Ревущие девяностые

Автор: skinner Не знаю, не знаю, почем там, что и где, а мы пошли в «Пивной дворик». Приютившееся у городского пивзавода заведение без крыши, но с шашлыками и, главное, свежим пивом постоянно привлекало в себя все ступени разношерстной социальной лестницы промышленно развитого областного центра.
Андрюша крутился под ногами и причитал:
- Пацаны, пацаны, вы чего! Вы не гоните! Мне вообще на нее похуй…
- Да, Андрюша, мы знаем, - отвечал за нас обоих Витюня.
Андрюша потрусил вперед своей размером с пачку «Честера» задницей и ласточкой вклинился в очередь к окошку. Перед нами стояли ханури-грузчики с вещевого, за нами – в кружевах 60-х галстуков (галстуков 60-х?) легко угадывалась университетская интеллигенция. Какой-то дяхорик с пожеваным портфельчиком под несвежей подмышкой утирал платочком пот со лба.
- Два… Витюня, ты шо будешь?... Три! Три «Александровских»! – прогундосил Андрюша, он же – Чернобылец. Не помню почему. Наверное, за характерность взгляда, приукрашенного коромыслом полесских сосен-бровей, и неуступчивость атомного пожарника.
- Давай без сдачи, - из окошка высунулась накачанная левая рука.
- Сколько? – Чернобылец немного озадачился.
- Четыре восемьдесят, - рука отвечала ровно и спокойно.
- Ээ, пацаны, есть мелочь? Не? Вот… - Андрюша протянул руке пятерку.
- Я сказал: без сдачи! – сказала рука.
- Та ладно, мужик, давай так, оставь себе, - Витюня сузился до размеров самого себя в шестом классе и теперь кривил свои большие и мокрые, как у собаки, глаза на краны, с которых каплями сочилась пенистая жидкость.
- Это ты иди в рэсторан на проспекте, там можешь и сдачу оставлять, ишь ты… - пробасила рука и развернулась к потному лбу с портфелем.
- Вот бля, пива нормального не дал попить, сука, – Андрюша покупал в ларьке три «Жигулевских».
Мы сидели на парапетах около танка, глазели на студенток и как бы думали над пятничным вечером.
- Да, щас бы присунуть кому, - Витюня опрокинул голову назад и вливал в себя остатки пива, прикрыв при этом один глаз, а вторым всё так же неотступно следуя за стайками молоденьких поедательниц то ли молофьи, то ли наук. Мы так и не решили, чего именно.
Андрюша был позитивно настроен, что не могло не радовать обедневших меня с Витюней. Слабое алко масштабами видневшихся в сизой дымке заводских труб южноукраинского Детройта лилось в нас из дружеского кармана уже часов пять.
- А ты ее в жопу имел? – Витюня мечтательно смотрел на членообразное дуло ощерившегося из смеси елей и гранитового постамента танка.
- Ну так! – Чернобылец скривился, как парень из кино про очкастого шпиона английской разведки. Он почему-то думал, что это ему идет.
- И шо? – у Витюни прямо из кадыка закапала слюна и запачкала ему протершийся на заднике кроссовок.
- Шо-шо… Охуеть! – Андрюша вернулся в себя и пошел к ларьку.
Мы разложили на теплом парапете мой плеер, Витюня достал свои большие наушники. Вроде как динамики. Теперь мы были при музычке, прохладная пивчага возбуждала наши похотливые бунинские прорехи, девочки стайками проносились мимо, а мы вроде бы ждали красоток. Ну, чтоб же ж сразу ровно три, и все красивые. Потому что по-другому – никак.
Я замутил новый альбом Limp Bizkit, Андрюша одобрительно закивал, заметив, что, мол, и музычка «Агонь!» да и «телкам нравится».
Дёрст ухабисто кричал в левом наушнике «Nookie», когда к танку подошли ровно три, ровно неплохие под наши пенистые ресницы девочки. Витюня присел, Андрюша развел руками, я пошел за пивом, выудив из узкой с-честер-пачку задницы пятёрик.
«Бля, надо, бля».
Андрюша так и остался стоять на месте и разводить руками. На нем была майка с надписью Baggage, за что мы иногда называли его еще и Чемоданом. Сейчас он был похож на поставленный на бок, забытый, выпотрошенный чемодан, принадлежащий сдохнувшему от тропической болезни туристу.
