летию Шолохова фестиваль, который проводил Союз Российских Писателей. Итог фестиваля: с десяток писателей были награждены медалями шолоховского фестиваля. Из краснодарских прозаиков это - Василий Вялый и Евгений Петропавловский... В связи с этим возникают 2 вопроса: 1) За какие такие "гениальные" произведения удостоили их медалей, когда в Краснодаре есть гораздо более маститые и умудрённые писатели (ну, хотя бы тот же Лихоносов)? И - как следствие - вопрос № 2: А может, "наследники" - всего лишь "достойные" продолжатели дела Шолохова? Ведь ничего, по сути, великого он не создал после "Тихого Дона". А сам "Тихий Дон" переписал, воспользовавшись рукописью погибшего писателя-белогвардейца Фёдора Крюкова... Хотелось бы узнать ваше мнение. Прежде всего о Шолохове, конечно.

Неточка Незванова
1 - 10.06.2005 - 12:05
Не нравится вам Шолохов - не читайте, что тут обсуждать? Вот Булгаков тоже ничего великого не создал после "Мастера и Маргариты" - может, на фиг и его? Если интересует вас, кто такие эти двое краснодарских прозаиков и стоит ли их творчество наград, - так опять же: почитайте да составьте собственное мнение, зачем же ругать заранее? Кстати, а что гениального (на ваш взгляд) создал Лихоносов после "НМП"?

Неточка Незванова
2 - 10.06.2005 - 12:10
А правда лишь в том, что Шолохову действительно 100 лет - и не более того :)

Это нечто
3 - 10.06.2005 - 14:13
"...Если интересует вас, кто такие эти двое краснодарских прозаиков и стоит ли их творчество наград, - так опять же: почитайте да составьте собственное мнение, зачем же ругать заранее?" - если они присутствуют где-нибудь в инете, то заранее моё спасибо тому, кто даст ссылку.
Что же касается Лихоносова, то не спорю: ничего, достойного уровня "Нашего маленького Парижа", он более не написал... Но я ведь говорила о заслугах на ниве словесности... А они имеют место быть.
"...Булгаков тоже ничего великого не создал после "Мастера и Маргариты". У Булгакова возможности не было создать ничего после "Мастера и Маргариты": он роман дописывал, уже угасая... Но он написал "Белую гвардию" и "Собачье сердце" - тоже, согласитесь, вещи весьма высокого уровня. А что же сумел создать Шолохов? "Поднятую целину"? Но ведь это же произведение совершенно другого, гораздо более низкого, уровня! На мой взгляд, это косвенно подтверждает факт кражи Шолоховым чужого произведения. Кстати, Солженицын придерживался этого же мнения, писал об этом...

Неточка Незванова
4 - 10.06.2005 - 16:36
А что вообще такое "заслуги на ниве словесности"? Да и, собственно, какая разница, кто сколько вообще написал - что, километрами рукописей меряться? У нас имеют обыкновение отмечать круглые даты с размахом - и на самом деле это чуть ли не единственная возможность привлечь внимание к творчеству того или иного писателя, состоянию музея и пр. Я вот в этом году про день рождения Пушкина ничего не слышала - видимо, потому как не юбилей.
А насчет фестиваля и медалей - не думаю, что Лихоносову польстила бы такая награда, наверняка у него есть и попочетнее. Может, там вообще конкурс молодых писателей был?

пионеры не боятся волков!
5 - 10.06.2005 - 20:26
А я ничего про Шолохова не знаю.
Но красоту названия темы оценил. Потому что в самом деле - столетие Шолохова возмущает безмерно. Справедливости нет никакой!

Это нечто
6 - 11.06.2005 - 00:43
Да нет, не для «молодых». Натуральный фестиваль. Там Виктор Домбровский дирижировал. Да и среди медалистов были дядечки и тётечки примерно от 40 до 60, какие уж там «молодые».
О Лихоносове - снова заостряю: не о нём конкретно речь. В конце концов, разве он единственный на Кубани?
О Шолохове: неужели никто – хотя бы интуитивно – не заподозрил его в плагиате? Ведь «Тихий Дон» разительно отличается от всех остальных его произведений!

Бастинда
7 - 11.06.2005 - 10:06
http://www.tvkultura.ru/
Литературоведы говорят, что о Шолохове нельзя судить всуе, его надо изучать, по нему можно узнавать родную историю - сложную и неоднозначную. Он сражался на Гражданской войне, был так называемым продовольственным комиссаром, отбирая у людей хлеб, его судили свои же за превышение власти и отпустили из-под расстрела, он прошел Великую Отечественную. Многие, в том числе и Александр Солженицын, не верили в то, что он написал "Тихий Дон". Его обвиняли в верном служении сталинскому режиму. В брежневский времена образ Шолохова был покрыт сусальным золотом, а затем столь же тщательно очернялся. "Вокруг меня все еще плетут черную паутину", - сожалел писатель. Ему было, что сказать людям. И он желал россиянам "выдюжить".
Многие мифы о Шолохове, так портившие его жизнь, развеялись лишь после его смерти. В 1997 году была впервые опубликована переписка Михаила Шолохова с Иосифом Сталиным в 1931-1950 годах. "Сердце кровью обливается... Умирают от голода колхозники и единоличники; дети пухнут и питаются всем, чем не положено человеку питаться, начиная с падали...", - писал Шолохов Сталину. Он не боялся говорить вождю о тюрьмах и репрессиях: "Метод следствия, когда арестованный бесконтрольно отдан в руки следователей, глубоко порочен... Надо покончить с постыдной системой пыток..."
Шолохов еще в 1929 году пережил первую экспертизу, которая доказывала его авторство на "Тихий Дон". Еще одну проверку проводили уже без него, в 1990-х, после смерти писателя.
История установления авторства "Тихого Дона" началась в 1929 году, когда Шолохов привез рукопись в Москву на специальную экспертную комиссию под председательством сестры Ленина Марии Ульяновой. Тогда появилась литературная легенда, что роман якобы написан неким белогвардейским офицером. Авторство Шолохова подтвердили.
Когда писателю в 1965 году дали Нобелевскую премию, вопрос об авторстве "Тихого Дона" возник вновь, и поднял его другой Нобелевский лауреат 1970 года Александр Солженицын.
Во время Великой Отечественной войны в родной дом Шолохова попал снаряд, погибла его мать, был уничтожен архив. Считалось, что утеряна и рукопись "Тихого Дона". Лишь в 1990-х она нашлась у родственницы одного из друзей Шолохова Василия Кудашова. Новая экспертная комиссия вновь подтвердила принадлежность "Тихого Дона" перу Шолохова. Черновая рукопись "Тихого Дона" была приобретена закупочной комиссией Института мировой литературы имени Горького у владелицы раритета 2 декабря 1999 года. Зарубежные эксперты оценивали ее в полмиллиона долларов, но хозяйка, чье имя не упоминалось, как утверждалось, продала рукопись "значительно дешевле".
Деньги на покупку были выделены из бюджета по поручению председателя правительства Владимира Путина. Тогдашний директор Института академик Феликс Кузнецов говорил, что "Путин отнесся к нашей проблеме с пониманием и решил ее в один день, после того, как из сообщения ИТАР-ТАСС узнал об установлении подлинности рукописи". На памятнике павшим в Гражданскую войну в Вешенской - цитата-завещание из "Тихого Дона": "В годы смуты и разврата не судите, братья, брата".
№ 6 Это нечто :)) Зачем интуитивно? Когда Шведская королевская академия обсуждала присуждение Шолохову Нобелевской премии, норвежским филологом Гейром Хетсо была проведена компьютерная экспертиза текста "Тихого Дона". И Шолохов стал Нобелевским лауреатом.

пан Гималайский
8 - 11.06.2005 - 18:17
Вялый и Петропавловский с Домбровским бухают вместе – вот и получили свои медальки. Если будут продолжать в том же духе, то сопьются, как спился Шолохов…

Это нечто
9 - 11.06.2005 - 18:47
Уважаемый пан Гималайский! Кроме Вялого и Петропавловского, награждены были ещё с добрый десяток авторов – просто они не местные, так что я не знаю их фамилий. Неужто вы считаете, что все они «бухают с Домбровским», и лишь благодаря этому получили свои награды? Нет, тут что-то другое… Смещение критериев, что ли… Впрочем, не берусь утверждать из-за своего крайне поверхностного знакомства с творчеством упомянутых выше авторов. Познакомиться подробнее (где? каким образом?) не имею возможности, а жаль, они мне уже любопытны.
Уважаемая Бастинда! По-моему, Вы слишком наивны! Интуиция – это, конечно же, не научный аргумент (хотя подчас наиболее верный). Но, увы, все «доказательства» авторства Шолохова на сегодняшний день заключаются лишь в установлении подлинности рукописи «Тихого Дона». Ну, может быть, ещё в некотором стилистическом анализе. Но кто мешал Михаилу Александровичу переписать рукопись белогвардейского офицера (кстати, известного донского писателя) Фёдора Крюкова? Да хоть десять раз переписывай, настоящий автор ведь погиб! Это же касается и стилистической обработки…
И что вы скажете насчёт «литературных негров»? Полагаете, их не было у (как утверждают, не особо грамотного) Шолохова?

Это нечто
10 - 11.06.2005 - 19:59
Вот что писал Солженицын в предисловии к книге Ирины Медведевой-Томашевской "Стремя Тихого Дона":
«С самого появления своего в 1928 году "Тихий Дон" протянул цепь загадок, не объяснённых и по сей день. Перед читающей публикой проступил случай небывалый в мировой литературе. 23-х-летний дебютант создал произведение на материале, далеко превосходящем свой жизненный опыт и свой уровень образованности (4-х-классный). Юный продкомиссар, затем московский чернорабочий и делопроизводитель домоуправления на Красной Пресне опубликовал труд, который мог быть подготовлен только долгим общением со многими слоями дореволюционного донского общества, более всего поражал именно вжитостью в быт и психологию тех слоев. Сам происхождением и биографией "иногородний", молодой автор направил пафос романа против чуждой "иногородности", губящей донские устои, родную Донщину, - чего, однако, никогда не повторил в жизни, в живом высказывании, до сегодня оставшись верен психологии продотрядов и ЧОНа. Автор с живостью и знанием описал мировую войну, на которой не бывал по своему десятилетнему возрасту, и гражданскую войну, оконченную, когда ему исполнилось 14 лет...»
И – далее: «Книга удалась такой художественной силы, которая достижима лишь после многих проб опытного мастера, - но лучший 1-й том, начатый в 1926 г., подан готовым в редакцию в 1927-м; через год же за 1-м был готов и великолепный 2-й; и даже менее года за 2-м подан и 3-й, и только пролетарской цензурой задержан этот ошеломительный ход. Тогда - несравненный гений? Но последующей 45-летней жизнью никогда не были подтверждены и повторены ни эта высота, ни этот темп. Слишком много чудес! - и тогда же по стране поползли слухи, что роман написан не тем автором, которым подписан, что Шолохов нашел готовую рукопись (по другим вариантам - дневник) убитого казачьего офицера и использовал его. У нас, в Ростове н/Д. говорили настолько уверенно, что и я, 12-летним мальчиком, отчетливо запомнил эти разговоры взрослых…»
И ещё один убийственный аргумент:
«…вперемежку с последними частями "Тихого Дона" начала выходить "Поднятая целина" - и простым художественным ощущением, безо всякого поиска, воспринимается: это не то, не тот уровень, не та ткань, не то восприятие мира. Да один только натужный грубый юмор Щукаря совершенно несовместим с автором "Тихого Дона", это же сразу дерёт ухо, - как нельзя ожидать, что Рахманинов, сев за рояль, станет брать фальшивые ноты. А еще удивляет, что Шолохов в течение лет давал согласие на многочисленные беспринципные правки "Тихого Дона" - политические, фактические, сюжетные, стилистические (их анализировал альманах "Мосты", 1970, №15). Особенно поражает его попущение произведенной нивелировке лексики "Тихого Дона" в издании 1953 г. (см. "Новый мир" 1967, №7, статья Ф.Бирюкова): выглажены многие донские речения, так поражавшие при появлении романа, заменены общеупотребительными невыразительными словами. Стереть изумительные краски до серятины - разве может так художник со своим кровным произведением? Из двух матерей оспариваемого ребенка - тип матери не той, которая предпочла отдать его, но не рубить...»

Бастинда
11 - 12.06.2005 - 00:55
26 апреля 1975 года в Квинс-Колледже в Нью-Йорке состоялась конференция Американской ассоциации преподавателей славянских языков и литературы ААТСЕЕЛ, где темой была дискуссия нескольких профессоров "Кто автор "Тихого Дона"?".
На конференции присутствовало около 60 преподавателей русского языка и литературы в американских колледжах. В дискуссии принимали участие профессор Герман Ермолаев из Принстонского университета, профессор Давид Стюарт из Пенсильванского университета, профессор Роберт Магвайр из Колумбийского университета и сотрудник Русского института при Колумбийском университете Макс Хэйворд, специализировавшийся как переводчик советских диссидентов.
Началось все с того, что некий якобы советский литературовед, почему-то спрятавшийся за инициалом "Д", и который затем сразу же умер, написал книжку "Стремя "Тихого Дона", где он уверяет, что "Тихий Дон" - это плагиат и что Шолохов - литературный вор. А Солженицын написал к этому "Стремени" предисловие и дополнение, закрепив все это спереди и сзади авторитетом нобелевского лауреата и лягнув копытом другого нобелевского лауреата - Шолохова.
Ну, думаю, профессора партдисциплины не нарушат и будут повторять то же самое. Поэтому я сел подальше, чтобы можно было незаметно вздремнуть.
Первым с основным докладом выступил проф. Герман Ермолаев. Сижу я и не верю своим ушам: проф. Ермолаев считает, что "Тихий Дон" написал - таки да! - сам Шолохов?!
Здесь надо заметить, что проф. Ермолаев не из тех профессоров, которые обычно печатаются в "Новом русском слове". Там - инструктора русского языка, ассистенты или, в лучшем случае, доценты, которые по американской привычке только называют себя профессорами и которых не печатают в другом месте, кроме НРС. А проф. Ермолаев настоящий "полный" профессор, да еще Принстонского университета, который, после Гарварда, считается лучшим в США. Кроме того, проф. Ермолаев писал о Шолохове свою докторскую диссертацию и является специалистом именно по Шолохову.
Советский литературовед-призрак, спрятавшийся за инициалом "Д" и сразу же окочурившийся, и его адвокат Солженицын утверждают, что "Тихий Дон" написал, в принципе, якобы не Шолохов, а донской писатель Федор Крюков, который умер в 1920 году, и манускрипт которого Шолохов якобы сплагиатировал.
В советской "Литературной энциклопедии" о Ф. Крюкове стоит: "В 1906 г. избран депутатом 1-й Гос. Думы от Области Войска Донского. Был одним из учредителей партии "народных социалистов". В 1906-1907 выступал в Думе и в печати против использования донских полков для подавления революц. выступлений (одним из этих полков командовал мой дед. Г. К.)... В. И. Ленин использовал очерк К. "Без огня" в ст. "Что делается в народничестве и что делается в деревне?" (См. Соч., т. 18, с. 520, 522-523)".
В общем, Федя Крюков был таким же левым, как наши теперешние диссиденты. После роспуска Думы за подписание Выборгского воззвания Крюков был осужден судом и лишен права государственной службы, а Донское правительство даже запретило этому своему "делегату" въезд на территорию Всевеликого Войска Донского. Там ему угрожала публичная порка. Вернулся он на Дон только после Февральской революции.
Поскольку писания Ф. Крюкова можно найти в библиотеках, проф. Ермолаев построил свой анализ авторства "Тихого Дона" прежде всего на сравнении творчества Шолохова и Крюкова. Вывод такой: Крюков - писатель серенький, слабенький, без блеска, без проблеска. А Шолохов показал свою силу уже в своих ранних "Донских рассказах". Как же мог сильный писатель Шолохов передрать "Тихий Дон" у слабенького и серенького Крюкова?
Copyright Григорий Петрович Климов "Протоколы советских мудрецов"

пан Гималайский
12 - 12.06.2005 - 01:24
По поводу «негров» у Шолохова мне понравился пассаж на одном литературном форуме, цитирую:
«Мне кажется верной идея о Шолохове, как своего рода проекте. Я бы его уподобил (это ближе всего) Стаханову. Мог ли Стаханов превысить норму в 14 раз и нарубить 102 тонны уголька за смену? Мог. Но при этом его обслуживали 10 человек. Один оттаскивал, другой подавал, третий забой крепил, 4-й его расчищал, 5-й ему пить давал…. А он все рубал и рубал. Да и то это было пару раз. А потом Стаханов все ездил да передавал опыт. Ну, и пил за успехи. Так и с Шолоховым. Один тему давал, второй фактологию к ней добывал, 3-й сюжет прописывал, 4-й – диалоги, 5-й изображал пейзажи. А Шолохов придавал всему наструганному правильную идеологическую форму. Вставлял что-нибудь о том, что чувство патриотизма и любви к родной партии не позволяло его герою склонить голову перед фашистским зверьем.
Выходила - "Судьбы человека". А потом - передавать опыт. И пить. Последнее у него получалось лучше всего. Уж не хуже, чем у Стаханова.
Бригадный метод написания под маркой Шолохова был весьма законспирирован. Думаю, исполнители разных частей – идея, сюжет, диалоги, и пр. не знали друг о друге. Выполняли свою работу. Шолохов осуществлял общее идеологическое руководство. Нечто похожее было при штамповке многих посредственных произведений Дюма-отцом. Потому-то так трудно вывести Ш. на чистую воду. Каждый из исполнителей думал, что его вклад незначителен. Ну, в рамках общей концепции попросили его написать диалоги. Не Бог весть что. А автор общей идеи полагал, что тут ведь главное реальное наполнение идеи текстом. А это (думал он) конечно же, заслуга Шолохова.
“Тихий Дон” имеет, в основном, одного автора. Наверное – Крюкова. А вот прочее – командная выделка хороших, добротных профессионалов. Известно же, что стихи Джамбула Джабаева (или Сулеймана Стальского и др.) писала группа русских поэтов…
Известно также, что Мотя Блантер не знал нот. Он напевал мелодию, а за ним некто ноты записывал, другой – оркестровал. Третий – пел. Выходила песня Блантера. Но этот хоть мелодии придумывал (да и все ли?). Наши музыканты – Нестор, Горбатов, Рубенчик, Сафронов, подтвердят, что аранжировка темы, мелодии, как правило, делается другим человеком. И – ничего. А вот с Шолоховым … У Шолохова все – не его. Его – “общее руководство” и идеологические фразки.»
«Негры» - явление очень распространённое. Известно, что под именами Андрея Рублева и Максима Грека трудились целые бригады иконописцев. Главный задавал композицию, писал лицо, скажем, Марии. А прочие писали фигуры, овечек, “пейзажный задник”. Кто-нибудь знает имена этих “негров”? Кто знает имена «литнегров» Дюма-отца? Никто.
В наше время огромные тома (“Сталин”, “Ленин” и пр., с чудовищным количеством ссылок) выдавал генерал-полковник Волкогонов. На него работал целый институт.
Вы знаете такого Игоря Бунича? Но и его серийная продукция выходила как игра командой. То же самое и у наплодивших массу книг Бушкова и Незнанского… Так было и так будет, наверное, всегда…

Лыко в строку
13 - 12.06.2005 - 02:49
to 9: Хотите «познакомиться подробнее» с «упомянутыми выше авторами»? Что ж, вот вам ссылочки. На Вялого (это рассказ «Рикошет», за который он, собственно, и удостоился):
http://www.proza.ru/texts/2003/10/05-107.html
На Петропавловского (его наградили за повесть «Адский атаман», но есть ли она в Интернете, не знаю, поэтому даю ссылку на другую его вещь):
http://www.proza.ru/texts/2004/01/28-79.html
to 11: «Как же мог сильный писатель Шолохов передрать "Тихий Дон" у слабенького и серенького Крюкова?» - никак не могу согласиться с подобной оценкой, пусть даже оценку эту дал принстонский профессор. Бастинда, Вы сами-то читали Крюкова? На всякий случай привожу отрывок из его повести «Зыбь»:
"Шарахнулась в сторону от дороги лошадь, пробежала рысью по хлебу и остановилась. А Рванкин все бежал и кричал:
- Крррау-у-ул!.. Крррау-у-ул!..
Терпуг вдруг растерялся и не знал, куда деваться. Сзади, на кургане, показались казаки. От станицы по дороге виднелись двое верховых. Сел было опять в рожь, но сейчас же сообразил, что теперь это уж ни к чему. Надо было уходить к балке, - больше некуда, - там, в тернах, легче укрыться. Он сперва пошел шагом. Потом, оглянувшись в сторону всадников, побежал. Еще раз оглянулся и увидел, что за ним бегут и казаки. Даже Рванкин повернул назад и все орет визгливым, отчаянным голосом, только теперь другое что-то - не разберешь. Терпугу жаль было бросить зипун, который важил и затруднял его. Чтобы выгадать силы и время, он взял самое короткое направление к балке - через стан Василия Губанова. Боялся, что Василий кинется напереем ему, но все-таки положился на свою силу. Но Василий и его косари не тронулись со своих мест. Лишь остановились и молча смотрят на погоню. И бабы глядят из-под ладоней... А вон один из верховых свернул с дороги и поскакал ему наперерез - это было всего опаснее. Да Рванкин был, очевидно, уже недалеко. Его визгливо-захлебывающийся, охрипший голос слышался в затылке:
- Держи-и!.. Держи-и-и-и!..
Терпуг оглянулся. Оттого ли, что казаки бежали не очень решительно или были они дальше, Рванкин мчался впереди всех и забирал вбок, напереем ему. В руках, должно быть, то самое железное коромысло весов, на которое раньше обратил внимание Терпуг. А вот у него ничего нет, чтобы отбиться... И стало страшно, что не успеет добежать до буерака... Отчаянная мысль вдруг мелькнула у Терпуга: вырвать косу у одного из косарей, глядевших на погоню... Вон она и Ульяна... Глядит удивленно, испуганно, в руках грабли. Вот и Василий... Смотрит не враждебно, а выжидательно, словно прикидывает: чья возьмет? - Вася! Дай косу, ради Христа! - закричал Терпуг на бегу.
- Косу дай, я их...
Он раздельно выговорил крепкое ругательство, подбегая к Василию, и, не дожидаясь ответа, ухватился за косье. Василий испуганно потянул косу к себе и, растерявшись, закричал:
- Уйди! Уйди от греха... ради Христа, уйди!..
- Дай, ради Бога! Дай, я этого мужичишку... Дай, я его!.. - кричал Никишка, ругаясь, весь охваченный яростью и отчаянием. Он силой вырывал косу из рук молодого Губана, но Василий крепко ухватился за косье обеими руками, и они закрутились волчком, словно забавлялись вперетяжку.
- Держи!.. Держи!.. - слышались голоса казаков.
- Держи-и!.. Ва-ся, дер-жи-и! - задыхаясь и захлебываясь, визгливо хрипел Рванкин, бежавший впереди всех. Он добежал, размахнулся своим коромыслом, но не успел ударить - отскочил в сторону, потому что они кружились и едва не подрезали его косой. Терпуг был сильнее и одолевал. Василий упал уже на колени, но все еще не выпускал из рук косья и волочился по земле за своим противником. Рванкин забежал сзади, размахнулся и ударил Терпуга железом в затылок. При этом визгливо рыднул, точно молодой щенок ласково тявкнул:
- Вях-х!..
Терпугу вдруг показалось, что он споткнулся и с шумом покатился по старой крыше своей хаты вниз, а внизу, возле капустного рассадника, кружились и ворковали три голубя. Он ткнулся лицом в землю и сейчас же напряг все силы, чтобы вскочить на ноги, но лишь судорожно подергал задом и зацарапал землю руками... И еще два раза размахнулся железом Рванкин и ударил, ласково рыдая:
- Вях-х!.. йа-а-х!..
Что-то хрустнуло. Кровь показалась над ухом. Терпуг стремглав полетел в бездонный, темный погреб, в котором было пусто и немо... И ему уже не было слышно, как Ульяна с истерической злобой закричала, замахиваясь граблями на Рванкина:
- Мужик! Гад!.. На казака смеешь еще руку поднимать!.."
…Лично мои выводы: в лучшем случае, Шолохов шёл по стопам Фёдора Крюкова. А вероятнее всего, всё же украл «Тихий Дон» и переработал (точнее, «негры» переработали).

Лыко в строку
14 - 12.06.2005 - 02:52
А вот статья о Федоре Крюкове:
"ОБ ОДНОМ НЕЗАСЛУЖЕННО ЗАБЫТОМ ИМЕНИ"
Случилось это в тот далекий, но памятный год, когда разбитые Красной Армией белоказачьи отряды покидали родные места, отправляясь на чужбину. Горькая судьба ждала их в дальних краях, и в долгие бессонные ночи не раз еще должны были привидеться казаку до боли родные места. Но все это придет к нему позже, а пока Григорий Мелехов, раненый, уставший, потерявший все самое дорогое, что было у него на свете, слушал знакомую с детства песню о Ермаке - старую, пережившую многие века. Простыми и бесхитростными словами рассказывала песня о вольных казачьих предках, некогда бесстрашно громивших царские рати, ходивших по Дону и Волге на мелких стругах, "щупавших" купцов, бояр и воевод, покорявших далекую Сибирь. "И в угрюмом молчании слушали могучую песню потомки вольных казаков, позорно отступавшие, разбитые в бесславной войне против русского народа..." Слушал ту песню о Ермаке и казак Глазуновской станицы Федор Крюков, волей лихой судьбы оказавшийся в кубанском хуторе. В жарком тифозном бреду, когда удавалось на миг-другой взять себя в руки, укоризненно оглядывал станичников, сманивших его в эту нелегкую и ненужную дорогу, судорожно хватался за кованый сундучок с рукописями, умолял приглядеть: не было у него ни царских червонцев, ни другого богатства, кроме заветных бумаг. Словно чуял беду. И, наверное, не напрасно... Вырос в том безвестном хуторе на берегу Егорлыка еще один могильный холмик, и не до бумаг было станичникам, бежавшим от наступавшей Красной Армии. Бесследно исчезли рукописи, а молва о Крюкове-отступнике в немалой степени способствовала тому, чтобы о нем долгие годы не вспоминали литературоведы и не издавались его книги. Нынешнему поколению читателей почти неизвестно имя Федора Дмитриевича Крюкова. Между тем его по праву можно считать одним из крупнейших донских литераторов дореволюционного периода. Побывайте в любой казачьей станице - там и поныне сохранилась память о нем. Известно, что русская критика конца XIX - начала XX веков именовала Крюкова не иначе, как "Глебом Успенским донского казачества". А. М. Горький в статье "О писателях-самоучках" называл Крюкова в числе литераторов, которые "не льстят мужику", советовал учиться у него "как надо писать правду". В. Г. Короленко в августе 1920 года сообщал С. Д. Протопопову: "От Горнфельда получил известие о смерти Ф. Д. Крюкова. Очень жалею об этом человеке. Отличный был человек и даровитый писатель". А вот что писал в статье "Памяти Ф. Д. Крюкова" журнал "Вестник литературы", издававшийся в 1920 году в Петрограде: "Чуткий и внимательный наблюдатель, любящий и насмешливый изобразитель простонародной души и жизни, Ф.Д. принадлежит к тем второстепенным, но подлинным создателям художественного слова, которыми по праву гордится русская литература.
(В. Моложавенко, газета "Молот" (Ростов-на-Дону) от 15 августа 1965 года)

Лыко в строку
15 - 12.06.2005 - 02:56
О Шолохове. Несколько постыдных фактов из его биографии, от которых никуда не уйти:
1) Он весьма активно участвовал в травле Б. Пастернака.
2) В 1965 году он требовал смертной казни для А. Синявского и Ю. Даниэля… Писательница Л. К. Чуковская в своем письме к Шолохову предсказала творческое бесплодие после его выступления на XXIII съезде КПСС (1966) с шельмованием осужденных за публикацию произведений за рубежом (первый процесс брежневского времени против литераторов) Синявского и Даниэля… Предсказание полностью сбылось.
3) Вот что писал Шолохов в 1967 году в секретариат Союза писателей СССР: «Прочитал Солженицына «Пир победителей» и «В круге первом». Поражает — если так можно сказать — какое-то болезненное бесстыдство автора, указывающего со злостью и остервенением на все ошибки, все промахи, допущенные партией и Советской властью...» «Что касается формы пьесы, то она беспомощна и неумна. ...У меня сложилось впечатление о Солженицыне (в частности, после письма его съезду писателей в мае этого года), что он — душевнобольной человек, страдающей манией величия. Что он, Солженицын, отсидев некогда, не выдержал тяжелого испытания и свихнулся. Я не психиатр, и не мое дело определять степень поражённости психики Солженицына. Но если это так, — человеку нельзя доверять перо: злобный сумасшедший, потерявший контроль над разумом, помешавшийся на трагических событиях 37-го года и последующих лет, принесет огромную опасность всем читателям, и молодым особенно. Если же Солженицын психически нормальный, то тогда он по существу открытый и злобный антисоветский человек; И в том и в другом случае Солженицыну не место в рядах ССП. Я безоговорочно за то, чтобы Солженицына из Союза советских писателей исключить»...
А вот письмо Михаила Шолохова от 14 марта 1978 года, адресованное Л.И.Брежневу:
«Дорогой Леонид Ильич!
Одним из главных объектов идеологического наступления врагов социализма является в настоящее время русская культура, которая представляет историческую основу, главное богатство социалистической культуры нашей страны. Принижая роль русской культуры в историческом духовном процессе, искажая её высокие гуманистические принципы, отказывая ей в прогрессивности и творческой самобытности, враги социализма тем самым пытаются опорочить русский народ как главную интернациональную силу советского многонационального государства, показать его духовно немощным, неспособным к интеллектуальному творчеству. Не только пропагандируется идея духовного вырождения нации, но и усиливаются попытки создать для этого благоприятные условия.
И все это делается ради того, чтобы, во-первых, доказать, что социализм в нашей стране — это якобы социализм с "нечеловеческим лицом" созданный варварами и для варваров, и, во-вторых, что этот социализм не имеет будущности, так как его гибель предопределена национальной неполноценностью русского народа — ведущей силы Советского государства.
Особенно яростно, активно ведет атаку на русскую культуру мировой сионизм как зарубежный, так и внутренний. Широко практикуется протаскивание через кино, телевидение и печать антирусских идей, порочащих нашу историю и культуру, противопоставление русского социалистическому. Симптоматично в этом смысле появление на советском экране фильма А. Митты "Как царь Петр арапа женил", в котором открыто унижается достоинство русской нации, оплевываются прогрессивные начинания Петра I, осмеиваются русская история и наш народ. До сих пор многие темы, посвященные нашему национальному прошлому, остаются запретными. Чрезвычайно трудно, а часто невозможно устроить выставку русского художника патриотического направления, работающего в традициях русской реалистической школы. В то же время одна за одной организуются массовые выставки так называемого "авангарда", который не имеет ничего общего с традициями русской культуры, с её патриотическим пафосом...»

Лыко в строку
16 - 12.06.2005 - 02:59
И, наконец, вот одна из версий (на мой взгляд, наиболее правдоподобная) появления на свет романа «Тихий Дон» под брендом Шолохова.
Писал роман Фёдор Крюков. Но он, как известно, погиб.
Будущий тесть Шолохова Петр Громославский был не только казаком, а в прошлом писарем казачьего полка, но и литератором. Известно, что в 1918-1919 годах он принимал участие в белоказачьем движении и был в Новочеркасске одним из сотрудников газеты "Донские ведомости", которую редактировал в то время известный писатель Ф. Д. Крюков. Печатался Громославский и в некоторых других донских газетах и журналах.
Когда Красная Армия в декабре 1919 года подошла к Новочеркасску, все войсковые управления стали эвакуироваться на Кубань. Вместе с Донской армией отступали Крюков и Громославский. Есть свидетельства, что Громославский помогал Крюкову, а после смерти последнего похоронил его с группой казаков недалеко от станицы Новокорсунской. Разумеется, именно Громославскому, как ближайшему соратнику, достались все рукописи из сундучка Крюкова.
Теперь на сцене появляется будущий нобелевский лауреат… После уголовного преступления в 1922 и суда в марте 1923, получив год условно, Шолохов принял предложение Петра Громославского совершить плагиат романа о донских казаках, но прежде жениться на его дочери - Марии Громославской.
Все дочери Петра Громославского - Мария, Лидия, Полина, Анна и сын Иван - были учителями. На них-то и была возложена задача «переработки» творческого наследия Федора Крюкова. Они не знали, что из всего этого получится - вначале им хотелось только одного: заработать на хлеб насущный.
Идём дальше… "Проталкивал" Шолохова в литературу Александр Серафимович (Попов), давнишний завистник и идейный враг Федора Крюкова. К тому же, Серафимович был земляком Петра Громославского. С Громославским Серафимовича связывали и родственные отношения. Кроме всего прочего, Серафимович был главным в РАППе, большим человеком в ЧК и редактором "Октября", где появился журнальный вариант "Тихого Дона"… Серафимович устроил в издательство "Московский рабочий" дочку донского приятеля Петра Громославского - Марию Громославскую, а она притащила своего мужа Михаила. «Подправлять» "Тихий Дон" (и всё остальное) Шолохову помогали – помимо выводка Громославских - рапповцы Юрий Либединский, Александр Фадеев, Александр Серафимович и др. мелкие "негры". К слову, сам Серафимович тоже не чуждался плагиата: роман "Железный поток" ему делала целая группа безработных, но прекрасно образованных "бывших людей". Позже их всех репрессировали...
…Многие люди, особенно те, кто читал книги Крюкова, говорили о том, что такое произведение, как "шолоховский" "Тихий Дон", мог создать только казачий писатель Фёдор Крюков, которого еще в 1914, после выхода второй книги собрания сочинений, назвали "Гомером Донского казачества".
Отчего писатель Фёдор Крюков оказался "забыт" весь советский период? Его имя было изъято отовсюду! Ничего не изменилось и после того, как были реабилитированы имена многих писателей-эмигрантов из антибольшевистского лагеря... Значит, не белогвардейское прошлое сыграло главную роль, но нечто более важное - возможное авторство художественной основы романа "Тихий Дон"!

ВОЗВРАЩАЯСЬ В РЕАЛ…

Эх, нехорошо: народ, вон, мной и Василием Вялым интересуется в полный рост, а я, лапоть этакий, сию несчастную писулю никак дописулить не сподоблюсь! Пора исправляться...
И я напрягаю свою экологически загрязнённую память… И она, падла такая, выдаёт мне картинки недалёкого во всех отношениях прошлого.

***

… Короче, выблеотекари устали праздновать свой внутрицеховой юбилей. На сцену вновь выпорхнули длинноногие школьницы и принялись возбуждать истекающих потом писателей самодеятельными эротическими танцами... Потом, наконец, к микрофону прорвались глава кубанских классиков Виктор Домбровский и члены жюри фестиваля…
Нам поочерёдно вручали медали и дипломы, говорили всякие лицеприятности и пожимали наши натруженные десницы. Денег, правда, не давали, но хули в тех деньгах – может, без них и лучше: всё равно пропьём, сколько ни дай. А славу – её, блядь, не пропьёшь, как сказал кто-то из древних.
Отоварившись наградами, мы с Василием Вялым вывалились на улицу – перекурить. А то и хряпнуть по маленькой, ибо терпежу в наших иссушенных славой организмах оставалось по сущему децилу. Подтянулся поэт Сергей Егоров. Подошли ещё несколько медалистов и сочувствующих. Стали вспоминать – кто, где и по какому поводу пил разнообразные отравляющие жидкости, в честь каких праздников, и какие это имело последствия для отечественной литературы…
Между тем, церемония награждения завершилась, и распаренный бомонд попёр из зала на улицу. Нас принялись разглядывать, дружески похлопывать по плечам, фотографировать...
- Главное – медали в целости до дому донести, - озабоченно заметил Вася Вялый.
- Да, блин, я по пьяни и потерять могу, - согласился я. – Обидно будет.
Вася задумался, производя в уме какие-то подсчёты. Потом заметил:
- Ну вот, сегодня два месяца исполняется, как у меня последний запой закончился.
- Пора в новый уходить, - догадался Серёжа Егоров.
- А может, одним днём ограничимся? – риторически поинтересовался я.
- Да что ж это за пьянка – один день? – решительно отрезал Вася. – Баловство!
… Тут всех стали приглашать не то на банкет, не то ещё на какую-то не лишённую алкоголя писательскую тусню. Но это казалось несерьёзным, и мы втроём (я, Вася и Серёжа) тихо, по-партизански, слиняли.

***

Разгон брать мы решили с пива.
- Я сегодня только одну бутылку выпью, - сомневающимся голосом сказал Серёжа Егоров. – Мне вечером ещё за руль садиться. Одного человека надо на вокзале встретить.
Мы спорить с ним не стали, ибо понимали: ещё не вечер… Добрались до ближайшего магазина, прикупили «Балтики» и «Жигулёвского». Взяли копчёных кальмаров и солёных орешков.
Примостырились на лавочке в микрорайоне.
Ясный пень, беседа пошла о литературе.
Начали, как обычно, с выявления скрытых педерастов среди кубанских писателей… Педерастов оказалось многовато. Впрочем, мы – все трое – демократично сошлись на том, что девиантам не след отказывать в возможности публиковаться: встречаются ведь и среди них вполне удобоваримые писатели… Потом повспоминали, кому из нас и при каких обстоятельствах случалось настучать в бубен коллегам по писательскому цеху… Воспоминания были приятными и располагали к шуткам и веселью…
- Вон, глядите, мужик пошёл, - указал Вася Вялый на измождённого алкоголем невысокого дядьку, в профиль похожего на сильно постаревшего Григория Мелехова (дядька медленно чикилял мимо нас, держа в руке пустой полуторалитровый флакон из-под пива). – Вы думаете, он просто так флакон этот с собой взял? Нет, он – сто процентов - за самогонкой идёт!
- Точно, - согласился Серёжа Егоров. - Если б он шёл без надежды на скорый опохмел, то его походка не была бы столь целеустремлённой... Я бы даже сказал: с оптимизмом идёт, с верой в будущее.
- А может, и мы возьмём чего покрепче? – к слову предложил я. – Водки, например…
- Нет, пока не стоит, - покачал головой Вася Вялый. – Водка - это слишком серьёзная штука... Хотя она и полезнее для здоровья, чем пиво… Но тогда я точно в запой уйду…
- Да уж, - сказал Серёжа. – Водка - она шуток не любит.

***

Вскоре Серёжа Егоров, внимательно прислушавшись к своему организму, решил, что после двух бутылок пива тоже вполне можно садиться за руль. Повспоминал, в какие аварии он попадал по «синьке», и сколько ему это стоило в денежном выражении…
И мы снова сгоняли в близлежащий магазинчик…
Потом ходить за пивом стали по очереди.
С каждым таким визитом в магазин всё радостнее встречала нас молодая пышнотелая продавщица. Всё интимнее и роднее светились её глаза нам навстречу, всё шире обнажались в улыбке два ряда белокипенных зубов; и неудивительно - мы ведь были в этом заведении единственными покупателями. Может быть, даже единственными за весь день…

***

После бог весть какой по счёту бутылки пива Серёжа Егоров, наконец, передумал садиться за руль. Радостно потирая руки, он решительно заявил:
- Но домой я сегодня всё равно попасть должен!
Мы спорить с ним не стали. Отметили релятивизм ситуации, взяв ещё пива, солёной рыбки, кальмаров. И надумали от греха подальше переместиться со скамейки, на которой мы явно примелькались (несколько раз мимо проезжали милицейские «луноходы») – куда-нибудь в более скрытное место… Впрочем, решили сильно не удаляться от магазина. Просто перешли через дорогу и, шагнув на обочину, сразу (даже несколько неожиданно для самих себя) погрузились в благословенную тень деревьев, в густые рудеральные хлорофиллы – будто пересекли потайную границу, разделяющую параллельные миры – и, не доходя до тянувшейся поодаль железнодорожной ветки, расположились в произвольной точке новооткрытой вселенной, словно три охотника на привале... Тут-то и настал момент, когда я подумал: «Охуеть. Вот так всегда и случается: сначала ты, весь из себя торжественный и чистенький, тусуешься среди столпов российской словесности, принимаешь поздравления, даришь женщинам улыбки, впитываешь ответные положительные флюиды, пожимаешь руки, целуешь ручки, поглаживаешь… везде, где мимоходом позволяют.., а потом обнаруживаешь себя фиг знает где, в зарослях густого бурьяна, пообочь железнодорожной ветки с периодически грохочущими по ней товарняками; ты и поэт Серёжа Егоров сидите на раскинутых в стороны фалдах парадного фрака прозаика Васи Вялого и, расплёскивая «Балтику» и «Жигулёвское», спорите о том, кем - на фоне ваших исторических фигур - был Михал Лексаныч Шолохов: реальным говном или нормальным-таки писателем…»
Хотя – нет, начали мы не с Шолохова. Да и неважно, с кого мы начали, Просто закономерным образом разговор вернулся к литературе.
- Жень, - в один из моментов нашей беседы спросил меня Серёжа Егоров, - а почему ты не любишь Лихоносова?
- А за что мне его любить? Писатель-то он никакой. Одни понты.
- Ну, как же. Его «Наш маленький Париж» - сильный роман.
- Да многие мне так говорят. А я несколько раз пытался читать эту тягомотину – и дальше пятнадцати-двадцати страниц продраться не мог… Нет, как ни крути, «Наш маленький Париж» - это не «Тихий Дон».
- Разумеется, - согласился Серёжа Егоров. – Тут никаких сравнений быть не может…
- Да и «Тихий Дон» написал не Шолохов, - оторвался от пустой бутылки Вася Вялый. – Он его скоммуниздил у другого человека.
- … Вот же ж какое гадское время приспело, - раздалось вдруг за нашими спинами. – И выражения соответствуют времени: скоммуни-и-издили… Тьфу!
Мы оглянулись: за нашими спинами стоял недавний мужичок, смахивавший на постаревшего Григория Мелехова. Был он сив волосом и сух статью. Одежда незваного гостя состояла из засаленной белой сорочки с закатанными выше локтей рукавами и чёрного спортивного трико с напузыренными коленями. В руках он держал целлофановый пакет с надписью «Табрис» и полуторалитровый пивной флакон – на сей раз наполненный недвусмысленной прозрачной жидкостью… Мужик молча отвинтил крышку и, сделав пару глотков, бережно передал флакон Васе Вялому. Затем торопливо извлёк из целлофанового пакета огромное яблоко, откусил от него – и передал фрукт вслед за флаконом.
- Ого, дядька, какое у тебя… яблище, - сказал Вася, прилаживаясь к флакону.
- Закусь, - уточнил пришелец. – Да ты, чем зря гутарить, пей давай. Самогонка добрая, не то, что отрава магазинная.
Вася осторожно сделал глоток, крякнул одобрительно, откусил от яблока – и передал мне нечаянную выпивку-закуску.
Мужик, между тем, шагнул в траву, взметнув с неё золотистую пыль – не то цветочную, не то обычную придорожную, заискрившуюся на солнце – сделал два шага, с решительным кряхтеньем уселся на валявшееся рядом сухое бревно и, глядя на порскающих из-под него во все стороны зелёных кузнечиков, заговорил с плохо скрываемым возмущением в голосе:
- Так что вы там, сынки, за пропаганду разводили насчёт «Тихого Дона»? С чьих голосов поёте? Или не знаете, сколько кровей мне попортили отакие подпевалы империалистические? А ить ещё в двадцать девятом году РАПП экспертизу провёл по вопросу плагиата. Подтвердила моё авторство комиссия во главе с самой Ульяновой. И со статьёй в «Правде» выступил в мою защиту не кто-нибудь – сам Серафимович... А с ним – Фадеев, и Ставский, и Крюшо… тьфу - Киршон, бес его раздери… Мало вам такого?! И перед Нобелевской премией экспертизу толстосумы закордонные делали, и ещё до хера разных проверок – сколько же вам надо, чтобы вы все, наконец, унялись?!
Я чуть не поперхнулся самогоном:
- Дак вы хотите сказать, что вы – Михаил Александрович?
- Та я уже с девятьсот пятого года – Михаил Алексаныч. А вот за «Тихий Дон» мне обидно.
- Ну, если вы – Шолохов, то, значит, вы давно умерли, - возразил Серёжа Егоров, - и здесь находиться никак не можете.
- Ага, умер, - согласился наш собеседник. От рака, в восемьдесят четвёртом… А теперь повторно сюда допущен. Чтобы за ходом дел своих донаблюдать.
- Реинкарнация, что ли? – уточнил я.
- Таких слов не надо мне говорить, - поморщился он. – Сектантство это и мракобесие. А я – твёрдый атеист и своё материалистическое мировоззрение на помойку выбрасывать не собираюсь… Скажу одно: смерти нет, и всё живое в природе никуда не исчезает, а только меняет форму. Закон сохранения и здесь действует. А уж кто сильно старался след свой на земле оставить, тому ещё не раз доводится по следу этому вернуться… Я, правда, до тех пор, пока новую обстановку не уяснил, много трудностей нажил на свою голову. Представьте: едва начинаю кому рассказывать, кто я есть на самом деле – меня сразу хватают и в психиатрическую больницу везут. Несколько раз курс лечения проходил… Ну, ничего: я уж давно никому не рассказываю – так меня с тех пор и не беспокоят. Изредка в диспансер зайду отметиться, побеседую со своим врачом-вредителем – и свободен…
- Насчёт психиатрии - оно понятно, - усмехнулся Вася Вялый. – Но одного я не пойму: почему же ты перед нами открылся, Михал Лексаныч?
- А потому что обидно мне, как детище моё обсирают блудословы разные! – вскричал он, принимая из рук Серёжи прошедший круг флакон с самогоном и огрызок яблока. – С двадцать восьмого года – как опубликовал первую книгу – так и не оставляют меня в покое завистники!
- Мы-то как раз не завистники, - заметил Серёжа Егоров. – Я вообще стихи пишу. И «Тихий Дон» мне нравится.
- И мне нравится, - сказал Вася Вялый. – Но Солженицын утверждает, что такую книгу Шолохов написать не мог.
- Вон ты куда удочку закинул… Добре! Тогда я сейчас расскажу, почему на меня так ополчился этот литературный отщепенец…

***

Он отпил из флакона и, пустив его по второму кругу, вновь заговорил:
- Так вот, уехав за границу, Солженицын написал предисловие к книге «Стремя «Тихого Дона». Там этот наглец попытался доказать, что я в двадцать три года, не имея достаточной грамотности и жизненного опыта, не мог написать эпопею с таким большим историческим охватом, и всё такое… Никакой убедительности в том предисловии нет, но неважно… Просто была у предателя личная причина злопыхать в мой адрес. Потому что, вернувшись в пятидесятые годы из ссылки, он первым делом отправил мне письмо, в котором называл меня великим писателем – ну, и разный там подхалимаж… Надеялся, понимаете ли, что я размякну, разлопушусь, встречу его с распростёртыми объятиями - и дам вражине зелёный свет в советскую литературу. А хрен ему в дышло, гадёнышу! Я сразу раскусил гнилое нутро! Да, по правде, и не понравились мне его писания. Графомания и бред космополитический – вот и всё, что я мог сказать о солженицынских опусах. И я говорил это. Везде открыто заявлял и сейчас подтверждаю! А когда я выступил против присуждения Ленинской премии повести Солженицына «Один день Ивана Денисовича» - тут уж он, конечно, разоби-и-иделся! Вот и затаил зло… Ждал удобного случая, чтобы побольнее лягнуть. Ну, в нашей стране, понятно, у него такой возможности не было: кто он, и кто я! Моська против слона! Да нехай бы только попробовал что-нибудь вякнуть – я б ему враз рога поотбивал! Изватлал бы, как бобик жучку!.. Понимал он это, вот и робел до поры… Зато, уехав жить на Запад, Солженицын сразу стал искать человека, который написал бы антишолоховскую книгу. И, как видите, нашёл… И предисловьице к этому паскудному пасквилю настрочил. Иуда.
- Выходит, незаслуженно обидел вас Александр Исаевич, - сказал я, отпив очередной глоток самогона и передавая флакон Серёже Егорову. – Надо же, никогда бы не подумал…
- А чего удивительного? Писательская организация – это, брат, настоящее змеиное кубло, из которого не одну цибарку яда наточить можно! Групповщина, зависть, козни непрерывные… Мало людей нормальных. Большинство норовят друг друга если не насмерть утопить, то хотя бы укусить исподтишка, обидеть побольнее.
- Что ж - общаясь, люди вольно или невольно обижают и обижаются, - заметил Вася Вялый, «по газу» питающий тягу к философским обобщениям. - Но одни не обращают внимания на мелочи, а другие, наоборот, очень болезненно на них реагируют. Все мы разные… Но вот любопытный факт: то, что мы с легкостью прощаем одному, не можем простить и забыть другому, и бесконечно ведем холодную войну с ним... Зачем? Разве это что-то поменяет в нашей жизни? Да абсолютно ничего! Так что лучше не загружаться ненужными эмоциями, подозревая коллег-литераторов в злопыхательстве.
- Да как это не загружаться эмоциями, если он меня в плагиате обвинил?! – возмущённо воскликнул человек, называющий себя Шолоховым. – Тут уж не до подозрений в злопыхательстве – тут самое злопыхательство и есть!
- Да он не о Солженицыне, - сказал я, прикуривая сигарету, – он о литераторах вообще… Впрочем, это не только в нашей, писательской, среде, это и в жизни всегда так. Привычка обижаться на всякие малозначительные пустяки возникает у людей, склонных к рефлексии и самокопанию. Начинаешь выискивать в словах смысл, которого там нет и быть не могло, придумываешь какие-то немыслимые мотивы и причины. Накручиваешь себя и сам же от этого страдаешь. Вот только как избавиться от этой напасти? Проще всего, конечно, подойти к человеку и поговорить с ним по душам, выяснить всё… Но, вместе с тем, это-то и сложно! Во-первых, думаешь: вдруг человеку такой разговор совсем не нужен и даже неприятен? А во-вторых, у каждого ведь и собственная гордость имеется! Так что остаётся только строить домыслы и грызть себя потихоньку изнутри… Или просто, пересилив себя, подойти к челу и дать ему в торец! Чтобы сразу все проблемы отпали!
- В торец – это правильно! – одобрил Вася Вялый. - И никакой рефлексии… На обиженных воду возят, да, к тому же, на халяву. Поэтому обижаться нерентабельно.
- Иногда нужно уметь вовремя увидеть правомочность противоположной позиции, - возразил Серёжа Егоров. - В принципе, любую ситуацию можно вполне логично объяснить с обеих - противоположных - точек зрения.
- Вот-вот, - не стал спорить Вася Вялый, - если ясно видишь чужую позицию, и она тебе неинтересна, то и общаться, и доказывать что-то, и обижаться - просто глупо.
- Верно, - кивнул Серёжа Егоров. – К тому же, критерии обиды у всех разные. И, кстати, зависят и от отношения к обидчику тоже. Человеческие отношения многогранны.
- Что ж, - сказал я, - одни хотят найти в других плюсы, а другие – минусы... В идеале ситуация отруливается просто - приходишь со своими минусами, а тебе отвечают: «Да! Это, может, для тебя и минусы, а для нас - в рамках!» И вопрос закрыт. Ну, а домыслы - это вопрос фантазии. Можно, ведь, и в пользу противной стороны домыслить.. На эмоциональном уровне все решает тот факт, чью позицию занимает первая пришедшая в голову мысль...
- Женя, ты сам-то хоть понял, что сейчас сказал? – прервал меня Вася Вялый.
Я помедлил секунду, попытавшись ощупкой продраться сквозь непролазье своих мыслей, а потом честно признался:
- А ну его нах…
- Правильно, - согласился Вася. – По-моему, тебе пора добавить градус, чтобы не зацикливаться на ерунде. На, вот, хлебни.
Я взял протянутый мне флакон, сделал глоток и, закашлявшись, стал мучительно бороться с внезапно подкатившейся к горлу тошнотой…
- А ну, не блевать! – командно рявкнул то-ли-Шолохов-то-ли-не-Шолохов; и продолжил – уже нормальным тоном:
- А кто вам сказал, товарищи, что жизнь – это праздник? Кто сказал, что в ней есть место справедливости, искренности или благородству? Это ваши мечты, не больше того… Недостижимые, как коммунизм. Или как царствие небесное для церковников… Облака, что плывут у нас над головами, и те гораздо ближе.

***

- …Да, обид в жизни хватало, - рассказывал он. – Завидовали моей славе, вот и норовили палки в колёса вставлять. Никакими подлостями не гребовали… Когда орден Ленина дали мне к пятидесятилетию – что тут началось! Писаки наши завалили кляузами ЦК партии: мол, я спился окончательно, живу в сплошной белой горячке и как писатель уже, считай, покойник. Настаивали, что меня надо лечить насильственно! И проняли-таки Суслова, стервецы: послал он завотделом культуры ЦК Поликарпова, чтобы тот сделал мне выговор и уломал лечиться от водки… Я не сразу понял, чего он от меня хочет и про какое такое заболевание гутарит. Но когда понял – сразу выпроводил из своей московской квартиры. Спустил с лестницы, не стесняясь выражений… А сам в тот же день уехал в Вёшки, чтобы не донимали своими глупостями... Такое же злобство началось и в шестьдесят пятом, когда присудили мне Нобелевскую премию. Ох, сколько было сплетен! Дошли даже до того, что пустили в Союзе писателей слух, будто премию мне дали в обмен на шведские реликвии, захваченные Петром I во время Полтавской битвы… Ну, я не растерялся - отправил в ЦК партии письмо, в котором прямо так и поставил вопрос: принимать ли мне эту премию или отказаться? Мол, как ЦК постановит, так я и поступлю. И в ЦК решили, что отказываться от премии не надо… А в семьдесят четвёртом, уже при Брежневе, когда правительство готовило всю страну к празднованию моего семидесятилетия, - тоже писательское быдло завидки взяли. Даже Константин Федин – он тогда председательствовал в Союзе писателей – возмущался: «Зачем так раздувать тираж изданий Шолохов – аж до пяти миллионов? Этак мы всю страну его книгами затопим, и будет настоящее шолоховское бедствие»…
Он сорвал зелёную былку и несколько секунд задумчиво растирал её между пальцами. Потом усмехнулся:
- Конечно, им всем было чему завидовать. Достаток водился – брехать не буду, многим такой и не снился: кроме дома в Вёшках имелись у меня и большая квартира в Москве, и личный самолет, и автомобиль, и справное хозяйство со стадом скота собственного – куда там простым щелкопёрам и жополизам партийным! В шестидесятом году удостоился Ленинской премии... В шестьдесят пятом - Нобелевскую получил. Как же им было не завидовать, слабым душонкам? А ты не завидуй! Ты заслужи у партии и народа! Возьми и сотвори литературное произведение, чтобы весь мир читал! Нет, не могли сотворить – оставалось только бессильным ядом истекать…
Он перевёл дыхание и продолжал:
- Хотя с самого начала стали завидовать, когда я ещё был гол, как сокол… Панфёров, редактор журнала «Октябрь», требовал переписать многое, что касается Гришки Мелехова, да и вообще – почитай, три года мурыжил меня своими переделками… Если бы Горький и Сталин не заступились – хрен бы он напечатал последнюю книгу «Тихого Дона» в «Октябре». Это на неё Панферов ополчился… А сам-то он что создал? Кто сегодня помнит его дурацкие «Бруски»? То-о-олстый был роман. Как же, первая эпопея о коллективизации! Да что толку? Всё в этих «Брусках» придуманное, неживое: и крестьяне, и язык их, и события. Даже название, и то – ни уму, ни сердцу… Ну, ничего, в тридцать четвёртом я Панфёрова хорошо раскритиковал в «Литературной газете». В пух и перья! А потому что - если ты бездарность, так сиди и помалкивай, нечего строить злыдни нормальным писателям…
Он хлебнул из протянутого ему флакона и, бережно передав самогон дальше по кругу, вернулся мыслью к делам давно минувших дней:
- А вот ещё пример, когда писательская зависть ко мне проявилась… Перед самой Отечественной войной, когда решалось, присуждать мне Сталинскую премию или нет – очень многие заартачились. Протест изъявили и Довженко, и Асеев, и Толстой. Последний сказал: «…Ошибка. Григорий не должен уйти из литературы как бандит. Это неверно по отношению к народу и революции»… Ишь ты, графинчик какой премудрый! Он мне будет указывать, что я должен с Мелеховым делать! Да попался б он мне в гражданскую, когда я в продотряде служил – я бы тогда живо растолковал ему, кто в первую очередь удалится из литературы как бандит! Хотя, конечно, такие люди никогда на рожон не лезут, так что хрен бы он мне попался. Хитрый был…
- Вот, кстати, насчёт хитрости Алексея Толстого, - вклинился я. – Ходит слух, будто его сказка «Буратино» - это на самом деле злобная пародия на реальную жизнь: в образе Пьеро осмеян Александр Блок, с намеками как на его творчество, так и на личную жизнь, а в образе Карабаса-Барабаса изображён Всеволод Мейерхольд. То есть, подразумевалось, что и все актёры Художественного театра – это тупые куклы, безропотные мейерхольдовские марионетки…
- Слыхал я те побрехеньки, - пренебрежительно скривился он. – И что сбежавшую из театра куклу в жизни звали не Мальвиной, а Марией Андреевой, которая одновременно с театром бросила и мужа... Она действительно была видная красуня и сбежала - вместе с Горьким - на Капри... А сам Горький намалёван Толстым под именем Буратино…
- И что вы по этому поводу думаете, Михал Алексаныч?
- Та я ж думки чужие читать не умею, - пожал он плечами. – Потому измышлений строить не стану… Однако ж таким манером какую угодно гидоту можно умозаключить из любого произведения, правильно?
- Да уж…
- Вот потому и не люблю строить догадки на пустом месте. Сам Толстой мне ничего о тайных смыслах своих персонажей не говорил. Во всяком разе, могу сказать одно: трусливый он был человек. Приспособленец. Только отаким – сказочным – способом и мог кого-нибудь лягнуть… Противно даже вспоминать о нём…

***

- Если по правде говорить, то от страха он и умер, - сказал человек, называвший себя Шолоховым.
- Как это? – удивился Вася Вялый. - Я читал, что – от рака…
- Правильно читал. Но рак – это уже следствие… На самом деле получилось так. В сорок четвёртом году Иосиф Виссарионович вызвал к себе Фадеева и – как бы по секрету - сказал ему, что Берия выяснил, будто Толстой работает на британскую разведку, и что скоро тот будет арестован. Фадеев по пьяной лавочке проболтался об этом кому-то из друзей-приятелей, и вскоре весть дошла до Лексея Николаича. Наш «красный граф» так перелякался, что в нём швыдко зародился рак легкого… Вскорости его последней супруге, Ольге Брониславовне, был звонок из Кремля, и ей приказали докладывать Поскребышеву о развитии толстовской хвори в ежедневном порядке… А к концу февраля сорок пятого года Толстой сгорел подчистую от того рака. Сталин сразу забыл, что собирался посадить его по шпионскому разряду - газеты напечатали некрологи, состоялись пышные государственные похороны и всякоразные дальнейшие чествования.
Он помолчал недолго. Потом пожевал губами и протянул задумчиво:
- До сих пор не возьму в разумение: то ли Сталин решил, что Толстой дюже зазнался – вот и пошутковал над ним так злокозненно.., то ли Фадееву в минуты белой горячки этот разговор с Иосифом Виссарионовичем поблазнился… Но - факт: графинчик наш советский заболел с перепугу. Как жил в страхе, так через свой страх и помер…

***

- А я одно время крепко обиделся на Сашку Фадеева, - признался он. - Ведь тоже против меня встал этот собака шелудивый, когда травля возбухала на «Тихий Дон». Он заявил, что оскорблён концовкой романа в лучших советских чувствах – мол, я четырнадцать лет писал, как люди друг другу рубили головы, и ничего не получилось в результате рубки… Каково, а? А что у Сашки-то самого получилось? «Молодая гвардия», на которую ему материалы собирал целый кагал историков и энкавэдэшников? Или «Разгром» прескученный? «Последний из удэге» - без проблеска интереса, да и тот не закончил… Вот он, Сашка, в итоге и оказался этим последним из удэге…
Он трубно высморкался в ладонь и, отерев её о траву, заключил:
- Думаете, почему он покончил с собой? А потому что… тоже страшно стало. Только у него другой страх был – позлее, чем у Толстого… Фадеев ведь способствовал посадкам многих советских писателей. А при Хрущёве люди стали из лагерей возвращаться. Вот Сашка в пятьдесят шестом году и – того… кончил себя, от страха и срамоты спасаясь.
- Так вы ведь, Михаил Лексаныч, тоже высшей меры просили для Синявского и Даниэля, - вставил я.
- Ну, это единственный случай был. И я от своих слов не отказываюсь. Они – настоящие враги советской власти. Космополиты. Вот такие страну и подточили до полного развала, как жуки древесные… А какая страна была! Могучая! Гордая!.. И, между прочим, более никогда я к высшей мере не призывал. Даже – если пример хочешь - в тридцать седьмом году в «Литературной газете» напечатали коллективное письмо с названием «Шпионы и убийцы», и содержалась в нём просьба усилить уничтожение «врагов народа» - подписались Фадеев, Маршак, Толстой, Ясенский, Олеша… А меня как они ни уговаривали – я отказался. Зачем это мне? Я, наоборот, казаков наших, вёшенских, из лап энкаведешников регулярно вызволял… Гм.., так вот же ж, о чем это я…
- О Фадееве, - напомнил Серёжа Егоров. – Как он с собой покончил.
- Ага.., - кивнул он, прикуривая сигарету. - Вот, значит, я и говорю: оконфузился Сашка даже в самые свои последние минуты. Покрасоваться напоследок решил. Написал в письме, что уходит из жизни, потому что, дескать, партия много литературных талантов истребила. И что хрущевское руководство ещё хуже сталинского. А почему хуже? Да потому что он, бедный, уже три года не может пробиться на приём к руководству страны! И смех, и слёзы, как говорится… … Мда-а… Это о нём кто-то из писателей сказал – а потом пошло в народ крылатое выражение: ничто так не убивает человека, как чувство напрасно содеянной подлости... Хотя, конечно, главная причина самоубийства в том, что он боялся людей, чьим посадкам в прежние годы способствовал с большой охотой – людей, которые имели на него теперь большой зуб, и которые вот-вот должны были вернуться из лагерей…

***

- Фадеев, Панфёров, Малышкин, Толстой, Березовский, Никифоров, Санников, Гладков,.., - неторопливо вспоминал он, - это, как говорят, лишь вершина айсберга… Я зараз так и не назову всех писак, желавших внести правки в «Тихий Дон», дюже много их было… Но доходило до смешного. Иной раз я не совсем мог понять, какими путями у них мысль катится, у этих полудурков. Вот, к примеру, сцену с изнасилованием горничной управляющего – помните, когда Мелехов службу начинал в имении Радзивиллово? – к этому никто претензий не имел; зато другой эпизод сразу же, ещё в редакции «Октября», все единодушно заклеймили. Назвали излишним натурализмом и заставили вымарать… А когда польку Франю казаки во главе с вахмистром отпороли – то разве не натурализм? Нет, я этих бездарных редакторишек и критиканов не понимаю… Честное слово, иной раз так и хотелось крикнуть им всем: «Тпрусь, вы, проклятые! Руки прочь! Отдзыньте все от моего романа!» Но сдерживался я. До поры, пока силу не набрал. Потом выдал всем, кому причиталось – и на втором съезде писателей, и вообще…
- А что за эпизод-то? – не утерпел я.
- Который вымарать заставили?
- Ну да.
- Их-то много было – эпизодов, которые повымарали. Но этот – один из первых. И эпизод-то безобидный, вот сам посуди… Там, в имении Радзивиллово, офицеры жили в двухэтажном доме, каждый в отдельной комнате, и спали они на нормальных кроватях, в полном довольстве и комфорте. А казаков, в том числе и Гришку Мелехова, разместили во флигелях, и ночевать им приходилось на раскинутых вдоль окон нарах. Ну, тогдашние царские офицеры – они поболе наших привыкли к чистоте и порядку: белая кость как-никак… И представьте, какова была реакция офицеров, когда одним весенним солнечным утром перед самым крыльцом роскошного барского дома они обнаружили кучу дерьма! Скандал был страшенный. Но виновника происшествия в тот же день нашли. Им оказался один из молодых казачков. Он был зол на начальство за то, что его разместили во флигеле, на нарах, а не в доме… А вычислили его очень просто. Дурень подтер жопу письмом от своей старушки-мамы… Мда-а… Хороший был эпизод, смешной. До сих пор жалко его…

***

- Понятная вещь, что я не из головы такие случаи фантазировал, - сказал он. - Большинство эпизодов – жизненные, без придумки.
- Как же - жизненные? – посомневался Серёжа Егоров. – Вы ведь ни в первой мировой, ни в гражданской не участвовали.
- Да и ладно, что не участвовал. Разве обязательно во всём личное участие принимать? Зато я ещё пацанёнком начал рассказы казаков записывать про их военное бытование. Всё, вплоть до анекдотов. Ну, вот, помню, была такая брехенька про Николая Второго... В самый разгар войны, в феврале пятнадцатого года, прибыл он в Гельсингфорс. Как обычно, поездил туда-сюда, войска посмотрел, береговые укрепления. Потом поднялся на борт крейсера «Россия». И удивлённо поинтересовался у адмирала Эссена, почему его не встречают орудийным салютом. «Есть десять причин, - ответил адмирал. - Во-первых, у нас мало боеприпасов...»
Он испытующе посмотрел на нас и, помолчав несколько секунд, поинтересовался:
- Что вы сидите, как рыбы снулые? Разве здесь юмор непонятный?
- Да нет, юмор понятный, - ответил Вася Вялый. – Только я такого эпизода в «Тихом Доне» не припоминаю.
- Правильно. Тут уж некого винить, я его ещё в рукописном варианте вычеркнул. Тесть мой, умный человек, присоветовал максимально изъять всё, что касается Николашки Кровавого. Я послушался. Да там и было-то с гулькин нос про Николашку, не жалко… А что до эпизодов, которые меня после, из отпечатанной рукописи, заставили вымарать – их намного жальче. Всех сейчас и не упомню... Ну, был, например, ещё такой юмор в романе… Это – уже в Добровольческой армии - рассказывали офицеры Лисицкому-младшему… Дело произошло в Могилёве в начале сентября семнадцатого года, сразу после корниловского мятежа. Тогда начальником штаба Ставки был назначен генерал Алексеев вместо генерала Лукомского… И вот, значит, идёт Алексеев по коридору дела принимать… А дисциплина в войсках к тому времени упала дальше некуда… И три солдата-караульных собрались в каком-то чуланчике: режутся в карты на деньги. В азарт вошли, доказывают что-то друг другу, на крик срываются. Генерал услышал картёжный спор – и заглянул в тот чуланчик. Солдаты в последний момент спроворились карты в тёмный угол сбросить, под табуретку. Алексеев подозрительно всё осмотрел и пытает вытянувшихся в струнку служивых: «Играли в карты, подлецы?» - «Никак нет, гражданин генерал!» Тогда новый начальник штаба обращается к одному из солдат: «Ты какую веру исповедуешь?» - «Христианскую»… - «В таком случае - положив на себя крест, поклянись Господом, что не играл в карты». - Деваться некуда, солдатушка осеняет себя крестным знамением: «Клянусь богом, что в карты не играл»… Генерал обращается ко второму: «А ты кто по вероисповеданию?» - «Мусульманин». – «Клянись Аллахом, что не резался в карты». – «Клянусь Аллахом»… Алексеев – третьему солдату: «А ты какой веры придерживаешься?» - «Иудейской». – «Клянись тогда своим богом Яхве и Талмудом, что не играл в карты». – «Ну… Гражданин генерал, а чего я буду клясться? Тот не играл, этот тоже не играл, а с кем же я, по-вашему, играть мог?»

