Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Помоги мне умеретьПомоги мне умеретьАвтор: Франкенштейн (Денис Казанский) Утром в парке было красиво и свежо. Еще не успевшие налиться коварной желтизной липы лениво шевелились на ветру. Беспорядочно разросшиеся по запущенным клумбам ромашки сильно пахли июньским медом. Обросший камышами пруд вальяжно раскинулся слева от кленово-каштановой аллеи, легонько серебрясь в солнечном свете. И только несколько бледных берез отчего-то грустили в стороне, не желая радоваться лету.Хоботов, все еще немного пьяный со вчерашнего, сидел на скамейке и смотрел, как толпится народ у бочки с квасом. Газета, на которой он спал, теперь трепетала и шелестела, порываясь вспорхнуть большой белой бабочкой, сандалии так и стояли возле переполненной урны, где он аккуратно поставил их вчера вечером. На душе у Хоботова было несказанно легко. Да. Это было действительно замечательно, что, все, наконец, разрешилось. Что можно сидеть теперь так вот и ни о чем не думать, потому что ответ на вопрос «тварь ли я дрожащая?» получен однозначно и навсегда, и можно не терзать больше себя дурацкими «а вдруг…». Что день такой хороший и солнечный, и вечер вчера был такой теплый и хмельной. Она пришла почти вовремя. Всего лишь на десять минут позже, что было на нее непохоже. Немного похудевшая и загорелая, утомленная злым утренним автобусом. От нее волнующе пахло яблоками и морем. - Мудак ты Хоботов! И фамилия у тебя дурацкая – вместо приветствия сказала она и плюхнулась на скамью. - Привет, Нина. – поздоровался Хоботов – а ты похорошела. Нина вздохнула и достала из сумочки сигареты. - И чего тебе только не спиться в такую рань? Неужели нельзя было попозже, а? Она чиркнула зажигалкой и затянулась. Хоботов усмехнулся. Он терпеть не мог эту ее привычку курить тонкие сигареты. - Знаешь, я как с тобой поговорил вчера, так на улицу и вывалился. Какая-то тоска накатила, и я пошел шататься по окрестностям, пинать жестянки пивные. А потом сюда пришел и сидел здесь всю ночь, выл на луну. Луна такая красивая была. Хоботов мечтательно закрыл глаза. - Это ты здесь, что ли, спал? – Нина недоверчиво покосилась на расстеленную измятую газету – ну и как, комары не сожрали? - Не сожрали. Она достала из сумочки мобильный телефон и принялась быстро строчить смс-сообщение. - В Крым ездила? – спросил Хоботов. - В Крым – ответила Нина – В Ялту. - Это, что ли, оттуда пишут? - Оттуда. – кивнула Нина. По парку пронеслись несколько пестрых тинейджеров на скейтбордах. Один из них, минуя Хоботова, крикнул: - Хобот хуйло! Дружки его засвистели и заулюлюкали, Нина хихикнула и спрятала телефон назад в сумочку. - Хорошо здесь. – сказал Хоботов – тихо и спокойно. Вроде и город в пятидесяти метрах, а кажется, будто где-то далеко. И пруд красивый, с кувшинками. Раньше тут лебеди плавали, а теперь только использованные шприцы и упаковки от чипсов, но мне все равно нравиться. Я часто тут бываю. Помнишь, как мы тогда вон там мороженное ели? Нина нахмурилась и ничего не ответила. - Ну что, пошли? - Пошли. Они встали со скамейки и зашагали к старым кованным воротам, ведущим из парка на улицу. Хоботов – быстро и нервно, сунув руки в карманы. Нина – нехотя и нетвердо, часто спотыкаясь, словно была пьяна. Золотистые кудри ее развивались на ветру, каблуки пронзительно цокали о тротуар. Встречные прохожие и торговцы сладкой ватой провожали их взглядами. - Это хорошо, что ты согласилась. – сказал Хоботов – кто еще, если не ты? Конечно, можно было бы на крайний случай и Витька попросить, но это ведь не то, сама понимаешь. Я