отважный адмирал Бен Боу

- Вот ты, Лёх, кем хотел быть в детстве? – Старое кресло, накрытое потёртым бушлатом жалобно скрипнуло под массивным опером.
- Гаишником, – не поднимая головы ответил дежурный, продолжая что-то писать. Невысокий и щуплый, с непослушной прядкой жестких волос на затылке, на фоне мигающего лампочками и трезвонящего пульта, он был похож на нахохлившегося воробья на новогодней гирлянде.
- Почему?
- Отец у меня таксистом был. Пил сильно. Думал: вот вырасту, стану гаишником и у папки права отберу....

Вываленные из банки макароны смачно заурчали на маленькой сковородке в разогретом электроплиткой масле, распространяя аппетитный аромат. Погрузив в макаронную толщу небольшую котлетку и посыпав сверху хрупкими кудряшками сыра, Иван Петрович накрыл сковороду крышкой и, глотая густую слюну, развернул газетный свёрток. Извлечённый из свёртка пузатый солёный огурчик лёг на стол рядом с мутной гранёной стопочкой....

"Тебе знакомо ощущение ошибки? Нет, не досада от собственных незначительных промахов и не тяжесть обиды от чудовищной несправедливости в отношении тебя. Другое. Другой ошибки. Даже не ошибки, а скорее действия, правильность которого вызывает сомнение. Потом. Последствий которого в коротком будущем практически нет, а в дальнем тебе никогда не станет известно. Подобно алгоритму из школьной программы по информатике. Условие в ромбике «если, то» и два пути: «да-нет»....

Иван Петрович Конякин, бухгалтер ЖЭКа №8, обладатель чёрного саквояжа и причёски в стиле «внутренний заём», близоруко щурясь, набрал код подъезда и вызвал лифт. Шагнув в кабинку, он нажал закопчённую кнопку и повернулся к дверям, держа свой саквояж обеими руками за ручку. Двери лифта захлопнулись. Иван Петрович вздрогнул и поправил очки в тонкой круглой оправе. На дверях лифта красивыми квадратными буквами, размером ничуть не меньше сигаретной пачки, было нацарапано: «Конякин – пидор»....

Мемуары сродни эсгибиционизму. То есть, по-любому, извращение. Извращения я не приемлю, так как, в большинстве своём, они требуют значительных усилий, а я паталогически ленив. Это не мемуары. Это записки на полях. Графоманство в чистом виде.
Наверное, у каждого человека, неважно пришлого или коренного, впервые ступившего на московский асфальт, первое свидание со столицей произошло по-разному. Но я уверен, что у всех оно осталось в памяти навсегда....

Новенький микроавтобус народной германской марки, деликатно побеждая вторую российскую беду, мягко наматывал на ось километры, следуя излюбленным большинством вероломных захватчиков, отведавших русского гостеприимства, маршрутом. В салоне, расположившись за небольшим столиком спиной к водителю, мужественно боролся с похмельем менеджер по безопасности отечественного филиала западного автогиганта Серёга. В этой борьбе ему, пока безуспешно, пыталось помочь горькое баварское пойло....

Длинными узловатыми пальцами старик поправил фитиль потрескивающей свечи. Встрепенувшийся желто-коричневый огонёк выхватил из темноты небогатое убранство алтарной. Лицо старика, склонившегося над невысоким столиком у стены, испрещенное глубокими морщинами, в неверном дрожании свечного огарка было похоже на плоскую маску с черными провалами вместо глаз....

- Бойцы ему: «Ну, а минет?», а он: «Не, мужики, брехать не буду, головы у неё не было», - взрыв хохота перекрыл могучий рык двигателя военного «Урала». Болезненно поморщившись, он отвернулся и, разглядывая сквозь грязное овальное окно в задней двери кунга подпрыгивающие верхушки деревьев, подумал: «Боже, я такой старый, мне кажется, я не то что слышал раньше все эти анекдоты, а сам их сочинил». Он прикрыл глаза. В машине было тесно от вещей и шумно от людей....

В эту ночь она практически не спала. Сидела в кресле напротив окна и глядела в мутную синеву летнего неба. Когда бледнеющие звезды и лёгкие предрассветные облачка, преломлённые солоноватой влагой, причудливо меняли очертания, сливаясь перед её глазами и кружа в затейливом хороводе, она, проваливаясь в чёрную бездну, видела… нет, не сны, скорее грёзы. Грёзы настолько реальные, что она физически ощущала, как он легко касается кончиками пальцев рукава её одежды....

Она уселась поудобнее, откинула со лба прядку непослушных волос, подняла подбородок и замерла.
- Камера, мотор! – раздался голос режиссёра. Из-за ярких софитов, расположенных полукругом и бьющих в глаза, рассмотреть людей, находящихся за камерой не было никакой возможности.
Слева от чёрного глаза объектива, нацеленного на неё, загорелся маленький красный огонёк.
- Начали! – прохрипел режиссёр.
Тщательно проговаривая согласные и соблюдая артикуляцию, она отчеканила: ...