Записки инженера Дятлова. #1.1.

Автор: инженер Дятлов Кто такой инженер Дятлов?
Человек, признанный виновным в чернобыльской катастрофе и закончивший свои дни в местах заключения. Говорят, что до своего последнего вздоха он был уверен, что "всё правильно делал". В честь этого выдающегося деятельности современности я взял одно из своих сетевых имён.

Та писанина, которую я в свои ближайшие посещения данного тырнет-ресурса собираюсь на нём выкладывать собрана из моих текстовых затесей на тему моего опыта гастарбайтера "второй волны", - то, что накрыла не только москву, но и Питер, Нижний и даже Ёбург. Которая уже несла по два-три чемодана барахла на голову одного хомо сапиенса. И которая уже имела дружественные тыла, предлагающие взаймы денег и бесплатный угол с раскладушкой на пару ночей бесплатно. Конкретно аптырь сего текста направился в Петербург (он же Чуханоболотск, он же Прыщавоблондинск). Причины такого решения откроются читателям в ходе дальнейшего повествования.

Итак, прибыв в жаркий июньский день в город моих сумрачных надежд, я был встречен моим другом П. и его подругой М., к которым в квартиру на Лиговском проспекте мы и направились. Ехать надо было 2 остановки на трамвае. В трамвае было просторно, шумно, на потолке были огромные плафоны как в поликлинике. Сквозь оргстёкла нещадно палило солнце. Вагон сильно шумел и трясся.
Таковы все питерские трамваи. Потому что в Питере - всё питерское. От бритвенных лезвий и жевательной резинки до вагонов метрополитена и легковых автомашин, через дуршлаги и раскладушки - всё у нас тут местное в основном.
П. со своим другом Д. за весьма недорого снимали две комнаты в трёхкомнатной квартире без двора, но с лифтом. Третья комната по старой питерской традиции была заперта на ключ и выполняла функции хозяйской кладовой. Лоджия оказалась столь просторной, что там опочивал сам П. в окружении создающих прохладу растений. Горячую воду в квартире по другой прочной местной традиции отключили на 45 дней - срок к исходу которого уже привыкаешь купаться в тазике и мыть голову в банке из-под майонеза.

Итак, то, что на карте обозначено как город Санкт-Петербург делится на Питер, Ленинград, Петроград и прочее.
Питер представляет собой нагромождение коммунальных домов с дворами-колодцами, газопроводами в ужасных бороздах (явно инородных в телах старых арок), блохами и пакетами гниющего мусора в подъездах. Эти места ловкие агенты по найму квартир называют "центром". Также к центру с определенной натяжкой можно отнести и Петроград. То же самое, но дворы колодцы чуть шире, а дома достигают семи этажей в высоту. Тут крысы давно победили всякую растительность и приучили людей мириться со своим (крыс) существованием.
Ленинградом я называю окраинные панельные районы города, в которых бывают парки, пруды, спортивные площадки, мусоропровод и магазины "Пятёрочка". Здесь имеет смысл покупать проездные билеты на автобус и метро, хотя обычные советские подъезды, пряно пахнущие мочой и борщом, почему-то называют "парадное".
К "прочему" я отнёс разного рода деревни пригороды и бывшие аристократические поместья, включенные в черту города, как то Петродворец, Колпино и другие экзотические места, стоимость проезда из которых до ближайшего пункта остановки городского транспорта покрывает дешевизну аренды жилья в них.

Озаботившись поиском собственного жилища, я понял, что лучше бы мне жить в Ленинграде.
Произошло это вот как.

Посмотрел я две сдаваемые в наём комнаты.

Одна из них располагалась в доме с ампирным фасадом, роскошными лестницами, входными дверьми трёхметровой высоты, видом из окон на Исаакиевский собор в коммунальной квартире с крысами, тщедушной пенсионеркой-старожилкой, по полдня просиживавшей в ванне (ванна располагалась в центре ванной комнаты, дверь которой запиралась неплотно, так что я смог разглядеть кайфующую в грязной воде питерского водопровода старушку). Кухня была огромна, в ней стояли сетчатые стеллажи наподобие тех, что можно встретить на кухнях дешёвых столовок. Стеллажи заключали в себе огромных же размеров алюминиевую посуду. На кухне было три газовых плиты, каждая из которых в некотором роде работала. В углу расположился мусоропровод и дверь в туалет, в близи которого не наблюдалось никакого умывальника.

