Парад

Автор: Абрам Здыба Суетливый холуй последний раз поправляет безупречный узел моего галстука, заискивающе смотрит в глаза и шепчет:
-Великолепно, просто замечательно. Вам пора уже, а то народ заждался.
Я неспешно начинаю подниматься по гранитной лестнице, вслушиваясь в гул голосов, доносящийся снаружи. На душе легко и спокойно. Преодолевая ступени, с улыбкой вспоминаю свой первый подъем по ним и волнение, охватвшее меня тогда. Помню, пока взобрался, пришлось дважды снимать шляпу и стирать со лба капли холодного пота. Конечно, такого эмоционального спектра я сегодня уже не испытаю: с годами чувства притупляются, ничего не поделаешь.
Лестница преодолена, я выхожу на трибуну. После полумрака гранитного саркофага яркий свет весеннего солнца заставляет на несколько секунд зажмуриться. Снизу слышен оглушительный рев толпы. Когда я открываю глаза и смотрю туда, вдруг начинает казаться, будто стою я на вершине гранитного утеса, а под ним бурлит и волнуется огромное море. Волны скрыли темно-красную брусчатку мостовой, видны лишь какие-то торговые ряды, расположенные на противоположном берегу.
Вглядываясь в бурлящие морские воды, начинаешь понимать, насколько обманчива гомогенность этой стихии. Состоящий из тысяч людей, каждый из которых несет в себе собственную вселенную, этот океан объединил миры, связал их общей целью, и ради нее они собрались здесь, презрев личные интересы и амбиции.
Заметив меня на трибуне, толпа слегка поутихла. Люди в нетерпении топчатся на месте, ожидая какого-то знамения, тайного знака, дающего им сигнал к действию.
Я слегка откашливаюсь, прикрывая рот ладонью, подхожу к микрофону, и ровным, лишенным эмоций голосом произношу: «Идите нахуй, дорогие товарищи».
Слова, усиленные десятками динамиков, громом разносятся над площадью, перекрывая ответный рев толпы. Людское море некоторое время колышется в нерешительности, а затем приходит в движение: бурной рекой начинает течь в направлении массивного строения из красного кирпича, украшенного декоративными башенками и шпилями в стиле конструктора «Лего».
В динамиках что-то трещит, клокочет, потом замолкает на мгновенье, и в следующую секунду площадь оглашается хриплыми звуками бравого марша, вселяющего в демонстрантов веру в поставленную цель и прыть для ее достижения.
К музыке подключается диктор, сочным, пафосным баритоном декламирующий сдобренные лестью, идеологически выдержанные дацзыбао.
Огромная толпа, текущая по площади, бравуарная музыка и лозунги, произносимые диктором, вкупе задевают какую-то потайную клавишу в душе, и я, вдруг, начинаю ощущать себя ребенком, марширующим в этой толпе и восторженно глазеющим на трибуну. В правой руке у меня резинка, на которой болтается покрытый разноцветный фольгой раскидай, а в левой – маленький флажок с надписью желтым по бордовому: "Миру – мир". Не задумываясь о цели этого шествия, я испытываю радость единения с людьми, окружающими меня. На их лицах искрятся счастливые улыбки, не оставляющие сомнений в верности выбранного пути и вселяющие в меня доверие к старшим спутникам.
Вскоре, диктору становится недостаточно сухих лозунгов, и он начинает комментировать происходящее:
- Мимо трибуны проходит объединенная колонна политических партий и движений. Эти люди прибыли сюда специально, чтобы последовать наказу нашего мудрого руководителя....
Скажу прямо, эта колонна выглядит довольно убого. Жалкие людишки в несвежих рубашках, натянутых на оплывшие тушки, лоснящиеся салом рыльца, жирные, нечистые пряди, прикрывающие проплешины, мельтешение, перешептывание, мышиная возня. Даже сотню метров неспособны пройти без перепалок и взаимных упреков. Одно радует: рано или поздно, даже эта нелепая кучка человеческих отбросов достигнет поставленной цели, будет вынесена к ней мощным потоком.
Следующая колонна, могучим валом накатывается на предыдущую, приятно контрастируя с ней слаженностью движений и выправкой. Чеканя шаг, вывернув мощные, волевые шеи в сторону гробницы, на вершине которой стою я, мужчины в форме вбивают тяжелые ботинки в гранитую мостовую. Гул шагов разносится по площади, и в такт ему начинают вибрировать барабанные перепонки, передавая ритм вздрагивающей при каждом ударе тонкой струне спинного мозга, звук которой разносится по телу и гипнотизирует, подчиняет тебя магическому ритму.