***

- Не понимаю, Михал Лексаныч, почему вас заставили выбросить из романа эти эпизоды, - сказал я. – Ни случай с дерьмом в Радзивиллово, ни картёжная байка, на мой взгляд, никакой крамолы из себя не представляют для коммунистической идеологии…
- Да я и сам не понимаю, - шевельнул он кипенным инеем бровей. – Чума их разберёт… Одно скажу: голову они мне вконец задурили. Каждый хотел от романа хоть малый кусочек отчекрыжить и в мусорную корзину спустить… Ну и, конечно, не только писатели клевали меня, заставляя переиначить «Тихий Дон». Были заходы со всяких сторон... Вот, помню, к юбилею советской власти поручили Шостаковичу написать оперу по моему роману. Сначала показалось мне: нормальный мужик Дмитрий, мы даже дружбу водить стали, выпивали несколько раз вместе… Особенно в шестьдесят четвёртом году – ох, мы с ним и его женой Ириной дали жару после фестиваля "Донская музыкальная весна"! Хорошо погуляли… Ну вот, к опере уже либретто составили, Шостакович определил, что Мелехов будет баритон, Аксинья – сопрано, и разное такое… А потом он вдруг приходит ко мне и говорит: «Слушай, Михал Лексаныч, не получается ничего. Ведь Гришка не принял советскую власть. Разве можно ставить оперу с такой концовкой – это к юбилею-то?! Надо бы исправить – чтоб Мелехов пришёл в итоге в стан большевиков»… Эх, я разозлился. Послал куда подальше этого мудилу… Обиделся Шостакович, ничего писать не стал. Да оно и к лучшему… Оперу «Тихий Дон» ведь ещё в тридцать пятом написал Ваня Дзержинский – хороший композитор, без формализмов этих разных. А по второй части романа - раз Шостакович не сдюжил – тот же Ваня в шестьдесят седьмом сбацал оперу «Григорий Мелехов»…
Отбросив окурок в сторону железной дороги, он сощуренным взглядом проследил за его дугообразным полётом; затем потурсучил пальцами свою засаленную белую сорочку, поглубже заправляя её в трико, и хрипло рассмеялся:
- С Ваней Дзержинским смешной случай вышел в тридцать седьмом году… Тогда же время – сами знаете, какое было: народ бдеть старался, повсюду иностранных шпионов выглядывал… Так вот - Ваня приехал в Москву работать над оперой «Поднятая целина», Большой театр выделил ему комнату, но без телефона; а родной брат Вани, Лёня Дзержинский, писал либретто к этой опере: он оставался в Ленинграде и посылал фрагменты текста по почте, а иногда небольшие куски - по телеграфу. Для одной сцены срочно потребовалось изменить фразу, и Лёня заспешил на телеграф. Телеграфистка прочитала, сказала: "Обождите немного", - и вышла… А через минуту появились два сотрудника в штатском и свезли Лёню Дзержинского в НКВД. Несколько суток он был под арестом, пока шло разбирательство с пристрастием… А виной всему текст его телеграммы: "Оружие храним надежно тчк готовы начать по приказу тчк уверены в победе тчк с нами бог тчк".
Он снова посмеялся этому забавному воспоминанию. Затем, поднявшись с бревна, улёгся рядом с ним в травяную гущину; поёрзал спиной, устраиваясь поудобнее; и, заложив руки за голову, продолжал:
- А если честно, то я вообще не понимаю оперного жанра, особенно применительно к своим произведениям. Я и Шостаковичу – в последний раз, когда мы поругались – всё напрямую сказал. Прямо так и рубанул ему, что это просто клоунская какая-то подъёбка получается, когда секретарь райкома партии поёт: клади, мол, на стол партийный билет! Не годится такие серьёзные вещи петь и танцевать…

***

- …Меня всегда удивляло, - говорил он, почёсывая подбородок пальцами с обкуренными охристыми ногтями, - сколько на свете людей, желающих сунуть нос в твои дела, насоветовать всяких глупостей, заставить переиначить, вывернуть наизнанку любую справную задумку… Я своих литературных советчиков называл шолоховоедами. Потому что разжевать чужое творчество и в дерьмо превратить – дело нехитрое, много ума не требует… На этот счёт есть одна хорошая росказня… Ленин и Луначарский заявились на выставку художников-футуристов. Ленин ходит, разглядывает картины и говорит: "Ничего не понимаю!" Через минуту – Луначарский тоже: "И я ничего не понимаю!" Это были первые и последние советские вожди, которые ничего не понимали в искусстве…

***

Так мы сидели, внимая его рассказам, и размышляли об ушедших днях советской культуры… И многострадальный флакон ходил и ходил по кругу – до тех пор, пока самогон в нём не закончился.
А мы ещё некоторое время слушали классика соцреализма, наград чьего имени сегодня удостоились… Мы то полусидели, то полулежали подле пересохшего источника вдохновения и радости, и колебания наших мыслей, по всей вероятности, были когерентны колебаниям первородного вселенского хаоса; но жажда – не тётка и не дядька, а гораздо хуже и неумолимей. Посему вскоре было решено «заполировать» самогон пивком.
И Василий Вялый, дипломант, медалист и лауреат множества литературных конкурсов, фестивалей и форумов, закурил сигарету и бодрящимся шагом отправился в магазин…

***

… А я сегодня уже вконец озверел от этого нескончаемого сидения перед компом, в глаза мои впору вставлять спички, поскольку они сами собой закрываются от непрерывного муторного пяленья в экран, стоит африканская жара, половина четвёртого вечера, а я ещё ни в одном глазу; да что я, нанимался, что ли, на эту каторгу, охренеть, провались оно к чертям собачьим, это долбанное писательство…
Короче, всё. Я пошёл пить пиво. С чувством, как всегда, недовыполненного долга и огромного облегчения.
Как-нибудь довспоминаю… Может, в этой, а может, в следующей жизни…
Если, блядь, не застрелюсь, как Фадеев.
И если сейчас успею добежать до ближайшей пивнухи, не сдохнув от жажды…

КАК Я ПОЛУЧАЛ ШОЛОХОВСКУЮ МЕДАЛЬ. ТРЕТИЙ ЗАХОД

В перерыве между пивом и ничегонеделаньем я снова забежал на кубанский форум – в тему о 100-летии Шолохова.
Не бог весть какая бурная, но всё же жизнь там трепыхалась. Робкая такая жизнь – без особых закосов под креатив, но и без бивисобатхедовской тупизны, какая обычно царствует на молодёжных виртуальных тусовках. Сразу чувствовалось, что народ туда заглядывает преимущественно зрелый… Степенный народ, а не какая-нибудь шелупонь, которой в Интернете только шашлы крутить интересно.
Местами мне было даже любопытно.
Впрочем, пусть читатель судит сам – я скопировал всё подряд, чтобы не париться…

ШОЛОХОВУ - 100 ЛЕТ. ГДЕ ПРАВДА?

Это нечто
17 - 12.06.2005 - 07:19
Интересный расклад получается.
Два российских нобелевских лауреата - Солженицын и Шолохов - невзлюбили друг друга. Пастернак (тоже нобелевский лауреат), оказался объектом травли со стороны Михаила Александровича… Бунин, ещё один нобелевский лауреат, прочтя «Тихий Дон», написал в своем дневнике о Шолохове: «Всё-таки он хам, плебей. И опять испытал возврат ненависти к большевизму»…
Отчего это творческие люди питают столь сильную антипатию друг к другу? Или это ревность к чужим лаврам? Так, вроде, никто из них не был обделён славой… Загадка!
Интересно, у современных писателей тоже до таких крайностей доходит? Или с переходом на рыночные отношения всё урегулировалось деньгами?

retever
18 - 12.06.2005 - 08:34
(От автора: здесь некто, замаскировавшийся под ником «retever» подсунул ссылку на некий коммерческий сайт, абсолютно не имеющий отношения к теме. Дабы не отвлекать читателей, а заодно и не потворствовать подобной хитрожопой публике, я эту ссылку убрал).

пан Гималайский
19 - 12.06.2005 - 11:12
17 - Смешной вопрос. Писатели и сейчас, как пауки в банке, готовы сожрать друг друга! Деньги тут ни при чём. Сколько ни дай – на всех не хватит. Да и не в них дело. Славы тоже никогда не бывает поровну. Каждому хочется подпрыгнуть ещё хоть чуточку повыше… И, уж по крайней мере, повыше своих коллег. А объясняется всё, на самом деле, очень просто: практически все писатели – психически нездоровые люди, это медицинский факт.

пан Гималайский
20 - 12.06.2005 - 11:18
18 - что за спамерский заезд? Модератор, не спи, гони этих чмошников в шею!

Бастинда
21 - 12.06.2005 - 12:06
19 - а форум-то "Культура" :))

Лыко в строку
22 - 13.06.2005 - 02:21
У Роя Медведева была работа «Куда течёт Тихий Дон?» В ней он, хоть и не утверждал на 100 %, но тоже склонялся к тому, что Шолохов вряд ли мог написать этот роман самостоятельно.

пан Гималайский
23 - 13.06.2005 - 15:45
Что ж, перескажу и я одну вариацию насчёт Шолохова… В журнале "Техника молодежи" (№ 7/1997) журналист Константин Смирнов опубликовал статью "Два таланта Михаила Шолохова", в которой высказал свою гипотезу шолоховской истории. А затем подтвердил ее в журнале "Чудеса и приключения" (№ 3/2000)… Даю текст в изрядном сокращении, чтобы не утомлять форумчан:
«…Оказывается, многие эпизоды, а порой и периоды жизни Михаила Александровича, не подтверждены никакими документами и свидетельствами.
Так, абсолютно отсутствуют данные о том, что он в действительности делал в годы гражданской войны. Нет ни одного свидетеля, который мог бы подтвердить его службу в продотряде. Создается впечатление — либо все сослуживцы будущего писателя погибли, что само по себе маловероятно, либо отряда вообще не существовало, либо юный Миша Шолохов никогда не был комиссаром…
Много странного и в московском периоде жизни Шолохова с 1922 по 1926 год. Не сохранилось документов, свидетельствующих о его работе грузчиком, мостильщиком дорог и служащим жилищного управления. Как выяснилось, комнату он получил вовсе не как его сотрудник, а по приказу некоего Леона Галустовича Мерумова — большой "шишки" в экономическом отделе ЧК. Так чем же занимался в столице бывший продкомиссар, на какие средства, в конце концов, жил?
Кроме того, вызывает сильнейшее недоумение история с женитьбой Михаила Александровича. Официально он познакомился со своей будущей супругой Марией Петровной Громославской, которая была старше его на несколько лет, в 1920 г., что тоже ничем не подтверждается, и женился на ней в один из своих приездов на Дон в 1923 году. Однако, по воспоминаниям знакомых, тогда писатель не ездил на родину. Мало того, еще за год до этого он рассказывал московским приятелям о своей жене. Достоверно известно одно: в 1923 г. Мария Петровна появилась в столице уже в качестве супруги Михаила Александровича. Вся странность ситуации заключается в том, что жениться он мог не раньше именно этого года, то есть достигнув совершеннолетия — 18 лет. Тогда о какой жене говорил 17-летний Шолохов?
Столь же трудно объяснимо поведение писателя в 1929 г. — году сплошной коллективизации. Он бросает литературную работу и пускается в бесконечные поездки по Донщине, изучает все случаи перегибов в деле создания колхозов и излагает их в письме к своей московской знакомой Евгении Левицкой, работавшей в издательстве "Московский рабочий". Это письмо попадает не кому-нибудь, а самому Сталину. Изучив его, Иосиф Виссарионович пишет знаменитую статью "Головокружение от успехов", в которой, по сути дела, отвечает на вопросы, поднятые в послании Шолохова. После этого Михаил Александрович и Сталин постоянно переписывались и обменивались телеграммами…
Вообще, своеобразная дружба писателя и руководителя Советского государства — еще одна загадочная страница жизни Шолохова…
Мало того, однажды Иосиф Виссарионович спас Шолохова от смерти. У местных ростовских руководителей НКВД — неких Гречухина, Григорьева и Когана — был на Шолохова большой зуб. Только они начинали творить беззакония, как Михаил Александрович связывался с Москвой, и им давали по рукам. В 30-е годы писатель спас многих честных людей от произвола, большинство перегибов на Дону было исправлено при его непосредственном участии. Влияние Шолохова стало столь велико, что его решили попросту убрать. В 1938 году на него состряпали ложное обвинение в контрреволюционной деятельности. Роль изобличителя решили поручить старому чекисту Ивану Погорелову, в то время арестованному как буржуазный пособник. Воспользовавшись его безвыходным положением, ростовские энкавэдэшники принудили Погорелова к сотрудничеству в предстоящем деле и выпустили его. Однако тот повел себя странно. По непонятной причине проникся к Шолохову уважением, предупредил его о провокации, а сам, рискуя жизнью, отправился в Москву, где в приемной Сталина оставил подробное письмо об операции своих коллег. Вскоре на заседание ЦК были вызваны Михаил Шолохов, Иван Погорелов, с одной стороны, и Гречухин, Григорьев, Коган — с другой. Погорелов в лицо обвинил их в том, что они состряпали против писателя ложное обвинение, и предъявил подтверждающие это документы. После чего Сталин лично распорядился оставить Михаила Александровича в покое и впредь не трогать. А Шолохова и Погорелова на всю оставшуюся жизнь связала дружба.

пан Гималайский
24 - 13.06.2005 - 15:49
...Один из главных аргументов тех, кто обвиняет Шолохова в плагиате — его молодость. Действительно, уже в 23 года он написал две первые книги "Тихого Дона". Едва ли такое эпохальное произведение могло выйти из-под пера столь молодого человека. Кроме того, во всех книгах писателя чувствуется высокий уровень образованности, которым Михаил Александрович не обладал, имея 4 класса гимназии.
Так вот, единственное предположение, с помощью которого можно объяснить эти и многие другие странные обстоятельства жизни классика, — предположение о том, что на протяжении многих лет под именем Михаила Александровича Шолохова скрывался другой человек, более образованный и существенно старший по возрасту…
Скорее всего, настоящий Шолохов действительно учился в московской гимназии и действительно служил в продотряде. Последний, по-видимому, целиком был перебит в 1920 году, и настоящий Миша погиб. Поэтому и нет свидетелей, могущих подтвердить события жизни писателя в годы гражданской войны. И личность погибшего оказалась идеальной для подмены, ведь его в родных местах никто не видел с 1915 г., когда он 10-летним мальчишкой уехал в Москву... Так кто же человек, занявший место Миши Шолохова?
Некоторый свет на этот вопрос проливает переписка, завязавшаяся в 60-е годы между шолоховедом Константином Приймой и руководителем Вешенского восстания, которое описано в "Тихом Доне", Павлом Кудиновым.
В 1920 г. Кудинов эмигрировал в Болгарию. После второй мировой войны был арестован советскими властями и осужден по делу о Вешенском восстании на 10 лет. В 1956-м вышел на свободу и вернулся в Болгарию, а в 1967-м покончил жизнь самоубийством. В одном из писем Прийме Кудинов писал:"… многие рядовые и офицеры допытываются у меня: "Ну, до чего же все точно Шолохов про восстание написал. Скажите, Павел Назарьевич, не припомните, кем он у вас служил в штабе, энтот Шолохов, что так досконально мыслею превзошел и изобразил". В 1956-м, после отсидки, Кудинов посетил Вешки, желая повидаться с писателем, но тот уклонился от встречи, спешно уехав за границу. Создается впечатление, что Павел Назарьевич при личной встрече (по фотопортрету вряд ли, все же прошло немало лет, да и здесь важны прежде всего индивидуальные особенности личности) мог опознать человека, известного всему миру как Шолохов.
Среди руководителей Вешенского мятежа нет людей, даже отдаленно похожих на писателя, поэтому он, скорее всего, был одним из связников-офицеров деникинского штаба, которые неоднократно пробирались к повстанцам и корректировали их действия…
Есть много свидетельств того, что после гражданской войны писатель имел тесные контакты с советскими спецслужбами. Он свободно пользовался автомобилем начальника Вешенского НКВД, неоднократно встречался с Ягодой и Ежовым, не говоря уже о многочисленных загадочных свиданиях со Сталиным. Поэтому вполне правомерным будет предположение о том, что и в саму гражданскую он был связан с ЧК. Короче, человек, скрывавшийся под именем Шолохова, был не просто деникинским штаб-офицером, но и большевистским агентом.
Приняв эту версию, нетрудно объяснить все загадочные события жизни писателя.
Псевдо-Шолохов старше настоящего лет на десять. Вскоре после начала гражданской войны многие офицеры, не принявшие советскую власть, пробираются на юг к Деникину. Под видом одного из них попадает к белым и агент ЧК. Кстати, не исключено, что он и вправду был офицером царской армии и принимал участие в первой мировой войне, в дальнейшем столь правдиво описанной им в "Тихом Доне". Обосновавшись в деникинском штабе, наверное, под своим настоящим именем, он, по-видимому, сделал неплохую карьеру. На протяжении всей гражданской войны занимается разведдеятельностью в пользу красных. После разгрома Деникина появляется в Москве…

пан Гималайский
25 - 13.06.2005 - 15:52
Теперь становится понятной и история с его женитьбой. Он женился еще под своим настоящим именем, и вовсе не в 1923-м, а значительно раньше. Вскоре после своего приезда в Москву будущий писатель получил новое назначение и новое имя — М.А. Шолохов. А произошло это, судя по всему, после его встречи со Сталиным. Именно он решил отправить опытного разведчика в качестве своего доверенного лица в район Северного Кавказа, считавшегося тогда взрывоопасным. По вполне понятным причинам явиться туда под своим именем тот не мог. Тогда для него разрабатывают легенду, по ней он становится Мишей Шолоховым, который на самом деле погиб и внешне был несколько схож с ним. Для органов госбезопасности не составило труда убедить родителей погибшего выдавать чекиста за своего сына.
Лишь в 1926 году, после длительной подготовки, Шолохов окончательно обосновывается в Вешенской и приступает к работе. Обо всем происходящем на Дону он докладывает непосредственно Сталину... Для экстренной связи у Михаила Александровича был московский телефон Сталина, об этом свидетельствуют многие знакомые писателя. Правда, они вряд ли представляли, зачем он ему на самом деле. Кроме исполнения своих служебных обязанностей Шолохов пишет "Тихий Дон", работа над которым была начата им еще в бытность деникинским офицером. По-видимому, рукопись видели его сослуживцы по добровольческой армии, и те из них, кто остался в живых, узнали ее (после публикации) и стали источником слухов. Разве могли они догадаться, что белый офицер, писавший роман, на самом деле не погиб, а скрылся под другим именем?
В 1929 году начинается сплошная коллективизация. Эта пора становится особенно горячей для Михаила Александровича. Он забрасывает "Тихий Дон" и пускается в изнурительные поездки по Донщине, выявляет многочисленные перегибы и бесчинства, творимые рьяным местным руководством. Обо всем этом он докладывает Сталину, который пишет статью "Головокружение от успехов" и принуждает партчиновников исправлять ошибки. Возможно, благодаря действиям Шолохова удалось избежать массовых волнений на Дону в период создания колхозов.

пан Гималайский
26 - 13.06.2005 - 15:55
Пользуясь своим положением и будучи человеком справедливым, Михаил Александрович неоднократно спасает от репрессий честных и дельных партийных руководителей. Местные энкавэдэшники чувствуют какую-то незримую связь писателя с верхами. Он мешает им творить беззакония: только чекисты разоблачат очередной "заговор" и похватают его "зачинщиков", как с подачи Шолохова из самой Москвы получают по рукам. Поэтому Ростовское управление НКВД решает состряпать против Михаила Александровича ложное обвинение. Однако самоотверженный поступок Ивана Погорелова приводит к тому, что дело доходит до разбирательства у Сталина. Естественно, Иосиф Виссарионович полностью доверял Шолохову. В результате донским чекистам лишний раз достается "по мозгам".
…По всей видимости, у Иосифа Сталина в каждом регионе страны был доверенный человек, подобный писателю. Эти люди, жившие не обязательно под чужими именами, снабжали вождя правдивой информацией о событиях в стране, минуя цензуру местных партийных чинов. Благодаря им Сталин не раз изумлял всех своей осведомленностью во многих, казалось бы, частных вопросах и принимал единственно правильное решение… Приняв версию о том, что Шолохов был секретным агентом, легко ответить на вопрос об авторстве "Тихого Дона", ведь она позволяет опровергнуть основные доводы тех, кто обвиняет писателя в плагиате. Получается, что роман создан вовсе не "зеленым юнцом", а человеком, прошедшим горнило империалистической и гражданской войн, хорошо образованным, да к тому же, и белым офицером в некоторой степени...»

пан Гималайский
27 - 13.06.2005 - 15:58
…Остаётся назвать настоящую фамилию автора «Тихого Дона». И Константин Смирнов её называет…
«Александр Михайлович Шолохов, отец классика, много раз пытался открыть собственное дело. Был он и хозяином мануфактурной лавки, и содержателем питейного заведения, и даже открыл собственную галантерейную торговлю и промежуточную ссыпку зерна от имени известного фабриканта Парамонова. По делам, связанным с закупкой хлеба, он часто бывал в Ясеновке — родовом имении помещика Дмитрия Евграфовича Попова. Здесь он и увидел впервые будущую мать писателя Анастасию Даниловну Черникову, которая служила в барском доме горничной. Она пользовалась вниманием одинокого Дмитрия Евграфовича и, как это часто бывает, забеременела от него (ей было около тринадцати). Дабы скрыть грех, Попов решил ее пристроить: уговорил выйти замуж за казака Стефана Кузнецова. Вскоре Анастасия родила дочь. Правда, девочка прожила недолго и умерла в годовалом возрасте. После этого Анастасия, бежав от мужа, вернулась в Ясеновку. Вскоре Дмитрий Попов остепенился, женившись на богатой вдовушке. К этому-то времени и относится знакомство Анастасии с Александром Шолоховым. Когда она забеременела во второй раз, он увез ее под видом экономки к себе на хутор Кружилин, где и родился 24 мая 1905 года их единственный ребенок — Михаил. До 1913 года, пока не умер законный муж Анастасии Даниловны, ребенок носил имя Михаила Стефановича Кузнецова…
Если внимательно присмотреться, то невольно возникают сомнения: а был ли Михаил вообще сыном Александра Шолохова? Посудите сами. Сразу после смерти первого ребенка Анастасия Даниловна бросает законного мужа Стефана Кузнецова и возвращается в имение Попова. Зачем? Чтобы снова стать горничной и заработать себе на кусок хлеба, намекает Васильев. Однако ее муж, как оказывается, был казаком зажиточным и легко бы прокормил жену. Следовательно, цель возвращения явно амурная. Иными словами, связь с Поповым, скорее всего, продолжилась. Только после женитьбы Дмитрия Евграфовича мать писателя окончательно покидает имение Поповых вместе с Шолоховым. До этого она якобы встречалась с ним и даже забеременела. Периодичность встреч едва ли была высокой, и, уж если говорить честно, отец Михаила — Дмитрий Попов. Об этом, мне кажется, догадывался и сам Александр Михайлович Шолохов.

пан Гималайский
28 - 13.06.2005 - 16:01
…У читателя, возможно, сложилось представление, что Дмитрий Попов — этакий шалопаистый барский недоросль. На самом же деле это не так. В пору знакомства с Анастасией Даниловной ему стукнуло сорок… Попов от первого брака имел сына Александра, который был старше своего предполагаемого сводного брата Михаила лет на 10-12. Об Александре мало что известно, ведь он не попал в поле зрения шолоховедения. Пошел он по военной стезе, сперва обучался в кадетском корпусе, а затем в военном училище. Очевидно, к началу империалистической он уже стал офицером и, конечно, принял в ней участие..
Представим себе, что Александр Дмитриевич не погиб и не покинул Россию, а был одним из тех офицеров, кто принял советскую власть и стал с ней сотрудничать. Многие из таковых использовались ЧК в качестве разведчиков в стане белых. Мог быть большевистским агентом при деникинском штабе и Александр Попов. Почему бы нет! По окончании гражданской войны он еще под своим именем появился в Москве, но уже в качестве офицера спецслужб. Поработав в центральном аппарате, он как опытный чекист, получает новое назначение — стать доверенным лицом Сталина на Кавказе. Но отправиться туда под именем Александра Попова немыслимо. Там его знают как сына помещика, царского офицера, а его миссия секретна. И тут под руку попадается фигура Михаила Шолохова, который, скорее всего, действительно погиб в годы гражданской… Его в родных местах, если опираться на реальные факты, никто не видел с 1915 года, когда он ребенком уехал в Москву…
В 1926 году Александр, пожив уже несколько лет в Москве под именем Шолохова, отправляется в Вешенскую. Выполняя на протяжении многих лет секретную миссию, он заканчивает "Тихий Дон", который начал создавать, еще будучи белым офицером, пишет "Поднятую целину", "Они сражались за Родину"… "Казалось бы, гипотеза фантастическая. А между тем она объясняет все загадки в жизни и творчестве М.А. Шолохова. Сам собой отпадает вопрос об авторстве "Тихого Дона" — его написал не желторотый юнец, а человек, прошедший горнило империалистической и гражданской войн, и с хорошим образованием...»

Это нечто
29 - 14.06.2005 - 02:55
Ого! А почему до сих пор никто не высказал предположения, что Шолохов был тайно засланным на Землю инопланетным разведчиком?

Ненуна
30 - 14.06.2005 - 16:22
Ну надо же, Петропавловского и Вялого на пьедестал вознесли!
Сходили по ссылочкам, почитали-с. Что можно сказать? Вялый пишет старательно, может когда-нибудь и выпишется. А Петропавловский занимателен, но как был матерщинником, так им и остался. А что они пьют с Домбровским - этому никто не удивляется. Они со всеми пьют.

пан Гималайский
31 - 15.06.2005 - 17:07
А писатели все пьют. У них, наверное, так нервная система устроена, что не пить они не могут. Шолохов, кстати, даже на старости лет до такой "белки" допивался, что за супружницей своей по двору гонялся - и если удавалось догнать, то он Марь Петровну лупил как сидорову козу...

Это нечто
32 - 15.06.2005 - 19:31
31 - Если "писатели все пьют", то как тогда быть с писательницами? Или у них нервная система устроена иначе?
А то, что Шолохов бил свою жену, не делает ему чести.

Ненуна
33 - 16.06.2005 - 15:47
29: А Шолохов действительно был засланным на Землю инопланетным разведчиком. Из тех, что, пообещав людям рай на Земле (т. е. коммунизм), попытались уничтожить человечество.
А Петропавловский с Вялым - это вторая волна... Берегитесь! Они Домбровского уже прозомбировали. Теперь ваша очередь!

Лыко в строку
34 - 16.06.2005 - 16:38
Ну, о Петропавловском и Вялом (по поводу пьянства) ничего сказать не могу. А о Шолохове - пожалуйста...
Из записки в ЦК КПСС от Отдела культуры и науки при ЦК КПСС: "Многих писателей и широкие читательские круги волнует судьба некоторых крупных художников слова, таких, как Шолохов, который систематически пьет, подорвал свое здоровье и долгое время не создает новых произведений"…

пан Гималайский
35 – 16.06.2005 – 16.57
32 – О, писательницы и пьют, и курят, и кое-что ещё – ого-го как! А как же иначе? Ведь ни для кого не секрет, что в Союз Писателей они попадают, как правило, через постель.

Это нечто
36 – 16.06.2005 – 18.09
35 – пан Гималайский, это типичный мужской шовинизм! Если писательницы попадают в Союз Писателей «через постель», то как тогда, по-вашему, попадают в СП мужчины? Или исключительно благодаря своим недюжинным творческим способностям?

пан Гималайский
37 – 16. 06.2005 – 21.43
36 – Помилуйте, какой шовинизм? Просто так уж сложилось - status quo, чистая эмпирика… А мужчины попадают в Союз Писателей преимущественно «через бутылку». Впрочем, есть такие, кто и «через постель». Потому что педиков в СП немало…

Ненуна
38 – 17. 06.2005 – 00.15
О времена! О нравы! Куда катится мир…

СНОВА ВОЗВРАЩАЯСЬ В РЕАЛ…

Куда бы там мир ни катился, а мне это, по большому счёту, фиолетово. Я и сам уже докатился дальше некуда, раз не могу закончить плёвое воспоминание всего-навсего об одном малотверёзом вечере. И как это выжившие из ума старперы умудряются накропать толстенные тома мемуаров? Или это за них «литературные рабы» пишут?
Пожалуй, всё-таки «рабы»… Находясь в маразме, особо не распишешься, тут бы не забыть до гальюна доползти, и то слава богу…
Но у меня-то никаких «рабов» нет! Да и не сумеют они воспроизвести недолгой памяти события столь правдиво, как я, - непременно что-нибудь приврут.
Посему продолжаю катить сей сизифов камень самолично…

***

- Что-то Васи давно нет, - сказал Серёжа Егоров.
- Заблукал, наверное, по улицам шалается, - бормотнул Шолохов предполагающим тоном. – Или где-нибудь отдохнуть притулился – может, вот в этой леваде придорожной… Ничего. У нас в Вёшках хохма один раз приключилась в связи с алкогольным делом, вот это действительно мужику не повезло… Мужик-то – дрянь, нечаянный воряга, а всё равно смешно. В магазине, перед самым закрытием, прошмыгнул он в подсобку и спрятался там с целью дальнейшей покражи. А сам уже пьяненький был… Ну, дождался, пока продавщица отправилась домой. Потом набрал в авоську штук семь-восемь бутылок водки, о большем он не мечтал, и стал выбираться с добычей через фортку. Попервоначалу все шло нормально: вывесил он, значит, свои бутылки наружу и стал сунуться сам. Однако видит, что по габаритам не проходит. Тогда он разделся и полез телешом – опять же, с авоськой водки перед собой… В общем, выпучился мужик из фортки наполовину и застрял. Сопел-пыхтел – задарма: ни вперёд, ни назад выцарапаться не может! Так и остался висеть - наполовину на улице, наполовину в магазине... «Раз не удалось своровать водку домой, - решил он, - значит, надо выпить ее на месте, прямо в таком неудобоприятном положении»... Задрать голову вверх у него не было возможности; свободной рукой он достал из авоськи бутылку, после – вторую.., и выпил их обе, поворачиваясь всем телом набок, сколь было возможно… Кончилось тем, что поутру участковый, вызванный случайно проходившими мимо станичниками, долго матюгался, выдирая из фортки в усмерть пьяного шахрая…
- Ну, Вася не настолько пьян, чтобы где-то вырубиться,- сказал Серёжа, выслушав рассказ Шолохова.
- А я разве говорю, что настолько? – удивился тот. – Я же так, для чистого примера проиллюстрировал. Имел в виду, что по пьяному делу разные бывают случаи. Нарочно и не придумаешь, какое иной раз в жизни происходит.
- Да уж.., - вздохнул я. – Вот так подумаешь: зачем люди пьют? И не находишь ответа…
- От скуки пьют, - сказал Шолохов. – Для праздника. Людям праздника не хватает. Особенно творческим личностям. Им всё время потребен праздник в душе, чтобы не свихнуться. А где его взять? Только через водку, только через неё, родимую.
- Если на то пошло, - вставил Серёжа Егоров, - в праздники не случайно используются всевозможные адаптогены: алкоголь, галлюциногены, музыка, танцы... Они создают тот коллективный настрой, который помогает человеку выскочить за рамки обыденного и приобщиться к мощным бессознательным энергиям. К тому же, человек - существо неоднозначное, в нем могут вместе уживаться интеллектуальность, подавленная агрессия или сексуальность и внутренний критик, говорящий, что все это нельзя. И когда во время праздника под действием, скажем, алкоголя все это выплёскивается наружу - так сказать, выпускаются лишние пары - наутро бывает мучительно стыдно. Внутренний судья упрекает: "Ты вел себя как свинья". Но, наверное, стоит во время всеобщего веселья напоить сидящее в тебе подсознательное животное, дабы не грызло оно в повседневной жизни. Иначе ежедневно человек будет источать злобность, неудовлетворённую сексуальность и раздражительность.
- Это всё, наверное, правильно, - согласился я. – Но вот вопрос: как научиться контролировать в себе это животное? Оно ведь меры не знает, зараза!
- Да, контролировать надо жёстко, - усмехнулся Серёжа. - Иначе при возвращении домой могут происходить ошибки навигационного характера.
- А ещё, - сказал Шолохов, - в наше время такое присловье имелось: что у трезвого на уме, то у пьяного на пиджаке! Ха-ха-ха-а-а!
- А я не могу особенно себя контролировать, - признался я. - Всё подряд пьётся и пьётся - как вода... Останавливаюсь лишь когда уже организм не принимает...
Шолохов поднял указательный палец и нарисовал им широкий круг в вышней пустоши:
- Иногда контролировать себя не очень хочется, но нужно. Особенно когда находишься за рубежом с официальным визитом. Там ведь на тебя устремлены тыщи вражьих глаз - все чужбинники только того и ждут, чтобы ты как-нибудь осрамился… Помню, в начале шестидесятых была у меня поездка в Англию, Италию и Францию. Там постоянно приходилось посещать торжественные приёмы. И вот, во Франции - на банкете после одного такого приёма - подходит ко мне официант и спрашивает: «Что вам налить, месье?» Я, конечно, отвечаю: «Водку». Официант спрашивает: «Вам с чем?» - «Без ничего, чистой водки!» - «Чистой не положено! Можно только разбавленной чем-нибудь!» - «А чем?» - «Чем угодно, но не чистой»… Тут меня зло взяло, я и брякнул: «Тогда неси с пивом!» И что вы думаете - принес, собака. Куда мне деваться было, пришлось весь вечер хлебать «ерша». Вот уж когда крепко себя контролировать старался! Но ничего, сдюжил – это я вам без хвальбы говорю. Зато у французов глаза на лбы повылезали…

***

- А всё же, что-то давненько Вася не возвращается, - вновь вспомнил о недокомплекте в нашей компании Серёжа Егоров. – Может, в самом деле, заблудился – микрорайон-то незнакомый…
- Если б он первый раз за пивом пошёл, тогда понятно, - сказал я. – А то ведь раз десять уже успел туда-сюда смотаться.
- Или задрался с кем по дороге, зубобой устроил, - предположил Шолохов. – Дело молодое - показаковать, покуражиться, пока сила в руках-ногах присутствует.
- Упаси бог, - испугался я. - Он же здоровый кабан, кучу народу положить способен...
- Тогда и беспокоиться нечего: значит, не сгибнет, - сказал Шолохов. – Пусть намордует кого следует, та и вернётся.
- Нет-нет, - я поднялся на ноги. – Такие вещи на самотёк пускать нельзя. Пойду посмотрю, а то как бы его там менты не повязали.
- Ну, иди, раз ты такой неугомон, - бросил мне в спину Шолохов. - Только гляди, чтоб на одной ноге обернулся, а то сколько же можно пива ждать!
Я ничего не ответил, поскольку уже шагал прочь по тропке, едва проглядывавшейся в разнотравной гущине.

***

Путь до магазина показался мне гораздо более долгим, чем прежде, а асфальт на дороге – значительно менее ровным.
Войдя в прохладное помещение, я, к своему удивлению, не обнаружил продавщицы за прилавком. Лишь какие-то подозрительные всхлипывающе-ахающие звуки доносились из распахнутой подсобки… Я приблизился и, заглянув внутрь, различил в сумраке сосредоточенно мотылявшуюся взад-вперёд длинную шевелюру автора бестселлера «Букет в интерьере спальни», а значительно ниже – лежавшую животом на столе искомую продавщицу, с завёрнутым на спину подолом и полновесно белеющими Musculus glutaeus maximus; теперь я понял, что звуки издавала торговая работница, стараясь сдерживать ритмичные придыхания и всхлипы в такт получаемому удовольствию, и это у неё не очень получалось…
Как человек деликатный, я не стал никого беспокоить. Тихонько взял из холодильника четыре запотевших бутылки «Балтики № 3», оставил на прилавке деньги и направился к выходу. Не дойдя до двери, остановился и, поразмыслив с полсекунды, вернулся; прихватил ещё пару пакетиков с копчёными угрями, забрал с прилавка свои деньги – и после этого окончательно удалился…

***

- Молодец, живым духом промотнулся, - похвалил меня Шолохов. – Не то, что товарищ твой. Огрузился самогонкой и блукает невесть где, пока мы тут от жажды мучаемся. Кнут по нему кричит горькими слезами!
- С Васей всё в порядке, скоро вернётся, - сообщил я, усаживаясь в траву и доставая из кармана ключи от квартиры. – Только открывалки у меня нет. Кто умеет ключами бутылки открывать?
… А Василий, и в самом деле, скоро вернулся - мы даже по полбутылки выпить не успели. Он принёс ещё четыре пивасика и несколько пакетиков с солёными фисташками.

***

Между тем, Шолохов, как это бывает с людьми, истосковавшимися по общению, продолжал свои воспоминания, которые то плавно перетекали из одного в другое, а то и просто перескакивали полусвязно – и грозили никогда не кончиться:
- … Ни Хруща, ни, тем более, Брежнева я не любил. Недаром народ придумал поговорку: Ленин доказал, что управлять страной могут и кухарки, Сталин доказал, что управлять страной может один человек, Хрущев доказал, что управлять страной может и дурак, а Брежнев доказал, что страной можно вообще не управлять... Мда-а… Сталин – другое дело. Его не только друзья, но и враги уважали. Да и боялись многие, конечно. Я о перегибах не спорю, это было. Но когда надо, он и заступиться умел. Меня только благодаря ему со света не сжили… А врагов много было. Ягода, например, когда прочитал «Тихий Дон», так мне и сказал: «А ты, Миша, всё же контрик. Твой «Тихий Дон» ближе белым, чем нам. По-хорошему – шлёпнуть бы тебя за это говно, которое ты написал»… Представляете? Я тогда сильно расстроился.
- Подумаешь, – сказал я. - Мне, вон, Лена Лобанова сказала сегодня, что повесть, за которую я медаль получил, – говно. Что же мне теперь – с горя руки на себя наложить прикажете?
- Сравнил. То – Лена какая-то, а то – Ягода! Посмотрел бы я, если б он тебе такое сказал. Руки не руки, а в штаны люди накладывали ещё как! И не щенки молодые какие-нибудь, а члены партии с дореволюционным стажем… Вот, помню такой анекдот про Ягоду. Сталин сообщил наркому, что у него пропала трубка… Прошёл день. Назавтра Сталин сказал ему, что трубка нашлась… Ягода разводит руками: «А я уже арестовал 25 человек по этому делу, и все сознались!» Ну, потом этот анекдот переделали под Ежова, а после него – под Берию… Да-а… Всё-таки, когда лес рубили, слишком много щепок полетело. Надо было аккуратнее, я ему говорил… Теперь, вот, репрессиями это называют. Но не Сталин один повинен! Многие замарались… Знаете, про «Поднятую целину» тоже друзья меня не раз спрашивали: «Зачем это все герои у тебя погибают в конце романа?» А я не боялся отвечать прямо: «А чего жалеть? Их бы всё равно свои же и перебили лет через пять»…
Он поглядел на носившуюся над нами кодлу свиристящих воробьёв и, сорвав – и безотчётно смяв в кулаке - пучок травинок, вернулся мыслью немного назад:
- Да, так насчёт Ягоды… Позвонил он мне однажды: «Приезжай, Миша - посидим, выпьем». Ну, вроде не по рангу мне было отказываться-то, поехал… Захожу – он ждёт уже за столом. А на столе стоит бутылка водки, хлеб нарезанный, банка шпрот открытая - негусто, в общем. Он налил в рюмки, мы чокнулись. Я сразу выпил, я ж человек простой. А этот сатрап пузатый и говорит: «Что-то херовато я себя чувствую, Миша, не полезет мне сегодня водяра в глотку. Не буду пить. Пойду, прилягу. А тебя отвезут домой»… Ну, я же хлопнул уже рюмашку, так что взял вилку – выгреб несколько шпротин из банки, закусил... А в машине, когда меня домой везли, стало мне так погано! Точно кол в живот встромили и проворачивают… Водитель привёз меня в больницу ОГПУ. А там врачи сразу же – хлоп меня на операционный стол… Сгуртовались, просят подписать согласие на операцию. Я гляжу на них и чую: что-то не то творится, тьма какая-то у них за спинами стоит, беда, беда... Вспомнил, как с Фрунзе получилось… А тут ещё дамочка одна, врачиха, жалобно так на меня смотрит, как на покойника… Я и подумал: да пошли вы все на хуй, не стану ничего подписывать! И не подписал. Может, только потому и жив остался…
Он зыркнул лукаво из-под белых бровей:
- А знаете, я ведь тоже ха-а-арошую измену этим блядским чекистам устроил один раз. Правда, не Ягоде, его уже к тому времени шлёпнули. А Ежову – этому от меня рога бы-ыли… С Женечкой Хаютиной, супругой его. Ежова-то с возрастом всё меньше на баб тянуло, он, падла, на мужиков переключаться стал. Да и наркотиками баловался. Вот Евгения Соломоновна и похаживала на сторону. Не только со мной. С Бабелем у неё вообще давнишняя любовь крутилась. За это Бабеля потом и пристегнули к делу о шпионаже. А меня тронуть не посмели – знали, что Сталин уважает… Но и я, как говорится, по самому краешку пропасти прошёл. Дело было в тридцать восьмом году, в августе. Я в московской гостинице «Националь» несколько раз с Женей… хм-м… ну, понятно, чем занимался.… И что бы стоило мне догадаться: следили ведь за ней со всех сторон! И Ежов следил, и Берия уже агентов своих приставил – и к наркому, и к супруге его… В общем, подслушивающая аппаратура в номере имелась, где мы с Женей встречались. Когда Ежову доложили обо всём – ох, он её и отлупил! Это всё мне потом Берия рассказывал.
- Так вы что, с Берией дружили? – удивился я.
- Какое там дружил! Просто Лаврентий Палыч был хитрая змея. Хотел, чтоб я боялся – вот и приоткрыл свою кухню: мол, не думай, что раз ты классик всемирный, то мы тебя из виду упустим. И не упускал, зараза…

***

Мимо нас по тропке, переговариваясь частым сорочьим говором, прошли две класснозадые фемины отвязного вида. Юбчонки на них были короткие до невозможности… Мы проводили их многоочитым взглядом, задавив просившиеся наружу реплики… Выдержав деликатную паузу, Шолохов вздохнул:
- Ох, времена пошли бесстыдные! Чуть не телешом девчата ходят! Но смотреть приятно, врать не буду… Прошныркают мимо такие голоногие красуни – и уже веселее жизнь понимаешь.
- Да уж, глаз радуется, - согласился я. – Вот так, поднимаясь по лестнице, ни за что не могу удержаться, если передо мной идёт обладательница подобной юбочки: задеру голову – а там… трусики между двигающихся ягодиц и не видно даже… Они ведь, шельмы, нарочно «стринги» носить норовят!
- А бывает и покруче, - вставил Вася Вялый. – Бывает вообще без трусиков.
- Главное, чтобы кривые колготки под эти юбки не надевались, - съюморил Серёжа Егоров.
- Да уж… Если без трусиков, да ещё и в чулках.., - размечтался я. – Это вообще бомба!
- Раньше для того, чтобы увидеть женские ягодицы, нужно было отодвинуть трусы, а теперь, чтобы увидеть трусы, нужно раздвинуть ягодицы, – сказал Вася Вялый.
Шолохов, приложившись к бутылке, сделал несколько глотков. Шмурыгнув носом, заметил:
- Эх… Бесстыдства нынче много развелось. Любовь превратили в форменное блядство… Телевидение рекламой бабьих прокладок загадили… Единственное, что мне нравится в теперешнем времени – это разнообразие напитков. Я-то, как правило, одну водку употребляю. Но и её ж – тыщи сортов сейчас! Чтобы все распробовать, целую жизнь положить на это дело надо!
- Так мы и кладём! – сказал Серёжа Егоров.
- Мы вообще на всё кладём, - добавил Вася Вялый.
- И правильно, - сосредоточенно глядя между своих широко растабаренных ног, согласился Шолохов. – Так и надо. Класть на всё и на всех. Тем более, сейчас эпоха такая настала. Сталин давно в земле лежит… А кого ещё сегодня можно уважать? Кого - соответствующим образом - бояться? Никого!

***

- Вообще-то, меня - при жизни Хозяина - несколько раз уговаривали написать о нём роман, - признался он… Он помолчал недолго; затем, подавшись в сторону Серёжи Егорова, спросил:
- А знаешь, почему я не написал роман про Сталина?
- Почему?
- Не хотел! Ха-ха-ха!

***

Солнце передвигало тени всё ближе к вечеру. На небо набежали редкие хлопчатые облака, но вскоре, точно утлые льдинки в тёплой воде, растаяли без следа.
А наш собеседник не умолкал, с видимым наслаждением копаясь в прошлом:
- Однажды я набрался нахальства, - рассказывал он, - и спросил Хозяина - а так ли уж нужны тому его портреты повсеместно. Иосиф Виссарионыч смерил меня волкодавьим взглядом… Ну, думаю, всё: сейчас шумнёт охрану, наузыкает на меня – и поминай, как звали… Но нет, пронесло. Сталин вдруг улыбнулся и, погрозив мне трубкой, ответил: «Народу нужны божки»...

***

- Вот кто мне скажет: что такое культ личности? – отсмеявшись, поинтересовался он.
- Да иди ты в баню, дядька! – мотнул головой Вася Вялый. – Мы сюда пришли медали обмывать, а не загадки разгадывать. Если хочешь – досказывай свой анекдот, а не хочешь – так и не компостируй нам мозги…
- Да какой же это анекдот.., - смутился он. – Это – так… присказка народная… в Вёшках у нас ходила… Ну, короче говоря, культ личности - это когда один плюет на всех… А что такое - разоблачение культа личности? – он хитро оглядел всех нас и, не дождавшись ответа, многозначительно поднял указательный палец:
- Это когда все плюют на одного, а в результате все ходят оплеванные… Вот она, мудрость народная!.. Ну, и ещё покороче выражались после двадцатого съезда: при Хрущеве культ личности сменился культом двуличности... Да-а.., вот так-то… Между прочим, приезжал он ко мне домой, подружиться хотел… За неделю до него прибыл в Вёшки чуть ли не взвод сапёров: у нас же в Отечественную бои шли, могли остаться в земле неразорвавшиеся снаряды – вот их и искали. Ещё - повара привезли, а с ним и продукты в опломбированных ящиках… Смотреть противно было на это барство – тоже мне, царёк нашёлся… Поначалу-то Никитка со мной подружиться хотел – может, надеялся, что я о нём напишу что-нибудь хорошее, дуралей. К себе на охоту много раз зазывал. И я ездил. Только не стал с ним охотиться, противно мне стало: разве ж это охота, когда военные на тебя оленя целой кодлой гонят? Издевательство это, а не охота!
***

- Я ни Хрущёва, ни Брежнева не боялся, - рассказывал он. - Помню, однажды Никитка пытался меня попугать. Да хитрым таким манером, экономическим… У меня же в войну дом в Вёшенской разбомбили немцы, а Сталин дал указание вместо разрушенного построить новый… Ну, построили быстро. И стал я в нём жить. Быстро пообтерхался, хозяйством разным обзавёлся… А после смерти вождя что придумал это жук кукурузный: он от меня потребовал, чтоб я выплатил всю стоимость строительства! Не мог простить, что я осмеливался спорить с ним, не соглашался с его оценкой Сталина. А я писал то, что думал: что нельзя оглуплять и принижать покойного вождя, поскольку это нечестно и вредно для страны, для советских людей… И знаете, что я сделал в ответ на хрущёвское требование? Отправил ему телеграмму: «Должен, не скрою. Отдам не скоро»… Ха-ха-ха! Хер он от меня чего дождался! Ну, там, копеечные суммы я ему переводил – так, для смеха, чтоб позлить эту жопу с ушами… А, между прочим, если уж говорить о деньгах, то никто в жадности меня упрекнуть не может. Свои премии - Сталинскую, а потом Ленинскую – разве я их себе оставил? Нет. И ту, и другую передал землякам - на строительство дорог, школы... Что же до Нобелевской – эту оставил, да. Захотелось поездить, мир посмотреть. Та и семья ж немаленькая была у меня…
Он достал из заднего кармана своего трико мятую пачку «Примы», извлёк из неё сигарету, расправил её, спросил:
- Серники у кого-нибудь есть?
Я достал из кармана зажигалку. Крутнув колёсико, высек огонь. Он прикурил. И, пуская клубы дыма, продолжил:
- А вообще, как пришёл Никитка к власти – так и перекосилась в стране советская власть, и начало всё расшатываться и рушиться… Мудрость народная и тут поговорку меткую выдала: при Сталине наша экономика оказалась на краю пропасти… но с тех пор она шагнула далеко вперед... Зато показухи было сколько! Вот, помню, посетил СССР Де Голль. Принимали его с размахом, возили по разным заводам, фермам и воинским частям… А потом, когда он вернулся к себе во Францию, на пресс-конференции его спросили о впечатлениях. Он ответил так: «Самое сильное впечатление – это то, что повсюду меня преследовал сильный запах свежей краски»...
Он раздражённо махнул рукой, отгоняя от лица назойливую муху, и вновь подхватил нить своей мысли:
- Мда-а.., со времён Никитки не было у нас нормальных вождей. Ну, соответственно, и возле них вдосталь прихлебателей огиналось. Делов наворотили, пакостей всяких… Вот, например, в шестьдесят втором, когда рабочие Новочеркасска протестовали против повышения цен - зачем было расстреливать мирную демонстрацию? Глупость и преступление! А я ведь пытался остановить это дело. Сразу же, как начались беспорядки на электровозостроительном заводе, мне сообщили об этом. Я затребовал вертолет, чтобы вылететь в Новочеркасск и выступить перед рабочими – знал, что меня народ уважает, и потому прислушается. Только мне эти суки обкомовские не дали вертолета! Ну, я потом им всем вставил! После тех событий на Дон прибыл второй секретарь ЦК Козлов – собрал пленум Ростовского обкома. Местных партийцев обязали каяться… А я вышел на трибуну - и прямиком этому Козлову рубанул: «Какого хера вы повышаете цены, не посоветовавшись с народом? Разве не знаете, что Ленин использовал расстрелы демонстраций царским правительством для захвата власти? Как же мы, партия, можем стрелять в народ?» Короче говоря, всыпал ему по первое число… Ну, конечно, в тот же день Никите об этом доложили – ничего, утёрся и смолчал…
Он выбросил окурок. И, сплюнув, заговорил снова:
- Брежнев не такой дурак был, как Хрущёв, но, к сожалению, ничего сам не мог решать. Слишком прислушивался к окружению своему. А может, и зависел, не имел достаточной свободы для действий. В общем, как ни крути - не тот масштаб личности, чтобы править страной. А уж когда состарился, то и совсем умом оскудел. В общем, заслужил всенародную ганьбу. Недаром о нём столько анекдотов ходило… Хе-хе.., вот – слушайте… Выступая с трибуны съезда, Брежнев говорит: «Мне недавно сообщили..., что все считают.., будто вместо меня в машине ездит чучело... Так вот, товарищи.., я официально заявляю.., что вместо чучела в машине езжу я»...
- Интересно, Михал Лексаныч, - вставил я, - а про вас народ анекдоты не сочинял?
- Про меня? Гм… Да припоминаю один… Значит, в редакцию «Литературной газеты» пришкандыбал, хромая, журналист… «А где твое интервью с Шолоховым?» - строго спросил Симонов, редактор «Литературки». Журналист в ответ показал на «фонари» у себя под глазами. Симонов ему: «Ты думаешь, что мы можем вместо интервью опубликовать твоё фото с этими синяками? Где материал?» Журналист приподнял шляпу и показал большую шишку на голове: «Вот, посмотрите!» Тут уж Симонов взорвался, как бомба: «Ну, и что? Мы же не можем поместить фото этой шишки в нашу газету! Значит, ты так и не смог вытянуть из Шолохова ни одного слова?» А журналист в ответ: «Признаться, он сказал пару слов, но они явно не для печати»...

***

- Что до журналистов, то не особо люблю я этих щелкопёров, - признался он. – Наши ещё куда ни шло. Они субординацию более-менее понимают А закордонники – вот те наглые. Сколько раз пытались меня на словах поймать… Помню, в Англии один такой очкастый хмырь с блокнотом в руках пристал: «Вот вы, господин Шолохов, вышли из самой народной гущи. А кем вы себя сегодня считаете – пролетарием или интеллигентом?» Я в ответ говорю ему, что считаю себя пролетарием умственного труда. А он не отстаёт: «Так, значит, вы себя не считаете интеллигентом?» Тогда я и спрашиваю: «Что вы вкладываете в понятие «интеллигент»? Вот, скажем, может ли интеллигент ругаться нецензурно?» - «Ну... Иногда, наверное, может, когда обстоятельства не допускают других выражений», - говорит газетчик. «А может ли интеллигент употреблять наркотики?» - уточняю я. «Э-э-э... В принципе - да, почему бы и нет». – «А вот, к примеру, может ли он быть гомосексуалистом?» - «Может, наверное… Да, действительно, какая разница, с кем он спит!» – ответил он, предвкушая сенсацию… Тут я его и уел: «Ну, тогда можете написать в своей газете, что я себя интеллигентом не считаю!»
Он поднёс к губам бутылку пива и, запрокинув её, убедился, что она пуста. Сказал раздумчиво:
- Не понимаю я в жидкостях, которые градусом слабые. Пиво – это от жажды, чтобы сухмень в горле перебить. А для души только «беленькая» годится. Надо водки ещё взять, чтобы деньги зря не тратить.
- Нет, мне водки хватит, - отозвался Серёжа Егоров. – Иначе я сегодня домой точно не попаду. А мне надо.
- Да и я сейчас, если водки выпью, то вырублюсь, - присоединился Вася Вялый. – Надо к пиву возвратиться, хотя бы временно.
- Моя очередь пиво покупать, - спопашился я и поднялся на ноги. – Сейчас схожу…

***

На сей раз дорога до магазина показалась мне бесконечной. Я чувствовал себя Одиссеем, оторвавшимся от родных берегов и зигзагообразно бороздящим штормовые просторы непонятного... Но дверь магазина морочилась вдали благословенной тихой заводью, и я терпеливо продирался сквозь цепкие, как когти эринний, кушири, лавировал между сциллами и харибдами нёсшихся по проезжей части автомобилей, шатко плёлся по угрожающе разъезжавшимся в разные стороны, словно челюсти стигийских собак, тротуарным плиткам – и, наконец, добрался до вожделенной торговой точки.
… Пока фокусировал мысли, продавщица истолковала мой долгий взгляд на её пышную грудь явно по-своему, по-женски. Она вышла из-за прилавка и, игриво хихикнув, спросила:
- А вы тоже сегодня медаль получили? Вместе с Василием?
- Ага.., - от слишком энергичного кивка меня качнуло и, чтобы не упасть, я схватился за неё.
- Ой, а я и не знала, что все писатели такие шалуны, - снова захихикала она, раскрасневшись. – Но зачем же - вот так, сразу… Не здесь. Пойдёмте хоть в подсобку…
- Дык.., - я не нашёлся, что ответить, и вновь принял устойчивое положение, опершись о прилавок.
- Я, правда, уже не хочу, - скромно потупилась она. – Но могу миньет сделать.
В тот же миг из-за моей спины раздался голос невесть когда успевшего войти в магазин Шолохова:
- Миньет – это хорошо!
С этими словами он сгрёб в охапку труженицу прилавка и поволок её в подсобку, бросив мне через плечо:
- Не обессудь, сынок, следующим в очереди будешь, по старшинству…
- Нет-нет, гражданин, отпустите меня! – запротестовала она.- Да вы что, в конце концов, я вас не знаю… Ой, только не надо за волосы!
Тут я услышал, как её колени грюкнули о доски пола, потом раздалось ещё несколько возмущённых междометий, а через несколько секунд они сменились весьма недвусмысленными звуками подневольного согласия…
Я не стал дожидаться своей очереди. Взял четыре бутылки пива и, не сомневаясь насчёт денег, пустился в обратный путь.