Вторая комната, подвергшаяся моему осмотру, находилась неподалёку от станции метро "Ломоносовская". Не бог весть, какой центр, но улица выглядела пафосно. Дом был с высокими потолками и являл своей архитектурой стиль переходный между послевоенной бравадой и скромными жилищами хрущёвских кухнесидельцев.
В первом этаже дома расположилась трёхкомнатная квартира, каждая из комнат в которой сдавалась своим хозяином своим нанимателям.
По причине этого "места общественного пользования" , а именно: кухня, ванная и туалетная комнаты являли собой пример той вопиющей антисанитарии, про которую в этом городе говорят "жить можно".
Эмаль в ванне давно тосковала по ремонту.
По квартире слонялся подросток-наркоман.
В само же жилом помещении остались многочисленные следы жизнедеятельности фаната ФК "Зенит", а именно:
- пробитые "засыпные" стены
- продавленная кровать
- те места стене, на которых ещё оставались обои, были залеплены вырезками из футбольных журналов
- одноконфорочная плитка на покосившемся круглом столике, покрытая заолифвшимися пищевыми жирами.

Хозяйка работала в санчасти одного из исправительных учреждений и остро нуждалась в деньгах. Так что моё предложение сделать в комнате ремонт в счёт трёхмесячной арендной платы (всего на сумму 16 500 рублей) она ответила унылым отказом. Как выяснилось в последствии, она таки сдала эту комнату некоему субъекту, который не платил арендную плату и вообще не пускал её в квартиру, поменяв замки по крайней мере те же самые три месяца.

Сердце моё затосковало по обширным пустырям красноярского жилого района "Северный" с видом на алюминиевый завод. По железнодорожной ветке с радиоактивными отходами, проходящей в нескольких сотнях метров от моего дома, по стальным гаражам. В общем, по всей той помойке, которую мы именуем малой родиной.

В таком настроении я попросил одну из барышень-агентов, занимавшихся моим квартирным вопросом, найти мне однокомнатную квартиру, необязательно в центре. А лучше в нормальном панельном доме.

В итоге, на три месяца я поселился в однокомнатной квартире на улице с метафизическим наименованием "проспект Наставников" на втором этаже шестнадцатиэтажного жилого дома с видом на небольшое казино над мастерской по ремонту обуви.

Итак, хитрая как дядюшка Мамед с Сенного рынка судьба предопределила мне прожить первые три месяца питерской жизни в районе Ржевка-Пороховые, наводящий на смутно-медитативные мысли размахом своих просторов и футуристической архитектурой панельных многоэтажек. Когда я поехал прицениваться к квартире, шёл июньский ливень. Не такой куцый как в Сибири, и не такой безжалостный как на черноморском побережье. Северный приморский ливень какой-то. Это был многосекционный 16-этажный дом, во дворе которого росло много разных деревьев, гнило несколько анабиотичных авто, и ещё там была школа. Как выяснилось позднее, неподалёку начинался лесопарк. А вскоре после того, как лесопарк начинался, город официально заканчивался. Фактически же я селился в крайнем микрорайоне, за которым уже было болото и похожий на мрачные антуражи советской кинофантастики почти совсем заброшенный дачный посёлок хладокомбината. Поначалу я полагал ходить в лесопарк на пикник, однако после активного общения с двумя молдавскими строителями и одним монтажным ножом, лишившись старого доброго Siemens A 52 и 80 рублей ассигнациями, я от этой мысли отказался навсегда.

Осмотр жилищной единицы был произведён мною в полумраке по причине пасмурной погоды, сумерек, малой мощности светильников и, как я думаю задним числом, сговором неряшливо-выброжулистой старушки-хозяйки и агентши по недвижимости, познания которой в области жилищного и гражданского законодательства, а также архитектуры гражданских зданий находятся примерно на уровне выпускника школы-интерната вспомогательного типа (судя по содержанию договора и устным комментариям к нему). Хотя, Питер, видимо, настолько «город юристов», что некоторые просто очень искусно дурачками прикидываются.

На фоне общей питерской неряшливости и стоимости аренды квартира смотрелась до-вольно выигрышно. Так мне подумалось. То есть, я подумал, что в принципе это ещё можно как-то отмыть и что-то как-то отремонтировать.

Семантически как-то всё было на месте. Вот тебе филёнчатые двери в ванную и туалет. Вот картина (холст, масло, берёзы, речка) на стене. Вот шкаф с книгами. Однако же всё как-то было нерационально и грязно. Хозяйка очень любила французские слова, значение которых вряд ли понимала, и органически не любила чистоты и порядка. В общем, создавалось впечатление, что в квартире проводили долгий и тщательный обыск люди перед этим основательно поевшие плова – давнишние отпечатки каких-то жирных ладоней находились мною в самых неожиданных местах.

Также хозяйка эта представляла собой некий местный типаж человека "без порток, но в шляпе", у которого за плательным шкафом как бы специально предусмотрено место для закидывания вещей ненужных, но тех, которые жалко выбросить просто в мусорный бак, который на кухне держит диван как бы нарочно для того, чтобы цветочные горшки падали с подоконника на мягкое, который хранит немыслимое количество полиэтиленовых пакетов в шкафчике под мойкой, неизвестно с какой целью.

