Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Здоровье дороже:: - Весеннее обострение-2Весеннее обострение-2Автор: Дуня Распердяева http://litprom.ru/text.phtml?storycode=14268 – Весеннее обострение-1Вот и пришла весна – пора любви… И обострения заболеваний у шизиков. Олеська с тревогой вслушивается в привычное слуху бессвязное бормотанье, доносящееся из комнаты своей матушки. Не появятся ли в нем столь знакомые и пугающие истеричные нотки? Нет, вроде все спокойно: бубнящая нуднятина все о том же, вернее о тех же – родственниках и знакомых, по каким-то «непонятным» причинам отказавшихся от общения со старухой Ебанько. Скорбная на голову бабка без устали мстит неблагодарным. Составила на каждого по гороскопу, обещающему крупные и мелкие неприятности в недалеком будущем. – Вот, доченька, – полюбуйся, – мать тычет Олеське в нос исписанными корявыми буковками картонками (две упаковки из-под чая со слоном и одна от каши «Геркулес»), – я так и знала: у Тамары Степановны такой неудачный год, такой неудачный, а у тети Зои… – Мам, я занята, – Олеся сворачивает френдленту на экране монитора, чтобы мать ненароком не заметила неприличную картинку, – оставь, я потом почитаю. – Олесенька, хоть папин гороскоп посмотри, – падает на клавиатуру «Геркулес». – Я же просила: не напоминай мне об этом старом алкаше! – «Геркулес» смахивается с клавиатуры на пол. – Когда я с ним познакомилась, он не пил, – оскорбилась маменька, – первый раз его напоили родственники на нашей свадьбе, потому что были против меня! – Неудивительно, – шепчет себе под нос Олеська, соображая, как бы поскорее выставить надоедливую шизу из комнаты. – Доченька, – мать будто читает мысли, – прочти это, и я сразу же уйду! – Ну, ладно, – Олеся берет в руки картонку, – как же, серьезные проблемы со здоровьем… да его об дорогу не расшибешь, воду на нем возить можно! – Позвони ему и узнай, что это так и есть, – мать умоляюще простирает костлявые трясущиеся руки к телефонному аппарату, – и я не составлю больше ни одного астрологического прогноза! – Ты сказала, что уйдешь, когда я ознакомлюсь с этой фигней. – Это не фигня! Позвони! – Фигня! – Звони! – Тогда ты точно отстанешь? – Клянусь! – от выступивших на глаза слез мамин взгляд мутнеет еще больше. Коварный телефонный аппарат, едва Олеська к нему прикоснулась, издал пронзительную трель. – Олеся Антоновна? – в трубке зазвучал недовольный женский голос. – Ага, я. – Антон Анатольевич – Ваш отец? – Мой. – Он находится в нашей больнице в тяжелом состоянии, – к недовольному тону добавились еще и обвинительные нотки, – уже неделю. – Но я не знала, – Олеся глядит на мать округлившимися глазами, – он с нами не живет давно. – Если я назову адрес больницы, Вы приедете? – Ну, да. А что… – Отравление алкоголем! Записывайте адрес. Когда Олеся повесила трубку, в комнате воцарилось тягостное молчание. – Гороскопы никогда не лгут! – наконец с пафосом произнесла старушка, и, гордо подняв лохматую седую голову, выплыла из комнаты. Олеська вспомнила последнюю встречу с отцом. Шкафообразный мордатый дядька в дешевых, плохо отстиранных шмотках с красным носом и седой щетиной. Сначала он на всю улицу заорал, что его доча выросла клёвой телкой. Потом покровительственно хлопнул по заднице и предложил купить мороженое. – Ты совсем сдурел, выросла я уже давно – четвертый десяток мучаюсь на этом свете! – Да ладно, – примирительно пробурчал папенька, – знаю, что я хуевый отец, мороженое-то будешь? – Буду! – Олеська повернула к киоску и ткнула пальцем в витрину, – а помнишь, ты мне вот такого шоколадного зайца купил, когда мне десять лет исполнилось? – Тоже купить? – Нет, просто ты мне больше ничего никогда не покупал и не приходил ни на один день рождения… – Ну, во-о-от … Снова здорова … Да приходил я, сколько раз приходил – столько раз мать не пускала! – Бухой, небось, приходил – вот и не пускала! – А то, какой же еще-то? Ты ж меня знаешь! Когда я пьян, а пьян всегда я… – Знаю, можешь не продолжать. Давай что ли «Волшебный фонарь», а тебе какое? – Да ну его, мне б лучше это, – отец