Мы подвалили к тёлкам, следом подполз Чемодан, собирая по дороге выпадающую отчего-то из карманов мелочь.
- Привет, крастотки! – Витюня улыбался, как дебил, и протягивал девчонкам руку, которой сегодня уже с утра успел подрочить, стряхнуть раз шесть и ни разу не помыть ее при этом. Я заворожено наблюдал за самостоятельно паучьими действиями своего друга.
А девочки и впрямь были очень даже… Две высокие, одна пониже. Та, что пониже, с большой грудью, красивыми ногами в шортиках, как и одна из тех, что повыше. Еще одна дылда была просто худенькой и смазливой студенточкой, как раз по мне.
Андрюша охнул, развернулся и убежал.
- Ваш друг страаааный, - грудным голосом прошелестела нам по ушам мелкая грудастая бестия.
- Бля, чуть не забыли! – Чемодан прибежал обратно, размахивая плеером и наушниками, из которых ныл кумир наших «ревущих девяностых» Чино Морено.
Девчонки поперлись за чем-то в магазин, мы поплелись сзади, как нашпигованные звуками из таинственной индийской дудки экзотические змеи. Пошатывались мы точно в норму. С пивом заходить не захотели, остались у крыльца.
- Ну че, парни! – Витюня явно чувствовал себя как минимум Микки Рурком. – Говорил же вам всегда, главное – не морозиться, быть посмелее!
- Ага. – я кивал, шатался и пил своё пиво.
Андрюха потирал потные ладошки и утробно рыгал в предвкушении незатейливого юношеского секса.
Наши дамы минут через пять плавно выплыли из гастронома и, почему-то не остановившись, поплыли дальше по проспекту. Мы сняли Андрюшу с якоря и поплыли следом.
Витюня упорно пытался вклиниться между дамами и облапать мелкую грудастую красотку, которая умело маневрировала между ног подружек и не давала нетрезвой хватке моего друга добраться до своих нескромных прелестей.
Я отмороженно объяснял худенькой красотке, как же здорово нырять в Днепр на закате, а потом выползать на нагретые за день камни и елозить по ним впавшим от студенческих будней брюхом. Она мне будто бы верила, я потихоньку хамел и на повороте с кишкообразного проспекта хотел уже было положить ей руку на торс как-то снизу и сзади.
- Так, ладно, мальчики. Нам пора! – заявила дылда с грудью во дворе сталинского дома.
- Эээ, - промычал Чернобылец.
Витюня открыл рот и замолчал.
Я положил руку на худенький торс куда-то сзади и снизу. «Черт!», почему-то подумал я.
Мелкая полезла в пакет из гастронома и выудила из кучи барахла пару пачек гандонов.
- Вот что, пока! – она показала нам цветные коробочки, ткнула ими под нос выпятившему губу Андрюше и засунула их обратно в пакет.
Девчонки развернулись и дружно пошли к подъезду. Худенькая не повернулась и не помахала.
- Ну и хуй с ними! – Витюня подобрал за шкирку Чемодана, и мы пошли к Железному Феликсу. Памятник сиял нечищеным пометом в лучах ласкового весеннего солнца, отдавая медью и купоросом.
У ларька Чернобылец купил хот-дог, откусил кусок, выплюнул его и протянул нам.
- Нее, - мы скривились от вида синюшной заводской сосиски и стали лакать певас. Андрюша выкинул бутерброд в урну.
- Эээй, дружииищщщее, ты шо? – на нас смотрели три неандертальца. «Нет», подумал я. «Это не наши девочки».
- Денег много, или шо? Ты шо, сука, хлебом разбрасываесся? – кулак величиной с мелитопольский арбуз погрузился в Андрюшино лицо с характерным чавканьем.
Витюня дернулся на одного из макак, но тут же получил в живот, осел на асфльт и посмотрел на Феликса. Тот не двигался.
Неандерталы заржали и ушли.
Я приподнял Андрюшино лицо, оттянул свою футболку и вытер ему с губ алые внутренности. Потом дал глотнуть еще не нагревшегося пива. Из наушников орал про «Мишиных дельфинов» его тезка.
Витюня прохрипел что-то и показал пальцем на Железного Феликса. Тот приветливо улыбался.