хочу смотреть в твои глаза… - Перестань. Я уже жалею о своем решении – сказала Нина. - Да это ерунда! – махнул рукой Хоботов - там сложного-то нет ничего. На курок нажать всего, я покажу… Стрелять все равно в упор будешь, чтобы выглядело как самоубийство. Bang, bang you shut me down! - И чего, ты сам не хочешь, что ли? Ну, зачем я-то тебе, а? – взмолилась Нина, жалобно глядя на Хоботова. - Да, я же говорил уже, я сам не могу, понимаешь? Смелости не хватает. Сколько раз уже пытался, и напивался до чертей для храбрости – все без толку. Высоты, сама знаешь, боюсь кошмарно, от петли воротит, таблетки – как-то не по мужски… А курок спустить – милое дело. Поэтично, черт подери. – Хоботов закашлялся от волнения. - Мы же договаривались. Раз и все. Это секунда. Я обещаю, что не буду биться в конвульсиях. Я даже не закричу, клянусь. Ты, если хочешь, зажмуришься и… - Ты меня ненавидишь? – перебила вдруг Нина. - Что ты, золотко, очень люблю! Очень люблю, Ниночка! – очень серьезно и горячо заговорил Хоботов - Ты - солнышко мое, самое прекрасное, что у меня было. Жизнь без тебя – говно. Я без тебя, Нин, вообще жить не могу. Пробовал – не получается. Все как-то не так, водка эта чертова, депрессия… Думал, что перетерплю… Ну и хер с ним! Ты все равно стоишь того, чтобы просуществовать тридцать лет, а потом повстречать тебя и сгореть в один миг, как метеор в плотных слоях атмосферы. - Послушай, Хоботов, может, ты еще передумаешь? – осторожно спросила она – На мне ведь клином свет не сошелся. Ну, не виновата я, что не могу тебе ответить взаимностью на чувства твои. Между нами все кончено, да, но это не повод… - Повод. – коротко и жестко ответил он – Прости, Нин, я уже все решил. - А откуда у тебя оружие? - Смеешься? В моем районе достать пистолет проще, чем пачку презервативов. – Хоботов торжествующе ухмыльнулся. – Дерьмовый, правда, кустарщина. - Как же я в тебя стрелять буду? Я бухгалтер с десятилетним стажем, я отродясь не стреляла даже из рогатки. – сокрушенно покачала головой Нина. - Я тебе покажу. Пустяки – он шмыгнул носом. – Я прощальное письмо вчера целый день сочинял. Мол, прошу никого не винить, ну и дальше по теме. Так, что на тебя никто не подумает, не бойся. Пистолет потом вытрешь полотенцем и мне в ладонь вложишь. И все. Перед законом ты абсолютно чиста, в Бога все равно не веришь – так что никаких рисков. Главное, не суетись… Хоботов говорил отрывисто и поспешно, боясь, что она вдруг остановиться и передумает. Нина молчала и отрешенно глядела перед собой, как зомби. Они вошли в подъезд и поднялись по лестнице на второй этаж. От волнения Хоботов не сразу попал ключом в замок. Они вошли в коридор, а оттуда в комнату, где были в беспорядке разбросаны по полу книги и исписанные стихами тетради. Нина остановилась посреди комнаты, Хоботов сел в кресло в углу, и достал из ящика в письменном столе револьвер. Револьвер, к удивлению Нины, оказался маленьким, с очень коротким дулом. - Это газовый пистолет, изначально. Переделан под боевой. Вообще-то, он никуда не годится, но в упор из него попасть легко. – сказал Хоботов, повертев пистолет в руке. Нина молча смотрела на пистолет. - Стреляй в сердце – продолжал Хоботов – так легче. Мозги на шторах, это, знаешь ли, неприятно. Мне-то все равно, я эти шторы никогда не любил, а вот ты еще в обморок грохнешься. Это ни к месту. Когда стреляешь в сердце – крови обычно мало, и смерть сразу наступает. Я об этом в журнале читал. Нина молча смотрела на пистолет. - Обмотаешь его полотенцем, прижмешь дуло к сердцу и дави на курок. Тогда выстрела почти не будет слышно. А