***

- А где ты Шолохова потерял? – спросил меня Серёжа Егоров. – Он же за тобой пошёл.
- Да он там продавщицу в подсобку затащил. В рот ей даёт.
- Ого, шустрый дед, - удивился Вася Вялый, открывая пиво. – Ну, хоть по согласию там всё?
- Да не очень-то по согласию… Упиралась она. Но дед крепенький оказался.
- Нет, это не дело, - покачал головой Вася, отхлебнув из горлышка. – А вдруг она сейчас шум поднимет? Шолохову-то ничего не будет, он же со справкой, что - дурак. А нам из-за его художеств могут и статью впаять.
- Это точно, - согласился Серёжа. – Давайте, наверное, двигать отсюда. Да и пора уже, меня дома ждут…
- Ладно, - Вася поднялся на ноги. – Я по дороге усугублю. Всё равно в запой уходить…
- А если я тебя до дома довезу, - спросил я, – тогда есть шанс, что без запоя обойдётся?
- Есть… Но по пути домой мы ещё пива возьмём.
- Конечно, возьмём, чё ж на сухую ехать.
Мы наспех опустошили свои бутылки и, оставив их в густых бурьянах, зашагали по направлению к дороге, растянувшись цепкой: впереди - Серёжа Егоров, за ним - я, а замыкал процессию Вася Вялый. В кронах деревьев сонно чулюкали воробьи. Под ногами махровито лопушилась и куделилась беспризорная трава, выхаркивая из-под наших ног полохливую зелень ящерок и кузнечиков… Сизые сухие сумерки висели у нас на плечах.

***

А мне уже осточертело заниматься экстракцией и прополаскиваньем собственных мозгов ради извлечения событий дней минувших – пусть и не давно, но, блин, бездарно и беспонтово минувших, поскольку они всё равно канули, как и вся жизнь канет, в никуда, ровным счётом ничего не прибавив миру, кроме энтропии и распада. Да и сколько её осталось, жизни-то? А я трачу её на вот такую хрень - воспоминания о писательской пьянке! Кому это интересно? Лично мне – ни капельки. Чем вспоминать о таком, лучше пойти и устроить новый, реальный, загул… В настоящем времени.
А что – мысль!
Ну, я пошёл…

КАК Я ПОЛУЧАЛ ШОЛОХОВСКУЮ МЕДАЛЬ. ЧЕТВЁРТЫЙ ЗАХОД

…Итак, ещё несколько пропитых дней слилось в канализацию. Вчера встретился с поэтами Олегом Виговским, Вадиком Яковлевым, Виталием Ивановым и Аней Мамаенко – блин, стояли на Кооперативном рынке, мирно пили пиво возле местной забегаловки, никого не трогали, как вдруг подрулили ментокрылые братья наши меньшие и, повязав всех, свезли в обезъянник. Суки, просто так отпускать не хотели. Виговский выкупил всех за полторы штуки «деревянных»… И я понял: это сигнал свыше. Боженька подсказывает мне, что пора завязывать с пьянкой и вновь садиться за рабочий стол...
И я внял боженьке… Для начала врубил свой компец, зашёл на форум – и вот что там прочитал:

ШОЛОХОВУ - 100 ЛЕТ. ГДЕ ПРАВДА?
(продолжение продолжения)

ё моё
39 - 17.06.2005 - 15:37
Первые публикации Шолохова были нелепы. В 1923 году в "Юношеской правде" он опубликовал несколько рассказов – в частности, "Испытание" и "Ревизор". В "Ревизоре" не только название, но и сюжет заимствованы у Гоголя: мелкого комсомольского работника принимают в райцентре за ожидаемого там ревизора... В "Испытании" повторяется сюжет известного чеховского рассказа "Пересолил".
Потерпев полное фиаско на писательской ниве, в декабре 1923 года Шолохов вынужден вернуться на Дон… Дальше – известно: в январе 1924 года в 19-летнем возрасте он женится на 25-летней казачке Марии Громославской… Вот после этого и сваливается на него стремительный, неимоверный успех!
Неужто кто-то после этого будет утверждать, что он сам написал "Тихий Дон"?

ё моё
40 - 18.06.2005 - 02:15
Доктор филологических наук Валерий Сердюченко в журнале “Наша улица” опубликовал статью “Шолохов и вокруг. В последний раз”, где он выдвинул свою версию того, как возникли ВСЕ произведения Шолохова. Вот выдержки из его статьи:
«…Покинув родительский дом, а, может, и изгнанный оттуда, он (Шолохов… блуждает по городам и весям превращенного в революционный ад казачьего Юга, грабит награбленное в составе красноармейских продотрядов, пока, наконец, судьба не сводит его с неким П. Я. Громославским. Этот Громославский темная личность. Он успел посидеть в тюрьме уже при советской власти, и отнюдь не за политическое, а за уголовное преступление… Новоявленные дружки, старый и молодой, находят общий язык с полуслова. Оба они отчаянные прожектеры, оба безнравственны, но именно поэтому хорошо понимают, что революция - это их время, их шанс…
И тут - внимание! - на сцене появляется третий…
Итак, однажды ночью на пороге громославского дома появляется некто гениальный и полубезумный одновременно. Он одержим всевозможными гоголевскими неврозами, у него очередной психический кризис, его терзают метафизические ужасы и демоны всего мира, но прежде всего агорафобия, страх открытого пространства, где царит разрушение и смерть. Он умоляет оторопевшего хозяина спрятать, скрыть его в подполье…
Подвал у Громославского имеется. Не подвал, а настоящая гробница с каменными сводами. Там-то добровольный узник и поселяется. Через некоторое время он требует перо и бумагу. Почему бы нет, тем более, что он расплатился за тайник такой суммой, которая сделала Громославского крезом. К тому же, этот ненормальный - вроде писатель. Странный, однако же, писатель. Почитаешь - пустомеля, а занятно: самое то, что творится сейчас на Дону.
…Громославского вместе с его зятем осеняет грандиозная затея. Они решают стать писателями! Большевистскую грамоту они научились читать между строк. В том числе и про то, что писателей сейчас набирают из рабочих и крестьян. Писательство - дело великое. Например, Льва Толстого даже цари боялись. Неужели ты, Мишка, не сможешь, как тот, в подполье? С твоей-то анкетой, чего там?
Так Шолохов… впервые появляется в Москве. На первых порах все складывается, как предполагалось. Безусые столичные комиссары только что не носят его на руках. Как же, из беднейшей крестьянской семьи, гонитель белогвардейских банд, гаврош донской революции. Немедленно в редакцию, в литстудию, твори, выдумывай, пробуй!
Увы, через некоторое время Шолохов с отчаянием обнаруживает, что он не может складно связать на бумаге двух слов. И научиться этому, оказывается (чертов тесть!), невозможно. Промаявшись в Москве около года и изобразив за это время три жалких фельетона.., наш завоеватель бесславно возвращается восвояси.
Будущий тесть в ярости. Не может такого быть, чтобы его Мишка не пробился в большевистские генералы! В январе 1924 года оформляется брак 19-летнего жениха с 22-летней невестой…
Подпольный гений разражается все это время отрывками великолепной прозы. Это в конце концов начинает понимать даже Шолохов… "А про наших, про красных можешь?" О, подпольный гений может все. Дрожа от надменного возбуждения, он в считанные дни создает гроздь поразительных по силе рассказов. Шолохов одним пальцем, без абзацев и интервалов перепечатывает их на той самой знаменитой машинке, и вот уже престарелый А. Серафимович поздравляет советскую литературу с рождением нового рабоче-крестьянского таланта.
Что дальше? Изнурительные бдения за столом убеждают Шолохова лишь в том, что он бездарен, бездарен, катастрофически бездарен. Так, как "тот", под полом, писать он не может и вообще никак не может. Но внизу растут горы рукописей. Судя по чадным заявлениям узника, он принялся за "Войну и мир" двадцатого века. Авторство, слава, деньги для него звук пустой. Он тайнописец, слепой Гомер, повелитель слова - с него достаточно.
И Шолохов решается. Первая, затем вторая книги "Тихого Дона" уходят в московские редакции. Буря восторженных откликов, автора требуют немедленно на сцену, пред очи литературных вождей, в партийные хоромы РАППа.
...Но почему он так неуклюж, этот донской творец?.. Почему он так позорно путается в собственных героях, в собственной биографии, и куда он все время исчезает?

ё моё
41 - 18.06.2005 - 02:18
Сады советской словесности не лирические тургеневские усадьбы, здесь рубят с плеча. Единодушно обласканный, Шолохов в считанные месяцы становится литературным изгоем. И особенно неистовствуют ростовские дружки, не пробившиеся в столицы. Вокруг Шолохова завязывается клубок зависти, подозрений, сплетен, и все это материализуется в статье "Эпопея под вопросом" ("На подъеме", 1929, № 1), где Шолохов открыто назван литературным вором…
Переполошившиеся редакторы задерживают публикацию третьей книги "Тихого Дона". Разгорается скандал. Делом заинтересовывается сам Сталин. От кого он мог бы получить объективную информацию на этот счет? Пожалуй, только от Горького. Так вот, отправить Шолохова на литературно-психологическое обследование в Сорренто.
Шолохов понимает, что началась настоящая игра. Никакая это не творческая командировка к патриарху пролетарской литературы. Он уже потерся в коридорах власти, он знает их нравы, их методы увещевания. Горький наверняка его раскусит, это не лопухи из РАПП. Как избежать позора? А вот как: из Союза выехать, а в Сорренто не приехать. Причины? Э, Бог не выдаст, свинья не съест. Додумаем по дороге.
Просидев две недели в Берлине и не выдумав ничего путного, Шолохов внезапно исчезает оттуда, чтобы объявиться в своей вешенской цитадели, отделенной от Москвы тысячами километров, бездорожьем и отсутствием телефонной связи.
Но Сталин ничего не забывает.
… Попытаемся смоделировать первую встречу и первый разговор Шолохова со Сталиным.
Итак, вот они друг против друга, величайший властелин и величайший авантюрист двадцатого века. Сталин в большом затруднении. Недавно он начал строительство культурного фасада своей империи. Это должна быть великая культура. Способен ли РАПП создать такую культуру? Нет, РАПП такой культуры создать неспособен. Он способен лишь скомпрометировать первое в мире рабоче-крестьянское государство. Все эти Либединские, Фадеевы, Фурмановы - это литература, писанная большевиками, о большевиках и для большевиков, нужны же Толстые. Одного такого Толстого он, Сталин, уже вернул России. Был граф Толстой, стал наш, советский писатель, товарищ Толстой. Возвращен Горький. Обласкан Булгаков. Будет возвращен Куприн. Но они рождены не революцией. Важно же доказать, что может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов советская земля рождать.
Теперь этот Шолохов. "Тихий Дон" - великое произведение. Кто написал это произведение? Простой трудовой казак. Разве это не доказательство главного - гуманистической жизнеспособности нового строя? Упустить это доказательство - значит поставить под сомнение судьбу культурной революции в СССР.
- Товарищ Шолохов, вы почему не выполнили указание Политбюро?
- Да вот, товарищ Сталин, правительство Муссолини две недели тянуло с визой. А у нас началась коллективизация и не сиделось в Берлине. Хотелось немедленно включиться в то, что делается сейчас дома, на Дону, одним словом.
Полагаем, двух-трех ответов подобного уровня было достаточно Сталину, чтобы понять, с кем он имеет дело. Но джин выпущен из бутылки. Слава о Шолохове несется по всему миру. Что ж, он, Сталин, заставит его доиграть эту роль до конца…
- Товарищ Шолохов. Сила большевиков заключается в том, что они умеют каждого поставить на то место, где он может принести наибольшую пользу. Думаю, вам не следует заниматься практической организацией колхозов. Думаю, колхозник вы никудышний. Но ведь вы писатель... Партия поручает вам художественную эпопею о колхозном строительстве в СССР…
И Шолохов с колотящимся сердцем возвращается в гостиницу. В таких переплетах он еще не участвовал. Он попал в эпицентр могучих и кремлевских коловращений, смысл которых ему покамест непонятен, но ясны, по крайней мере, размеры грандиозного комплота, в котором он отныне обречен участвовать.
… Что же наш гений? Он пребывает в усовершенствованной темнице новопостроенного шолоховского дома.
Шолохов уже научился разбираться в лабиринтах психики своего узника. Во-первых, он страдает тем, что Фрейд назвал бы "комплексом пещеры". Физическое общение с миром ему невыносимо. Однако этот полусумасшедший представляет происходящее там, наверху, получше его самого, Шолохова! Он пожирает груды книг, газет, журналов, доставляемых хозяином изо всех библиотек и книжных хранилищ области. Часами выслушивает косноязычно-ядреные рассказы Шолохова обо всем на свете, а затем превращает это в страницы такой дивной прозы, что Шолохов скрежещет зубами от зависти, диктуя их машинистке, скорее всего, супруге…

ё моё
42 - 18.06.2005 - 02:23
"Комплекс пещеры" не единственная фобия Х. В нем живет сразу несколько переплетенных между собой существ, и одно из них хорошо знакомо Шолохову. Это демон честолюбия. Написать колхозный роман? О, этой литературной челяди не снилось, какой роман можно создать на этом материале... "С кровью и потом", - вот как он назовет эту колхозную шекспириаду, и пусть снимут шляпы критики всего мира.
Шляпы всего мира действительно были сняты. Новый роман начал победное шествие по свету. Величайший социальный эксперимент получил, так сказать, гуманистическую прописку в сознании не только отечественного, но и мирового читателя. Зачем лукавить: сегодняшние упражнения об ужасах коллективизации на несколько порядков ниже "Поднятой целины", спрятавшей под благонадежным названием более сложную, "с потом и кровью" рассказанную правду…
Возникла ситуация, в которой все трое - Сталин, Шолохов и подпольный гений - оказываются равно зависящими друг от друга. Ситуацией, как всегда, владеет Сталин. Она достаточно рискованна, но для Сталина периферийна. Он назначил Шолохова автором "Поднятой целины", он сделал его депутатом, лауреатом, миллионером, академиком, неприкосновенным советским гением - об остальном должен позаботиться сам Шолохов…
Война. Шолохов в звании подполковника оказывается на фронте. На фронте? Информация о фронтовой жизни Шолохова равна практическому нулю. Предел достоверности - "В начале июня 1941 года Шолохова уже можно было видеть в окопах недалеко от Смоленска"... Мы намеренно опускаем дальнейшую цитацию на эту тему, иначе пришлось бы исписать целые страницы почти фольклорной чушью, недостойной имени Шолохова и его самого. О, в его личном мужестве можно не сомневаться. В боевой обстановке Шолохов чувствовал себя, уж конечно же, намного увереннее, чем за писательским столом. Но он оказался отключенным от питающего его источника. В результате - четыре (!) беспомощные корреспонденции в "Правде" и "Красной звезде" за все годы войны. И это на фоне мощной военно-патриотической публицистики А. Толстого, Л. Леонова, К. Симонова, И. Эренбурга!
После войны Шолохов объяснит это удручающее безмолвие с присущей ему беспечностью: "По характеру не могу я скоро писать. Никакой я не газетчик»…
Но ведь непреложен тот факт, что с 1943 года в тех же "Красной звезде" и "Правде" громадными подвалами начали печататься "Они сражались за родину".
Но ведь столь же непреложным историческим фактом является то, что Обдонье почти два года являло собой как бы ничейное пространство, в борьбе за которое изнемогали две величайшие армии мира. Советские, немецкие, итальянские, румынские войска наступали, отступали, разрушая все вокруг, и по этой ничейной территории бродили тысячи потерявших себя жителей.
Одним из них был Х. Война выгнала его на поверхность, его полубезумный зрак запечатлевал происходящее, которое вновь было кромешным, как двадцать лет назад. Когда Шолохов, наконец, попал в станицу, он узнал в оборванце, жавшемся к стенам его разрушенного дома, своего соавтора. Мы почему-то думаем, что они оба показались в ту минуту друг другу спасителями.
И все вернулось на круги своя. Написав Шолохову "Судьбу человека" и не дописав "Они сражались за родину", безвестный гений исчерпал себя, стал одним из многих. Постепенно он превратился в беспомощного, "просто сумасшедшего" старца и, очевидно, в конце 40-х - начале 50-х годов скончался.
...Шолохов перешел из сталинской эпохи в хрущевскую... Но если провидческий Сталин запрещал, то эмпирический Хрущев поощрял выходы Шолохова на публику. Не обладая ни человековедческим чутьем Сталина, ни его изощренным культурно-политическим мышлением, Хрущев постоянно провоцировал Шолохова на поступки, недостойные мифа Шолохова. К сожалению, Шолохов этим искушениям поддавался, превращаясь из вешенского герменевта, небожителя, в заурядного идеологического кадровика. Он, так сказать, проигрывал судьбу, выигрывая придворные почести…»

Лыко в строку
43 - 19.06.2005 - 23:10
В 1922 году Шолохов был осужден «за превышение власти» - получил один год условно. Будущий классик соцреализма попался на мелком взяточничестве. В ту пору он служил станичным налоговым инспектором. Путём подчисток и исправлений в документах снижал некоторым «сговорчивым» станичникам процент взимаемого с них налога – и получал за это посильную мзду.
А попался он следующим образом. В хуторе Паустовском он «недоглядел» одну ветряную мельницу (с хозяев которой, соответственно, полагалось брать налог). Невеста же молодого Миши Шолохова, Мария Громославская, работала в продовольственной канцелярии, и дошли до нее слухи, будто он сознательно скрыл мельницу одного казака, потому что у того дочь «дюже красивая». Она приревновала Мишу к этой дивчине и донесла на него. Окрпродкомиссар получил показания Марии Громославской в том, что налоговый станичный инспектор М. А. Шолохов и статистик А. Д. Солдатов регулярно искажают «поселенные списки», вступают в неформальные отношения со станичниками. В результате Шолохова и Солдатова 29 августа 1922 года освободили от должностей и заключили под стражу… Потом был суд, доказавший их вину.
Вот после этого Шолохов и решил «податься в литературу»…

Ненуна
44 - 20.06.2005 - 16:21
Когда Василий Шукшин снимал на Дону фильм "Они сражались за Родину", его кураторы из министерства культуры настояли на том, чтоб он нанес визит вежливости Шолохову. Шукшин прихватил с собой своего друга артиста Буркова, а артист Бурков прихватил с собой по случаю жары ящик пива. По дороге в Вёшенскую они этот ящик благополучно "уговорили". И вот - в середине беседы с Шолоховым - Шукшин почувствовал, что пиво начинает действовать... Терпеть уже было невмочь, но Шукшину неудобно было спросить у "живого классика", где у него находится туалет. Тут как нельзя кстати у Шолохова на столе зазвонил правительственный телефон, и Шукшин решил незаметно отлучиться на минутку. Но Шолохов тут же это заметил и, прикрыв трубку рукой, ласково спросил: "Вы куда, Вася?" - "Да Доном полюбоваться..." - нашелся Шукшин. Когда он вернулся, Шолохов спросил: "Ну, как там Дон?" - "Тихий-то он тихий, - ответил Шукшин, - но бурлит как!" Шолохов был очень польщен таким ответом.

пан Гималайский
45 - 20.06.2005 - 17:43
Да уж... Больше писателей синячат только артисты. Хотя, это спорный вопрос... Но Шукшин с Бурковым - эти сильны были вмазать, когда вместе собирались.

Лыко в строку
46 - 20.06.2005 - 18:05
44: Ненуна, небольшая поправка:
В 1974 году в Вёшенскую к Шолохову действительно ездила съемочная группа фильма "Они сражались за Родину". Кроме Василия Шукшина и Георгия Буркова, там были Сергей Бондарчук, Вячеслав Тихонов, Юрий Никулин, Иван Лапиков. Шолохов всех радушно принял, а Шукшина, улучив момент, отвёл в сторонку и долго с ним вполголоса беседовал - уговаривал его бросить режиссерско-актерскую стезю и всецело отдаться писательскому творчеству. Шолохов был знаком с прозой Василия Шукшина. И если к его рассказам относился снисходительно, то исторический роман Василия Макаровича "Я пришел дать вам волю" о Степане Разине считал превосходным… В одном из последних интервью Шукшин признался, что разговор с Шолоховым произвел на него глубочайшее впечатление, и он задумался над тем, что кино, пожалуй, ему действительно надо бросать и целиком посвятить себя прозе... К сожалению, в этом же году он умер на съемках фильма "Они сражались за Родину" в станице Клетской от острой сердечной недостаточности…
А пиво, скорее всего, пили одни киношники. На это они, действительно, горазды. Потому что Шолохов предпочитал «беленькую»… Известен следующий случай. В июне 1967 года Гагарин поехал в станицу Вёшенскую «на встречу с писателем М. Шолоховым и трудящимися». Ночевал он в доме писателя. Гагарин наведался в гости не с пустыми руками - с хорошим коньяком, хотел порадовать. И вот - Гагарин сказал тост – стоит с рюмкой в руке.., а никто не пьет! Шолохов попросил космонавта не обижаться. И велел поставить на стол водку. Её-то и пили всю ночь… А утром Гагарин улетел на празднование 35-летия Комсомольска-на-Амуре.

Это нечто
47 - 20.06.2005 - 18:16
И Гагарин туда же! Это что же получается: все хорошие люди - это обязательно пьяницы? А кто не пьёт - тот "або хворый, або подлюка"?!

Ненуна
48 - 21.06.2005 - 15:27
Ну, Гагарин-то пьяницей не был - так, по случаю мог заложить за воротник. Но здоровье у него было богатырское: Дон туда и назад переплывал! Так что мог себе позволить с Шолоховым посидеть за столом... А вот касательно поговорки: "Кто не пьёт - тот або хворый, або подлюка!" - как ни странно, но жизнь показывает, что она не лишена смысла.

ё моё
49 - 23.06.2005 - 16:17
Если говорить о пьянстве, то частым собутыльником Шолохова был Серафимович. Они оказались соседями: первый жил в Вёшенской, второй – в Усть-Медведицкой. Поэтому ездили в гости друг к другу и «загуливали» по полной программе. Так, известно, что Шолохов в 1930 году приезжал к Серафимовичу в Усть-Медведицкую. На следующий год приезжал в Вёшенскую Серафимович. Для обоих такое общение было праздником.
Пожилой Серафимович покровительствовал молодому Шолохову и в делах литературных. Их дружба была искренней. В 1933 году, выступая на вечере, посвящённом своему семидесятилетнему юбилею, Серафимович на вопрос — как он оценивает «Тихий Дон» — ответил: «Великолепная вещь. Я должен вам признаться, что это единственный писатель, которому по-настоящему судьба, можно сказать, целый ворох наклала творческих сил. Вот наш брат сидит, погрызёт, погрызёт перо, напишет, взвесит... А ведь у него как на черноземе прёт. Он с трудом ходит, потому что он перенапряжен образами. Это огромный писатель»…

Это нечто
50 - 24.06.2005 - 15:16
Из юбилейной статьи в «Московских новостях»:
«Идеологически выдержанный литературовед недавно создал толстую монографию "Шолохов и Платонов", где утверждает, что раз эти писатели одинаково сильно любили Родину, их также следует любить одинаково сильно. Аргумент убойный, но следовать этому указанию затруднительно. Солист Казачьего хора на этих предъюбилейных днях признался, что до сих пор вдохновляется перед концертами, вспоминая, как распил с романистом бутылку водки: "Я не помню ни одного его слова, кажется, он вообще молчал, но было ощущение крупной личности и любви к казачьей песне". Восьмиклассница из Ростова Лиза предложила отметить юбилей акцией «Шолохомания», «потому что в нашей школе отношение к Шолохову можно назвать манией, в смысле - мы все на этом повернуты»…

Ненуна
51 - 25.06.2005 - 22:09
И с солистами хора пил, и с писателями пил, и с композиторами пил, и со станичниками пил – с этим вопросом всё ясно, не просыхал дедушка-Шолохов. Получается, что Петропавловский, Вялый, Домбровский и иже с ними – достойные преемники классика. Пойти, что ли, напиться? Может, и меня осенит Муза ;-)))

Зарубель
52 - 25.06.2005 - 23:18
В том-то и дело, что Шолохова никакая муза - никогда – не осеняла!
Теперь конкретно о «Тихом Доне». Вот лишь небольшая часть тех аргументов, которые лингвист Зеев Бар-Селла приводит в подтверждение того, что Шолохов переписал чужую рукопись:
Обнаружилось наличие в романе «параллельных мест» - случаев, когда об одних и тех же событиях или об одних и тех же людях говорятся совершенно разные вещи. Например, в одном абзаце о герое говорится одно, а в следующем — прямо противоположное. И таких случаев — десятки. Вывод: то, что выдается нам за текст романа, — это, на самом деле, механическое воспроизведение черновой (рабочей) рукописи. Автор вносил в текст правки, менял мотивировку событий, но то, от чего автор отказался, мы и сегодня можем прочесть в романе — причем рядом с окончательным вариантом. А это значит, что или автор не понимал собственного текста, или автор романа — не Шолохов.
Оказалось также, что многие ошибки романа вызваны неумением Шолохова читать рукописный текст, написанный по старой орфографии. Вот несколько примеров. Генерал Листницкий дает совет своему сыну, что делать с Аксиньей. Идет совершенно нормальная прямая речь, выдающая человека образованного, из высшего круга, и вдруг: «Предложь ей отступное...». В другом месте уже от автора — профессионала пера: «неслося «ура!», или еще хлеще: «из-под зубов».
Непонятным образом появляется в тексте и городок Столыпин, причем в Восточной Пруссии, которого там, нет и в помине, зато есть город Сталюпенен (Staluponen). То есть - неправильно прочитанная чужая рукопись про неизвестный материал…

Это нечто
53 - 29.06.2005 - 12:18
А ЮНЕСКО объявило 2005-й год годом Шолохова…

Лыко в строку
54 - 01.07.2005 - 14:04
Ещё одно свидетельство того, что шолоховская мистификация удалась!
А потому что даже мошенники наши - самые выдающиеся мошенники в мире...

Hasta siempre
55 - 01.07.2005 - 15:39
Это примитивная зависть или рецидивы "диссидентства"? И то, и другое ничего, кроме брезгливой жалости, вызвать не могут. Есть факт: нобелевский лауреат Шолохов написал замечательную книгу "Тихий Дон". Всё остальное - домыслы, сплетни, слухи. Как на коммунальной кухне, ей Богу. "...Солженицын, Солженицын..." Мсье Солженицын что написал? "Архипелаг ГУЛАГ"? Наполовину - те же сплетни из уголовного быта, а литературные достоинства сего опуса весьма-а-а сомнительны. Полжизни просидел себе в штате Вермонт, рассуждая, "...как нам обустроить Россию...", зарабатывая дешёвую популярность на "антикоммунистических взглядах" (если бы не сии "взгляды", никто сегодня и не вспомнил бы о нём). Тьфу. Постсовковый синдром депрессивно-шизоидного "диссидентства".

Rochester
56 - 04.07.2005 - 11:35
Вот вы сейчас обсуждаете Шолохова, Булгакова, Солженицына.... А кто из вас хотя бы что-то написал, чем ваши потомки могли бы гордиться? Вы вправе сказать, что сделали или сделаете за свою жизнь гораздо больше, чем эти люди, что никогда не будете заниматься плагиатом? И что за глупое высказывание, что в 23 года невозможно создать первые 2 главы эпохального произведения? Гений - гениален во всём! Я не защищаю Шолохова или Солженицына, просто считаю глупым трепаться об умных людях (и попробуйте мне доказать обратное), вместо того, чтобы написать великое произведение самому.

Зарубель
57 - 04.07.2005 - 16:11
to 56: Не могу сказать о себе, что я "хотя бы что-то написал" (кроме, разве что, на форуме) - тем более, такого, чем мои "потомки могли бы гордиться" - и всё же, г-н (или товарищ?) Rochester, Вы не можете лишить меня права иметь собственное мнение по обсуждаемой теме...
А 100-летие Шолохова празднуют с опозданием на 2 года (соответственно, и первую книгу он написал не в 23 года, а в 25 лет).
На самом деле Шолохов родился в 1903 году, но, попав под суд, уменьшил свой возраст на два года, и мать выхлопотала ему у священника новую справку. Это дало ему возможность избежать отсидки в "зоне" – и, как несовершеннолетнему, получить по суду всего год условно.

пан Гималайский
58 - 04.07.2005 - 18:16
Иностранный корреспондент - в разные годы - побывал на приеме у Фадеева и Шолохова и заметил, что у Фадеева чернильный прибор стоял под столом, а у Шолохова - на шкафу. На его недоуменный вопрос оба дали одинаковый ответ:
- Мой прибор - куда хочу, туда и ставлю.
На приеме у Сталина корреспондент рассказал об этом.
- Ишаки!- сказал Сталин.
- Тогда почему вы их поставили на такие высокие государственные посты?
- Мои ишаки - куда хочу, туда и ставлю.

Ненуна
59 - 04.07.2005 - 19:25 Твардовский о Шолохове: «Умрет — великий писатель, а пока жив — шут какой-то непонятный».

Это нечто
60 - 05.07.2005 - 01:44
58 – пан Гималайский, это что – анекдот?

пан Гималайский
61 - 05.07.2005 - 13:36 Я слышал как анекдот. Но сейчас задумался: а может, это и не анекдот вовсе?

Зарубель
62 - 06.07.2005 - 16:42
А что, обо всех знаменитостях ходят разные анекдоты, байки и т. п. - давайте соберём их в этой теме? Присылайте, кто что знает.
Внесу свою лепту - вот анекдот:

Во время Великой Отечественной войны вызывает Сталин Шолохова к себе и говорит:
- Читал "Поднятую целину" - очень понравилась. А почему бы вам не написать статью: если враг, допустим, не сдается, его, допустим, уничтожают?
- Да… Боюсь, не справлюсь, товарищ Сталин. Здоровье шалить начало.
- А мы поможем. Отправим в Грузию, вина попьешь, винограду поешь...
- Тогда позвольте с семьей попрощаться?
- А это зачем?
- Да так, на всякий случай: может, статья не получится…

пан Гималайский
63 - 10.07.2005 - 18:06
Однажды Мариэтта Шагинян вошла в трамвай и очень неудачно села: прямо перед ней сидели пьяные Шолохов и Фадеев - и матерились. Некоторое время она терпела, а потом не выдержала. «Вам, конечно, бесполезно говорить о правилах хорошего тона..,» - начала она. Писатели, как марионетки, резко развернулись навстречу друг другу. «О чем она говорит?» - спросил Шолохов. «О правилах хорошего тона», - ответил Фадеев. И всю дорогу после этого, пока Шагинян не вышла, бедолаги не проронили ни слова...

ё моё
64 - 13.07.2005 - 01:35
Середина 60-х… Идет начинающая поэтесса Белла Ахмадулина по улице и видит: стоит Шолохов, упёрся одной рукой в стену писательского дома, второй за сердце держится. Голову опустил, дышит тяжело. Ну, она, добрая душа, подскочила к нему: "Михаил Александрович, что с вами? Вам плохо?" На что Шолохов поднял пьяные в дымину глаза и изрек: "Мне? Да мне лучше всех!"

aeros
65 - 14.07.2005 - 10:41
Не читая.
Обратил внимание на контраст. Идёт мощная сюжетная линия, хоп – описание чудной донской природы в стиле "Дед Пахом и трактор в ночном". Не знаю, может, америку открыл.

Это нечто
66 - 14.07.2005 - 18:58
65 - aeros, это о "Тихом Доне"? Вы имеете в виду, что в романе есть фрагменты, явно несоответствующие общему художественному уровню романа? Разъясните, плз, а то не совсем понятно.

пан Гималайский
67 - 18.07.2005 - 13:38
Шолохов рассказывает Фурманову:
- Со мной на днях такой случай был! Подсел я к Анне Ахматовой, чтобы познакомиться с ней, а эта дура как вскочит, как закричит: “Убирайтесь отсюда! Это женский туалет!”

aeros
68 - 18.07.2005 - 18:27
на 66:
Ну конечно, о нём.
И ещё, так подробно женские проблемы пристало знать не мальчику, но мужу.

Лыко в строку
69 - 20.07.2005 - 18:19
Ну, если бы дело было только в знании "женских проблем" :-)))
В «Тихом Доне» с достоверностью показаны деятели местного донского масштаба - такие, как, например, сотник Изварин, с которым Григорий Мелехов служил во 2-м запасном полку. Причем, внешность, привычки этих людей описаны с фотографической точностью. Человек, писавший роман, должен был быть с ними знаком и их видеть. А все они были членами Казачьего Круга, секретарем которого в 1918 году был Федор Дмитриевич Крюков. Тринадцатилетний подросток Шолохов видеть этих людей не мог.

aeros
70 - 20.07.2005 - 21:08
Я о том, что лежит на поверхности, и не требует исторических, литературных
и пр. и пр. экспертиз и доказательств в "лучших традициях американского правосудия" :-)

Это нечто
71 - 21.07.2005 - 11:59
to 70: Тут уж никак не могу не согласиться. Тем более, что в одном из своих постингов сама писала нечто подобное...
Авторство Шолохова – очень спорный и щекотливый вопрос, и мы здесь, конечно же, абсолютной истины не установим. Справедливости ради воздам должное Михаилу Александровичу: он никогда не боялся противопоставить себя тупому серому стаду советских писателей.
Пример. В 1954г. состоялся II Всесоюзный съезд писателей. Там Шолохов выступил с речью, в которой громил своих бездарных коллег. Вот несколько выдержек из его речи:
«…остается нашим бедствием серый поток бесцветной, посредственной литературы, который последние годы хлещет со страниц журналов и наводняет книжный рынок».
«…была ли напечатана в нашей печати хоть одна критическая статья, в полную меру, без всяких скидок, оговорок и оглядок воздающая должное какому-либо литературному мэтру за его неудачное произведение? У нас не может и не должно быть литературных сеттельментов и лиц, пользующихся правом неприкосновенности».
«Литературная газета» формирует общественное читательское мнение. «Литературная газета» - это ключевые позиции к нашей литературе, к беспристрастному познанию её. Но о каком же беспристрастии может идти речь, если во главе этой газеты стоит человек, немало обязанный т. Симонову своим продвижением на литературно-критическом поприще, человек, который смотрит на своего принципала как на яркое солнце, сделав ладошкой вот так?»
На Шолохова ополчились. С обращённой против него речью выступил Гладков. Его примеру последовали многие коллеги.
В 1958 году, то есть через три с половиной года после 2-го съезда, Чуковский записывает о встрече в Кремлевской больнице с Гладковым:
«Болезнь искромсала его до неузнаваемости. Последний раз я видел его на Втором съезде писателей, когда он выступил против Шолохова. По его словам, с этого времени и началась его болезнь. Он, по его словам, не готовился к съезду и не думал выступать на нем. Но позвонил Суслов: „Вы должны дать Шолохову отпор”. Он выступил, страшно волнуясь. На следующее утро ему позвонили: „Вашим выступлением вполне удовлетворены, вы должны провести последнее заседание...”
— И сказать речь?
— Непременно.
Это его и доконало, по его словам. После его выступления против Шолохова он стал получать десятки анонимных писем — ругательных и угрожающих: „Ты против Шолохова, значит, ты — за жидов, и мы тебя уничтожим!”
Говоря это, Гладков весь дрожит, по щекам текут у него слезы, и кажется, что он в предсмертной прострации»...

Зарубель
72 - 22.07.2005 - 10:57
Встречаются два писателя – Михаил Шолохов и Фёдор Гладков. Шолохов Гладкову говорит:
- Фёдор Васильевич, прочитал вашу новую книгу «Энергия» - это просто шедевр!
- А где ты ее достал?
- Как где? Купил в магазине.
- А-а-а, так это был ты…

пан Гималайский
73 - 22.07.2005 - 14:08
Шолохов садится в такси и говорит водителю:
- Гони на Горького!
Водила:
- Горький – козлиная рожа, бездарь, скотина!

Ненуна
74 - 25.07.2005 - 14:32 Горький говорит Шолохову
- Товарищ Сталин заверил меня, что – как только мы объединимся в Союз писателей - партия окружит нас, мастеров художественного слова, любовью, заботой и лаской. Что вы об этом думаете?
Шолохов:
- Я думаю, как мы будем выходить из окружения...

пан Гималайский
75 - 26.07.2005 - 01:11
Идёт пьяный Шолохов по Вёшенской в одном сапоге. Навстречу ему – участковый милиционер:
- Что, Михаил Александрович, сапог потеряли?
- Нет, нашёл!

Это нечто
76 - 28.07.2005 - 16:14
А вот ещё один светлый мазок в портрет писателя.
Из интервью М. А. Шолохова корреспонденту газеты «Правда» в 1974 году:
«Коммунизм – это последовательное бескорыстие не на словах, а на деле. Каждый должен следить за этим. Сейчас настало время сыновей и дочерей тех, кто отстоял и укреплял Советскую власть… Представь, чтобы Толстой пришёл в редакцию «Нивы» пристраивать рукопись своего сына. Или Рахманинов просил бы Шаляпина дать своей племяннице возможность петь с ним в «Севильском цирюльнике». Или, ещё лучше, Менделеев основал бы институт и посадил туда директором своего сына… Не улыбайся. Над этим стоит подумать. И не потому, что такие молодые люди плохи, без таланта. Совсем не потом. Но теми лёгкими возможностями, которые им предоставлены, они, быть может, заглушают более сильный талант, задерживают его развитие и проявление».
Насколько мне известно, сам Шолохов никогда своих детей никуда не пристраивал.

ё мое
77 - 29.07.2005 - 13:38
В Союзе писателей у Шолохова попросили пять рублей на похороны известного критика.
- Возьмите десять, - сказал Шолохов, - и похороните двух критиков.

пан Гималайский
78 - 01.08.2005 - 16:29
Михаил Шолохов любил выпить. Друзья знали за ним эту слабость. И старались не приглашать туда, где точно будет водка. Только на Новый год делали исключения. Однажды на веселом новогоднем празднике всем налили рюмки, выпили… Шолохов же пить не стал - поставил свою рюмку обратно на стол.
— Почему вы не пьёте, Михаил Александрович? — спросили его. — Завязали?
— Нет. Просто стараюсь испытать это искушение подольше.

И СНОВА ВОЗВРАЩАЯСЬ В РЕАЛ…

Короче.
Надоело мне всё.
Сегодня я должен закончить свои воспоминания о шолоховской медали, чего бы это мне ни стоило… А что же вы думали – я буду их всю жизнь дописывать? Хуй там, не угадали! Трудоголизм сегодня лечится. Пивом, например. А ещё лучше – водкой…
Так что, пока не пришла пора принимать традиционные народные лекарства, поехали!

***

… А вот поехали-то мы и не сразу.
Сначала посадили в троллейбус Серёжу Егорова, ему надо было в центр города. Потом стали с Васей Вялым ловить маршрутку в противоположную сторону – в Пашковку.
Поскольку район, в котором мы находились, был малознакомый, и мы с Васей не знали, какие номера маршруток нам подходят, - решили тормозить всё подряд…
Вскоре наши энергичные махания руками увенчались успехом, и микроавтобус под номером хрен его знает каким остановился у обочины. Я открыл дверцу транспортного средства и спросил у водителя:
- До Пашковки доедем?
Тот нервно крутнул головой:
- Не-а, я в Комсомольский микрорайон.
- Это нам подойдёт, - сказал Вася, глянув на меня. – Оттуда десять минут ходу до Пашковки.
Побросав на асфальт недокуренные сигареты, мы полезли в салон. Я плюхнулся на мягкое сиденье напротив аляповато накрашенной тётки лет сорока, а Вася, протянув деньги водителю, распорядился:
- На базаре нас высадишь.
Водила, утвердительно хрюкнув, позвенел сдачей, а затем поторапливающим жестом положил руки на баранку.
Через мгновение маршрутка, астматически взревев древнеяпонским движком, рванула с места и забрунжала по щербатой дороге. Вася, не успевший прибомбиться на сиденье, повалился на сидевшую напротив меня накрашенную тётку; несколько секунд пообщупывал удивительно пышные для её сухопарой комплекции груди, а затем, перебирая по тёткиному телу, посунулся вбок и притулился рядом со мной… Тётка затрясла рудой от хны причёской, однако, не проронив ни звука, продолжала сохранять каменное выражение лица.
Вася, склонившись к моему уху, громко сказал:
- Её внешность напоминает мне советский постмодерн.
Я мысленно согласился, но вслух произнести ничего не мог, поскольку изо всех сил сдерживал рвотные позывы.

***

- Интересно, как это в моей внешности постмодерн проявляется? – озадаченно сдвинула брови наша соседка. – Если вы имеете в виду самокритичное отношение искусства к самому себе, то я могу согласиться. Но принципиальный стилистический плюрализм – разве это не чепуха? При чём здесь я?
- О, я всего лишь имел в виду, что в вашем случае противостояние традиции и авангарда утратило свой смысл, - оживился Вася и, пересев к даме, задушевно положил ладонь ей на коленку. – Впрочем, я, конечно же, неверно выразился, применив это только к внешности. Теперь я вижу, что и внутренний мир ваш согласуется с моим утверждением. Неужели вы сами не ощущаете, как там, в глубине вашего естества, старые средства выражения стремятся войти в беспрецедентно плотное общение с новыми средствами…
Он ещё что-то говорил, а дама ему отвечала, то вздыхая, то игриво похихикивая. Но слушать их я уже не мог: торопливо отодвинув створку окна и высунувшись наружу, я подставил лицо тугому потоку встречного воздуха и стал блевать… Проезжавшие внизу автомобили, визжа тормозами, пытались увернуться. Иным это удавалось. Но не всем.
Ни хрена хорошего в этот момент я бы не смог сказать ни о своём самочувствии, ни о жизни вообще. Равно как ни хрена хорошего не пожелали бы сказать обо мне водители испачканного автотранспорта.
А мне-то хули?
Мне было фиолетово.
Погружённый в своё малодостойное занятие, я имел возможность лишь изредка отрываться от окна, оборачиваясь; посему происходящее в салоне маршрутки запомнилось мне лишь отдельными, вырванными из общего блокбастера бытия, живописными кадрами: Вася, склонившись к даме, что-то нашёптывает ей на ушко..., Васина рука медленно путешествует под светло-синей юбкой у его кратковременной визави.., её белые трусики в красный цветочек сползают по тонким икрам, а её смешно вытянутые губы щекочут Васину шею.., и, наконец, дама откинулась на спинку сиденья, а Вася, расстёгивая брюки, торопливо устраивается между ног своей безымянной спутницы…
Короче, когда мой организм избавился от излишков пищи, всё кино для взрослых уже закончилось… И как раз вовремя. Поскольку один из облёванных автомобилистов таки умудрился подрезать дорогу нашему микроавтобусу и, резко затормозив, выскочил на проезжую часть, матерным образом давая понять, что жаждет рукопашного выяснения отношений… Через секунду к нему подоспел ещё один оскорблённый шоферюга… Не заставляя себя долго ждать, водитель нашей маршрутки схватил монтировку и полетел навстречу драке…
Оправляя юбку, дама-постмодерн воскликнула удовлетворённо-испуганным голосом:
- Ой, а мне тут уже рядом, я выйду!
Послав Васе на прощанье пожирающий взгляд, она щёлкнула дверцей и, выскочив на свежий воздух, зацокала каблучками в сгустившуюся темь парного майского вечера…

***

Некоторое время мы с Васей наблюдали за многословно-бестолковой дракой шоферюг. Двое облёванных кружили, как шакалы, вокруг «нашего» водилы, и изредка исподтишка доставали кулаками ему до морды. «Наш» же ответно старался отбить монтировкой им руки – и раза два-три его случайные удары достигли цели… Но решительно сблизиться у драчунов не получалось, и недостаток физического контакта они компенсировали нецензурно-эротическими намёками провоцирующего характера.
- Не-е, если они так лениво будут драться, то мы и до утра не доедем, - заметил Вася.
- Может, нам стоит помочь драчующимся? – предложил я.
- Пожалуй, стоит, - согласился Вася.
Мы вышли из маршрутки и приблизились к эпицентру импровизированного ристалища.
Вася безо всяких вербальных прелюдий выписал одному из супостатов хук с правой, отчего тот лёг на асфальт, мгновенно потеряв интерес к окружающей действительности. Я же, окликнув второго нападавшего, скромно заехал ему носком левой туфли по яйцам, отчего тот хоть и не упал, но удивлённо согнулся – и, не замедлив получить от «нашего» водилы монтировкой по кумполу, всё-таки принял горизонтальное положение…
Мы оттащили два стонущих тела на тротуар. После чего водитель маршрутки, поблагодарив нас за помощь, с надеждой поинтересовался:
- Мужики, а вы что – здесь выходите?
- Ты, наверное, запамятовал, шеф: нам до Комсомольского, - напомнил я.
- На базаре нас высадишь, - уточнил Вася.
И мы вернулись на свои места в салоне.

***

Едва мы по-новой тронулись в путь, как маршрутку остановил какой-то в хлам пьяный парняга в потёртых джинсах и расхристанной рубашке.
Он ввалился в салон маршрутки и тотчас принялся сонно клевать носом.
- Тебе куда, друг? – поинтересовался водитель.
В ответ – молчание и отсутствующий взгляд.
Водила:
- Эй! Скажи, куда тебе надо добраться-то? А то сейчас заедешь спьяну совсем не туда, куда хотел, а мне потом будешь предъявы выставлять!
В ответ – безмятежное молчание и ещё более отсутствующий взгляд…
Выждав несколько секунд, труженик баранки ругнулся сквозь зубы и принялся яростно тормошить за плечо осоловевшего клиента:
- Эй! Ты меня слышишь вообще?
Парень встрепенулся:
- Что, доехали?
- Ну, ты-то точно доехал, братан! Дальше некуда!
Пассажир (доставая деньги):
- Полтинник нормально?
Водила (ошалело):
- Дык… Нормально…
Парень, отдав пять купюр по десять рублей, вышел из маршрутки и аккуратно закрыл за собой дверь. После чего сделал полшага - и, словно подстреленный невидимым снайпером, рухнул на горбатую от старости тротуарную плитку.
- Вот же ж пьянь! – восхищённо хохотнул водила, выжимая газ.
Мы отъехали от поребрика и, набирая скорость, помчались дальше.
От нечего делать я принялся читать трафаретные надписи, повсюду разбросанные по салону микроавтобуса. На двери было написано: «Купи себе холодильник и хлопай его дверью»; а чуть ниже: «Хлопнешь дверью – станешь льготником». Над головой водителя можно было прочесть: «Мы - не «Билайн», все входящие – платно»; а рядом, чуть правее, красовались сразу три надписи, одна под другой: «Десять минут страха - и вы дома. Стоимость аттракциона 10 рублей». «Просьба семечки, орешки и бананы есть вместе с кожурой». «Водитель не осьминог, всем одновременно сдачу дать не может»… Кроме того, возле пассажирских мест, над окошками, были приклеены ламинированные таблички с образчиками водительскогого творчества – типа: «Книга жалоб находится в следующей машине», «Остановка «где-нибудь ЗДЕСЬ» будет «где-нибудь ТАМ», «По салону не бегать!», «Мамаши, сажайте на руки 5-летних детей, а не 16-летних придурков!», «Вежливый сдачи не просит!», «Закрывая дверь, посмотри в глаза тому, кому прищемишь пальцы!», «Прижимаясь ближе к соседу, вы дарите надежду людям на остановке!» - и много других, все я сейчас не припомню...

***

По дороге - поочерёдно - в маршрутку сели: грузная тётка неопределённого возраста, облачённая в брючный костюм светло-сиреневого цвета, мужчина средних лет с блестящей от пота лысиной и чудовищно волосатыми ногами, одетый в короткие коричневые шорты, кроссовки «Адидас» и зелёную футболку с надписью «Кубань – чемпион!», длиннолицая старушка в растоптанных чёрных чувяках, выцветшем фланелевом халате и серой, по-богомольски повязанной косынке, чахлый юноша в залихватски приспущенных на нос очках, не по сезону тёплом клетчатом пиджаке, потёртых джинсах и безобразных остроносых туфлях…
Потом маршрутку остановили два мрачных мужика в серых костюмах – оба усатые, похожие на разнояйцевых близнецов, - они молча пробрались в конец салона и молча уселись на крайние сиденья, прямиком под табличкой: «Места для поцелуев» (мы с Василием по этому поводу, переглянувшись, дружно склонились к полу и минуты две, похрюкивая, сдерживали смех).
Вскоре после мрачных мужиков в маршрутку села тоненькая безгрудая девушка лет семнадцати в синих сандалиях, серебристой кожаной мини-юбке и обрезанной сантиметров на десять выше пупка синей маечке на тонких бретельках.
Поскольку делать всё равно было нечего, мы с Васей принялись молча пялиться на зашедшую последней девушку. Минуты две-три она сидела, уставившись в окно. А потом не выдержала - и, скосив взгляд на нас, процедила сквозь зубы:
- По-моему, нормального человека всегда бесит, если на него подолгу пялятся мужики, особенно в транспорте. Почему они не понимают, что это неприлично - рассматривать незнакомого человека? За это в цивилизованной стране можно получить по своей тупой свиной морде…
- Ну-у-у.., - протянул я, не нашедшись с ответом.
- Ну-у-у-у-у.., - повторил Вася; и, всерьёз озадачившись вопросом, принялся рассуждать:
- Долгий взгляд в упор, например, в животном мире означает угрозу или ожидаемое упорство при защите. Но с другой стороны, все животные, в том числе и люди, любят всех и всё разглядывать. Люди это делают - осознанно или неосознанно - по нескольким причинам. Во-первых, может присутствовать сексуальный интерес: мужчина присматривает себе партнершу и наоборот. Во-вторых, человек оценивает обстановку и определяет, не исходит ли от кого-то опасность. В-третьих, некоторые сами ищут в толпе жертву – это разные там бандиты, хулиганы, аферисты… Да вы и сами всех рассматриваете, девушка, а иначе как бы вы определили, кто вас разглядывал, а кто нет… У вас интересная внешность, и вам подобает гордиться этим, а не расстраиваться. Для уверенного в себе человека, который нравится сам себе и окружающим людям - это лишь повод лишний раз получить порцию симпатий со стороны окружающих. А если б вы выглядели нелепо, то вас бы всё равно разглядывали. В таком случае стоило бы заняться своим имиджем. Но, так или иначе, вас разглядывать будут, пока вы живете среди людей. Даже когда вы умрете - будут разглядывать вашу могилу... Не обижайтесь на меня, я не хотел вас поддеть. Мой совет - принять все как есть и получать удовольствие!
- Сомнительное удовольствие буркнула девушка и зажала ладони между коленями.
- А если вы озлоблены, - добавил лысый мужчина в шортах, - то, значит, есть какая-то болезнь у вас в организме. Надо обследоваться. Обратитесь к врачу.
Тут в разговор вступила старушка:
- Не слухай их, унучка. Я в таких справах свидомая, так от я тебе усё и обскажу… Дюже много ты допустила до себя злобных энергетических сущностей. Вот они и хочут, чтобы ты злилася. Они твоей злобной энергией питаются. А ты контролируй свои эмоции. Да и, вообще кажучи, злобствовать – это карму свою портить, низя, низ-зя...
- Возможно, когда на человека всячески давят обстоятельства и находящиеся рядом люди, - задумчиво заговорил чахлый юноша в очках, - и он чувствует некомфортность обстановки, враждебность окружающего мира, тогда он и начинает искать причину - и он видит ее во всём и во всех... Его всё раздражает и злит... Попробуйте разворошить муравейник - и муравьи становятся враждебными ко всему, что движется... Или каких-нибудь пчел… Неважно, реакция у всего живого одна…
- Сегодня утром еду в маршрутке, - вновь заговорила девушка. – А в кресле сидит такой чувак лет двадцати. И пристально всех разглядывает. Ну, я пересела – так, чтобы он не мог меня разглядывать, а я его могла... Он продолжает разглядывать всех подряд. По очереди. Девушку в юбке с кривыми ногами. Девушку в джинсах. Маму с ребенком… Потом я увидела его руки. С частично сведенными татуировками… Наверное, из зоны недавно вышел… По свиной тупой морде он вряд ли от кого получит. Скорее, наоборот. Да и морда у него не свиная. Скорее, лисья. Может быть, кошачья. Сильный магнетический взгляд, выраженная патология личности… Я в очередной раз пожалела, что в этой стране не продают честным, образованным и порядочным людям пистолеты… Расстроилась...
- Девушка, да вам лечиться надо! – воскликнул лысый мужчина в шортах. - Если только из-за того, что вас рассматривал, пусть даже и неприятный, на ваш взгляд, чувак, - вы его готовы застрелить, то это диагноз! Вам надо обратится к психиатру, срочно, пока не случилось беды. И ни в коем случае не употребляйте алкоголь, вы и так бесконтрольны, а я представляю, что бывает, когда вы выпиваете.
- А у меня в юности такие же проблемы были, - призналась грузная тётка в брючном костюме. – Знаете, что я сделала? Решила: как только увижу тупую свиную морду, подойду к её обладателю, поздороваюсь - и ка-ак врежу ему со всей дури... С такой мыслью на улицу и пошла. И что думаете? Ха-ха - начиная с того самого момента мне ни разу не попался на глаза экземпляр, которого мне бы захотелось отмудохать просто так - за то, что он есть… Испугались они все, что ли…
- Вообще-то, - подал голос чахлый юноша, - я всегда думал так: если тебя разглядывают, то ты либо понравился, либо у тебя на брюках молния расстегнута… Ну, а если морду бить каждому, кто на тебя не так посмотрел, то либо у тебя поедет крыша, либо быть тебе битым рано или поздно. Ведь подумайте, сколько раз за день на вас не так смотрят - устанете махать кулаками... И каковы у вас шансы самому не получить «фонарь» под глаз? А с «фонарём» вас уж точно будет разглядывать каждый встречный…
Беседа плавно текла, не предполагаясь закончиться в ближайшее время, и мы с Васей уже начали было задрёмывать под мерный плеск голосов, но тут маршрутка затормозила, и в неё села мелированная девушка в облегающих шортах и коротком боди, открывавшем взорам окружающих пупок с пирсингом. Была она изрядно пьяна. Мы тронулись в дальнейший путь, а девушка, усевшись на боковое сиденье, достала сигарету; щёлкнув зажигалкой, прикурила и выпустила дымок в потолок маршрутки. Потом, сконцентрировавшись на офигевших лицах попутчиков, запоздало поинтересовалась:
- Здесь курить можно?
Водитель аж подпрыгнул на месте от возмущения:
- А чё - может, мы здесь еще и выпьем, блин, а потом и песни запоём?
На что пьяная девушка, снова затягиваясь сигаретой, вполне доброжелательно предложила:
- А в самом деле, поехали ща ко мне всей толпой! Дома у меня и гитара, и музыкальный центр. Поехали, а?
- Делать нам больше нечего, - с неприкрытым раздражением в голосе выхаркнул водитель. – Ты - вот что: ты сигарету-то затуши… Только в окошко не выбрасывай, а то залетит к кому-нибудь в машину – снова ко мне, придурки, кулаки чесать полезут. Народ же ж сейчас пошёл скаженный, на каждом шагу, падлы, с дракой подстерегают. А на кой ляд мне это сдалось?!
В салоне воцарилось молчание. Маршрутка подпрыгивала на выбоинах и телепалась из стороны в сторону, а пассажиры, раскачивая головами в такт транспортному средству, внимательно наблюдали за тем, как наша мелированная попутчица послюнила палец и неловко – промахиваясь из-за тряски, то и дело обжигаясь и морщась – пыталась затушить о него сигарету…
Вдруг водила резко затормозил:
- Фу-ух, чуть не прозевал, блин… Мужики, кому на базаре выходить – ваша остановка!

***

На улице день уже окончательно вывернулся на свою тёмную изнанку с беспросветными потайными швами. В окнах многоэтажек горели окна, испятнанные разноцветными лоскутами штор и гардин.
Вокруг было многолюдно и бестолково.
Мы зашли в первый попавшийся «комок». За прилавком стояла совсем юная девица с лопушистым выражением лица. Вася вынул из кармана пухлый гаманец и поинтересовался
- Девушка, у вас березовый сок есть?
- Есть!
- А он с мякотью?
- Ой, не знаю. Сейчас спрошу...
Обернувшись, она крикнула куда-то в сумрачное чрево подсобки:
- Маша, у нас березовый сок - с мякотью?
В ответ - после секундной заминки - раздался недовольный голос:
- Дура, тебя подъёбывают!
- Да ладно, девушка, - примирительным тоном сказал Вася, - не надо нам берёзового сока. Дайте две банки третьей «Балтики»…
- Холодненькой, - добавил я.