Из транса меня выводит поначалу приглушенный, звучащий откуда-то извне, голос диктора:
-Через площадь следует колонна представителей вооруженных сил различных государств: в одном ряду, плечем к плечу маршируют солдаты и офицеры Советской армии, ЦАХАЛ-а и Армии Соединенных штатов Америки. Общая цель объединила сегодня этих воинов, заставила забыть о прежних разногласиях, направив их совместные усилия в нужное русло. Взгляните на этих героев, они с гордостью несут возложенную на них высокую миссию.
Я окончательно отхожу от транса, приближаюсь к микрофону и слегка улыбнувшись, произношу: «Нахуй, товарищи, нахуй». Толпа внизу взрывается ревом, от которого я на мгновение глохну, а когда уши начинают привыкать к шуму, мой взгляд останавливается на забавном пестром островке, приближающемся к трибуне и резко контрастирующим с буро-серой гаммой людского потока. Движения внутри этой кучки настолько хаотичны, что не будь плотной массы, стиснувшей ее со всех сторон, она бы рассеялась по площади, подчиняясь жесткому беззаконию броуновского движения.
Я теряюсь в догадках, но вездесущий диктор приходит на помощь и разъясняет ситуацию:
-Мимо трибуны проходит колонна представителей сексуальных меньшинств. Держащиеся обычно в стороне от общественных течений, гомосексуалисты и лесбиянки решили поддержать всенародное начинание и влились во всеобщее движение к благородной цели.
На самом деле, меня даже слегка забавляет пестрота и непосредственность этой кучки. Попугайская расцветка и бессвязное чириканье, заглушающее разухабистую музычку, безусловно добавляют положительных эмоций. Сквозь зубы бросаю в микрофон стандартную в таких случаях фразу: «Нахуй пидаров», и она тут же подхватывается одобрительным гулом и жизнерадостным улюлюканьем.
Внезапно из динамиков начинает литься благообразная огранная музыка, и площадь моментально погружается в умиротворенное состояние, как река, уставшая бурлить и уснувшая с наступлением сумерек: воды ее текут, но течение это не нарушается ни единым всплеском на зеркальной глади.
Над головами журчит сладкий, как патока, голос диктора, похоже, тоже очарованного опустившейся на мир благостью:
-С нами бог, господа, ведь сейчас по площади шествует колонна религиозных конфессий, в которую вошли видные представители крупнейших мировых религий. Своим участием они только подтверждают святость поставленной перед всеми нами цели.
Глядя на эту колонну сложно сдержать улыбку: рядом со степенными, бородатыми, обвешанными золотом попами, чьи шеи отягощены массивными распятиями, снуют юркие раввины, одетые в стандартные черные лапсердаки и широкополые шляпы. Мусульманские муфтии, держащиеся несколько поодаль, выделяются изумрудной зеленью своих халатов и роскошными тюрбанами, нахлобученными на бритые головы. Общую картину абсурда дополняет старенькая «Субару» на которой установлено электрофицированное чудо: сияющая всеми огнями радуги корона Царя-Машиаха, напоминающая елочную гирлянду, и мегафон, вопящий дурным голосом о скором явлении Спасителя. Попы, видя подобное безобразие начинают усиленно плеваться и креститься, имамы же лишь с удвоенным усердием бормочут под нос свои заклинания, веря, что Аллах прислушается к их молитвам и прекратит богомерзкое действо.
На каком-то этапе мне все это наскучивает. Дело сделано, наказ дан. В последний раз взглянув на толпу, неумолимо движущуюся к поставленной цели, я отхожу назад, и гранитная стена многотонного саркофага скрывает меня от любопытных взглядов. Устало вытираю со лба испарину и бросаю платок на начищенный до блеска пол. Возникший непонятно откуда холуй, подбирает его, подобострастно глядит на меня снизу вверх и что-то бормочит. Я не слышу, но его шипение возвращает меня к реальности, и сглотнув пересохшим ртом, четко выделяя каждое слово, я громко и внятно произношу: «Нахуй. Ты тоже, вместе со всеми, нахуй пошел», затем не оглядываясь ухожу в полумрак внутренних помещений гробницы.