Полёт пули на границе между сном и явью

Автор: Евгений Петропавловский Сны бывают разные. Прекрасные, манящие, сверкающие многоцветьем невообразимых наслаждений. И отвратительные до дрожи, до крика, кошмарные сны, неумолимо засасывающие в чёрную трясину смертной жути... Было бы заблуждением полагать, будто они исчезают безвозвратно. Нет, им некуда деться: рождённые под покровом ночи, они затем лишь делаются прозрачными для солнечных лучей, но остаются витать в воздухе, изо дня в день наслаиваются друг на друга - подобные множеству нитей, сплетаются в единую ткань с причудливыми узорами, каких не бывает в жизни. Эту ткань кроят как ангелы, так и демоны; они кроят её и шьют одежды для хрупкого человеческого разума. Так стоит ли удивляться, что разум порой, путая сон и явь, отказывается перешагнуть ту эфемерную границу, которая их разделяет?
Диме Кафтанову после Чечни чаще всего снилась… пуля. Разумеется, не сразу: выстрелу предшествовали долгий страх и игра в прятки с невесть где затаившимся снайпером. Однако затем раздавался звук, который ни с чем не спутаешь. И пуля летела, летела, с неуклонной стремительностью приближаясь к холодеющему от ужаса Диме... Господи, до чего же не любил он эти сны.
Правда, настоящие бои ему не снились. Поскольку и в реальной жизни за весь тот год, что довелось служить в Чечне, участвовать в настоящем бою Диме не случалось ни разу. Были зачистки, растяжки, воровство барашков у местных, были косяки с душистым сладковатым ганджибасом, выменивавшимся у чехов на патроны, были самоходы для сбора хилой конопли-дички, из которой потом жарили на сковороде кашу, чтобы сильней “тащило”. Была круглосуточная, практически никогда не прекращавшаяся пьянка и порой (со страху да с пьяных глаз) стрельба по безлюдной “зелёнке” до полного опустошения магазинов в подсумке. Но самое главное - были снайперы. В любом лесочке, в любом окне мог подстерегать тебя злобно сощурившийся у прицела вражий глаз какого-нибудь чеха или наёмного отморозка-бандеровца...
Правда, Диму Кафтанова в итоге подстрелил не снайпер, а тринадцатилетний пацан-одиночка: видимо, вообразил себя крутым абреком (и оружие-то было смешное: автомат “Борз” чеченского производства. Внешне похожие на израильские “Узи”, эти автоматы на деле никуда не годились: после нескольких очередей их, как правило, заклинивало)... Словом, всё вышло в тот день по-глупому. Дима и ещё трое парней из его взвода пошли к местным менять тушёнку на домашнее вино. И затаившийся в кустах пацанёнок открыл по ним огонь из своего дурацкого “Борза”. Одна пуля, пробив Диме правое предплечье, застряла в лёгком. Он мгновенно вырубился - и уже не видел, как его спутники, упав в траву, принялись поливать свинцом из трёх стволов предательский кустарник, из которого прозвучала очередь... Потом рассказывали, что маленького чеха превратили в сплошную кровавую котлету. Но тут уж скидок на возраст не бывает: война есть война, всем жить охота.
А Диме предстояла хирургическая операция, затем - комиссование, инвалидность... С одной стороны, казалось бы, ничего хорошего. Но с другой - домой отпустили на полгода раньше положенного; а самое главное - жив остался.
Кстати, хирург в госпитале вручил Диме извлечённую из его тела пулю:
- Держи, ефрейтор, сувенир, - сказал. - Храни. Будешь на гражданке чеченским подарочком перед тёлками хвастаться.
И он, в самом деле, хранил. Не ради хвастовства, а в качестве своеобразного амулета. Всегда носил в кармане.
И снилась Кафтанову именно эта, его пуля. По-разному снилась. Даже оружие, из которого её выпускали, могло быть разным. Не говоря уже о самой фабуле сна. Но концовка оставалась неизменной: пуля летела, приближалась, высверливала воздух, вращаясь вокруг своей оси и набирая ускорение - она несла боль и, казалось, не было от неё никакого спасения...
Со временем Дима придумал (сам удивляясь реальности своих чувств: неужели это действительно происходит во сне?) довольно хитрый приём: он мысленно делил пространство, отделявшее его от пули, на равные отрезки - и, пока та преодолевала один из них, бывший ефрейтор снова, не теряя времени, делил следующий отрезок, лежавший на её пути, на равные доли... Получалась этакая свинцовая сказка про белого бычка: каждый новый отрезок становился всё меньше, как бы автоматически низводя и сам полёт пули в плоскость бесконечно малых величин.