***

…Мы не спеша шагали по улице, прихлёбывая на ходу пиво из запотевших банок.
Позади послышалось мерное поскрипывание. Оглянувшись, мы увидели инвалидную коляску, быстро двигавшуюся по проезжей части. В ней сидел мужчина средних лет с лоснящимся от пота лицом. Из-за спины мужчины торчало древко, на котором гордо развевался российский триколор… Коляска поравнялась с нами и, не сбавляя хода, покатила дальше. На спине инвалида – на чёрной майке - мы успели разглядеть надпись крупными белыми буквами: «Moscow - Jerusalem».
- Ну надо же, - удивился я. – Гляди: вот – человек бросает вызов действительности!
- Не люблю дешёвые эффекты, – помолчав, сказал Вася.
- При чём здесь "дешёвые эффекты"?
- А на хрен кому нужна такая манифестация?
- Ну.., наверное, прежде всего ему - человеку, отважившемуся ехать в инвалидной коляске в Иерусалим… Это ведь непростое путешествие. Можно сказать, паломничество…
- Необязательно. Если только в переносном смысле. Вполне возможно, что это какая-то хитроумная рекламная акция… А если он бросил вызов только для того, чтобы обозначить свою убогость, то лучше бы греб в собес.
- А я думаю, он это делает прежде всего для себе - чтобы доказать собственную полноценность. Он молодец. И кто более убогий - он или мы - это еще вопрос. Надо было остановить его и пообщаться – блин, жаль, я сразу не догадался.
- Понимаешь, Женя, один человек стойко переживает свою беду, совершая при этом логичные, обдуманные поступки, и часто такая борьба вызывает восхищение, а другой, подчас даже не страдая изъянами, постоянно ищет вычурные формы для привлечения всеобщего внимания к своей персоне.
- Странно, Вася, мне кажется, эта ситуация тебя раздражает. Ну, ты только подумай, это же прикольно: инвалид – и едет себе спокойненько аж в Иерусалим.
- Да нет, меня ситуация не раздражает, а, скорее, огорчает... Вот, к примеру, человек, не собираясь прыгать с крыши высотного здания, подходит к краю и начинает предъявлять собравшимся внизу свои обиды и упреки по поводу того, что его жизнь не сложилась... Это манипуляция? Манипуляция! Или все эти многочисленные "страждущие" с замызганными младенцами на руках, шастающие в общественных местах с протянутой рукой - это манипуляция? Разве не эксплуатируют люди в данном случае святое - чувство сопричастности и милосердия?
- Так нам же неизвестны мотивы того человека. Они могут быть самые разные: пари, жест отчаяния, просто нежелание сидеть в четырёх стенах и чувствовать, как жизнь тебя обтекает его на бурной скорости… Ну, и желание просто привлечь к себе внимание.
- А зачем привлекать внимание? – спросил Вася.
- Может, он ждёт помощи от окружающих, - предположил я.
- Но чем же мы можем ему помочь? Исцелить? Пожалеть? Выступить с призывной речью вернуться домой? Дать булку хлеба в дорогу? Указать правильное направление на Иерусалим? Не знаю, быть может, это и протест, но почему его не выражать там, где он принесет эффект? Помнится, лет пятнадцать назад администрация края отбирала помещение у музыкального училища - под размещение какого-то департамента. Так вот, студенты и преподаватели вышли к зданию администрации, что на Красной, 36, с музыкальными инструментами - и два дня играли под окнами чиновников похоронные марши. Их услышали, и проблема решилась… Есть немало примеров стойкости человеческого духа, которые вселяют уважение. Но что в данном случае я должен понять? Что плохо живется в состоянии инвалидности? Я знаю! Что человеческий дух и воля побеждают рутину? Это я тоже знаю… Просто есть категория людей, для которых самовыражение любым доступным способом стало смыслом жизни.
- А по-моему, волевой акт - вещь похвальная в любом случае, независимо от того, логичен он или нет. Волевой акт со стороны инвалида - похвален вдвойне! Воля, как "вещь в себе", плюёт на логику.
- Честно говоря, я тут никакого подвига не узрел. Если, как ты сказал, он делает это исключительно для себя - к чему весь антураж: этот флаг и эта надпись на майке?
- А почему, собственно, антураж должен раздражать? Не обращай внимания - и всё… С таким же успехом может не нравиться и косметика на женщине: к чему это ей – ведь, если она и так красива, то косметика не нужна, а если некрасива - так тем более… По-моему, совершенно бессмысленно рассуждать о мотивациях поступка этого человека. Психология у таких людей отличается от нашей, они жизнь воспринимают и ценят по-другому, и радости у них в жизни другие. Может быть, он целыми днями лежал у себя дома и мечтал, что вот так однажды соберется в дальний, - возможно, последний - путь в обетованный Иерусалим и будет ехать, насколько хватит сил. И пусть позади останутся пыльная душная квартира, шумные соседи, бесконечные коридоры собесов и другая всякая суетень… И уже один тот факт, что он решился и поехал, придает ему сил, и ему все равно: пусть над ним смеются и говорят, что у него с головой не в порядке... Он едет, воздух свободы овевает его лицо, он счастлив и смахивает украдкой скупые мужские слезы. Нам его не понять, но я думаю, он знает, что делает.
- Хороший образ, рассмеялся Вася. – Запиши, а то забудешь…
- Да я ручку не взял с собой… А у тебя нет?
- Нет, я тоже сегодня не взял…

***

Мы продолжали мерить шагами тротуар.
Дневная жарынь всё никак не хотела спадать.
«Балтика» подходила к концу.
Вскоре впереди показалось поросшее по берегу камышом озерцо Карасун, отделяющее Пашковку от Комсомольского микрорайона.
Зудели комары. Лениво перебрехивались собаки. Неумолчно орал а капелла самозабвенный лягушачий хор. Где-то поблизости, невидимые в темноте, беззлобно материли друг друга мужчина и женщина заплетающимися голосами.
Мы перешли черед дамбу, оставив позади сектор многоэтажной застройки, и теперь двигались по кривеньким улочкам между пашковскими хатками, среди которых преобладали саманные, хотя встречались как кирпичные, так и деревянные строения…
Пиво закончилось у обоих почти одновременно. Пустые банки полетели в придорожные кусты.
Чем дальше, тем сильнее суживались улочки.
Прохожих становилось всё меньше. Фонари исчезли с обочин; лишь Млечный шлях и разбросанные по небу холодные звёздные брызги сочили скупой свет нам под ноги.
Попавшаяся навстречу крашеная блондинка лет тридцати пяти в домашнем халате и расшитых стеклярусом босоножках поздоровалась с моим спутником. Ответив на приветствие, Вася выждал несколько секунд и, мотнув головой ей вслед, сказал мне:
- Графиня. Местная.
- Чё, натуральная аристократка? – удивился я. – А по виду – так и не скажешь…
- Та не аристократка, - сказал Вася. - Однажды в кабаке по пьяни у неё на голове графин разбили – с тех пор и приклеилась кликуха...
- А, вон оно как... Крепкая баба. А по виду и не скажешь.
- Бабы – они все крепкие. А слабыми просто притворяются, чтобы было легче жить.
- И дурами притворяются. А на самом деле – ого-го какие умные, когда им надо…
- Согласен, - кивнул Вася. – Вот, слушай, какая история приключилась с одним моим друганом… Есть у меня знакомая семья: муж Петя и жена Оля. Она – смазливая блондинка, и все считают её тупой, как пробка. А еще у меня есть друг Миша - мужик холостой и очень порядочный. И как-то раз все трое сошлись на дне рождения у кого-то из общих знакомых. Всё шло как обычно: пили, танцевали, то-сё… Оля трижды приглашала Мишу на «белый» танец. Он заметил, что дама с каждым разом всё более недвусмысленно прижимается к нему… В общем, вскоре Миша ощутил, что она его «завела». Хотя чувствовал он себя неловко и старался насколько возможно отстраняться от неё – ведь Петя тоже всё время был где-то рядом… А потом Оля шепнула ему на ухо: «Через пару минут выходи в коридор, я буду тебя ждать»... Миша сделал как она сказала… В коридоре, однако, никого не было. Он хотел было уже вернуться к столу, как вдруг из-под вороха шуб и пальто, висевших на вешалке, появилась женская рука, которая расстегнула «молнию» на его брюках. Оля извлекла на свет божий Мишин мигом отвердевший член и погрузила его в свой ротик. Опешивший Миша не смог противиться инстинкту – и, прижавшись животом к заколыхавшимся рядам одежды, отдался удовольствию… В коридор изредка выглядывали люди. То один, то другой участник застолья проходил мимо в туалет – некоторые, спрашивали Мишу, почему он так рано покидает компанию. А он лишь что-то невнятно мычал им в ответ, ухватившись руками за полку для головных уборов и делая вид, что ищет свою шапку… И тут в коридоре появился Петя: «Ты куда, Миша? – удивился он. – Брось, не уходи! Иди, вон, с Олькой еще потанцуй. Не боись, я не ревную»... При этом он дергал Колю за плечо, в то время, как Оля, желая во что бы то ни стало довести дело до конца, дергала Мишу совсем за другое место. «Да, да! - почти закричал Миша, - Иди, я сейчас тоже приду!» В общем, Оля таки довела его до оргазма… После того вечера Мишу долго мучила совесть. И однажды он решил во всём сознаться. Выпив для храбрости, пришёл к Пете и сказал: «Петь, помнишь, на дне рожденья мы с тобой разговаривали в коридоре – так ведь в это время твоя Оля делала мне минет»... «Знаешь, Миша, - ответил оскорблённый Петя. – Ты хоть сейчас и бухой, а всё равно фильтруй базар. А то я за себя не ручаюсь. Мелешь какую-то херню. Да у моей Ольки на такое и ума бы никогда не хватило. Минет! На моих-то глазах!» Миша стал убеждать Петю, что измена всё-таки имела место… В общем, дело закончилось дракой… Вот такая «глупая» блондинка. Прикинь, ведь действительно правильно рассчитала, что в такую наглую измену её муж ни за что не поверит… Да, Жень, бабы – они хитрее нашего брата. Мы бы с тобой до такого ни за что б не додумались…
- Да-а-а.., - грустно вздохнул я. - Блядей на свете много.
- Просто мы не обо всех знаем, - кивнул Вася. – Может, это и к лучшему. А то, наверное, вообще с ума можно сойти.
- Вот интересно, - помолчав, сказал я, - если женщину перевернуть вниз головой и в такой позе заниматься с ней сексом, то сколько потребуется мужиков, чтобы наполнить её влагалище семенем до краёв?
- Хм… Интересный вопрос..., - задумался Вася. – Надо объем влагалища разделить на произведение среднестатистического объема спермы…
- Ну, если так рассуждать, то ведь часть спермы ещё и впитается…
- Точно. А ещё часть останется на членах следующих партнеров, да и некоторое количество её наверняка просто выльется.
- Значит, каждому следующему партнёру придётся засовывать всё неглубже и неглубже. А последним - так и вообще сверху подрочить.
- Зачем дрочить? Просто поставить вокруг ещё с пяток девушек, которые высасывать будут и выплёвывать - в воронку, например...
- Но только как потом вычислить, какую часть объема заняла слюна?
- Опять к статистике прибегать надо, - Вася почесал переносицу. – Других вариантов не вижу.
- Вот же ж какая увлекательная наука – сексология! – воскликнул я. - Прямо хоть эксперименты ставь! А что – я бы, наверное, смог бы кандидатскую защитить.
- И на хрена мы стали писателями, Жень? - сказал Вася. – Надо было в медицинский поступать…
- Или в торговлю. К пиву поближе.
- Да, насчёт пива! Не пора ли ещё по одной банке взять?
- Пора…

***

Мы зашли в раззявленное хайло первого попавшегося магазина. Поздоровавшись с продавщицей, Вася сказал:
- Нам две банки «Балтики», третий номер.
- А может, не надо, Вася? – сказала продавщица. - Ты же говорил, что завязал.
- Так то когда было! - ответил он. – Мы всего по банке выпьем – это разве пьянство?
- Знаю я тебя. Вот так с банки начнёшь – и всё, снова на месяц в запой, да?
- Та не, не уйду.
- Нет, уйдёшь.
- Не уйду!
- Ты всегда так говоришь.
- Всегда – другой случай. А сегодня можно. Сегодня у нас уважительная причина.
- Та знаю я тебя, балабона. У тебя всегда уважительная причина.
- Да я серьёзно говорю! У нас с другом, можно сказать, праздник. Мы за литературу медали получили. Шолоховские.
С этими словами Вася поочерёдно достал из целлофанового пакета медаль и прилагавшийся к ней диплом:
- Вот, видишь, Натаха: медаль и диплом – всё, как положено.
- О, вижу-вижу. Поздравляю, Вася.
- Так давай пиво.
- Нет, извини, но пива не дам! А то ты, как напьёшься, дюже буйный становишься.
… Попрепиравшись ещё несколько минут с труженицей прилавка, Вася обернулся ко мне и безнадёжно мазнул рукой:
- А, ладно, Жень. Бесполезно, всё равно не даст, я её знаю… Пошли в другой магазин.
И мы уныло потюпали к выходу.

***

Зайдя в следующем магазин, Вася поздравствовался:
- Привет, Оксана. Дай нам две бутылки пива холодного. «Балтику» или «Дон».
- Здравствуй, Вася, - заулыбалась продавщица. – Не надо тебе пива.
- Как это – не надо? Почему?
- Ну… Не надо. А то снова начнёшь…
- Что начну?
- Пьянствовать.
- Правильно-правильно, на надо тебе никакого пива, Вася! – заявила с порога только что вошедшая в магазин грузная женщина лет пятидесяти. – Вот так с пива всё и начинается, а потом – известно: водка, самогон, гадость разная…
- Да какая водка? Какая гадость? Мы только по бутылке пива хотим выпить! У нас с другом сегодня причина есть: нам медали присудили. Вот, смотрите!
Вася снова извлёк на свет божий из пакета медаль и диплом.
- Ого! – воскликнула продавщица Оксана. – Поздравляю тебя, Вася.
- Поздравляю, - присоединилась грузная женщина. – За что же медаль-то?
- За то, что я писатель хороший… Так что сегодня можно слегка отметить.
- Нет, Васенька, не надо отмечать, - возразила Оксана.
Ещё с минуту Вася безуспешно спорил с двумя упёртыми пашковчанками, а затем мы вышли на улицу.
- Беспонтово, - вздохнул Вася. – Надо идти в такой магазин, где меня не знают…

***

Магазин, в котором Васю не знали, мы нашли через несколько кварталов. Это была круглосуточная торговая точка... У прилавка образовалась небольшая очередь из пары квёлых мужичков и одной засаленной тётки весьма потасканного вида. Кроме того, перед прилавком с непонятной целью мельтешила компания подвыпивших малолеток. Денег для «продолжения банкета» у них явно не хватало, а хоте-е-елось; и настроение у всей компании было, соответственно, агрессивно-общительное… При нашем появлении продавщица им сказала:
- А ну, не мешайте работать, отойдите от стойки!
В ответ один из малолеток возмутился:
- Ты кого это отстойками назвала?!
Тут я, не утерпев, вмешался:
- Идите-идите, отстойки, пока мы вас отлупками не сделали!
Они, о чём-то шушукаясь между собой, удалились вон.
Мы с Васей, купив по банке холоднющего «Невского», вышли на магазинное крыльцо. С хрустом откупорив благословенные ёмкости, утолили жажду… После чего вновь зашагал в ночь.
Бельмоокий месяц насмешливо колесил по небу, предвидя весь дальнейший ход событий… Но мы с Васей ничего не предвидели. До тех пор, пока из безлюдной тёмной гущи не обрисовались внезапные хари изгнанных нами из магазина малолеток:
- Слышь, чувак, чё это ты нас отлупками обозвал? - дурачьим голосом поинтересовалось патлатое существо неопределённого пола, схватив меня сбоку за мокрую от жары рубашку.
- Ступай отсюда, пока при памяти, - вежливо ответил я,
- Не мордуйся зазря, сердяга, - вступился за меня Вася. – Иди домой и радуйся, что мы сегодня добрые.
Но патлатое существо не оценило нашего миролюбия. Оно замахнулось на меня (однако ударить не успело, так как получило полупустой банкой «Невского» промеж глаз – и нацеленный в меня кулак беспомощно провалился в воздух).
Началась драка
Двое отстойков набросились на Васю, а ещё один пришёл на помощь схлопотавшему пивом по морде – и они вдвоём насели на меня.
С полминуты я раздавал плюхи в разные стороны, всё сильнее озляясь, и получал ответные зуботычины. Наконец, расправившись со своими противниками, Вася пришёл мне на помощь: схватив за шиворот одного из дравшихся со мной, он развернул его лицом к себе, выписал ему два боковых – с правой и с левой, - а затем мощным апперкотом отбросил отлупка в придорожные кусты, где тот и затих, прикинувшись покойником. Я же обхватил левой рукой за шею последнее, оставшееся в поле моего зрения, патлатое существо, повис на нём всем телом, заставив склониться к земле, и стал скрупулёзно расквашивать ему нос кулаком правой руки. Осознав беспомощность своего положения, существо принялось верещать, призывая на помощь милицию, «людей добрых» и собственную маму… И я его отпустил, отвесив на прощание пинок под зад.

***

Мы с Васей, как могли, привели себя в порядок. Отряхнули захлюстанные брюки, причесались. Мой правый кулак был в крови - пришлось пожертвовать носовым платком, чтобы оттереть его. На сорочке у Васи тоже обнаружилась гроздь кровяных брызг – он попытался их оттереть, смачивая слюной, но тщетно.
Потом мы зашагали дальше раздумчивым аллюром – обочь дороги, где предполагалось иметь место тротуару, а на деле тянулась плотно стоптанная грязюка с редкими травяными клочьями.
- Вот интересно: надавав по мордасам этим чмошникам, мы сделали доброе дело или злое? – озвучил я свои мысли. – Вроде бы – доброе. А всё равно неприятный осадок остаётся…
- А ты плюнь и не задумывайся, - махнул рукой Вася. – Ну, допустим, мы сделали зло этим отстойкам. Но кто сказал, что нельзя делать никому зла? Зачем стараться не обижать людей? Ведь если допустить, что каждый человек должен стремиться к духовному – тогда любая обида творит полезное для его развития. Если бы мне предоставили трибуну, то я заявил бы во всеуслышанье: «Люди, не бойтесь обижать, ибо обиды идут только на пользу обижаемому!» Ну а если кому-то не на пользу, то такие люди не стоят жалости.
- Тут тебе многие возразили бы: «Добро, приносящее вред, лучше зла, приносящего пользу».
- Интересная точка зрения, - сказал Вася, остановившись, чтобы прикурить сигарету. – В любом случае - человек может развиваться, лишь преодолевая: себя, обстоятельства, какие-то негативные усилия других людей, в том числе и унижения…
- Не помню, кто из классиков сказал: "Меня не может унизить тот, кто ниже меня по определению, но возвысит лишь тот, кто выше", - вздохнул я. – Но это так, к слову. А по большому счёту, я думаю вот о чём. Допустим, я, такой весь из себя самоуверенный, вернул какого-нибудь морального урода с небес на землю, надавав ему по харе - но урод от этого лучше не стал, а затаил на меня обиду. И теперь, если не посчастливится ему отмудохать меня в ответ – тогда он отмудохает другого человека… Одним словом, я способствую распространению зла…
- Что ж, - кивнул Вася, - в конечном счёте, жизнь - это круговорот, в котором существует определенный баланс: сколько зла мы посеем - ровно столько и пожнём... Только в разные отрезки времени…
- Так вот, я и думаю: как же себя вести, чтобы всякие моральные уроды не считали меня ещё большим уродом, чем они сами, а чтобы понимали, чувствовали, что они неправы, видели себя со стороны, и чтобы это было им неприятно? И я не могу придумать ничего лучше, как прекратить обижаться, выработать такую реакцию в себе, при которой хам ощущает, что его слова и действия для меня не значимей, чем кукареканье кочета поутру.
- Это всё, Жень, пустые душевные метания. С одной стороны, хорошо. Но с другой – абсолютно неосуществимо… Эх, толстокожим-то легче на свете живётся!
… В таком духе мы могли б ещё долго беседовать. Но не вышло. Наше мирное времяпрепровождение было нарушено милицейским нарядом, подъехавшим на задрипанном служебном «бобике». Две служебно-розыскных личности подскочили к нам и, скороговоркой представившись, свирепо пропищали:
- Предъявите ваши документы!

***

- А хера ли я буду носить с собой документы? – спросил меня Вася.
- Да и я сроду с собой никаких документов не брал, - сказал я ему.
Тут Васю осенило:
- Есть у нас документы! – радостно сообщил он блюстителям. - Вот, блин, диплом! А вот, блин, медаль. Шолоховская, сегодня только получили!
Милиционеры озадаченно помацали диплом… Поочерёдно попробовали на зуб медаль… Переглянулись… Потом один из них резюмировал:
- Нет, эти ваши дипломы не являются, документами, удостоверяющими личность. А медали – тем более. Сейчас, вон, любую медаль можно купить запросто… В общем, пройдёамте с нами.
- Как это пройдёмте? – Возмутился Вася. – Куда?
- В райотдел. До выяснения ваших личностей.
- Ни фига себе! – вскричал я. – Вы посмотрите, трищ милицанер, время какое позднее! Пока вы наши личности установите, да пока из «обезьянника» своего отпустите – дык уже никакой транспорт ходить не будет! Чем мы домой будем добираться?!
- Если б мы были некультурными людьми, - вмешался другой, до сих пор молчавший блюститель, - то я бы вам, гражданин, сказал, чтобы вы заткнули своё зевало. Но поскольку милиция с каждым днём повышает свой культурный уровень, то я вам просто и вежливо предлагаю проследовать в машину, пока мы не применили к вам, блядь, методов принудительного порядка.
Деваться было некуда. Мы с Васей погрузились в милицейский «бобик», и он, чихая и фыркая, повёз нас по вилюжистым пашковским улицам по направлению к Гидрострою, где располагался райотдел Карасунского округа...

***

Камера, в которую нас препроводили, оказалась на удивление просторной: примерно метров пять в длину и метра четыре в ширину. Напротив входа располагалось дощатое сооружение, нечто наподобие невысокого подиума – оно заменяло нары, и сейчас на нём заходились клокочущим храпом двое утомлённых алкоголем граждан. А слева и справа от входа, вдоль стен, тянулись деревянные лавки: на одной из них, справа, сидели трое разношёрстно одетых мужиков, все изрядно поддатые… Едва за нами захлопнулась железная дверь, один из сидевших на лавке обратился к нам, тусклоглазо глянув снизу вверх:
- Закурить не найдётся?
Я вынул ему из пачки «R-1 minima».
- О, фильдеперсовая, - поднял брови мужик и, чиркнув спичкой, прикурил. – Да вы присаживайтесь. Раньше утра всё одно не отпустят.
- А по утрянке, наверное, сразу на суд повезут, - добавил его сосед по лавке сиповатым голосом.
- Да не метушись ты заранее, - ворохнул бровями третий мужик, самый пожилой среди присутствующих. – Может, ещё отпустят… А ещё сигаретку можно?
- Неча транжирить курево, - качнул головой тот, кому досталась сигарета, и жадно затянулся. – Эту по кругу пустим… Надо ж экономить, чтобы на всю ночь хватило…
Сделав ещё несколько обстоятельных затяжек, он отдал сигарету своему соседу. И указал рукой в сторону лавки:
- Та вы присаживайтесь, хлопцы, местов на всех хватит.

***

Время неторопко сунулось в похмельную пустоту. Все томились неизвестностью своего скорого будущего и занимали вынужденный досуг ничего не значащими разговорами. Наши сокамерники поочерёдно рассказывали друг другу о прошедших пьянках и о своих многочисленных задержаниях. Их имён мы не знали, как и они наших; к знакомству никто не стремился, ибо ни в чьи планы не входило задерживаться под милицейской крышей далее ближайшего утра.
За дверью нашего узилища периодически возникали шаги и голоса: кого-то препровождали в соседние камеры, кого-то выводили к дежурному. Временами за стеной некто возмущённо-нетрезвый принимался по-оглашенному костерить «ментов позорных», а потом требовал вывести его «до ветру» или хотя бы покурить – но после грубых окриков, подкреплённых обещанием надавать по почкам, неизменно успокаивался.
Мужики стрельнули у нас ещё одну сигарету и экономно пустили её по кругу. Мы с Васей тоже выкурили одну на двоих, пытаясь бороться с наплывающей дремотой и всё ещё надеясь, что нас вот-вот выпустят.
Один из спавших на «шконке»-подиуме хануриков обмочился. Звук заструившейся на пол мочи привлёк всеобщее внимание, и каждый счёл своим долгом поделиться соображениями о том, что, конечно же, все нормальные люди пьют, но нельзя же нажираться до свинского состояния…
- От недостаточного чувства меры все беды и проистекают, - философски заметил самый пожилой из мужиков. – Вот моя вторая жена – сейчас я с ней в разводе – так она на «скорой помощи» работала и рассказывала разные случаи, которые с ней приключались. Много всячины разной… Был, значит, такой случай… Приехала она к одному хворому – кто-то из родни вызвал. С первого взгляду оказалось понятно, что хворый тот с алкоголем перестарался. Та до такого градуса перестарался, что прямо пластом лежит, чистый труп... Ну, откачали его с божьей помощью. Потом пытают: «Чем же это ты так надраконился?» А он молчит, зараза, не сознаётся. И что характерно: вблизях нет ни бутылок пустых с-под водки или бормотухи какой, ни флаконов с-под денатурата или, там, политуры, как оно обычно случается… А промеж тем, от хворого этого запашище жуткий идёт. Парфюмом каким-то… И вдруг глядит моя бывшая: на столе стоит порожний флакон с-под духов дорогих. Огромадный – ну, типа, какие на выставках бывают: литра на три, если не боле… Подошла она, открутила крышку флакона – чует: тот же запах, что и от хворого. В эту минуту пациент подымает голову и, дюже удивлённый, начинает орать: «Мать моя курица! Дак у этоёй ёмкости, оказывается, и крышку можно отвертеть?! А я, бля, битых два часа с неё в рот себе пшикал эту отраву! Пульверизатором пшикал, как дурень! Вот и не рассчитал дозу…»
- Да уж, - всхомянулся от сидячей полудрёмы второй наш сокамерник, - Сдуру человек может себя запросто ухондокать… Помню, лежал я в больнице с аппендицитом. В послеоперационном отделении… Подобрались в моей палате люди пожиловатые, квёлые, догляду требующие… И вот, стал народ замечать, что одна из бабулечек послеоперационных что-то совсем слабая становится, чуть ли не сквозняком её хитает... Какое объяснение найти такому самочувствию? Никакого нету объяснения… Ну, заявилась до бабки её лечащая врачиха – стала распытывать – что да как… И прояснила-таки вопрос. Оказывается, старушке для скорейшего исцеления кто-то присоветовал пить «Кагор» церковный перед едой. По три стакана в день получалось. Так что старушенция, почитай, бутылку с гаком высасывала ежедневно. Вот и ходила пьяная, без просыху…
- А у меня лично по «газу» сколько угодно непоняток случалось, - вступил в разговор Вася Вялый. – Ну вот, например, месяца три назад я выпил водки этак основательно. И в кабаке заснял себе дивчину. Поплясали, попили ещё водочки и разных там джин-тоников... Дальше не могу вспомнить ничего… Проснулся дома: один-одинёшенек, раздетый, на постели - простыня и одеяло комом в угол сбиты… А на груди - раскрытый томик Сартра лежит, его роман «Тошнота»: уж не знаю, читал я его или просто взял, чтобы легче было арию «Риголетто» исполнять… Ну, ладно, день промаялся кое-как, а вечером – снова в тот кабак почимчиковал. И встретил эту самую дивчину. Поздравствовался с ней, потом спрашиваю: «Как жизнь молодая?» А она мне – обиженно так: «И ты, Василь, после вчерашней камасутры просто спрашиваешь: «Как жизнь?» А ведь жениться обещал!»
… Нашу беседу прервало грюканье тяжёлого засова. Дверь открылась, и в камеру вошёл очередной задержанный. В руке он держал удочку.
Мы с Васей разинули рты от неожиданности…
Это был он. Человек, похожий на сильно постаревшего Григория Мелехова.
Правда, в его внешности добавилась новая деталь: сейчас у него над бровью кровянилась, подсыхая, свежая ссадина.
- Т-товарищ Шолохов? – не удержался я от удивлённого вопроса. – Вас-то какими судьбами сюда угораздило?
- А-а-а, - махнул он рукой. – Не рассчитал. Надо было прихорониться в каком-нибудь подъезде, перегодить, покуда патрульные мимо пройдут. Я ведь с вами так пивом и самогонкой огрузился, что спиртной дух из меня и до завтра не выветрится…
- Не понял, - сказал Вася. – Вас что, где-то поблизости задержали?
- Конечно. Они ж – в отдел – по району везут.
- А как вы здесь оказались? – не отставал Вася. – Вы что, по всему городу каруселились?
- А ты что, не видишь: рыбу шёл ловить. Скучно мне стало. А сейчас – самый ночной клёв.
Он бережно прислонил удочку к стене, подошёл к лавке; пристроился на искрайке и, оглядев камеру потрезвелыми глазами, вздохнул:
- Ничего, не впервой. К утру отпустят.

***

…Фууух, охренеть! Опять не получается у меня закончить свои воспоминания за один присест. Я уже вообще сомневаюсь, что когда-нибудь смогу их подвести их к финишу… Почти сутки насиловал клаву – и вот результат: добрался только до «обезъянника»… Всё, больше сил моих нет. Даже пива не хочется. Пойду, выпью грамм двести водовки – и на боковую.
Авось как-нибудь на днях вернусь к этой теме…

КАК Я ПОЛУЧАЛ ШОЛОХОВСКУЮ МЕДАЛЬ. ПЯТЫЙ ЗАХОД

Вот оно, какая фигня, пить изо дня в день тоже надоедает. Старею, блин, старею: раньше-то не надоедало (и когда писать успевал – сам удивляюсь).
Пока приводил мозги в порядок – зашёл, как обычно, в Интернет. Выгружаю здесь (всё ж не самому писать) то, что народ успел наобсуждать вокруг уже известной тебе, читатель, темы…

ШОЛОХОВУ - 100 ЛЕТ. ГДЕ ПРАВДА?
(Продолжение)

Лыко в строку
79 - 03.08.2005 - 12:48
Реальный случай, о котором неоднократно писали.
В мае 1956 года Шолохов поехал на Хопёр порыбачить. Но едва приготовил снасти, как прибежал его водитель – сказал, что писателя по рации срочно вызывают в Вёшенскую. Однако вернуться с рыбалки да без рыбы – обидно. Рыбу сняли с давно уже закинутых в реку перемётов местного рыбака Осипа Атлантова (тот куда-то уплыл на лодке), а в качестве «извинений» на крючки прицепили несколько бутылок с водкой. Эту водку Шолохов намеревался сам выпить по ходу рыбалки, но – вот такой неожиданный бартер получился… Рыбак Атлантов был страшно доволен, и долго потом хвастался перед земляками, как писатель его «угостил».

Зарубель
80 - 04.08.2005 - 16:01
Судя по постам 76 и 79 - ах, какой душа-человек был Михаил Шолохов!
А на самом деле - злобный, глупый человечишко с замашками палача. К тому же, кляузник и интриган.

Лыко в строку
81 - 05.08.2005 - 12:57
Моё наблюдение: все люди искусства, и писатели в том числе, сколь бы выдающимися они ни были – в большинстве своём оказываются людьми с невысокими моральными качествами.

пан Гималайский
82 - 05.08.2005 - 13:51
Что подтверждают собой, в частности, Вялый, Петропавловский, Домбровский и иже с ними...

Это нечто
83 - 07.08.2005 - 20:56
Бог ты мой, да что ж такого натворили эти бедняги?

ё мое
84 - 08.08.2005 - 13:20
Да, наверное, как обычно: набухаются – и натворяют всякое… Писатели – они такие...

Ненуна
85 - 08.08.2005 - 15:03
Ничего себе бедняги! По медальке отхватили за то, что пишут всякое непотребство!

Лыко в строку
86 - 09.08.2005 - 01:20
Что касается Петропавловского и Вялого, при всех недостатках – да, они поярче остальных участников фестиваля. И гораздо скандальнее, это уж точно. Потому и заметнее. Но на самом деле победителей в номинации «Проза» - четверо. Это: Андрей Канавщиков (Великие Луки), Виталий Кириченко (ст. Брюховецкая), Евгений Петропавловский (Краснодар) и Василий Вялый (Краснодар).
Кроме того, в номинации «Публицистика» медали удостоена Елена Куклина (Краснодар). А в номинации «Поэзия» лауреатами стали: Вячеслав Динека (Краснодар), Александр Волин (Москва), Владислав Золотарёв (Анапа), Сергей Квитко (Краснодар), Валентина Анурьева (Приморско-Ахтарск).

Ненуна
87 - 09.08.2005 - 13:16
Да уж, шум почему-то устраивают лишь вокруг Петропавловского и Вялого. Как будто других писателей на Кубани нет... Вот что значит - уметь раздуть себе скандальную репутацию!

Зарубель
88 - 10.08.2005 - 16:25
Грамотный закос под креатив плюс скандальная репутация

Это нечто
89 - 11.08.2005 - 16:20
Слагаемые успеха…

Лыко в строку
90 - 12.08.2005 - 12:10
Между прочим, что касается так называемой «чернухи»: живи Шолохов в наше время – он, пожалуй, тоже её не чурался бы. Просто – не давали ему в те времена писать как хочется. В подтверждение привожу его письмо писателю А. В. Софронову:
«Дорогой Анатолий!
Посылаю тебе еще один кусок, руководясь единственным соображением: первые два — с убийствами, мрачноватые, а этот — с веселинкой. В порядке последовательности повествования его надо пускать первым, затем — поездка Давыдова.
Если ты не читал эту главку, — полагаю, что она доставит тебе как старому ростовскому е...ю некоторое удовольствие.
«И теперь, когда достиг я вершины дней своих», думаю, что о б....х писать веселее, чем о порядочных женщинах. Ну, какого черта можно написать о порядочной? Пересохнет на лету... Глубоко убежден что ты — второй номер после покойного Казановы — разделяешь мое мнение...
Обнимаю тебя, Толя!
Твой М. Шолохов.
3. 4. 54.
Стукни телеграммку, — не опоздал ли я с этой главой? Будет очень досадно, если опоздал.»

ё мое
91 - 15.08.2005 - 16:25
Мдя… Получается, что наши «медалисты» - достойные продолжатели традиций соцреализма… Только матючков и порнушки побольше.

Лыко в строку
92 - 16.08.2005 - 14:41
А что, весьма фривольные произведения - практически на грани порнухи - писали и Пушкин, и Лермонтов, и Лев и Алексей Толстые. Вообще, трудно найти писателя, который на определённом этапе своего творчества не отдал бы дань если не порнушке, то, на худой конец, эротике... Это к старости писатели становятся классиками и талдычат всем высокоморальные банальности. А в молодости всем охота порезвиться!

пан Гималайский
93 - 18.08.2005 - 15:57
"Талдычат всем высокоморальные банальности" не классики, а состарившиеся бездари, которые и в молодости были бездарями... А классики - они во всём классики. Даже если пишут эротику.

Ненуна
94 - 22.08.2005 - 15:52
to 92: В сей ряд (Пушкин-Лермонтов-Толстой) даже Шолохова допускаю поставить лишь с большой натяжкой. Если же Вы, Лыко в строку, имеете в виду Петропавловского, Вялого и подобных им осквернителей русского языка, то… Не знаю даже, что и сказать…

Зарубель
95 - 23.08.2005 - 15:45
"Порезвиться" - это уж каждый понимает по-разному. Иные так "резвятся", что чертям тошно!

ё мое
96 - 23.08.2005 - 16:23
Ничто человеческое - никому - не чуждо. И простым смертным, и классикам...

пан Гималайский
97 - 24.08.2005 - 19:31
ё мое, ну сколько можно повторять эту пошлую фразу, которая ничего не объясняет, а лишь служит оправданием слабым людишкам? Уже сколько тут, подобных вам, восклицало: «Ах, ничто человеческое мне (ему, ей, и т д.) не чуждо!» Ну и что? Разве это хоть что-нибудь объясняет? А вот мне лично обидно, когда талантливые личности потакают своим слабостям и порокам! Ведь если б они не пользовались этой удобной формулировочкой, то могли бы достичь гораздо большего!

ё мое
98 - 24.08.2005 - 22:00
А вот это утверждение – о том, что они «могли бы достичь гораздо большего» - как раз можно поставить под сомнение, уважаемый пан Гималайский. Возможно, не будь у них «слабостей и пороков», то и достижений особых не случилось бы. Человек – он сложный, знаете ли, и не всегда можно угадать, что им движет.

Это нечто
99 - 25.08.2005 - 14:04
Что бы ни двигало Шолоховым и Толстым (при всех их пороках и слабостях), но дай вам бог достичь хотя бы десятой доли того, чего достигли Шолохов и Толстой…

Лыко в строку
100 - 25.08.2005 - 23:41
Да боже ж мой, зачем так далеко ходить – тогда уж дай вам бог достичь хотя бы десятой доли того, чего достигли Петропавловский и Вялый.

пан Гималайский
101 - 26.08.2005 - 11:43
Кстати, о Шолохове и Толстом:
Как-то раз, после первомайской демонстрации, приняв в рюмочной грамм по триста «беленькой» на брата, идут Михаил Александрович и Алексей Николаевич по Староконюшенному переулку. Разглядывают ножки фланирующих мимо комсомолок, жизнью наслаждаются… «Красный граф» говорит благодушно:
- Ну, что говорить, живем неплохо - сыты, одеты, обуты. А между тем, треть населения земного шара недоедает...
Шолохов после паузы добавляет:
- А водки вообще никогда не пробовали...

Лыко в строку
102 - 27.08.2005 - 22:16
Кажется, в Староконюшенном у Шолохова была квартира?

пан Гималайский
103 - 29.08.2005 - 13:13
Да. Трёхкомнатная. Помимо дома в Вёшенской. А в конце 50-х годов ему была выделена другая квартира - в доме № 33 на Сивцевом Вражке.

Ненуна
104 - 30.08.2005 - 12:10
пан Гималайский! Насколько я знаю, Шолохов и Толстой друг с другом не дружили. Даже наоборот – периодически цапались друг с другом.

пан Гималайский
105 - 30.08.2005 - 15:27
А кто из писателей вообще дружит друг с другом? Все лаются между собой и скубутся, как собаки. Но вот парадокс: бухают-то они всё равно вместе!

Зарубель
106 - 30.08.2005 - 16:41
Опять же, пример перед вами: Петропавловский, Вялый, Домбровский… Есть ещё такие – Виговский и Симанович, которые публикуют эту компанию в «Новом Карфагене». Вот они «закладывают за воротник» на шару постоянно. А иногда затевают скандалы между собой. Порой до драк доходит. Говорят, их и в милицию уже не забирают – себе дороже.

Ненуна
107 - 31.08.2005 - 16:50
И дались же они вам, Зарубель!

ё мое
108 - 01.09.2005 - 13:04
А я поддержу Ненуна: Шолохов и Толстой отнюдь не были дружны. Так что, пан Гималайский, ваша байка о том, как они «после первомайской демонстрации, приняв в рюмочной грамм по триста «беленькой» на брата» гуляли по Москве, - не очень-то правдоподобна!

Маракуйя
109 - 01.09.2005 - 13:38
to 101: Нечто наподобие литературного анекдота... Но забавно, я смеялась.

пан Гималайский
110 - 01.09.2005 - 17:29
108 - Так я ж не приверженец соцреализма, чтобы претендовать на правдоподобность… И – повторюсь: я вовсе не утверждал, что Шолохов и Толстой были дружны. Но то, что они бухали вместе, это факт. Все писатели бухают вместе, даже если и готовы поубивать друг друга. Традиция у них такая, писательская.
109 – Всегда рад позабавить…

Это нечто
111 - 02.09.2005 - 11:27
Быть может, Толстой с Шолоховым и цапались, но о «Тихом Доне» Толстой отзывался хорошо. Даже, по-моему, какой-то очерк о Шолохове написал, хвалебный.

kotgrigorij
112 - 02.09.2005 - 16:10
Ну, Толстой писал всё, что ему прикажут. Исполнительный был товарищ. Шолохов в этом отношении потвёрже, надо отдать ему должное. Сколько его ни склоняли подправить «Тихий Дон», а он не поддался, не сделал Гришку Мелехова большевиком в конце романа (к чему его, кстати, в своём очерке и призывал «рабоче-крестьянский граф»).

Ненуна
113 - 03.09.2005 - 20:31
И всё-таки, Толстой и Шолохов кое в чем очень похожи. Шолохов спер «Тихий Дон» у Фёдора Крюкова, а Толстой стырил «Золотой Ключик» у Карло Коллоди – так сказать, выстругал кукольного революционера Буратино из инсургента Пиноккио…

пан Гималайский
114 - 05.09.2005 - 13:48
На самом деле Толстой задумал сказку про Буратино вовсе не как детскую. И на холсте у папы Карло был нарисован вовсе не очаг. И проткнул этот холст Буратино совсем даже не носом...

Маракуйя
115 - 05.09.2005 - 16:19
114, занятно… вы меня улыбнули…

Зарубель

116 - 06.09.2005 - 12:05
Да и выстругал папа Карло сына из бревна чисто фигурально: просто жена у него была в постели полным бревном.

Ненуна
117 - 06.09.2005 - 12:46
Предлагаю восстановить историческую справедливость и издать «Золотой Ключик, или Приключения Буратино» без купюр!

пан Гималайский
118 - 06.09.2005 - 14:49
Правильно! Начинаем восстанавливать историческую справедливость... Вот некоторые эпизоды, вырезанные цензурой из эротического триллера Алексея Толстого «Золотой Ключик, или Приключения Буратино»:
…ЭПИЗОД №1
Как убежденный сторонник дарвинизма, Папа Карло, прежде чем сделать Буратино, вырезал из полена обезьяну.
…ЭПИЗОД №2
Сидит Буратино и сам с собой рассуждает: «Вот - и зачатие у меня непорочное, и отец - плотник»...
…ЭПИЗОД №3
Полумрак. Заходит папа Карло в каморку и вступает в кучу опилок...
- Ну, Буратино! Ну, негодяй! Опять нагадил?!
…ЭПИЗОД №4
«Да, неаккуратно кто-то стамеской прошелся», - подумал Буратино, подглядывая за моющейся Мальвиной.
…ЭПИЗОД №5
Кот Базилио рассказывает лисе Алисе:
- Я вчера папу Карло встретил. Грустный такой…
- А что у него случилось? Опять, небось, Буратино набедокурил?
- Да, набедокурил: он вместо шарманки подсунул папе Карло мясорубку... А старик на нее обезьянку посадил…
…ЭПИЗОД №6
Папа Карло часто бегал с лобзиком за Буратино и кричал - «Чем тебя породил, тем тебя и убью!
…ЭПИЗОД №7
Папа Карло спрашивает у Артемона:
- Почему Мальвина сбежала от Карабаса Барабаса? Он же такой представительный и богатый мужчина!
- Да потому что у него одни куклы на уме!
…ЭПИЗОД №8
После того, как Буратино познакомился с Мальвиной, он не уставал благодарить Папу Карло за то, что тот ни одно дело не мог выполнить без сучка и задоринки.
…ЭПИЗОД №9
По ночам Буратино разговаривал со спичками про инквизицию. Он прекрасно знал, за что сжигали еретиков и ведьм, но никак не мог понять, за что сжигали дрова…
…ЭПИЗОД №10
Заходят Лиса Алиса и Кот Базилио в каморку к Буратино и говорят:
- Не бойся, мы ненадолго! Нам только один вопрос выяснить - сколько тебе лет?
Буратино смотрит на них и спрашивает:
- А зачем пилу принесли?
…ЭПИЗОД №11
Сидит Буратино на пне, в носу ковыряет. Тут к нему подходит Артемон и говорит:
- Буратино, смотри какой я высокий и сильный! Я самый высокий и сильный пёс в нашем городе.
Буратино продолжает ковырять в носу.
- Буратино, Буратино, смотри, какой у меня хвост красивый, я самый красивый в нашем городе.
Буратино продолжает ковырять в носу… Артемон не унимается:
- Буратино, смотри, какие у меня лапы накачанные, какая пасть клыкастая - я самый сильный в нашем городе.
Буратино, вынимая палец из носа:
- Зато я богат духовно!

пан Гималайский
119 - 06.09.2005 - 14:51
…ЭПИЗОД №12
Лежат на пляже Мальвина и Красная шапочка… Красная шапочка интересуется:
- Что, опять с Буратино встречалась-миловалась?
- А как ты догадалась?
- У тебя все пузо в занозах!
…ЭПИЗОД №13
Любил Буратино поиздеваться над бедным Герасимом. Бывало - накинет шкурку собаки, проберется в лодку, развалится на корме и орет:
- Ну, давай, топи, топи меня, глухое ничтожество!
…ЭПИЗОД №14
Запер как-то папа Карло Буратино с Мальвиной в сарае. Чтоб они ему дров на зиму заготовили…
…ЭПИЗОД №15
Мальвина и Буратино лежат в постели… Томно потянувшись, Мальвина берёт с тумбочки пачку «Мальборо». Достаёт сигарету. Прикуривает. И, затянувшись, спрашивает:
- Буратино, сколько тебе лет?
- Да хрен его знает! Когда в детстве папа Карло меня уронил, то от сотрясения мозга у меня все годовые кольца в голове перепутались…
…ЭПИЗОД №16
Буратино ругается с Мальвиной: "Какая-то ты в последнее время стала сучковатая!"
…ЭПИЗОД №17
"Идеальная фигура," - подумал Буратино, поглаживая бревно…
…ЭПИЗОД №18
Буратино очень любил пикники на природе – с водкой и шашлыками...
Но всегда, когда заканчивались дрова - он прыгал в реку и кричал:
- Я сырой, я сырой!
…ЭПИЗОД №19
Когда за Буратино закрылась тюремная дверь, прокурор удовлетворённо сказал:
- Наконец-то я посадил дерево!
…ЭПИЗОД №20
Подросший Буратино спрашивает у Папы Карло:
- Папа, а почему мне нравится Пьеро, а не Мальвина?
- Потому что ты сделан из голубой ели!
…ЭПИЗОД №21
Буратино на приеме у врача:
- Доктор, что-то мне нехорошо!
- На что жалуетесь?
- Сердцевина ноет!
…ЭПИЗОД №22
Приходит Пьеро к Буратино и Артемону - и говорит:
- Мальвина пропала!
А они ему:
- Как пропала?! Вот же она, у тебя на руках..
- Да, а вы ее понюхайте!
…ЭПИЗОД №23
Пришел Буратино в синагогу и сказал:
- Сделайте мне отпиливание...
…ЭПИЗОД №24
Чтобы запастись березовым соком на зиму, папа Карло всю осень давал Буратино мочегонные средства….
…ЭПИЗОД №25
Буратино не любил книги, так как знал, что на бумагу для них уходит не одно полено.
…ЭПИЗОД №26
Пьеро интересуется:
- Буратино, у тебя берёзовый сок какой группы?
…ЭПИЗОД №27
- Папа Карло, а сколько мне лет? - спросил Буратино.
- Сейчас посчитаем, сколько там колец! - сказал Папа Карло и с этими словами перерубил Буратино хребет.
…ЭПИЗОД №28
Труп Буратино лежал на лужайке. И над ним черными воронами кружилась стая дятлов.
…ЭПИЗОД №29
- Он и сейчас продолжает дарить нам тепло, - вздохнула Мальвина и подбросила в очаг остатки Буратино…

ё мое
120 - 06.09.2005 - 15:29
ОБЪЯВЛЕНИЯ
***
Молотки и стамески фирмы "Ого-го". С их помощью вы без труда сможете вырубить не только Буратино, но и Папу Карло!
***
"Опытный дятел быстро избавит Буратино от глистов".

Лыко в строку
121 - 06.09.2005 - 16:39
Не так давно археологи проводили раскопки в районе кладбища, где похоронен Карло Коллоди, создатель сказки о деревянном человечке Пиноккио (А. Толстой «усыновил» его под именем Буратино). Неподалеку от его могилы под небольшой каменной плитой покоился прах человека по имени Пиноккио Санчес. Когда шутки по поводу забавного совпадения иссякли, археологи призадумались: а что это было? И решились на эксгумацию.
Экспертиза дала ошеломляющие результаты: Пиноккио имел мастерски сделанные деревянные протезы конечностей и деревянную вставку носа. А на одном из протезов стояло клеймо мастера: «Карло Бестульджи».
Потрясенные археологи бросились ворошить архивы. И выяснили: в семье Санчесов в 1760 году родился мальчик. Годы шли, он взрослел, однако совсем не рос. Так и остался карликом. B 18 лет пошел барабанщиком на войну, а через 15 лет возвратился полным калекой. Однако мастер - золотые руки Карло изготовил ему искусные протезы, и Пиноккио начал карьеру на ярмарке, показывая трюки и демонстрируя, словно диковинку, свое деревянное тело. Именно здесь, на ярмарке, он и нашел свою смерть, разбившись во время демонстрации трюка.
Вот и не верь после сказкам!

пан Гималайский
122 - 07.09.2005 - 11:53
А это – nota bene, обнаруженные в рукописи сказки «Золотой ключик, или приключения Буратино»:
1) Казанова - это перевернутый Буратино.
2) Мальвина - клинический случай дендрофилии.
3) Человек боится рака, а Буратино - дятла.
4) Знаете ли вы, что из одного Буратино можно сделать целую пачку писчей бумаги?

kotgrigorij
123 - 08.09.2005 - 13:29
Шутки шутками, а по большому счёту Алексей Толстой – яркий пример литературного приспособленца. Почему он вернулся в Россию из эмиграции? Да просто понял, что за границей он никому не нужен, и что там он не сможет жить на широкую ногу, как привык в России. Вот и решил перекраситься в «красного»… Стал таким идейным, что дальше некуда.

Это нечто
124 - 11.09.2005 - 22:44
Наверное, Сталин сладкими посулами его в Россию заманил. А потом взял в оборот... Куда ему было деваться? Горький, вон, тоже поддался… Да и то правда: никому оказались не нужны в Европе русские писатели. Кстати, Шолохов эмигрировать не захотел, хотя его выпускали за рубеж неоднократно.

Маракуйя
125 - 12.09.2005 - 16:18
Мне Алексей Толстой крайне несимпатичен. К слову, его «Хождению по мукам» по степени откровенности далеко до «Тихого Дона». А уж книга «Хлеб», где прославлялся Сталин – махровая партийная заказуха. Во время процесса по делу "Параллельного антисоветского троцкистского центра" (естественно, сфабрикованному) Толстой вместе с Фадеевым и другими подписал письмо, в котором говорилось: "Требуем беспощадного наказания для торгующих родиной изменников, шпионов и убийц"…
Между прочим, поначалу он действительно не принял октябрьскую революцию. Так, он писал: «Физически возненавидел большевиков» как виновников всей смуты (Толстой А.Н. Поли. собр. соч. М., 1946-1953. ТАЗ. С. 11). А во время гражданской войны он даже работал в отделе пропаганды у генерала Деникина. Эмигрировал в 1918 г. А в 1923 г. вернулся на родину… И тотчас стал «ручным».
Да, если кто не в курсе: Алексей Толстой в 1943 г. был членом комиссии, расследовавшей расстрел в Катынском лесу нескольких тысяч поляков, которые били взяты в плен Красной армией после того, как СССР отобрал у Польши Западную Белоруссию и Западную Украину. Возглавлял комиссию академик Н. Н. Бурденко. Разумеется, эти деятели «установили», что поляков расстреляли фашисты. Хотя сегодня абсолютно точно доказано, что польских военнопленных пустило в расход наше родимое НКВД.
Вот такой он, писатель-правдолюб! Зато жил и при советской власти по-барски, ни в чём себе не отказывал. Кроме роскошных квартиры и дачи в Барвихе, получил сразу два автомобиля: один от Ленсовета, другой от ЦК КПСС.
Писатель Ю. Анненков, в 1937 году встретившийся с А. Толстым в Париже, вспоминал свой с ним разговор:
«Пойми меня, — говорил он, — я иногда чувствую, что испытал на нашей дорогой родине какую-то психологическую или, скорее, патологическую деформацию. Но знаешь ли ты, что люди, родившиеся там в 1917 году, год знаменитого Октября, и которым теперь исполнилось двадцать лет, для них это отнюдь не "деформация", а самая естественная "формация": советская формация...
Я циник, — продолжал он, — мне на все наплевать! Я — простой смертный, который хочет жить, хорошо жить, и все тут. Мое литературное творчество? Мне и на него наплевать! Нужно писать пропагандные пьесы? Черт с ним, я и их напишу! Но только это не так легко, как можно подумать. Нужно склеивать столько различных нюансов! Я написал моего „Азефа", и он провалился в дыру. Я написал „Петра Первого", и он тоже попал в ту же западню. Пока я писал его, видишь ли, "отец народов" пересмотрел историю России. Петр Великий стал без моего ведома "пролетарским царем" и прототипом нашего Иосифа!
Я переписал заново, в согласии с открытиями партии, а теперь я готовлю третью и, надеюсь, последнюю вариацию этой вещи, так как вторая вариация тоже не удовлетворила нашего Иосифа. Я уже вижу передо мной всех Иванов Грозных и прочих Распутиных реабилитированными, ставшими марксистами и прославленными. Мне наплевать! Эта гимнастика меня даже забавляет! Приходится, действительно, быть акробатом. Мишка Шолохов, Сашка Фадеев, Илья Эренбрюки — все они акробаты. Но они — не графы. А я — граф, черт подери! И наша знать (чтоб ей лопнуть!) сумела дать слишком мало акробатов! Понял?»
(Анненков Ю.П. Дневник моих встреч. Цикл трагедий. Т. 2. М., 1991. С. 128-129).
Что ж, профессиональные лизоблюды во все времена живут неплохо.

ё мое
126 - 13.09.2005 - 13:24
На один из банкетов в Кремле (которые, кстати, Сталин устраивал довольно часто) был приглашён Алексей Толстой. Дошла до писателя очередь произносить тост. Тот, конечно же, принялся славословить Иосифа Виссарионовича. Сталин слушал-слушал, затем ему надоело льстивое витийство Толстого - он поднялся и стал, попыхивая трубкой, расхаживать вдоль стола. А Толстой всё краснобайствовал, не унимался... Наконец, Сталин подошёл к писателю и, похлопав по плечу, сказал: "Достаточно, граф. А теперь выпейте". Пока Толстой осушал свой бокал, ему - по сигналу Сталина - подложили на стул спелый помидор. Все очень смеялись, когда писатель раздавил этот помидор своим увесистым задом.

Это нечто
127 - 13.09.2005 - 14:04
В самом деле, была у Сталина такая манера – подкладывать помидоры на стулья тем, кто оказывался с ним за одним столом. Типа – шутка юмора…

Ненуна
128 - 13.09.2005 - 16:36
Алексей Толстой был сибаритом, любил комфорт и всякие там жизненные блага… Вскоре после того, как советские войска заняли Западную Украину, он поехал во Львов, скупил там целый вагон всякого дорогого барахла и мануфактуры. За это Толстого публично ругал Сталин.

kotgrigorij
129 - 14.09.2005 - 15:06
Раз уж пошёл такой разговор, то добавлю ещё один любопытный «штрих к портрету». Толстой вместе с историком Щеголевым сфальсифицировали скандальный "Дневник Вырубовой", в котором они – от лица фрейлины (которая, кстати, была девственницей) - рассказали о её интимных свиданиях с императором, о неуравновешенности и кровожадности императрицы. Так что не после революции он стал «редиской», на разные пакости его тянуло смолоду, во как.

Маракуйя
130 - 15.09.2005 - 11:56
Тогда и от меня «ещё один штрих к портрету». Точнее, не от меня, а от Эдварда Радзинского, из книги «Распутин: жизнь и смерть»:
«…в 1927 году, когда праздновалась десятая годовщина падения царского режима, мощная идеологическая кампания по дискредитации царизма не смогла обойтись без Щеголева и "красного графа" (и они - без нее). Это был типичный социальный заказ: Щеголев предоставил материалы, Толстой написал - так появился лжевырубовский дневник. И огромный его успех, видимо, подсказал новую работу - "Дневник Распутина" должен был стать продолжением "Дневника Вырубовой". Однако благодаря общительному (и часто пьяному) "красному графу" история фальшивки перестала быть тайной, так что об издании "продолжения" нечего было и думать. И, возможно, тогда ценивший литературные мистификации Щеголев и отдал "Дневник Распутина" в архив - пусть полежит до лучших времен...»
В общем, на счету Толстого, как минимум, две литературные подделки: «Дневник Вырубовой» и «Дневник Распутина». Ничуть не удивлюсь, если со временем историки ещё что-нибудь раскопают.

Зарубель
131 - 15.09.2005 - 15:07
Мдя, Шолохов по сравнению с Толстым – сущий ангел.

Лыко в строку
132 - 16.09.2005 - 13:18
Как вам вот эта цитата о Шолохове: Весь ХХ век русские писатели любых взглядов и направлений творили, оглядываясь на шолоховские глыбы. Если честно, то и Александр Солженицын как писатель вырос под явным влиянием творчества Михаила Шолохова. А "Красное колесо" — это не есть ли ещё одна попытка создать заново русский эпос, переосмыслить тот же "Тихий Дон"? ( Владимир Бондаренко, статья «Он сражался за родину!», газета «Завтра», № 21 от 25.05.2005)

kotgrigorij
133 - 17.09.2005 - 22:58
То, что Солженицыну долгое время лавры Шолохова покоя не давали – это заметно…

Это нечто
134 - 19.09.2005 - 15:58
А что, зверства красных на Дону Шолохов описывал очень правдиво. Для этого – не забывайте, какие годы были! – большое мужество надо иметь. Недаром его советские писатели записывали в «контрики». Они бы на такое никогда не отважились.

Маракуйя
135 - 20.09.2005 - 13:02
Конечно не отважились бы! А Шолохов прекрасно видел, что вокруг творится - вероятно, оттого и пил.

kotgrigorij
136 - 20.09.2005 - 14:18
Ну да, по принципу: «Ответим на красный террор белой горячкой!»

Зарубель
137 - 20.09.2005 - 16:40
Не особенно грамотным товарищем был Шолохов. Даже в «Тихом Доне», лучшем его романе, полным-полно непростительных ляпсусов. Например, в самом конце романа – там есть эпизод, когда Григорий Мелехов, сбежав из банды Фомина, переправляется через Дон: «…Ниже хутора, где Дон был мельче, разделся донага, привязал к лошадиным головам одежду, сапоги, оружие и, держа в зубах подсумок с патронами, вместе с лошадьми пустился вплавь. Вода обожгла его нестерпимым холодом. Стараясь согреться, он быстро загребал правой рукой, не выпуская из левой связанных поводьев, вполголоса подбадривая стонущих и фыркающих на плаву лошадей…»
А теперь попробуйте, взяв в зубы нечто наподобие подсумка с патронами (не такой уж маленький вес, между прочим) – произнести что-нибудь внятное, как бы «вполголоса подбадривая лошадей» Уверен, сцена получится презабавная!

Это нечто
138 - 21.09.2005 - 23:25
А всё-таки Нобелевскую премию Шолохову дали… Неужто все вокруг были слепцами?

kotgrigorij
139 - 23.09.2005 - 15:38
138: Возможно, переводчики у Шолохова были хорошие. Те, что на иностранные языки его переводили – вот и вытянули «товарища» Шолохова.
137: А Мелехов, сжимая зубы, говорил… Плыл себе, плыл – и мычал сквозь зубы…

kotgrigorij
140 - 25.09.2005 - 15:54
По поводу переводов - Борис Брайнин написал весьма едкую эпиграмму на Расула Гамзатова, (перечислив в ней наиболее известных переводчиков патриарха дагестанской словесности):
***
Кто он, сей почтенный горец,
Старожил московский:
Николаевская, Мориц,
Гребнев иль Козловский?
***
…Говорят, что на родном (кажется, аварском) языке Гамзатыч звучит намного примитивней. Например, в его знаменитом «Мне кажется порою, что солдаты» - изначально вместо солдат были «джигиты». Вот и попробуйте теперь представить, что жэто была бы за песня: «Мне кажется порою, что джигиты, с кровавых не вернувшихся полей…»

Зарубель
141 - 26.09.2005 - 16:39
По поводу поста № 139:
А вы сами-то, kotgrigorij, попробуйте разговаривать со сжатыми зубами… Разве только если чревовещать умеете…

пан Гималайский
142 - 27.09.2005 - 15:22
А может, Мелехов подсумок на железный зуб повесил. Если на зуб повесить, тогда и рот открывать вполне возможно.

Ненуна
143 - 27.09.2005 - 16:36
Откуда у него железный зуб-то? В хуторе Татарском стоматолога отродясь не было. Я даже сомневаюсь, чтобы таковой имелся в Вёшенской. Разве что фельдшер какой-нибудь зубы выдирал, если сильно припечёт, так сказать, «с острой болью».
А что касается переводчиков – это да… Большое дело, когда переводчик классный. Вон сколько бездарных поэтов и прозаиков с национальных окраин выпестовали в годы советской власти! Некоторые из этих «классиков местного масштаба» вообще были полуграмотными, переводчики за них, можно сказать, всё заново переписывали. Я не говорю, что так было всегда. Но хорошие авторы среди представителей нацменьшинств, по-моему, были редкостью, исключением из общего правила.

kotgrigorij
144 - 28.09.2005 - 20:54
В советские времена довольно интенсивно шёл так называемый «культурный обмен между братскими народами». Заключался он в том, что артисты, писатели, композиторы, художники и прочие деятели культуры ездили большими делегациями из республики в республику – обильно ели-пили, осматривали местные достопримечательности, а потом снова ели-пили, пока не напивались до чёртиков… И вот - одно из подобных мероприятий. Официальная делегация мэтров российской культуры прибыла в небольшую «братскую» республику. Делегацию принимали местные партруководители…
Поскольку имена национальных «звёзд» были неудобоваримы для русского уха, то представляли их гостям следующим образом:
— Знакомьтесь, это исполнитель народных песен Кильдымбабай Кильдымбабаев. Фигурально выражаясь, наш местный Шаляпин.
Певцу, улыбаясь, пожимали руку…
— А это – Торчубей Кирдык-оглы, он пишет исторические романы. Короче говоря, наш местный Шолохов...
После официальной части был концерт, а после концерта – выезд на природу (шашлык-машлык и всё такое). Ехали в автобусах. По дороге надо было миновать молочно-товарную ферму, а потом по ветхому деревянному мостику перебраться через небольшую речушку. И, как назло, в этот день на ферме что-то случилось с канализацией – а, может, и не с канализацией, но факт, что произошла неполадка, в результате которой по реке (как раз в тот момент, когда автобус с делегацией переезжал через мост) плыло большое количество навоза. Все в автобусе стали принюхиваться, морщиться, и в тут актёр Олег Янковский, выглянув в окошко, сказал:
— Кстати, товарищи, о говне… Каков Шолохов, таков и Тихий Дон!

Зарубель
145 - 29.09.2005 - 12:35
«Помню, в 54-м году вместе с тогдашним руководителем нашего института Анисимовым мы шли на открытие Второго съезда Союза писателей, — вспоминает профессор Александр Ушаков, — и на улице встретили пошатывающегося Шолохова. «Миша, ты что, пьяный?» — «У меня друг из лагерей вернулся, — сказал Шолохов. — 17 лет отсидел. Ни одного целого пальца нет»…
Не потому ли Шолохов писать перестал, что надоело ему врать и славословить? Вон как долго он выдавливал из себя «Поднятую целину»! Первую книгу опубликовал в 1932 году, а вторую вымучил только в 1954-м!

Ненуна
146 - 30.09.2005 - 14:16
Да просто лавров ему хватало… Зачем ещё писать, когда всё и без того прекрасно сложилось? Живи себе, радуйся да попивай «беленькую»!