я музыку включу. Я вчера всю свою фонотеку переслушал – выбирал песню, под которую хочу сдохнуть. Пускай будет «Сплин», я всегда любил эту группу. Нина молча смотрела на пистолет. Хоботов поставил диск в проигрыватель и нажал на «Play». Из динамиков зазвучала музыка. Нина молча смотрела на пистолет. Хоботов смотрел на Нину. - Давай. Твой выход – сказал он, протягивая ей маленькую машину смерти – Я хочу, чтобы ты это сделала. Нина неуверенно взяла револьвер и приставила дуло к левой стороне груди Хоботова. Тот немного передвинул ствол к центру. - Сердце не слева, глупая. Нина неуклюже обернула пистолет полотенцем. - Стреляй – дрожаще прошептал Хоботов. - Я не могу поверить, что это происходит. Неужели я это делаю! - Я так хочу, Нина, стреляй! - Не могу… - Жми! - Как, я же… - Жми! - Ф-ф-фух… - Давай… - Только не говори ничего, пожалуйста, после того, как я выстрелю. Умоляю, я всегда ненавидела эти сдавленные предсмертные бульканья в дешевых кинотриллерах. - Жми!!!! Нина зажмурилась и изо всех сил вдавила курок. Выстрел прозвучал на удивление громко. - Блядь. – сдавленно произнес Хоботов и стал заваливаться на бок. Сердце его, пробитое навылет, судорожно дернулось, сжалось в комок и провалилось куда-то вниз живота. В бездонный черный колодец, увлекая за собой кресло, комнату, Нину. Гулко ударившись головой об пол, Хоботов отчаянно вздрогнул всем телом и умер. Честно и без проволочек, как обещал. Нина всхлипнула и выронила пистолет. Пол неожиданно качнулся у нее под ногами, и в следующий миг она уже стояла на четвереньках, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не вырвать. - Господи – прошептала она – какая чушь… Спустя некоторое время, когда самообладание вернулось к ней, Нина тщательно обтерла полотенцем пистолет и аккуратно вложила его в холодеющие пальцы Хоботова. Прихорошившись перед зеркалом, она как можно более беспечно выпорхнула из страшной квартиры и стремительно бросилась вниз по лестнице. Вечером, пьяная в стельку, со сбитыми коленями и растекшейся по лицу косметикой, заплаканная и опустошенная, Нина притащилась домой, в съемную квартиру на окраине, которую она делила с подругой детства и сослуживицей Ириной. Бросив в коридоре сумочку и туфли, размазывая по щекам слезы и тушь, она вошла в комнату и села на край дивана. От нее остро пахло сигаретами и перегаром. - Что стряслось? – без интереса, пялясь в экран телевизора, спросила Ирина. - Я конченная сука! Ира, я тварь недостойная, неблагодарная хуесоска и шлюха. – запинаясь и путаясь в словах произнесла Нина после некоторого молчания – Я совершила сегодня дрянной поступок. - И что это ты совершила? – Ирина нехотя оторвалась от экрана, где маячила чья-то голая задница. - Я его… застрелила. Своими руками вот этими. Он говорил: «жми», и я выстрелила, прямо в сердце. Он сам меня попросил, чтобы именно я… О, Господи-и-и… - В смысле? - нахмурилась Ирина. - Он сказал, что не может без меня жить, и просил в сердце… Много всего говорил, как обычно. И что любит, и… - Нина икнула и запнулась на полуслове. – И я ему прямо в сердце, а он сразу – хлоп. Ужас какой! - Кто? - Хоботов этот… несчастный человек – тушь чернильными кляксами расплывалась вокруг красивых Нининых глаз – фанатик, помешанный и неисправимый… Что же я здесь могла сделать… он так просил, смотрел на меня, плакал, стоя на коленях, и гладил ладони мои… я весь день вчера его уговаривала, а он… твердил, что у нас в стране демократия, и что если он не хочет жить больше, то никто не вправе его останавливать… - Боже мой, Нинка, это же так романтично! – взвизгнула Ирина и бросилась обнимать подругу. – Класс! И что прямо вот так выстрелила? В сердце? И с первого раза не промахнулась? А он что? Умер, да? Это ж сколько кровищи было, наверно! Так прямо сам и попросил? Ну что ты мычишь, скажи по-человечески! Нина разрыдалась. Потом ее вырвало на ковер. Теги:
0 Комментарии
#0 11:47 09-08-2007HЕФЕРТИТИ
Франкенштейн, ваш текст захватывающе интересен и психологически точен. Сама очень часто размышляла об описанной вами ситуации и хотела написать что-то подобное, но вы меня избавили от "мук творчества". Очень вам за это признательна. Так он ей отомстил...ей с этим жить всегда. Файк А зачем она соглашалась? гаф! клева написано! и сюжет зачодный! Сопливая Худлитературщина. Незачот полнейший. Отправь ЭТО в Митин журнал или на прозару. Пятидесятилетние девственницы, экзальтрованные девачки, востроженные десятиклассники и провинциальные кондовые прозаики - обосрутся от щастья. Хорошо, очень даж. Ща как Кайзершу за инакомыслие на год в собачьи Соловки запиздрячу! приписано очень неплохо но блядь всегда бешусь, когда вижу НАЖАЛ НА КУРОК блядь курок и спусковой крючок - это разные вещи а в целом зочод ОПУС ЗАНУДЫ. 1. по форме «ромашки сильно пахли июньским медом» - хуй там. Ромашки не пахнут в лучшем случае никак. Мёдом пахнут алиссумы. «серебрясь в солнечном свете» - серебристые блики – от луны. От солнца – все оттенки золотого и красного. «Газета …. большой белой бабочкой» - по ходу, это была газета без букаф. «И чего тебе только не спиться» - да уж, не спитЬся в наше время трудно. «но мне все равно нравиться» - см. выше «она как можно более беспечно выпорхнула из страшной квартиры» - да ты, я вижу, стилист шопесдэц 2. по содержанию Психапатриев 13:03 09-08-2007 +1 Нормально, вроде, написано. В одном месте даже Стивена Кинга напомнило (где героиня не решается выстрелить). Вот за это - большой жирный зачот. А драматический пафос не понравился. Психапатриев, провинциальный кондовый прозаик - это я. Франкенштейн 16:05 09-08-2007 сынок, ты гонишь: мама - это я!© Красиво. Но суть то осталась: все бабы – дуры, а мужики – сволочи или наоборот. Неужели нельзя иначе? большое спасибо автару.приятно было четать Зачот, почему-то ржал. А ничё так! Кровищщи маловато, слюней лишку, а так - зачот! Афтар, пешы исчо! покровские ворота. кавер. понравилось. пишы есчо. Еше свежачок Мастера медведь съел. Натурально. Белый медведь . Потому что не нужно ходить туда, куда не нужно. Табличка висит. "Не ходить". Теперь где нового мастера искать. Медведь за него работать будет что ли. Услили ограждение. Периметр обнесли колючей проволокой.... ПРОДЫРЕЦ
(сказка о чём-то) Сюр&Треш Встретились как-то в лоханке постирушечной 2 дырки-отверстия носочные, принюхались друг к дружке и очень обрадовались.... Крутит событий Чёртово колесо
Время. На гребне выси стареют дети. Осень включает дворника - пылесос, Самый простой и мощный в своём сигменте. Странный чувак. Расхлыстан да нетверёз. Жадина - через трубочку губ влюблённо Тянет в режиме "турбо" печаль берёз, Силу и вдохновенную нежность клёнов.... Сейчас печалью выводить печаль,
как пятнышко от кофе на рубахе. На завтрак - дождь и жареный миндаль, и длинный день, заваренный на страхе ночных, отчаянных, неведомых тревог, запястий, лезвий, подоконников, таблеток. Уябывай скорее за порог.... Она впилась в него после пары дежурных фраз. Приехала с новым мужем к своячнице и его с "законной" позвали за компанию. "Я вдова", подчёркивала она непреклонно на его "разведёнка". Покойный муж был директором атомной станции и сгорел от рака желудка едва за сорок....
|