Подобные упражнения не давали Диме Кафтанову во сне ощущения полного спасения, однако служили надеждой на некоторую отсрочку приговора, пусть и неминуемого…
А жизнь шла своим чередом. Дима женился на Тане - тихой девушке, которая ждала его из армии. Устроился работать реализатором на вещевом рынке: не предел мечтаний, но деньги получал неплохие, а это по нынешним временам самое главное - так он считал... Единственное, что изрядно омрачало семейный небосклон - это водка. Стал водиться за Димой такой грешок.
…Однажды он вернулся домой с работы изрядно поддатый и завалился в постель. А рано поутру, пока Таня ещё спала, проснулся от мучившей его жажды. Напился ледяной воды из колодца и, поняв, что сон к нему больше не придёт, решил, с одной стороны, реабилитироваться в глазах супруги, а с другой – провести с пользой выходной день, вскопав пятнадцать соток своего огорода. Выкатил из сарая мотоблок и принялся за дело…
За работой Дима не заметил, как пуля - сквозь образовавшуюся по шву прореху – выпала из нагрудного кармана его рубашки. Он услышал лишь короткий лязг металла о металл: это поддетая вращающимся плугом мотоблока пуля полетела вверх. Такое трудно представить, когда речь идёт о реальности, а не о кошмарном сне: пуля обрела вторую жизнь… Разумеется, она не имела бы убойной силы, если б не угодила Диме в висок. На этот раз он не стал делить на равные отрезки расстояние между собой и пулей, отодвигая неминуемый момент попадания, он просто не успел. Собственно, Дима Кафтанов даже понять не успел ничего, кроме той ослепительной вспышки, которая зажглась у него в мозгу: неужели и это – сон? Где же тогда настоящая жизнь? И вообще, была ли она, зачем она нужна, ну её на хер…
Таня Кафтанова в эту минуту ещё спала. Ей снилось, будто Дима умер - она похоронила его на продуваемой всеми ветрами окраине Славянского кладбища, справила поминки и долго оставалась безутешной. А потом - всё в том же сне - она легла спать, и перед самыми утренними петухами покойник явился к ней. Они бросились обнимать друг друга, но Дима при этом, тревожно озираясь по сторонам, спросил:
- Чужой кто-нибудь есть?
- Где? - не сразу поняла его Таня.
- Ну, дома... Или во дворе...
- Нет, что ты, Димочка, откуда здесь и взяться-то чужим! Мы же совсем недавно тебя в землю поховали.
- Ладно, ты вот что, Танюха... Если кто постучит - сразу не открывай, пока я через окно задами не смотаюсь... Ну, как ты тут без меня?
- Ой, плохо. Ещё спрашиваешь...
- На похороны-то сильно потратилась? Небось, в долги влезла?
- Та не, без долгов обошлось: мать чуток дала, и ещё я долларовую заначку, что ты на мотоцикл откладывал, снесла в обменный пункт - вот и вывернулась... А тебя разыскивает кто?
- Разыскивает или нет - вопрос; но засиживаться на месте не могу. Я и к тебе буквально на минутку...
Едва он это сказал, как из кладовки послышались негромкие мужские голоса. И оттуда вышли трое мужчин в закопченном военном камуфляже; они схватили попытавшегося было выскочить в окно Диму и принялись заламывать ему руки за спину... На отчаянно голосившую Таню военные не обращали никакого внимания - но переговаривались между собой:
- Странно всё же, как ему удалось сбежать?
- Видно, где-то срисовал схему проходов, по-другому никак.
- Ну, ловок шельма, на моей памяти ещё никто на эту сторону не возвращался...
Они без особых усилий волокли Диму за собой. И вскоре все четверо исчезли за дверью кладовки. Лишь на секунду оттуда, из-за двери, замельтешили отблески огня и потянуло гарью, да ещё до слуха остолбеневшей Тани Кафтановой донеслось отдалённое: “Аллауакбар!”, а в ответ - уже ближе - русский семиэтажный... И угасли короткие автоматные очереди…
Когда Таня, наконец, вышла из ступора, она осторожно приоткрыла дверцу кладовки... И не обнаружила внутри ничего, кроме привычных глазу полок, тесно уставленных банками с домашними соленьями и вареньями.
…Проснувшись, она немного поплакала - больше из-за непонятности привидевшегося, чем со страху. Решила рассказать свой сон мужу. Однако его рядом не было. И Таня, сама не зная отчего, внезапно испугалась. Куда подевался Дима в такой ранний час? В самом ли деле её сон закончился, или он ещё продолжается?