выразительно щелкнул себя по заросшему седой щетиной кадыку, – погорячей чего! – Ты меня тоже знаешь! Если ты это…, то я тогда сразу домой! – Ну, что ты, дочка, я погожу маленько. Погуляем сперва, пройдемся … до гастронома. Стоя на пороге больничной палаты, Олеська растерянно крутила в руках мятый листок в клеточку. Пятый этаж, терапевтическое отделение, восемнадцатая палата с четырьмя какими-то пожелтевшими скелетами. А где ж отец? Наверное, она что-то не так записала. – Доченька, – еле слышно прохрипел близлежащий скелет. – Ну, ни хрена себе, – оказывается, она уже минут пять топчется возле его койки, – допился папенька! – Не он один, все тут допились, голубчики, – отчетливо произнес над Олеськиным ухом резкий женский голос – тот самый, из телефонной трубки. – Здравствуйте, – оглянувшись, Олеся зафиксировала в поле зрения огромное пузо, обтянутое грязно-белой материей, со сложенными на нем руками в ярко-оранжевых резиновых перчатках. Гигантских размеров тетка в несвежем халате оказалась санитаркой Таисьей Ивановной. – Мамаш, – жалобно окликнул тетку носатый очкастый скелетик возле окна, – мне б памперс сменить. – Ну, что ты будешь делать, опять обосрался, гаденыш, – санитарка склонилась над несчастным очкариком, – я ж тебя меняла час назад. – Вот, гляди, дочка, – Таисья Ивановна энергично намыливала причиндалы засранца над подложенной под тощую жопу больничной уткой, ¬ двадцать восемь лет – и уже цирроз! – Кошмар какой, – Олеська стыдливо отвела глаза в сторону, – а у моего что? – У твоего, как и у всех – синькой траванулся, гад, – санитарка с громким скрипом отлепила полоски-застежки нового памперса для очкарика, – но жить будет, хоть и вдвое старше этого помирашки. – Только ты это, забери отца домой поскорей, – добавила Таисья Ивановна, – уход ему требуется, не жрет ведь ничего уже неделю, воду только дует. Откармливать надо: супчиками, кашками жиденькими. – Ни за что! – маменькины безумные глазки отчаянно забегали из стороны в сторону, – он меня бросил, от алиментов всегда укрывался и … и… собственную мать сдал умирать в дом престарелых, пусть он сам теперь попробует так же, вот! – Так ты хочешь, чтобы он кони двинул? – изумилась Олеська, – нет, я все понимаю: пил, гулял, ушел, алименты зажал… Как хочешь, но я так не могу – он там загибается, а мы тут сидим и ничего не предпринимаем. – Ладно, забирай, но я к нему никогда не подойду! И вообще, держи его в своей комнате, чтобы я не видела и не слышала! Отец с пультом от телека в руках комфортно расположился на Олеськином диване. Сама она теперь спит посередине комнаты на походной раскладушке. На тумбочке вместо Олеськиной косметики лекарства для отца. Рядом на стуле – Олеська с тарелкой каши. Кормит папу с ложечки, как маленького. – Какая же ты у меня хорошая, добрая, – Антон Анатольевич глядит на склонившуюся над ним дочь преданными, как у собаки, глазами, – если бы не ты, я бы сдох, наверное. – Не болтай,– обрывает его Олеська, не привычная к подобным родительским нежностям, – лучше овсянку давай жри, тебе надо поправляться! Ближе к полуночи включенный на полную катушку телевизор начинает конкретно раздражать. – Отец, выключи его, или хотя бы сделай потише! – Я люблю, когда погромче! – Ты что, не понимаешь? Спать давно пора! – Да не хочу я спать, – папаша либо не въезжает, либо прикидывается дебилом, – я днем выспался. – Ах, ты выспался?! – Олеська вскакивает с раскладушки и выхватывает из рук у отца пульт, – а я днем вкалывала, и завтра со сранья мне опять на работу! Отец ворчит, что так и знал: стоит сделаться старым, больным, беззащитным, так все норовят обижать-притеснять. Под его монотонный гундеж Олеська вырубается. В пять утра она пробуждается от диких папашиных воплей. – Олеська, еб твою мать, что за хуйню ты тут раскидала на дороге?! Поссать сходить невозможно! Включает свет и видит застрявшего в проеме балконной двери папашу со спущенными штанами. – Какого хрена тебя понесло ссать на балкон, – Олеська срывается с громкого шепота на истошный крик, – и какого хрена ты обоссал мои