В конце концов, после того, как моя любимая женщина потратив две недели и содрав в кровь пальцы отмыла кухню и мы переставили мебель таким образом, чтоб на стулья можно было сесть не передвинув предварительно посудный шкаф и обеденный стол, а диван не собирал на себя слишком много пыли, то хозяйка, которую мы прозвали "Germ queen", сначала думала было провести "разъяснительную беседу" с моей любезной по поводу недопустимости перемещения каких-либо предметов на другие места и того, что декоративная малярная отделка стен кухни, представлявшая собой виноградные листья, изображённые по трафарету, частично была смыта вместе с какими-то обильными коричневыми крапинками, которые при смывании пахли свинофермой.
Но после того как я хозяйке телефонировал о нецелесообразности таких действий как моральное давление на мою подругу, она воспользовалась правом в порядке односторонней инициативы досрочного прекратить деловые отношения, то есть расторгла договор найма квартиры.

Запомнился также расположенный поблизости знаменитый магазин "Народный". В общем-то, скоро минет год с того момента, как я переехал в Питер, и многое с тех пор поменялось. Моя жизнь перестала быть сплошной финансовой катастрофой и разочарованием в идеалах, а в магазине "Народный", как говорят, поубавилось грязи и хамства. Однако же, в первый мой визит это заведение произвело на меня неизгладимое впечатление. Это был некий нездоровый симбиоз супермаркетового размаха, рыночной грязи и вокзальной антисанитарии. Конечно, есть во всём этом некая блокадно-ленинградная романтика, но здоровье-то дороже (imho).

Например, там стояли такие огромные стальные корзины, набитые, скажем, огурцами. У этих корзин копошились пенсионеры, которые норовили просунуть пятерню поглубже в зелёную биомассу, так что на поверхности уже была сплошная жижа. Рядом за процессом наблюдали две дамы таджикской национальности в бордовых халатах и регулярно производили некую ротацию товара. Такой вот весёлый был магазин.

В общем, устроилось так, что неподалёку от меня был этот забавный лабазик. И до работы было рукой подать - час пешком. Так как-то само сложилось. То есть, я тогда очень плохо ещё в городе ориентировался даже по карте, и расположение места жительства и работы довольно близко друг от друга сложилось без моего сознанного участия. Очень удачно, поскольку при той системе оплаты, на которую я попал первый месяц, мне пришлось существовать иногда на 35 рублей (1 евро) в день. Хитрость заключалась в том, что зарплату платили сразу всю, но в середине следующего месяца. А, так как я устроился 22-ого числа, то обстановка с деньгами у меня сложилась довольно плачевная и надолго.

В общем, такая вот финансовая ситуация, и чёрно-белый телевизор, и полный шкаф книг о блокаде Ленинграда и какой-то пыльный ковёр над двуспальным диваном, и там ещё одеяло и подушки со странными физиологическими пятнами (я их позже поменял на холлофайберовые новые), релин на полу совершенно почерневший и истрепанный – для начинающего гастарбайтера - обычное дело в первые 6-12 месяцев жизни в чужом большом городе. Но, видимо, моя дама рассчитывала на некие более комфортные условия жизни, и также как-то не могла найти себя в социальном плане. Так или иначе, в эмоциональном плане был некий перелом в ситуации после того, как мы стали жить вместе, перелом моей шеи напополам и полная утрата мною способности наслаждаться одиночеством. То есть, такие квартиры вполне годятся для того, чтоб там поесть, принять душ и завалиться спать между приходом с работы и уходом на работу, но это далеко не Дом ещё.

В этом есть, конечно, определённая романтика, когда через какие-то пустыри потом под железнодорожным мостом и т.п. шпаришь час до работы и потом обратно. И при этом очень ясная и жаркая погода и белые ночи… На самом деле, я Дворцовую площадь увидел только через месяц жизни в городе, а Исаакиевский собор и ещё позже. В основном то, что я видел – это были какие-то воспоминания о Советском Ленинграде, то, что от него осталось и то, что стремится ему подражать. Такова Ржевка.

Такая вот житуха, дорогие читатели.
В принципе, Питер не подходит для того, чтобы тут заработать много денег, потому что при барнаульском уровне зарплат тут за квартиру будешь платить чуть меньше чем в Вене и чуть больше, чем в Праге. Также он не пригоден для того, чтобы тут найти свою любовь, потому что этот город пропитан каким-то соперничеством и одиночеством… соперничеством одиночеств… Здесь любовь ржавеет как корейские легковушки – прямо под эмалью, и потом никому не под силу понять с чего началась эта коррозия. Но это город благоприятный для рефлексии, беспредметной грусти и медитации. Покинутая столица империи, о которой мало кто помнит что-то вразумительное…