Зло
147 - 01.10.2005 - 12:22
Да не получалось у Шолохова ничего! Было озарение один раз в жизни (пусть и достаточно протяжённое по времени) - вот и родился "Тихий Дон". А потом наступило творческое бесплодие.
Да и до "Тихого Дона" - тоже бесплодие было. Нельзя же воспринимать всерьёз все эти кондово-коммунячьи "донские рассказы". Хоть и присутствует в них местный колорит, но читать-то скучно...

kotgrigorij
148 - 02.10.2005 - 17:05
Ну, я бы не назвал это уж полным бесплодием. Не так всё просто. Он же не дурак был, по-любому. Даже если и воспользовался рукописями Фёдора Крюкова - всё равно изрядно переработал, это наверняка. Ведь прекрасно словом владел, человек был незаурядный, хоть и отравленный идеологией… С трибун выступал, расправ требовал... А кто в те годы не выступал и не требовал? И всё же - мучился, переживал. Если кого мог спасти от репрессий – спасал. Так, насколько мне известно, принимал участие в судьбе Платонова. Дружили они вроде бы…

Зло
149 - 03.10.2005 - 16:43
Насчёт Платонова – это ещё вопрос. Когда был арестован сын Платонова, тот просил Шолохова о помощи… До последнего времени существовала легенда, что освобождению сына Платонова помог Шолохов, лично обратившийся к Сталину. Но недавно в юбилейном, посвященном столетию писателя, выпуске сборника “Страна философов” Андрея Платонова” опубликованы документы ОГПУ-НКВД-НКГБ из архива ФСБ, свидетельствующие о сомнениях Платонова в искренности намерений Шолохова. В донесении осведомителя НКВД от 12 марта 1939 года сказано: “Писатель Андрей Платонов, говоря о судьбе своего сына, сказал, что он перестал верить Михаилу Шолохову, который в каждый свой приезд обещает помочь ему, берет у него письма для передачи тов. Сталину. “Теперь он говорит, что передавал их не Сталину, а непосредственно Ежову, а Ежов все письма и заявления, не читая, бросал в корзину” (с. 864). Как свидетельствует осведомитель в доносе от 1 апреля 1939 года: “Шолохов обещал передать письмо тов. Сталину и сам советовал, что писать: он говорил “прямо проси освобождения”. Ответа Платонов не получил. Через два месяца Шолохов приехал снова, очень удивился, почему нет ответа, и взялся передать еще одно письмо; кроме того он обещался лично переговорить с тов. Берия, которого уже однажды видел.
После этой встречи с Шолоховым Платонов впал в отчаяние: Шолохов рассказал ему об антисоветских методах допросов, которые, по его словам, применялись широко в системе НКВД в 1937 году не только на периферии, но и в центре для получения сознания своей вины со стороны абсолютно невиновных людей”.

В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ ВОЗВРАЩАЯСЬ В РЕАЛ…

Чем сильнее удаляется в прошлое наша постмедальная пьянка, тем труднее восстанавливать в памяти детали. Так что – пока я не начал восполнять пробелы собственноручными конфабуляциями – надо закругляться…
Каждый раз говорю себе это, а толку? И всё же, дорогу осилит идущий… Или хотя бы ползущий… В общем, поползли, пока при памяти…

***

- … В последнее время ко мне милиционеры часто присучиваются, - сказал он. – Прежде так обращаться со мной и думать не могли. По струнке стояли, когда я свою фамилию называл… А теперь-то что? Теперь я у них психом считаюсь официально. И справка есть… Может, оно и к лучшему. Вот, к примеру, убью кого в запале – и ничего мне за это не будет. Разве плохо?
- Нормально, - сказал Вася Вялый. – Я б тоже такую справку хотел… А что это у вас над глазом, Михал Лексаныч? Менты приложились?
- Они, кто ж ещё. Забылся я поначалу, про совесть пытался им втолковать, про уважение к чужому возрасту.
- Вы б им ещё свой партбилет в рыла совать начали, - сыронизировал я. – Или в эпоху капитализма вы партбилет из дому не выносите?
- Экий ты, я гляжу, зубоскалый… Только нечего мне теперь из дому выносить: в прошлой жизни я свой партбилет оставил.
- Вот и правильно, - рассмеялся Вася. – А то они вашим билетом с удовольствием бы подтёрлись.
- Я б им подтёрся! - Шолохов свёл брови к переносью. – Пусть бы только попробовали покуситься на святое! Да я этим оборотням в погонах, блядь, кадыки поперегрызал бы! Тогда б мы ещё посмотрели, кто из нас больший оборотень… Если хочешь знать, я с ноября тридцать второго года в партии, такой стаж – это не шуточки! Ишь ты: подтёрлись бы… Привыкли безнаказанно над народом измываться. Ничего, недолго буржуйской накипи в стране панствовать. Не может история на большой срок обратный ход давать… Вот вы – за кого стоите? За капитал или за трудящихся?
- Я ни за кого, - ответил я. – Сам по себе живу. Капитала не имею, а трудящиеся мне по хрену.
- А я за казаков, - сказал Вася. – По мне, так вообще пусть Пашковка от России отделится и сделается самостоятельной республикой.
- Интересно, чем же твоя республика жить станет? – поинтересовался Шолохов. – Жрать-то народу пашковскому надо что-нибудь или нет?
- А пусть нас бабы с соседних территорий кормят.
- Где ж ты столько дурочек найдёшь?
- Ну, сейчас же находим…
- Ха, шутники, - раздражённо осклабился Шолохов. – Пиво дудолите, как малые дитятки – мамкину титьку, а когда речь о серьёзных вещах начинается, норовите всё на хохмачество свернуть… Кто вы после этого, если не куга зелёная?
Разочарованно махнув рукой, он сгорбатился и принялся с кряхтением расшнуровывать пыльные, изрядно приношенные туфли. Затем снял их, поставил рядом с лавкой и вытянул ноги:
- Фу-у-ух…, - удовлетворённо выдохнул, откинувшись спиной к стене. - Приморился ходить, аж кожа на пятках порепалась.
Помолчав немного, добавил:
- Если честно, то и жизнь тянуть по второму кругу приморился… Противно глядеть на всю ту мерзоту, что вокруг вытворяется… Не хотят люди ума набираться. Вместо того, чтобы гуртом держаться, каждый только за свою шкуру дрожит, исключительно под себя гребёт-загребает. А толку? Мировой капитал Россию скупает на корню, недра выкачивает, девок в закордонные публичные дома вывозит и всякое такое… А какая нам с этого прибыль? Так, единичные лизоблюды кусочки с барского стола схватывают, тем и довольны…
- Ничего себе кусочки с барского стола! – воскликнул я. – Да наши олигархи входят в число богатейших людей мира! Они и яхты, и дворцы, и целые футбольные клубы за рубежом покупают. Все эти гусинские, березовские, ходорковские и абрамовичи – да их фамилии у всех на слуху…
- Вот-вот, абрамо-о-овичи, - ехидно передразнил он. – И этих абрамо-о-овичей ты называешь нашими? Постыдился бы. Я, конечно, интернационалист, и ни против одной нации зуб точить не собираюсь, но наши - это те миллионы рабочих и землеробов, которым сегодня ой как солоно живётся… Да открой глаза - погляди, сколько людей бездомовных по стране колобродит, сколько нищих на улицах побирается! Конечно, если у каждого из них стянуть по копейке, то можно себе и дворец, и яхту купить… А совесть где ж у всех этих абрамо-о-овичей? Ну, если нет совести, то где же, хотя бы, страх? Или опыт прошлых поколений ничему не учит мироедов? Или не представляют они себе такого оборота, что выйдет народ на майданы по всей стране, да начнётся сполох – тогда поздно будет за гаманцы свои толстые хвататься и драпака давать: полетят головы в дорожную пылюку. Может, не только в России, но и по всему миру полетят. Ведь в гражданскую войну мало до того дело не дошло, до самой Варшавы добралась буденовская конница…
- Правильно! – подал голос один из мужиков, сидевших на лавке напротив. – Давно по всем прихватизаторам верёвонька плачет. Ничего. Авось дождутся, когда их погойдают на останних качелях. А то развели, понимаешь, демократию…
- Да демократии-то у нас как раз и нет, - возразил ему другой мужик. – Одну видимость создают власти, чтобы народ бузу не подымал. А выбирают всё одно тех, кого им надо.
- Так чего же вы на выборы ходите, раз веры в них не имеете? – спросил Шолохов. – Плюньте и не ходите. Поголовная неявка – это не шутка! Наверняка сорвется весь фарс с голосованием. А там и до новой революции недалече. Пока не поздно ещё малой кровью обойтись…
- Нет уж, звиняйте, товарищ сокамерник, - резко заявил первый мужик. - Я всегда ходил на эти клятые выборы и ходить продолжу. Потому как хочу совесть незамаранной иметь, ведь это моя гражданская обязанность. И, до вашего сведения, я не тёмный какой-нибудь колхозник, и стараюсь выбирать не абы как, а с пониманием – кого и почему. Конечно, не из-за того, что надеюсь трошки повлиять на исход голосования. В этом разрезе я давно не помню выборов, где была бы вострая ситуация - типа Ельцин-Зюганов в двухтысячном году. Но хочется показать этим гнидам брехливым: не полностью люди ещё оболванены, и некоторые всё одно голосуют за коммунистов!
- А я, если по правде, что-то затрудняюсь с выбором промеж стародавними чинушами и новыми бандюками.., - признался второй мужик. - Уже два-три раза голосовал "против всех". Это – как бы сомнение, которое я хочу донести до властей. Чтобы хоть с какого-то боку народное недовольство их беспокоило. А вот не ходить на выборы - это неразумно. Если кто не пойдёт, то его бюллетень могут использовать как захотят, за всеми не уследишь.
- Да чихали они на вас, дурни! – вмешался третий, самый пожилой из мужиков, до сих пор сохранявший молчание. – Они себе голосов и без ваших бюллетеней накрутят, сколь надо для победы… Вот я не пойду голосовать и точка - это моя гражданская позиция, и я от неё никуда вбок не посунусь! Политика – мутное дело, за грязюкой там правды не разглядишь...
Тут и я решил выразить своё мнение:
- Я-то на выборы не хожу безо всяких там идейных соображений, просто времени жалко, да и лень. Но если воспринимать это как саботаж, то не вижу в нём особого смысла. Ну, допустим, не выберете вы с первого раза того, кого властям надо... Они назначат повторные выборы. И победит «нужный товарищ» со второго захода. Или с третьего. Ему-то что, а народные деньги - коту под хвост...
- Да им такое, наверное, только на руку, - добавил Вася Вялый. - Перевыборы – это лишний вариант еще чуток бабла себе на карман списать… Хотя насчёт того, что голосовать у нас всегда было не за кого - это факт!
- Тут вы недопонятие проявляете, - сказал пожилой мужик. – Насколько я разумею, если выборы не состоятся по причине неявки людей, то первоначальные кандидаты теряют право снова баллотироваться. Будут, конечно, опять выдвиженцы всё той же мафии, но уже другие.. А это очень спутывает ихние мафиозные карты, потому как у них строгое старшинство, как в армии... Начнётся перестрелка вовнутри мафии… А для народа в таком разе что главное? Да чтоб они побольше друг дружку пошматовали да на тот свет спровоторили... А государственные деньги в любом случае – сивому мерину под хвост, их уже нечего жалеть...
- Вот если б я всё-таки когда-нибудь понудил себя пойти на выборы, - вставил я, - то голосовал бы умом, а не сердцем. Варианты типа: «Хакамада такая модная и за молодежь» или «Путин реальный мужик», «А Жириновский смешной, вот прикол» - не катят.
- Эх, сколько лет уже белый свет копчу, а всё в одном и том же убеждаться приходится, - вздохнул Шолохов. – Не могут люди без символов в государстве своём порядок поддерживать… Оттого и раздрай сейчас в стране, что достойных символов у вас нет – таких, чтобы настоящими кумирами стали, и впереди них шагали преклонение и трепет…
- Ну, Михал Лексаныч, это вы нам прямо не государственного деятеля, а чуть ли не господа бога предъявить хотите, - насмешливо воскликнул Вася.
- А Ленин разве для народа не был богом? А Троцкий? А Сталин? Даже на Хрущева, и то поначалу чуть не молились. Вот какую припевку про него сложили в сельской местности – я её в наших станицах не раз слышал, потому и запомнилась:
С неба звездочка упала -
Чистая хрусталина.
Мы Хрущева полюбили,
Как родного Сталина!
Он умолк – видимо, ожидая нашей реакции. Но все в камере молчали. И он продолжил:
- Так вот, я считаю, что преклонение перед руководителем государства – это не лизоблюдство и подобострастность, а простой знак уважения к стране, которую он возглавляет… Потому нет ничего ненормального в том, что даже к Хрущёву так положительно относились какой-то период… Это уже потом Никитка своё лицо перед народом уронил. Ну, само собой, отношение к нему переменилось, и из бога он перекинулся в клоуна… Но Сталин, конечно, самым неодолимым богом казался. И самым страшным… Вот, был такой случай… После двадцатого съезда партии, на котором Хрущёв развенчал культ личности, стали повсеместно выкорчёвывать память об Иосифе Виссарионовиче: снимали плакаты с его профилем, сдирали мозаичные панно, стаскивали с постаментов памятники, сбивали барельефы и бюсты… Ну, и в ту пору решил один дядька искупнуться в Москве-реке. Отплыл немного от берега, нырнул до самого дна – и… нос к носу столкнулся с выброшенным в реку бюстом вождя! Бедолага даже не успел сообразить, что это бюст - помер от разрыва сердца…

***

- А вообще, - продолжал он, - люди от бога ведь не только плохого ждут, это ж понятно. Им восхищаются. Всем его действиям норовят придать святость… Даже не только действиям, а… как бы это сказать… отхожим разным мероприятиям… Вот, допустим, если б Иисуса крепко пропоносило, и народу посчастило бы эти говна собрать – как думаете, товарищи: попы да их прихвостни боговерующие разве носы воротили б от этих навозов христовых? Хер там! Наоборот, они почли б за честь жрать то говно, да ещё передрались бы, собачьи дети, за первенство в очереди! Я к этому примеру подходящий случай расскажу. Произошёл он в конце сороковых на даче у Иосифа Виссарионовича… Охрана там была налажена – объяснять не надо как: под каждым кустом и за каждым деревом если не майор, то, как минимум, капитан сидел.... А Сталин с товарищами из Политбюро в этот день какой-то праздник отмечал… Ну, начали днём, а конца мероприятия и к середине ночи видно не было… Вдруг открылась дверь, и на пороге показался Иосиф Виссарионович. Остановился, покуривая трубку и размышляя о каких-то важных государственных делах… А вскоре захотелось ему по малой нужде опростаться. Видно, решил он не тратить время ради пустяка на то, чтобы в домашний туалет возвращаться – просто расстегнул мотню и шагнул к кусту, под которым, сжимая в руке пистолет, застыл от страха офицер из службы его личной охраны… В общем, обоссал Сталин куст, а вместе с ним и офицера - и, так и не заметив служивого, вернулся к праздничному столу… А этот охранник потом – после смерти вождя, когда разглашать можно стало - до конца своей жизни был переполнен гордостью и не уставал похваляться тем, как ему за шиворот помочился сам великий отец народов… К слову говоря, на следующий день после данного случая офицер получил благодарность от руководства за умелую маскировку. Во как!

***

- Это к чему я вам случай с охранником рассказал, - весомо поднял он обкуренный палец. – А к тому, что, обоссы офицера простой советский человек – разве стерпелось бы такое? Разве ж не посчиталось бы смертельным оскорблением? Но тут – сам Сталин! Символ! И, прежде чем старые символы разрушать, вы сначала новые подберите. А разве они есть у вас сейчас? Нету! Отсюда и результаты плачевные проистекают: разруха и торжество золотого тельца… Я, между прочим, и Андрюше Платонову говорил, что нельзя подтачивать веру народную в наши символы. А он всё насмешничал. Горько, но – насмешничал, не хотел меня слушать. Это ещё хорошо, что мало кто его издёвку мог взять в толк, он ведь талантливый был - и понимал, что ходит по краешку пропасти… А уж при Хрущёве многие в литературе за кувалду взялись, занялись разрушительством… Нет, я сталинские перегибы не оправдываю, крови невинной на нём много. Однако – символ, и этим всё сказано.
- Думаю, ваш символ сейчас в аду положенные ему круги проходит, - сказал я. - Его там, в аду, наверное, сначала раскулачат, в загробную Сибирь отправят, потом, как контрику, почки отобьют, - популярно объяснят, как семью репрессируют, и заставят подписать чистосердечное признание, что замышлял покушение на Троцкого, - после чего обвинят в левом или правом уклонизме, а потом заставят тесно пообщаться с миллионами давно его на том свете поджидающих… И это будет самое мрачное...
- Вот опять ты о жертвах припомнить стараешься.., - произнёс он тоном терпеливого учителя, растлумачивающего прописные истины бестолковому ученику. - Ну, тогда загляни поглубже в историю. Там много чего кровавого найдёшь. От древнего Рима до сегодняшних казней взяточников в Китае по разнарядке… А Пётр Первый разве меньше крови пролил? Столицу новую на костях построил, заводы уральские, флот... Перечислять дальше? Можно еще про завоевание Крыма порассказать, про Среднюю Азию - это уже после Петра, которого Алексей Толстой в своём романе хорошо отлакировал. Но что было одинаково - это кровь и народные страдния... Или вспомним Ивана Грозного, казаков - Ермака Тимофеича, Степана Разина и Емельяна Пугачёва: они тоже, поди, не в цацки играли… Я вот что скажу: на Сталина навешано такое количество вранья, что дай бог потомкам разобраться, а лично моё мнение - это был великий лидер великой страны, и таким он в мировой истории навсегда останется… Ну, вот представь только, если б генсеком в сороковые годы был это ваш, как его… Абрамо-о-ович – разве Россия смогла бы распатронить гитлеровскую Германию? А если бы – Чубайс? Или Гайдар какой-нибудь, прости господи? Вот-вот, смеёшься. А Гитлер бы так придавил, что было б не до смеху! В общем, равного Сталину деятеля в мировой истории не было и нет, разве что Чингиз-хан. Даже Наполеон и Александр Македонский – личности масштабом поменьше. Просто время для настоящей оценки Иосифа Виссарионовича еще не пришло.
- Ну, победа в войне – это заслуга всего народа, - возразил я. – Хотя справедливости ради могу отметить, что к Сталину и в среде западных историков нет однозначного отношения. Вот, недавно я смотрел западный документальный фильм о том, как Монтгомери и Патен, не щадя солдатских жизней, рвались к Берлину. И как им хотелось его взять. А фиг там, не успели наших опередить... Напрасно только людей положили многие тысячи… Так в этом фильме прозвучало признание, что «русские создали исключительно совершенную военную машину»...
- А ещё на днях по телеку огласили результаты опроса, как люди относятся к Сталину, - добавил Вася Вялый. - Так вот, где-то половина россиян оценивают его положительно. Причем это, в основном, старики - то есть, как раз те, которых репрессировали, в Сибирь отправляли, почки отбивали и всё такое… Странно, правда?
- Ну, это не так уж и странно, - заметил я. - Те старики, что хвалят генсека – они на самом деле ностальгируют по своей молодости… Как говорится, тогда и трава была зеленее, и девушки моложе… Но те, кого сгноили в лагерях, уже ничего не скажут....
- А у меня батя десять лет оттрубил на Колыме, - хмуро сообщил пожилой мужик с противоположной лавки. – В пятьдесят четвёртом на волю вышел… Дак он, пока находился в здравии, любому хулителю Сталина готов был дать в репу. И в этом я его поддерживаю.
- При Иосифе Виссарионыче порядок был, - присовокупил своё мнение второй мужик. - И атомную бомбу он сделал. Если б не бомба – давно на нас Америка войной пошла бы...
- Ну, бомбу-то не Сталин изобрёл, - возразил я. – Её Берия добыл силою своей конторы.
- Это верно, что Берия, - согласился Шолохов. – Но ведь Сталин его крепко в кулаке держал. А вот если бы не он, то Берия чёрт знает каких дел мог наворотить. Жук был ещё тот, всюду заговоры изобретал… Говорят, иногда ему удавалось даже самого Иосифа Виссарионыча дурачить… Ну, например, рассказывали такое… Однажды приехал Берия на дачу Сталина – там зашёл на кухню и спросил у повара, есть ли у него пистолет. «Нет, зачем мне оружие, я ведь всего лишь повар!» – удивился тот. «А вдруг случится покушение, и тебе надо будет защищать товарища Сталина? – сказал Берия. - Вот, держи пистолет, и пусть он всегда будет при тебе»… Вечером, когда повар принес ужин, Берия сидел за столом вместе со Сталиным. Он гаркнул: «Немедленно сдай оружие!» Испуганный повар начал доставать пистолет со словами: «Да вы же сами мне приказали…» Но Берия не дал ему договорить – выхватил из кобуры «Вальтер» и застрелил бедолагу… Сталину, само собой, представил это как очередной заговор… Такой коварный был человек.
- Вот одного не пойму, - сказал я, - почему Сталин всегда верил Берии?
- Ну, во-первых, верил он не просто так, а жил согласно поговорке: «Доверяй, но проверяй». Во-вторых, Берия действительно много заговоров вскрыл. Это при Хрущёве стали огулом про всё говорить – что, мол, повально фальсифицировали дела в органах, а Сталин был чуть ли не сумасшедший, пугающийся каждого куста. Но на самом деле врагов хватало. Да и маньяков разных, больных на голову. В общем, работы для НКВД – непочатый край… И Берия свою пригодность хорошо доказал. Вы ж тогда не жили, только понаслышке можете знать про всё, а я прекрасно помню, как люди боялись компрометирующее словцо изо рта выпустить. Потому как повсюду у Берии были глаза и уши, в любом коллективе осведомитель на осведомителе сидел, а за ними ещё несколько осведомителей наблюдало. Сотрудники невидимого фронта, мать их в дышло…
Внезапно он оживился:
- А вы знаете, мне один раз от этих осведомителей очень большая помощь вышла. Дело было в Великую Отечественную. Приехал я с фронта в Москву на несколько дней. И позвали меня писатели на встречу с американцами. Посулили, что союзники хороший стол накроют. А у нас ведь насчёт выпить-закусить – по военным-то временам – дела обстояли неважнецки. Ну, я согласился, пришёл на эту встречу. Мне там наши товарищи налили «штрафной» стакан водки выпить, а потом взяли под руки и повели представляться главе американской делегации – а по дороге на ухо шепчут, что это ба-а-альшой деятель, собирается нашей стране оказывать какую-то дополнительную материальную помощь… Подошли мы, значит, к креслу, в котором развалился плюгавенький носатый буржуйчик с жуликоватой рожей, - и мои спутники толкуют ему на ломаном английском что-то типа: «Это наш известный советский писатель Михаил Шолохов»... А мистер америкашка, не поднимаясь из кресла, протягивает мне – этак лениво – свою волосатенькую ручонку. Эх, меня злость обротала – я и гаркнул: «Ах ты ж, байстрюк заморский! Да кто ты такой, чтобы мне тут барские жесты выкорячивать! Да я тебе ща харю набок сворочу, и никакой дядя Сэм не поможет!» Гляжу - куда и делась его вальяжность! Он в перепуг ударился, выпрыгнул из своего кресла, руку мне жмёт и приговаривает: «Не надо так кипятиться, товарищ Шолохов! Вы меня неправильно поняли! А я ж сам родом из Одессы, хоть и живу теперь в Соединённых Штатах Америки. Я ведь приехал, чтобы своей бывшей родине посильную помощь оказать, поэтому нам не следует ссориться…» В общем, охолонул я и сел со всеми за стол. Сижу, пью водку. А рядом – Эренбург, сыто порыгивая, разглагольствует: о литературе, о жизни, о трудных временах и о том, как по всей Европе немцы несправедливо расправляются с еврейской народностью… Когда он привёл пример о том, как, будучи недавно в Калуге, увидел в центре города повешенную еврейскую девушку – уж тут я не утерпел и шарахнул кулаком по столу: «Ты, Илюша, я гляжу, только своих одноплеменников способен жалкувать, да? А может, хоть краем глаза угляделись тебе и валяющиеся обочь шляхов десятки, сотни тысяч загубленных русских людей?» Сказав такое, в сердцах заглотнул я залпом полный стакан водяры и ушёл с этого масонского сборища. Явился в гостиницу и сразу лёг спать. А наутро…

***

Он сделал короткую паузу, прикуривая сигарету. Затем снова заговорил:
- А наутро следующего дня приехали за мной двое офицеров: «Товарищ Шолохов, - говорят, – собирайтесь, вас срочно вызывает Иосиф Виссарионович!» У меня тотчас всё нутро в пятки опустилось: «Это тебя, Мишка, - думаю, - за вчерашнее в оборот берут. Дай бог, чтобы шкура нетраченой осталась»… В общем, спустился на улицу, сел в служебное авто. Привезли меня в Кремль. Захожу в приёмную. Там, как всегда, сидит личный секретарь Сталина Поскребышев. И радостно этак скалится: «Ну, всё, конец тебе, Михаил! Додумался, мудак, хвост распускать перед союзниками. Подожди, сейчас тебя товарищ Сталин вызовет»… Минут двадцать я ждал. Вдруг – звонит телефон на столе у Поскребышева. Тот снимает трубку, слушает – и говорит: «Иди. Хозяин ждёт». А у самого рожа – злорадная-презлорадная. Я, честно говоря, много лет знал эту сволочь, но не ждал от него такого. Гораздо лучше к нему относился… Ну, зашёл я к Сталину. А тот, увидев меня, встал из-за стола, прошёлся взад-вперёд по кабинету, попыхивая трубкой, и спросил: «Товарищ Шолохов, как ты считаешь, если инженер на производстве будет водку пить – должна ли партия его наказать?» - «Видимо, должна, - ответил я, – раз человек нарушает трудовую дисциплину. А почему вы меня об этом спрашиваете?» Он усмехнулся: «Потому что у нас некоторые инженеры человеческих душ злоупотребляют водкой. Но это не самое страшное. А вот то, что на них жалуются наши союзники - это в условиях военного времени уже можно расценить как саботаж»… Тут я, наконец, понял, что он имеет в виду, и вскричал: «Да этот союзник, который вам пожаловался, Иосиф Виссарионович, – хитрая птица, родом совсем не из Америки, а из нашей Одессы! И ещё неизвестно, какие цели он преследовал, попытавшись демонстративно унизить советского писателя – может, старые обиды вымещал, эмигрантская морда, а может, и ещё чего похитрее!» - «Твоё счастье, Михаил Александрович, что были на вашей встрече сотрудники товарища Берии, - погрозил мне потухшей трубкой товарищ Сталин. – Они подтверждают, что вчера союзник вёл себя нагло. И ты правильно его проучил»... Вот так мне энкаведешные сексоты, можно сказать, помогли выкрутиться из сложного положения…
Он затушил окурок об пол и, бросив его под лавку, продолжал свой рассказ:
- Но на этом разговор не закончился. Не таков был Иосиф Виссарионович, чтобы тратить время на пустопорожние мысли… Он помолчал немного, а потом, снова раскурив трубку, сказал: «Пригласил я тебя, товарищ Шолохов, для того, чтобы спросить: не тревожит ли тебя тот факт, что ты стал больше пить?» - «Больше кого, товарищ Сталин?» - нашёлся я с ответом… Он расхохотался. Потом приблизился к окну и, задумчиво глядя вдаль, поинтересовался: «Ты не помнишь, в каком году Ремарк написал «На Западном фронте без перемен»?» - «Точно не скажу.., - протянул я, безуспешно пытаясь выудить из памяти нужную дату, – но, сдаётся мне, что-то в конце двадцатых годов… То ли в двадцать восьмом, то ли в двадцать девятом…» - «Ну, партия тебя ценит гораздо выше Ремарка, - строго заметил он. – Поэтому, Михаил Александрович, должен ты написать книгу о войне намного быстрее, чем этот немецкий писатель. Чтобы воодушевить всех, кто сейчас сражается за нашу Родину» - «Да я и сам уже об этом подумываю», - признался я. «Очень хорошо, - сказал он. - Я рад, что мы друг друга поняли… Кстати, вот и название неплохое: «Они сражались за Родину» - как ты считаешь?» - «Да, мне нравится, - кивнул я, размыслив несколько секунд. – Наверное, так и назову книгу»… После этого мы ещё немного побеседовали - товарищ Сталин расспрашивал меня о положении дел на передовой, о снабжении, о боевом духе солдат и офицеров, о моём настроении… Потом он распорядился, чтобы меня довезли на служебном автомобиле до гостиницы «Москва», и напомнил на прощание: «Так ты не забудь, Михаил Александрович: фронту очень нужна твоя книга. Мы будем ждать её»... Вот этаким образом закончилась моя беседа с Иосифом Виссарионычем в тот день. Когда я выходил из его кабинета – не удержался, победно сунул Поскребышеву кукиш под нос: «На тебе, выкуси, пенёк старый! Рано обрадовался, я ещё тебя переживу!»

***

- Между прочим, касаемо Поскребышева я как в воду глядел, - вздохнул он, задумчиво глядя в мутную воду прошлого. - Неудалая судьба у него на закате жизни получилась. Его жена Бронислава Соломоновна была сестрой невестки Троцкого – так после войны её обвинили в шпионаже и расстреляли. Говорят, когда Поскребышев увидел ордер на арест жены, он бухнулся на колени перед Сталиным и умолял не трогать её. Но Иосиф Виссарионович только рассмеялся: «Партия найдёт тебе новую бабу», – и подписал ордер… А позже, при Хрущёве, когда Поскребышев лежал в кремлевской больнице вместе с Твардовским, он однажды заплакал и признался: «Ведь Сталин меня бил постоянно! Если что не по его - схватит за голову и лупит лбом об стол»…
Он облизнул языком пересохшие губы. И усмехнулся:
- А однажды у меня с Поскребышевым такая хохма вышла… С нами в Вёшках жила старая нянька Дарья Александровна Бекетова. Она вынянчила сначала меня, потом всех моих детей и стала фактически членом семьи. Когда у нас случались гости, я шутейно представлял её как свою личную секретаршу, все смеялись… И вот, однажды отлучился я куда-то по делам, и дома никого не было, кроме бабы Даши. Тут по поручению Иосифа Виссарионовича позвонил мне Поскребышев. Нянька взяла трубку и слышит: «Алло, позовите к телефону Михаила Александровича». – «А его нема, уйшол с хаты», - отвечает баба Даша. – «А кто у телефона?» – «Это ево секлятарша, - вошла в роль старушка. – Может, яму што-нибудь перядать?» - «Передайте, что звонил Поскребышев, личный секретарь Иосифа Виссарионовича. Вы, пожалуйста, запишите, чтобы Михаил Александрович перезвонил, когда появится дома». – «Тю, да як же я запишу, милай – я ж грамоте не обученная»… Сталин потом очень смеялся, когда мне этот случай пересказывал.

***

- Что-что, а чувство юмора у Иосифа Виссарионовича имелось немалое, - заверил он. – Иной раз мог такое высказать – анекдот, да и только! Помню - в начале тридцатых дело было – пожаловался я ему на какой-то очередной перегиб и притеснение наших верхнедонцов. Сталин сказал, что разберётся с этим вопросом, а потом раскурил свою трубку, встал из-за стола, добрался до окна задумчивым шагом и, глядя на видневшиеся вдали крыши домов, обратился ко мне совсем не по теме: «Вот мы тут с товарищами подумали: зачем нам несколько казачьих областей на Северном Кавказе, не лучше ли объединить их в одну? Тогда и административный центр общий сделаем… Что вы по этому поводу скажете, товарищ Шолохов?» - «Не знаю, Иосиф Виссарионович, - растерялся я. – Где ж вы административный центр предполагаете сделать для казаков – наверное, в Ростове?» - «Нет, не в Ростове». – сощурился он. «А где – в Краснодаре?» - «Нет, Краснодар тоже не годится». - «Тогда в Ставрополе?» - «И не в Ставрополе». – «А где же?» - «Я думаю – в Магадане»…

***

- Вообще, если без пристрастия рассматривать личность Сталина, - сказал Шолохов, - то, хоть он и спрашивал с других строго, но и сам был человеком бескорыстным и ничего сверх положенного для себя не хотел. Того же и от собственных детей требовал… Но с детворой не дюже повезло ему. Особенно норовистый был сынок Василий – буян и бедокур, каких поискать… Однажды директор школы пожаловался Иосифу Виссарионовичу на плохое поведение Васи. Ну, Сталин вызвал сына к себе и говорит: «Ты почему дисциплину на уроках нарушаешь, отца перед всей школой позоришь? Может, думаешь, что ты - Сталин? Зазнался, да? Так запомни, Васька, ты - не Сталин»… Помолчав немного, добавил: «И даже я - не Сталин». После чего указал рукой на окно, в котором виднелся с улицы огромный памятник вождю: «Вот он – Сталин!»

***

- Да-а.., - протянул он, - в прежние годы, хоть и много несправедливостей совершалось по отношению к отдельным гражданам, но в целом забота о порядке была у руководства. Даже собственным детям особо распускаться не давали… А нынче общественное устройство совсем похитнулось. Вы видели, сколько детворы попрошайствует повсеместно? Вот, на днях шёл я по городу и решил перекусить. Как раз попалась на пути летняя забегаловка, где столики под открытым небом обочь тротуара. Взял я, значит, кружку пива и два чебурека, сел за столик. Сижу, ем, пью пиво. Вдруг подходит пацанёнок и просит денег… Посадил его рядом с собой. Взял ещё чебуреков, фанту – накормил-напоил. Поговорили между делом: он рассказал, что их целая компания, бездомных – днём разбредаются деньги промышлять, а ночёвничать собираются в подвале… Я ему ещё с собой дал пятьдесят рублей. Эх, жизнь… Такое у нас бывало только в годы самой страшной разрухи – после гражданской, отечественной, да ещё в голодомор, в тридцатые годы… А сейчас что – разве разруха настала? Я так думаю, что в сердцах людей она, разруха-то и есть…
- Ну да, - скептически заметил Вася Вялый. - Добренькие дяденьки и тётеньки подкармливают, да денег с собой дают... Так что бабло остаётся на водку, курево и травку... Этот пацан ещё голодный попался, а бывают такие, которые еды не возьмут, но будут продолжать клянчить деньги. А не дашь – обматерят не по-детски… Думаете, откуда они берутся, Михаил Лексаныч? В основном, из детдомов да из семей сбегают на тёплый сезон, а как похолодает - возвращаются. И далеко не все семьи неблагополучные. Просто у некоторых людей тяга к бродяжничеству с малолетства проявляется… Я, конечно, не судья ни их родителям, ни им. Но деньгами одаривать давненько перестал. Может, и неправ. Однако воспитывать халявщиков не хочу - из таких как раз бандиты потом и вырастают.
Я тоже решил поделиться своим мнением:
- Насколько мне известно, большинство ребят, которые выходят из детдома, в первые же год-два получают судимость. Так что детдом не намного лучше улицы, к сожалению. Но с Васей я согласен: не все дети несчастны. Некоторые просто забавляются - игра у них такая: кто больше насшибает. Как-то раз я с компанией сидел в кафе - к нам подошел мальчишка и попросил пятьдесят рублей, а один из нас сказал: «Хлопчик, иди отсюда, а то сейчас в милицию тебя сдадим»… Короче, пацан разревелся. Тогда я протягиваю ему десятку, говорю: «Малой, не хнычь – на, держи червонец и топай себе дальше». А он мне в ответ: «Не хочу десять, хочу пятьдеся-а-ат!» В общем, признался он, что у них состязание такое: во-первых, кто большую сумму насшибает, и, во-вторых, кто самую крупную купюру добудет. Как у рыбаков, которые соревнуются на самый большой улов и на самую здоровенную рыбину… Словом, детдом - это одно, а «стреляющие» денежку детки - это другое, не всегда они - сиротки или бездомные. Просто экстрима пацанятам охота, романтики.
- Ну, накормить дитёнка никогда не тяжело, - сказал пожилой мужик с противоположной лавки.
И, помолчав несколько секунд, обратился к Шолохову:
- А касаемо Сталина – это ты, брат, круто завернул! Складно брехать умеешь, прямо как артист какой…
- Да кто ты такой, чтоб я перед тобой брехню разводил! – возмутился тот. Но быстро унял гнев и махнул рукой:
- А-а-а, ладно, думай как хочешь, я не собираюсь тут распинаться и доказывать своё честное лицо…
Мужик открыл рот, желая, по-видимому, сказать что-то ещё – но, увидев кулак, который втихаря показал ему Вася, счёл за благо не выражать далее свои сомнения вслух.
А Шолохов вернулся к прежней теме:
- Что бы там про детей ни говорили, но всё равно они ещё не сознательные граждане, а так – заготовка для будущего. И как обточат и отшлифуют ту заготовку – такой она дальше по жизни и покатится. А у нас сейчас некому наполнять детвору нормальным идейным содержанием, потому что и в самих взрослых, которые вокруг них существуют, червоточина сидит. Не обладают родители достаточной моралью, не показывают достойного примера. Одного никак в толк не возьму: на кой ляд рожать детей, если нет желания ими заниматься? Мы ж не животные, чтобы безо всякого смысла свой род продолжать, верно? Мы должны цель видеть! А какая ныне у людей цель заглавная в жизни? Деньги, деньги, и только деньги, будь они прокляты… Я недаром про Сталина вспомнил – как он сына старался воспитывать. Разве много вы знаете современных родителей, которые не желали бы пристроить своих чадушек на тёплые места? И разве нормально это, когда все сытные да почётные должности позаняты отакими Митрофанушками, имеющими влиятельных папашек и мамашек? Нет, лично я троих детей произвёл – и ни за одного из них сроду не хлопотал: каждый в люди выбился, как сумел, без подпорок! А поглядите, что в стране сейчас творится. Сплошная кумовщина! Понаразводили, понимаешь, семейных династий, чистые столбовые дворяне! Как ни государственный деятель – так детишки его обязательно в бизнесе воротилами становятся! Или взять искусство: много в нём сегодня людей из низов, пролетарского происхождения? Да почти ноль! Какие, например, в кинематографе фамилии крутятся? А известно какие: все эти Бондарчуки-Табаковы-Мироновы-Шукшины-Ефремовы-Михалковы… Позор, да и только!
- Насчёт Михалковых – это вы зря, - сказал Вася. – По-моему, оба брата - неплохие режиссёры.
- Ага, прямо сразу оба-два неплохие. Тогда, наверное, и дети, и внуки у них – тоже неплохими режиссёрами будут, чистокро-о-овными… Помню-помню я их батю, Сергея Михалкова – ох, какой он до славы был охочий, как над регалиями да наградами всякоразными дрожал, просто до ненормальности. И ведь что интересно: сам родом из дворянчиков, в душе люто ненавидел наш социалистический строй - и его же воспевал как только мог, без зазрения совести призывал сына следовать ленинским заветам… Мы часто над ним подшучивали. А уж после того, как Сергей стихи для гимна СССР сочинил - так к нему несмываемо прилепилось прозвище: гимнюк Советского Союза… Потом вторая редакция гимна была, в семьдесят седьмом году – и его стали звать дважды гимнюком Советского Союза…
- А недавно он в третий раз гимн написал, теперь уже российский, - сказал я.
- Да знаю, - рассмеялся он. - Значит, Серёжа теперь у нас дважды – советский, и один раз – российский гимнюк…
- Хронический, короче, - вставил Вася.
- Вот-вот, хронический гимнюк, - кивнул Шолохов. - Но на этом говняная тема не кончается. Один раз Никита Богословский учудил над ним смехоту – вот, слушайте… Позвонил, значит, он Михалкову по телефону и – изменённым голосом - говорит: «Сергей Владимирович, вас беспокоят из Президиума Верховного Совета СССР. Вчера к нам обратились рабочие судостроительного завода: они на собрании трудового коллектива постановили назвать вашим именем большой океанский лайнер, который в ближайшие дни будут спускать со стапелей. Надеемся, вы ничего не имеете против данной инициативы?» Михалков, само собой, отвечает, что не имеет абсолютно никаких возражений – напротив, почтёт за честь оправдать доверие рабочего класса своим дальнейшим ударным трудом на почве рифмосложения… Через два дня «из Президиума Верховного Совета» снова раздаётся звонок: «Сергей Владимирович, мы хотим поставить вас в известность, что по объективным обстоятельствам спуск на воду океанского лайнера откладывается на несколько месяцев, поэтому коллектив судостроителей собирается назвать вашим именем рыболовецкий сейнер»… «Ладно, сейнер так сейнер, что ж тут поделаешь, раз объективные обстоятельства...,» - отвечает слегка расстроенный Михалков… Ещё через два дня снова звонит телефон: «Здравствуйте, Сергей Владимирович! Это опять вас беспокоят из Президиума Верховного Совета. Знаете, так неудачно сложилось… Все сроки летят у судостроителей, не получается с речным трамваем! Они назовут вашим именем баржу». Михалков, вне себя от огорчения: «Какую баржу?» - «Обыкновенную, - отвечают из телефона. - Речную, мелкотоннажную»… «Ну, хоть что на этой барже будут возить-то?» - «Говно...»

***

- По-человечески я их всех понимаю, этих литературных мещанчиков, - признался он. – Но всё равно они – глупцы. Потому что простой вещи не поняли. Это сапожник может передать профессию своему сыну или, может быть, токарь. Ну, чиновник, если расстарается, тоже тёпленькое местечко возле власти своему чадушке способен подсуропить. Но композитор, художник, писатель – это не профессия, это судьба… А судьбу для детей не купишь и не выпросишь, они её сами должны выбирать. Иначе – сплошное посмешище получается… Михалковы-сыновья ещё как-то наверх высклизнуть умудрились – наверное, в самом деле талант присутствовал. Да и полегче было в кинематографе устроиться: не так уж много в СССР фильмов снималось – народ хоть на что в кинотеатры ходил. А вот в писательстве, сколь ни пристраивали наши «зубры» своих наследничков – бесполезно, не приживались те на литературной почве, торчали, как сохлые будылья средь полевого густотравья. Да так и по сей день иные прозябают, никому не нужные… А у нас, конечно, зубоскалили над этими барчуками советского розлива. Клички обидные давали. Всех сейчас не упомню, но вот, например, были у нас писдописы – то есть, сокращённо: «писатель, дочь писателя». А мудописы – это мужья дочерей писателей… Случалось и писательским жёнам браться за перо – таких звали жописами… Эх-хехе, что-то ноги мои замёрзли на бетоне…
С этими словами он принялся обуваться.
- А я и припомнить-то не могу никого из писательских детей, - сказал я. – Ну, таких, чтобы тоже путными писателями стали.
- Я о том и толкую, что в безвестности они чахнут, - сказал он. – Да что о бездарностях говорить, с ними всё понятно… А вот куда обидней, если человек талантливый кидается в подлости… Таких ведь тоже в союзе писателей - пруд пруди… Евтушенко, например. Вначале был я о нём неплохого мнения. Но – трусливый человечишко, это ему и не позволило настоящим поэтом стать.
- Так, по-моему, он сейчас достаточно знаменит, - заметил Вася. – Лауреат десятков премий, в Штатах преподаёт…
- Это всё видимость, пока он мельтешит везде, не даёт о себе забывать, - возразил наш собеседник. – Такая знаменитость худо-бедно держится, если человек прикладывает старание, но дешёвая она, быстро минует… Кстати, кличка у него среди писателей – Евтюха. Да и фамилия настоящая, по отцу, - Гангнус. Это он уже в сознательном возрасте сменил её на фамилию матери: понял, что с такой будет легче пробиваться в советскую литературу. Да и дразнили его с детства за фамилию – до того доходило, что даже его бабушка бегала в школу и лупила учителей скалкой, так задразнивали бедолагу. Вон оно, ущербное детство, как человеческий характер исковеркало – вырос трус и провокатор.
- А в чём же его трусость? – поинтересовался я.
- В том, что он, по-настоящему, никаких собственных взглядов не имеет – зато, как флюгер, всегда в числе первых меняет свою политическую позицию согласно с колебаниями руководства страны. Сначала воспевал Сталина, потом его шельмовал, заглядывал в глаза Хрущёву, после него - лизоблюдствовал перед Брежневым, а когда советская эпоха пошла на излом - воспевал перестройку… Ну, а когда Ельцин из-под Горбачёва кресло выдернул – Евтюха стал хаять наше недавнее прошлое и звать к новым порядкам… Это всё от трусости… Рассказывали – что-то в конце шестидесятых - литературовед Вадим Кожинов возмутился, услышав как Евтюха сказал: Я - великий русский поэт», - и рубанул ему в лицо: «Да какой ты, на хрен, русский поэт - ты всего-то лакей мирового еврейства, и жена твоя не англичанка, а еврейка!» Думал, что Евтюха в драку полезет, но куда там: стерпел… Вот я и говорю, что трус он. Между прочим, его тогдашняя супруга, которая при разговоре присутствовала, на самом деле еврейка по происхождению, это все знали…
Он перевёл дыхание и продолжал:
- Помню, в шестьдесят первом году, когда стали критиковать его поэму «Бабий яр», приехал он ко мне в Вёшенскую – и говорит: «Заступитесь, Михал Лексаныч, газеты подняли травлю против меня!» Я тогда посмеялся и успокоил Евтюху, сказав, что уж ему-то, заласканному властями не по годам, травли бояться нечего, а что касается критики – так это нормальный литературный процесс, пусть терпит да на ус мотает: может, где и пользу из критики извлечёт… Против шерсти пришлись ему мои слова, слишком самовлюблённый человечек... Как Солженицын, затаил он злобу, стал ждать удобного случая, чтоб ужалить… Много лет прошло - и дождался-таки, мелкая душонка, напечатал в «Литературке» обо мне статью, которая называлась «Фехтование с навозной кучей». Чего там только обо мне не наплёл этот гадкий гангнусёнок!
- Да, помню эту статью, - сказал Вася. – Там он пытался доказать, что вы украли «Тихий Дон»…
- Даже не это самое обидное. Хотя, опять же, трус: думал, попинает мёртвого, и ничего ему за это не будет – а в глаза мне только приятности высказывал, сопливый агитпроповский скорописец… Но ведь ещё и набрехал с три короба про мой характер! Хвастуном и тряпочником выставить пытался: дескать, когда он приехал в Вёшки, то увидел, что я разнаряжен во всё заграничное, и что я, желая поразить воображение Евтюха, разбросал на письменном столе старые письма с иностранными штемпелями… Это ж каким дураком он хотел меня намалевать, вы представляете! Вдобавок написал, будто я назвал его своим самым любимым поэтом. Да не говорил я такого! Много чести будет этой падлюке мелкотравчатой, чтоб я его так называл… А ведь каким диссидентом себя нынче выставляет, аж дальше некуда. Прикидывается, будто забыл, как в советское время ордена получал. С удовольствием получал и расшаркивался. Я сначала не верил, что он стукачом в КГБ служил, а потом поверил… Но – если подумать, в чём его слава заключается? В жёлтой кофте да в горлопанстве на стадионах? В километровых поэмах, многие из которых ему даже срифмовать ума не хватило? Хлестаковщина это всё окололитературная, а не поэзия... Ну, ничего. Мой «Тихий Дон» по сей день читают и ещё долго читать будут. А он теперь стал нигде не нужен, кроме своей сраной Америки. Вот пусть там и сидит, пре-по-дава-а-атель! А в России место таких, как он, поэтов на стадионах сейчас заняли поп-звезды, которые не столько поют, сколько голыми задницами вертят. Вот пусть и Евтюх пойдёт к ним, он задом вертеть перед кем угодно приспособлен, ему не привыкать… Между прочим, знаете, уж на что диссидент Бродский – и тот вышел из Американской Академии искусств знак протеста против приема в неё Евтюха. И правильно сделал. Даже врага достойного можно уважать. А жополиза – не то, что уважать, а даже терпеть рядом с собой нельзя… Вот – для характеристики морального облика – один пример про Евтюха. Написал он стихи о могиле опального Пастернака – читал всем, хвастался... А напечатать эти стихи, сами понимаете, в прежнее время было невозможно… Что ж, он шумаром всё переправил, посвятив то же самое стихотворение памяти другого известного поэта, Луговского, - и опубликовал! Как вам такое нравится? Да-а-а… Рассказывают, что был он дружен с поэтом Долматовским и однажды посвятил ему стишок: «Ты Евгений, я Евгений. Ты не гений, я не гений. Ты говно, и я говно. Я недавно, ты давно». Не знаю, как насчёт Долматовского, но себе лично этим стишком Евтюх дал характеристику на века… Да и о нём – когда он раздел союза писателей учинять стал – в какой-то газете метко пропечатали:

Пусть рвутся Евтюхи в мессии –
Не верь предателям России!

Он пригладил пятернёй распатлаченные седые волосы и обратился ко мне:
- Вот ты что-то там про Сталина говорил: дескать, место ему в аду… Я тут не стану оправдывать сталинские перегибы, но могу сказать и другое: при нём дорога за границу была заказана таким мастерам саморекламы и грязных скандалов, как Евтюх... А этот живчик за государственный кошт весь мир исколесил, капиталистических достатков насмотрелся – и заразилось его сознание буржуазным вещизмом, и началось у него головокружение от успехов. Ему, конечно, наплевать, что достатки заморские обильно кровью и потом трудящихся политы – ему лишь бы собственное брюхо деликатесами набить да напялить модные шмотки на свою продажную задницу… О стране и народе такие эгоисты думать не умеют… Вот Сталин с ними умел управляться. Пикнуть не смели, не то, что о загранпоездках мечтать! Помню, был смешной случай… После одного концерта в Кремле Сталин пригласил к себе певца Козловского – ну, сказал, что очень доволен его выступлением, похвалил всячески, а потом и говорит: «Может быть, товарищ Козловский, у вас есть ко мне какие-нибудь просьбы?» А тот ему в ответ: «Да как-то неудобно жаловаться, товарищ Сталин.., но, вот, никак не пускают меня за рубеж»… «Да? – удивился Иосиф Виссарионович. – Странно. Всех артистов пускают, а вас нет. Интересно, почему? – «Ну, не знаю..., - сказал певец. - Возможно, боятся, что я не вернусь». «А вы что – в самом деле, можете не вернуться?» - спросил Сталин. «Что вы, Иосиф Виссарионыч! – воскликнул Козловский. - Да для меня любая наша российская деревня в тыщу раз дороже самой распрекрасной заграницы!» «Это хорошо, что у нас в стране такая сознательная интеллигенция, - одобрил Сталин. - Вот и поезжайте в какую-нибудь деревню: отдохните, наберитесь сил на природе. Кому нужна эта заграница…» Мда-а… Вот так и Евтюх – по деревенским клубам свои агитки читал бы вместо заграницы. А то приспособился: как ни смена власти – он тут как тут: прошлое клеймит, а все новые поветрия подхватывает и воспевает… Не он один, само собой. Много их, хамелеонов, наплодилось, которые носы по ветру держать приспособились… Это про них в народе сочинили:

Нам позор на всю Европу
За такую срамоту:
Столько лет лизали жопу -
Оказалось, что не ту!
Только мы не унываем,
Смело мы глядим вперед -
Наша партия родная
Нам другую подберет!

***

- А вы, Михал Лексаныч, случайно не антисемит? – подначил я его.
- Кто – я? – опешил он. – Окстись! Надоело уже объяснять таким, как ты, обвинителям: антисемитизм и бдительность против мирового сионизма – это две разные вещи, не надо путать божий дар с яичницей! Ты вспомни, сколько евреев было первоначально в большевистском руководстве! И разве я что-то против них имел? Нет! А вот когда сионисты стали прививать советским людям дух стяжательства и космополитизма – тут я встомашился. Открыто выступать мне не давали, но уж и не молчал, остерегал всех вокруг по мере возможности... Брежневу письма писал. Только бесполезно. Он и сам слабовольным оказался - погряз в вещизме на старости лет: автомобили коллекционировал, а дочка его бриллианты скупала и золотишко. Переродилось руководство, продалось заморским купчикам за бирюльки… Но, если по правде, то антисемитов среди писателей всегда хватало. Да хоть бы взять Есенина – его даже судили товарищеским судом за то, что он против евреев публично высказался по пьяному делу… Или, чтоб далеко не ходить, мой товарищ Толик Софронов – вот это настоящий антисемит был. Везде ему еврейские заговоры мерещились, даже в малых дрязгах писательских... Однажды у поэта Миши Светлова спросили, какие у них с Софроновым отношения – тот в ответ выдал: «Нормальные отношения. Мы с ним расходимся лишь в одном вопросе - аграрном. Он хочет, чтобы я лежал в земле, а я хочу, чтобы – в земле лежал он»... Светлов же евреем был, его настоящая фамилия Шейнкман, но с чувством юмора человек, много анекдотов к жизни породил… До речи, он даже когда умирал, предложил два варианта надписи на мемориальной доске в свою честь - первый: «В этом доме жил и не работал Михаил Светлов», второй: «Здесь жил и от этого умер Михаил Светлов». Ну, дураки-чиновники не исполнили, как он хотел, повесили обыкновенную табличку с казённым текстом… А антисемитизм, между прочим, - он в дореволюционной России вовсю процветал. Вы про черту оседлости слыхали? То-то! Угнетали евреев при царизме… Да и при Деникине не очень-то иудеев жаловали. Вот, в Гражданскую войну такая байка ходила… Началось отступление Добровольческой армии по всем фронтам. Купец Абрамович решил эвакуироваться вместе с белогвардейцами. Ну, успел втиснуться в последний поезд - из Ростова в Екатеринодар. Перед этим на перроне какой-то белогвардеец в толчее ударил его по морде. Потом в тамбуре вагона ему нахлестал по пейсам какой-то казачий чин. Купчина хотел отсидеться в вагоне-ресторане - там ему надавали по морде пьяные матросы-монархисты. Тогда Абрамович пробрался в купе, но и там один из белых офицеров дал ему по морде – и, отдышавшись, хотел ещё добавить. Однако другой офицер остановил своего товарища и спросил Абрамовича: «Куда вы едете?» На что Абрамович грустно ему отвечает: «Если морда выдержит, то до Екатеринодара»…
- А вы, Михал Лексаныч, часом среди предков евреев не имеете? – подмигнув мне, спросил его Вася Вялый. – А то корень у вашей фамилии какой-то странноватый: «Шолох-ов»…
- Эх ты, темнота! – перебил он. – А ещё русским литератором считаешься. Лупцевал бы я таких литераторов доброй хворостиной за малограмотность! Это ж имя такое старинное: Шолох… А уж как фамилия образовалась – врать не буду: не ведаю… В молодости был у меня друг Вася Кудашов, тоже писатель. И однажды посмеялся я над его фамилией: «Ну что это за фамилия: куда шёл?» А он мне в ответ: «А ты шёл и охал. Вот и фамилия – Шолохов!» Вообще, слышал я, что завистники в писательском союзе по-за спиной дали мне прозвище Шолохов-Алейхем. Та и пусть, наплевать и растереть! Это дела мелкотравчатые, личные… А если глядеть в глобальном масштабе, то ерунда все ваши фамилии и национальности. Нет на планете никаких наций, есть классы угнетателей и угнетённых. А сионизм – это просто одна из уловок мирового капитала: надо же ему какую-то идеологию из себя представлять, вот он и приспосабливается, чтобы легче было людей обманывать… Сейчас капитал снова взял верх в России и налаживает эксплуатацию пролетариата. Хоть и временно, а всё же есть отчего печаловаться…
- Ну, насчёт эксплуатации можно поспорить, - возразил я. – Советская власть тоже неслабо эксплуатировала трудящихся. Я уж не говорю конкретно о Сталине, который в самых хлебных краях – на Украине, Дону и Кубани – ухитрился устроить голодомор.
- А я протестовал! – воскликнул он. – Между прочим, ни Толстой, ни Фадеев, ни даже Горький и слова не пикнули, а я лично – вот этой самой рукой ему письма писал, сигнализировал о перегибах на местах… Да, не отрицаю: много жестокостей было. Но ведь мы прошли этот трудный период, и страна начала расцветать: в Космос летали, учёба и медицина были бесплатные… И вдруг – такое отступление перед контрреволюцией. Ну, ничего, вы ещё наплачетесь под властью толстосумов, тогда и оцените, что потеряли… Я в последнее время, вот, стал думать: может, народу даже полезно получить такую встряску, чтобы снова зашагать навстречу светлому будущему, а?
Он помолчал немного. Потом перевел взгляд с меня на Васю, а с него – на дверь камеры. Сказал усталым голосом:
- Ладно, время не опередишь, пускай всё в свои сроки проявится… А про Сталина, раз уж коснулись голодомора, расскажу такой случай… В начале тридцатых годов шло в ЦК обсуждение хлебозаготовок. Присутствовали секретари обкомов. Планы заготовок - высокие, почти непосильные. И вот - один секретарь обкома распинается, что его область не может поставить такое количество пшеницы: «Как говорят французы, даже самая прекрасная женщина не может дать больше того, что у нее есть!» А Сталин ему отвечает: «Ваши слова не лишены смысла. Но никто не станет отрицать, что любая женщина может дать дважды»...

***

- Как бы ни было тяжело в иные годы, - продолжал он, - но советским людям унижаться и кланяться никогда не приходилось. А у них, у капиталистов, это настолько простое дело, что даже не замечает никто самого факта унизительности. Иной раз просто правила приличия требуют, тьфу на них! Ну представьте: как это вы, здоровые казаки, вдруг станете по-холопски кланяться какому-нибудь человеку? Чем он лучше вас?.. Вот я до сих пор горжусь, что в Швеции, когда получал Нобелевскую премию, не стал кланяться ихнему королю. Меня, конечно, инструктировали перед церемонией, что в момент вручения положено хотя бы малость сгорбатиться перед ним. А я начхал!.. Потом шум поднялся, репортёры приставали с расспросами – а то, что я им ответил, дословно вынесли в заголовки статей: «Казаки не кланялись даже царям» - вот, мол, Шолохов и не стал нарушать старинную казачью традицию… Что ж? Оно и правда: не было в казачьих обычаях никаких поклонов. А уж для советских людей это вообще глупость. Мы своего Николашку Кровавого к стенке поставили не для того, чтобы перед каким-то шведским корольком хребтины прогибать! Эх, не думал я, что когда-нибудь у нас в России такие времена настанут, что снова одни люди перед другими будут вынуждены спины гнуть…
- Ну, и сейчас спину гнуть не обязательно, - заметил я. – Разумеется, если у тебя в кармане деньги есть.
- Да-а.., - вздохнул Вася. - Кстати, о деньгах. Как мы не додумались сразу: надо было ментам денег дать – они б нас отпустили безо всяких разговоров! Может, сейчас предложить дежурному?
- Да ты что, – возмутился я, - ни в коем случае! Принципиально никогда мусорам денег не даю. Дюже жирно им будет! Мы что – преступники? И без денег отпустят, никуда не денутся.
- Верно, - кивнул Шолохов. – Всё равно - крайний срок к утреву наша отсидка прикончится… Нет, раньше хапуг среди этих оглоедов было поменьше. Боялись взяточничать. Ну, а дуроломов, конечно, во внутренних органах всегда хватало… Вот, случай помню. Имелся у меня товарищ Коля Сулин, глухонемой от рождения. Мы с ним часто вместе рыбачили да на охоту ходили – там, как водится, и собутыльничали между промыслом, но меру соблюдали… Один раз повёз я Колю в Москву – врачам показать, насчёт слуха. Медики обследовали его и заключили: не открыто ещё наукой способов лечения для Николая, такая уж судьба ему - до конца жизни глухонемым оставаться… Отвёз я Колю к себе в московскую квартиру, а сам поехал по делам: обратные билеты заказал, заехал в Союз писателей, с товарищами кое-какие вопросы порешал… Когда вернулся домой – нет Коли. И записка от него: «Ушел в гастроном». Догадался я: расстроившись из-за врачебного приговора, решил он по народному обыкновению горе в водочке попритопить трошки. Жду. Час, второй, третий… Нет моего товарища-односума. А он же человек робкий, безобидный, такого и цыплята навозом загребут. В общем, когда вконец обороло меня беспокойство, принялся я за розыск. Воспользовался депутатскими своими возможностями, поднял на ноги милицейское руководство. И вскоре выяснил, что доставлен мой Николай в районный вытрезвитель. Ну, прибыли мы туда с полковником из городского управления… Смотрим протокол, а в нём значится, что Коля – злостный хулиган, поскольку он материл прохожих, орал на всю улицу уголовные песни, обзывал задержавший его патруль нецензурными словами и угрожал расправой милиционерам, когда те везли его в вытрезвитель. Эх, как я разжелудился из-за этого наглого поклёпа да как стал орать на весь вытрезвитель всеми теми словами, о которых было прописано в протоколе: «Вам, - базлаю, - только в подручных у Ежова и Берии служить, раз вы умудрились такую напраслину возвести на глухонемого человека! Из-за таких, как вы, отщепенцев иной гражданин способен веру в родную советскую власть потерять! Да с этакой милицией на нашу страну никаких врагов и диверсантов не надо – вы сами ей корни подгрызаете, как свиньи паскудные!» Ну, и всё в таком духе… Перепугались вытрезвительное чины, проштрафившихся патрульных обещали с работы вычистить поганой метлой, а Колю мигом из камеры привели – да и отпустили с миром… Вот такая несправедливость могла случиться с выпившим человеком даже в советское время. Не будь Коля Сулин глухонемым – как докажешь, что он и вправду не дебоширил? А никак.
- Был другой вариант: откупиться деньгами, - заметил Вася Вялый. – Это ж первое, о чём менты думают: как бы деньгу с «клиента» слупить… Вот, я был свидетелем такой истории. Остановили сотрудники ДПС одного моего знакомого. Обыскали машину и, как водится, нашли два патрона и наркоту, которую сами же и подкинули. Привели в отделение и разрешили один звонок, гуманисты хреновы... Когда друзья приехали выкупать задержанного, то у них тоже «случайно» нашли наркотики. В итоге все ушли под вечер домой, злые, оставив в отделении три тонны баксов…
- Да, сейчас милиционеры всё больше становятся похожи на разбойников с большой дороги, - сказал я. – Ходят, высматривают, с кого бы денег слупить… А когда помощь милиции действительно нужна, то фиг её дозовёшься…
- Это точно, - отозвался пожилой мужик с противоположной лавки. – У меня сосед-старичок, лет семьдесят ему, живёт в частном подворье - ну, как-то раз он со своей жинкой схотел съездить в Новороссийск, в гости к сыну. Купили билеты, собрали торока с гостинцами - но проваландались со сборами сверх нужного времени и прозевали назначенный поезд. Что делать, возвернулись домой. А в хате у них хранились сбережения «гробовые», примерно полторы тыщи долларов. Причём хранились в погребе, под газетками, которыми были застелены стеллажи с соленьями… И, видать, какой-нито знакомый или сродственник про то проведал, поскольку жинка у деда была баба не в меру языкатая, - и дал знать знакомому вору. В общем, в день призначенного отъезда в дом залез незнакомый мужик, сграбастал кой-какое золотишко и разные бабкины бирюльки, а потом сунулся в погреб, стал там разыскивать доллары... Тут в хату как раз возвернулись хозяева, углядели, что крышка погреба раззявлена, сразу дотумкали, что у них совершается покража, захлопнули погреб, а сверху на крышку присунули вдвоём тяжёлый сундук. Бабка на тот сундук ещё и сверху взгромоздилась для пущей тяжести. Ворюга стал долбиться снизу в крышку, но задарма! Попервоначалу он лаял стариков, угрожал расправой, а потом, озлившись, почал колотить стеклянные банки, в которых закатки на зиму содержались - разные там соленья-варенья… Короче кажучи, сосед набирает по телефону «02» и сигнализирует в милицию о проистекающем в его хате преступном факте. Тётка-диспетчер все записала и сообщает старику: «Обождите часок-другой, поскольку у нас все машины по вызовам разъехались, а ваш вор всё равно ведь покамест в надёжном месте содержится»... Ладно. Терпит сосед часок-другой – снова звонит. А та баба ему опять соболезнует насчёт отсутствия транспорта и просит подождать… Ну, ещё через полчаса старик в третий раз трезвонит в милицию и сообщает: «Слышь, девонька, ты там перекажи своим милицейским, что они могут ко мне больше не поторапливаться. У меня этот криминал с подвала выгребся, дак я его в целях самообороны из своей двустволки картечью насмерть отдуплил»... И что вы думали – минут через пять к соседской хате с верещанием сирен подлетают два милицейских «воронка», и из них вываливаются человек восемь запыхавшихся мусоров: «Давай, - кричат, - Рэмбо несчастный, показывай трупака!» - «Какого трупака?» - хитро интересуется старик. «Не придуривайся, дед! Ты ведь сам звонил и сообщал о том, что вора пристрелил!» - «Дык я человек старый, памятью слабый, - гутарит сосед. – Мало ли что могу сдуру сообщить… Ваша диспетчерша мне, вон, сообщила, что у вас машин в наличии нету – а вы, эвона, сразу на двух авто пригарцевали»… Короче говоря, заспокоились менты, что факт убийства не подтвердился, пореготали над стариковской выдумкой, после чего вытянули преступного элемента из погреба да и забрали его с собой…
Тут все в камере оживились – стали извлекать из памяти случаи милицейского произвола, а также всевозможные забавные казусы, байки и анекдоты, касающиеся правоохранительных органов… А я, утомлённый пьянкой и сопутствовавшими ей приключениями, прислонился спиной к холодной шершавой стене камеры и задремал…

***

Если на то пошло, то сейчас дело уже к утру, и я, того и гляди, усну, сидя перед компом. Да на хрен кому нужны такие трудовые подвиги?! Я вам не Стаханов, и звезду героя труда мне уж точно не дадут. Так что пойду, выпью бутылочку пивка и – спать, спать!