шмотки?! – Прости, доченька, я перепутал, – осознав масштабы провинности, отец пытается исправить ситуацию, отряхивая вонючую влагу с вывешенной на балконе для проветривания дубленки, – у нас в больнице с этой стороны туалет был. В то утро Олесе так и не удалось больше поспать. Битый час она с тряпкой в руках промучилась в ванной, спасая обоссанные зимние сапоги и дубленку. Другой битый час провела лежа на раскладушке и размышляя, какие еще проблемы могут ожидать в ближайшем будущем такую жалостливую идиотку, как она. Собираясь на работу, установила возле дивана пластмассовое ведро с крышкой. – Значит так: ссать и срать будешь сюда, жрачку я тебе на тумбочке оставила. Нехуй тебе по хате шароебиться! Я тебя на ключ в комнате закрою, а то еще к матери попрешься отношения выяснять. – Да на черта она мне нужна – карга старая, – возмущенно заголосил Антон Анатольевич, – я ж в последнее время твоих ровесниц ебу! И не буду я сидеть под замком, как арестант! – В последнее время ты ебешь мои мозги, – отозвалась Олеська, – поэтому сидеть будешь там, где я укажу! ¬ Опять твоя чокнутая мамаша чего-то спалила, – встречает выходящую из лифта Олесю соседка с верхнего этажа, – давай определяй её в дурку срочно, а то я в милицию звонить буду! Вонища из-за двери жуткая. То ли горелой резиной, то ли еще чем похуже. Мать такое не устраивает, она обычно ветки какие-то над газом жжет, а не резину. Да и вообще не должна она вроде бы сейчас дурить, вполне себе в разуме, никаких намеков на обострение. В прихожей воняет еще хуже – аж глаза слезятся. Под запертой дверью Олеськиной комнаты суетится мать, прижимая к носу мокрое кухонное полотенце. – Тоша, я здесь, рядом! Что ты там натворил? Говори ¬ не молчи! – Да пошла ты на хуй, дура старая, – доносится из-за двери, – Олеська! Олеська, еб твою мать, где ты, сучка, ходишь?! Картина за дверью открылась достойная пера художника. У выхода из комнаты валялся на полу папенька опять-таки со спущенными штанами, выставив на обозрение костлявую голую жопу, перемазанную в говне. Посреди комнаты красовалась за каким-то хреном вытащенная из шкафа дачная электроплитка. Пластмассовое ведро с дерьмом медленно и торжественно, словно огромная новогодняя свеча, оплавлялось на раскаленной докрасна спирали. Рядом с ним ярко полыхала раскупоренная пачка салфеток, которыми старый алкоголик, по всей видимости, пытался подтереть задницу. Ломанувшись вырубать плитку и тушить ведро и салфетки, Олеська в спешке не только обожглась, но и от души перепачкалась в папашином дерьме. Еле сдерживая рвотные позывы и сбивая с ног мать, замершую с отвисшей челюстью на пороге комнаты, Олеська помчалась в ванную – блевать и отмывать обожженные руки от говна. – Олеська, сучка, больно, – взвыл Антон Анатольевич, отчаянно тряся рукой, которую нечаянно придавила дочка острым каблучком, – а ты что расселась, дура старая, помоги уже подняться и переодеться! Основательно проблевавшись и трижды вымыв с мылом обожженные руки ледяной водой, Олеська выползла из ванной и услышала, как её матушка вполне мирно беседует с бывшим мужем. – Мать, ты прости, я ж не нарочно. – Ну, что ж я не понимаю что ли. Ну, бывает. Больной человек… Сразу раздумав возвращаться в комнату, Олеська сворачивает на кухню. Дрожащими руками заваривает себе чаю покрепче. Отхлебнув глоток, произносит «ну, его на хуй» и лезет в буфет за заныканной между пакетов с крупой бутылкой вина. Торопливо откупоривает её и делает несколько больших глотков прямо из горлышка. Затем вынимает из кармана мобильник и набирает номер своей лучшей подруги. – Ты знаешь… Да, нет, мать не дурит, скорее наоборот. И вообще, матушкины весенние обострения – это все цветочки, вот мой папаша… Теги:
-1 Комментарии
#0 14:53 03-04-2008МУКА ЛУДИЩЕВ