КАК Я ПОЛУЧАЛ ШОЛОХОВСКУЮ МЕДАЛЬ. ШЕСТОЙ ЗАХОД

Уж не знаю, закончу ли я когда-нибудь свои воспоминания, но фиг с ним – сколько успею, столько пусть и будет…
Поймав очередной момент трезвости, усадил я себя сегодня за компьютер - и пошёл в Интернет. Конечно же, записей на Форуме прибавилось. Правда, многодневное виртуальное общение тамошней публики отдрейфовало в несколько неожиданном для меня направлении… Да и ладно. Привожу ниже очередной кусок, так сказать, виртуального творчества масс…

ШОЛОХОВУ - 100 ЛЕТ. ГДЕ ПРАВДА?
(Продолжение)

Это нечто
150 - 04.10.2005 - 13:41
После долгих размышлений всё более твёрдо прихожу к выводу: раз Нобелевскую премию Шолохову дали – значит, не зря. Даже если он мошенник, то мошенник гениальный: весь мир сумел обмануть! Вот.

kotgrigorij
151 - 05.10.2005 - 15:24
Там всё было сложно, с премией этой. Политика замешана. Не хотели ему премию давать. Но писатели всего мира развернули целую кампанию, заступаясь за писателя. Значит, видели, чувствовали в нём своего собрата. Между прочим, на Нобелевскую премию Шолохова выдвгали ещё в 1954 году, и с тех пор – до самого 1965-го – шли споры, присуждать или нет… Кампанию по присуждению Шолохову Нобелевской премии вёл английский писатель лорд Сноу, преклонявшийся перед автором «Тихого Дона»… А Жан-Поль Сартр, которому присудили Нобелевскую премию за год до Шолохова, в 1964 г., отказался её получать, мотивировав это тем, что Нобелевский комитет необъективен в оценках и что, в частности, эту премию давно должен был получить Шолохов! Представляете? Подобных прецедентов я не знаю… А обвинения великих в воровстве, плагиате – это всегда было и будет… Так, яркий пример - Владимир Набоков (рассказ «Лолита» с аналогичным сюжетом ещё в 1916 году написал один малоизвестный писатель). Кроме того, поговаривали, что «Алису в стране чудес» и «Алису в зазеркалье» написала королева Виктория, воспользовавшись именем Льюиса Кэрролла. И, наконец, пример из сегодняшних дней: писатель Льюис Пердю обвиняет Дэна Брауна в плагиате, утверждая, что тот скомпилировал свой роман «Код да Винчи» из двух его книг «Дочь Бога» и «Наследие да Винчи».

ё мое
152 - 06.10.2005 - 14:17
Из речи Шолохова на ХХ съезде КПСС: «…за все время своего существования наша литература создала немало полноценных произведений и по праву стала ведущей литературой в мире. Но ведь, положа руку на сердце, надо прямо сказать, что ведущей она стала не потому, что ею достигнуты какие-то ранее недосягаемые для писателей высоты художественного совершенства, а потому, что все мы, каждый в меру своего таланта, глубинными средствами искусства, проникновенным художественным словом пропагандируем всепобеждающие идеи коммунизма — величайшей надежды человечества. Вот в чем секрет нашего успеха! А попробуй какой-либо писатель в наше время написать произведение с позиций антикоммунизма — имя такого писателя будет немедленно предано презрительному забвению, а книги его нечитанными заплесневеют на полках. Так что, как видите, и лавры принадлежат не столько тем, кто писал, сколько той, которая вдохновляла на создание больших произведений, — нашей родной Коммунистической партии. И мы, писатели, искренне, от всего сердца радуемся этому и готовы и впредь, до последнего нашего дыхания служить своим словом делу партии Ленина и свято хранить и в жизни и в литературе ее благородные интересы».
… Вот и возникает вопрос: мог ли ТАКОЙ человек написать «Тихий Дон» - очень правдивый и мудрый роман? А если это всё же Шолохов написал, то что - с возрастом он стал совершенно другим человеком?

Зло
153 - 07.10.2005 - 14:36
Это, наверное, навсегда останется для человечества загадкой. Слаб человек…

kotgrigorij
154 - 09.10.2005 - 14:59
Ну, сегодняшний день тоже готовит нам немало «открытий чудных»… Сейчас в России имеют место десятки, если не сотни, известных литераторов, за которых на самом деле пишут совсем другие люди. Целые бригады так называемых литературных рабов… Есть в этом что-то такое гаденькое.

Лыко в строку
155 - 11.10.2005 - 23:06
Здесь ситуация несколько иная: они ни у кого ничего не воруют, всё делается на законном основании. Подписывается договор с издательством (где присутствует соответствующий пункт о неразглашении), потом «раб» пишет оговоренное количество авторских листов, а за свою работу получает гонорар. Так подрабатывают многие студенты литинститута и молодые журналисты. Всё очень просто.

Ненуна
156 - 13.10.2005 - 09:33
А по-моему, это та простота, которая хуже воровства. Обман читателей. Хотя, конечно, закон тут бессилен. Точнее, он полностью на стороне толстосумов. Так что и впредь издательства и «маститые» писатели будут беззастенчиво наживаться на труде безвестных «литературных рабов».

Зло
157 - 14.10.2005 - 10:02
to 151: О романе Брауна «Код Да Винчи»:
Американский суд не усмотрел в бестселлере Дэна Брауна «Код Да Винчи» плагиата в отношении романа Льюиса Пердью «Дочь Бога» опубликованного в 2000 году. Признавая, что оба произведения рассматривают общие темы, судья Джордж Дэниэлс заключил, что в области такого рода общих элементов ни одна из сторон не была защищена. исключительными авторскими правами.
О «Лолите» Набокова – знаю три версии:
1) Набокову могли попасть в руки записки Зигмунда Фрейда, где среди прочего есть и история одного русского пациента, который был влюблен в девочку. Фрейд приводит в своих записях дневник этого человека. Не исключено, что именно эти записки Фрейда и дали Набокову идею романа.
2) За 40 лет до набоковской "Лолиты", в 1916 году берлинский журналист Хайнц фон Лихберг опубликовал в сборнике "Проклятая Джоконда" 20-страничный рассказ с точно таким же названием - "Лолита". Бросается в глаза совпадение основных сюжетных линий… Много лет Набоков и Лихберг жили в одном и том же берлинском районе. Умер немецкий журналист в 1951 г., за четыре года до публикации набоковского романа.
3) В 1934 году был написан роман Герберта Уэллса "Кстати о Долорес", который отчасти напоминает "Лолиту": у Уэллса герой после смерти жены влюбляется в собственную падчерицу Долорес. Роман Уэллса намного слабее "Лолиты". Но вышел на двадцать лет раньше – вывод, по-моему, напрашивается сам собой…
to 156: Ещё их называют «литературными неграми». Хотя на их труде и «беззастенчиво наживаются», но ведь никто не заставляет их писать под чужими фамилиями. Ещё и деньги за работу платят – даже, говорят, неплохие. А работёнка непыльная: всё ж не в поле пахать.

Маракуйя
158 - 15.10.2005 - 15:25
Интересно, Пелевин услугами литературных негров не пользуется?

Ненуна
159 - 15.10.2005 - 20:39
Вряд ли. Слишком уж стиль характерный.

Лыко в строку
160 - 17.10.2005 - 16:34
А вот к Виктору Пелевину у меня есть претензии. В последнее время он стал пороть ерунду. Хочет прослыть эрудитом – дзен и всё такое – а в простейших вещах допускает проколы, недопустимые для элементарно грамотного человека.
Пример:
В «Священной книге оборотня» - от имени героини (во прикол: её имя фильтр не пропустил!) - он пишет: «…Как писал Маяковский, «гвозди бы делать из этих людей, всем бы в России жилось веселей» (это он потом исправил на «крепче бы не было в мире гвоздей», а в черновике было именно так, сама видела)»
С какого перепугу Пелевин приписал эти строки Маяковскому? Ведь их «родил» Николай Тихонов! Ай, Виктор, ай, стыдно, ведь в советское время этот стишок в школе заставляли наизусть заучивать!

Это нечто
161 - 18.10.2005 - 16:39
В самом деле, прокололся беллетрист. Мог бы в Интернете проверить, в конце концов.

Лыко в строку
162 - 19.10.2005 - 01:10
Ещё одна ошибка в «Священной книге оборотня». Привожу отрывок из письма главной героини: «…Она прошла всю освободительную войну рядом с председателем Мао, имела награды НОАК, а когда в Китае возродился капитализм, сожгла свой партбилет на площади Тяньаньмэй и уехала в Таиланд…»
Так вот, любителю восточной «клюквы» Виктору Пелевину следовало бы знать, что главная площадь в Пекине называется не «Тяньаньмэй», а - Тяньаньмынь!

Ненуна
163 - 20.10.2005 - 16:43
Потрясающе! А мне Пелевин нравился. Теперь буду читать его повнимательней… Никому верить нельзя… :)))

пан Гималайский
164 - 21.10.2005 - 14:25
Ну, Пелевин-то хоть сам книги пишет. Не ошибается тот, кто ничего не делает… Правда, такая скоропись и небрежничанье – это уже тревожный симптом. Издателям ведь всё время надо что-то выдавать на гора – вот, наверное, и поторапливают беднягу. Боюсь, скоро заставят и его прибегнуть к помощи «литературных негров».

Это нечто
165 - 22.10.2005 - 22:59
Если он сам не захочет, то и не заставят.

пан Гималайский
166 - 24.10.2005 - 16:28
Ну, не заставят, а уговорят. :))) Денежку хорошую посулят – согласится, как миленький.

Олег Виговский
167 - 25.10.2005 - 02:20
Какая зараза:-) написала, что я "на шару" бухаю?! Только на свои, да ещё и половину краснодарских литераторов угощаю!!!

пан Гималайский
168 - 25.10.2005 - 13:49
Лично меня угощал, подтверждаю. И Симанович угощал. Вот, презентация журнала "Новый Карфаген" недавно была. Всё чинно: пивка попили, обошлось без драки и милиции...

ё мое
169 - 25.10.2005 - 23:20
Ну конечно, они там, в Москве, получше зарабатывают.

Зло
170 - 26.10.2005 - 12:39
А кто такой Симанович?

Ненуна
171 - 26.10.2005 - 16:19
Валерий Симанович - редактор журнала "Новый Карфаген". Который регулярно печатает Петропавловского, Вялого и Виговского. Всё это - одна мафия!

Маракуйя
172 - 27.10.2005 - 00:06
Насчёт заработков – вопрос к Олегу Виговскому: много ли в Москве нынче наших «засланных казачков», кому удаётся литературным трудом зарабатывать? А то поуезжали многие, но что-то затерялись, ни о ком не слышно. Куда народ девается? Прозябает и спивается? Или избирает более, так сказать, приземлённые способы заработка? Ну, хотя бы «литературными неграми»?

Зло
173 - 28.10.2005 - 13:51
Вот-вот, насчёт «негров» и мне любопытно. А то тема какая-то… скользкая, что ли. Все говорят, но никто толком ничего не знает…

пан Гималайский
174 - 29.10.2005 - 13:06 Наоборот, все всё знают, но никто не признаётся... -)))

Зло
175 - 31.10.2005 - 16:40
Так бросим же клич: "Господа, ау! Нет ли среди вас замаскированных литературных негров?!"

пан Гималайский
176 - 02.11.2005 - 16:40
Молчат, затаились "негры"... Под "белых" косят...

Лыко в строку
177 - 05.11.2005 - 05:59 Перекрасились.

Олег Виговский
178 - 08.11.2005 - 01:47
Маракуйе. Собственно литературным трудом, в смысле "написанием литературных произведений" не зарабатывает никто из известных мне "казачков". Имею ввиду приличный стабильный заработок. Но я знаю-то, мягко выражаясь, далеко не всех! Это в Краснодаре практически все литераторы (и журналисты) друг друга знают, а в Москве столько издательств, изданий, салонов, тусовок – все всех не знают и знать не могут, тут краснодарские критерии абсолютно не годятся. Рыжков написал и издал в Москве пару романов за несколько лет (7-6), но основной его заработок – в газете. То же – с Щербаком-Жуковым. Рассказов пожил в Москве около года, издал две книжки, ничего на них не заработал и уехал на родину. Зарабатывают, в основном, журналистикой (около 500 долларов, ставка 300-400, плюс гонорары), но при этом половину отдают за комнату. Так что эта работа (журналист, редактор, корректор) – для москвичей, но не особенно престижная: в Москве средний приличный заработок – около 1500. С дипломом, блатом и пропиской. Но на одного такого "полуторотысячника" – два мешка "пятисотников" (без блата), и всё это тусуется, вращается и меняется местами:-). Мне проще, я квартиру не снимаю, потому и смог себе позволить уйти с последней работы (директор драматургического бюро), где мне платили 600 долларов – просто стало скучно и неинтересно. Но у меня вся семья работает, поэтому я сам могу при необходимости несколько месяцев искать нормальную работу, от 500 долларов, только случайными заработками перебиваясь, т.е. вместо "Парламента" приходится курить "Мальборо":-). А что касается "более приземленных способов заработка", так работа "литературным негром" – это не приземленный способ, это блатной способ, многие хотели бы пойти в негры, да очередь на годы вперед расписана:-))). Как-никак работа по специальности, те же (в среднем) 500 долларов. Зарабатывают способами, вообще не имеющими отношения к литературе: дистрибьюторами работают, риэлтерами, рекламными агентами (т.е. покупают-продают), тут заработок побольше, чем в журналистике – раза в полтора-два. Но и бегать надо больше. Если кто-то при этом ещё и с литературой не расстается – честь ему и хвала! Так что, если нет в Москве своего жилья (ну, или тетушки-дедушки), то сюда литераторам лучше даже не соваться. Правда, можно еще писать по несколько книжек в год – детективы, фантастика и т.п. Но так мало кто может. Возможно, кто-то (многие?) и спиваются, но они сразу выпадают из обоймы и пропадают из вида, без вариантов. И обратно им дороги уже нет. А кто сейчас находится в Москве (по Вашим сведениям)? Могу попробовать что-нибудь о них узнать, но не обещаю – сложно, 11 миллионов как-никак:-))).

Маракуйя
179 - 10.11.2005 - 16:14
Да я знаю только недавних выпускников и выпускниц журфака, которые писать пытались по мелочи. Но, суда по картинке, которую вы нарисовали, им в Москве ничего не светит...

Лыко в строку
180 - 10.11.2005 - 17:25
Даже у Шолохова поначалу никаких особенных успехов не наблюдалось, когда - на заре своей писательской карьеры - он приехал в Москву, пожил там, «потусовался». Так, опубликовал несколько рассказиков-фельетончиков, которые остались незамеченными читательской аудиторией… А вот когда он вернулся домой и написал «Тихий Дон», к нему пришла слава. Мораль проста: работать надо!

Ненуна
181 - 11.11.2005 - 15:14
Зачем же обязательно работать? Есть варианты. Можно тырить чужие литературные произведения - как, вероятно, это сделал Шолохов. А можно литературных рабов нанимать (правда, тут уж требуется талант не литератора, но - бизнесмена).

Лыко в строку
182 - 13.11.2005 - 01:50
Список писательниц, пользующих «негров» в хвост и в гриву: Маринина, Донцова, Дашкова, Устинова. Кстати сказать, они ещё и дружат между собой, эти литературные Салтычихи…
Мужики-детективщики тоже не отстают: тут и Ч. Абдуллаев, и А. Бушков, и В. Доценко (кстати, его литературный «негр» Георгий Анджапаридзе недавно умер).
До сих пор выходят новые романы Николая Леонова, который несколько лет назад благополучно почил в бозе.
Издательское хамство и читательский идиотизм не знают границ. А что поделаешь: законы рынка у нас теперь господствуют и в литературе.

Ненуна
183 - 14.11.2005 - 15:27
Книги всех политиков написаны «неграми».

ё мое
184 - 15.11.2005 - 12:12
О, политики – это особая статья. Они вообще зачастую двух слов связать грамотно не могут, а плодят целые собрания сочинений. Как, например, Сталин, свободно «писавший» на любые темы – от национального вопроса до проблем языкознания. Сейчас мало кто знает, но даже Берия издавал кое-какие брошюры. Теоретик, блин! А уж «Малую Землю», «Целину» и «Возрождение» Брежнева помнят все (их даже в школах изучать заставляли – слава богу, недолгое время). Эти «гениальные» произведения писала целая бригада «негров». Ну, а то, что косноязыкий Ельцин в пору своего президентства сумел выкроить время между пьянками, чтобы написать воспоминания – в это поверит либо слишком наивный чел, либо слабоумный.

Маракуйя
185 - 16.11.2005 - 15:59
Так за политиков не только в России трудятся «негры». Это везде в мире практикуется. Думаете, Билл Клинтон собственноручно писал свои воспоминания»? Или Сапармурада Ниязова на старости лет осенила Муза, и он сочинил «Рухнамэ»? Да и Садам Хусейн какие-то там художественные произведения «писал». Прямо в какого царька ни плюнь – так обязательно в литератора попадёшь!

Это нечто
186 - 17.11.2005 - 14:07
С политиками-то всё понятно, они привыкли людьми манипулировать. А вот «настоящим» писателям такое не к лицу.

пан Гималайский
187 - 18.11.2005 - 01:08
Не берусь утверждать насчёт «Тихого Дона», но кое-что и за Шолохова писали «литературные рабы». Вот цитата из статьи Владимира Ерёменко «Уходят фронтовики» («Литературная Россия», 22.06.2001):
«…Помню и очерк М.Шолохова о переселении деревень со дна будущего Цимлянского моря. Кажется, он был в "Известиях". А мы перепечатали его из ростовской газеты "Молот". Очерк какой-то вымученный, не "шолоховский". Боюсь, написали его за Михаила Александровича местные ростовские журналисты. Не зря Шолохов его не включал ни в одно собрание сочинений».

Ненуна
188 - 18.11.2005 - 15:06
Вот что сказала Дарья Донцова (журнал «Итоги» №17, 2005 г.): «…к литературным "неграм" отношусь положительно. Книги моего хорошего знакомого, пишущего за "чужого" дядю, постоянно занимают первые места в рейтингах. Стоит же поставить на обложке собственное имя - сразу терпит фиаско. Судьба такая. В литературном "негре" нет ничего плохого. В конечном итоге должен быть доволен читатель».

ё мое
189 - 18.11.2005 - 23:37
Да и за саму Донцову пишут «негры», уж в этом не может быть никаких сомнений! Разве это мыслимо – выдавать в печать по одному роману ежемесячно?! Такое невозможно просто физически! Дарья Донцова уже опубликовала что-то около шестидесяти романов (причём, марать бумагу она начала в более, чем зрелые годы)… Моё мненик таково: своей "плодовитостью" Донцова дискредитирует такой литературный жанр, как детектив – ведь абсолютно очевидно, что ей «помогают» писать другие люди!… Между прочим, Лев Толстой за всю свою жизнь написал гораздо меньше романов, чем вся из себя маститая-размаститая Даша Донцова…...

Лыко в строку
190 - 21.11.2005 - 16:19
Коль скоро зашла речь о Дарье Донцовой, то приведу здесь малоизвестный факт. Её папахен, Аркадий Васильев, тоже писал детективы. Совершенно бездарные. Но примечателен он не этим, а тем, что был он парторгом московской писательской организации и выступал общественным обвинителем на процессе Синявского и Даниэля в 1965 году…

Зло
191 - 23.11.2005 - 11:47
Вот оно как. Наследственность сказывается…

Ненуна
192 - 23.11.2005 - 19:51
В каком смысле?

Lexman
193 - 24.11.2005 - 00:37
А у меня дедушка у Шолохова водителем работал. Говорил, многое из жизни взято...

Зло
194 - 24.11.2005 - 16:53
to 192:
Ну, не в смысле подлости, разумеется, тут я просто «не в теме», ничего утверждать не могу. Но определённо передались по наследству такие качества, как оборотистость, умение приспособиться к ситуации и, если угодно, дурновкусие.
to 193:
Опаньки! Lexman, и вы до сих пор молчали?! Ну не может быть, чтобы ваш дедушка не рассказывал чего-нибудь интересного о Шолохове! Вы б поделились воспоминаниями, так сказать, из первоисточника, а?

Это нечто
195 - 25.11.2005 - 12:43
Lexman - присоединяюсь к просьбе "Зла". В какие годы ваш дедушка работал водителем у Шолохова? И - "Говорил, многое из жизни взято" - это о чём? О "Тихом Доне?"
... Касательно Дашковой - действительно любопытный факт.
Вообще, в российской литературе (как и в кино, и во многих других сферах) - явный перебор с «трудовыми династиями»…
Татьяна Толстая получила премию «Триумф» за роман «Кысь» - не то, чтобы совсем бездарный, но всё же далеко не являющийся вершиной современной словесности. Зато у Татьяны было хорошее «наследство» - дедушкина фамилия. Ничуть не сомневаюсь, что сия дама была с младых ногтей вхожа во всевозможные литературные тусовки (ну, хотя бы в качестве этакой забавной пухленькой диковинки) и редакции. А в результате – «Триумф»… Правда, не думаю, что лет через 50 кто-нибудь вспомнит её произведения, да и её саму…
Да таких примеров сейчас много...

Лыко в строку
196 - 26.11.2005 - 22:38
Да ладно вам! Ну, получила Толстая премию, ну, может быть, имелись авторы подостойнее. Но она-то хоть нормальным русским языком пишет о нормальных, всем понятных вещах! А ведь вокруг полным-полно писателей, гораздо более безобразных. В моральном плане. Хотя бы те же Петропавловский и Вялый (ох, наверное, им там икается!) – ведь это уже нечто почти антихудожественное, типа Сорокина.

Зло
197 - 28.11.2005 - 13:20
Соглашусь только на 50 %.
У Сорокина имеет место патологическая зацикленность на:
1) фекальной теме,
2) сексе.
А Петропавловский и Вялый чужды копрофильских вопросов, у них присутствует только секс.

Ненуна
198 - 29.11.2005 - 16:39
Много нелицеприятного слышал о писателе Сорокине. Но почитать его всё как-то не доводилось. Хотя, не скрою, было любопытно. И вот, наконец, попалась в руки его книжка «Голубое сало». И стал я её читать… Весь сорокинский «колорит» очень быстро надоел, но к тому времени проснулось любопытство: может, чем-то интересным всё закончится? Только благодаря этому и дочитал... Сижу - такой слегка задумчивый, перевариваю. Жена, проходя мимо, видит мою преглупо вытянутую физиономию - спрашивает:
- О чем это ты так усиленно размышляешь?
- Да вот, - говорю, - никак не врублюсь, кто из нас больший дурак: Сорокин - потому что это написал, или я – потому что всё это прочитал?
Она - ни секунды не задумываясь:
- Ты, конечно. Он-то за это деньги получил, а ты – чтобы он заработать мог – не только денежки заплатил, но ещё и два дня на чтение убил впустую!

пан Гималайский
199 - 30.11.2005 - 13:20
Когда Сорокин был ещё совсем юным начинающим автором, он прислал в редакцию одного толстого литературного журнала свой рассказ – естественно, с полным набором типичных для него чернушных «прелестей». При этом в сопроводительном письме, сославшись на свой небогатый литературный опыт, попросил, чтобы редакционный корректор расставил, где требуется, запятые… Рассказ так и не был опубликован. А Сорокин получил из журнала письмо, в котором ему предлагалось в следующий раз присылать одни запятые. Текст ему обещали расставить в редакции….

Зло
200 - 01.12.2005 - 11:52
199 - ржунимагу!
Сорокину давно пора выпить яду и убить себя головой об стенку…:-))))

ё мое
201 - 02.12.2005 - 14:17
Возвращаюсь к теме о «неграх».
Из воспоминаний писателя Анатолия Гладилина (статья в «Панораме», 23-29 января 2002 г.):
«Фридрих Незнанский за несколько лет успел написать больше, чем самый плодовитый писатель мира Александр Дюма-отец за всю свою жизнь. Сия загадка так бы и осталась для меня тайной, если б я не издавался в том же издательстве, которое выпускает, примерно раз в месяц, по новому детективу Незнанского. Поэтому в коридоре я видел Незнанского №2, Незнанского №3, Незнанского №4… Спешу успокоить самого Фридриха Незнанского: литературные негры вели себя скромно, никто не кричал, что пишет книги за великого мэтра, однако в редакции все всё знают. И когда я сказал: «Бедные литературные негры», — на меня насмешливо посмотрели и ответили: «Не такие они уж и бедные»…

Маракуйя
202 - 02.12.2005 - 23:23
Множество «негров» пишет под издательским псевдонимом «Андрей Воронин» – (вспомним цикл романов про «Слепого») – этот несуществующий в природе Воронин «пишет» в месяц, как минимум, по несколько книг! Давно стал притчей во языцех темп «скорописи» и у Фридриха Незнанского с его нескончаемым "Маршем Турецкого". Есть ещё Чингиз Абдуллаев – «автор» остросюжетных произведений в детективном жанре, а также большого количества исторических романов. Его романы называют "интеллектуальными детективами" (об одном «Дронго» он настрибулял более трёх десятков романов). Быть может, поначалу он и писал собственноручно произведения, выходящие под брэндом «Абдуллаев», но сейчас за него точно трудятся «негры»… Это не мешает ему быть секретарём Союза Писателей Азербайджана и вице-врезидентом Азербайджанского ПЕН-клуба.
Теперь немного подробнее об Абдуллаеве:
Чингиз Акиф оглы Абдуллаев родился 7 апреля 1959 года в Баку. Окончил юрфак Азербайджанского Госуниверситета. В настоящее время — доктор юридических наук, почетный доктор права национальной Академии. Владеет несколькими иностранными языками: кроме азербайджанского и русского – английским, итальянским, турецким и фарси. По линии Министерства обороны выполнял задания за рубежом, возглавлял спецотдел особого назначения. Работал в Афганистане, Германии, Польше, Бельгии, Румынии, Анголе. В 1986 году он был выдворен из Румынии по обвинению в причастности к расстрелу Чаушеску. В Намибии ему пришлось участвовать в тяжелой операции по освобождению ангольских командиров, попавших в плен. Из той операции в живых вернулось всего четыре человека… Майор в отставке, имеет ряд правительственных наград…
В общем, Абдуллаев – человек с интересной биографией. Даже, можно сказать, с героической…
Но это ещё не всё. Теперь приведу выдержки из статьи Наили Баннаевой «Побивший рекорд Льва Толстого» (газета «Азербайджанские известия» от 29.11.2005, №229):
«В Доме книги на площади Фонтанов состоялось тройное торжество, виновником которого стал всемирно известный азербайджанский мастер детектива Чингиз Абдуллаев. Мэтр отпраздновал три события сразу — 45-летний юбилей, презентацию 80-томного собрания сочинений и собственного сайта.
…А наш замечательный писатель Анар сравнил Чингиза Абдуллаева со Львом Толстым — по литературной плодовитости. Граф-писатель тоже издал более 80 произведений, но только к 80 годам, тогда как Чингиз Абдуллаев побил все рекорды — общий тираж его книг составляет 20 миллионов экземпляров, количество произведений перевалило за 600.»
Итак, я в некотором недоумении: такой выдающийся человек, разведчик-супермен – и вдруг «Лев Толстой» азербайджанского розлива, и всё такое… «Литературных негров» эксплуатирует… Ведь ясно же, что не мог он за столь короткий срок (лет 15 – 20) написать 80 томов прозы! Обидно, да?

Лыко в строку
203 - 05.12.2005 - 13:32
А чего обидного-то?
Ничего обидного! Захотели люди поработать в качестве «литературных негров» - это их личное дело! Никто никого никуда силком не тянул, никто никого ни к чему не принуждал!
Если проститутка отдаётся за деньги – это считается аморальным; но гораздо реже люди осуждают тех, кто покупает её услуги. Так почему же вы корите тех, ко покупает услуги «литературных негров»? Ведь «негры» сами «отдаются», за деньги – вот с них-то и весь спрос!
И Абдуллаев всё правильно делает. Может быть, он и не станет литературным классиком (точнее, наверняка не станет); зато он стал отличным литературным предпринимателем.
Единственное, что надо исправить – это назвать всех своими именами: классиков – классиками, а литературных предпринимателей – соответственно, литературными предпринимателями…

УЖЕ ФИГ ЕГО ЗНАЕТ В КОТОРЫЙ РАЗ ВОЗВРАЩАЯСЬ В РЕАЛ…

Вот так.
Народ, понимаешь, в полный рост обсуждает нашу писательскую кухню, а я, можно сказать, не мычу - не телюсь. Вместо того, чтобы широким жестом приоткрыть завесу и без утайки показать эту самую кухню, крикнув: «Нате, люди, глядите, как оно на самом деле всё происходит у нас, господних дудок и барабанов!»
Нет, я, знаете ли, широких жестов не люблю. Однако, раз уж взялся, то буду продолжать помалу своё неблагодарное занятие.
В общем, на чём я там остановился? Поехали дальше…

***

Я тихо подрёмывал, прислонившись спиной к стене.
А Шолохов вытряхивал из памяти очередную порцию воспоминаний:
- Что касаемо милиции – расскажу интересный факт: каждый советский писатель-детективщик должен был попервоначалу хотя бы несколько лет отслужить в органах. Имелась такая установка. Не мог любой человек со стороны вот так, запросто, принести в издательство или в редакцию журнала рукопись детектива. Вернее, принести-то он мог, но публиковать такую рукопись никто не стал бы. Ведь каждая книга о милиции проходила цензуру в политотделе МВД. Поэтому в наше время не появлялось в детективных произведениях такого низкопробства, какое сейчас процветает: пальба, точно во время боевых действий, реки кровянки, порнография, матюги сплошь и рядом – будто это единственная цель, ради которой ныне сочиняют детективы… Скорописцы хреновы.
- Ага, - вставил Вася Вялый. - То-то и я заметил, что среди известных детективщиков полно бывших следователей.
- Случались, конечно, исключения. Кумовство ведь и при советской власти до конца искоренить не удалось. Но даже Эдуард Хруцкий, который состоял зятем Серова, председателя КГБ СССР, - и тот недолгое время милицейские погоны поносил, хотя ему, само собой, и без этого был прямой шлях открыт мимо любой цензуры… И шибко процветающий теперь Фридрих Незнанский - из следователей. Правда, начинал он книги писать вместе со сценаристом Тополем, который потом за кордон смотался… Да и Незнанский тоже, сладкого куска забажав, вслед за дружком с Родины драпанул – и возвернулся только после перестройки, когда сюда все стервятники-очернители стали слетаться на запах крови русской… Я зараз всех не упомню, но знаю, что подолгу просидели на милицейских харчах Даниил Корецкий, Николай Леонов, Станислав Родионов, Леонид Словин. Последний, между прочим, уже лет десять как смотал манатки в Израиль, сучье вымя… Вынырнул из следователей и Гелий Рябов, который теперь в ярого монархиста перекрасился, даже раскапыванием костей расстрелянного Николашки Второго занимался, инициативу проявлял… Если такие оборотни у нас за социалистической законностью приглядывали, то неудивительно, что СССР в глубокую пропасть жмякнулся… Так.., кто ещё? Детективщик Анатолий Безуглов работал в прокуратуре. А Лев Шейнин, написавший «Рассказы следователя», - он вообще дослужился до начальника следственного отдела Прокуратуры СССР… Ну, помню ещё такого автора детективов – Льва Никулина. Он, правда, в органах не служил, зато все знали, что был он осведомителем: сначала - НКВД, а потом – КГБ. К слову, Никулин и Бабель вместе учились в Одесском коммерческом училище и даже, кажется, дружили. А когда Бабеля арестовали – пошла кружить в союзе писателей такая эпиграмма:
Каин, где Авель?
Никулин, где Бабель?
Если же вспомнить братьев Вайнеров, то старший из них, Аркадий, служил начальником следственного отдела ГУВД Москвы. Это уже потом, когда ему книги стали хороший доход давать, Аркадий пересел в писательское кресло. А младший из Вайнеров, Жора, - он начинал журналистом… Не знаю уж, по какой причине они в пожилом возрасте разругались, но с той поры Жора ещё кое-что написал, а у Аркадия – как отрезало. Потому имею думку, что главным литературным двигателем у них всё-таки был младшенький…А старшего Вайнера коллеги опасалась: он же бузотёр был – один раз в ресторане Центрального Дома Литераторов целой кодле писателей морды порасквашивал. Ну, поскольку старые милицейские связи сохранились у него, то потом это дело потихоньку спустили на гальмах… А вообще, писали Вайнеры получше других детективщиков, это да.
- И фильм с Высоцким по их «Эре милосердия» - неплохой, - добавил Вася.
- Не спорю, правильная кинокартина… Но когда перестройка началась, что-то и они испортились, стали отступать от реализма… Вот, несколько лет назад попал мне в руки их роман «Петля и камень в зелёной траве». Ну, о названии даже говорить нечего: вычурное и не отражает сути. А что касаемо содержания - небрежно оно сляпано, кое-как, рассыпается там вся детективная задумка. Неправдоподобный роман.… Ну, вот давай разберём зараз коротко… Главный герой романа расследует убийство председателя Еврейского антифашистского комитета Соломона Михоэлса, которого – вместе с одним театральным критиком – сбил грузовик в послевоенном Минске. Вывод из расследования у Вайнеров получается такой: порешили Михоэлса работники МГБ. Ладно, допустим, что так. Однако в МГБ служили профессионалы. А по роману получается, что были они полными бестолочами: предполагая, что Михоэлс сядет в легковую машину, собирались они на американском грузовике марки «Студебеккер» с разгону долбануть её в зад… Та ведь и дураку понятно, что в таком случае грузовик должен ударить в запасное колесо, смять багажник, а потом толкануть михоэлсовское авто вперёд. А таким способом невозможно убить пассажира, сидящего на переднем сиденье! Ладно, оставим этот склизкий момент, шагаем дальше... В романе Михоэлс вместо того, чтобы ехать на автомобиле, решил пойти пешком. Тогда грузовик его догнал, из него выскочили два мужика с ломами, обёрнутыми войлоком, расшибли Михоэлсу - а заодно с ним и критику – головы, после чего обоих ещё и переехали злосчастным «Студебеккером»… Можно ли представить такое происшествие в центре Минска, и чтобы при этом не оказалось кучи свидетелей? Да и сколько в послевоенную пору американских грузовиков по белорусской столице разъезжало? Автомобилей вообще было мало! Не только иностранных, а – любых!.. Одним словом, неправдоподобная книга, скороспелая. Я считаю, на потребу новым временам торопились братья написать её… Могли бы и поосновательнее к вопросу подойти: посидеть в архивах и всё такое прочее…
- Да кто ж их в архивы спецслужб пустит? - засомневался Вася.
- Вайнеров-то как раз, я думаю, пустили бы. Пускали ж Юлиана Семёнова. Хотя толку от этого было немного: ничего хорошего он не написал. Нехай сюжеты он гарные спромыслил, да и время описывает буревое, интересное, но слог у него тянкий какой-то, дряблый, как перекисшая опара… Между прочим, происхождение у Юлика еврейское: настоящая его фамилия - Ляндрес, и он –то как раз в милиции не служил. Зато батя его – из литературных генералов: работал в аппарате правления Союза писателей СССР, числился замглавредом в журнале "Вопросы литературы". Да и жинка Юлика, Катя Кончаловская, была приемной дочкой Сергея Михалкова. Вот и делай выводы: существовало у советских писателей кумовство или нет…
- Ну, не знаю, - не согласился Вася. – Лично мне фильм «Семнадцать мгновений весны» нравится. Да и все хвалят.
- Картина занимательная, ничего против не имею. Но тут больше режиссёрской и актёрской работы, чем писательской. А читать книги Семёнова невозможно – это не литературные произведения, а так, голые черновики... Ну, раз уж коснулись Юлиана Семёнова, то расскажу существенный момент… В конце семидесятых познакомился я с одним отставным сотрудником разведки. И он – заметь: без моей инициативы – коснулся вопроса: мог ли советский полковник Максим Исаев служить в Главном управлении имперской безопасности Германии под видом штандартенфюрера СС Штирлица… Так вот, ответ его оказался простым: сюжет абсолютно нереален… Штирлиц имел знаки различия штандартенфюрера СС - полковника по армейской шкале. А офицеров СС - тем более, подобного ранга - было мало, и специально учрежденная служба проверяла их с особой тщательностью. Проверке подлежало генеалогическое древо сотрудников, начиная с 1750 года... Проводились тщательные исследования антропологических признаков всех предков, дабы не возникло сомнений в их принадлежности к арийской расе… Это было известно руководству внешней разведки СССР, и оно никогда не пошло бы на такую, заведомо обречённую на провал, авантюру: Штирлиц не проходил бы на свободе и нескольких дней, его мгновенно разоблачили бы!.. А самое главное, - это то, что в такой дорогостоящей затее не существовало никакой необходимости, ибо советская агентура была загодя внедрена во все высшие сферы Германии, но состояла она из чистокровных немцев, к которым фашисты не могли придраться…

***

Мда-а-а.., а всего-то, если правильно помню, речь у нас зашла насчёт архивов.., – продолжал он. – Так вот, на эту тему – забавный случай произошёл однажды с Юлианом Семёновым… В общем, допустили его к архивам МВД времён НЭПа – поработать с материалами для написания не то романа, не то повести… И попал в руки ему забавный рапорт, в котором оперативный работник, внедренный в уголовную банду, просил разрешения у руководства вступить в половую связь с одной из женщин, которая входила в состав этой банды. Внедрённый агент разъяснял, что такая связь требуется в интересах дела, поскольку через уголовницу можно добыть интересующую органы информацию о намечающихся преступлениях… Судя по количеству проставленных на рапорте резолюций, он прошёл несколько инстанций, и каждый последующий чин помечал, что надо разрешить, но отправлял бумагу дальше наверх… В итоге на рапорте красными чернилами была проставлена размашистая резолюция кого-то из высшего милицейского руководства: «Ебсти разрешаю!»

***

Дремота овладевала мной всё крепче…
Между тем разговор в камере вернулся к моральному облику блюстителей правопорядка. Как бы издалека доносился до меня голос одного из безымянных мужиков:
- Милиционер жалуется врачу: мол, голова болит постоянно, настроение поганое, в семье скандалы, уже и от горилки никакого удовольствия нет... Врач ему и говорит: «Это вам зараз прямая дорога к психотерапевту. С ним надо обязательно откровенно погутарить, чтобы во время беседы все самые тайные ваши постыдности открылись. Главное - чтобы все без утайки. Это - метода такая, она дюже хорошо допомогает»... Вот, значит, через неделю спрашивает врач у мента: «Ну как, получился откровенный разговор с психотерапевтом?» Мент отвечает: «Получилось ништяк. Сначала, правда, он какой-то не очень разговорчивый был. Ну, я ему несколько разов вдарил по почкам - так он сразу признался, что жинке своей регулярно изменяет, и что дочку в институт по блату пристроил»...
- Ха-ха-ха! Не спи! – вдруг раздался над моим ухом голос Шолохова.
С этими словами он весьма ощутимо ткнул меня локтем в бок - и добавил, уже потише:
- А то ты сейчас с лавки свалишься…
Я встрепенулся и, протирая кулаками глаза, отозвался:
- Так… чего тут ещё делать… Скукотища, блин…
- А ты участие в разговоре принимай – так до утра и дотянешь… Я, вот, тоже анекдот вспомнил… В милицию обратилась дивчина, с которой сорвали меховую шапку. Участковый записал её показания под протокол, а потом, значит, и наставляет дивчину: «Когда купишь новую шапку, то пришей к ней резинку – эта резинка помешает преступнику. А еще лучше - один конец резинки пришей к шапке, а второй - к колготам. В таком разе с тебя, во-первых, не сдерут шапку, так как резинка пришита к колготам, а во-вторых, тебя не снасильничают, поскольку резинка пришита к шапке»...
- Насчёт изнасилования – сейчас реальный случай расскажу, - сказал Вася Вялый. – Возвращался я как-то ночью домой от одной своей подруги с этого самого Гиблостроя, где мы сегодня отсиживаем. Вдруг слышу крик из-за гаражей. А у меня как раз настроение было кого-нибудь вырубить… Остановился, жду: никто не выходит, потом - различаю плач женский, который переходит в глухой крик. Секунда тишины, затем раздаётся что-то очень похожее на звук ударов, и опять - крик... Я захожу за гаражи. Навстречу выбегает девушка, вся в слезах. Кричит, что её убивают, на лице кровь, в одном босоножке, платье порвано... Ну, как можно понять ситуацию? Однозначно: девушку пытались оприходовать без её согласия. И тут я увидел парня - в ярости бросился к нему… А он, завидев меня, рванул в другую сторону. Я догнал его, нанес несколько ударов – тот свалился на землю... И вдруг... сзади кто-то на меня накинулся и впился мне в лицо когтями... Это была та - спасаемая мною - девушка... То ли стокгольмский синдром, то ли с парнем поругалась... Короче, еле отбрыкался от неё. В результате с неделю потом ходил с покарябанным лицом… Это ещё хорошо, что до милиции дело не дошло, а то, чего доброго, меня в нападении обвинили бы.
- М-да, в таком случае самый лучший вариант, на мой взгляд, - появиться из темноты, вырубить и уносить ноги, - заметил я. – И ни в коем случае не вызывать ментов. С ментами свяжешься - себе дороже будет… Года два назад у меня тоже история с изнасилованием вышла. Наткнулся, гуляя с псом в куширях, на голую девку без сознания, со всеми признаками изнасилования, - сначала подумал: труп. Честно привел ментов. И у кого, вы думаете, было больше всего проблем? Да у меня же! Девка оказалась обкуренной проституткой, ничего не помнила, ничего не хотела - а меня потом в милиции прессовали не по-детски. Еле отбился от обвинений в нехорошей статье… Вот и думай после этого каждый раз, по совести поступать или по закону…
- Это ещё повезло, что проститутка не захотела слупить с тебя денег, - сочувственно покачал головой Вася. – А то ведь запросто могла бы.
- Эх, мельчает мир на глазах, скукоживается по всем статьям.., - задумчиво проговорил Шолохов. – Даже курвы продажные – и те измельчали… Сейчас, если писатели берутся тему блядства в своих произведениях отражать, то ничего, кроме паскудной порнографии, не получается у них. А раньше какие произведения создавали! Как в женскую душу заглянуть умели! Ведь это оттого, что было куда заглядывать, содержание в бабьих душах обреталось, заметное стороннему глазу… Ну, к примеру, в «Воскресенье» у Толстого была проститутка Катька Маслова, ухондокавшая в гостиничном номере заезжего купчину – она ж, как ни крути, человек, хоть и преступный, а не отакая, подзаборная, как ты в кустах нашёл… И у Достоевского Сонечка Мармеладова в «Преступлении и наказании» - тоже человеческое лицо имела, даже смогла Раскольникова покохать, как порядочная... И у Мопассана в «Пышке» Элизабет Руссе приметную личность из себя представляет, а не только одно голое тело... И Нана у Золя… Положительная она или отрицательная – неважно; главное, что характер намалёван, проглядывает душа человеческая, отличная от всех иных… Я так маракую, что труднее найти писателя, который не поднимал проститутскую тему, чем наоборот! Вот, смотрите сами: у Бальзака – «Блеск и нищета куртизанок», у Куприна – «Яма», у Мирного – «Гулящая», у Дюма – «Дама с камелиями», у Дефо – «Счастливая куртизанка», у Чернышевского – «Что делать?», у Горького – «Трое», у Гаршина – «Надежда Николаевна», у Гоголя – «Невский проспект». Та что говорить, если даже в Библии сочинили проститутку Марию Магдалину… Между прочим, помните - у меня в «Поднятой целине», - кем была мать Давыдова?
- Проституткой? - неуверенно сказал я.
- По тону твоему вижу: сам, без намёков, наверное, и не вспомнил бы!
- Так немудрено забыть, Михал Лексаныч. Ведь я «Поднятую целину» читал давным-давно, ещё в школе.
- А хочешь, скажу, какое произведение навеяло мне эпизод о матери Давыдова?
- Конечно, - кивнул я. – И какое же?
- А рассказ Мопассана «Шкаф». Там герой, оставшийся ночевать у проститутки и обеспокоенный шумом в комнате, находит в шкафу маленького ребятёнка - сына этой самой курвы… Та, между прочим, и в русской литературе до меня писатели не раз совмещали материнство и проституцию – и Крестовский в рассказе «Погибшее, но милое созданье», и Юшкевич в рассказе «Ита Гайне», и… да что там говорить – даже у Толстого в «Воскресенье» Катька Маслова прижила от Неклюдова младенца, которого она потом спровоторила в чужие руки, да тот и помер в дитинстве… А уж у Горького в рассказе «Страсти-мордасти» – там вообще всё почти как у Мопассана: сын безносой проститутки, мальчик с парализованными ногами, живёт в ящике, прямо в той самой комнате, куда матинка его водит посетителей для своих постельных справ… Оба – и сын, и мать - поточены венерическими хворобами… Им пытается допомочь заглавный герой рассказа, а от бесплатного блуда с благодарной родительницей он отмовляется, только чай пьёт с ними, да пестается с хлопчиком… Оно, конечно, в литературе и обратные примеры имеются - когда в шалаве по неожиданности материнские чувства прорезаются и подвигают её на добрые поступки. Вот, помню, в «Яме» у Куприна – там проститутка Женька, хоть и не мать по существу, как бы играет в материнские отношения с молодым кадетиком Сашей… Она специально заражает посетителей сифилисом, а насчёт Саши сомневается – и решает всё же пожалковать его…
Он ненадолго умолк, переводя дыхание. Потом, испытующе поглядев на меня, поинтересовался:
- А ты «Поднятую целину» - вообще-то - читал?
- Читал, - ответил я. – Нас в школе заставляли.
- Заставляли? – возмущённо поднял он брови. – Хочешь сказать, что по своей воле – не стал бы?
- Ну..., пожалуй, не стал бы, - честно признался я. – Хоть и заставляли, но – через силу читал, без особой охоты.
- Это почему же – без охоты? – уязвился он.
- Да не люблю пропаганду… Вот «Тихий Дон» - совсем другое дело!
- Много ты понимаешь! – он недовольно возвысил голос; но быстро погасил вспышку гнева и продолжал уже более спокойным тоном:
- Заказ поступил на «Поднятую целину» с самого верху, нельзя было мне не написать про организацию колхозов. Но всё равно от души старался. Это тебе не «Хлеб» Толстого или «Бруски» Панфёрова… Если б не «Поднятая целина» - ещё неизвестно, какая дальнейшая судьба у «Тихого Дона» была б… Ну, раз уж речь о гулящих бабах пошла, то и в «Тихом Доне» я немало разных поблуд обрисовал: Дарья Мелехова, например, или та же Аксинья… Была, помню, ещё жалмерка, которую Григорий Мелехов побарахтал во время Вёшенского восстания… Такая уж бабья натура блядовитая, нельзя без этого правду жизни переказывать, не кривя душой... Это должен понимать каждый нормальный писатель или, допустим, живописец... А вот, кстати, о художниках. Знаете, кем была на самом деле Мона Лиза? Да вижу, что не знаете. А ведь это известная куртизанка эпохи Ренессанса, причём графиня. Звали её Катерина Сфорца, и она прославилась своим гультяйством. Замужем была три раза, и от троих супругов имела одиннадцать детей. Но это не мешало ей менять любовников – сотнями! А может, и тысячами, никто доподлинно не знает… Вот она в сорокалетнем возрасте и позировала Леонардо да Винчи.
- Ну, Михал Лексаныч, если женщина меняет любовников, это ещё не значит, что она – проститутка, - возразил Вася. – Про такую можно сказать: «слаба на передок». А проституция – это если она отдаётся за деньги.
- Ты не путляй меня терминами, - сердито отрезал Шолохов. – Проституция не всегда бывает за деньги. У древних народностей, между прочим, существовала и религиозная, и ритуальная проституция. А ещё – проституция в знак гостеприимства, понятно? Или тоже не знал? Так я расскажу… Вот, например, Марко Поло писал, что когда он жил в Тибете, его хозяин уходил из дома, чтобы гость мог свободно попользоваться его жинками. И у эскимосов такой обычай водился – предоставлять супружницу дорогому гостю… А религиозная проституция у древних народностей водилась вообще повсеместно… Вавилонские бабы прямо в храме сидели и ждали клиентов, - об этом писал Геродот, - и каждая баба должна была следовать за первым же мужиком, давшим ей деньги. Отказываться запрещалось категорическим образом! Еще Геродот писал, что женщины одного африканского племени носили на ногах столько кожаных браслетов, со сколькими мужиками им удалось полюбиться. И что интересно: вместо того, чтобы стыдиться поблудства своего, как-то скрывать его, эти африканские гультяйки, наоборот, старались заиметь побольше таких браслетов - и выставляли их напоказ, как особую свою доблесть…

***

Я слушал его монотонный надтреснутый голос, погрузившись воображением в глубь веков… Бессонная ночь не прошла бесследно, и глаза мои закрывались. Мало-помалу я снова задремал. Но сон мой был неглубоким, и обрывки исторических экзерсисов Шолохова продолжали проникать в моё сознание.
Он повествовал о том, что в древней Армении богиней проституции считалась Анаис, и, по свидетельству историка Страбона, в храме Анаис жили женщины, посвятившие себя этой богине. Вход сюда разрешался только иноземцам, которым и отдавались служительницы культа Анаис. Причём избирались эти жрицы из представительниц наиболее знатных фамилий страны… Уходя оттуда, женщины оставляли в пользу храма все, что заработали проституцией, и затем благополучно выходили замуж. Чем большее количество иностранцев познало девушку, тем более завидной невестой она считалась.
Он говорил о том, что, по свидетельству Геродота, девушки в Лидии зарабатывали себе приданое путем проституции с иноземцами и занимались ею вплоть до выхода замуж. А у древних евреев всякий отец имел право продать свою дочь в наложницы на определённый срок, оговоренный в продажном контракте. При этом самой девушке не причиталось ничего из этой суммы – все деньги получал родитель. Лишь пророк Моисей положил конец торговле еврейскими дочерьми… А в Финикии, по утверждению историка Евсевия, существовал обычай отдавать на усладу чужеземцам своих дочерей «единственно во славу традиций гостеприимства». Кроме того, в финикийских храмах, посвященных богине Астарте, процветала проституция для чужеземцев, и считалась она занятием весьма уважаемым... А при въезде в Карфаген располагались так называемые «палатки для девушек», в которых юные прелестницы отдавались иноземным путникам с целью скопить таким способом приданое и удачно выйти замуж.
Он рассказывал о греческих гетерах, которые владели многими искусствами: сочиняли стихи, пели, участвовали в философских диспутах. Нередко гетеры оказывались наперсницами, музами, ученицами выдающихся греческих мужей; в их домах собирались художники, поэты, военачальники; за их благосклонность платили большие деньги. Статуи знаменитых гетер соседствовали в храмах со статуями полководцев, правителей и философов. Богиней гетер считалась Афина, и гетеры нередко являлись жрицами Афродиты. Один из постоянных эпитетов богини так и звучал – “Hetaira”. В храмы Афродиты родители посылали своих дочерей, чтоб их «грамотно» лишили невинности и обучили премудростям любви. Ритуальной дефлорацией часто занимались жрецы - при помощи, например, скульптуры с гигантским фаллосом.
Он поведал о том, что именно греки первыми создали официальный публичный дом – «диктериаду». Афинский правитель Солон специально покупал юных девушек и женщин для публичного дома. Стоимость интимных услуг оценивалась в один обол – сумма небольшая, но гетеры пользовались большим спросом, и состояние Солона быстро приумножалось… Сохранилась туфелька одной из гетер – на её подошве было выбито: «Ступай за мной», - таким образом, когда женщина шла по улице, эти слова отпечатывались на земле, служа своеобразной рекламой… Если афинянину нравилась какая-нибудь гетера - он, по свидетельству Аристофана, писал её имя на стенах храма; ежеутренне каждая гетера посылала свою рабыню читать эти надписи – и когда среди надписей обнаруживалось её имя, она отправлялась в храм, где и ожидала поклонника подле «своей» надписи. Люциан свидетельствует о том, что большой рынок гетер находился также и во дворе храма… Оратор Демосфен говорил, что каждый достойный мужчина должен иметь трех женщин: супругу – для продолжения рода, рабыню – для ублажения плотских страстей, и гетеру – для удовлетворения нужд духовных. А вот Аристотель считал, что женщины по сравнению с мужчинами - неполноценные существа: «Семя мужчины создает жизнь и форму, - утверждал он, - поэтому в рождении ребенка мужчина играет главную роль». А между тем, великий философ имел сына от гетеры Герфиллис и любил её до конца жизни. Причем так сильно, что позволял ей ездить на себе верхом и хлестать плеткой.
Он приводил имена знаменитых гетер и их великих поклонников…
Гетера Лаиса была возлюбленной Диогена, проповедовавшего нищету и жившего в пифосе – глиняном сосуде для хранения зерна; презиравший все нормы приличия Диоген шокировал обывателей, испражняясь на крыльце храма, а высокообразованная красавица Лаиса прилюдно занималась с ним любовью…
Таис Афинская дарила постельные утехи Александру Македонскому и египетскому правителю Птолемею. Кроме того, Александр Македонский имел долгую любовную связь с некой юной гетерой, которая поначалу даже сопровождала его в походах; но потом она куда-то бесследно исчезла, и даже её имя затерялось в истории…
Гетера Аспазия стала возлюбленной афинского правителя Перикла – из-за неё Перикл даже развёлся с женой, после чего Аспазия принимала участие в управлении государством. Она основала в Афинах женскую школу истории и философии, где сама читала лекции - причём эти лекции посещали не только дамы из знатных семей, но и известные философы того времени… Между прочим, ходили слухи, что «до Перикла» она была любовницей Сократа, и именно он обучил Аспазию всем тайнам философии.
Властная гетера Агатоклея в Египте неформально делила власть с Птолемеем Филопатором, сумев загнать сего великого мужа под свой каблучок.
А знаменитая гетера Фрина была возлюбленной художника Апеллеса, написавшего с неё «Афродиту Анадиомену» - изображение Афродиты, выходящей из воды. Расставшись с Апеллесом, Фрина стала подругой скульптора Праксителя и послужила моделью для статуи Афродиты Книдской, первого в греческом искусстве изображения обнажённой богини… Когда Александр Македонский разрушил стены Фив, она решила отстроить их за свой счёт, поставив лишь одно условие – написать на новых стенах: «Фивы были разрушены Александром и восстановлены Фриной». Но фиванцы сочли это оскорбительным и отвергли помощь гетеры... По преданию, Фрина отличалась чрезвычайной стыдливостью: она никогда не обнажалась, закрывала даже волосы, и занималась любовью лишь в темноте. Только в период Элевсинских мистерий она раздевалась в портике храма и входила в море с распущенными волосами перед многотысячной толпой афинян, собравшихся на праздник, чтобы вознести хвалу богам. Именно в эти моменты её запомнили нагой Апеллес и Пракситель… Как-то раз ревнивые афинские жёны уговорили одного из невезучих поклонников Фрины привлечь гетеру к суду за оскорбление величия Элевсинских мистерий. Защищать Фрину взялся оратор Гиперид, которому она пообещала ночь любви в качестве платы за его услуги… Хитроумный оратор поставил гетеру перед судьями и сорвал с неё одежды. Фрина была само совершенство! А по греческим понятиям того времени, обладатель прекрасного тела столь же прекрасен духовно. Гиперид не замедлил напомнить судьям об этом. И судьи, согласившись с ним, вынесли оправдательный вердикт… Статую же Афродиты, моделью для которой послужила Фрина, у Праксителя приобрели жители города Книд. В скором времени Афродита Книдская прославилась не только в Элладе, но и далеко за её пределами. Вифинийский царь Никомед предлагал простить книдянам огромный долг в обмен на статую, но книдяне отказались. Множество людей отправлялись в путешествие ради того, чтобы взглянуть на это великое творение рук человеческих. Облик Афродиты Книдской стали чеканить на книдских драхмах. Писатель Лукиан в сатире «Две любви» рассказал о юноше знатного происхождения, который влюбился в скульптурное изображение Фрины и месяцы напролет проводил в храме подле неё; однажды он тайком остался там на ночь - после чего на статуе появилось странное пятно.., а влюблённый юноша бросился в морскую пучину и утопился… Много веков спустя византийцы перевезли статую в Константинополь - и там она погибла в огне пожара… А гетера Фрина рассталась с Праксителем. Она дожила до глубокой старости - и почти до самого последнего дня сохраняла привлекательность, поскольку придумала какой-то особый крем от морщин. После смерти бывшей подруги Пракситель отлил её статую из золота и поставил в храме Дианы Эфесской... История сохранила строки Платона, посвящённые Фрине:

В Книдос однажды пришла по вспенённому морю Киприда,
Чтоб увидать наконец изображенье своё,
И, оглядевшись кругом в огражденном приделе, вскричала:
«Где же Пракситель мою мог подсмотреть наготу?