Для психов и конченных алкашей надо бы ввести эвтаназию. Причем не добровольную, а по приговору консилиума врачей и родственников. На хрен эвтаназию! Пусть помучаются, как всю жизнь других мучали! Ну и что ? Зато у меня теперь полный комплект родителей - мамочка и папочка. Никто не помер. Н-да-а-а-а-а... Здоровьичко-то оно ВСЕМ дороже всего... Это Хорошо, когда ещё никто не помер. Этта точна нее им нужно делать мучительную эвтаназию Ваще-та "эвтаназия" в переводе с греческого означает "Хорошая смерть". Так что мучительная смерть не может называться эвтаназией. Почему в России так любят всяких уродов? Лечат наркоманов, уступают место в автобусе алкашам, подают бомжам, жалеют блядей с десятком выблядков? Почему в России нормальным, честным, порядочным людям живется плохо? Почему приличный образованный человек не может честно работать и зарабатывать на жизнь себе и своей семье? Россия что - страна для воров и пьяниц? Только им здесь хорошо живется. Мой дед по материнской линии оставил мою бабушку с 12-летней дочерью - моей мамой. Он пил последние пять лет и бабушка была рада, что развелась с ним. Алиментов дед не платил, и вообще ни разу за 40 лет не появился на горизонте. Бабушка слышала, что он второй раз женился, но где и как жил ничего не знала. И вот, после 40-летнего отсутствия он объявился. Заявил, что хочет видеть внука, то есть меня, и чтобы дочь за ним старым и больным алкашом ухаживала. Вторая жена его также бросила, и он загибался в коммуналке. Один раз я съездил к деду познакомиться. Мама его знать не хотела. Больше мы с ним не общались. Через пару месяцев позвонил участковый и сообщил, что дед умер и необходимо его похоронить. Поскольку других родственников, кроме дочери и внука у него нет. Мы написали отказ от похорон, и деда закопали за государственный счет в фонерном гробу. Как собаку. Я и сейчас уверен, что поступил правильно. "Какой меркой мерите, такой и вам отмерится" (с) "И если платить добром за зло, то чем тогда платить за добро?" (с) да, это пиздец конкретный Все больные. Все. прокурорская морда 20:09 03-04-2008 Сначала я думал как ты. Сейчас думаю, что надо бы по-другому. Это ведь делается не "для него", а для себя. Всем спасибо. Файку отдельное. Ты первый, кто думает по-другому. а хули смешно...про хоспис к бате на могилку захотелось харашо там А я батю закодировала. Он теперь добрый и вежливый, чтопездец. Вместо того чёб с друзьями зажигать,она полудурка папашу обслуживает!!!!! Молодец телка!!!! Еше свежачок Нашёл груздей я штук семнадцать
А может вовсе не груздей Грибами я решил питаться - Позвав изысканных друзей Поев груздей, друзья как птицы - Вонзились в чёрный потолок Василий стал дурЁн как пицца Олег раздулся сколько мог Семнадцать скомканных деталей Проникли быстро сквозь рассвет Открылись стены, с ними дали, И гор прекрасный силуэт А за горами, зачумлённый , Стоял огромный город Минск И таял в нём я окрылённо И кругл, и гладок был как диск<... Две пощечины…Именно столько получил сегодня студент третьего курса Сергей Лихачев. Одну пощечину ему дала судьба, когда он не вовремя вошел в мужской туалет, дабы спокойно искурить нечто, завернутое в потертую газетную бумагу. Зашел покурить, а увидел свою любимую женщину в крепких, отнюдь не скромных объятиях пятикурсника Скворцова, слывшего первым ловеласом факультета. Любимая женщина объятиям не противилась, и даже была немного раздражена тем, что Лихачеву так не вовремя вздумалось покурить....
Сквозь тоcку и головную боль,
я привычно брёл в родной "Магнит". Вижу на земле пакет лежит с порошком и надпись "Соль". И в обед, когда готовил я еду соль попробовал на кончике ножа, тут же прибежали два ежа и в окно влетело какаду.... Один мой друг ушёл в астрал
И там изрядно подзастрял Проходит час, за ним другой А он обратно ни ногой Летает где-то в одного А тут волнуйся за него Но в целом, судя по лицу Весьма приятно подлецу Его пытались тормошить Сперва пугать, потом смешить Был даже нашатырный спирт Его безмолвствием побит На третий час, открыв глаза Он вздрогнул, пукнул и сказал Четыре слова за труды: Пиздец сушняк.... Ухнув как палач на плахе, встав в балетную фигуру,
Повязав платок цыганский на французский на манер, Ты послала громко нахер эту конченую дуру, Что срывать любила маски и корёжить экстерьер. Например, писать помадой и ключами на машине Ей отнюдь не безразличной и поэтому живой.... |