***

Сон овладевал мной всё крепче. Оттого дальнейшее повествование запечатлелось у меня в сознании скомканно, мутно, не связанными между собой кусками…
Помню, речь шла о том, что римская империя, поглотив Грецию, вобрал в себя и её культуру. Гетер стали именовать «простибулюм», что в переводе означало «продажная женщина»… Помню также рассказ о Валерии Мессалине, которая была третьей женой императора Клавдия и прославилась развратным поведением: она не только вступала в любовные связи со многими римскими сановниками, но и в поисках острых ощущений занималась проституцией под именем Лициски в римских публичных домах - лупанарах. Роковым для Мессалины стало увлечение Гаем Силием, с которым она открыто вступила в брак, не разводясь с Клавдием, в надежде сделать своего любовника новым императором – в результате Мессалину и её последнего фаворита убили, а заодно были казнены и другие любовники императорской супруги-куртизанки…
Помню, рассказывалось о средних веках – в частности, о том, как у николаитов, гностиков, левитов, фибрионитов и во многих других сектах проповедовалось отсутствие стыда в половых отношениях и провозглашалась святость любых страстей человеческих. Карпократ основал секту, которая учила, что стыд должен быть принесён в жертву Богу, а его сын Епифан развил учение своего отца, установив общность жён, по которой ни одна из них не имела права отказать в своих ласках любому из мужчин… Помню описание проституции в Университетском квартале Парижа конца двенадцатого столетия: в одном и том же доме жили в верхнем этаже профессора, а в нижнем - публичные женщины, торговавшие своим телом; ссоры между ними и их любовниками время от времени прерывались учеными спорами…
Помню, он описывал разврат, царивший в средневековой Франции. Король Франциск I превратил свой двор в настоящий гарем; во дворце Лувра жили жёны сановников, и король имел у ключи от всех комнат: в любую из них он мог войти ночью без всякого шума, чем и пользовался, не встречая никакого сопротивления… Распутство достигло величайшего предела при королях Карле IX и Генрихе III. Кровосмешение в ту пору стало рядовым явлением в аристократических семействах, и редко какая дочь выходила замуж, не будучи прежде обесчещена собственным отцом. Маргарита Валуа была в кровосмесительной связи со своим братом Карлом IX и с другими своими младшими братьями, из которых один, Франциск, герцог Алансонский, поддерживал с ней эту связь до конца своей жизни. Это не вызывало в тогдашнем обществе никакого скандала, а послужило разве материалом для нескольких эпиграмм и шутливых песен. Придворные куртизанки приобрели большое влияние на политику государства. Екатерина Медичи для достижения своих политических планов пользовалась массой придворных дам и молодых девушек, которые были очень искусны в любовной стратегии…
Помню, он перечислял достоинства знаменитых куртизанок, которые отличались высоким образованием и вращались в высших сферах общества. Красавица Империя владела искусством стихосложения и свободно говорила на латыни. Лукреция могла цитировать Вергилия, Овидия, Гомера, Петрарку, Горация, да и сама могла блеснуть по случаю острой эпиграммой. Камилла Пизана написала книгу, слог которой был не лишён изящества, хотя и страдал избытком латинизмов…
Помню, звучали также имена знаменитых куртизанок Туллии д'Арагона, Вероники Франко, Изабеллы де Луна и многих других…
Но более ничего не удаётся мне выковырять из своей памяти, поскольку сон окончательно сморил меня, забив слух тяжёлой ватой усталого пофигизма.

***

Я клевал носом, мучительно сопротивляясь силе притяжения, и, наверное, прекомично смотрелся со стороны, хотя не отдавал себе в этом отчёта – до тех пор, пока не получил (ё моё, второй раз уже!) крепкий тычок локтем под рёбра.
Это был Шолохов.
Мне захотелось сказать что-нибудь грубое. Но – из уважения к его сединам – я всё же сдержался. Лишь попросил досадливо:
- Михал Лексаныч, завязывайте меня шпынять! Нервы ж у меня не железные, могу и в ответ пихануть – не слабее вашего…
- А чего ж меня пихать? Я-то не сплю, неуважение к чужому разговору не проявляю!
- Так и я не сплю.
- Вижу, как ты не спишь: обмяк, вон, как перекисшая опара – не спи-и-ит он! Хоть бы не брехал, шалапут.
- А я и не брешу. Просто сижу с закрытыми глазами и слушаю.
- Чего ж ты слушаешь, интересно?
- Ну… Слушаю, как вы рассказываете... Хрень всякую историческую…
- Вот ты и попался, хлопец, - засмеялся он. – Я уже ничего не рассказываю. Мы тут всем коллективом о проститутках рассуждали, пока ты приснул...
- А чего о них рассуждать? – зевнул я. - Проститутки – они и в Африке проститутки… Ну, ладно, хрен с ней, с Африкой – а в России сейчас на панель идут, как правило, не с голодухи, а просто потому что трахаться любят. Сонечку Мармеладову вы среди них вряд ли найдёте…
- Про это я догадываюсь, - согласился он. – Хотя - вот же ходит такой слушок, будто из проституток выходят самые лучшие жинки...
- Так, наверное, они сами этот слух и распускают, - предположил Вася. – А вообще-то, сейчас многие «модные» писатели основывают свои любовные истории на любви к проститутке, подчеркивая, что секс с ней отличается от того, что у неё было с другими мужчинами… Я считаю, херня всё это. Во всяком случае, мне трудно поверить, что есть мужики, которым будет безразлично такое прошлое его женщины.
- Не скажи, всякое в жизни бывает, - покачал головой Шолохов. - Я, вот, на днях читал в газете статью, как молодой парень из-за проститутки зарезал несколько человек – потому что сутенёры её не отпускали и тому подобное… Ну, он убийца, это ясно, однако чувствовалось по тону статьи, что отношение журналиста к нему снисходительное. Потому как - была любовь... Я бы, например, не стал начисто отрицать, что возможно полюбить проститутку…
- Любовь зла, полюбишь и козла! – раздался полусонный голос одного из мужиков с противоположной лавки. – Бывает, оженится казак на бабе, да и поживает себе, того не зная, что его жинка до свадьбы блядством деньги заробляла!
- Точно, случается и такое, - подтвердил Вася. – У нас есть один ресторанчик, так владелец этого ресторанчика женился на девке, которая несколько лет путанила в гостинице «Москва»... Помню, что сидел и ел шашлык, когда она вошла в зал вместе с этим чуваком – так я от удивления чуть не подавился... Хотя, мне думается, супруг ни сном ни духом о её прошлом... Так что всякое бывает.
- Ну, по большому счёту, само понятие проституции можно трактовать по-разному, - сказал я. - Вот, Ницше писал, что добропорядочные женщины в отношении с мужчинами все же продают себя за материальные блага, тем и схожи с проститутками, только бесстыднее них, так как скрывают свои истинные намерения... Короче, если верить Ницше, то получается, что все замужние женщины - немного проститутки. Редкое исключение, когда в качестве платы принимаются потенциальные способности того или иного мужчины, а так в основном - жесткая валюта, недвижимость и количество подарков открывают сердца и приподнимают подолы...
- Эка ты хватил! – недовольно крякнул Шолохов. – Да твой Ницше – фашист форменный, не надо нам такой философии!
- Когда Ницше свои труды писал, никаких фашистов ещё и в проекте не было, - возразил я.
- Мало ли, что не было. А философия у него фашистская, не зря его классики марксизма развенчивали!
- Вот вы, Михал Лексаныч, разные исторические примеры нам приводили, - обратился к нему Вася. – А про Эву Перон что-нибудь слыхали?
- Слыхал, конечно… Но, вообще-то, не очень много: ну, жена президентская, померла молодой… Кажись, в газетах писали, будто к лику святых церковники пытались её причислить, да не срослось у них что-то там...
- А ведь в юные годы Эвита была проституткой в Буэнос-Айресе, - добавил Вася. - Это потом она стала женой президента Аргентины... Но даже после замужества Эва так и не смогла окончательно избавиться от ярлыка «потаскушки», как её за глаза называли. Иногда ей об этом кричали прямо в лицо. Например, во время официального визита в Италию - Эва ехала в открытом автомобиле по улицам Милана вместе с отставным адмиралом, сопровождавшим её в этой поездке. Услышав крики разгневанной толпы, Эва, повернувшись к своему спутнику, сказала: «Вы слышите? Они меня называют шлюхой!» - «Я их прекрасно понимаю, мадам, - ответил тот. - Я не был в море уже пятнадцать лет, а меня по-прежнему называют адмиралом»... Эва, по всей вероятности, оставалась верной президенту Хуану Перону на протяжении всей их совместной жизни, но достоверно известно об одной её измене, когда она просто не смогла устоять перед властью и богатством, олицетворением которых был Аристотель Онассис. В 1947 году Эва встретилась с Онассисом в Италии. После официального обеда, на котором присутствовало много почетных гостей, он попросил секретаря Эвы организовать для него личную встречу. Его пригласили на виллу, где Эва остановилась. В тот же день Онассис и Эва оказались в постели... Позже Эва приготовила Онассису омлет, а он передал ей чек на десять тысяч долларов. Через несколько лет Онассис, смеясь, назвал омлет, которым угостила его Эва, «самым дорогим омлетом в его жизни»...
- Ну вот, Михал Лексаныч, а вы пересказываете байки, будто из проституток хорошие жёны получаются, - напомнил я. – А моё мнение – горбатого могила исправит… Как-то, много лет назад, будучи молодым и наивным, я задумался о подобной проблеме и задал одному умудрённому жизнью человеку такой вопрос: «А может ли из проститутки получиться хорошая жена?» Тот посмотрел на меня внимательно и ответил: «Ну, допустим, что может, но на хрена такие эксперименты на себе ставить?» И ведь правильней не скажешь!
- Та чего ты на меня насыпался? – недовольно пробурчал он. – Я переказал это, имея в виду исключительные случаи.
- Если на то пошло - из кого они, хорошие жёны, вообще получаются? - сказал Вася. - Из продавщиц, из секретарш или, может, из доярок? По-моему, приличная женщина - это вообще казус, природный феномен! Впрочем, есть такая пословица: «Не тот настоящий мужчина, кто из леди делает проститутку, а тот, кто из проститутки делает леди»…
- Ага, как же, сделаешь из них леди, - иронически усмехнулся я. – Вот, рассказывали мне историю. Пришла девочка по вызову к клиенту в гостиницу. Клиент оказался не один, а с желающими повеселиться на халяву приятелями. Ну, как водится, девушка отработала программу сверх нормы - и её, не заплатив за услуги, выкинули из номера. Девица была возмущена, плакала: «Сволочи! Поиздевались, да ещё и денег не заплатили! А у меня завтра свадьба!»... Я вообще человек жалостливый, но скажите - кто хуже: эта женщина, которая за день до свадьбы ходит продаваться, а завтра наденет белое платье и пойдет под венец как ни в чём не бывало, или подонки, которые её поимели на халяву?» По-моему, с обеих сторон - полное дерьмо. И мне её не очень жалко. На войне как на войне. Осуждать... Да у них своя мораль, собственная, и мир иной - в котором они себя чувствуют жертвами социума. «Не сложилось.., так получилось...» Глупые оправдания! Иди - полы мой, дворы подметай, посудомойкой работай или реализатором на вещевом рынке, если ни на что тебя больше не хватает. А ноги раздвигать за бабки и требовать к себе уважения - просто смешно. Пачками едут в Турцию – «зарабатывать на приданное» - цинизм, ё моё, дикий! Жёлтые газетки и журнальчики любят рассказывать истории о бедных провинциалках, которых силой заставляют трудиться на панели. На самом деле большинство женщин работают добровольно. Мотивация проста: в месяц она зарабатывает тысячу – а то и две - долларов. Проработав три-четыре года, покупает квартиру либо удачно выходит замуж… Зачем же ей чего-то там добиваться, учиться, а потом трудиться в поте лица, если можно просто ноги раздвинуть и получать удовольствие…
- В целом верно, - согласился Вася, - и всё же ты как-то опрощаешь проблему. Я, вот, писал о проститутках, поэтому достаточно долго изучал проблему…
- И ты писал о проститутках? – перебил его Шолохов. – Да что ж вы все, писатели молодые, зараз так друг на дружку запохаживаетесь? Будто других проблем в мире нет, кроме блядства! Нет, я не против этой темы, но ведь не сошёлся же свет клином на ней одной! Иной раз - дай, думаю, книжку современного писателя прочитаю. Открываю – а там опять о курвах! Вот, взял недавно «Священную книгу оборотня» Пелевина - там оказалась потаскуха в главных героинах, да ещё не человек, а лиса китайская, мать её! Ну почему китайская? У нас в России что, лисы перевелись? Потом, дюже много наслышался я о бразильце Павло Коэльо: мол, всемирная знаменитость, чуть ли не классик… Ну, купил его роман, «Одиннадцать минут» называется. Ёптыть! Опять шалава у него главной героиней назначена! Да ненатуральная какая-то шалава, будто на картинке неумелой рукой намалёванная. Кажется, Марией её зовут… Ну вот, эта девка ведёт дневник – и ещё в детском возрасте делает в нём такие философские заметки, какие даже не каждому писателю по плечу. А потом, подросши, проститутствует в швейцарском кабаке – и, мать её курица, дожидаючись клиентов, сидит за столиком, значит, в этом пакостном заведении да промежду делом изучает книги по экономике, психологии и прочим всякоразным дисциплинам… Где ж этот писака такую курву-то цикавую выискал, в каком страшном сне он её сочинил? Ведь после отаких книжонок сколько простых дивчин в проститутки податься захотят – мне даже страшно представить! Такое создаётся впечатление, что этот Павло, бразильяшка гнилой, специально сманивает молодёжь на панель! Дюже у него там всё гладко, да ещё и с хеппи-эндом… А настоящий писатель – он стремится всю жизненную правду намалевать, без розовых очков. Ну, к примеру, как у Бунина в рассказе «Барышня Клара», где купеческий сынок убивает бутылкой проститутку - «барышню Клару» - за то, что она отказывается сразу отдаться ему, а хочет сначала выпить, покуражиться… Вот это и есть настоящий реализм! А у Коэльо – не роман, а брехня сплошная. Какое-то потворство глупым бабьим мечтам…
- Ага, а основные душевные терзания главной героини заключаются в том, чтобы научиться получать оргазм, - добавил Вася. – Жалкая попытка сексуального ликбеза, ничего более в «Одиннадцати минутах» я не увидел… Сюжет притянут за уши, концовка романа вообще напоминает иллюстрацию к лекции по сексологии на тему – как лучше удовлетворить женщину… А единственная мораль, какую можно вынести из этой писанины – это то, что, оказывается, секс без любви не приносит полного удовлетворения. Тоже мне, открыл Америку! Собственных мыслей нет всё это до Коэльо тысячу раз жёвано-разжёвано женскими журналами. А у него - просто лайт-версия для подростков… И ведь, по словам самого Коэльо, он попытался «исследовать духовный мир человека через призму секса»! Звучит как насмешка, особенно если учесть, что утверждает это член Бразильской академии литературы и вообще обладатель множества литературных регалий.
- По поводу Коэльо - слушайте свежий анекдот, - сказал я. – Встречаются два российских писателя. Один спрашивает другого: «Скажите, коллега, вы Пауло Коэльо читали?» - «Нет, не читал», - отвечает второй. «Тогда вы - лох!», - восклицает первый… «А вы его читали?» - обиженно спрашивает второй… - «А я первый спросил!»
- Самое парадоксальное, что народ-то его читает взахлёб! – разгорячено воскликнул Вася. – Подумать только: эта бездарь входит в десятку самых издаваемых писателей мира! Вот и попробуй понять, что людям надо… Прямо какая-то всеобщая деградация… Да лучше помереть в безвестности, чем прославиться такими романчиками!
- А я не удивляюсь его успеху, - грустно вздохнул я. – Он пишет для пресыщенных буржуазных пигмеев, у которых в жизни нет иных целей, кроме как придумать себе ещё какие-нибудь удовольствия сверх того, что отпустила человеку природа... Они, там, на Западе, по-моему, все с жиру бесятся, вот писатель и попал в резонанс с чаяниями откормленного потребительского стада. Сытенькие мыслишки сытенького человечка с весьма сытенькой биографией плюс компиляция из расхожих философских, исторических и мифологических сюжетов…
- А что там у него за биография? – заинтересовался Шолохов. – А ну, просвети старика.
- Да пожалуйста… Родился он в Рио-де-Жанейро в семье инженера – что-то в конце сороковых годов. Поскольку семья Коэльо было вполне состоятельная, у Пауло не было необходимости зарабатывать себе на кусок хлеба, и он в юности байдыковал в компании себе подобных бездельников: наркоманил, участвовал в движении хиппи. Пытаясь, спасти неразумное чадо от наркотиков, родители трижды укладывали его в психушку. Наконец, Пауло образумился. Он начал писать тексты рок-песен, которые сделались популярными в Бразилии и стали приносить ему неплохие деньги. Вот тут случилась единственная неприятная загогулина в биографии будущего писателя: властям что-то там не понравилось – уж не знаю, что именно, - и Коэльо на короткое время угодил за решётку… Впоследствии он похвалялся, будто подвергался пыткам в тюрьме, но я думаю, что реально парень получил за борзость пару затрещин от какого-нибудь надзирателя, не более того: у страха глаза велики, а он ведь был избалованным юношей…
- Это да, - кивнул Шолохов. – Любят хлипкие интеллигенты вокруг себя мученический ореол создавать, дело знакомое… Если кто всамделишным пыткам подвергается, то его на свободу вряд ли отпустят – закатуют уж до конца... Или стукачом сделают, а после того и отпустят…
- Так вот, - продолжал я, - когда Пауло вышел из тюрьмы, он устроился на работу в звукозаписывающую компанию. Но, по-видимому, оказался никудышним работником, поскольку вскоре его уволили… Потом он подвизался журналистом в газете, искал себя в драматургии и в театральной режиссуре – но нигде не достиг успеха… Вероятно, на почве всех этих неудач у него снова съехала «крыша», и Пауло увлёкся чёрной магией, затем отправился в паломничество в Испанию, по маршруту какого-то святого… Это путешествие он описал в своей первой книге "Паломничество". Вскоре за ней последовала и вторая - "Алхимик". С тех пор писатель выпекает свои книги, как блины. Сейчас он считается третьим в списке самых читаемых авторов планеты - после Стивена Кинга и создателя "Гарри Поттера" Джоан Роулинг… Вот, собственно, и всё.
- А кто такая Джоан Роулинг? – спросил Шолохов.
- Сказочница, - ответил я. – Пишет про разное волшебство для детей.
- А-а-а, - протянул он. – Ну, это ничего, сказки – дело хорошее… А Стивена Кинга я читал, мне не понравилось.
- Почему? – удивился я. – Некоторые его книжки я прочёл с удовольствием. По-моему, писатель - вполне на уровне.
- То, что этот твой Кинг обладает природным талантом – ещё не значит, что он смог правильно его приложить, - возразил он. – Все его книги – это тоже какие-то сказки, только дюже страшные: для детей они не подходят, а для взрослых.., ну скажи, на кой ляд нужны взрослым такие окаянные фантазии? Зачем лякать людей на пустом месте? То у него автомобиль взбунтовывается, то звери против человека восстают, а то упокойники оживают… Я тут в последние годы много читал: интересно ж было, к чему мировая литература идёт. Попался мне Кинг – я и прочёл подряд с добрый десяток его книжек полоумных… Нет, ненормальный это человек, извращённый какой-то. Дюже много у него мерзоты разной в текстах… Описание изнасилования мальчонки в «Библиотечной полиции».., сцена в «Игре Джеральда», где отец сажает дочь-ребёнка на колени для того, чтобы удовлетворить свою скотскую похоть.., в «Чёрном доме» – момент, когда бродячая собака грызёт кроссовку с отрубленной ногой ребёнка.., в «Мизери» - опять отрубание ноги и сцена питья грязной воды, которой до этого вымыли пол.., в «Ловце снов» - гадостная картинка, когда непонятная гидота вылезает у мужика из задницы.., а в романе «Нечто серое» - эпизод, где мужик жрёт дохлую кошку… Тьфу! А смысл всех россказней этого америкашки в чём? Какую идею писатель проповедует? Да никакой идеи. Это как резинка жевательная: жуёшь-жуёшь её, и вкус, вроде, приятный, и запах завлекательный – а пропитательной ценности никакой, хоть ты зубы под корень об неё изотри! Горя они давно не видели в своей Америке, вот что я скажу. Приключений им хочется, нервы пощекотать. Зажрались!
- А я иной раз Кинга с удовольствием читаю, - признался я. – Всё-таки версификатор он неплохой… Между прочим, Михал Лексаныч, недавно он и ещё шестнадцать популярных американских писателей устроили интернет-аукцион, на котором всем желающим было предложено купить право на то, чтобы выбрать имя для героя будущей книги одного из этих авторов… И это не первый аукцион подобного рода. Я знаю, что в Великобритании, например, одна тётка в 2000 году отвалила более шести тысяч фунтов стерлингов за то, чтобы попасть в роман писательницы Кэти Летте… А на американском аукционе, о котором я рассказываю, Стивен Кинг предложил покупателям дать имя персонажу в романе «Клетка: там, вроде, речь идёт о зомби, которые оживают благодаря специальным сигналам мобильных телефонов... Персонаж может быть как мужского пола, так и женского, но, если покупатель хочет по ходу действия погибнуть, ему придётся остановиться на женском варианте…
- Ну надо же! – ошалело почесал затылок Шолохов. – До чего только не додумаются буржуи, чтобы деньгу зашибить…
- Не-е.., - хихикнул Вася. - Вот если бы мне пару тысяч евро заплатили – тогда я, возможно, и согласился б своё имя предоставить для такого безобразия - на растерзание зомби...
- Это, наверное, из той же оперы, что и писать на стене туалета "Здесь был Коля", - усмехнулся вслед за ним Шолохов. – Нет, это уже не литература, а бизнес какой-то низкопробный… Что касаемо ужасов – если уж вставил ты их в своё произведение, то они должны быть оправданы конечной целью… Ну, вот, читал я недавно роман Виктора Пронина «Женщина по средам». Там три юнака – студент, хозяин коммерческих ларьков и сын полковника милиции – заманивают в квартиру соседскую дивчину и насилуют её целый день. Дед дивчины вызывает милицию, но милицейский папаша дело прикрывает. Тогда дедок этот, бывший фронтовик, отчаявшись добиться справедливости, решает мстить сам – ну, и творит, значит, всякие ужасы: покупает он на рынке снайперскую винтовку, а потом студенту отстреливает яйца, ларечника взрывает в автомобиле, а милицейского сынка вгоняет в такой страх, что тот, подранив с переляку собственного папашу, попадает в дурдом…
- А, знаю, - сказал Вася. – По этому роману сняли фильм «Ворошиловский стрелок».
- Точно, сняли, - кивнул Шолохов. – Видел я эту картину. Не понравилась она мне. И роман тоже не понравился.
- Почему? – удивился я. – По-моему, там всё правильно. И идея хорошая: зло должно быть наказано…
- А по-моему - неправильно! – с горячностью возразил он. – Потому что реализм отсутствует! Где это ты видел, чтобы такая пальба посреди города человеку с рук сходила? Бандюганы профессиональные, может, и умудряются нынче вылезать сухими из воды, поскольку деньгами откупаются, а у старикана этого никаких денег нет! Значит, должны его или подстрелить, или хотя бы определить в тюрягу – тогда по логике жизни и получается реализм! Нет, слабину дал писатель, пошёл на поводу у дешёвого вкуса, вот и устроил хэппи-энд, как сейчас модно. Хотя ужасы, о которых я речь-то начал – их он оправданно в роман ввёл. Жаль, что не хватило у него духа честно роман закончить…

***

- Я гляжу, Михал Лексаныч, вам не нравится всё, что кончается хэппи-эндом, - сказал я. – Но нельзя же от писателей одних драматических концовок требовать. Вот вы говорили, что «Шкаф» Мопассана навеял вам эпизод из детства Давыдова – ну, о его матери… А у того же Мопассана, между прочим, случались и хэппи-энды… Например, в рассказе «Мадемуазель Фифи»: там проститутка зарезала прусского офицера, и после ухода оккупантов на ней женился какой-то французский патриот…
- А я помню,- присоединился Вася, - у Мопассана в рассказе «Натурщица» брошенная художником девушка, желая покончить с собой, выпрыгнула из окна, но насмерть не расшиблась, а осталась калекой. И художник женился на ней… Тоже своего рода хэппи-энд.
- Какой, к свиньям, хэппи-энд! – вскричал Шолохов. – Жениться на калеке! Он ею и здоровой-то погребовал, а калеку, вишь ты, пожалкувал – оженился… И это ты называешь хэппи-эндом?! Ты скажи ещё, что в «Тихом Доне» - счастливый момент, когда Гришка Мелехов вернулся к окривевшей Наталье… Ну, добре, раз уж вы снова наш разговор к проституции свертаете, то приведу я вам примеры посерьёзней, из русской классики… Вот возьмём повесть Гаршина «Надежда Николаевна». Что там происходит? Любовь между заглавными героями – художником и проституткой – причём любовь ненормальная, платонического порядка, хоть они уже и думают бракосочетаться… И чем же дело заканчивается? Хэппи-эндом? А дулю с маком! Художника смертельно ранит соперник, а его несостоявшуюся жинку – убивает… Ладно, возьмём теперь «Невский проспект» Гоголя. Там этакий тюхтяй Пискарёв безответно влюбляется в продажную девку, не желает покупать её за деньги - и сначала становится наркоманом, а потом кончает с собой… Следующим номером вспомним чеховский «Припадок». Слава богу, хоть там никто на себя рук не накладывает. Но всё же студентик, трошки по бардакам побродив, форменным образом с глузду съезжает – хоть и постельных-то забав даже не попробовал… В такой ситуации – хоть ты её через увеличительное скло разглядывай – никакого хэппи-энда не увидишь… Можно до кучи пригорнуть и роман Чернышевского «Что делать?», где студент-медик Кирсанов вытянул из блядства Настю Крюкову – однако хватило соображалки писателю закончить так, что похитнулось здоровье у Насти, да и померла она… Нет никакого хэппи-энда и в «Яме» Куприна, и в «Воскресенье» Толстого… Ещё помню рассказ Андреева «Тьма». Там вообще всё вывернуто наизнанку: революционер, скрывающийся от полиции, решает переночевать в борделе - хотя сам по себе принципиальный девственник – и по ходу дела влюбляется в проститутку.., ну вот, и надумывает он остаться с этой курвой, забросив к бесам свою прежнюю партийную жизнь… А уж девка-то вовсю измывается над ним: заставляет через силу пить вино, бьёт его, плюёт хлопцу в лицо, а также рассказывает ему, что лупцует и другого клиента – «писательчика» какого-то… В общем, полностью перековывает сердягу в свою блядскую веру, приговаривая, что, дескать, «плохо быть хорошим»… Ну, если проститутка какая-нибудь прочтёт «Тьму» Андреева, то она, конечно, скажет, что это произведение с хэппи-эндом, однако нормальному человеку такое и в голову не придёт… А что до вашего Мопассана, то «Мадмуазель Фифи» - слабенький рассказишко. И – до речи – есть у него на ту же тему рассказ «Койка № 29»: одна курва там нарочно не лечилась от сифилиса, чтобы заражать им немецких захватчиков – в результате и сама померла… Вообще, по правде говоря, не особо нравится мне Мопассан, слишком у него много разной мерзости. Например, кровосмесительство: в рассказе «Отшельник» отец спит с родной дочерью-проституткой, в рассказе «Порт» - моряк ложится в постель с продажной девкой, а потом узнаёт, что она – его родная сестра… Тьфу! Нет, наши писатели лучше зарубежных, даже и сравнивать нечего... Бунин, например. Или – Горький, Серафимович…
- А к стихам вы как относитесь? – полюбопытствовал я.
- Хороших поэтов мало, - задумчиво ответил он. – Но есть у меня несколько любимых. Тютчев, Ахматова, Бараташвили… Ещё очень нравится мне поэт-эмигрант, родом из Одессы, - Шпалянский. Он писал под псевдонимом Дон Аминадо. Я в тридцать девятом году купил парижский сборник его стихов «Накинув плащ» – это ого-го какая поэзия!… И, само собой, Есенина люблю… Кстати, в пятьдесят шестом году, узнав о бедственном положении сестёр Есенина, направил я письмо в ЦК КПСС с просьбой разрешить его сестрам вступить в пользование наследием – чтобы, значит, отчисляли им деньги за публикацию книг поэта...
- А стихи Высоцкого вы читали? – спросил Вася.
- Не только читал, но и записи магнитофонные много раз слушал. Я и сейчас некоторые его стихи наизусть помню – ну, может, не целиком, но кое-какие куски в голове вертятся. Только не подумайте, что специально заучивал – само как-то в памяти отложилось… Это ж по закону подлости: если где в говно вдряпаешься – так оно и прилипнет, хе-хе…
- Вот это вы меня удивили! - воскликнул я. – Всё-таки Высоцкий – величина! Разные там евтушенки-вознесенские и рядом не валялись…
- Ну, об этих писаках и речи нет. А за Высоцкого обидно: талантливый человек, а якшался невесть с кем, жил смолоду в постоянном угаре – вот и навалял кучу всякого бреда… Ведь несерьёзно называть стихами такую чушь:
Где твои семнадцать лет?
На Большом Каретном.
Где твои семнадцать бед?
На Большом Каретном.
Где твой черный пистолет?
На Большом Каретном.
А где тебя сегодня нет?
На Большом Каретном…
- Тоже мне, нашли пример, - не согласился Вася. – Это он, может, сочинил мимоходом, по пьяни, чтобы поразвлечь народ за столом…
- Мало ли что по пьяни, - усмехнулся Шолохов. – Есенин тоже под мухой много стихов написал, иные даже собственной кровью на листочках накарябывал – но такой бредятины сочинять не позволял себе… В том и разница, друже, между настоящим мастером и всеми прочими.
- Зато мне нравится у Высоцкого «Охота на волков», - не сдавался Вася. - И «Банька по белому».
- Вот насчёт «Баньки по белому» я скажу тебе, что в годы, когда он написал эту песню, стало дюже модным про Сталина гадости писать… А знаете, какое самое первое было стихотворение у Высоцкого? Нет? А я знаю - мне в Союзе Писателей показывали его, переписанное от руки… Старшеклассником накузюкал он стишок под названием «Моя клятва», в котором Сталина прославлял, а его мать опубликовала тот вирш в стенгазете у себя на работе…
- Не вижу в этом ничего противоестественного – сказал я. – С возрастом взгляды человека нередко меняются. Впрочем, у Высоцкого – и у взрослого-то - половина стихов, если не больше, – полный отстой. Но зато есть и совершенно замечательные строки.
- А я с этим не спорю, - сощурился Шолохов. – Встречаются у него хорошие стихи. Но слишком редко для того, чтобы назвать его выдающимся поэтом. Высоцкий голосом брал, артистической способностью, его за песни народ полюбил. А начинаешь читать глазами – всё рассыпается… Мало того, что недостаток грамотности кругом проглядывает, так ещё и с логикой, с реализмом слабовато. Ну, я, конечно, не все его песни да вирши читал, однако и того достаточно… Вот, скажите-ка, что вы думаете об этих строчках:
Сегодня в нашей комплексной бригаде
Прошел слушок о бале-маскараде, -
Раздали маски кроликов,
Слонов и алкоголиков,
Назначили всё это - в зоосаде…
Мы с Васей переглянулись в недоумении. Песня «Бал-маскарад» была явно не лучшим образцом творчества Владимира Семёновича.
- Место действия меня смущает, - сказал я.
- В том-то и дело, – кивнул он. – Какой, к бесу, маскарад в зоосаде? Это ж абсолютная нелепость: среди вонищи и скачущих в клетках зверюк – и вдруг работяги в маскарадных масках увеселяются! Да ещё в зюзю пьяные, как следует из дальнейшего текста… Такое только в дурном сне поблазниться может.
- Это Высоцкий, наверное, для юмора старался обстановку усугубить, - пожал плечами Вася.
- Та для юмора тоже надо хоть трошки реализма, - возразил Шолохов. – А то я, как Станиславский, скажу: «Не верю!» И ничего смешного тут уже не получается, одно недоумение… Ладно, чтобы стремлением к юмору разные нелепости не оправдывать, перекажу ещё одну его – как бы серьёзную – песню:
Все срока уже закончены,
А у лагерных ворот,
Что крест-накрест заколочены, -
Надпись: «Все ушли на фронт».
За грехи за наши нас простят,
Ведь у нас такой народ:
Если Родина в опасности -
Значит, всем идти на фронт.
Там год - за три, если бог хранит, -
Как и в лагере зачёт.
Нынче мы на равных с вохрами -
Нынче всем идти на фронт.
У начальника Берёзкина -
Ох и гонор, ох и понт! -
И душа - крест-накрест досками, -
Но и он пошел на фронт.
Лучше было - сразу в тыл его:
Только с нами был он смел, -
Высшей мерой наградил его
Трибунал за самострел.
Ну, а мы - всё оправдали мы, -
Наградили нас потом:
Кто живые, тех - медалями,
А кто мертвые - крестом.
И другие заключенные
Пусть читают у ворот
Нашу память застеклённую -
Надпись: «Все ушли на фронт»...
- Мда-а, - покачал головой Вася, - действительно неправдоподобная картинка: заколоченные ворота «зоны» с этакой надписью…
- И где ж Высоцкий слышал про подобный лагерь, из которого всех заключённых подчистую на фронт выгребли? Глупость несусветная! И куда – в штрафные роты? Та не очень-то уголовники рвались в штрафники, почитай на верную гибель. Единицы просились. А из тех единиц ещё мало кто удостаивался. Что до политических – тех вообще не брали на фронт, за редким исключением… И с какого, скажите, переляку зеков «на равных с вохрами» забрали в штрафники? Уж вохровцы-то совсем в другие части попали бы, не в штрафные… Ладно, давайте я буду растлумачивать по порядку все глупости, которые Высоцкий наворотил в этой песне. Вот, для начала, первая же строка: «Все срока уже закончены…» - к чему она? О каких сроках речь? Никак он не объясняет. Да, наверное, и сам не представляет, что сказал. Просто понадобилась рифма к слову «заколочены» - вот и ляпнул, не придумав ничего путного… Теперь – строки: «Там год - за три, если бог хранит, как и в лагере зачет…» - брехня! Какое там «год за три»? Никаких годовых сроков на фронте не было для штрафников! Три месяца – максимум, да и то мало кто доживал. Срок заключения заменялся примерно в следующей пропорции: если человек был осуждён на три-четыре года тюрьмы, то получал месяц штрафной роты, если имел до семи лет – ему заменяли этот срок на два штрафных месяца, а если до десяти лет – тогда три месяца. Выше этого срока не существовало… Имелся и другой вариант: искупить вину кровью – это когда штрафник получал ранение. Тогда полагался перевод в нормальную боевую часть после излечения. Или – если ранение тяжёлое – то шагай инвалидом на волю с чистой совестью… Ну, вот ещё такие слова у него в песне: «…Наградили нас потом: кто живые, тех - медалями, а кто мертвые - крестом…» Опять неправду сочинил Володя. Никаких крестов погибшим не ставили: во-первых, крест – не советский символ для погребения, а во-вторых, не до памятников на фронте – хорошо, если успевали трупы в братскую могилу сволочить... И последняя глупость: «И другие заключенные пусть читают у ворот нашу память застеклённую - надпись: «Все ушли на фронт»... Во-первых, я не понимаю, почему память-то там «застеклённая»? Опять поленился найти рифму к слову «заключённые»? И как заключённые будут надпись читать – она что, с внутренней стороны ворот была сделана? Тогда вообще дурацкая картинка вытанцовывается: значит, собрались зеки вместе с вохровцами идти воевать с фашистами, но сначала написали изнутри воротин: «Все ушли на фронт» - а потом уж эти воротины и сомкнули… Для кого ж они писали? Для будущих поколений зеков, в воспитательных целях? Ну, а если они снаружи написали – тогда как же «другие заключённые» читать это смогут? Они ж – внутри лагеря сидят! Нет, невзыскательно Володя относился к своим стихам, привык забрынькивать гитарой все словесные неточности, да голосом памароки толпе забивать… Артист, одно слово.
- Вот вы, Михал Лексаныч, критикуете Высоцкого – не спорю, может, по большому счёту это и справедливо.., - вздохнул Вася. - Но его, между прочим, даже уголовники уважали… Слышал я про такой случай… Во время отдыха в Сочи к нему в гостиничный номер забрались воры. Украли деньги, одежду, все мало-мальски ценные вещи и даже документы... Обнаружив покражу, Владимир Семёнович пошёл в райотдел милиции и написал заявление. Весть о случившемся моментально разлетелась по городу. И… когда Высоцкий вернулся в номер, там уже лежали похищенные вещи, а на столе - записка: «Владимир Семёнович! Мы не знали, чьи это вещи. Джинсы мы уже продали - ради бога, извини! А куртку и документы возвращаем в целости и сохранности»...
- Ну, тут дело, возможно, не совсем в личности Высоцкого, - сказал Шолохов. – Я слышал, что есть такой воровской закон: актёров и поэтов не забижать… А Володю я, кстати, уважал. Не столько за поэтическое творчество, сколько за то, что он – личность. В подтверждение расскажу другой случай, который по-настоящему его характер раскрывает… В конце семидесятых годов ездил он в США. Ну, там сразу же налетели на него, как стервятники, продажные западные журналисты – и стали пытать-распытывать: расскажите, мол, правду о «зверском обличье коммунистического режима» да о «беспросветном существовании деятелей искусства в СССР» А Володя им и рубанул с плеча: «Вы что же -думаете, если у меня имеются проблемы с советским руководством, то я прилетел решать их в Соединённых Штатах?» После такого ответа американские щелкопёры враз все заткнулись, и больше ему никаких провокаций не устраивали…

***

- Раз уж пошёл такой разговор, - сказал я, - то не могу удержаться: добавлю ещё про один ляпсус Высоцкого. Меня всегда раздражала у него «Песня о сентиментальном боксере» - ну, там, где поётся:
Удар, удар... Еще удар...
Опять удар - и вот
Борис Буткеев (Краснодар)
Проводит апперкот…
- Да, я хорошо помню эту песню, - сказал Вася. – Я ж и сам боксом занимался.
- Тогда ты должен помнить и такие строки – где-то в середине песни:
…Но он пролез - он сибиряк,
Настырные они, -
И я сказал ему: "Чудак!
Устал ведь - отдохни!"
- Ага, помню, - кивнул Вася.
- Так ты подумай: какой же этот Борис Буткеев сибиряк, если он из Краснодара… По-моему, Владимир Семёнович просто перепутал Краснодар с Красноярском!
- Гм..., - Вася озадаченно склонил голову набок, размышляя. А потом предположил:
- Ну, может, этот Будкеев родом из Сибири – и потом в Краснодар переехал…
- Эка ты хватил! – воскликнул я. – Да если так к сочинению текстов подходить, то можно вообще мычать что-нибудь невнятное, а ты, слушатель, сам догадывайся, что автор имел в виду!
- Точно, - поддержал меня Шолохов. – С таким подходом годится только в подворотне спивать песенки типа… И он неожиданно затянул нараспев:
Сегодня я с большой охотою
Распоряжусь своей субботою,
И если Нинка не капризная,
Распоряжусь своею жизнью я!
… Мы с Васей переглянулись; потом разом заулыбавшись.., и – старательно, точно большевики, поющие в камере «Интернационал» - зарядили хором, стараясь подстроиться под слегка замедленный ритм нашего запевалы:
- Постой, чудак, она ж - наводчица, -
Зачем?
- Да так, уж очень хочется!
- Постой, чудак, у нас - компания, -
Пойдём в кабак - зальём желание!
- Сегодня вы меня не пачкайте,
Сегодня пьянка мне - до лампочки:
Сегодня Нинка соглашается -
Сегодня жизнь моя решается!
… Не удержались и мужики с лавки напротив; с их лиц сошла деревенящая сонливость – и с повеселевшими глазами они подхватили песню:
- Ну и дела же с этой Нинкою!
Она спала со всей Ордынкою, -
И с нею спать ну кто захочет сам!..
- А мне плевать - мне очень хочется!
Сказала: любит, - всё, заметано!
- Отвечу рупь за то, что врёт она!
Она ж того - ко всем ведь просится...
- А мне чего - мне очень хочется!
- Она ж храпит, она же грязная,
И глаз подбит, и ноги разные,
Всегда одета, как уборщица...
- Плевать на это - очень хочется!
Все говорят, что - не красавица, -
А мне такие больше нравятся.
Ну, что ж такого, что - наводчица, -
А мне ещё сильнее хочется!
… Не успели смолкнуть под потолком последние отзвуки наших голосов, как с грюком отворилось окошко на двери, и за ним обрисовалось смутное лицо милицейской наружности:
- А ну, прекратите фулиганить, алкаши! – раздался грозный окрик. – Не то я вам ща быстро пропишу успокоительное!

***

- Зря вы, Михал Лексаныч, так напустились на Высоцкого, - отдышавшись, сказал Вася. – Видите, как его песня способна сближать людей… Всё-таки это не стихи в полном смысле слова, а – шансон, бардовские произведения…
- Шансо-о-он.., ба-а-арды, - презрительно повторил Шолохов. – Даже слова-то все – нерусские… Понаизобрели ярлыков, чтобы несостоятельность графоманов и невеж разных оправдать.
- А чем шансон хуже той попсы, которую нам крутят каждый день по телевизору? – не унимался Вася. – Да все эти плясуны безголосые, которые только рты под фонограмму разевают – они вообще полное говно по сравнению с шансоном! По большому счёту, настоящий шансон - это Эдит Пиаф, Джо Дасен и Шарль Азнавур. А из наших исполнителей – Булат Окуджава, Юрий Визбор, Владимир Высоцкий… Если копать ещё глубже – можно, наверное, и Александра Вертинского сюда отнести…
- Вы оба, по-моему, путаете шансон и блатняк, - вмешался я. - Если оставить в покое историю, то сегодняшний российский шансон я бы назвал песней, которая ищет романтику в нашей циничной реальности. Вспомните знаменитую «Из-за острова на стрежень...» Чем не шансон? Хотя, конечно, можно и тут придраться, назвать это воспеванием противоправных деяний... Ведь и Робин Гуд, и Стенька Разин кто были - разбойники, грабители с большой дороги. А сколькими лирическими и романтическими сторонами обросли их образы! Тут, на мой взгляд, всё дело не столько в самом явлении, столько в его культурном преломлении и восприятии… Другое дело, что сейчас достаточно вставить в бездарный текст что-то про кресты, купола, тюремную решётку и конвойных, пропеть это дурным голосом под синтезатор - и «пипл схавает»… Вот так и рождается блятняк, который отличается от шансона настолько же, насколько вульгарная цыганщина отличается от настоящего романса… Для блатняка характерно то, что герои всех песен - преступники в прошлом или настоящем. Это кабацкая музыка, а так как позволить себе гулять в кабаках до недавнего времени у нас могли только урки, то и музыку там играли блатную. Вот так любовная романтика переродилась в романтику блатную… Пока в наших кабаках сидят толстые чуваки, которые после пары бутылок водки пускают скупую слезу при словах: «Я родился ночью под забором, мама называла меня вором…» - блатняк будет живее всех живых. Это отражение времени. Если вдруг случиться чудо, и в стране станет хоть относительно благополучно, мода на это дело резко пойдёт на спад…
- Верно, - согласился Вася. - Я понимаю, когда пришедшие из мест не столь отдаленных включают что-нибудь типа: «Там по периметру горят фонари...» Это их право, их собственные воспоминания…
- Но ведь они преступники! – возмущённо перебил его Шолохов. - Общество изолирует этих злочинцев, чтобы оградиться от краж, убийств, насильничанья - но в то же время само и срастается с их гнилой идеологией! Как так получается, что в нашей стране миллионы граждан не отличают чёрное от белого? Путают божий дар с яичницей?! Жрут говно, срамотники, и ещё нахваливают! Самое страшное, что такие песни слушают молодые хлопцы и девчата. Это же самая что ни есть разрушительная пропаганда: если сегодня всё время вдалбливать подрастающему поколению про то, какие несчастные, но героические люди живут преступным промыслом, то завтра большинство хлопцев станут шахраями, а девчата – проститутками!
- Ну, не так всё страшно, - усмехнулся Вася. – Мы тоже с детства слушали подобные песни, а ведь не стали ворами и убийцами… Лично я люблю блатные песни Розенбаума, Новикова, Звездинского... Ну, вспомните: их первые альбомы, хоть и не издавались государством, а всё равно расходились по стране и звучали чуть ли не в каждом доме... Правда, эта троица отличается от других, поскольку и слова, и музыка у них – свои собственные... Зато если взять, например, Шуфутинского, то он не сочинил за всю жизнь ни одной песни, и вообще сейчас мне вспоминается история, когда он, живя в Штатах, нагло перепел первый альбом Розенбаума - попросту украл, поскольку не заплатил Розенбауму ни копейки…
- Плагиат в творческой среде – дело обычное, - сказал Шолохов. – А уж что среди этих блатняков-шансонов он процветает – я думаю, тут нечему дивоваться. По Сеньке и шапка.
- Это точно, - кивнул Вася. – Вот пример поближе: наш земляк поэт Олег Виговский текст песенный написал, песня "Апельсинчики", поет Катерина Голицына, песню раскрутили, диск вышел – «Популярный шансон. Лето 2005», - и Катерина указала там, что музыка и слова - её...
- О, плагиат – это для меня больная тема! – встрепенулся я. – У меня вообще столько всего наворовали, суки, что я уже боюсь куда-нибудь свои произведения посылать.
- Тю, да что ж у тебя украли, что ты так хвилюешься, - удивился Шолохов. – Роман, что ли?
- Ну, не роман, - ответил я, - но много всякой мелочёвки…
- Меня тоже обвиноватить пытались, что я «Тихий Дон» своровал, сам знаешь.., - сказал он. – Так раскинь мозгами: может, ты людей задарма обвиняешь? Может, просто совпали мысли у тебя с кем-то?
- Нет уж, слишком часто совпадения получаются, не может такого быть… Ну вот, например, в начале девяностых объявили в передаче «Городок», чтобы послылали им разные миниатюры для экранизации. Я ж, дурень легковерный, взял и отослал им десятка два юмористических миниатюрок... Ну, отослал и забыл, поскольку от них – ни ответа, ни привета… И что вы думаете? Через годик-другой смотрю по телеку эту передачу, а в ней – одно в одно – мой сюжет экранизировали!.. Но и это ещё не всё. Прошло ещё время… Снова смотрю «Городок»… И вижу, что ещё один мой сюжет пошёл в дело! Так что теперь уж и не знаю – может, они вообще большинство моих миниатюр попользовали, я же не все их передачи видел…
- А что за сюжеты? – полюбопытствовал Шолохов. – Пересказать можешь?
- Могу… Ну, вот первый – слушайте… Максим Горький в эмиграции страшно тосковал по России. Так тосковал, что пил горькую. Сталин пожалел его – и уведомил, что писатель может вернуться на Родину, но при условии, что тот напишет роман о русских революционерах… Когда заказанное произведение было готово, вождь прочёл его и выразил недовольство: «Слишком много матерщины. Отдайте Луначарскому - пусть вырежет нецензурные выражения»... В результате правки роман сократился впятеро, а в его названии осталось лишь одно цензурное слово: «Мать»...

***

- Это напомнило мне один старый анекдот про Сталина и Горького, - усмехнулся он. – Как-то раз Сталин пригласил к себе Горького и говорит: «Алексей Максимыч, всему советскому народу очень полюбился ваш роман «Мать». Мы тут с товарищами обсудили этот вопрос на Политбюро и решили предложить вам написать еще более популярный роман, значительно более отвечающий требованиям текущего момента - «Отец»! Впрочем, партия не будет ограничивать полёт вашей творческой фантазии: можете назвать свой роман «Отец народов»… Горький мнётся: «Ну-у-у…, я не знаю, Иосиф Виссарионович, получится ли… Но я попытаюсь...» - «Попытайтесь, дорогой, попытайтесь. Попытка - не пытка. Правда, товарищ Берия?»
Он перевёл взгляд с меня на Васю, потом – снова на меня; поскрёб пальцами седую щетину на подбородке; а потом сказал:
- Не понравилась мне твоя миниатюра.
- Почему? – спросил я.
- Потому что – очернительство. Да и над покойным классиком негоже зубоскалить. Был бы он живой – тогда ещё куда ни шло. А то как в поговорке получается: пнуть мёртвого льва каждый может… Ну, ничего, поглядим ещё, как тебе лет через сто косточки перемывать будут… Ладно, давай, пересказывай вторую миниатюру, которую у тебя своровали.
- Пожалуйста… Случилось это в преддверии ноябрьских праздников. Двое прославленных полководцев Клим Ворошилов и Семён Будённый, двигаясь возбуждённым предпраздничным аллюром мимо Зимнего дворца, заметили группу делегатов от детских организаций Африки, которым экскурсовод как раз рассказывал об архитекторе Растрелли, построившем Зимний… «О чём они говорят?» - подозрительно выпучился Будённый, которому перед ноябрьскими всегда мерещились враги. «О Растрелли», - пояснил Ворошилов. «Это правильно, - успокоился Будённый. - На то она и советская власть, чтоб о расстреле все помнили, даже за границей»...

***

- Ну, это мелочи, что у тебя покрали, - сказал Шолохов. – Можешь гордиться даже: значит, кому-то понравилось…
- Ничего себе – мелочи! – возмущённо воскликнул я. – Обидно ж, ёптыть!
- А ты наплюй и разотри. Или судиться намереваешься?
- Скажете тоже, Михал Лексаныч… Угробить годы жизни на хождения по судам? Та ну их на хрен, я за это время в тыщу раз больше напишу.
- Это верно, - одобрил он. - Знаю много случаев, когда из-за покражи литературных произведений ба-альшие классики промеж собой скублись – а какой результат? Да сами ж себя только и выставляли в смешном освещении… Взять хотя б историю с Гончаровым и Тургеневым…
- А что за история? – спросил Вася.
- О, это длинный был скандал… Тургенев ведь попервоначалу стихи писал, да и то - не особо, на мой взгляд, удачные. Ну, и с Гончаровым они дружили… Так вот, примерно в то время, когда Тургенев только-только начинал работать над «Записками охотника», Гончаров ему, как другу, открыл весь свой план будущего романа «Обрыв». А потом поделился и намётками «Обломова»: пересказал разные подробности, прочитал некоторые важные сцены – ну, в общем, обстоятельно изложил свои задумки… И через несколько лет, когда Тургенев написал «Дворянское гнездо» и «Накануне», - Гончаров взбеленился и стал всюду говорить, что Тургенев в этих романах использовал украденные у него сюжеты «Обрыва» и «Обломова». Дошло до того, что писатели собрали третейский суд. Но, поскольку в разбирательстве участвовали товарищи обоих – и Тургенева, и Гончарова, - то их главной целью было, конечно же, найти способ примирения и пригасить скандал… И пригасили-таки. Факт плагиата объявили не обнаруженным, но Тургенева обязали изменить в своих романах некоторые детали... Правда, Гончаров на том не успокоился. Пошло время, и он написал «Необыкновенную историю», где постарался изложить свой конфликт с Тургеневым – это была такая литературная месть с его боку… А ведь неплохой писатель – Гончаров-то. Жаль, что психически заболел… Говорят, дюже крепко он переживал тургеневский плагиат – может, оттого и своротился с катушек быстрее, чем было ему природой призначено. Да и не удалось полностью утаить писательскую скубню, щелкопёры на это дело со всех сторон накинулись, как голодные горобцы на хлебную краюху: стали появляться в журналах и газетах насмешливые вирши, язвительные статейки… Тургенев тоже, озлясь, жару подбавлял, рассказывая всем, что Гончаров с глузду съехал. В общем, некрасивая история, поганенькая…
- Что-то я, Михал Лексаныч, совсем запутался, – не выдержал Вася. – Так был плагиат, или скандал заварился на пустом месте?
- А бес его разберёт. Оба писателя давно в своих домовинах посгнили, теперь правду пытать не у кого. Но похожего в их романах много, это верно… Только время уже само всё рассудило. Полтора века книги живут, а что до фамилий, какие на обложках поставлены – так то людям почти без разницы… Это как с баснями Крылова: сначала Эзоп их сочинил, потом Лафонтен у него сюжеты переписал, а после - и до нашего Крылова очередь дошла… Или другой пример – но это уже обратная сторона нашей медали. Знаете ли вы, как много повестей и рассказов про Шерлока Холмса, не принадлежащих перу Конан Дойля, увидело свет в первой половине двадцатого века? Огромное количество! И ничего – народ покупал и почитывал с удовольствием…

***

- Или давайте возьмём Дюма, - продолжал он. – Классиком при жизни считался, а ведь весь Париж знал, что за него пишут романы другие люди. Вернее, сначала Дюма романов не писал совсем – так, стишки сочинял да пьесы пописывал для постановки в театре. Но потом его познакомили с молодым учителем истории Огюстом Маке. Учитель этот тоже писать пытался. Исторические романы… Ну, Дюма и стал покупать у Маке его творения – потом дорабатывал их и издавал под своим именем. Дела у него скорым шагом пошли в гору. С той поры так и повелось: Маке рылся в архивах, добывал всякоразные исторические сведения, составлял сюжеты и писал начерно книги, а Дюма кое-что переправлял и дописывал… И «Трёх мушкетёров», и «Графиню де Монсоро», и «Графа Монте-Кристо», и - много ещё чего – таким вот макаром они вдвоём насочиняли… Потом Маке надоело, что слава одному Дюма достаётся, и он даже судиться с ним попробовал… Но – задарма. Это всё равно, как если б я с Горьким попытался бы тяжбу учудить…
Он перевёл дыхание и похлопал меня по плечу:
- Так что не тушуйся, у тебя ещё всё впереди. Только не гонись за грошами, как тот учителишка французский, а труд свой цени. Подумаешь, украли мелочь какую-никакую, ерунда!
- Ни хрена себе ерунда! – вдруг всхрипел спавший до сих пор обоссанный мужик… Словно зомби, услышавший наконец кодовую фразу, он оторвал от крашеных досок взъерошенную голову, принял сидячее положение и, возмущённо прокашлявшись, возвысил голос:
– Ни хрена себе мелочь украли! Может, для кого три тыщи и мелочь, а для меня – большие деньги! Весь аванс подчистую!
- И где ж это тебя угораздило, дядька? – сочувственно поинтересовался Вася Вялый.
- Дык… сам не пойму, - задумчиво понизил тон мужик, в недоумении ощупывая мокрые брюки. – Помню, после смены малёхо разговелись в бригаде по случаю денег… Потом в маршрутку сел... А эти падлы, водители ж, сажают больше пассажиров, чем есть посадочных местов. Люди, мля, стоят, скорчась возле двери и в проходе! А те, которые сидящие, принуждены роздивляться на их сраки как раз на уровне глаз! Вот так пять-шесть человек лишних набьются, а он, падла, ещё и останавливает для голосующих! Человек дверь открывает - а там несколько срак ему навстречу торчит! Нехорошо, мля, некультурно ж! Но я сидячим ехал, и никаких воров там не было, одни сраки у меня под носом ворухалися! Ну не могли ж они в такой позиции с моего унутреннего кармана аванс вытягнуть!
- Так, может, ты его потом сам же и пропил? – спросил Вася.
- Не-е, я потом не пил… Говорю ж: в бригаде разговелись трошки после работы.
- Ничего себе – трошки! – воскликнул один из мужиков с противоположной лавки. – Так нахрюкаться, что обоссаться – это уметь надо.
- Та это меня в маршрутке развезло. От жары, наверное.
- А дальше что было? – уточнил я. - После маршрутки?
- Вот не помню… Кажется, упал где-то… Потом менты меня в «воронок» потащили… Я в знак протеста песни пел блатные, а они меня – по рёбрам, падлы… До сих пор болит…
- А может, это менты и вытащили твои деньги? – предположил Вася.
Мужики с противоположной лавки поддержали его в три голоса:
- Точно, это менты у тебя по карманам прошарились!
- Они всех шманают, суки! У меня пятнадцать рублей насадили!
- У меня тридцатник забрали! Они это, они - даже не сомневайся.
Несколько секунд наш обоссанный сокамерник молчал, окаменев от прозрения. Потом, точно укушенный в зад бешеным насекомым, взвился с места и, подлетев к двери, принялся изо всех сил колотить руками и ногами по её металлической обшивке:
- А-а-аткр-р-ройте! – орал он. – Аванс верните, гады! Начальника мне! Пустите к начальнику! Где мои три тыщи?! Верните деньги, ворюги! Грабители! Аа-аткр-р-ро-о-ойте!
Вскоре открылось окошко в двери:
- Чего надо? – раздалось оттуда раздражённое.
- Начальника! – не утихал мужик. – Деньги у меня покрали с карманов! Три тыщи! А ещё милиция называется!
Окошко захлопнулось. Мужик продолжал колотиться в дверь, выкрикивая всё более нечленораздельные требования… Примерно через полминуты залязгал засов, и дверь отворилась. В проёме стояли двое: молодой плечистый сержант и бочкообразный старлей с вислыми казачьими усами.
- Чего орёшь? – властно пророкотал старлей. – Чё те надо, крикун?
- Аванс мой пропал! Возверните аванс, хапуги!
- Охрименко, выпиши ему аванс, - распорядился старлей.
- Щас, - исполнительно кивнул сержант; и врезал бузотёру снизу в челюсть - тот, с хрюком умолкнув на полуслове, отлетел в дальний конец камеры.
- Вот так, - потирая красный кулак, сказал Охрименко наставительным тоном. – А ежли вдругорядь станешь хай подымать, то отволоку тебя в одиночну камеру – и там уж выпишу всё по полной программе: и прогрессивку, и надбавку за вредность, а заодно и пособие на похороны…
- Гы-гы-ы-ы, - оценил юмор своего коллеги вислоусый блюститель.
Потом он сделал два ленивых шага вперёд и, покручивая пальцами правый ус, оглядел всех, находившихся в камере… Его взгляд пристыл к Шолохову:
- Йокэлэмэнэ, опять ты!
- Ага, я - с готовностью отозвался наш новый знакомец.
- И как же на этот раз угораздился?
- На рыбалку шёл,– Ну, патрульные и докопались. Ещё и кусок макухи за анашу чуть не приняли, дурновастые хлопцы…
- Небось, как всегда, выпивши? – подозревающее сморщившись, повёл носом старлей.
- Не без того… А закон не запрещает, между прочим!
- Он сопротивление оказывал, трищ старшлтнант, - всунулся в разговор сержант.
- Сильное?
- Та не.., не особо… Но трепыхался, пенёк старый.
- Ну, и зачем его задержали? Опять возиться с этим ненормальным, бригаду психиатрическую вызывать?
- Дык… Я не знаю.., - растерялся сержант.
- А я знаю! – рассердился старлей. – Вам-то, дурням, всё байдуже, а мне – опять пустопорожней писанины на полчаса. Уже несколько разов его сдавал в своё дежурство! На кой ляд, спрашивается, мне это нужно?! А ну – взашей его отсюдова! И чтобы больше я этого кадра здесь не наблюдал!
- Есть – взашей! – с готовностью рявкнул сержант. И обернулся к Шолохову:
- Чуешь, алконавт, как тебе подфартило? А ну – на выход, быстро!
- А может, и нас – взашей? – искательно обратился я к старлею.
- Это потом поглядим, - безапелляционно отрезал тот. – Решим, что с вами делать, после составления протокола…
Шолохов, кряхтя, поднялся на ноги. Взял прислонённую к стене удочку.
- Не хвилюйтесь, хлопцы, - шепнул он нам с Васей. – Скоро я и вас отсюда выручу. А то ж мы ещё наши разговоры не доразговаривали…
И зашагал к выходу.

***

На этом пока ставлю точку, потому что никаких сил уже нет. Так и горб нажить недолго, круглосуточно просиживая над клавиатурой. Как зомби, ё моё…
А ещё некоторые писатели утверждают, будто они – нормальные люди. Хрен там! Разве нормальный человек станет вот так – от запоя до запоя – корячиться ради того, чтобы выпустить в свет очередную книгу своих токсических припоминаний? Ничего подобного, нормальный человек, не напрягаясь, хряпнет водочки, а потом усугубит пивком, да и пойдёт себе искать сдобную дивчину на ночь! И ни в коем случае не станет загружаться никому не нужным бумагомаранием…
Всё, на сегодня хватит трудовых подвигов.
Пошёл я – так сказать, искать истину… в чём уж получится… где получится…

КАК Я ПОЛУЧАЛ ШОЛОХОВСКУЮ МЕДАЛЬ. СЕДЬМОЙ ЗАХОД

Ну вот – пока похмелье и делать нечего, можно снова пошариться по форуму… Наверняка много новенького накопилось…
Так думал я, подлечившись бутылочкой «Жигулёвского» - и, точно заново рождённый, сел за письменный стол, включил свой престарелый «Пентиум», вышел в Интернет… Мда, действительно накопилось. Народ не забыл ни о Шолохове, ни обо мне, ни о ещё целой куче писателей… Бог ты мой, сколько разных сведений набросали! И ведь почти ничего хорошего, сплошь одно дерьмо.
Так вот ты какая, всенародная слава…

ШОЛОХОВУ - 100 ЛЕТ. ГДЕ ПРАВДА?
(Окончание)

ё мое
204 - 05.12.2005 - 22:49
Как ни скрывают от читателей всю правду издательского закулисья, а всё ж нет-нет да и завертится скандальчик… Так детективщица Виктория Соломатина, пишущая под псевдонимом Виктория Платова, в 2003 году обратилась в Замоскворецкий суд Москвы с иском к издательству "Эксмо". За время сотрудничества с "Эксмо" она написала 11 романов… Затем писательница начала сотрудничать с издательством "АСТ". Однако, несмотря на это, в октябре 2003 г. "Эксмо" выпустило в свет незавершенный роман Платовой "Победный ветер, ясный день". "А еще через некоторое время на прилавках появился детектив "Смерть в осколках вазы Мэбен", автором которого Платова и вовсе не была, но подписанный ее псевдонимом.
В издательстве "Эксмо" не отрицали, что последнее произведение писала не Платова. Использование ее псевдонима там мотивировали договором и дополнительным соглашением, которые были заключены с Платовой в 1998 -1999 годах. Согласно этим документам, все права на авторский псевдоним писательницы принадлежат "Эксмо". Более того - Платова не имеет права его использовать при публикации своих произведений в других издательствах. В противном случае она должна будет выплатить большой штраф. Кроме того, дополнительное соглашение гласит, что в случае прекращения "договорных отношений" Платовой с "Эксмо" издательство вправе печатать под её псевдонимом других авторов…

Ненуна
205 - 06.12.2005 - 16:28
Платова сама виновата. Нечего было подписывать столь кабальные бумаги. А ещё детективщица! Вот такие же (мягко говоря) «преглуповатые» у неё и романы.

ё мое
206 - 07.12.2005 - 13:34
Зачастую начинающим авторам выбирать не приходится. Подпишут что угодно – хоть соглашение с самим дьяволом, лишь бы опубликовали.
А романы у Платовой действительно тупые :-)))))

Зло
207 - 08.12.2005 - 00:13
И чем там дело закончилось у Платовой? Суд уже был?

ё мое
208 - 08.12.2005 - 15:13
Было несколько судов. В итоге Замоскворецкий суд вынес решение в её пользу.

Лыко в строку
209 - 09.12.2005 - 10:41
Всякие грязненькие игры в литературе были и будут. Бороться с этим бесполезно, поскольку на кону огромные деньги. Вот как оценивает русское издание журнала «Форбс» (№ 8, 2005 г.) состояния наших «ведущих» детективщиков:
- Александра Маринина – 1 млн. долл.,
- Борис Акунин – 2 млн. долл.,
- Дарья Донцова – 2 млн. 100 тыс. долл.
Что уж тогда говорить об издателях! За те деньги, которые они зарабатывают, иные бандюганы готовы убивать людей пачками. Так что наём литературных рабов и всякое плутовство по части авторских прав – это просто невинные детские шалости…

пан Гималайский
210 - 11.12.2005 - 03:46
Литературный критик – Борису Акунину:
- Я читал вашу книгу...
Акунин:
- Последнюю?
Критик:
- Надеюсь...

Это нечто
211 - 12.12.2005 - 16:13
Акунин (т. е. Григорий Чхартишвили, ессно) вляпался в неприятность.
Писательница Татьяна Викентьева из города Ярцево Смоленской области подала против него иск. Дама утверждает, что новеллы «Кладбищенские истории» Акунин списал с её одноимённой пьесы, которая была издана в 1999 году в ярцевской типографии тиражом 50 экземпляров. Когда журналисты попросили ее показать книгу, Викентьева потребовала за это 30 тысяч долларов. Ушлые газетчики, отказавшись от такой «заманчивой» сделки, сами разыскали в Ярцевской детской библиотеке тоненькую брошюрку под названием «Кладбищенские истории». Это была пьеса в стихах.
Татьяна Викентьева утверждает, что Акунин-Чхартишвили переработал ее гениальное сочинение.
Мораль: у каждого успешного писателя (да и не только писателя) всегда найдутся завистники.

Маракуйя
212 - 13.12.2005 - 16:46
Чужой успех многих бесит.

Ненуна
213 - 14.12.2005 - 16:54
… И зачастую он вызывает желание урвать немного тугриков от чужих «баснословных» доходов. Увы, неистребима у людей привычка считать деньги в кармане ближнего своего!

ё мое
214 - 15.12.2005 - 16:55
Так ведь в суд подать – это ещё куда ни шло. Выяснять отношения цивилизованным образом никто никому не возбраняет. А вот то, что плагиат кругом процветает – это худо. Меленький такой, мерзенький плагиатишко на каждом шагу…

Зло
215 - 16.12.2005 - 13:05
Привожу небольшую подборку фактов, связанных с обвинением в плагиате:
* Муниципальный суд Амстердама удовлетворил иск автора книг о мальчике-волшебнике Гарри Поттере Джоан Роулинг, обвинившей в плагиате российского писателя Дмитрия Емеца. Суд потребовал у издательства "Библос" прекратить выпуск в Нидерландах книги о приключениях девочки-колдуньи Тани Гроттер… Емец считает решение суда "попыткой получить монополию на жанр "фэнтэзи". Тираж книг Емеца в России - более 500 тысяч экземпляров.
* Джеймс Хедли Чейз (Рене Брабизон Раймонд), написал около 80 романов (в России можно найти раза в два больше!). Действие почти всех его книг разворачивается в США - стране, которую Чейз знал по экскурсионным справочникам и произведениям американских писателей. Такое знакомство однажды сыграло с ним злую шутку – детективщик Реймонд Чандлер подал в суд иск по поводу плагиата. Чейз извинился и заплатил, но своей писательской манеры не изменил, продолжая заимствовать сюжеты у других авторов, а иногда и у самого себя…
* Бывший корреспондент журнала «Тайм» Бернард Дидерих обвинил в плагиате перуанского писателя Марио Варгаса Льосу. Журналист утверждает, что из его книги 1978 года "Смерть диктатора" писатель позаимствовал целые фрагменты. И даже включил в свой роман "Праздник козла" (La Fiesta del Chivo)" одну историческую ошибку, допущенную и Дидерихом. Варгас Льоса не отрицает, что пользовался при написании своего романа книгой Дидериха, и она послужила для него "богатым источником информации", но настаивает, что это не было плагиатом.
*Белорусский писатель Сергей Медведь, автор книги «История, рассказанная сыну», обвинил создателей телесериала «Бригада» в плагиате, сообщил, что он не собирается подавать на них в суд. «Мне не нужна никакая финансовая компенсация — я просто хочу быть кляксой на их работе», — сказал писатель. Кроме того, по его словам, на судебный процесс нет денег. Позиция писателя заключается в том, чтобы создатели телесериала доказывали, что он плагиатор, а не наоборот. В 2002 году Сергей Медведь выпустил второе издание своей книги под названием «Бригада друзей и врагов», а на обложке указал, что сюжет книги был использован в популярном телесериале, транслировавшемся на российском телевидении. Сергей Медведь заявил, что готов защищаться в суде. Книга представляет собой автобиографию, написанную Медведем в тюрьме, в одиночной камере. В 1999 году по книге был написан сценарий для шестисерийного фильма. Однако на студии «Беларусьфильм» денег на съемки не оказалось. «Хотя в российском телесериале «Бригада» многие эпизоды перелопачены, добавлены Чечня и выборы, скелет сценария наш», — заявил Сергей Медведь.
* В плагиате обвинила колумбийская журналистка Глория Уртадо известного бразильского писателя Пауло Коэльо. В интервью колумбийскому журналу "Семана" она утверждала, что одна из её статей, опубликованная в газете "Паис", выходящей в городе Кали, якобы была перепечатана в ряде зарубежных изданий за подписью автора "Алхимика". По её словам, бразилец внёс в публикацию незначительные изменения и выдал её за собственный труд. "Речь не может идти о каких-то случайных совпадениях, - уверяет Уртадо, - так как была заимствована не идея, а целые параграфы, причем чуть ли не дословно". "Я могла бы подать в суд, - говорит Уртадо, - и вне всякого сомнения выиграла бы процесс. Но не буду этого делать. Единственное, что я хочу, чтобы об этом случае узнали, так как в этическом плане плагиат - серьезное преступление".
* Некоторые критики утверждают, что роман Татьяны Толстой "Кысь" представляет собой переработанную книгу русскоязычного израильского писателя Михаила Юдсона "Лестница на шкаф", причем, по мнению Вайля с Генисом и Дмитрия Быкова, книга Юдсона намного талантливее романа Татьяны Толстой.
* В сентябре 2003 года к штрафу в размере 3000000 долларов за попытку плагиата приговорена эстрадная певица Дженнифер Лопес. Адам Шенкман, режиссёр фильма "Свадебный переполох", в котором снималась Лопес, утверждает, что она похитила его идею постановки фильма по мотивам оперы "Кармен". По словам Шенкмана, Лопес попыталась продать идею компании Universal Pictures. Лопес могла бы оправдаться, что позаимствовала идею у Проспера Мериме или у Жоржа Бизе, но ей такое не пришло в голову... В итоге она проиграла дело…

Зло
216 - 16.12.2005 - 16:18
* Туркменбаши Сапармурат Ниязов при написании своей книги "Рухнама" (которую он опубликовал под псевдонимом "Сапармурат Туркменбаши") совершил плагиат, списав несколько страниц из книги К. Э. Босворта "Мусульманские династии. Справочник по хронологии и генеалогии" (Москва, Издательство "Наука", 1971 г.). При этом Сапармурат Ниязов нарушил и авторские права переводчика этой книги на русский язык, известного советского ученого Петра Грязневича, трагически погибшего при странных обстоятельствах - причём хронологически это совпало с началом работы над "Рухнама".
* Французский детский писатель Франк Ле Кальвез, обвинявший в плагиате авторов диснеевского мультфильма "В поисках Немо", признан виновным в мошенничестве. В иске Ле Кальвеза утверждалось, что главный персонаж фильма срисован с его оранжево-белой рыбы-клоуна по имени Пьеро. Но французский суд пришел к заключению, что Немо появился на свет раньше Пьеро, и даже что писатель знал о существовании мультипликационной рыбки, когда работал над своим героем. В результате истца обязали заплатить 61 тысячу евро компенсации и судебных издержек.
*Дэн Браун - автор бестселлера "Код да Винчи" - вновь обвинён в плагиате. Не успел он оправиться от обвинений Льюиса Пэрдью, который подал на Брауна в суд "за нарушение авторских прав", как обнаружились новые претенденты разделить славу писателя. На этот раз историки Майкл Бэйджент и Роберт Ли, создавшие в 1980-х научно-популярный труд "Святая Кровь и Святой Грааль", предъявили иск издателю "Кода да Винчи" - компании «Random House». "Код да Винчи" действительно построен на идеях, выдвинутых этими двумя учёными. В книге "Святая Кровь и Святой Грааль" Бэйджент, Ли и третий их соавтор Линкольн рассказывают альтернативную историю религии. Естественно, Дэну Брауну сложно отрицать знакомство с этой книгой и заимствований из неё: он не только делает идеи Ли и Бэйджента краеугольными для своего сюжета, но и упоминает даже саму их книгу, опустив, однако, имена авторов - томик с названием "Святая Кровь и Святой Грааль" стоит на полке у одного из персонажей "Кода да Винчи"… Между прочим, по данным американского журнала "Форбс", Браун заработал на своём детективе уже более 85 миллионов долларов, обойдя по популярности создательницу "поттерианы" Джоан Роулинг…
* В 2001 году американская писательница Нэнси Стауффер обвинила Джоан Роулинг в том, что та, сочинив "Гарри Поттера", позаимствовала идеи из её книги, опубликованной в 80-е годы: там героем был мальчик по имени Ларри Поттер. Нью-Йоркский суд не нашёл плагиата в произведениях Роулинг. Более того, было доказано, что Стауффер для доказательства своей правоты подделала документы, и суд приговорил её к штрафу в размере 30 тысяч долларов, а также к оплате судебных расходов ответчицы.
* Испанская учительница обвинила в плагиате нобелевского лауреата Камило Хосе Села. Разбирательство показало, что, являясь председателем жюри литературного конкурса для начинающих авторов, Села просто не мог не прочесть рукопись, присланную на конкурс безымянной провинциальной учительницей. Писатель её рукопись переработал, выпустил под собственным именем - и именно за эту книгу получил Нобелевскую премию... Этот скандал кое-как замяли, дабы не дискредитировать опростоволосившихся литературных мэтров, присудивших Нобелевскую премию испанскому литератору.
* Писатель Арт Бухвальд обвинил Эдди Мерфи, автора сценария фильма «Поездка в Америку», в плагиате (сюжет фильма один в один списан с рассказа Арта Бухвальда) и потребовал выплаты десятков миллионов долларов. Верховный Суд США присудил писателю несколько миллионов, определив, что имел место не плагиат, а нечто вроде непредумышленного заимствования.

Это нечто
217 - 17.12.2005 - 10:19
Когда критики упрекали Шекспира в заимствовании иногда целой сцены у какого-нибудь современного автора, Шекспир отвечал: «Эта сцена – девушка, которую я вывел из плохого общества и ввёл в хорошее»…
А вот что писал Освальд Шпенглер в "Закате Европы": "Приблизительно со 150 года до Р. Х. в области античного искусства начинается техника изготовления копий со старых шедевров, отнюдь не потому, что эти последние хоть как-то ещё понимались, а потому, что не умели уже самостоятельно производить оригиналы".
На все многочисленные обвинения в плагиате Александр Дюма-отец давал ответ: «Всё плагиат. Даже Господь Бог сотворил Адама по своему образу и подобию. Новое создать невозможно».

Шинанайдаопа
218 - 19.12.2005 - 18:16
to 216: «Этот скандал кое-как замяли, дабы не дискредитировать опростоволосившихся литературных мэтров, присудивших Нобелевскую премию испанскому литератору…» - здесь ошибка, уважаемый(ая) Зло! Во-первых, Нобелевскую премию Камило Хосе Села получил уже давненько - и совсем не за то произведение, из-за которого разгорелся весь сыр-бор. Во-вторых, этот скандал не замяли – просто писатель недавно умер в возрасте 85 лет.
Теперь изложу всё, что знаю об этом.
Для Испании Камило Хосе Села – это примерно то же, что для России Шолохов. Всемирную известность ему принесли два романа: «Семья Паскуаля Дуарте» и «Улей». Он стал лауреатом Нобелевской премии и множества других литературных премий, а король Испании Хуан Карлос пожаловал писателю титул маркиза. Но талант Селы быстро иссяк, и в дальнейшем он не написал ничего сколько-нибудь заметного. А последние годы испанского классика были омрачены тяжбой с пожилой школьной учительницей из Галисии Марией дель Кармен Формосо Лапидо, обвинявшей его в плагиате. Обвинения имели под собой почву. Дело в том, что в 1994 году учительница из Галисии написала роман «Кармен, Кармела, Карминья» и послала его на конкурс в издательство «Планета». Каково же было её удивление, когда вскоре она прочла новый роман Камило Хосе Селы «Крест святого Андреса» и увидела в нём множество фрагментов из своей рукописи! Мало того, нобелевский лауреат позаимствовал у неё замысел, образы и сюжет. За роман «Крест святого Андреса» Села получил премию издательства «Планета» в размере 100 миллионов песет – то есть примерно 540 тысяч долларов… Формосо и подала на писателя в суд. Она уверена, что издательство «Планета» передало Селе её рукопись в качестве чернового материала для дальнейшей литературной переработки, заранее наметив маститого писателя в победители конкурса. Села давно уже ничего не писал, почивая на лаврах – и в этот раз он снебрежничал, оставив нетронутыми большие куски романа безвестной учительницы… Как я уже упоминал, Камило Хосе Села недавно умер, не дожив до конца судебного разбирательства.
Но плагиат – не единственное, в чём обвиняют литературного мэтра. Далее привожу выдержки из «Gazeta.ru»:
«Лауреата Нобелевской премии Камило Хосе Села обвинили в том что он, создавая свои произведения, прибегал к услугам безымянных авторов – «литературных негров»…
Как пишет «The Guardian», журналист Томас Гарсия Йебра заявил, что неназванные соавторы помогали Селе писать на протяжении всей его карьеры – как при создании последних романов, так и ранних произведений, уже ставших классикой. Подобное открытие Йебра сделал в ходе своей работы над книгой «Разбирая Селу». В частности, утверждается, что безымянные авторы помогли Селе написать «Крест святого Андрея» и «Мазурку для двух мертвецов», которые принесли ему премию «Планета» в 250 тыс. фунтов стерлингов, а также Национальную литературную премию. По мнению Йебры, писатели-призраки придумывали сценарии и героев, которых Села затем трансформировал в своем оригинальном стиле. «Села был великим прозаиком и обладал изящным стилем, но сюжеты и конфликты не были его сильной стороной», – сказал Йебра.
Журналист называет двух помощников, работавшими над книгами писателя, – Марсиал Суарес и Мариано Тудела. Причем оба они также умерли…»
Вот так. Снова вездесущие «литературные негры»… Впору вообще задать вопрос: пишет ли нынче кто-нибудь из «маститых» собственноручно свои произведения? Или здесь та же история, что и на эстраде, где поп-звёзды только приплясывают да рот под «фанеру» открывают?

Гримаса
219 - 20.12.2005 - 13:08
Знаю о трёх случаях литературного плагиата:
1) После того, как писатель Кир Булычёв опубликовал в журнале «Знание-сила» фантастический рассказ «Выбор», известный фантаст Генрих Альтов прислал в редакцию журнала возмущённое письмо, в котором обвинил Булычёва в том, что он украл сюжет у одного американского писателя. Но поскольку дело было ещё в советские времена, скандал не получил широкой огласки, суда не было, и Булычёв, как говорится, отделался лёгким испугом.
2) Александр Дюма-отец опубликовал под своим именем роман "Китобои", в действительности принадлежавший перу судового врача Майнара. Кроме того, многие свои произведения он написал вместе с соавторами, чьи имена никогда не указывал – правда, соавторам он выплачивал гонорары.
3) Даже великий Иоганн Вольфганг Гёте не удержался от плагиата, опубликовав в одном из сборников под своим именем текст известной немецкой народной песни «Sah ein Knab ein Röslein stehn». Будучи спрошенным «Как же так?», Гёте ответил что-то в том духе, что, мол, не обидится, если и его коллеги будут публиковать под своими именами те стихи, которые считают своими по духу. И добавил: «Как мало существует на свете вещей, которые мы воистину можем назвать своими! Мы все учимся и перенимаем мысли как у тех, кто ушли прежде, так и у тех, кто пребывает с нами. Ни один гений не состоялся бы, если б он опирался только лишь на то, что имеет внутри себя».

пан Гималайский
220 - 22.12.2005 - 02:56
Между прочим, Гёте и своего знаменитого «Фауста» не сам придумал. В 1587 году в Германии появилась книга «Доктор Фауст, печально известный маг и некромант». Она имела большой успех. Через несколько лет появилась и пьеса К. Марло «Трагическая история доктора Фаустуса»… Но это, конечно, нельзя назвать плагиатом. Народный фольклор использовали и братья Гримм, и Пушкин, и т. д…
Хотя… что касается Пушкина - его «Сказка о мёртвой царевне и семи богатырях» поразительно похожа на «Белоснежку и семь гномов» братьев Гримм – причём даже в мельчайших деталях: в обеих сказках присутствуют волшебное зеркало, отравленное яблоко, злая королева (царица), молодая царевна (Белоснежка), принц (королевич), разбудивший молодую девушку, семь «названных братьев» главной положительной героини (гномы, богатыри) и человек, который отводит девушку в темный лес (егерь, Чернавка), кубок с вином, стеклянный гроб, дом на опушке леса, и даже то, что Белоснежка (как и пушкинская царевна) родилась зимой – ну просто жуть как всё похоже… Оч-чень мне это подозрительно.
А уж у Дюма-старшего рыльце в пушку по самое не могу! Он считается самым плодовитым писателем всех времён и народов, поскольку за свою жизнь написал (по утверждению Андре Моруа) «пять или шесть сотен томов». Такая продуктивность Дюма поражала современников и вызывала подозрения, поэтому писатель являлся неизменной мишенью карикатур, пародий и памфлетов. На одной из карикатур изображался Дюма, в обеих руках писателя было по перу, к ногам и носу были также приделаны перья, и всеми ими он одновременно писал романы… В самом деле, как мог – чисто физически - один человек написать такое количество книг? А секрет прост. Большинство произведений Дюма-старшего написаны «литературными неграми». Правда, неизменно - расплатившись с автором и получив на руки очередной роман, - Дюма дорабатывал рукопись, проходился по ней «рукой мастера», поэтому в его произведениях нет разнобоицы стилей, как у того же Незнанского…
«Успех рождает множество врагов, - писал Андре Моруа. - Дюма продолжал раздражать своим краснобайством, бахвальством, орденами и неуважением к законам республики изящной словесности. Казалось оскорбительным, что один-единственный писатель захватил все подвалы во всех газетах. Казалось непорядочным, что он содержит целый отряд анонимных соавторов - Фелисьена Мальфиля (обычно сотрудничавшего с Жорж Санд), Поля Мериса, Огюста Вакери (обычно сотрудничавшего с Гюго), Жерара де Нерваля, Анри Эскироса и, конечно же, Огюста Маке. Человек, заставляющий работать на себя "негров", никогда не вызывает ни уважения, ни симпатии - такое сотрудничество следует хотя бы облечь в какую-то приличную форму…»
Иногда «негры» взбрыкивали и судились с писателем, но все эти попытки урвать от лавров Александра Дюма были обречены на провал, поскольку его авторитет и влияние в обществе достигли совершенно непререкаемых высот. На одном из процессов о плагиате, отклонив претензии истца к писателю, судья сказал: «Схожесть имеется, но рассказ истца ужасен, а роман – великолепен»…
В 1845 году некто Эжен де Мирекур (настоящее имя его - Жан-Батист Жако) опубликовал брошюру «Фабрика романов «Торговый дом Александр Дюма и Кo», в которой разоблачал Дюма-старшего. Брошюра произвела большой шум. По свидетельству Моруа, памфлетист «разобрал все произведения Дюма, драму за драмой, роман за романом, и обнародовал имена тех, кого называл «подлинными авторами»: Адольфа де Левена, Анисе-Буржуа, Гайярде, Жерара де Нерваля, Теофиля Готье, Поля Мериса и прежде всего - Огюста Маке. Оскорблённый Дюма подал на Мирекура в суд. Суд арестовал брошюру и назначил Мирекуру двухнедельное тюремное заключение. С таким решением суда многие писатели были не согласны, в том числе и Оноре де Бальзак, утверждавший, что всё, написанное Мирекуром о Дюма-старшем, – сущая правда.
Любопытное примечание: в 1857 году Эжен Мирекур удалился в монастырь и принял там обет молчания.
Ну, и раз мы тут коснулись французских классиков, то напомню, что к услугам «литературных негров» прибегали такие известные классики, как Виктор Гюго, Анри Стендаль и Жорж Санд. Что касается Бальзака и Стендаля – тут я снова процитирую Андре Моруа: «Бальзак написал не один большой роман по сюжетам, которые ему давали целиком или набрасывали в общих чертах (сюжет "Беатрисы" дала ему Санд, "Лилии долины" - Сент-Бев, "Департаментской музы" - Каролина Марбути). Стендаль обязан "Люсьеном Левеном" рукописи одной незнакомки»...
В общем – имя твоё неизвестно, но подвиг твой бессмертен, бедный литературный негр…

Шинанайдаопа
221 - 24.12.2005 - 21:48
Использование «литературных негров» - это, может быть, с точки зрения морали и не особо благопристойное занятие, но всё же не плагиат, не воровство. Да и вообще, если уж говорить о воровстве, то порой появляется сомнение: если одинаковые мысли встречаются в разных произведениях, то не говорит ли это лишь о том, что мысли – правильные?

ё мое
222 - 28.12.2005 - 13:36
Одно дело – мысли, и совсем другое – сюжеты целых романов…
Что же касается «Фауста» Гёте, то сюжет основан на слухах о реальном человеке, немецком докторе Йоханнесе Фаустусе, жившем около 1480 - 1540 годов. Он был шарлатаном и путешествовал по Европе, выступая на ярмарках и при королевских дворах. Ходили слухи, что этот пожилой доктор продал душу дьяволу в обмен на молодость и магические способности. Его всюду сопровождала странная собака с красными глазами. Рассказывали, будто Фауст летал по воздуху верхом на охапке сена или на пивном бочонке. Его бесовским слугой был демон низшего ранга Мефистофель, который выполнял свои обязанности в течение двадцати четырёх лет - срока, на который был заключён договор между Фаустом и дьяволом. Фауст радовался вновь обретённой молодости, соблазнял девушек, пил изысканные вина, чревоугодничал. Мефистофель раскрыл перед ним многие тайны Вселенной. Используя своего слугу в качестве демонического коня, Фауст летал в любую точку Земли и на другие планеты.
Фаусту всё сходило с рук, и это побуждало его на разные дерзкие выходки. В Ватикане он сделался невидимым и ударил папу по лицу дохлой рыбиной, а затем украл его обед. Одному горожанину он продал великолепного коня. Покупатель - после того, как Фауст скрылся с деньгами,- обнаружил вместо коня охапку сена... Фауст также забавлялся, вызывая души умерших, в том числе Елену Троянскую…
А когда истёк срок его договора, грешник очень испугался за свою участь. И однажды после полуночи за его душой явился дьявол. Вокруг дома доктора Фауста поднялся ужасный ветер. Соседи услышали его крики о помощи, но никто не рискнул выйти из дому. Утром скрюченное тело Фауста нашли во дворе на навозной куче. Дом был залит кровью и мозгом, всюду валялись выбитые зубы. К одной стене приклеились глаза Фауста…
Такой вот германский народный ужастик.

Лыко в строку
223 - 04.01.2006 - 06:21
Аналогичная «Фаусту» история произошла со сказкой Лепренс де Бомон «Красавица и зверь» (1756 год). Сюжет этого произведения спустя столетие перекочевал в «Аленький цветочек» С. Т. Аксакова (1858 год).

Маракуйя
224 - 08.01.2006 - 03:36
Ох, и любят господа классики черпать из народного фольклора!

Это нечто
225 - 10.01.2006 - 23:45
А также черпать у тех, кто черпает из народного фольклора...
Но то, что Гёте поставил под народной песней свою подпись, меня вообще добило! Блин, кому же тогда верить на этом свете?
Кошмар, кошмар!

пан Гималайский
226 - 13.01.2006 - 22:08
Почему же кошмар? Сегодня не средневековье. Есть законы, есть суды – соответственно, всё можно доказать, отстоять, возместить моральный ущерб и т. д...
В подтверждение моих слов – вот статья Георгия Арефьева «Может ли джентльмен одолеть плагиатора?» (газета «Невское время», 26.03.2002):
«Если уж издатели-"пираты" воруют у писателей даже повести и романы, то каково приходится авторам "малых форм"? Особенно достаётся от плагиаторов афористам. Раскроет такой литератор газету или журнал, прочитает собственную "коронную" фразу за чужой подписью, чертыхнётся, а то и выматерится, да и плюнет: всё равно правды не добьешься. Но так считают не все.
Известный питерский юморист, автор знаменитого цикла афоризмов о джентльмене Константин Мелихан решил постоять за свои права. "Соавтором" исковых заявлений в суд стал писатель и адвокат Никита Филатов, взявшийся за дело профессионально и энергично. Первой "жертвой" этого творческого тандема стал еженедельник "Аргументы и факты", опубликовавший за чужими подписями полтора десятка афоризмов Мелихана. Каждый из псевдоавторов, приславших в редакцию плоды чужих озарений, заработал таким образом по пятьсот рублей. В итоге уважаемое издание против своей воли стало участником банального плагиата.
Дело дошло до суда, и в прошлом году "АиФ" были вынуждены возместить Константину Мелихану ущерб, причинённый нарушением его авторских прав. Правда, сумма, выплаченная газетой, оказалась в несколько десятков раз меньше заявленного в исковом требовании полумиллиона рублей, однако для Константина Мелихана в данной ситуации был важен не столько размер денежной компенсации, сколько сам факт восстановления справедливости.
Впрочем, до окончательного её торжества далеко. Аргументом в пользу такого утверждения стали новые факты. Как сказал нам сам автор, его афоризмы по-прежнему публикуются в газете, но теперь под ними ставится не просто фамилия плагиатора, а подпись следующего образца: прислал имярек из города такого-то. Последней опубликована давно уже ставшая знаменитой фраза: "Чтобы жениться на красивой, умной и богатой, надо жениться три раза".
Но грешны не только периодические издания. Писатель и джентльмен, Мелихан намерен судиться сразу с двумя издательскими домами: столичным "Олма-пресс" и петербургским "Нева". Некоторое время назад они выпустили огромным тиражом юмористический сборник "Предсказамус настрадал нам будущее", содержащий наряду с произведениями классиков жанра полтора десятка афоризмов и анекдотов, и даже целую юмореску, принадлежащие перу Мелихана. На обложке значится имя Андрея Кивинова, автора блестящих ироничных детективов, "прародителя" знаменитых телевизионных "ментов", а теперь и сценариста "Убойной силы" (совместно с бывшим сослуживцем по милиции Олегом Дудинцевым). Однако на авторство "Предсказамуса..." Кивинов не претендует.
Как рассказал нам сам писатель, ему позвонили и попросили сделать аннотацию к книге. "Нет проблем!" - ответил Кивинов. Это обычная издательская практика. (К слову, несколько лет назад Андрей Кивинов любезно согласился представить публике вторую книгу документальной серии "Очерки криминального Петербурга", одним из авторов которой стал и автор этих строк.) Свою фамилию на обложке Кивинов увидел после выхода "Предсказамуса..." в свет. Издатели сослались на невнимательность, и, как говорит Кивинов, претензий к издательствам он предъявить не может. Псевдоним "Андрей Кивинов" не был зарегистрирован как торговая марка (в действительности бывшего майора милиции, ушедшего на вольные писательские хлеба, зовут Андрей Пименов). А о том, что литераторам стоит подумать о такой регистрации, свидетельствует случившаяся в Москве скандальная история: вслед за "раскрученной" детективщицей Анной Марковой в другом издательстве начала публиковаться ещё одна дама с тем же именем и той же фамилией...
Как бы то ни было, Константин Мелихан твёрдо намерен отстаивать свои права в суде. Ибо последняя попытка разрешить конфликт с "Олма-пресс" и "Невой" в досудебном порядке не увенчалась успехом: как сообщил нам адвокат Никита Филатов, представители этих издательских домов не явились 18 марта на встречу, назначенную в Василеостровском федеральном суде.
Тем временем борьба афориста с аферистами идет с переменным успехом. Посягательства на юмористическую собственность петербургского джентльмена продолжаются. На этот раз - из интернета. Особенно отличился сайт "Приколы Николая Фоменко". Примеры успешного судебного разбирательства с российскими "интернет-пиратами" покуда неизвестны, но почему бы не создать прецедент?
А пока на очереди телепрограмма "Городок", газета "Не скучай", журнал "Апельсин", другие периодические издания и телевизионные передачи. Константин Мелихан надеется, что его примеру последуют и другие писатели, чьи права нарушаются плагиаторами - издателями, режиссёрами и артистами».

Lexman
227 - 15.01.2006 - 02:29
194 - К сожалению много вспомнить не могу - он умер когда мне 4 года было. В основном по рассказам мамы и бабушки знаю.
Но у них дома были рядом в Вёшенской. Говорил - пил сильно...
А когда Тихий Дон писал, они как раз и ездили по тамошним городам и весям, и, собственно, выдуманного в романе мало. Что конкретно взято - не скажу, врать не хочу, а стопроцентно вспомнить проблематично. Но помню, что, скажем, дед Щукарь - персонаж не выдуманный, и казусы в романе описанные - тоже многие реальны...

Маракуйя
228 - 17.01.2006 - 15:52
Между прочим, неоднократно заходила я на странички Вялого и Петропавловского. Ну, у Вялого ещё не так много вывешено, а у Петропавловского – чуть ли не полторы сотни произведений, причём, кроме рассказов, там штук семь-восемь романов присутствуют, какие-то ещё повести… В общем, объёмы сумасшедшие. Нормальному человеку, ещё не старому, такого не осилить, разве только – гению… Вот и зародилось во мне подозрение: никак и на него «негры» работают. Очень на то похоже.

Зло
229 - 19.01.2006 - 11:57
Чтобы «негров» нанимать, надо всё-таки немалые деньги иметь. Он что – миллионер? Или за ним какое-то крупное издательство стоит?

ё мое
230 - 22.01.2006 - 23:00
Да какой, на фиг, миллионер! Алкаш обыкновенный, как большинство нашенских писак доморощенных! А вот насчёт издательства не знаю. Не исключено.

Это нечто
231 - 25.01.2006 - 16:51
А пусть даже и пьёт, это ещё ни о чём не говорит.
Если на то пошло – обсуждаемый в этой теме Шолохов тоже был далеко не трезвенник. Скорее наоборот.
Изрядно пили водку Огарёв и Некрасов, Гиляровский и Есенин, Фадеев и Куприн, Светлов и Твардовский, Шукшин и Высоцкий… Пётр Первый из всех горячительных напитков признавал только водку и заставлял пить её даже дам. Александр Третий тайком от императрицы заказал себе сапоги с широкими голенищами, прятал туда фляжку с водкой, чтобы супруга не знала. Да и убиенный Николай Второй всегда носил с собой плоскую фляжечку, которую удобно носить в кармане.
Кстати, о Николае Втором – две забавные истории:
…Однажды Куприн телеграфировал царю из Балаклавы, что хотел бы видеть этот город суверенным. Николай, знавший привычку писателя «поддать», прислал ответ: «Закусывайте»!
…Один губернатор лишь через неделю спохватился, что не поздравил государя-императора с именинами - и, желая как-то исправить положение, отстучал в Санкт-Петербург такую: «Целую неделю пьём за здоровье вашего императорского величества»… Самодержец не поленился ответить телеграфом: «Пора бы и отдохнуть!»

Умберто Эко
232 - 25.01.2006 - 17:51
и ни у кого не возник вопрос - а почему собственно... имени Шолохова?

Ненуна
233 - 29.01.2006 - 17:14
to 232: Не совсем понятен вопрос. Если он относится к названию фестиваля, то так уж водится у чиновников всего мира: выделять деньги и устраивать торжественные мероприятия (дабы создать видимость собственной работы) к разным «круглым» датам. Подвернулось 100-летие Шолохова = ну, и устроили фестиваль с раздачей медалей и разных там писательских реалий. Обычное дело. Может, к 100-летию Петропавловского (или, там, Вялого, не суть важно) тоже фестиваль устроят. Были б деньги бюджетные, а повод, чтобы их пропить-проесть на «официальном мероприятии» всегда найдётся… Знаю я эти «скромные» фуршеты после разных там фестивалей… Пир во время чумы.
to 230 и 231: Снова извечная российская тема – пьянство. Правда, непонятно мне, зачем было трогать российских императоров? Речь-то шла о писателях. По-моему, не стоит «растекаться мыслью по древу»… Привожу отрывок из воспоминаний писателя Ивана Дроздова:
«…О Шолохове я уже тогда, на фронте, слышал: пьёт наш великий писатель, ох, как пьёт!
И потом, после войны, работая в Москве, в газете военных лётчиков «Сталинский сокол», получил задание от редактора Сергея Семёновича Устинова: пойти в гостиницу «Москва», разыскать Шолохова – он там остановился – и попросить его, чтобы он написал новогоднее приветствие лётчикам.
Приближался Новый год – то ли 1949, то ли 1950.
Пришел в гостиницу, но меня к Шолохову не пускают: говорят. выпил он, отдыхает.
Пришел я на следующий день, и на третий... Времени до Нового года оставалось мало, и я должен был во что бы то ни стало привезти в редакцию приветствие – хотя бы несколько слов.
Пытаюсь прорваться в номер, меня не пускают. Выходят от Шолохова незнакомые люди, – очевидно, писатели, – спрашивают:
– Чего надо?
Я им объясняю. Они качают пьяными головами:
– Не, корреспондентов не принимает. Из «Правды» были – не принял. Тут вот одна дамочка приходила – тоже корреспондент – её принял.
Кто-то советует:
– Дамочку пришлите. Молодую, красивую. Женщинам не отказывает.
Пришел в редакцию и доложил Устинову. Он послал женщину, – не помню её фамилию. Женщину Михаил Александрович принял и, поскольку был в сильном подпитии, на клочке бумаги написал несколько слов – вроде тех, что «Летчиков люблю, приветствую и желаю счастья в Новом году».
Приветствие это в газету не пошло, оно многие годы лежало под стеклом на столе редактора.
С Шолоховым знаком не был, но разговоров о пьянстве нашего замечательного писателя наслушался довольно. Не здесь ли следует искать причину, что свои главные произведения – «Донские рассказы», «Тихий Дон», «Поднятая целина» – он написал в молодости, до войны, когда его могучий ум не был замутнён алкоголем, а после войны, хотя он и жил, к нашему счастью, сравнительно долго, он написал лишь несколько коротких вещей, да и то книгу о войне «Они сражались за Родину» не сумел закончить. И если уж говорить правду: написанное им в зрелом возрасте по силе художественного изображения значительно уступает ранним произведениям»…

Гримаса
234 - 01.02.2006 - 15:13
Короче, мораль: талант не пропьёшь! И это подтверждают обсуждаемые здесь авторы - так, что ли?

ё мое
235 - 03.02.2006 - 12:14
А при чём тут «обсуждаемые здесь авторы»? И при чём тут пьянство? Ведь не это же ставит писателей в один ряд, а – наличие таланта! Нашли с кем сравнивать Петропавловского! С Шолоховым! Разные весовые категории. Просто несопоставимые.

Шинанайдаопа
236 - 06.02.2006 - 12:33
Так он сам этого сравнения добивался. Ведь о Шолохове пишет. Раз взял на себя такую смелость, то пусть и отвечает теперь по полной программе. Безо всяких скидок.

Гримаса
237 - 10.02.2006 - 12:30
Да ладно вам злобствовать. Автор ищет новые формы. Местами не без проблеска. Хотя это – ИМХО, не собираюсь никому навязывать.
А вообще - это мода сейчас такая: сравнивать всех подряд со всеми подряд, даже тех, между кем совершенно никаких точек соприкосновения. Шолохова с Солженицыным лбами сталкивают, Евтушенко - с Бродским, Акунина – с Марининой и Дашковой…

Ненуна
238 - 14.02.2006 - 12:43
Нууу, насмешили вы меня. Какие там новые формы, помилуйте! Если уж навешивать ярлыки, то я бы отнёс эти писания к постмодернизму. Использование уже неоднократно использованного – однозначно: постмодернизм, просто извращённый, монструазный, очернительский.

Маракуйя
239 - 17.02.2006 - 14:55
Тогда уж скорее поп-арт.

ё мое
240 - 22.02.2006 - 16:43
Эвона, какая у нас тут уже классификация пошла… Господа, будьте проще: это – китч, причём весьма агрессивный… Но китч, кажется, к постмодернизму можно отнести? Или я ошибаюсь?

Лыко в строку
241 - 28.02.2006 - 16:40
По правде говоря, мне как-то интересней о Шолохове. Всё-таки интрига - прямо детективная. Я имею в виду авторство "Тихого Дона".

Зло
242 - 06.03.2006 - 17:36
А что ещё можно сказать о Шолохове? Уже, кажется, все версии на свет извлекли, какие только существуют в природе.

Шинанайдаопа
243 - 10.03.2006 - 15:46
И всё же так и не пришли к определённому выводу: украл или нет?

пан Гималайский
244 - 16.03.2006 - 16:46
Так в этом и заключается отличие реальной жизни от детектива: в ней зачастую не существует однозначных ответов на поставленные вопросы.

Это нечто
245 - 21.03.2006 - 13:24
А я не вижу в этом ничего хорошего. Загадка – она мучает всё прогрессивное человечество. Она не даёт покоя и свербит… ))

пан Гималайский
246 - 27.03.2006 - 14:21
А вы её не чешите, она и свербеть не будет :-))

Шинанайдаопа
247 - 30.03.2006 - 16:43
По весёлому настрою публики можно заключить, что тема исперчена.

Зло
248 - 03.04.2006 - 13:28
Почему же «исперчена». Я, например, тему неистребимого писательского пьянства мог бы продолжать бесконечно – так сказать, доперчивать по вкусу… Равно как и тему плагиата…
Между прочим, плагиат – это ещё ничего, бывают обвинения и покруче. Конан Дойла, например, обвинили уже и в убийстве:
«Если бы знаменитый «детективный» писатель Артур Конан Дойл был жив, у него возникли бы крупные неприятности с полицией: достоянием общественности стали новые факты из биографии классика литературы. Как утверждает британский писатель Роджер Гаррик-Стил, потративший много лет на изучение архивов Конан Дойла, последний украл сюжет «Собаки Баскервилей» у своего друга, а чтобы скрыть следы плагиата — убил его. Расследование показало также, что Конан Дойл состоял в романтических отношениях с женой своего приятеля. Не исключено, что к убийству причастна и любовница знаменитого писателя…»
Вот такие, блин, дела литературные…

Это нечто
249 - 05.04.2006 - 14:11
Ну, обвинять Конан Дойла в убийстве – это уже чересчур. Как говорится, пнуть мёртвого льва… Да, собственно, «Собака Баскервилей» - всего лишь одно произведение писателя. А написал он достаточно много, причём, в разных жанрах, не только в детективном, - это сколько же ему надо было грохнуть своих друзей-литераторов, чтобы наворовать на собрание сочинений?
На самом деле у Шерлока Холмса был реальный прототип. История такова. В студенческие годы, когда Артур Конан Дойл учился на медицинском факультете, его кумиром был профессор Джозеф Белл. Блестящий хирург, он поражал всех способностью мгновенно ставить точный диагноз пациенту, прежде чем тот успевал открыть рот. «Пускайте в ход силу дедукции», - часто повторял он студентам. Именно с него Конан Дойл и скопировал своего главного героя – в этом, кстати, писатель и сам неоднократно признавался.
Впрочем, это уже в сторону от Шолохова.

Ненуна
250 - 09.04.2006 - 04:41
Устал народ от литературы, культуры, Шолохова (или лже-Шолохова) и т. д…
Устал народ и от Петропавловского, Вялого, Домбровского и т. п…
Народу нужны водка и закуска!
Хлеба и зрелищ!

ё мое
251 - 12.04.2006 - 12:07
Аминь...

И СНОВА В РЕАЛЕ, А КУДА Ж ИЗ НЕГО ДЕНЕШЬСЯ…

Охренеть, какой нынче пошёл подкованный читатель: раньше судачили о том, кто с кем трахается, а теперь – кто у кого своровал роман или, на худой конец, афоризм. А ещё говорят, что уровень культуры в России понижается. Ничего подобного, он растёт и набухает, как говно на дрожжах! А что не забывают обо мне – так за это они моего виртуального «спасибо» не дождутся. Я, вон, о них тоже не забываю, но что-то никакой благодарности не вижу. Скорее, наоборот…
Но это уже лирика. Ну её к лешему.
Пора за дело приниматься.
Не встану сегодня из-за стола, пока не закончу эти клятые воспоминания, и какой бес меня подтолкнул взяться за них, просто каторга настоящая!
Короче, поехали…

***

- Странный дедок, - сказал пожилой мужик с противоположной лавки, задумчиво глядя на только что закрывшуюся за спиной Шолохова дверь. – Корчит из себя знатную фигуру, про писателей запанибрата балакает. А вроде и не дюже пьяный с виду… Он, вообще, кто – всамделишный писатель или ненормальный?
- А бес его разберёт, - шевельнул бровями Вася. – На нормального – по-любому – не очень-то похож.
- Так ведь среди писателей вообще нормальных людей очень мало отыщешь, - заметил я.
- Ага, - засмеялся Вася, - и чем талантливее писатель, тем больше у него тараканов в голове. Взять, к примеру, Достоевского. Или того же Гоголя…
- Я про Гоголя чуял, что его живьём в могилу поховали, когда он летаргическим сном приснул, - проявил осведомлённость пожилой мужик.
- Неправду вы слышали, - сказал я. – Умер он от истощения, в которое сам себя и вогнал. Гоголь страдал шизофренией, вдобавок был сильно религиозным человеком. И однажды его духовник - протоиерей Матвей Константиновский - наказал Гоголю бросить сочинительство, грозя за ослушание страшным судом, адом и тому подобной бодягой. Набожный писатель боялся ослушаться придурка-церковника, но и без литературы себя не мыслил. На этой почве у него совсем крыша съехала: он сжёг второй том «Мёртвых душ», перестал принимать пищу и целыми днями бил поклоны перед образами, замаливая свой «грех» - в общем, довёл себя до смертельного истощения… Белинский говорил, что Гоголь умер из-за «религиозного помешательства». Медицинский диагноз наверняка звучит как-то иначе, однако с точки зрения здравого смысла всё верно… А слух о летаргии тоже не на пустом месте возник. У Гоголя смолоду имелась фобия: он боялся, что его похоронят живым. Поэтому он оставил письменное распоряжение, чтобы хоронили его лишь после того, как на теле станут заметны признаки разложения. Представьте себе: он боялся даже ложиться в постель, чтобы его не приняли за умершего – и дремал в кресле или на диване, в положении сидя или полулежа…
- Да, не позавидуешь Николаю Васильичу, - протянул Вася. – А я слышал такую балачку – брехня или нет, не знаю, - будто, когда Гоголя перезахоранивали, то при вскрытии могилы увидели, что он лежит на боку.
- Это набрехал писатель Лидин, - сказал я. – Известная история, сейчас расскажу… Гоголя похоронили на погосте Данилова монастыря в Москве; а при советской власти в этом монастыре решили разместить колонию для малолетних преступников, в связи с чем все монастырские захоронения подлежали ликвидации. Прах Гоголя оттуда перенесли на Новодевичье кладбище. На эксгумацию допустили десятка два избранных писателей, в том числе Михаила Светлова, Всеволода Иванова, Юрия Олешу, Владимира Луговского, Владимира Лидина… Вот этот Лидин и стал потом распускать разные побрехеньки среди коллег-писателей: он рассказывал, будто видел своими глазами изорванную ногтями внутреннюю обивку гроба и неестественно скрюченный скелет Гоголя с черепом, повёрнутым набок - словом, всё якобы указывало на то, что писатель проснулся в гробу, и его последние часы были наполнены страшными муками… Так и пошла по миру страшилка о заживо похороненном Гоголе… Кроме того, Лидин признался, что по дороге из Данилова монастыря в Новодевичий многие писатели не удержались и прихватили на память: один — ребро классика, другой — берцовую кость, третий — сапог. Сам Лидин отодрал кусок материи от гоголевского сюртука и переплел этим куском один из томов собрания сочинений Гоголя, который затем любил показывать своим гостям.
- Уморить себя голодом – это круто, - рассудил Вася. – Лучше б Гоголь от водки помер, как все нормальные писатели. Приятнее всё ж таки дуба врезать на алкогольном поприще… А психические отклонения у творческих людей – это скорее норма, чем исключение из правил. Насколько я знаю, в сумасшедшем доме померли Глеб Успенский, Мопассан, Ницше, де Сад, Свифт, Врубель, Ван Гог.
- Я слышал, Ван Гогу уши отрезали, - вставил пожилой мужик с противоположной лавки.
Вася рассмеялся:
- Чудак ты, дядька: слышал звон, да не знаешь, где он. Во-первых, не уши, а одно ухо. Во-вторых, он сам себе и отрезал в припадке помешательства. Да и помер Ван Гог не своей смертью: покончил с собой в «жёлтом доме».
- Не знаю, как насчёт художников, но у писателей накладывать на себя руки – дело обычное, - заметил я. И принялся перечислять:
- Бальмонт, например, несколько раз из окон выбрасывался; умер он, правда, своей смертью, но пребывая в полном психическом расстройстве… Хемингуэй застрелился… Радищев вследствие душевной болезни покончил с собой, приняв смертельную дозу яда… Есенин несколько раз резал себе вены… Горький пытался застрелиться, но неудачно: промахнулся мимо сердца… Гаршин, всю жизнь безуспешно лечившийся в психиатрических заведениях, в конце концов бросился с площадки четвертого этажа в просвет лестницы и расшибся насмерть…
- Кстати, могу рассказать интересный факт, - перебил Вася. – Видимо, всё-таки была на Гаршине какая-то роковая печать, и это дело разглядел Илья Репин: на картине «Иван Грозный, убивающий своего сына» - убиенного царевича художник нарисовал с Гаршина.
- А ещё, - продолжал я, - психические отклонения были у Достоевского, Кафки, Мольера, Сен-Симона, Льва Толстого, Флобера… В полном расцвете сил – что-то вскоре после тридцати лет – повредился рассудком поэт Батюшков… Когда Пушкин посетил Батюшкова, тот не узнал гостя - он тогда уже никого не узнавал. Пушкин был потрясен, и некоторые литературоведы считают, что этим эпизодом навеяно пушкинское стихотворение: «Не дай мне Бог сойти с ума, Нет, легче посох и сума…»
- Что ж, все мы – немножко того.., - Вася красноречиво покрутил пальцем у виска. – А может, и не немножко… Кстати, идея о так называемом «творческом безумии» имеет очень давнюю историю. Ещё древние греки говорили о «божественной болезни», которую боги посылают своим избранникам, становящимся в результате пророками и поэтами. А Ломброзо считал, что эта «аномалия» обусловлена особым конституциональным типом, атавистическим с точки зрения эволюции. Он составил список душевнобольных гениев, куда включил Сократа, Магомета, Савонаролу, Руссо, Шопенгауэра, Наполеона, Шумана, Гоголя…
Тут он осёкся, потому что загрюкал засов, и дверь нашей камеры открылась.
Вошёл сержант Охрименко. Он обвёл нас красноватыми от бессонья глазами и, указав на меня малопригодным для игры на пианино пальцем, сказал:
- Ты!
- Чего? – спросил я.
- Ходи со мной!
Я поднялся с лавки и прошагал в коридор.
Охрименко запер дверь. И повёл меня в дежурку.

***

Сидевший за столом вислоусый старлей указал мне на стул в углу дежурки:
- Присядь. Погодишь малость, пока я с девушкой закруглюсь.
Мы переглянулись с девушкой, сидевшей перед столом дежурного.
- Женя? – удивилась она.
- Аня, - офигел я, - ты-то здесь какими судьбами?
- Да вот, документы требуют, - недовольно сказала она. – Ото я с собой на тусовки ещё паспорт не таскала!
Это была молодая писательница Аня Мамаенко. Она писала хорошие стихи, и нас с ней связывала не одна дружная пьянка. К слову, два раза даже случалось вместе загреметь в милицию.
- Знакомая твоя, что ль? – подозрительно сощурился на меня бочкообразный старлей.
- Знакомая, - сказал я. - Так что могу удостоверить её личность: это известная писательница Анна Мамаенко.
- Кому известная, а кому и не дюже.., - недовольно пошевелил усами блюститель. - Та у тебя самого удостоверение личности имеется?
- Не-а.
- Так и нечего мне тут удостоверять! Ишь, удостоверитель выискался, сам неизвестно кто будешь!
Тут зазвонил телефон, и старлей поднял трубку… Он слушал, и с каждой секундой его клочковатые брови поднимались всё выше на лоб… Потом старлей аккуратно – так, словно она могла в любой миг взорваться. – положил трубку на аппарат, почесал затылок, невидящим взглядом уставившись куда-то в пространство… И вдруг взвился из-за стола:
- Охрименко, за мной! –рявкнул он и вылетел из дежурки.
В коридоре поднялась непонятная беготня…

***

- Блин, опять в милицию залетели.., - досадливо сказала Аня.
- Ну, ты даёшь: в такую поздноту по улицам бродишь, - сказал я, косясь в сторону открытой двери. – Что за тусовка – почти до утра?
- Да так, ничего особенного. Сначала в Союзе писателей посидели, потом поехали в Гидрострой, к Домбровскому в гости, – немного там посидели… А после спустились в кафе, и продолжили там с ребятами... Потом, когда я домой шла, ко мне кавказцы пристали, хотели познакомиться…
- Вот я и говорю: небезопасно ночью по улицам ходить!
- Да я же всегда с собой нож ношу, кого мне бояться, - махнула рукой Аня. - А кавказцы хорошими мужиками оказались. Когда я сказала, что стихи пишу, они попросили меня что-нибудь своё прочесть по памяти… Так, представь, им понравились мои стихи!
- Надо же, - удивился я. – Интересно, что же такое ты им зарисовала, что им понравилось?
- Ну, сначала «Утопленницу» - вот, слушай:

Огни разбегаются в стороны света,
когда, оскользнувшись, сметая траву,
я падаю в синюю точку планеты
и щепкою лунной по водам плыву.

Навечно затушен огонь пробужденья…
Подъемлет, как руку, озерную муть,
кто жабами царского происхожденья
усыпал мой влажно-извилистый путь.

Я связана с ним пуповиной кувшинки
и медным кувшином, лежащим на дне…
Чернеют коряги. Пылают вершины
деревьев, и окуня бьют по спине

своим отраженьем, похожим на искры
заката в зрачках закатившихся глаз.
Меня не добудятся ныне и присно.
И мама на кухне не выключит газ…

- Ничего себе! – восхищённо воскликнул я. – Классное стихо. Но как они смогли это оценить-то? Ведь простые мужики с улицы…
- Да я и сама удивилась, - сказала она. – Но – оценили. Мало того, стали просить ещё что-нибудь почитать. Тогда я им прочла вот это:

Когда на полянах пасутся ангелы,
когда муравейник полон богов –
время сигналить мокрыми флагами,
белыми флагами талых снегов…

Небо накрылось туманным облаком,
рождая движение посреди.
Планеты всплыли мочеными яблоками
со дна почерневшей вселенской бадьи.

В рябой небосвод, как в мешок залатанный,
брошенные в Великий Пост,
плоды хрустели координатами
на зубах эскадронных гривастых звезд.

Белая Гвардия, кони в яблоках,
снежного стяга крахмальный хруст.
Оборки кружавные станут паводком,
когда небеса не выдержат груз.

Всю ночь на рассвет уходила армия,
прихватив на счастье подкову Луны,
под звуки тихого печального ржания,
танго «Скоропостижной весны».

Белую Гвардию что преследовать…
Каждый – на тающем белом коне.
Сдается мне, что моя Вселенная,
моя Вселенная сдается мне…

- Мда-а-а.., - протянул я. – Ну, а потом что было?
- А потом я им прочла ещё несколько стихотворений. Ну, так мы и шагали по улице, пока наши пути не разошлись. Я хотела поймать такси, но не успела: менты тормознули меня и привезли сюда… А тебя как угораздило?
- Да мы с Васей Вялым пиво пили в Пашковке.., - начал было я. Но дальше рассказать не успел - в коридоре снова послышался топот множества ног, а потом в дежурку заглянул вислоусый старлей:
- Тю! Чего вы тут сидите?
- Как это – чего сидим? – не понял я. – Вы же нас задержали…
- Всё, кончилось ваше задержание! – сердито отрезал он. – По телефону звонок был, что бомба под нас подложена. Так что ща фээсбэ приедет с сапёрами, ёкарный бабай! Шагайте по домам, не до вас!

***

Мы с Аней вышли на порог райотдела.
Над городом брезжил рассвет.
По улице в разные стороны разбредались отпущенные на волю арестанты. Некоторые из них, не успев протрезветь, пошатывались, придерживаясь за стены домов; один – кажется, тот самый, что обмочился в камере, сидел на тротуарном бордюре и, недовольно бурча что-то себе под нос, рылся в карманах брюк – видимо, тщился нашарить отсутствующие деньги на опохмел.
Чуть поодаль стоял Вася Вялый, прикуривая сигарету. Затянувшись, он выпустил струйку дыма и поднял взгляд на нас:
- Оба-на, Аня! А ты что тут делаешь?
- То же, что и ты, - рассмеялась она. – Личность свою приехала выяснять.
- А нас всех из камеры попёрли, - радостно сообщил он. – Говорят: бомба какая-то…
- Мы в курсе, - сказал я. – Нас тоже попёрли. Давайте-ка сваливать отсюда поскорее. А то - вдруг и впрямь бомба.
И мы быстро зашагали прочь от райотдела.

***

…Свернув за угол, мы увидели его. В руке он держал свою дурацкую удочку.
- Михал Лексаныч! – опешил Вася. – Вы что – всё это время нас ждали?
- А чего не подождать хороших людей, - ответил он. – Ить не мороз на улице, да и комарья пока не видать… А вот что вы такую гарную дивчину в неурочный час найти сподобились – это мне, в самом деле, удивительно…
- Это не просто дивчина, - уточнил Вася. – Она – поэт.
- Хороший поэт, - добавил я.
- А горилку ваш хороший поэт пьёт? – хитро сощурил левый глаз наш потусторонний знакомец.
- Пью! – став по стойке «смирно», бодро отрапортовала Аня Мамаенко.
- Тогда пойдёмте похмеляться, - сказал он. – И поскорее. А то понаедут зараз оглоеды бомбу разыскивать… Хватит, насиделись уже.
И тут меня осенила догадка:
- Михал Лексаныч, так это были вы?
- Что – я?
- Ну, это вы звонили в райотдел насчёт бомбы?
- А кто ж ещё… Я ведь говорил, что скоро вас отсюда выручу… Ладно, хлопцы, - давайте, показывайте, где тут ближайший магазин будет. Гроши у меня есть, на всех хватит.
- Не надо никакого магазина, - сказал Вася. – Идёмте ко мне, у меня дома самогонка есть
И мы пошли к Васе.

***

Его дом располагался в глубине уютного пашковского дворика, утопавшего в зелени.
Кое-где уже горланили петухи, когда мы перешагнули порог писательского жилища. И щирый хозяин выставил на стол литровую бутыль с самогоном.
…Дальнейшие несколько дней помнятся мне смутно, подёрнутые туманной алкогольной дымкой. Мы выпили весь самогон, который имелся в доме лауреата шолоховской медали Василия Вялого. Затем, сходив в магазин, купили водки и пива. Выпили всё это и снова смотались в магазин: купили пива и водки… К нам приходили какие-то гости, мужчины и женщины, вели умные разговоры о литературе, танцевали, бегали в магазин за водкой, по пути с кем-то дрались, а с кем-то, наоборот, братались и пели песни, потом возвращались к столу и к умным разговорам о литературе, музыке и живописи, танцевали гопака и лезгинку, затягивали хором «Ой Кубань, ты наша родина…» и «По Дону гуляет казак молодой…» В общем, жизнь била ключом и несла нас по своему - всё убыстряющемуся - течению…
Как-то раз я вышел во двор покурить. Следом выбрался на свежий воздух Шолохов.
Некоторое время мы молча пускали дым в сереющее предвечернее небо и слушали разраставшееся невдалеке, над Карасуном, самозабвенное лягушачье а капелла… Потом – неожиданно для самого себя – я спросил:
- Михал Лексаныч, скажите честно: это вы написали «Тихий Дон»?
- Эх, молодо-зелено! – усмехнулся он. – Не уймёшься никак, правды доискиваешься… А правды-то и нет на свете, одна относительность.
- Ну, это всё отговорки, - недовольно поморщился я. – А ведь я конкретный вопрос задал… Неужели – не вы? Неужели – Крюков?
- И ты с этим Крюковым подступаешься.., - посерьёзнел он. – Ох, надоели мне эти глупые пытанья... Ладно, скажу тебе, как есть оно на самом деле... Вот ты знаешь, кто такой Гомер был?
- Ну… Он написал «Одиссею» и «Илиду»… Хотя – нет, он слепой был…
- Вот именно, слепой… И писать не умел.
- Ну, сочинил… А другие – позднее – записали…
- Вот именно, что – другие… Не было его вообще, Гомера-то. А произведения эти писали и переписывали тыщи лет разные люди… А Шекспир – был такой человек, по-твоему?
- Не знаю. Об этом до сих пор учёные спорят…
- Верно. На то они и учёные, чтобы спорить, такой их хлеб… Ну, я уж о Библии вообще молчу, сколько у неё авторов… А книга есть. И живёт своей жизнью…
- К чему это вы всё, Михал Лексаныч?
- А к тому, что «Тихий Дон» - он тоже был и есть. И будет всегда. Кто бы его ни записал… Понимаешь, у литературных произведений – своя жизнь. И они самостоятельно выбирают себе авторов… Вот ты - хочешь сейчас написать что-нибудь стоящее?
- Ну, не знаю… Сейчас-то я пьяный…
- Так бросай это дело. Горилка никуда не убежит. Иди домой, проспись как следует. А потом садись писать… Да не забудь промеж делом в Интернет заглянуть, на форум, где ты часто байдыки гоняешь от нечего делать…
- В Интернет? А вы откуда о нём знаете?
- Знаю. Не в лесу живу… Загляни, оттуда тебе помощь будет…
Он бросил окурок наземь. И легонько ткнул меня ладонью в спину, подталкивая к калитке:
- Иди!

***

И я пошёл…
А теперь, вот, сижу, достукиваю эту хренотень на «клаве» – и думаю: нехило меня подколол этот дедуган, похожий на постаревшего Григория Мелехова и периодически откисающий в дурке. Что-то не тянут мои похмельные писания на бессмертное произведение.
Впрочем, тебе виднее, читатель.
А я пошёл пить пиво, ёбана жисть…

ЕВГЕНИЙ ПЕТРОПАВЛОВСКИЙ, охуенный медалист